Текст книги "Ремесло древней Руси"
Автор книги: Борис Рыбаков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц)

Рис. 12. Литейные инструменты.
1 – тигельки для плавки меди: А – Сарское городище, Б – селище Красный Холм;
2 – льячки: А – Красный Холм, Б – Березняки, В – Сарское городище;
3 – пробные литейные формы: А – Сарское городище, Б – Дьяково городище.
Сосуществование каменных литейных форм стандартного образца с виртуозной техникой воскового литья и отсутствие готовых отливок с этих форм заставляют предположить, не являлись ли они необходимым звеном в сложном литейном процессе? Возможно, что каменные формочки существовали для пробных отливок. При господстве литья по восковой модели, когда мастеру особенно важно было знать качество литья (так как глиняная форма, полученная с восковой модели, уничтожалась при извлечении из нее отливки), он мог произвести пробную отливку в разъемную простую каменную форму и почти немедленно определить степень проникаемости металла в тонкие лучи формы. Получив удовлетворяющее его качество расплавленной массы, он мог уверенно наливать металл в сложную глиняную форму для настоящего изделия. Экспериментальные отливки в каменной пробной формочке по миновании надобности переплавлялись снова в тигле. Пробные каменные формочки найдены только в районах литья по восковой модели. Металл плавится в маленьких глиняных тиглях. Для разлива горячего металла служили глиняные льячки, насаживавшиеся на деревянную рукоять. Льячки являются одной из самых частых находок литейных инструментов на городищах, а позднее – в могильниках.
Обзор погребений с литейными инструментами приводит к очень интересному выводу. Оказывается, что во всех случаях (когда удается определить пол погребенных) литейные инструменты сопровождают женские погребения[193]193
Подболотьевский могильник, погребение № 69; Максимовский могильник, погребение № 5 (Коллекции ГИМ).
В мордовских могильниках принадлежности литейного дела сопровождают женские могилы и в более позднее время. Может быть, того же порядка явление имело место в позднем можайском кургане XIII в. близ с. Митяева, где литейные формы (редкость для курганных инвентарей) найдены в погребении девочки. – А.В. Арциховский. Митяевские литейные формы. – «Техника обработки камня и металла», М., 1930, стр. 121–125, табл. IX.
[Закрыть]. Особенно показательны данные Березняковского городища. Там наряду с жилыми домами существовали особые мужские и женские дома. В Березняковском «гинекейоне» найдено большое количество веретенных пряслиц, игл и точилок для них, свидетельствующих о посиделках с прядением и шитьем. Там же найдена единственная литейная форма и две льячки для металла (из общего числа трех)[194]194
П.Н. Третьяков. Ук. соч., стр. 57. – Третья льячка найдена в кузнице.
[Закрыть].
Эти данные доказывают, во-первых, что литьем занимались женщины, а, во-вторых, то, что у самих женщин не было специального литейного горна, а пользовались они горном кузницы. Женщины сами готовили себе украшения, так же как сами вышивали узоры на одежде. Кстати, не удастся ли со временем наметить связь между техникой воскового вязанья из провощенных нитей (для литейных моделей) и техникой женских вышивок и плетений? Географическое совпадение района литья по плетеным моделям с районом литейных инструментов в женских погребениях несомненно.
До тех пор, пока речь шла о выделке не имевших хозяйственного значения украшений из меди, литейное дело оставалось на положении женского рукоделия. Появление в VIII в. специальных погребений женщин-литейщиц ставит нас перед началом интереснейшего процесса – выделения женского ремесла, – который продолжался около двух столетий, но ощутительных результатов не дал. Отсутствие особых плавильных печей у женщин принуждало их или пользоваться несовершенными домашними печами (около которых и позднее встречались тигельки и льячки), или прибегать к горну в кузнице.
Дальнейшее течение этого процесса не имело будущего. Или женщины должны были уступить первенство мужчинам, кузнецам, или из числа всех женщин поселка в наиболее привилегированном положении должны были оказаться женщины из семейства кузнеца; оба пути вели к слиянию (или к содружеству) литейного дела с кузнечным.
В этом отношении интересна серия предметов, появляющихся около X века в этих же славяно-чудских районах и представляющих сочетание кузнечного и литейного дела. К ним относятся, например, стальные (?) кресала с наглухо приклепанными узорными бронзовыми рукоятями с изображениями животных. Рукоять огнива обычно представляет собой сложную композицию. Мы встречаем здесь козлов, коней, змей, двух борющихся медведей, огромных хищных птиц, клюющих человека в голову, и другие сюжеты[195]195
Н.Е. Бранденбург. Курганы Южного Приладожья. – МАР, СПб., 1895, № 18; В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ. – МАР, СПб., 18, № 28, табл. VII, рис. 15; А.А. Спицын. Археологический альбом. – ЗОРСА, т. XI, стр. 237, рис. 23 и 24. – Спицын датирует их X в.; Г.П. Гроздилов. Раскопки в с. Челмужи. – «Археологические исследования РСФСР в 1934–1936 гг.», М.-Л., 1941, т. III, рис. 11. – Кресало датировано монетами второй половины X в.; Н.Ф. Беляшевский. Курган-могикан на территории Киева. – «Археологическая летопись Южной России», Киев, 1903, № 6, табл. II. – Кресало чердынского типа найдено с русскими дружинными вещами в X в. Это самая южная находка подобного рода. Несколько кресал такого же рисунка, происходящих из Чердыни, хранится в ГИМ.
[Закрыть].
Вторым примером может служить прекрасной работы декоративный топорик из Старой Ладоги. Небольшое железное (стальное) лезвие топора оправлено в фигурный бронзовый обух, литой по сложной восковой модели. На боковинах – стилизованные изображения львов или барсов, на тыльной стороне – драконы[196]196
W. Rawdonikas. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet, Stockholm, 1930, рис. 5. Дата топорика – X в.
[Закрыть].
Техника воскового плетения никогда не встречается в таких биметаллических изделиях. Все эти вещи, сделанные из двух металлов, требующих совершенно различной техники обработки – кузнечной ковки (и, может быть, даже закалки), с одной стороны, и литья по восковой модели – с другой, объединены единством замысла и выполнения. Такое производственное единство возможно лишь тогда, когда и ковка железа и литье бронзы сосредоточены в руках одного мастера или, по крайней мере, в пределах одной мастерской. Этой мастерской могла быть только кузница. Таким образом, ковано-литые железно-бронзовые вещи, появляющиеся в IX–X вв., свидетельствуют о прекращении «матриархальной» монополии на литье.
Очень вероятное слияние функций кузнеца и литейщика в одном лице на первый взгляд кажется историческим парадоксом: прогрессом является не специализация отдельных производственных действий, а, наоборот, совмещение их. Но парадоксальность здесь только кажущаяся, так как переход литейного дела из гинекейона в кузницу означал в то же время превращение женского домашнего рукоделия, стоявшего на одном уровне с вышиванием и вязаньем, в настоящее ремесло, пусть на первых порах и дополнительное к основному – кузнечному.
Может быть, в свете приведенных соображений и следует рассмотреть замечательное в истории раннего ремесла погребение № 2 Подболотьевского могильника, относящегося к X в. (рис. 13)[197]197
В.А. Городцов. Ук. соч.
[Закрыть].

Рис. 13. Вещи из погребения кузнеца X в.
В одной могиле здесь найден прекрасный набор кузнечных инструментов: наковальня пирамидальной формы, молот, молоток-секач клещи большие, зубила. Кроме того, найдены предметы кузнечной продукции: копье, топор, нож. В могиле обнаружены и литейные инструменты: льячка с носиком для слива и пробная литейная форма из камня, а также богато представлена литейная продукция: шумящие подвески, височные кольца, браслеты, пряжки. Как бы ни толковать наличие женских вещей в могиле мужчины-кузнеца, но тесная связь кузнечного и литейного дела в этом муромском погребении X в. несомненна[198]198
Наличие женских вещей в мужских могилах В.А. Городцов объясняет посмертным даром вдовы умершего. Такой обычай прослежен им по этнографическим данным. Было бы интересно установить, что погребение № 2 Подболотьевского могильника представляет собой сочетание вещей кузнеца и его жены. Наличие женских украшений в могиле кузнеца может быть объяснено и тем, что они положены туда как образцы его литейно-ювелирной деятельности.
[Закрыть].
Кроме литейной техники, при изготовлении украшений применялись ковка и расплющивание тонких металлических листов. Ближе к Балтийскому морю для этих целей применялась медь, а на Оке преимущественно серебро. Кованая проволока (волочение проволоки не было еще известно) разных диаметров применялась для гривен, браслетов, височных колец. Из тонких металлических листов нарезались трапециевидные пластинки-подвески, широко распространенные с V по XI в. Особой сложности требовало изготовление круглых пластинчатых фибул окского типа.
Для всех перечисленных поделок требовались специальное техническое оборудование, опыт и уменье. По сравнению с ковкой и плющением металла, литье представляется легким и простым. Стандартность и устойчивость типов изделий, находимых в окских могильниках, привели П.П. Ефименко к выводу о выделении специалистов-ремесленников в рязанском течении Оки еще до VI в.[199]199
П.П. Ефименко. К истории Западного Поволжья в первом тысячелетии н. э. по археологическим источникам. – «Сов. археол.», 1937, № 2, стр. 45.
[Закрыть]
В Верхнем Поволжье и Верхнем Приднепровье этот процесс проходил несколько позднее.
Вся производственная деятельность родовых поселков лесного севера, за исключением обработки металлов, выражалась в форме домашней промышленности. Ткачество, обработка дерева и лепка глиняных горшков, все это в северных районах долго не выделялось в ремесло. Из перечисленных производств ранее других превращается в ремесло гончарное дело.
Классификация дьяковской керамики, произведенная П.Н. Третьяковым, дает такую картину:
1) ранняя керамика (первого тысячелетия до н. э.) груба, толстостенна, форма сосудов – баночная. Первоначально почти сплошь была орнаментирована, но со временем орнамент исчезает. Внешние стенки горшков зачастую покрыты отпечатками ткани. Происхождение этих отпечатков спорно[200]200
М.В. Воеводский. О гончарной технике первобытно-коммунистического общества. – «Сов. археол.», 1936, № 1, стр. 73.
[Закрыть];
2) в I IV вв. н. э. глиняные изделия неуклонно грубеют, орнамент исчезает, к тесту примешивается дресва;
3) в IV VI вв. керамика становится особенно толстостенной и грубой. Форма сосудов – баночная, с расширенным днищем. В некоторых городищах встречается черная лощеная керамика южных типов[201]201
П.Н. Третьяков. Ук. соч., стр. 54.
[Закрыть].
Керамика полей погребальных урн, сопок, длинных курганов и городищ VI–IX вв. вся лепная (ленточным способом) из грубого теста с примесями, плохого обжига и асимметричной формы. Постепенного перехода от ручной лепки к гончарному кругу, какой наблюдался на материалах Гочевского городища, здесь уловить нельзя. Грубая лепная керамика даже в городском быту доживает до IX–X вв., сосуществуя в это время с гончарной[202]202
В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ. См. раздел «Гончарные изделия Гнездовских курганов»; А.В. Арциховский. Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской землях. ПИДО, 1934, № 1; В.И. Равдоникас. О возникновении феодализма в лесной полосе Восточной Европы, Л., 1934, стр. 120 (о лепной керамике в Старой Ладоге); Н.Н. Чернягин. Раскопки во Пскове. – «Археологические исследования в РСФСР в 1934–1936 гг.», М.-Л., 1941, стр. 31; А.Н. Ляўданскi. Археолёгiчны досьледы у Полацкай акрузе. – «Працы Археол. камiсii БАН», Менск, 1930, т. II, стр. 195; Его же. Археолёгiчныя досьледы ў вадазборi Дняпра, Сожа i Касплii. – Там же, стр. 307, табл. X, М.К. Каргер. К вопросу о Киеве в VIII–IX вв. – КСИИМК, 1940, вып. VI.
[Закрыть]. Гончарные клейма появляются только около середины X в.[203]203
В.И. Сизов. Ук. соч., табл. III.
[Закрыть]
Выделение гончарного ремесла падает на эпоху зарождения и развития городов – IX–X вв. и, возможно, связано именно с городским хозяйством. В деревне гончарный круг появляется несколько позднее (X–XI вв.) и, очевидно, под влиянием города. Гончарный круг на севере появляется внезапно, без промежуточных стадий. Только на юге, в области роменской культуры, между ручной лепкой и формовкой на круге существует промежуточная стадия в виде круглой нецентрированной подставки, которая еще не является признаком выделения гончаров-специалистов. Может быть, это объясняется территориальной близостью роменской культуры к районам старого бытования гончарного круга, а может быть недостаточной исследованностью северной керамики VII IX вв.
Крупнейшим явлением, оказавшим влияние на развитие раннего русского ремесла, было возникновение города как новой социально-экономической категории. Пути создания русских городов были различны. К сожалению, ранняя история их совершенно не исследована[204]204
Д.Я. Самоквасов. Древние города России, СПб., 1873; А.Н. Лявданский. Некоторые данные о городищах Смоленской губернии, Смоленск, 1926; С.В. Киселев. Поселение. – ТСА РАНИОН, М., 1925, т. II, стр. 35–68; Н.С. Державин. Из истории древнеславянского города. – ВДИ, 1940, № 3–4.
[Закрыть], да и самый основной источник – городище – надлежащим образом не изучен. Часть городов возникла путем разрастания укрепленных поселков, развития на них различных производств. Выделение ремесла в таком случае было решающим фактором превращения большого поселка в город[205]205
Значительно позднее таким путем возникали эмбрионы городов – «рядки» XVI–XVII вв.
[Закрыть]. В качестве примера можно привести городище Сарское у с. Деболь, являвшееся, по всей вероятности, предшественником Ростова[206]206
Д.Н. Эдинг. Сарское городище, Ростов, 1928. – В 1216 г. упомянуто в летописи уже как городище, т. е. бывший город (Воскресенская летопись, 1216 г.).
[Закрыть].
Древние валы ограждают большую площадь (около 10 000 кв. м). Рядом с городом возник могильник VII–VIII вв., одновременный основному слою городища. В могильнике есть погребения ремесленников. На городище найдено много предметов, относящихся к различным производствам VII–VIII вв.: 1) к прядению (пряслица), 2) к обработке дерева (скобели, топоры), 3) к обработке кожи (пестик для втирания краски), 4) к литью меди и серебра (медные шлаки, тигли, льячки, литейные формы, слитки серебра и бронзы), 5) к кузнечному делу (железные шлаки, крицы, кузнечные клещи), 6) к гончарному делу[207]207
Д.Н. Эдинг. Ук. соч., стр. 50–55. – Несколько позднее на Сарском городище появилось сложное ремесло гребенщиков, изготовлявших костяные гребни (стр. 88, рис. 9).
[Закрыть].
Сарское городище и по своим размерам, и по разнообразию представленных на нем производств существенно отличается от более ранних маленьких укрепленных поселков этих мест[208]208
П.Н. Третьяков. Ук. соч., стр. 93.
[Закрыть].
Другим путем возникновения города был путь через боярскую или княжескую усадьбу, когда крепость (иногда поставленная даже в стороне от более древнего поселка), быстро превращалась в сложный хозяйственный комплекс, в котором очень видную роль занимали многочисленные ремесленники. В очень красочный форме основание такого княжеского города, в который стекаются со всех сторон ремесленники, описывает в известной фразе Ипатьевская летопись под 1259 г., говоря о построении Холма. Когда прибыли различные мастера, тогда в городе «бе жизнь».
Время возникновения владельческих поселений не всегда улавливается, так как для такого определения социальной сущности каждого городища необходимы очень широкие раскопки его. Для южных лесостепных городищ М.И. Артамонов считает возможным говорить о VIII в.[209]209
М.И. Артамонов. Саркел и некоторые другие укрепления северо-западной Хазарии. – «Сов. археол.», 1940, № 6, стр. 164.
[Закрыть]
Для среднего Приднепровья возникновение городов как укрепленных поселков с сильной прослойкой ремесленного населения, по всей вероятности, нужно относить к значительно более раннему времени, но твердых оснований для этого нет. Приведу некоторые косвенные соображения. В отличие от лесного севера, где долгое время преобладали небольшие поселки в 5-15 дворов, на юге рано возникают огромные поселения, кладбища которых насчитывают по 1000 и более курганов. В распоряжении полян находились как скифские системы укреплений («Змиевы валы»), так и большие скифские городища. Некоторые из них были заселены и в VI–VIII вв. (напр., Пастерское городище и др.). Переход южного земледельческого населения к городскому быту был облегчен наличием готовых земляных укреплений, расположенных среди черноземной лесостепи на берегах Днепра, Роси, Ворсклы и их притоков. В Киевском Полесье характерной чертой возникновения известных нам по летописи городов является слияние воедино нескольких (от 3 до 7) небольших родовых поселков, расположенных гнездом бок о бок друг с другом (Искоростень, Киев и др.).
К сожалению, археологические работы по детальному изучению ранних поселений Среднего Днепра только начаты и не дали пока никаких ощутительных результатов[210]210
Славянская (Днепровская) экспедиция 1940 г. – КСИИМК, 1941, вып. X.
[Закрыть].
4. Южные и восточные связи славян VI–IX вв.
Постепенное складывание культуры Киевской Руси знает периоды соприкосновения с высокоразвитыми культурами крупных мировых держав (Рима, Халифата, Византии). Один из таких периодов падает на VIII в., когда в ремесленной продукции Приднепровья ощущается идущая с юго-востока струя художественного и общекультурного влияния после сасанидского Ирана, завоеванного в это время арабами.
К сожалению, небогатая историография этого интересного вопроса стоит на норманнистической позиции, считая, что появление восточных вещей в русских областях относится к IX в. и связано исключительно с походами скандинавских викингов[211]211
T.J. Arne. La Suède et l’Orient. Etudes archéologiques sur les relations de la Suède et de l’Orient pendant l’âge des vikings, Upsal, 1914.
[Закрыть].
В сочетании с расширенным пониманием готской культуры, к которой причисляли выемчатые эмали (датировавшиеся VI–VIII вв.) и лучевые фибулы (VI–VII вв.), у норманнистов получалась непрерывная цепь культурных воздействий скандинавов на русские области. Согласно этой теории, в IX в. готов сменяют варяги, которых сторонники норманнистов считают создателями культуры Киевской Руси и проводниками ирано-арабского и византийского влияния в Восточной Европе.
Обратимся вновь к анализу археологических фактов. Ранние связи с Византией, установившиеся в VI в., не дали никаких следов влияния византийской культуры на приднепровских славян. Несколько более тесные взаимодействия установились тогда же в юго-восточном направлении на нижний Дон и Боспор.
В Восточную Европу попадали отдельные византийские вещи: в VI в. в качестве добычи, а в VII в., возможно, и торговым путем через возродившийся к этому времени Херсонес. Эпохой расцвета торговли Византии с Приднепровьем и даже с отдаленным Прикамьем нужно считать VII в., точнее – время императора Ираклия (610–641)[212]212
Maculevič. Argenterie byzantine en Russie. «Orient et Byzance», t. V, Paris, 1929; Л.А. Мацулевич. Византийский антик в Прикамье, вып. I, М.-Л., 1941. Клады в Малой Перещепине и Новых Санджарах на Полтавщине, Нескрибовке близ Днепропетровска и Келегейских хуторах на Нижнем Днепре. Кроме вещей константинопольских мастерских, в эпоху Ираклия в большом количестве проникали на север византийские монеты, возможно, чеканившиеся в Херсонесе (См. N. Bauer. Zur byzantinischen Münzkunde des VII Jahrhunderts. – «Frankfurter Müdzzeitung», 1931).
[Закрыть]. Движение болгар во второй половине VII в. в пределы Византии временно закрыло от Восточной Европы этот источник дорогих художественных изделий, а последовавшая затем эпоха внутренних смут и внешней слабости империи надолго прекратила ее связь с Приднепровьем. Сами византийские императоры во время междоусобиц ищут убежища на севере, у хазар (Юстиниан II в 695 г.), и роднятся с хазарскими каганами. Возникновение хазарского каганата должно было неизбежно сказаться на усилении юго-восточных связей Приднепровья. Очень показателен в этом отношении состав известного Перещепинского клада 1912 г.[213]213
А.А. Бобринский. Перещепинский клад. – MAP, П., 1914, № 34.
[Закрыть]
Наряду со старыми сасанидскими и византийскими вещами IV – начала VI вв. (блюда Шапура II – 309–379 гг. и епископа Патерна из Томи – 520-е гг.), отражающими эпоху первых антских походов на Византию и, в частности на город Томи, в кладе много византийских вещей конца царствования Ираклия (629–641). Таков, например, умывальный прибор из нескольких предметов. Византийские монеты с отверстиями доходят до 641–668 гг., что позволяет относить время зарытия клада к концу VII в., ко времени прекращения связи с Византией.
Кроме чуждых иранских и греческих изделий, в клад попало множество вещей местного изготовления. К ним относятся оружие (меч и топор), псевдопряжки, рельефные украшения сбруи, покрытые листовым золотом и украшенные вставками из цветных камней[214]214
Л.А. Мацулевич. Псевдопряжки Перещепинского клада. – «Seminarium Kondakovianum», т. I, 1928.
[Закрыть], и застежки. Среди них есть портупейные застежки с гантелевидными перекладинами, которые А.А. Спицын считал характерными для древностей антов. Правда, они встречены на более широкой территории, но часты и на Днепре. Впервые они появляются с монетами Аркадия (395–408)[215]215
ИАК, 1908, вып. 30, стр. 108, табл. V, рис. 10. – Вместе с застежками появляются наконечники пояса с личинами. – Там же, рис. 11.
[Закрыть]; щиток у ранних застежек прямоугольный с двумя отверстиями для гвоздей. С монетами Юстиниана (527–565) встречается другой тип – с округлым щитком и узорной прорезью[216]216
ИАК, 1906, вып. 19.
[Закрыть]. Позднее, в VII в., вырабатывается тип застежки со щитком характерной геральдической формы[217]217
ИАК, 1907, вып. 23. – В.В. Саханев. Раскопки на Сев. Кавказе в 1911–1912 гг., рис. 3 и 9; застежки найдены на прямом длинном мече. В этом же погребении – удила и стремена, дата – VII в.; ИАК, 1914, вып. 56. – Вместе с застежками встречаются пряжки с таким же геральдическим щитком и наконечники поясов с прорезными личинами.
[Закрыть].
Перещепинские застежки (от портупеи меча) замыкают этот эволюционный ряд, представляя собой разновидность геральдического щитка, осложненного крупными декоративными шариками, позолотой и каменной вставкой вместо прорезов. Несмотря на пышность отделки, перещепинские застежки тесно связаны с местным днепровско-черноморским типом, эволюционировавшим здесь с V по VII в. Различие простых медных застежек, находимых в погребениях простых дружинников VII в., и однотипных, но роскошных вариантов в княжеской сокровищнице, не говорит ли о существовании мастеров, состоявших при неизвестном нам, но, несомненно, богатом князе, зарывшем близ Полтавы сундук с вещами, накопленными несколькими поколениями.
Наличие местных мастеров в составе княжеского двора конца VII в. подтверждается местными типами посуды. В кладе имеется 11 золотых кубков более грубой работы, чем цареградские или иранские изделия. В пользу их местного, а не иранского производства говорит то, что эти дорогие сосуды из золота значительно примитивнее, чем иранские изделия из серебра. У мастера перещепинских кубков не чувствуется умелой уверенной руки: он как бы вновь работал на дорогом материале, не вполне осознавая его цену. Как в общей форме их, так и в орнаментике чувствуется подражание восточному серебру сасанидской, а, главным образом, послесасанидской эпохи VII–IX вв., образцы которого как раз в это время начинают проникать как в Хазарию, так и в Приднепровье[218]218
А.А. Бобринский. Перещепинский клад. – Кроме блюда Шапура, есть более поздняя ваза с чеканными изображениями; Я.И. Смирнов. Восточное серебро, СПб., 1909, № 76 – красивая серебряная ваза, узкая с фестонами, украшенными чеканным орнаментом, найдена на Волыни (в восточной части, ближе к Киевщине); № 77 – аналогичная ваза, найдена близ Вислы; № 80 – высокий кувшин с изображениями жриц в легких одеждах, найден в верховьях Северного Донца; № 83 – кувшин с изображением иранского Сенмурва (русского Симаргла), найден также в верховьях Донца. В результате получается узкая полоса кладов иранского серебра VII–IX вв., идущая вдоль лесостепи.
[Закрыть]. Форма кубков очень близка к форме иранского кубка с изображением козлов[219]219
Я.И. Смирнов. Ук. соч., № 109.
[Закрыть]; различие только в поддоне. Расчеканка лепестками нижней округлой части тулова кубков неоднократно встречена в восточном серебре[220]220
Там же, № 20, 42, 46.
[Закрыть]. Орнамент в виде розеток (кубок № 13) очень част на сасанидских изделиях[221]221
Розетки, близкие к перещепинским, есть и на донецком кувшине и на волынской чаше.
[Закрыть]; плетенка имеет аналогии в ряде сосудов[222]222
Я.И. Смирнов. Ук. соч., № 154 и др.
[Закрыть]. Полнее представлены иранские аналогии перещепинским кубкам со стилизованным растительным орнаментом[223]223
Кубки № 23 и 25. Аналогичные изображения см.: Я.И. Смирнов. Ук. соч., № 117, 109, 89, 85 и др.; И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл, М.-Л., 1935, табл. 53, 56.
[Закрыть].
Приведенные аналогии из иранской торевтики VI–VIII вв. убеждают в том, что мастеру были известны иранские вещи. Начало проникновения иранского серебра в Приднепровье относится ко времени, весьма отдаленному от времени появления варягов в составе приднепровских дружин.
Вслед за отдельными дорогими вещами княжеского обихода в Приднепровье, Подонье и далее на север начинают проникать бронзовые и серебряные поясные бляшки и пряжки. Округлые и сердцевидные бляшки окаймлены характерными ободками из чередующихся продолговатых и круглых бусинок. Поле внутри такой бисерной каймы занято сочным и мясистым изображением дерева, цветка или листьев. Близость растительного орнамента бляшек к орнаменту серебряных сосудов указана Я.И. Смирновым[224]224
Я.И. Смирнов. Ук. соч., предисловие, стр. 8, см. табл. XCII и CXVI.
[Закрыть].
В верховьях р. Оскола раскопан курган дружинника, похороненного в кольчуге, шлеме и с поясом, украшенным серебряными и золотыми бляшками, с орнаментом в виде плодов, листочков, бисерных нитей и переплета[225]225
OAK за 1869 г., стр. XXI; ЗОРСА, СПб., 1895, т. I, стр. 135–136 (Бирючинский уезд, Воронежской губ., Старо-Ивановская волость).
[Закрыть]. Погребение датировано византийскими монетами VIII в. (Анастасия – 713–716 гг. и Льва – 775–780 гг.).
Близ Богучара найдены пряжка и бляхи с кольцами этого постсасанидского стиля[226]226
Альбом рисунков к отчетам Археол. комиссии, СПб., 1906, стр. 16, рис. 83 и 87; ОАК за 1895 г., стр. 54.
[Закрыть]. Очень близка к этой пряжке одна из пряжек Перещепинского клада (641–668)[227]227
А.А. Бобринский. Ук. соч., рис. 57. – Пряжка является одним из ранних представителей этого стиля.
[Закрыть]. Пышно декорированные бляшки найдены в б. Елисаветградском уезде, б. Херсонской губ[228]228
Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. V, табл. XIX, рис. 682, 739–777.
[Закрыть].
Богатый набор бляшек восточного стиля найден на Полтавщине. Образцом восточной индустрии является наконечник пояса из Железницкого клада близ Зарайска[229]229
Коллекции ГИМ в Москве. – Наконечник пояса опубликован А.А. Спицыным («Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении. Рязанская губ.» – ЗРАО, СПб., 1899, т. XI).
[Закрыть]; литая серебряная пластинка обведена по краю бисерным ободком. На позолоченном поле рельефным рисунком выступает интересная трехчленная композиция: слева – дерево с сочными листьями и мощными раскинутыми корнями; в центре – лань, поедающая листья с дерева; справа – лев, готовящийся прыгнуть на лань. Характер ободка и рисунок дерева включают эту замечательную вещь в число лучших находок восточного стиля. Датировать наконечник можно, как и большинство подобных изделий, VIII–IX вв. (рис. 14)[230]230
К другим, более важным для истории русского художественного ремесла вещам этого клада я вернусь ниже.
[Закрыть].

Рис. 14. Зарайский клад VIII–IX вв.
Все перечисленные выше изделия или по месту их нахождения или по сопровождающим вещам связаны с южным степным миром. Большинство их найдено южнее славянских поселений; тем интереснее их продвижение в VIII в. на север. Два случая находки постсасанидских бляшек известны в Гнездове в кладе 1868 г.[231]231
А.С. Гущин. Памятники древнерусского художественного ремесла. Л., 1936, табл. III, рис. 3.
[Закрыть], и в кургане[232]232
В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ., табл. II, рис. 11.
[Закрыть]. Последняя бляшка носит следы утраты характерных черт стиля. Единичные экземпляры были встречены в уваровских раскопках в Суздальской земле[233]233
А.А. Спицын. Владимирские курганы, стр. 132, рис. 47.
[Закрыть]. В непосредственной связи с предшествующим стоит вопрос о происхождении типичных племенных украшений радимичей и вятичей – семилучевых и семилопастных височных колец[234]234
Единственной работой по этому вопросу остается статья В.И. Сизова. О происхождении и характере курганных височных колец преимущественно так называемого московского типа. – АИ и З, 1895, № 6. – Работа А.В. Арциховского («Курганы вятичей») показала чрезвычайно интересную эволюцию височных колец на протяжении XII–XIV вв., но в вопросе происхождения Арциховский опирается только на Сизова. Моя работа о радимичах, кроме установления генетической связи радимичской формы (как более ранней) с вятичской (более поздней), ничего нового не внесла («Радзiмiчы», стр. 90).
[Закрыть]. Ключом к разгадке происхождения этих типов должен явиться Зарайский (Железницкий) клад (рис. 14–15), до сих пор не получивший полного описания.

Рис. 15. Зарайский клад VIII–IX вв.
Клад состоит из следующих предметов:
1) серебряный позолоченный наконечник пояса с изображением дерева, лани и льва[235]235
См. выше. Мотив льва впервые появляется в Восточной Европе после большого перерыва в VII–VIII вв. и с этого времени становится излюбленным в феодальном, а позднее и в народном искусстве. Проводниками восточных сюжетов были иранские и византийские шелковые ткани, в огромном количестве вывозимые на Русь и далее в Западную Европу (где они назывались «русскими»). См. рисунок послесасанидской ткани VIII в. с русской вышивкой на ней XII в. в статье Л.И. Якуниной «Древняя иранская ткань». – ВДИ, 1938, № 1 (2), стр. 104–107. Изображения львов появляются в Перещепинском и Нескрибовском кладах.
[Закрыть];
2) височные кольца с боковым отрогом и гиревидной литой подвеской; их иногда называют серьгами аланского типа; аналогичные височные кольца встречены в кладе Пастерского городища вместе с поздними антропоморфными фибулами VIII в.; с такой же поздней фибулой найдено подобное кольцо с отрогом и гиревидной подвеской в погребении № 55 Суук-Су (VII–VIII вв.)[236]236
ИАК, 1911, вып. 40; ИАК, 1906, вып. 19, рис. 33.
[Закрыть];
3) кованые крученые гривны с грибовидными концами;
4) кованые браслеты с расширенными концами, обычные для древностей VI–VIII вв.;
5) арабские монеты VII–IX вв., позволяющие считать клад зарытым в IX в.;
6) семилучевые и пятилучевые височные кольца с ложно-зерненым орнаментом[237]237
J.K. Aspelin. Antiquité du nord fiano-ougrien, Helsingfors, 1877, fig. 924.
[Закрыть].
Последняя категория вещей должна нас особо интересовать ввиду очень большой близости этих височных колец к радимичским. Оба эти типа височных колец объединены техникой их изготовления и орнаментации. Делались они так: первоначально изготавливалось восковое колечко (из двух половинок), которое оттискивалось на сырой глиняной пластинке. Затем на этой пластинке тонким острием рисовался контур зубцов (а у семилучевых – и часть орнамента внутри зубцов); далее мастер покрывал поле внутри зубцов сплошным наколом притупленного округлого инструмента; в позитивной отливке накол на глиняной форме производил впечатление сплошной зерни. После окончательной отделки на глиняную форму вновь накладывалось восковое кольцо для получения круглой в сечении дужки, в концы лучей вкладывались восковые шарики, накладывалась вторая глиняная пластинка (сырая); все это высушивалось, воск вытапливался, и в форму наливался металл. Одна форма могла служить несколько раз. Доказательством того, что на глину вторично накладывалось восковое кольцо, служит, во-первых, сплющенный при наложении ложно-зерненый орнамент, а, во-вторых, наличие на оборотной стороне рельефной дуги. Те экземпляры, которые не имеют рельефной дуги на обороте, изготовлены упрощенным способом – путем оттискивания готового изделия на сырой глине и отливки в полученную форму. Возможно, что в последнем случае перед нами местное воспроизводство привозного образца. Описанная сложная техника, позволявшая производить несколько отливок в одной форме, совершенно не известна русским областям в VI–VIII вв.
Общий облик Зарайского клада, зарытого в самой северной окраине лесостепи, носит южный степной характер с примесью иранских вещей. Промежуточными звеньями, связывающими Верхнюю Оку с югом, являются погребения кочевника VII–VIII вв. близ Скопина[238]238
П.П. Ефименко. К истории Западного Поволжья…, стр. 46.
[Закрыть], Маяцкое городище на Дону и находки вещей постсасанидского стиля на Дону. Очевидно, этим донским путем и попали южные вещи на Остер.
Определить место производства височных колец Зарайского клада нельзя. Вместе с Сизовым можно предполагать их завозное арабско-иранское происхождение, так как никаких предшествующих местных типов украшений, к которым восходили бы височные кольца, указать нельзя. Они быстро покоряют вкусы русских мастеров и русских женщин, для которых они на несколько столетий стали излюбленным видом украшений.
В X–XII вв. семилучевые височные кольца являются широко распространенным украшением в земле радимичей на Соже, Ипути и Беседи[239]239
Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы. Карта на стр. 98.
[Закрыть], изготовлявшимся в различных местах радимичской земли. Отсутствие вятичских курганов раннего времени лишает нас возможности определить распространение височных колец в X–XI вв., но в XII в. они встречаются на очень широкой территории и являются стойким и надежным этнографическим признаком[240]240
А.В. Арциховский. Ук. соч.
[Закрыть].
Можно ли допустить, что иноземные образцы, будучи завезены на Русь, так строго ограничились в своем распространении только двумя племенами? Изучение самых ранних образцов семилучевых височных колец и главным образом тех, которые отклоняются от стандартной радимичской формы, убеждает в том, что ограничение бытования колец одним-двумя племенами – дело более позднее, а первоначально они могли встречаться независимо от племенных границ у кривичей, северян, радимичей и, вероятно, вятичей.
Целый ряд семилучевых височных колец найден в Смоленской земле. Близ Ельни было найдено семилучевое кольцо с ложной зернью и литой лунницей на конце среднего луча[241]241
В.И. Сизов. Ук. соч., рис. 6.
[Закрыть]. Это кольцо следует причислить к привозным образцам, а не к местному изготовлению. Два семилучевых кольца найдены в самом Смоленске[242]242
Материалы Смоленского музея.
[Закрыть].
На Смоленщине в раскопках Спицына и Эйбоженко встречено семилучевое кольцо, изготовленное по восковой модели (как позднейшие вятичские) и щедро орнаментированное[243]243
Коллекции ГИМ.
[Закрыть].
Близ города Вельска, в с. Горбачеве, в кургане найдены кольца, являющиеся промежуточными между радимичскими и вятичскими (рис. 16). Верхние зубцы у них сходны с зарайскими и радимичскими. Лучи утратили тройные зерна на концах и начинают превращаться в лопасти. Техника – литье по глиняной форме (т. е. близка к зарайской). Это – местное воспроизводство какого-то образца, сходного с зарайским. Любопытно, что местных смоленских ювелиров затрудняла отливка зерни на концах лучей: на левом рисунке металл заполнил всю форму, и зерно получилось на кольце; на правом височном кольце видно, что достаточно было мастеру недогреть металл, чтобы концы лучей получились не тройственными, а округлыми. Возможно, что так, путем упрощения, и возникли округлые лопасти вятичских височных колец, вместо трех крупных зерен их предполагаемого прототипа. Аналогичные горбачевским височные кольца часто встречаются на Десне от Трубчевска[244]244
Материалы Орловского музея.
[Закрыть] до Вщижа[245]245
Раскопки близ с. Пеклина в 1901 г.
[Закрыть], т. е. на пограничье между вятичами и радимичами[246]246
И вятичские и радимичские височные кольца эволюционировали, очевидно, в одном направлении. Поздние радимичские кольца из Гочевского, могильника (где они развивались в особых условиях смешанного по составу населения пограничного городка), относящиеся к XII в., совершенно сходны с височными кольцами вятичей XII в. – Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы, рис. 11 и 15.
[Закрыть].

Рис. 16. Височные кольца X–XI вв. Бассейн Десны и Днепра.
Ранние экземпляры семилучевых височных колец есть и у северян. В Полтаве найден клад, в состав которого входят браслеты зарайского типа, спиральные височные кольца, своеобразная гривна и два семилучевых височных кольца, очень похожих на классические радимичские, но с архаичным признаком – рельефной дугой на щитке, сближающей их с зарайскими (в радимичских курганах рельефная дуга не встречена ни разу). Клад можно отнести к IX в.[247]247
Н.Е. Макаренко. Материалы по археологии Полтавской губ, – «Труды Полтавской Ученой архивной комиссии, вып. V, Полтава, 1908».
[Закрыть]
Семилучевые височные кольца нерадимичского типа встречены вне территории радимичей, кроме того в Истринском районе[248]248
Раскопки К.Я. Виноградова.
[Закрыть], в Суздальской земле, в раскопках Уварова[249]249
А.А. Спицын. Владимирские курганы, рис. 126.
[Закрыть]. Семилучевые неизвестного рисунка были найдены в Липляве, близ Золотоноши[250]250
Вадим Щербакiвський. Лiплявський могильник. – «Niederlův Sbornik», Praha, 1925.
[Закрыть], и в Нежиловичах на Киевщине[251]251
Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы, стр. 146.
[Закрыть].
В отличие от большинства радимичских колец XI–XII вв., гладких и без орнамента, эти ранние типы, широко разбросанные по русским областям в IX–X вв., обычно богато орнаментированы, и почти всегда орнамент воспроизводит зернь. Это сближает первые русские семилучевые височные кольца с их привозными арабскими прототипами VIII–IX вв., судить о которых мы можем по Зарайскому кладу и смоленской находке. При взгляде на карту ранних семилучевых височных колец невольно бросается в глаза совпадение ее с картой вообще постсасанидских находок.
От междуречья Днепра и Донца семилучевые кольца поднимаются на север тремя потоками: по Сожу, по Десне и по Оке, достигая Смоленска и Суздаля. Первоначально изящные изделия вызвали повсеместное подражание, но уже около XI в. они удержались только у радимичей и вятичей.
Так же внезапно, как в междуречье Дона и Днепра появились вещи зарайского типа, так на Среднем Днепре и главным образом на правом его берегу появились височные кольца, близкие по технике и общему облику к зарайским, но отличные от них по рисунку. Речь идет о вещах типа клада Пастерского городища[252]252
Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. IV, табл. XIII, рис. 361–373; А.А. Бобринский. Исследования в Чигиринском у. – ИАК, вып. 35, рис. 36.
[Закрыть].
В состав клада входят лучевые и антропоморфные фибулы, но особенно интересны круглые височные кольца (иногда с расширенной нижней половиной), к которым снизу прикреплен круглый выпуклый щиток с гроздьями ложной зерни. Иногда щиток имеет прорези. Техника совершенно аналогична зарайской. Возьмем для примера височные кольца № 361. Дужка и широкая нижняя дуга сделаны первоначально из воска (орнамент тонко врезан внутрь), затем наложены на глину, и уже в глине путем вдавливания острием выполнен щиток с закраинами и ложной зернью. Гроздья зерен опять сделаны при помощи восковых шариков, как и в зарайском кладе. Датировка этих височных колец затруднена. Сопровождающие их вещи относятся к VII–VIII вв. (фибулы, серьги «аланского» типа).
Венгерский археолог Альфельди датирует подобные височные кольца VI–VII вв. и связывает их с аварами[253]253
Alföldi. Die avarischen Funde. – ESA, t. IX.
[Закрыть].
Согласиться с такой датировкой нельзя. Находки височных колец пастерского типа в некоторых ранних венгерских погребениях вместе со славянской и кочевнической керамикой IX–X вв.[254]254
Nádor Fettich. Archeologia Hungarica.
[Закрыть] могут указывать лишь на то, что к тому моменту, когда «идоша угры мимо Киева», т. е. к IX в., в Среднем Приднепровье уже бытовали височные кольца с гроздевыми подвесками, и часть их была принесена мадьярами в долину Дуная. В составе Пастерского клада есть вещи, нашедшие себе продолжение в ювелирных изделиях Волыни и Побужья. Таковы, например, височные кольца № 369–370, полная аналогия которым найдена в Луцке[255]255
Е.Н. Мельник. Раскопки в земле Лучан. – «Труды XI Археол. съезда», 1901, т. I, табл. VI, рис. 10.
[Закрыть].








