Текст книги "Ремесло древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Совершенно такая же картина и в соседнем Гочеве: радимичи, северяне, половцы (?), мордва, поляки (?).

Далее на юго-запад, вдоль степной границы Руси, тянутся цепи пограничных крепостей, возникших в X – начале XI вв. (Мирополье, Нецаха, Липлява, Княжая Гора и др.). Во всех этих крепостях и их некрополях археологические раскопки раскрывают крайне пестрый племенной состав. Эти города нужно рассматривать в связи с летописным указанием на политику Владимира, строившего пограничные укрепления и «нарубавшего» в них лучших мужей от кривичей, вятичей, словен и чуди. Так, он построил в 992 г. Белгород «…много людий сведе в онь»[913]913
  Лаврентьевская летопись 988–992 гг.


[Закрыть]. Позднее Ярослав и Мстислав расселяли пленных ляхов в русских областях.

Жители Друцка были переселены в специально выстроенный город Желни на Днепре, замыкающий собой левобережную цепь пограничных городищ, начатую Гочевским городищем.

В свете этих данных появление в пограничных русских городках отдельных вещей, изготовленных деревенскими мастерами за сотни километров от них, не должна нас удивлять. Установление же тождества вещей позволяет точно указать район комплектования гарнизонов порубежных крепостей[914]914
  Заселение берегов реки Псла (Гочево, Мирополье, Белогорье) вятичами могло произойти в XII в., когда Переяславское княжество было тесно связано с Владимиром Суздальским.


[Закрыть].

Украшения смоленских крестьянок, оказавшиеся в Швеции и Земигалии, невольно напоминают известную жалобу рижан витебскому князю, в которой картинно рассказывается, как какой-то рижанин отправился в Витебское княжество «дѣвкы купити» и как он заблудился и был ограблен тремя монахами, отнявшими у него меч[915]915
  Полный текст грамоты приведен Аристовым («Промышленность древней Руси», стр. 263).


[Закрыть]. Более удачливый охотник за живым товаром мог увезти «девку» и в Латвию, и в Бирку.

Единичные случаи отрыва древнерусских деревенских вещей от своих небольших районов нормального сбыта могут быть в каждом конкретном случае объяснены исторически (принудительное переселение, работорговля, поход) и в качестве исключений не опровергают, а подтверждают установленную выше «сеть мелких местных рынков», характерную для русской феодальной деревни.

Произведенный посильный «разбор экономических данных о каждом мелком промышленнике» (потребовавший трудоемкой и кропотливой работы по выискиванию среди многих тысяч курганных предметов вещей, изготовленных одним ремесленником) вознаградил нас конкретными сведениями о деревенских литейщиках, обслуживавших ограниченный район радиусом в 10–15 км.

При таких незначительных размерах района сбыта височных колец, перстней, пряжек и различной «гривной утвари» не может быть и речи о каком бы то ни было централизованном производстве украшений для целого племени в столицах княжеств.

Если на карту распространения семилопастных (вятичских) и семилучевых (радимичских) височных колец мы нанесем наши районы сбыта продукции одной мастерской, то окажется, что для удовлетворения потребности всех вятичских женщин в традиционных украшениях необходимо было около 150 мастерских, разбросанных на расстоянии 20–30 км друг от друга.

Для самого маленького племени – радимичей – нужно было 40–50 литейных мастерских, чтобы сеть их мелких рынков покрыла территорию распространения семилучевых височных колец.

2. Районы сбыта продукции городских мастеров

Изучение городского ремесла с точки зрения его экономических связей сопряжено с большими трудностями, чем изучение ремесла деревенского. Неоднократно отмечавшееся отсутствие городских некрополей после XI в. лишает нас того устойчивого статистического фундамента, которым мы располагаем для деревни в виде многочисленных курганов.

Кроме того, для той части городского населения, которая оставила нам археологические следы в виде кладов драгоценностей, т. е. для княжеско-боярской среды, необходимо отметить несравненно большую подвижность по сравнению с жителями деревни. То, что для крестьянок XI–XIII вв. было исключением (притом почти всегда принудительным), то для княгинь и боярынь было обычным явлением, Перемещения князей на княжеских столах (производившиеся всегда со свитой), выдача замуж за далекого князя, наконец, простые путешествия с целью навестить родственников – все эти перемещения людей неизбежно были связаны и с перемещением предметов личного обихода. Легкость общения между собой боярства разных городов и княжеств еще больше усложняла картину.

Приведу два примера. В дружинном кургане Ростово-Суздальской Руси А.С. Уваровым был найден поясной набор с квадратными литыми бляшками, украшенными пышным изображением княжеского знака Ярослава Мудрого. Такой же поясной набор был обнаружен в одном из новгородских курганов в Приладожье. Бляшки обоих наборов отлиты в одной форме. Расстояние между обоими пунктами – около 450 км. По свидетельству В.Н. Татищева, Ярослав первоначально княжил в Ростове, а затем в Новгороде. Дружинники (может быть, близкие слуги князя, с княжеской тамгой на поясе) сопровождали князя при переходе с одного стола на другой, и могилы их оказались и в Ростовской, и в Новгородской землях[916]916
  Б.А. Рыбаков. Знаки собственности, стр. 240, 241.


[Закрыть].

Второй пример. В Старой Рязани в составе клада 1868 г. найдены тонкие тисненые бляшки, оттиснутые на одном штампе с бляшками из Киевского княжества (Княжья Гора) и из клада близ Чернигова (Святое озеро). Кроме того, там же есть серебряные тисненые колты с чернью, близкие к работе черниговских мастеров и представляющие единичную находку в рязанских древностях. В «Сказании о приходе Батыя на Рязань» говорится о том, что татары ограбили не только коренных рязанцев, но и оказавшихся здесь их киевских и черниговских «сродников», «узорочье» которых особо отмечено автором «сказания». Не с этим ли связано сходство рязанских колтов с черниговскими и полное тождество тисненых бляшек с княжегородскими и святоозерскими?

В городах Среднего Приднепровья к предметам литейной техники добавляются, в качестве объектов исследования, вещи из тонкого серебра, тисненные на матрицах.

В разделе, посвященном тиснению, уже указывалась находка восьми колтов (типа Ханенко, № 973) в Киеве и двух тождественных им колтов в Переяславле. Расстояние – 70 км. Две пары колтов с хорошим черневым рисунком найдены в двух пунктах: в Мартыновке на р. Роси и в Терехове на Оке (расстояние – ок. 480 км)[917]917
  А.А. Бобринский. Курганы…, табл. XX, рис. 7–8; А.С. Гущин. Памятники…, табл. XIV и XV. – У Н.П. Кондакова в «Русских древностях» первый пункт ошибочно назван не Мартыновкой, а Мироновским фольварком, стр. 116–117.


[Закрыть].

Полуцилиндрики для подвешивания колтов, сделанные на одной матрице, найдены в Святоозерском кладе и в Черниговском 1887 г. (золото) (расстояние – 17 км).

Но наиболее массовой все же является литейная продукция, представленная змеевиками и крестами – энколпионами. К сожалению, большинство их относится к случайным находкам и лишь немногие поддаются географическому определению. Важнейшие фототипические публикации энколпионов принадлежат Б.И. Ханенко, Леопардову, Черневу, а также Н. Петрову[918]918
  Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья. Кресты и образки, вып. I и II, Киев, 1907. – Ввиду сплошной нумерации в обоих выпусках ссылки делаю только на номер рисунка; Леопардов и Чернев. Сборник снимков с предметов древностей, находящихся в Киеве в частных руках, вып. 1, 2 и 3–4; Н. Петров. Альбом достопримечательностей Церковно-археологического музея Киевской духовной академии, Киев, 1915; Каталог собрания древностей А.С. Уварова, М., 1907. Кроме того, использованы коллекции Московского и Киевского Исторических музеев.


[Закрыть].

Всего в моем распоряжении было 342 энколпиона, потребовавших 58 311 сопоставлений. Основной район их распространения очерчивается следующими пунктами:

Киев

Белгород

Сахновка (р. Рось)

Вышгород

Житомир

Витичев

Любеч

Овруч

Владимир Волынский

Васильков

Белая Церковь

Чернигов

Богуслав

Городок (близ Радомысля)

Перещепино (близ Полтавы)

Райковецкое Городище

Девичь-Гора

Канев

Княжья Гора

Как видим, главный район бытования энколпионов – это Среднее Приднепровье.

Удалось обнаружить 32 различных литейных формы с общим количеством в 127 отливок. Большинство форм имело от 2 до 5 отливок, но некоторые – по 8, 12 и даже 16 отливок. Остановлюсь на последнем случае, как на наиболее полном[919]919
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., рис. 41 и 42 (Княжья Гора); Леопардов и Чернев. Ук. соч., табл. IV–V, рис. 28, 29; вып. 2, табл. I–II, рис. 3; табл. III, рис. 10, 11; вып. 3, табл. IV, рис. 1; Н. Петров. Ук. соч., табл. XVII, рис. 1, 2; Раскопки Гезе на городище Девичья-Гора (фотоархив ИИМК, № 3733); Находки близ Канева (фотоархив ИИМК, № 4036); М.К. Каргер. Тайник под развалинами Десятинной церкви в Киеве (КСИИМК, вып. X, рис. 25); Коллекции ГИМ и Киевского исторического музея; ОАК за 1900 г., стр. 97.


[Закрыть].

Крест-складень – литой из бронзы с тщательной скульптурной работой, но с обратными надписями, происшедшими оттого, что мастер резал их прямо на литейной форме; поэтому на отливке они получились негативными. (Рис. 105). Дата устанавливается по находкам их в Киеве в комплексах 1240 г. (землянка близ Михайловского монастыря и тайник Десятинной церкви, через который киевляне пытались бежать во время осады города Батыем).

Самым важным в приведенном примере является то, что в Киеве близ Десятинной церкви была найдена литейная форма для отливки этих крестов[920]920
  Воспроизведение, см.: В.Е. Козловская. Славянские курганы и городища как исторический источник, Киев, 1914, табл. I.


[Закрыть]. Следовательно, мы получаем здесь не только район сбыта, но и производственный центр этого района, чего не было у нас при рассмотрении деревенского ремесла.

Киевские энколпионы, вышедшие в 1230-х годах из мастерской в Старом Городе, имели два резко различных ареала. Часть их была найдена на Северном Кавказе и в Поволжье, в районе летних кочевий Батыя, и, по всей вероятности, связана с уводом киевлян в татарский полон. В данной связи эти далекие находки не могут нас интересовать, так как к экономике ремесла отношения не имеют.

Другой район их распространения (очевидно, до нашествия) значительно важнее:

Киев (несколько находок) -

Васильков -

Городск -

Девичь-Гора -

Княжья Гора -

Канев -

Райковецкое Городище – расстояние 200 км

Общее протяжение очерченного района сбыта около 200 км; по отношению к Киеву район больше вытянут в южном направлении, чем в северном. Характерно, что все энколпионы распространены, во-первых, только в городах, а, во-вторых, только в городах Киевского княжества (включая сюда и Поросье), не переходя нигде за его политические границы конца XII – начала XIII вв.

Данные о других энколпионах вполне подтверждают полученное представление об объеме района сбыта. Приведу несколько примеров:

Вышгород -

Княжья Гора (2 экз.) -

с. Григоровка близ Киева – расстояние 110 км[921]921
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., № 65–66; Леопардов и Чернев. Ук. соч., вып. 2, табл. IV, рис. 8; вып. 3, табл. II, рис. 21; Вышгород, раскопки 1935 г. – Коллекции ГИМ.


[Закрыть]

Сахновка -

Перещепино – расстояние 230 км[922]922
  Б.И. Ханенко. Ук. соч., рис. 256–257; Н. Петров. Ук. соч., табл. XVII, рис. 9. Кроме этих двух энколпионов, найдены еще 3, литые в этой же форме, но без указания места находки.


[Закрыть]

Ту же картину дают и змеевики. Так, например, бронзовая отливка в той же литейной форме, в которой мастер отливал знаменитую золотую «черниговскую гривну», найдена в Ганниной Пустыни в 95 км от Чернигова[923]923
  Валентин Шугаєвський. Мiдяний змiевик Чернигiвського музею. – «Чернигiв та Пiвнiчне Лiвобережжя», Киïв, 1927, стр. 231.


[Закрыть].

При сопоставлении с районом сбыта деревенских ремесленников оказывается, что продукция городских мастеров покрывала район в десять раз больший по протяжению и в сто раз превосходящий деревенский по площади.

Выше я отметил намечающуюся зависимость между границами княжества и районом сбыта столичных мастеров, но бывают и исключения, когда киевские изделия попадают в Новгород, в Херсонес и даже в Богемию и Болгарию (Дунайскую), где встречаются русские энколпионы XI–XII вв., иногда даже литые в одной форме с киевскими.

Итак, применение метода определения тождества вещей позволило выявить небольшие районы сбыта для деревенских мастеров и значительно большие для их городских собратьев. Однако установлением факта, что деревенский литейщик обслуживал соседние деревни, а городской – соседние города, не исчерпывается тот круг экономических вопросов, который может быть затронут в связи с анализом археологического материала.

Картографирование разнообразных археологических предметов XI–XIII вв. выявило, что наряду с устойчивыми и определенными областями распространения вещей, упирающимися в древние племенные рубежи, в деревнях встречаются вещи с очень значительной областью распространения, но не подчиненной никаким традиционным границам. Так, например, в деревенских курганах Владимиро-Суздальской Руси встречены небольшие квадратные иконки, литые в одной литейной форме. Район их распространения: Сверчково (б. Юрьевского у.), д. Зворыкина на Шексне близ Белоозера и неизвестное селение близ Богородска Моск. обл. (расстояние 300–400 км)[924]924
  ИАК, 1905, вып. 15, рис. 218 и 226.


[Закрыть].

Подвески с ложной зернью и с позолотой, литые в одной литейной форме, встречены в следующих местах:

Бригидов Двор близ Речицы -

Окрестности Бобруйска -

Ванюжиницы близ Мозыря -

Княжья Гора -

Сахновка -

Мироновка – расстояние 380 км[925]925
  В.З. Завитневич. Вторая археологическая экспедиция в Припятьское Полесье. – «Чтения в Общ. Нестора Летописца», кн. VI, Киев, 1892; Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, рис. 371; Фотоархив ИИМК.


[Закрыть]

Эти подвески, явно подражающие сложной городской технике и имитирующие золотые вещи, найдены в самых различных условиях: в дреговичском Полесье – в деревенских курганах, а в Поросье – в богатом кладе вместе с городскими вещами.

Широкое распространение в XI в. имеют подвески гнездовского типа с различными драконами. Они также встречаются и в деревнях, и в городах в земле кривичей, радимичей, северян и полян.

В западных областях Киевской Руси очень широко распространены медные бусы из проволочного каркаса с крупной зернью. Область их распространения может быть приблизительно очерчена так: на востоке они доходят до Днепра, на севере – до Минска, на западе – до Восточной Галиции, на юге – до лесостепной Волыни. Поперечник области – около 400 км. Считать эти бусы изделием деревенских ремесленников очень трудно, так как техника их изготовления довольно сложна. Встречаются они и во многих городах Среднего Приднепровья (кроме Киева).

К вещам такого же типа, имеющим очень широкую область распространения и не связанным с местными племенными типами, можно отнести лировидные поясные пряжки, одинаковые почти во всех русских областях XI–XII вв.

Интересна область распространения языческих амулетов в виде гребней, коньков, миниатюрных ложечек, ключиков, крошечных бронзовых топориков с рукоятями, подражаний волчьим челюстям, ковшичков, ножей, рыб, птиц. Такие амулеты иногда монтировались в специальные наборы. Область их распространения – окрестности Смоленска, Приладожье, Псков, Суздальская земля, радимичи.

Любопытно, что торговля амулетами в XI–XII вв. шла, очевидно, хорошо, так как часто встречаются амулеты стандартной выработки. Устойчивость форм в сочетании с очень широкой областью распространения указывает на весьма ограниченное число мест их выработки. Судя по густоте находок их вокруг Смоленска, центр их производства следует искать или в самом Смоленске или поблизости от него.

С юга, как бы в противовес этой языческой стихии, двигались массы вещей христианского культа – многочисленные образки, тельники, крестики и т. д.

Остановлюсь на бронзовых крестиках с желтой выемчатой эмалью. Четыре из них, сделанные одним мастером, разбросаны в следующих местах: Киеве, Влазовичах (радимичи), верховьях Волги и Костроме. Расстояние – 600 и 1100 км от Киева[926]926
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., Кресты и образки, вып. II, табл. XXI, рис. 244; Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы, стр. 115; ИАК, 1904, вып. 6, табл. IV, рис. 6; МАВГ, т. III, табл. VI, рис. 11.


[Закрыть].

Очень близкие по типу крестики с выемчатой желтой эмалью встречены почти во всех русских областях (рис. 106): от Дрогичина – на западе до Рязани и Костромы – на востоке; от Канева – на юге до Приладожья и Прибалтики – на севере. В деревенских курганах попадаются крестики с дешевой эмалью. Встречаются они и в городах. Особенно ценно то, что литейная форма для литья одного типа крестов была найдена на городище Княжья Гора[927]927
  Н. Петров. Ук. соч., стр. 26.


[Закрыть].

Вместе с крестиками встречаются монеты X–XI вв., но датировать X в. их нельзя по всей совокупности вещей.

Сочетание всех перечисленных фактов делает данные предметы очень важными для решения вопроса о взаимоотношении города и деревни в XI–XII вв. Изложу кратко выводы, вытекающие из анализа карты распространения выемчатых эмалей (см. рис. 106):

1) выемчатые одноцветные эмали изготовлялись в Среднем Приднепровье в XI–XIII вв.; кроме Княжьей Горы, мастерские могли быть и в других городах (напр., Киеве);

2) часть продукции оседала в Киевском княжестве, где очень часты находки подобных вещей;

3) значительная часть крестиков с желтой эмалью направлялась в деревню и проникла в самые глухие углы различных русских княжеств;

4) район сбыта эмалей имеет протяжение с запада на восток – 1400 км, с севера на юг – 1300 км.

Поскольку речь зашла об эмали, уместно вспомнить широкое распространение глиняных писанок, покрытых многоцветным эмалевым узором (преобладает желтый цвет). Эти киевские писанки так же, как и крестики с желтой эмалью, находили широкий сбыт как в городах, так и в деревнях древней Руси. Часть их попадала даже в зарубежные страны совершенно так же, как и крестики с эмалью[928]928
  Киевские писанки и крестики известны в Швеции. См.: T. Arne. La Suède et I’Orient, Uppsala, 1914.


[Закрыть].

Третьим элементом стеклодельно-эмальерного комплекса, тесно связанным и с эмалью, и с поливной керамикой, является стекло.

Самая частая находка на древнерусских городищах – стеклянные браслеты, вырабатывавшиеся с конца X столетия. Центром их производства был Киев, где раскопками обнаружена мастерская по выделке стеклянных браслетов со следами массового производства в виде множества производственного брака и заготовок в большом количестве стеклянного теста. Перечислить места находок стеклянных браслетов – это значит дать полный список русских домонгольских городищ. От Дрогичина до Мурома и от Ладоги до Белой Вежи и Тмутаракани во всех слоях X–XIII вв. имеются в огромном количестве голубые, зеленые, желтые, фиолетовые, черные, топазовые обломки стеклянных браслетов. Район сбыта вполне соответствовал производственному размаху киевской мастерской[929]929
  К сожалению, находки стеклянных браслетов очень редки в курганах. Можно насчитать не более десятка случаев захоронения их вместе с покойницами. Несколько чаще встречаются они в насыпи курганов, разбитые во время погребального пира. Изобилие браслетов в городищах и отсутствие их в курганах, по всей вероятности, нужно объяснить каким-то суеверным запретом. Находки в курганах помогли бы уточнить карту распространения браслетов, так как городища дают лишь общие очертания.


[Закрыть].

Влияние какого-то столь же мощного производственного центра ощущается и при ознакомлении с ассортиментом древнерусских деревенских бус. Наиболее распространенные из них в XI–XII вв. – это стеклянные бусы с позолоченной или посеребренной прокладкой. Их ареал довольно близок к ареалу стеклянных браслетов. Возможно, что и местом их изготовления был тот же Киев.

Говоря о работе городских мастеров на широкий рынок, следует вспомнить о прекрасных трубчатых висячих замках с секретным вырезом (мастерская в Киеве), а также о тех литейных формах, в которых киевские ювелиры XII–XIII вв. отливали из меди и бронзы подражания золотым столичным украшениям, воспроизводя простым литьем кропотливую технику зерни и скани. То обстоятельство, что мастер с необычной тщательностью вырезывал на литейной форме сотни микроскопических углублений для ложной зерни и делал тонкую косую насечку для подражания филигранной нити, свидетельствует о том, что у него был расчет на долгую службу этой формы, расчет на постоянный налаженный сбыт своей литейной продукции.

Анализ деревенских вещей недеревенского происхождения, картографирование их, показывающее тысячеверстную разобщенность вещей, вышедших из одной мастерской, и, наконец, анализ самого городского производства – все это привело нас к интереснейшему вопросу древнерусской экономики, к вопросу о работе городских мастеров в XI–XIII вв. на широкий рынок сбыта, настолько удаленный от товаропроизводителя, что здесь и речи быть не может о работе на заказ.

В самом деле, где пределы допустимого территориального удаления заказчика от мастера, превышение которого ставит уже под сомнение возможность общения мастера и потребителя без помощи посредника? Ответ на этот вопрос может быть дан только в связи с точным, конкретным определением круга заказчиков.

Совершенно естественно, что возможность общения с мастером будет различна у крестьянки с берегов затерянной в лесах речки Рожай и у дочери или жены какого-нибудь князя. Если князь Мстислав Владимирович мог послать своего человека из Новгорода в Константинополь для украшения переплета книги, то у вятичской женщины того же XII в. была несравненно более скромная возможность заказать себе височные кольца у мастера-литейщика в соседнем поселке за 10–15 км. Поэтому простое сопоставление расстояний еще ничего не решает. В приведенном мною примере заказчик (князь Мстислав), отстоявший от мастера более чем на 2000 км, находится в более выгодном положении, чем заказчик, которого разделяло с мастером только 10–15 км. И греческий мастер в Царьграде и безвестный «льятель» дешевого серебра в земле вятичей одинаково выполняли работу на заказ.

Если мы возьмем район сбыта киевских энколпионов (рис. 123) и змеевиков (100–200 км), то мы непременно должны учесть, что этот сорт изделий распространялся только в городах; в деревенских курганах энколпионы и змеевики не встречаются никогда. А для провинциального боярства и дружины, тесно связанных с центром княжества (он же и центр производства интересующих нас вещей), расстояние в 100–200 км не представляло серьезного препятствия. Следовательно, и здесь можно допустить работу на заказ, хотя вполне вероятно и производство на рынок (рис. 122).

Рис. 122. Районы сбыта продукции деревенских и городских ремесленников.

1 – энколпионы, место изготовления – Киев; 2 – подвески с прорезью; 3 – подвески с позолотой; 4 – бусы «минские»; 5 – амулеты зооморфные; на карты нанесены ареалы вещей, сделанных одним мастером; место изготовления неизвестно; 6 – область распространения племенных типов вещей; 7 – район сбыта продукции одного мастера (ареал вещей, отлитых в одной литейной форме); 8 – приблизительный расчет количества замкнутых районов сбыта для всей области распространения вещей данного типа.

Рис. 123. Бронзовые кресты 1230 гг. (Киев).

Обращаясь к курганному (деревенскому) материалу, необходимо предварительно заметить, что излишне четкое двучленное деление всего русского населения XI–XIII вв. на городское и деревенское может несколько исказить историческую действительность. Мы забываем при этом о существовании «молодшей дружины», «дружины по селам», на протяжении XII–XIII вв. выраставшей в крупную политическую силу, дальнейший рост которой был надолго прерван татарским нашествием. Ее историческим представителем является «крепкий в замыслах» Даниил Заточник, а археологически она улавливается по сравнительно богатым и крупным курганам, расположенным среди деревенского кладбища рядом с курганами смердов.

Если произвести соответствующий подсчет городских вещей в курганах, то значительная часть их будет относиться именно к этому промежуточному слою младших дружинников, которые во многом еще связаны с деревней, но в то же время причастны и к городской культуре. Жены этих «молодших дружинников» заказывали себе украшения у местных деревенских ремесленников, но в то же время использовали и связи своих мужей с княжеским городом, откуда они получали изделия городских мастеров. Можно предполагать, что именно этот слой и был основным потребителем и заказчиком всевозможных имитаций. Имитация зерни и скани началась еще в X–XI вв., когда готовую городскую вещь оттискивали в глине и посредством простого литья деревенский серебренник мог выполнить заказ на изделие, которое имело сходство с настоящим городским.

Из приведенных мною примеров наибольшую связь со слоем младших дружинников имеют медные и позолоченные подвески, имитирующие зернь и скань (деревенские курганы по Припяти и Березине и богатые боярские клады Поросья).

Эти имитации городских вещей попали в деревню, по всей вероятности, при посредстве дружинников, бывавших время от времени в городе.

Напомню также распространение в Смоленском княжестве в деревенских курганах подвесок гнездовского типа (с драконами) и серебряных криновидных подвесок (см. выше раздел «Тиснение»), известных только по богатым боярским кладам.

К этому же разделу вещей относятся и дешевые медные или серебряные колты, изготавливавшиеся в Киеве, но находимые исключительно среди населения пограничных крепостей Киевского и Переяславского княжеств.

По отношению к территориальным связям мелкодружинного слоя нужно отметить зависимость от данного княжеского города и сравнительную ограниченность этих связей приблизительными политическими очертаниями княжеств.

В Смоленской земле сильно чувствуется влияние смоленского ремесла на инвентарь богатых курганов в деревнях. В Среднем Приднепровье таким центром притяжения был Киев, на севере – Новгород и т. д.

Связь провинциальных дружинников с мастерами княжеской столицы могла осуществляться как путем заказа, так и покупки у мастера (или на торгу?) уже готового изделия.

Уловить по технике изготовления вещей характер работы (на заказ или на рынок) не всегда возможно. Одной из интереснейших находок в этом отношении является найденная в Киеве заготовка для шейных гривен (см. выше раздел «Волочение проволоки»).

Прежде всего, отмечу, что материал заготовленного бунта – медь, употреблявшаяся только для деревенских гривен. Все известные нам городские гривны сделаны или из серебра, или из золота.

Мастером-киевлянином заранее была проволочена толстая медная проволока и тщательно скручена в жгут из трех проволок. Если бы мастер готовил гривны только для рынка, он, несомненно, заранее нарезал бы жгут, проковал концы, словом, сделал бы серию готовых вещей, рассчитанных на неизвестного покупателя. Между тем, мастер, заготовив жгут на 8 гривен, аккуратно сложил его в бунт и на этом прекратил предварительную работу.

При появлении заказчика, ювелир отрезал от бунтов необходимый кусок, проковывал его концы и, отделав гривну после получения заказа, продавал ее заказчику. У этого ювелира чувствуется еще неуверенность в будущих заказах, заставляющая его воздерживаться от предварительного изготовления всей гривны целиком. Но отсюда уже только один шаг, чтобы от работы на заказ (с предварительным выполнением 9/10 самой тяжелой части ее) перейти к работе на «будущего заказчика», а, следовательно, к работе на рынок.

До сих пор мы рассматривали ту часть продукции городских мастеров, которая с равным правом позволяла говорить как о работе на заказ, так и о работе на рынок. Но в перечисленных выше материалах содержатся и более определенные указания на характер некоторых производств. Карты распространения в деревнях и городах стеклянных браслетов, крестиков с выемчатой эмалью, керамических «писанок» с эмалевой поливой свидетельствуют о таком диапазоне производства и хорошо налаженного сбыта, который не оставляет сомнений в работе киевских стеклоделов, эмальеров и керамистов на рынок и притом рынок очень широкий, (рис. 124).

Рис. 124. Распространение киевских изделий с выемчатой эмалью.

1 – вещи, сделанные одним мастером.

Проникновение киевских изделий в Прибалтику, в костромское Заволжье, на берега Западного Буга и нижнего Дона, в глухие леса Пошехонья невозможно объяснить личным общением мастера с потребителем. Изделия одного мастера оказываются разделенными расстоянием в 1100 км.

Встретившись с таким фактом, мы должны допустить существование посредников в виде каких-то офеней или коробейников, разносивших по медвежьим углам древней Руси «щепетильные» товары киевских мастеров.

Наличие большого количества мелких купцов, отвечающих нашим представлениям о коробейниках, явствует из описания событий 1215 г., когда в качестве репрессии против Новгорода Ярослав Всеволодич в Торжке «… гостьбници изъимавъ я вся посла исковавъ по своимъ городамъ…, а бяще всѣхъ Новгородець более 2000» (курсив наш. – Б.Р.). Такому же аресту подверглись новгородские купцы и в Переяславле Залесском: «изымя новгородци и смоляне, иже бяху зашли гостьбою в землю его» (курсив наш. – Б.Р.). В результате заточения в гриднице 150 купцов задохлись. Общее число их было очевидно больше[930]930
  Новгородская I летопись 1215 г.; Новг. IV летопись 1216 г.


[Закрыть].

Лишь допустив наличие мелкой разносной торговли, можно объяснить такое количество гостей, сразу захваченных Ярославом.