Текст книги "Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 52 страниц)
«… Пеликанов – дочерей»
Однако шалаш, в который они входят, оказывается занят. В нем Эдгар, играющий роль «бедного Тома», нищего из Бедлама, и также спрятавшийся от бури.
Эдгар не решается (из осторожности, стыда или и того и другого одновременно) сбросить маску даже перед насквозь промокшими беднягами, залезшими в шалаш. Он рассказывает как безумный и по привычке принимается умолять:
Подайте Тому на пропитание. Бес мучит его.
Акт III, сцена 4, строки 59–60
Это, конечно, раннехристианская точка зрения: считалось, что безумными владел дьявол.
Король Лир, сам полубезумный, не в состоянии понять, чего хочет «бедный Том». Ему кажется, что полуголый бедняга доведен до такого жалкого состояния своими дочерьми. Потом он вспоминает о себе и мрачно бормочет:
Пеликаны складывают пойманную рыбу в мешок под клювом, приносят ее своим птенцам и кормят их. Жадные птенцы прижимают мешок к родительской груди. Невнимательному наблюдателю кажется, что молодежь терзает тело родителя. В результате возникла легенда о том, что птенцы пеликана питаются его кровью.
Лир считает, что дочери тоже, выражаясь фигурально, питаются его кровью; это перевертыш фразы (о том, что родители едят своих детей), которую выкрикнул Лир, лишая Корделию наследства.
«По части женского пола был хуже турецкого султана»
Эдгару остается только одно: продолжать изображать нищего. Когда Лир спрашивает его о прошлом, Эдгар кается в грехах, за которые им овладели демоны, лишившие его рассудка. Он говорит:
Пил и играл в кости. По части женского пола был хуже турецкого султана. Сердцем был лжив, легок на слово, жесток на руку, ленив, как свинья, хитер, как лисица, ненасытен, как волк, бешен, как пес, жаден, как лев.
Акт III, сцена 4, строки 91–95
Случайное упоминание турецкого султана[13]13
в оригинале – турок. – Е. К.
[Закрыть] – анахронизм. Турки появились в истории лишь через шестнадцать веков после предполагаемой эпохи Лира. Однако во времена Шекспира они находились на пике могущества, и «турок», то есть султан, правивший в Стамбуле (Константинополе), был самым грозным монархом в Европе. Однако на рядового христианина самое сильное впечатление оказывали не обширные владения султана, не его абсолютная власть над жизнью и смертью подданных, а размеры султанского гарема. Почти все тайно (а кое-кто и явно) завидовали возможностям султана, поэтому слово «турок» стало синонимом необузданного сладострастия.
Перечисляя свои грехи, набожный «бедный Том» попутно совершает ритуал покаяния:
Не давай скрипу туфелек и шелесту шелка соблазнять тебя, не бегай за юбками, сторонись ростовщиков, не слушай наущений дьявола.
Акт III, сцена 4, строки 97–99
Ритуал «я грешил, но покаялся» был рассчитан на то, чтобы выудить монету у прохожего; он до сих пор имеет успех в таких организациях, как Ассоциация анонимных алкоголиков.
Однако на Лира более сильное впечатление производит то, что есть люди, которым гораздо хуже, чем ему. Хотя он оплакивает потерю положения, связанного с королевским титулом, однако начинает понимать, что все еще, даже теперь, является продуктом несправедливо устроенного общества. Срывая с себя одежду, он говорит «бедному Тому»:
…он настоящий. Неприкрашенный человек и есть именно это бедное, голое двуногое животное, и больше ничего.
Акт III, сцена 4, строки 108–110
«… Флибертиджиббет»
Однако приступить к выполнению своего намерения стать «неприкрашенным человеком» Лир не успевает. Входит Глостер с факелом; он нашел короля.
Эдгар смертельно боится, что отец узнает его. Поэтому он притворяется еще более безумным и кричит, входя в образ «бедного Тома»:
Это бес Флибертиджиббет.
Акт III, сцена 4, строка 117
Имя Флибертиджиббет можно найти в книге по демонологии «Обличение вопиющих папских обманов», написанной английским прелатом по имени Самуэль Харснетт.
В этой книге Харснетт обличает иезуитов и приводит имена многочисленных демонов. Среди этих демонов есть и Флибертиджиббет. Для этой работы Харснетту нужно было только живое и развитое воображение, а воображения ему хватало.
По ходу пьесы «бедный Том» использует и другие имена демонов: Смолкин, Модо, Мего, Хоппданс, Обидикат и так далее. Все они заимствованы из труда Харснетта. Книга была опубликована в 1603 г., поэтому можно сделать вывод, что «Король Лир» не мог быть написан раньше.
Лир внимает лепету «бедного Тома» как зачарованный. Он с трудом находит время выслушать Глостера, предлагающего ему лучшее убежище, еду и питье. Король отмахивается и говорит:
Я этого философа сперва
Хочу спросить: что есть причина грома?
Акт III, сцена 4, строки 157–158
Во времена Шекспира слово «философ» применялось в том же значении, в каком сейчас используется слово «ученый». (Последнее придумали только в XIX в.) Вот почему Лир, вдохновленный продолжающейся бурей, задает вопрос о громе – видимо, надеясь на научный ответ.
К мольбам Глостера присоединяется Кент, но Лир упрямо твердит:
Лишь слово-два с фиванцем этим мудрым:
Что ты постиг?
Акт III, сцена 4, строки 160–161
Еще в течение века после смерти Шекспира наука (или, если угодно, философия) ассоциировалась исключительно с древними греками. Поэтому слово «фиванец», то есть уроженец греческого города Фивы, автоматически означало философа.
А вдруг не так? Вдруг Лир здесь иронизирует? Афиняне, которые были воплощением греческой культуры и философии, считали своих северо-западных соседей фиванцев людьми тупыми и глупыми. Поэтому выражение «ученый фиванец» показалось бы им полной чепухой.
Однако Лир не в том настроении, чтобы иронизировать. Он становится все более человечным. Сначала он первым пропустил в шалаш шута, а теперь отказывается от помощи, если эта помощь не будет оказана и «бедному Тому». Глостер и Кент вынуждены согласиться, а после этого Лир называет нищего самым уважаемым для философа именем:
Пожалуйте, афинянин почтенный.
Акт III, сцена 4, строка 183
«Чайлд Роланд…»
Все это время измученный Эдгар вынужден притворяться безумным, потому что сбросить маску опасно. Когда в конце сцены все выходят из шалаша, он придумывает стишки, сложенные из плохо подогнанных друг к другу кусочков:
Чайлд Роланд (или Роуленд) – герой старинной шотландской баллады. (Слово «Чайлд» в данном случае что-то вроде титула, который присваивался юноше хорошего рода, еще не посвященному в рыцари.) Судя по сохранившимся пересказам, в балладе шла речь о юноше, который с помощью Мерлина отправился в Страну эльфов, чтобы освободить похищенную сестру, и сделал это несмотря на множество опасностей. Сама баллада утрачена; возможно, «бедный Том» цитирует ее первую строчку. Если так, это единственная уцелевшая строка.
(Роберт Браунинг, вдохновленный этой строкой из «Короля Лира», написал готическую поэму под названием «Чайлд Роланд приехал к черной башне», но эта поэма никак не связана со старинной балладой.)
От героической баллады «бедный Том» переходит к восклицанию злобного великана, который почуял спрятавшегося героя. По крайней мере, Шекспир избегает анахронизма и не заканчивает последнюю строчку словами «я чую кровь англичанина», как часто говорят в современных постановках. Во времена Лира англичан не существовало; они появились только после вторжения англосаксов на остров Британию в V в. н. э.
«…Графом Глостером»
Пока Глостер выполняет свою благородную миссию, Эдмунд совершает главное предательство. Он показывает герцогу Корнуэлльскому письмо, свидетельствующее о том, что Глостеру известно о вторжении французов, но он скрывает это. Эдмунд получает вознаграждение; Корнуэлл мрачно говорит:
…письмо сделало тебя графом Глостером. Разыщи своего отца, чтобы мы немедленно могли задержать его.
Акт III, сцена 5, строки 18–20
Но Эдмунд не настолько бессердечен; он все же не такой, как Гонерилья и Регана. Бастард хочет пробиться на верхнюю ступень общественной лестницы, столкнув оттуда родного отца, но все же ему не по себе, потому что он произносит в сторону:
Строчка эта очень важна; она доказывает, что Эдмунд – не законченный злодей. В финале пьесы это сыграет решающую роль.
«…Спать в полдень»
Глостер поселяет несчастных отверженных – короля, шута, Эдгара и Кента – на ферме неподалеку от своего замка; это убежище несравненно лучше жалкого шалаша.
Затем он уходит, и безумный король устраивает воображаемый суд над Гонерильей и Реганой, причем делает это так, что Эдгару с трудом удается притворяться «бедным Томом». Когда судебное заседание заканчивается, Лиру кажется, что наступило утро, он лежит в своей постели и велит подать себе завтрак. На что шут едва слышно отвечает:
А я лягу спать в полдень.
Акт III, сцена 6, строка 84
Это последние слова шута в пьесе. В других сценах он не участвует; более того, никто о нем не вспоминает. Можно предположить, что он выполнил свое сценическое назначение, подыгрывая глупостям Лира и подчеркивая его безумие во время бури, после чего надобность в нем у драматурга пропала.
Возможно и другое предположение: шут, измученный холодом, дождем и страхом, знает, что он скоро умрет, несмотря на молодость («а я лягу в постель в полдень»). И все же не хочется верить, что Шекспир не посчитал нужным (или просто забыл) вложить в уста Лира хотя бы одну строчку с эпитафией несчастному шуту.
Возвращается Глостер, еще более взволнованный, чем прежде. Он слышал разговор о намерении убить Лира (видимо, для того, чтобы его не могли использовать как фигуру, объединяющую всех, кто противостоит новому режиму герцогов). Глостер доставляет носилки и обеспечивает эскорт, который в целости и сохранности доставит короля в Дувр.
«Французские войска…»
Герцог Корнуэлльский также получает известие о вторжении французов. Он говорит Гонерилье:
Поезжайте скорее к вашему мужу. Покажите ему это письмо. Французские войска высадились.
Акт III, сцена 7, строки 1–3
Если между герцогами Альбанским и Корнуэлльским и существовало соперничество, это не мешает последнему рассчитывать, что против общего врага они выступят единым фронтом. Видимо, Гонерилья поддерживает герцога и герцогиню Корнуэлльских; резонно ожидать, что она сможет оказать влияние на своего покладистого мужа.
Эдмунду приказывают сопровождать Гонерилью. Этот сюжетный ход выполняет сразу две функции – положительную и отрицательную. Во-первых, между Эдмундом и Гонерильей возникают любовные отношения, что обогащает фабулу. Во-вторых, Эдмунд не может присутствовать при событии, которое произойдет с минуты на минуту: Глостер должен быть наказан. Можно предположить, что Эдмунд не знает, какое наказание ожидает его отца; если бы он знал или присутствовал при этом, то, возможно, постарался бы вмешаться.
«…Рвать бороду!»
Глостера хватают и приводят в замок сразу же после ухода его вероломного сына. «Гости» привязывают хозяина к стулу в собственном замке и развлекаются тем, что осыпают его оскорблениями. Регана выдергивает волосы из его бороды, и потрясенный Глостер восклицает:
Боги, боги, старику
Рвать бороду!
Акт III, сцена 7, строки 36–37
В наши дни былое уважение к бороде утрачено. Во многих культурах борода была признаком мужского достоинства и мужественности; недаром мальчик превращается в мужчину (физиологически) только после того, как у него начинает пробиваться борода. В таких культурах бритье было попросту немыслимо; в каком-то смысле оно приравнивалось к кастрации.
В иудейском священном писании евреям запрещалось не только бритье, но даже фасонная стрижка бороды («Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей» (Лев., 19: 27). Насильное бритье считалось неслыханным позором. Когда царь Давид отправил послов к аммонитянам и те силой выбрили послам полбороды в знак непослушания, этого оскорбления хватило, чтобы начать войну (2 Сам., 10: 4–6).
Даже в более поздние времена достаточно было прикоснуться к бороде мужчины, чтобы нанести ему тягчайшую обиду; в этом жесте было больше запретной интимности, чем в прикосновении к гениталиям. Именно отсюда пошло выражение «схватить врага за бороду»; считалось, что одного прикосновения к бороде достаточно, чтобы сделать мужчину импотентом и лишить его способности отомстить. Когда человека хватали за бороду, оскорбление становилось еще более страшным, а если из нее выдергивали волоски, это было не только больно, но и превращало этот процесс в чудовищное надругательство над личностью.
Легко представить себе, что елизаветинская публика, впервые смотревшая пьесу, сначала громко ахала, а потом содрогалась от ужаса, видя, что молодая женщина ведет себя словно последняя шлюха, нанося неслыханное оскорбление старому человеку в его собственном доме. Мы наблюдаем за этой сценой с холодным безразличием; общество бритых остается равнодушным.
«Эдгар был оклеветан!»
Ужасы стремительно нарастают. Глостера заставляют признаться, что он отправил короля Лира в Дувр; это автоматически означает, что он знал о вторжении французов.
Разгневанный герцог Корнуэлльский решает выжечь Глостеру глаза (прямо на сцене!) и приказывает слугам крепче держать стул. Когда Глостеру выжигают глаз, один из слуг в отчаянии выхватывает меч, пытаясь помешать этому чудовищному злодеянию. Во время схватки герцог Корнуэлльский получает тяжелую рану, но Регана, вонзив добропорядочному слуге нож в спину, убивает его. Затем Глостеру выжигают и второй глаз.
Когда слепой Глостер грозит обоим местью Эдмунда, Регана с наслаждением рассказывает старику, что именно Эдмунд его и выдал.
Наконец Глостер осознает все происшедшее и с горечью говорит:
О, как я ошибался!
Эдгар был оклеветан!.. Небеса,
Помилуйте, спасите мне Эдгара!
Акт III, сцена 7, строки 92–93
Герцогу Корнуэлльскому приходится уйти: полученная им рана опасна. У него больше нет времени на Глостера; он приказывает выгнать изувеченного хозяина из замка. Преданный арендатор (обозначенный в списке действующих лиц просто как Старик) ведет Глостера, сокрушаясь, что его бывший хозяин не видит дороги. Но Глостер, понявший, что слепота бывает разной, с надрывом отвечает:
Нет у меня пути,
И глаз не надо мне. Я оступался,
Когда был зряч.
Акт IV, сцена 1, строки 18–19
«Там есть один утес…»
Слепой Глостер, оплакивающий не столько себя, сколько Эдгара, сталкивается с Эдгаром, который все еще не расстается с маской «бедного Тома». При виде слепого и нищего отца Эдгар тут же забывает нанесенную ему обиду и с горечью говорит:
Пока мы стонем: «Вытерпеть нет сил»,
Еще на деле в силах мы терпеть.
Акт IV, сцена 1, строки 27–28
Иными словами, пока человек жив, он не имеет права думать, что самое худшее с ним уже произошло.
Несчастный Глостер выражает еще более мрачную мысль:
Как мухам дети, в шутку
Нам боги любят крылья обрывать.
Акт IV, сцена 1, строки 36–37
Старый арендатор знакомит Глостера с «бедным Томом». Глостер сразу понимает, что из того получится идеальный поводырь; даже жестокому герцогу Корнуэлльскому не придет в голову преследовать сумасшедшего за помощь слепому «изменнику». Конечно, нищего из Бедлама нельзя наказывать.
Сломленный скорбью Эдгар с трудом играет свою роль, но он вынужден делать это, по крайней мере в присутствии арендатора. Поэтому он продолжает что-то бормотать о дьяволах.
Глостер просит Эдгара отвести его в Дувр. Теперь все дороги ведут в Дувр, где высадилось французское войско. Однако у Глостера есть своя цель. Он говорит:
Там есть один утес,
Большой, нависший круто над пучиной.
Поможешь мне взобраться на обрыв?
Акт IV, сцена 1, строки 75–77
Конечно, он имеет в виду знаменитые белые скалы Дувра и собирается покончить жизнь самоубийством.
«Этот поцелуй…»
Тем временем Гонерилья и Эдмунд торопятся к герцогу Альбанскому, чтобы убедить его объединиться с герцогом Корнуэлльским и выступить вместе против французов. Их встречает смущенный Освальд и говорит, что герцога Альбанского вторжение французов ничуть не тревожит. Гонерилья сразу понимает, что на помощь мужа рассчитывать не приходится, и посылает Эдмунда обратно в Корнуэлл, чтобы тот успел предупредить герцога.
Теперь Гонерилья предстает перед нами в новом свете. Она говорит Эдмунду:
Нагнитесь. Тише! Этот поцелуй,
Когда бы обладал он даром речи,
Вознес бы дух твой ввысь!
Акт IV, сцена 2, строки 22–23
Ясно, что она влюблена в Эдмунда. Прежде в пьесе на это не было и намека; однако легко представить себе, что ее чувство к Эдмунду возникло во время совместной поездки.
Следует помнить, что Эдмунд необычайно красив. Это явствует из открывающего пьесу диалога между Глостером и Кентом. Когда Глостер представляет Эдмунда и довольно скабрезно рассказывает об обстоятельствах его появления на свет, Кент любезно отвечает:
«Мужчина с молочной печенью»
После отъезда Эдмунда Гонерилья встречается с герцогом Альбанским и выкладывает мужу все, что она о нем думает. Ее ничуть не трогает выговор, полученный от мужа за ее плохое обращение с собственным отцом. Гонерилья презрительно бросает в ответ:
Печень считалась вместилищем эмоций. Печень, богатая кровью, вдохновляла человека на мужественные и доблестные поступки. Следовательно, человек с красной печенью был смелым и агрессивным. Напротив, печень, недостаточно снабжавшаяся кровью, не вызывала таких эмоций; она могла принадлежать только трусу и неженке. Обычным выражением было «лилейная печень», то есть белая от недостатка крови. Выражение «молочная печень» означало то же самое, но имело дополнительный оттенок: то есть что человек еще не вышел из младенческого возраста.
Конечно, никакого отношения к эмоциям печень не имеет, впрочем, сейчас мы отводим ту же роль сердцу, а это ничуть не лучше. Говоря о людях с «сильным» или «слабым» сердцем, мы совершаем ту же ошибку, что и Гонерилья.
В этот момент прибывает гонец и сообщает супругам, что герцог Корнуэлльский умер от раны, нанесенной ему взбунтовавшимся слугой. Однако это известие не волнует Гонерилью, ни жалости, ни сочувствия к покойному она не испытывает. Смерть герцога Корнуэлльского избавляет ее от соперника и позволяет рассчитывать на совместное с мужем (кем бы этот муж ни был) правление объединенной Британией.
Однако Регана теперь вдова, а Гонерилья сама послала к ней Эдмунда. Овдовевшая Регана имеет большое преимущество в борьбе за красавчика Эдмунда. Таким образом, смерть Корнуэлла знаменует собой начало ожесточенного соперничества между сестрами, каждая из них представляет собой смертельно опасного противника.
«Так неожиданно вернулся…»
Кент добирается до Дувра и находит там французское войско, но не его вождя. Он спрашивает человека, который в списке действующих лиц значится как Дворянин:
Почему французский король так неожиданно вернулся во Францию? Вы не слышали, какова причина?
Акт IV, сцена 3, строки 1–2
Дворянин туманно отвечает, что во Франции возникли какие-то внутренние проблемы.
Ход довольно неуклюжий: французский король прибыл в Англию и тут же отправился обратно, так и не появившись на сцене. Возможно, это свидетельствует об антифранцузских настроениях Шекспира. У Холиншеда французы вторгаются на остров и разбивают британцев; естественно, Шекспир не мог с этим согласиться. Он в последнюю минуту удалил французского короля, не затратив на это лишних слов (по свидетельству Бена Джонсона, Шекспир терпеть не мог переписывать свои пьесы), и заменил войну с французами более удобной гражданской.
«Войска британцев…»
Все действующие лица собираются в Дувре. Вновь появляется Корделия, которая командует высадившейся армией (то, что возглавляет армию британская принцесса, позволяет до некоторой степени заморочить публике голову и сделать поражение соотечественников не таким обидным). Однако войско коренных британцев также на подходе. Прибывший гонец сообщает Корделии:
Войска британцев близко, госпожа.
Акт IV, сцена 4, строка 21
Однако согласия в этом войске нет. Герцог Альбанский явно устранился от дел. Когда Регана (все еще находящаяся в замке Глостера) спрашивает Освальда, кто стоит во главе воинов, тот отвечает:
С большою неохотой.
Его жена воинственней, чем он.
Акт IV, сцена 5, строки 2–3
Нет согласия и между самими сестрами. Освальд (управляющий Гонерильи) приехал в замок Глостера только для того, чтобы передать Эдмунду письмо Гонерильи; становится ясно, что Регана отчаянно ревнует. Она передает Освальду свое письмо, адресованное Эдмунду, которое Освальд должен доставить в Дувр. Кроме того, Регана велит Освальду убить слепого Глостера, если тот встретится ему по пути.
«Отныне покорюсь…»
Глостер в сопровождении Эдгара тоже добирается до Дувра. Эдгар по-прежнему скрывает свою личность, видимо боясь, что в таком состоянии отец просто не выдержит потрясения. Однако он больше не играет косноязычного «бедного Тома» и начинает выражать свои мысли чеканным белым стихом. Сбитый с толку Глостер говорит:
Мне кажется, твой голос стал другим.
Ты говоришь яснее и толковей.
Акт IV, сцена 6, строки 7–8
Эдгар, не обращая внимания на эти слова, описывает утес, на который он якобы привел Глостера, причем делает это так красноречиво, что бедный Глостер и не подозревает об обмане. Цель Эдгара становится ясной из реплики, которую он бросает в сторону:
Пародиею этой на прыжок
Я вылечить его хочу.
Акт IV, сцена 6, строки 33–34
Фокус удается. Глостер пытается прыгнуть в воображаемую пропасть и вместо этого падает на землю. Эдгар подходит к нему, притворившись другим человеком, и убеждает отца, что демон подвел его к краю утеса, а некая божественная сила спасла ему жизнь. Глостер, чьи предыдущие реплики свидетельствуют о том, что он человек суеверный, принимает это объяснение, понимает, что нельзя торопить смерть, пренебрегая судьбой, и с огорчением говорит:
Отныне покорюсь
Своей судьбе безропотно, покамест
Она сама не скажет: «Уходи».
Акт IV, сцена 6, строки 75–77
«Промочило до костей…»
Король Лир тоже в Дувре. Он по-прежнему безумен, но в минуты просветления Лир отказывается видеть Корделию, так как ощущает жгучий стыд. Видимо, он сумел ускользнуть от охранявших его слуг и теперь бродит среди цветов.
Лиру еще только предстоит познать себя. Он уже понял, что такое лесть, и говорит:
Лиру говорили, что он приобрел мудрость, соответствующую его возрасту; иными словами, перерос глупости, свойственные юности. Но теперь старый король понял, что лесть не должна быть безграничной. Он говорит:
А вот когда меня промочило до костей, когда у меня от холода не попадал зуб на зуб, когда гром не смолкал, сколько бы я его ни упрашивал, тогда я увидал их истинную сущность, я их раскусил.
Акт IV, сцена 6, строки 101–104
Бесцельно скитаясь, Лир натыкается на Глостера и Эдгара. Глостер узнает его голос и спрашивает, не король ли перед ним. Лир гордо выпрямляется и произносит фразу, вошедшую в пословицу:
Король и до конца ногтей – король!
Акт IV, сцена 6, строка 109
Но он уже не тот король, что был когда-то. Он проходит через мучительный фарс отправления правосудия, чтобы показать свое величие, но теперь он понимает, что не может вершить справедливый суд, так как не знает души людей. Теперь Лир понимает, что от несправедливости страдают все, а не только он. Он говорит:
Сквозь рубища грешок ничтожный виден,
Но бархат мантий прикрывает все.
Позолоти порок – о позолоту
Судья копье сломает, но одень
Его в лохмотья – камышом проколешь.
Акт IV, сцена 6, строки 166–169
«…У англичан»
Входят те, кто охраняет Лира, но безумный король убегает от них, и они устремляются следом.
Эдгар понимает, что скоро здесь начнется сражение, и пытается увести слепого отца в безопасное место. Поскольку Глостер утратил волю к жизни, Эдгару хотелось бы назвать себя. Но сначала ему помешал приход Лира, а затем – куда более серьезное событие.
Входит Освальд, замечает Глостера и, чтобы угодить Регане, пытается убить его. Однако Эдгар, притворившийся деревенщиной и говорящий с крестьянским акцентом, мешает ему сделать это. Они сражаются, и Освальд падает.
Перед смертью Освальд в последний раз проявляет преданность своим господам. Он просит мнимого крестьянина:
Ты одолел. Возьми мой кошелек.
Письмо, которое найдешь при мне,
Отдай Эдмонду Глостеру. Он в стане
У англичан.
Акт IV, сцена 6, строки 251–254
Это явный анахронизм. В каком-то месте пьесы слово «английский» должно было проскочить; оно появляется здесь. В предполагаемую эпоху Лира никаких англичан в Британии не было и быть не могло; они появились там лишь спустя тринадцать веков. В некоторых изданиях пьесы слово «английский» заменено на «британский», но в наиболее раннем издании напечатано «английский».
Эдгар вскрывает письма, найденные на теле Освальда. (На войне, как и в любви, все средства хороши.) В письме Гонерилья просит Эдмунда убить герцога Альбанского и одновременно предлагает свою руку и сердце. Бастард сначала превращается в законного наследника отца, затем получает титул графа, а теперь может стать королем всей Британии.
«Я – старый дурень…»
Охранники настигают Лира. Он засыпает, и Корделия наконец-то получает возможность увидеть отца. Она боится будить Лира, надеясь, что сон поможет отцу восстановить рассудок. Вспомнив о том, как жестокие сестры выгнали Лира в бурю из дома, она с жаром говорит:
Я б пустила греться
К огню собаку своего врага
В такую ночь!
Акт IV, сцена 1, строки 36–38
Когда Лир просыпается, дочь опускается перед ним на колени, как перед полноправным королем. Но теперь Лир полностью познал себя; он больше не сможет стать прежним королем. Он пытается встать перед дочерью на колени, а когда Корделия не дает ему сделать это, старик говорит:
Не смейся надо мной. Я – старый дурень
Восьмидесяти с лишним лет. Боюсь,
Я не совсем в своем уме.
Акт IV, сцена 7, строки 59–63
Убедившись наконец, что перед ним действительно его младшая дочь, Лир говорит:
Не плачь! Дай яду мне. Я отравлюсь.
Я знаю, ты меня не любишь. Сестры
Твои меня терзали без вины,
А у тебя для нелюбви есть повод.
Акт IV, сцена 7, строки 71– 75а
Обиженная им Корделия со слезами на глазах твердит только одно:
Нет, нет его!
Акт IV, сцена 7, строка 75Ь
Вся сцена примирения написана поразительно просто, без поэтических красот и многосложных слов, но ни в одной пьесе Шекспира (и, По-моему, во всей мировой литературе) нет фраз, которые бы так же искусно и беспощадно заставляли сердца людей разрываться от сочувствия к тому, что они видят и слышат.
«Враг показался»
Сражение вот-вот начнется. Войско покойного герцога Корнуэлльского возглавляет Эдмунд, и Регана жадно ищет его любви.
Гонерилья привозит герцога Альбанского, и тот впервые объясняет свою позицию:
Чтоб воевать, я должен быть в ладу
С своею совестью. И мой противник —
Французы, наводнившие наш край…
Акт V, сцена 1, строки 24–25
Будучи патриотом, он окажет сопротивление иностранному вторжению, хотя понимает, что правда на стороне врага.
Эдгар (все еще переодетый) незаметно подходит к герцогу Альбанскому и передает ему письмо, найденное на теле Освальда. Он убеждает герцога прочитать письмо позже, и тот соглашается.
Когда Эдгар уходит, возвращается Эдмунд со словами:
Враг показался. Стянемте войска.
Вот сведенья о силах их, примерно.
Акт V, сцена 7, строки 51–53 «Король разбит»
Эдгар отводит отца в безопасное место, но после битвы спешит назад с криком:
Бежим, старик! Дай руку мне. Бежим!
Король разбит. Его и дочь схватили.
Они в плену.
Акт V, сцена 2, строки 5–6
Глостер вновь мечтает о смерти, он предпочел бы остаться на месте и умереть. Но Эдгар говорит:
Человек
Не властен в часе своего ухода
И сроке своего прихода в мир,
Но надо лишь всегда быть наготове.
Идем.
Акт V, сцена 2, строки 9–11
У Холиншеда сказано, что это сражение выиграли Лир, Корделия и французы. Шекспир выбирает другой вариант. Конечно, у него есть для этого более основательные причины, однако ясно, что поражение французов более соответствует его националистическим предрассудкам.
«Пускай нас отведут скорей в темницу»
Пленная Корделия хочет увидеться с сестрами – возможно, чтобы упросить их освободить отца. Однако Лир отказывается. Он наконец понял, что в этой жизни важно, а что нет. Король говорит:
Нет, нет!
Пускай нас отведут скорей в темницу.
Там мы, как птицы в клетке, будем петь.
Ты станешь под мое благословенье,
Я на колени стану пред тобой,
Моля прощенья. Так вдвоем и будем
Жить, радоваться, песни распевать,
И сказки сказывать, и любоваться
Порханьем пестрокрылых мотыльков.
Так будем узнавать от заключенных
Про новости двора и толковать,
Кто взял, кто нет, кто в силе, кто в опале,
И с важностью вникать в дела земли,
Как будто мы поверенные Божьи.
Мы в каменной тюрьме переживем
Все лжеученья, всех великих мира,
Все смены их, прилив их и отлив.
Акт V, сцена 3, строки 8–19
Можно сказать, что Лир с лихвой искупил свои прошлые грехи. Если бы Лир, разделив свое королевство, умер или если бы дочери Лира заставили себя дождаться его смерти, отнесясь к нему с благоразумным терпением, Лир остался бы таким, каким был изначально: злобным и глупым тираном, неспособным отличить настоящую любовь от заверений в любви.
Но, пройдя через череду испытаний, Лир обрел несколько мгновений безоблачного счастья, и эти мгновения стоят всей его предыдущей жизни.
Потеря свободы и всего остального значения не имеет. Лир говорит:
При виде жертв подобных
Нам боги сами курят фимиам.
Акт V, сцена 3, строки 20–21
«…В государственной измене»
Но Эдмунду мало лишить Лира и Корделию свободы. Он намерен стать королем Британии, а потому должен устранить других претендентов. Следовательно, Лира и Корделию необходимо убить. Эдмунд раскрыл свои намерения в монологе перед битвой и теперь поручает это грязное дело своему офицеру. Когда приходит герцог Альбанский и требует передать пленников ему, Эдмунд под благовидным предлогом выпроваживает его.
Гонерилья и Регана ссорятся из-за Эдмунда. Овдовевшая Регана имеет преимущество и объявляет Эдмунда своим супругом.
Естественно, герцог Альбанский вмешивается в ссору. Он прочитал письмо, которое передал Эдгар, и теперь решительно заявляет:
Я их арестую. Ты, Эдмонд,
Виновен в государственной измене
Совместно с этой золотой змеей.
Акт V, сцена 3, строки 83–85
На «золотую[19]19
в оригинале – позолоченную. – Е. К.
[Закрыть] змею» Гонерилью это не производит никакого впечатления. Немного позже она говорит:
