Текст книги "Ремесло древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Под 1259 г. летопись сообщает о построении города Холма Даниилом Галицким. Князь Даниил начал созывать к себе ремесленников из всех окрестных земель и «… идяху, день и во день, и уноты и мастеры (курсив наш. – Б.Р.), всяции бежаху из Татар: сѣдѣлници, и лучницы и тулници и кузнеци железу и меди и серебру, и бѣ жизнь, и наполниша дворы окрест града поле, и села…»[989]989
  Ипатьевская летопись 1259 г.


[Закрыть]

В этом поэтичном описании нового города, в который ремесленники вдохнули жизнь, нас может особо интересовать противопоставление «унотов» (юных, молодых) мастерам. В этих «унотах» можно видеть подмастерьев или учеников, которые незадолго до этого были захвачены татарами. Когда же первый натиск татар несколько ослабел, то в далекий угол Руси к сильному князю Даниилу потянулись вереницы подмастерьев (унотов) и мастеров.

Как мы видели, между мастерами и подмастерьями уже в начале XII в. происходили конфликты, в которых подмастерья старались привлечь на свою сторону население наиболее демократической части Киева – Подола. Правда, это относится к иконо-ювелирному ремеслу, которое обычно опережает другие ремесла в смысле своей социальной организации.

Анализ сложной техники многих производств подкрепляет мысль о длительном ученичестве и о существовании опытных мастеров и их помощников. Ранее всего институт ученичества и подмастерьев должен был возникнуть в сложном ювелирном деле.

В этой связи следует вспомнить выводы, наметившиеся в результате рассмотрения двух новгородских чеканных сосудов XII в. с именами мастеров Братилы и Косты (см. выше в разделе «Чеканное дело»).

Наличие двух разновременных сосудов, из которых один явно воспроизводит другой (или не дошедший до нас третий, являющийся образцом для этих двух), необычность и в то же время разработанность формулы подписи мастера, совпадающей в обоих случаях, возможная связь с новгородским посадником Петрилой Микульчичем – все это позволяет высказать предположение (в порядке рабочей гипотезы), что оба сосуда (или более поздний из них – работы Косты) являются «шедеврами», выполненными на получение звания мастера. Chef d’oeuvre или Meisterstück в эпоху развития цехового строя на Западе служит барьером, ограждавшим касту мастеров от вторжения подмастерьев, но первоначально, в эпоху своего возникновения (Италия – XII в., Франция – XIII в.) институт шедевра был просто случаем для обучившегося – унота «блеснуть своим искусством и получить звание мастера».

Если в древней Руси в XII–XIII вв. существовало деление на мастеров и подмастерьев («унотов» – юных), то вполне возможно и бытование института пробного изделия, а, следовательно, и ремесленных корпораций, внутри которых происходит этот экзамен на звание мастера.

История западноевропейских городов свидетельствует о том, что купеческие и ремесленные корпорации возникают почти одновременно, возникают еще на том этапе внутригородской борьбы, когда и ремесленники, и купечество совместно выступают против феодальных владетелей.

Юридическое оформление известного купеческого братства Ивана на Опоках совпало во времени с переходом важнейшего политического поста посадника из рук князя в руки городского веча.

Спустя два десятка лет возникновение второй купеческой корпорации вокруг церкви Параскевы-Пятницы на Торгу опять совпало еще с одной политической победой вечевого города – новгородцы добились права самостоятельно выбирать епископа, ранее назначавшегося киевским митрополитом.

Таким образом, две первых должности в государстве – посадника и владыки – стали выборными.

Особенно важным для нашей темы является то, что в начале XIII в. в числе лиц, причастных к управлению Новгородом, мы видим представителя ремесленников.

Речь идет об участии городских низов в поставлении новгородского архиепископа Антония (Добрыни Ядрейковича), которому в результате различных коллизий дважды приходилось покидать кафедру.

Первое его назначение произошло вскоре после известного восстания 1209 г. Последний раз он был смещен в 1225 г. На его место был назначен за взятку некий Арсений. Но «простая чадь» устроила вече и прямо с веча отправилась на владычный двор. Арсения «… акы злодѣя пьхающе за воротъ выгнаша, малѣ ублюде богъ отъ смьрти…» Архиепископом в третий раз (в данном случае по воле народа) стал Добрыня Антоний[990]990
  Новгородская летопись 1228–1229 гг.


[Закрыть].

Самое интересное заключается в том, что вместе с Добрыней Антонием восставший народ «введоша на сени» двух новгородцев Якуна Моисѣевиця и Микифора Щитника. Победа народа увенчалась тем, что ближайшим помощником владыки становится поставленный во время восстания ремесленник Никифор, мастер по выделке щитов. Это событие по своим результатам очень напоминает возведение на владычный стол в XIV в. Василия, опережая его на целую сотню лет.

Если привлечь западноевропейские аналогии, то можно отметить, что в этом же самом 1228 г. восстание ремесленников в Болонье закончилось их частичной победой, цеховые корпорации получили право представительствовать в городском совете. Дело, разумеется, не в случайном совпадении даты, не в том, что в 1228 г. в Новгороде и в Болонье произошли одинаковые по содержанию и результатам явления, а в том, что история русских ремесленных городов в своих общих чертах совпадает с историей передовых городов Запада.

История городских восстаний уводит нас в XI в., когда одновременно с восстанием 1068 г. в Киеве там же был убит своими холопами Новгородский епископ Стефан, а в самом Новгороде происходили какие-то не вполне ясные нам события, связанные, с одной стороны, с епископом Лукой Жидятой и его холопом Дудиком (1058), а с другой стороны, с князем Глебом Святославичем.

Значительно яснее и определеннее киевские события 1113 г., в которых мы вправе предполагать активное участие ремесленников. Интересно, что упоминавшаяся нами выше апелляция к народу двух подмастерьев-живописцев, лишившихся заработанных денег, имела место в ближайшее время после восстания 1113 г.

Речи этих обиженных были достаточно смелы. Так, они не стеснялись разоблачать монастырское измышление о «чуде», в результате которого иконы будто бы оказались написанными без человеческого вмешательства; «и бе замыслилъ есть, лишивъ наю найма. И солгаста на иконы, яко богом написани суть» (курсив наш. – Б.Р.)[991]991
  Киево-Печерський патерик, Киев, 1930, стр. 177.


[Закрыть].

Новгородские события 1136 г., а особенно 1209 г. в еще большей степени связаны с движением черных городских людей, с их борьбой против долгового закабаления.

Процесс долгового закабаления городских мастеров, падающий на XII–XIII вв., совпадает во времени с намеченным выше переходом городских ремесленников к работе на рынок, с выработкой новой техники, приноровленной к массовому выпуску продукции. Возможно, что обзаведение новыми орудиями производства (напр., тонкими резными литейными формами), необходимость заранее приобретать дорогой материал (серебро для заготовки продукции на рынок) и, наконец, зависимость от скупщика, каким мог оказаться и князь, и монастырь (ведшие торговлю через своих тиунов) – вся эта цепь явлений, характерных для XII–XIII вв., приводила ремесленников к долговой зависимости от ростовщического капитала.

Участие городских ремесленников в восстаниях облегчалось тем, что они были вооружены. Вооруженный ремесленник, член городского ополчения, – это фигура хорошо известная западноевропейскому средневековью.

Новгородские летописцы на протяжении XIII в. постоянно вписывают в свои страницы имена ремесленников, погибших в боях за Новгород:

1200 – Страшко серебреник, весец

1216 – Онтон котельник

1216 – Иванко Прибышинец опонник

1234 – Таврило щитник

1234 – Нежило серебреник

1240 – Дрочило Нездылов сын кожевника

1262 – Яков гвоздочник

1262 – Измаил кузнец

Еще одна группа явлений, кроме ремесленных ополчений, сближает русский город с западным – это городские ереси. Ранние сведения о них отличаются некоторой туманностью, но для рубежа XII–XIII вв. мы располагаем замечательным памятником – «Житием Авраамия Смоленского», составленным во второй половине XIII в.[992]992
  С.П. Розанов. Житие Авраамия Смоленского, СПб., 1912, стр. 7.


[Закрыть]

Живя в одном из смоленских монастырей, художник Авраамий вел различные беседы, которые были обращены к «малымъ же и к велiкымъ, рабомъ же и свободнымъ и рукодельнымъ…» (курсив наш. – Б.Р.). Из одного монастыря он был выгнан за подобные беседы. Авраамий пользовался книгами, которые были запрещены церковниками («… отверженые книги почитает…»). Его проповеди имели широкий успех, и он, в конце концов, «… оуже наши дѣти вся обратил есть к себѣ». По всей вероятности, его беседы с «рабами» и «рукодельными» (ремесленниками) носили какой-то острый и неприятный для церковников характер, потому что его объявили еретиком. Попы и игумены монастырей добились суда над ним. На суде они выступали «яко волом рыкающим» и требовали различных казней для «еретика»: заточить, пригвоздить к стене и зажечь или утопить «игумном же и ереом, аще бы можно жива его пожрети».

Такая ненависть духовенства была вызвана, очевидно, антицерковными речами Авраамия и демократическим составом его слушателей, которые впоследствии поплатились за слушание этих речей.

Н.П. Попов предполагал, что Авраамий Смоленский был знаком с учением вальденсов[993]993
  Н.П. Попов. Памятники литературы стригольников. – «Исторические записки», 1940, вып. 7.


[Закрыть]. Это проливает свет на русско-европейские отношения в XII–XIII вв.

В связи с «глубинными» книгами, которые Авраамий толковал рабам и «рукодельным», может быть надлежит вспомнить любопытные отрывки XII–XIII вв., написанные, вероятно, для зашифровки, наполовину глаголицей, наполовину кириллицей[994]994
  О. Бодянский. Московские глаголические отрывки. – ЧОИ и ДР, М., 1859, кн. 1.


[Закрыть]. Там есть, например, такая фраза: «… богатымъ сего вѣка запрещай, да не ся высокоумять и да не уповають на богатство» (курсив наш. – Б.Р.).

В итоге этого очерка, посвященного городским ремесленникам, можно сказать, что свободное городское ремесло, развивавшееся с X в. параллельно с вотчинным, в конце концов, оттеснило его на второй план и, благодаря развитию рыночных отношений в XII–XIII вв., содействовало разложению вотчинного ремесла в крупных промышленных городах и превращению его частично в товарное производство.

Сопоставление крупных русских городов XII – начала XIII вв. с современными им передовыми западноевропейскими городами позволяет установить ряд общих черт: 1) преобладание ремесленников в составе городского населения, 2) обилие различных специальностей, 3) постепенное установление связи с рынком и частично со скупщиками, 4) наличие мастеров и подмастерьев, 5) наличие института шедевров (?), 6) участие ремесленников в городском ополчении, 7) задолженность городских низов, городские восстания против ростовщиков, 8) существование ересей как особой формы классовой борьбы, 9) частичное участие ремесленников в управлении городом тоже как результат классовой борьбы.

Весь перечисленный комплекс явлений на Западе дополнен наличием юридически оформленных ремесленных корпораций, относительно существования которых в древней Руси я могу лишь присоединиться к мнению С.В. Юшкова, который писал: «Об организации цехов наши памятники IX–XII вв. молчат, но это не значит, что их у нас не было, существование их вполне возможно» (курсив наш. – Б.Р.)[995]995
  С.В. Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси, М., 1939, стр. 140.


[Закрыть].

Блестящая культура Киевской Руси, воспетая русскими средневековыми поэтами и северными сказителями саг, в значительной степени обязана своим расцветом развитию русской промышленности, русского ремесла.

Тысячи деревенских кузниц по Днепру и Волхову, по Волге и Оке ковали лемехи плугов для вспашки полей; сотни оружейников закаливали сталь для победы над многочисленными врагами, а в ювелирных мастерских «златокузнецы» создавали тончайшее узорочье из бронзы, серебра и золота, украшенное филигранью, зернью и невыцветающими красками эмали.

Попытки немецких «историков» принизить и умалить значение русской культуры бесплодны. Свидетельства современников достаточно красноречиво говорят о высоком мастерстве русских ремесленников X–XII вв.

Русский книжник XII в. по поводу одной ювелирной работы так отозвался о мастере: «… и тако украсил добре, яко не могу сказати оного ухищрения по достоянию довольно, яко многим приходящим от Грек и иных земель глаголати: „нигде же сицея красоты бысть!“».

Византийский писатель Иоанн Тцетцес писал в XII в. стихи, в которых прославлял русскую резьбу по кости и сравнивал русского мастера с легендарным Дедалом. Но из всех современных свидетельств о русском ремесле, пожалуй, самым интересным является предисловие к известному трактату Теофила, посвященному технике различных художественных ремесел. Там в определенном порядке перечислены страны, прославившие себя тем или иным видом ремесла.

В этом почетном списке передовых стран Европы и Востока Киевская Русь (Russia) поставлена на втором месте (уступая первенство лишь Византии), впереди Аравии, Италии, Франции и Германии:

«Quam si diligentius perscruteris, illic invenies quicquid in diversorum colorum generibus et mixturis habet Graecia; quicquid in electrorum operasitate, seu nigelli varietate novit Russia; quicquid ductili vel fusili, seu interrasili opere distinguit Arabia; quicquid in vasorum diversitate, seu gemmarum ossiumve sculptura auro decorat Italia; quicquid in fenestrorum pretiosa varietate diligit Francia; quicquid in auri, argenti, cupri et ferri, lignorum lapidumque subtilitate sollers laudat Germania».

(Перевод: «Если ты внимательно расследуешь, то найдешь тогда, что в родах и смешениях разных красок имеет Греция; что в тщательности эмалей или разнообразии черни открыла Руссия, что в проволочном (?) или литейном или… (interrasili) деле различает Аравия; что в различных сосудах или в резьбе на геммах и по кости золотом украшает Италия; что в драгоценном разнообразии стекол избирает Франция; что в тонкой работе по золоту, серебру, меди, железу, дереву и камню торжественно прославляет Германия» (курсив наш. – Б.Р.)[996]996
  Theophilus. Schedula diversarum artium. Praefatio, изд. A. Ilg, Wien, 1874, стр. 9-11.


[Закрыть].

Расцвет русского ремесла в IX–X вв. был подготовлен всем предшествующим развитием Среднего Приднепровья. Историческая роль Киева была создана не отрядами варяжских авантюристов, а всем ходом развития хозяйственных и общественных сил Приднепровья, скрытым от нас отчасти литературным талантом автора «Повести временных лет», а отчасти норманнистическим туманом, позволявшим разглядеть лишь преувеличенные тени готов и варягов.

Анализ местных изделий VI–VIII вв. показал, что земля полян была достаточно богатой и обладала самостоятельной культурой, которая в VIII в. была дополнена знакомством с сильнейшей средневековой культурой арабско-иранского Востока.

К IX–X вв. в Киевской Руси уже существовало ремесло вотчинное, деревенское и городское. Доказательством существования свободного городского ремесла в IX–X вв. являются равноправные погребения ремесленников на общегородских кладбищах (Шестовицы, Гнездово, Васильки, Михайловское). В это время можно уже считать выделившимся ряд ремесленных специальностей, как, например: кузнецы, оружейники, бронники, ювелиры, гончары, литейщики, резчики кости, а к концу X в. эмальеры и стеклоделы.

В X в. расширяется сеть русских городов, а такие крупные центры, как Киев, привлекают к себе значительные массы нового населения[997]997
  Титмар Мерзербургский говорит о том, что в Киев со всех сторон стекались крепостные, привлеченные покровительством, которое оказывал городу Владимир. – М.М. Стасюлевич. История средних веков.


[Закрыть].

В это время к транзитной торговле Киева присоединяется экспорт русских ремесленных изделий (скань, серебро с чернью, эмаль и др.) в Чехию, Польшу и к балтийским славянам. В результате этого экспорта устанавливается влияние Киева, «соперника Константинополя», на ряд западнославянских областей. К этому времени относится и знакомство Германии с продукцией русских эмальеров и мастеров черни.

В XI в. русское городское ремесло вступило с богатым запасом технических навыков. Деревня и город были до того времени еще совершенно разобщены. В деревнях существовали кузнецы, литейщики-ювелиры и гончары; обслуживаемая этими ремесленниками деревня жила небольшим замкнутым мирком. Район сбыта продукции был крайне мал: 10–15 километров в радиусе.

Несмотря на это, ремесло было уже достаточно развито – гончары клеймили свои изделия клеймами и передавали мастерство по наследству; кузнецы, старейшие из всех ремесленников, выделившиеся еще на высшей ступени варварства, были окружены космогоническими легендами и мифами, приоткрывающими интереснейшую страницу славянского язычества (миф о Святогоре-Гефесте и о Свароге-Прометее).

В XI в. первоначальная полная замкнутость начинает нарушаться. В Киевском княжестве возникает в ряде селений под Овручем промысел по изготовлению пряслиц из розового шифера; в это же время в самом Киеве начинают работать мастерские по выделке стеклянных браслетов и мастерские выемчатых эмалей, налаживается серийное производство замков. Вся продукция этих производств расходилась по самым дальним и глухим углам Русской земли. Продукция городских мастеров оказалась на рынке, – и притом на рынке настолько широком, что он предполагает наличие специалистов-торговцев, «гостебников» и, может быть, даже скупщиков, известных в это время в Западной Европе.

Часть ремесленной продукции (шиферные пряслица) в XI–XII вв. вывозилась за границу (Польша, Волжская Болгария, Херсонес). Продукция киевских эмальеров и керамистов часто встречается в Швеции.

Под влиянием установившихся связей с рынком русские ремесленники XI–XII вв. совершенствуют свою технику, стараясь обеспечить массовый выпуск продукции (напр., каменные литейные формы, замена чеканки штамповкой и т. д.). Количество специальностей городских ремесленников неуклонно возрастает, превышая к XII–XIII вв. в некоторых городах 60.

В XII в. развитие ремесла продолжается. В художественном отношении мир образов, созданных русскими мастерами, представляет интереснейшую и своеобразную страницу в истории общеевропейского ремесленного искусства. В камне, в эмали, на серебре и кости русские мастера воплотили причудливую смесь христианских и архаичных языческих образов, сочетав все это с местными русскими мотивами и сюжетами.

В технике ремесла продолжаются усовершенствования, направленные на увеличение массовости продукции. Посадские мастера, подражая изделиям придворных мастеров, создают имитационные литейные формы, позволяющие быстро отливать большое количество украшений.

В XIII в. создается ряд новых ремесленных центров со своими особенностями в технике и стиле. Но никакого упадка ремесла со второй половины XII в., как это иногда утверждается, мы не наблюдаем ни в Киеве, ни в других местах. Наоборот, культура растет, охватывая новые области и изобретая новые технические приемы.

Жизнеспособность и полнокровность русской культуры и, в частности, ремесла сказались в том, что во второй половине XII в. и в XIII в., несмотря на неблагоприятные условия феодальной раздробленности, русское ремесло достигло наиболее полного технического и художественного расцвета, а сами ремесленники, после ряда восстаний, завоевали себе видное место в системе феодального города, участвуя в ополчении, ставя своих представителей рядом с высшими органами власти.

В технике эмали, в золотой росписи по меди, в технике зерни и скани и в изготовлении тончайших литейных форм русские мастера опередили своих западноевропейских собратьев.

Перед русским ремеслом открывалась такая же широкая дорога дальнейшего развития, как перед ремеслом североитальянских городов этой же эпохи. Монгольские завоеватели растоптали и расхитили эту цветущую культуру в момент ее наивысшего подъема.

Часть вторая
С середины XIII в. до второй половины XV в.

Глава шестая
Влияние татарского нашествия на русское ремесло XIII в.

В развитии русского ремесла татарское нашествие сыграло такую же печальную роль, как и во всех остальных областях культуры.

Особенности монгольской политики в завоеванных областях сильнее всего сказались на ремесленниках. Разрушением покоренных городов монголы наносили особенно чувствительный удар русской ремесленной промышленности и именно наиболее важной и ценной ее части – городскому ремеслу.

Если земледельческое население татарам иногда было выгодно оставлять в деревнях «…да имъ орють пшеницю и проса»[998]998
  Ипатьевская летопись 1241 г.


[Закрыть], то в отношении к ремесленникам действовал иной расчет: мастеров нужно было изъять из завоеванных городов, так как они составляли силу более опасную, чем золото и деньги в руках князей. Дальновидные монголы хорошо понимали, что во время войны побеждает тот из противников, который располагает не только армией воинов, но и армией ремесленников, умеющих ковать оружие, строить города, создавать хитроумные машины. Поэтому везде, где им приходилось воевать, монголы старались овладеть ремесленниками. Об этом подробно рассказывает Плано Карпини. Предлагая жителям осажденного города сдаться, татары говорят им: «Выйдите, чтобы сосчитать вас согласно нашему обычаю, а когда те выйдут к ним, то татары спрашивают, кто из них ремесленники и их оставляют, а других, исключая тех, кого захотят иметь рабами, убивают топоромъ»[999]999
  Иоанн де Плано Карпини. История монголов, перев. А.И. Малеина, СПб., 1911, стр. 32.


[Закрыть].

То же самое сообщает иранский историк Рашид-эд-дин; когда после семимесячной осады монголы взяли Хорезм, то они «выгнали жителей разом в поле, отделили около 100 000 человек из ремесленников и искусников и отправили в восточные страны»[1000]1000
  Рашид-эд-дин. История монголов. – «Труды Восточного отделения Археологического общ.», 1888, т. XV, стр. 65. – Примеры захвата в плен ремесленников можно умножить: взяв Мерв в 1220 г., Чингис-хан предложил составить особый список ремесленников и художников (В.С. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I, СПб., 1884, стр. 30. Летопись Ибн-эль-Асира). При завоевании Тебриза к хану Хулагу были приведены ткачи известных тебризских тканей (Там же, стр. 44). Эта же политика применялась и в Китае, и в других завоеванных областях.
  Не нужно думать, что захват ремесленников был лишь однократным эпизодом в истории монгольских государств. Эта политика продолжалась и в дальнейшем. Де Клавихо сообщает, что в конце XIV в. «много предместий [Самарканда], лежавших вне вала и занимавших пространство во многие часы пути, кишело ремесленниками и художниками, которых Тимур перевел сюда из коренных стран, чтобы возвысить и обогатить свою столицу. Число этих людей, силой отторгнутых от их родины, простиралось до 150 000». («Дневник путешествия Рюи-Гонзалес де Клавихо». – ЧОИ и ДР, М., 1864, кн. IV, материалы иностранные, стр. 217).


[Закрыть].

Плано Карпини еще раз возвращается в своей истории к положению ремесленников, взятых в плен татарами: «В земле Сарацинов и других, в среде которых они (татары) являются как бы господами, они забирают всех лучших ремесленников и приставляют их ко всем своим делам. Другие же ремесленники платят им дань от своего занятия… другим же каждому они дают хлеба на вес, но очень немного, а также не уделяют им ничего другого, как небольшую порцию мяса трижды в неделю. И они делают это только для тех ремесленников, которые пребывают в городах»[1001]1001
  Иоанн де Плано Карпини. Ук. соч… стр. 36–37.


[Закрыть].

Из слов Плано Карпини мы можем сделать вывод, что татары превращали ремесленников в рабов, лишенных, разумеется, рынка и вынужденных существовать на голодную норму хлеба и мяса, выдаваемую татарами. Это применялось к городским ремесленникам, т. е. к категории наиболее связанной в прошлом с рынком[1002]1002
  На деревенских ремесленников татары обращали меньше внимания, оставляя иногда их на месте, но обязательно принимая меры к их разоружению. Рубрук, перечислив народы, платившие дань татарам, добавляет: «…и даже сверх условленной дани они брали в недавно минувшие годы со всякого дома по одному топору и все железо, которое находили в слитке». (Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны. Перев. Малеина, СПб., 1911, стр. 67). Естественно, что в таких условиях и деревенские кузнецы должны были работать, главным образом, на татар. Излишки сырья у них отбирались.


[Закрыть].

Полоненных ремесленников татары вели за собой в походы, держали впроголодь, посылали разведывать опасные переправы в трясинах и броды. «Говоря кратко, они [ремесленники] мало что едят, мало пьют и очень скверно одеваются, если только они не могут что-нибудь заработать в качестве золотых дел мастеров и других хороших ремесленников». Далее Плано Карпини передает трагические подробности скитаний массы мастеров вслед за татарскими полчищами: «Мы видим также, что иные от сильной стужи теряли пальцы на ногах и руках; слышали мы также, что другие умирали [от мороза]».

Доказательством того, что горожане русских городов также попали в число подобных пленников, является наличие типичных русских вещей XIII в. в самых различных концах татарских кочевий.

Выясняя ранее районы сбыта городских ремесленников, приходилось обращать внимание на некоторые русские вещи, широко распространенные как в самом Киеве, так и в других русских городах, но которые имели как бы две области распространения, из них одна не выходила за пределы русских земель, а вторая, очень широкая и неопределенная, занимала юго-восток Европы.

Приведем три примера. Кресты-складни с обратной надписью (мастер резал на форме прямо, поэтому при литье получалось зеркальное изображение) «Святая богородица, помогай!» хорошо известны в XIII в. в ряде приднепровских городов[1003]1003
  Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья. Кресты и образки, Киев, 1899, вып. 1, табл. 41 и 42; Коллекции ГИМ (из разных мест). – Литейная форма для этих крестов, найденная в Киеве, опубликована В.Е. Козловской («Славянские городища и курганы как исторический источник». – «Minerva», 1914).


[Закрыть], в том числе несколько раз найдены в Киеве. Изделия одного киевского мастера в большом количестве расходились по городам Среднего Приднепровья. Район сбыта достигал 100 км. Но кроме этого компактного района, тесно связанного с Киевом, мы встречаем изделия этого же мастера далеко за пределами русских земель. Так, один из крестов, литой в одной форме с киевскими, найден в Поволжье (с. Губино, б. Сызранского у.)[1004]1004
  Коллекции ГИМ.


[Закрыть].

Другой крест с такой же обратной надписью оказался в Бессарабии, в степях между Прутом и Днестром[1005]1005
  Н.И. Петров. Указатель Церковно-археологического музея при Киевской духовной академии, Киев, 1897, стр. 233.


[Закрыть]. И, наконец, третий экземпляр происходит с Северного Кавказа (с. Куденетово, близ Нальчика)[1006]1006
  Архив ИИМК. Раскопки 1886 г. Негатив № 33488.


[Закрыть].

В Куденетове, кроме энколпиона с обратной надписью, найдена еще медная литая иконка в форме квадрифолия, имеющая также аналогии в киевских древностях XIII в.[1007]1007
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., табл. VIII, рис. 100.


[Закрыть]

Обе иконки отлиты в одной форме. Если мы продолжим розыски других отливок этой же формы, то найдем их в Поволжье. Несколько попорченный экземпляр этой иконки-складня известен из раскопок в Терновском городище близ Камышина[1008]1008
  Ф.В. Баллод. Приволжские Помпеи, М.-П., 1923, табл. XII, рис. 4, стр. 52.


[Закрыть]. Четвертый экземпляр иконки был найден в 1895 г. на Увекском городище.

Третья серия вещей, литых русскими мастерами и также встречающихся и на Руси, и в степях, состоит из ряда змеевиков с изображением Федора Стратилата[1009]1009
  Н.П. Лихачев. Материалы для истории византийской и русской сфрагистики, вып. 1, Л., 1928, стр. 133–134, рис. 65.


[Закрыть]. Один из этих змеевиков оказался на берегах Волги (с. Балаково)[1010]1010
  Акад. А.С. Орлов. Библиография русских надписей, М.-Л., 1936, стр. 59. – Рисунок опубликован в кн.: И.И. Толстой и Н.П. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. V, СПб., 1897, рис. 223 на стр. 163.


[Закрыть].

Не привлекая пока других материалов, остановимся на указанных трех сериях, дающих крайне интересную и несколько неожиданную связь между русскими городами и степной областью. Для расшифровки этой связи необходимо обратить внимание на хронологию вещей и их географическое размещение вне Руси.

Иконка-квадрифолий верно датирована издателем XIII в. По поводу змеевика крупный знаток византийской сфрагистики Н.П. Лихачев писал: «Этот памятник относится к концу домонгольского периода» (курсив наш. – Б.Р.)[1011]1011
  Н.П. Лихачев. Ук. соч., стр. 134.


[Закрыть].

Кресты-складни с обратной надписью дважды встречены в раскопках М.К. Каргера в Киеве. Один раз такой крест был найден в землянке ювелира близ Михайловского монастыря. Землянка была разрушена во время гибели Киева при взятии его войсками Батыя. Обстоятельства находки второго креста еще более интересны – он обнаружен в тайнике под Десятинной церковью, являвшейся последним оплотом киевлян во время той же осады. Тайник представлял собой начало подземного хода, через который пытались спастись несколько человек, засыпанных обвалом церкви. На одном из них был крест с обратной надписью: «Святая богородица, помогай!»[1012]1012
  Материалы музея Института археологии Академии Наук УССР. Подробности любезно сообщены исследователем землянок и тайника М.К. Каргером.


[Закрыть]

Через этот же тайник пытался спастись от татар ремесленник-ювелир, взявший с собой свое важнейшее орудие производства – тщательно вырезанные каменные литейные формы для серебряных колтов.

Таким образом, все привлеченные нами предметы датируются последними годами домонгольского времени. Можно смело сказать, что походы Батыя сыграли трагическую роль в судьбе владельцев этих крестов, змеевиков и иконок. Не менее интересны наблюдения и над географическим распределением этих вещей.

Оставив в стороне их естественное распределение в русских землях, проследим за судьбой их вне Руси. Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться в том, что распространение интересующих нас предметов совпадает с районами основных татарских кочевий XIII в.: Бессарабия (кочевья темников Куремьсы и Бурондая), Северный Кавказ (кочевья хана Сартака), Поволжье, где кочевал с 1242 г. Батый. В Поволжье русские вещи XII–XIII вв. особенно часты. Часть их могла являться добычей завоевателей, как, например, известная чара черниговского князя Владимира Давыдовича (ум. 1151 г.)[1013]1013
  В.Ф. Ржига. Очерки быта домонгольской Руси, М., 1929, стр. 51–53.


[Закрыть], но большинство вещей, очевидно, попало на Волгу вместе со своими владельцами. Это главным образом предметы христианского культа, не имевшие ни материальной, ни религиозной ценности в глазах татар.

Дополним приведенный выше список несколькими единичными находками.

В известном уже нам Терновском городище найдены каменные крестики[1014]1014
  А.С. [А.А. Спицын]. Некоторые новые приобретения Саратовского музея. – ИАК, П., 1914, вып. 53, рис. 24.


[Закрыть]. При раскопках здесь обнаружена керамика славянского (курганного) типа[1015]1015
  Ф.В. Баллод. Ук. соч., табл. X, рис. 1, 2, 3.


[Закрыть].

По данным А.В. Арциховского в пределах Саратовского Поволжья найдено семилопастное височное кольцо вятичского типа (XII–XIV вв.)[1016]1016
  А.В. Арциховский. Курганы вятичей, М., 1930, стр. 47.


[Закрыть].

Наибольшее количество русских вещей мы встречаем в Увеке близ Саратова. Помимо описанной выше иконки здесь в разное время был найден ряд крестов, иконок и других русских вещей, как, например, шиферная иконка (по форме напоминающая зубцы киевских золотых венцов) с изображением жен-мироносиц[1017]1017
  А.С. [А.А. Спицын]. Некоторые новые приобретения…, стр. 100. – Нумерация рисунков перепутана. Интересующие нас вещи даны под №№ 25–31, стр. 103. Напомним, что такой материал, как розовый шифер, определенно указывает на происхождение вещи из Киевского княжества.


[Закрыть], каменная (а по другим данным – глиняная) иконка XIII в. с тремя фигурами, кресты-энколпионы, полная аналогия которым встречается в киевских древностях[1018]1018
  Н.И. Петров. Альбом, табл. XVIII, рис. 6.


[Закрыть], и прекрасной работы каменная иконка с изображением античной Ники с венком, воспринятое русскими резчиками как изображение христианского ангела[1019]1019
  Чрезвычайно близка к этой иконке литая панагия ГИМ. См.: А.И. Некрасов. Древнерусское изобразительное искусство, М., 1937, стр. 58, рис. 24.


[Закрыть].

Наиболее интересной находкой на городище Увек является литейная форма из серого камня для изготовления серебряных колтов, совершенно аналогичная киевским литейным формам, обнаруженным в тайнике под Десятинной церковью (рис. 128)[1020]1020
  А.С. [А.А. Спицын]. Некоторые новые приобретения…, рис. 24, стр. 102. – Колты этого типа известны из клада в Киеве близ Михайловского монастыря (ОАК за 1903 г., табл. V, рис. 25), из Княжьей Горы (Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, табл. XXVI, № 920 – серебро, табл. XXVI, рис. 975 – золото). Есть они в тверском кладе 1906 г. несомненно южного (киевского) происхождения (ЗОРСА, П., 1915. т. XI, табл. I, рис. 1 и 2). Литейная форма для колтов, близких к типу увекской находки, найдена в Киеве в Старом городе (Н.П. Кондаков. Русские клады…, 1896, рис. 92, стр. 144). Пара подобных серебряных колтов оказалась в Болгарах (И.И. Толстой и Н.П. Кондаков. Русские древности, вып. V, стр. 99, рис. 134).
  Литейная форма киевского происхождения, найденная в Увеке, свидетельствует о существовании здесь в первые годы после монгольского завоевания ювелирной мастерской, обслуживаемой, очевидно, пленными русскими мастерами, работавшими еще в своих, принесенных из Киева, формах.


[Закрыть].

Рис. 128. Русская литейная форма для изготовления серебряных колтов (город Увек).

Средоточие русских вещей именно в Увеке вполне понятно, так как в районе Увека, на противоположном степном берегу Волги, в XIII в. находилась летняя ставка Батыя – Яйлак. Сюда доходили кочевья монголов, здесь впоследствии развился один из крупных центров Золотой Орды.

Подведем некоторые итоги.

Русские вещи начала XIII в. встречены в местах татарских кочевий. Район их распространения лежит южнее района возможных торговых связей Руси с болгарами на Волге (в Увеке нет болгарского слоя, городище относится целиком к татарской эпохе)[1021]1021
  Сообщено А.П. Смирновым.


[Закрыть].

По своему составу вещи относятся к предметам личного обихода русских горожан (преимущественно из Киевского княжества). Встречаются орудия производства киевских ремесленников; изредка попадаются женские украшения (семилопастное височное кольцо)[1022]1022
  Женщин и детей монголы щадили так же как ремесленников, превращая их в рабов и наложниц.
  Из этого обзора умышленно исключены находки на территории русского квартала в Сарае-Берке, так как там пребывание русских могло быть связано с дипломатическими и церковными целями (Сарайская епархия существовала с 1261 г.). См. русский крест из Сарая-Берке. – Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский. Золотая Орда, Л., 1937, рис. 20.


[Закрыть].

Естественно связывать эти факты с захватом пленных татарами-завоевателями. Следуя своей традиционной политике, они уводили в плен ремесленников, уничтожая остальное боеспособное мужское население.

Археологические находки полностью подтверждают показания Плано Карпини, Рашид-эд-дина и Ибн-эль-Асира о захвате городских ремесленников и облекают эти показания в конкретные формы. Важно подчеркнуть роль русских ремесленников в формировании богатых золотоордынских городов XIII–XIV вв., которые лишь потому смогли играть значительную роль в истории Золотой Орды, что в них влилось несколько мощных культурных потоков из Хорезма, Руси и Закавказья. Руками ремесленников этих стран и были созданы «Приволжские Помпеи», удивлявшие современников.

Культура Киевской Руси, будучи раздавлена на своей родной почве, влилась в монгольских ставках в культуру Золотой Орды[1023]1023
  Преувеличенное восхищение золотоордынской культурой, не сопровождаемое анализом генезиса ее, привело М.Н. Покровского к ошибочному представлению о благодетельности татарского завоевания для Руси. Разбор взглядов Покровского на этот вопрос см. в статье С.В. Бахрушина «Феодальный порядок» (Сб. «Против исторической концепции М.Н. Покровского», М., 1939, стр. 135).


[Закрыть].

Русские мастера-пленники попадали не только в ставки ханов западного улуса Джучи; их можно было встретить и далеко на восток, в ставке самого великого хана Монголии. Интересен в этом отношении рассказ Плано Карпини. Путешественники выдержали утомительное странствие по азиатским степям и долго голодали, пока не встретили одного русского мастера (около 1246 г.). «И если бы господь не предуготовал нам некоего русского по имени Козьму, бывшего золотых дел мастером (Aurifabram) у императора [Гуюк-хана] и очень им любимого, который оказал нам кое в чем поддержку, мы, как полагаем, умерли бы»[1024]1024
  Иоанн де Плано Карпини. Ук. соч., стр. 57.


[Закрыть].