355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айзек Азимов » Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы » Текст книги (страница 29)
Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:17

Текст книги "Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы"


Автор книги: Айзек Азимов


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 52 страниц)

Эта дама тоже располагает кошельком своего мужа. Она, как Гвиана, полна золота и всяческого изобилия.

Акт I, сцена 3, строки 67–68

Гвиана – местность на северном побережье Южной Америки, никогда не славившаяся своим богатством. Однако ее легко спутать с Гвинеей (Guinea), расположенной на южном берегу северо-западной оконечности Африки. (Это название происходит от слова «Гана» (Ghana). Так называли эту местность в древние времена. Когда в конце 1950–х – начале 1960–х гг. разные африканские страны получили независимость, эту местность опять стали называть Ганой; правда, залив Атлантического океана, на берегу которого она находится, по-прежнему называется Гвинейским.)

Территория, которую сейчас называют Ганой, в прежние времена славилась своим золотом; на этом было основано ее процветание. Когда Гана была британской колонией, ее называли Золотым Берегом. В 1663 г., через много лет после смерти Шекспира, первая британская золотая монета была отчеканена именно из ганского золота. Естественно, ее назвали гинеей (guinea); со временем ее стоимость составила двадцать один шиллинг (один фунт стерлингов плюс один шиллинг). Если бы эта монета появилась веком раньше, Шекспир ни за что бы не спутал Гвиану с Гвинеей.

После 1813 г. монета достоинством в одну гинею вышла из обращения, но это слово оставалось престижным, и им продолжали пользоваться при исчислении жалованья (поскольку гинея была дороже фунта стерлингов на целый шиллинг).

«Сводником…»

Следуя своему плану, Фальстаф написал миссис Форд и миссис Пейдж одинаковые письма и велит Ниму отнести письмо первой, а Пистолю – второй.

В приступе щепетильности оба отказываются выполнять роль сводника. Пистоль величественно говорит:

Как! Сводником мне стать? Я – честный воин!

Клянусь мечом и тысячей чертей!

Акт I, сцена 3, строки 75–76[133]133
  В оригинале: «Сэром Пандаром Троянским…» – Е. К.


[Закрыть]

Пандар действует как сводник в сказании о Троиле и Крессиде (которое Шекспир вскоре после этого переделал в одноименную пьесу). Именно благодаря ему в английском языке появился глагол «pander» – «сводничать». Мы могли бы посочувствовать Пистолю, считающему, что сводничество несовместимо с достоинством воина, если бы не знали, что он и Ним ради денег готовы на что угодно.

Когда прихвостни отказываются выполнять поручение, ничуть не расстроенный Фальстаф поручает это дело своему маленькому пажу (видимо, тому самому, который фигурирует во второй части «Генриха IV»). Там реплики этого персонажа озаглавлены «Паж» («Page»); никто не называет его по имени. Здесь же они озаглавлены «Робин». Это вполне естественно, потому что в этой пьесе есть другие персонажи с фамилией Пейдж (Page).

Фальстаф уходит; его люди, слишком гордые, чтобы заниматься сводничеством, но всегда готовые наябедничать, решают рассказать о плане хозяина мужьям упомянутых женщин.

«…С этакой маленькой, желтенькой бородкой»

Тем временем валлийский священник сэр Хью Эванс берет на себя обязанности сводника и решает устроить брак Слендера и Анны Пейдж. С этой целью он посылает Симпла (слугу Слендера) к миссис Куикли (служанке врача), которая, по его мнению, прекрасно подходит для роли посредницы.

В двух частях «Генриха IV» миссис Куикли звали хозяйку трактира «Кабанья голова». Там ее трактир использовался как публичный дом, так что выполнять роль посредницы этой женщине не впервой. Однако в «Виндзорских насмешницах» она занимается куда более уважаемым ремеслом, чем в первых двух пьесах.

Миссис Куикли соглашается взяться за это дело (рассчитывая, что ей хорошо заплатят), даже не зная человека, ради которого она должна потрудиться. Она делает несколько тщетных попыток выяснить это. Когда миссис Куикли спрашивает, большая ли у него борода, Симпл отвечает:

У него этакое маленькое, бледненькое личико с этакой маленькой, желтенькой бородкой.

Акт I, сцена 4, строки 22–23[134]134
  В оригинале: «с бородкой каинова цвета». – Е. К.


[Закрыть]

Каина, убившего Авеля и, если верить библейской легенде, ставшего первым убийцей в мире, по каким-то причинам изображали на гобеленах по библейским мотивам с рыжевато-желтой бородой. Борода того же цвета была также у Иуды, предавшего Иисуса.

Сравнение комическое, потому что трусливый и недалекий Слендер меньше всего похож на человека, которого неуправляемая страсть способна толкнуть на чудовищное преступление вроде убийства или предательства.

«…Один важни персон»

Врач, у которого служит миссис Куикли, – это доктор Каюс, француз, говорящий по-английски еще хуже, чем Эванс. Этот классический комический персонаж очень вспыльчив. Он не любит, когда в его отсутствие миссис Куикли принимает незнакомых людей, поэтому, когда служанка узнает, что хозяин возвращается, она прячет Симпла в чулан.

Похоже, доктор Каюс направляется во дворец по какому-то важному делу. Он говорит по-французски:

Ma foi, il fait fort chaud. Je m'en vais a la Cour – la grande affaire.

Пф, пф, пф! Какой жара! А мне надо ходиль на королевский двор лечиль один важни персон.

Акт I, сцена 4, строки 51–52

В пьесе эти слова не переводятся на английский, потому что они не имеют отношения к действию. Либо они нужны для характеристики персонажа, либо намекают на некое происшествие при дворе, которое случилось во время написания пьесы.

Возможно, требование королевы Елизаветы поторопиться с пьесой (если эта легенда правдива) было вызвано не тем, что ей не терпелось увидеть Фальстафа влюбленным, а необходимостью сыграть комедию по случаю какой-то важной – и уже назначенной – придворной церемонии.

Из реплик, встречающихся в пьесе позже, можно сделать вывод, что речь идет о представлении ко двору претендентов на награждение орденом Подвязки. Одно такое представление состоялось в мае 1597 г. Для данной пьесы это чересчур рано; получается, что «Виндзорских насмешниц» Шекспир написал, еще не успев закончить вторую часть «Генриха IV».

Но если это так, то знатных персон, присутствовавших на этом представлении (и, несомненно, бегло говоривших по-французски), должен был позабавить комический француз, торопящийся на ту самую церемонию, в которой принимают участие сами зрители.

В последнюю минуту доктор Каюс вспоминает, что забыл взять какое-то лекарство, открывает дверь чулана и обнаруживает Симпла. Разгневанный француз требует объяснений, а когда получает их, выясняется, что он сам ищет руки прекрасной Анны Пейдж.

Дымясь от злости, француз садится писать письмо, а затем говорит Симплу:

You jack'nape, give-a dis letter to Sir Hugh. By gar, it is a shallenge.

Эй ты, обезьян! Неси это письмо мистер Эванс. Я визиваль его на дуэль.

Акт I, сцена 4, строки 106–107

Похоже, нам предстоит стать свидетелями комической дуэли между двумя типами, коверкающими английский язык.

Когда разгневанный доктор Каюс наконец убегает, приходит Фентон, красивый молодой человек, который тоже вздыхает по Анне Пейдж (конечно, публика целиком и полностью на его стороне, не говоря о самой Анне, и настроена против писклявого Слендера и вспыльчивого Каюса).

Миссис Куикли, уже обещавшая помочь Слендеру и Каюсу, соглашается помочь и Фентону. Для нее главное – деньги, а Фентон платит ей со словами:

Вот тебе деньги, и не забывай о моем деле.

Акт I, сцена 4, строки 153–154
«…Под горой Пелионом»

Миссис Пейдж получила письмо Фальстафа. Эта добродетельная матрона, не привыкшая к интрижкам, тут же выходит из себя и говорит:

Ах он Ирод иудейский! О порочный, порочный свет!

Акт II, сцена 1, строки 20–21

В данном случае выражение «Ирод иудейский» означает всего-навсего «злодей».

На сцене появляется миссис Форд. Она тоже получила подобное письмо и тоже разгневана. Миссис Пейдж, представив себе размеры Фальстафа и то, чем может кончиться попытка заняться с ним любовью, сердито говорит:

Но я скорее согласилась бы стать великаншей и лежать под горой Пелионом.

Акт II, сцена 1, строки 77–78

Согласно греческим мифам, на заре истории Зевс и другие олимпийцы победили чудовищных гигантов. После этой победы ради безопасности гигантов упрятали под землю и придавили сверху горами, созданными специально для того, чтобы пленники не вырвались на поверхность. Так, один из предводителей гигантов по имени Энкелад был придавлен горой Этной.

Легко предположить, что причиной возникновения этих мифов было стремление объяснить вулканическую активность.

Гора Пелион упоминается в другом мифе, который очень близок к мифу о восстании гигантов. В этом мифе повествуется о двух молодых гигантах, решивших захватить Олимп, высочайшую гору Греции и жилище богов. Чтобы создать площадку нужной высоты, они собирались взгромоздить Пелион на Оссу. Миссис Пейдж объединяет два этих мифа в один.

Миссис Пейдж и миссис Форд решают проучить Фальстафа; они будут водить его за нос, а потом оставят ни с чем. Именно решение этих двух дам повеселить себя и публику за счет Фальстафа (которому от этого веселья придется несладко) и делает их «виндзорскими насмешницами».

«…Как сэр Актеон»

Но эти две женщины – не единственные, кто знает о намерениях Фальстафа. Ним и Пистоль из вредности выдали Фальстафа их мужьям. Пистоль говорит им:

Не допусти! Или навек заслужишь Ты украшенье страшное…

Акт II, сцена 1, строки 116–118[135]135
  В оригинале: «Не допусти, иначе будешь бежать как сэр Актеон, за которым по пятам гонится Рингвуд; о, это одиозное имя». – Е. К.


[Закрыть]

Согласно греческим мифам, Актеон был охотником, который увидел, как купается Диана (Артемида), и начал наблюдать за ней. Девственная охотница Диана почувствовала себя оскорбленной и превратила Актеона в оленя, после чего беднягу разорвали собственные собаки. (Рингвуд – распространенная в Елизаветинскую эпоху кличка гончей.)

Поскольку Актеон, превращенный в оленя, носил рога, а рога были символом обманутого мужа, реплику Пистоля следует считать красноречивым предупреждением. В последнюю минуту он стесняется произнести нужное слово, которое слишком «одиозно» для его утонченных чувств. Это слово известно каждому зрителю: «рогоносец».

«…Этому проходимцу»

Пейдж – спокойный и рассудительный человек, не склонный к ревности, – не верит Пистолю и говорит:

Ни за что не поверю этому проходимцу…

Акт II, сцена 1, строка 140

Слово «Cataian»[136]136
  так в оригинале. – Е. К.


[Закрыть]
, означающее «китаец», появилось в Англии за несколько веков до Шекспира, когда северный Китай завоевало кочевое племя киданей (Khitan), или китаев (Kitai). Они владели этой территорией с 907 по 1125 г. – достаточно долго, чтобы дать ей свое имя. В 1213 г. эту область завоевали монголы под предводительством Джучи, старшего сына Чингисхана. В конце XIII в. северный Китай посетил венецианский путешественник Марко Поло. Хотя с тех пор прошло больше полутора веков, однако эти места продолжали называть именем древнего кочевого племени. Марко Поло назвал северный Китай Катаем (Cathay), поэтому в Англии жители Китая превратились в катаев, или катайцев (Cataian). Поскольку в Средние века ксенофобия была куда сильнее, чем сейчас, считалось, что такое экзотическое создание, как китаец, просто обязано быть лжецом.

Современное англоязычное название этой страны (China) происходит от имени еще более древней династии Цинь (Ch'in), которая правила Китаем менее полувека – с 259 по 210 г. до н. э. Большую часть этого времени императором был Цинь Шихуанди, могучий правитель, при котором построили Великую Китайскую стену. Император Цинь собрал все исторические трактаты того времени и сжег их, чтобы прославить свое правление и показать, что история начинается с него. И это ему удалось; во всяком случае, первые сведения о Китае, дошедшие до нас благодаря позднейшим легендам, относятся к его царствованию. Естественно, страну, которой он правил, назвали по имени ее императора.

В отличие от Пейджа Форд патологически ревнив, и известие о планах Фальстафа приводит его в ярость. Он решает провести собственное расследование и обратиться прямо к Фальстафу, представившись ему как «мистер Брук».

«Пусть устрицей мне будет этот мир…»

Фальстаф ждет в гостинице «Подвязка», чем закончится его интрига. Пистоль, только что предавший своего хозяина, нахально просит у него денег. Фальстаф отказывает, и тут Пистоль произносит самую знаменитую реплику в этой пьесе:

Пусть устрицей мне будет этот мир,

Его мечом я вскрою!

Акт II, сцена 2, строки 2–3

Профессия солдата-наемника существовала практически всегда и была выгодной. Если дела шли успешно, наемник получал не только плату, но и свою долю трофеев, взятых в разграбленных городах. Если же удача отворачивалась от наемника, он грабил лично для себя. Конечно, его могли убить, но таковы были издержки профессии.

Выражение «пусть устрицей мне будет этот мир» стало девизом тех, кто смело вступает в жизнь, не имея ничего, кроме природного дарования, и завоевывает себе состояние.

«…Меркурий в юбке»

Приходит вездесущая сводня миссис Куикли и приносит Фальстафу послания от замужних женщин. Она заливается соловьем до тех пор, пока нетерпеливый Фальстаф не обрывает ее:

Да что ж мне-то она велела передать? Говори покороче, мой дорогой Меркурий в юбке.

Акт II, сцена 2, строки 79–80

Конечно, Меркурий – это посланник богов, а «Меркурий в юбке» означает посланника-женщину.

Выслушав это понукание, миссис Куикли сообщает, что миссис Форд назначила Фальстафу свидание между десятью и одиннадцатью утра, когда мистер Форд уйдет из дома. В письме миссис Пейдж содержится обещание назначить свидание при первой возможности. Фальстаф доволен.

«Ах, гнусный волокита!»

Входит Форд, переодетый мистером Бруком, Фальстаф с ним незнаком. Пытаясь выяснить, действительно ли Фальстаф завоевал благосклонность миссис Форд, он говорит, будто влюблен в эту женщину, но не может добиться взаимности. Затем он просит Фальстафа обольстить ее и сообщить об этом Бруку, а тот, используя свое знание, заставит женщину уступить его желаниям.

Фальстаф тут же клюет на эту неправдоподобную историю и заверяет Брука, что у него уже назначено свидание с этой женщиной, и бессовестно лжет, заранее называя Форда рогоносцем.

Фальстаф уходит, а оставшийся в одиночестве Форд, вне себя от гнева, говорит:

Ах, гнусный волокита!

Акт II, сцена 2, строка 286[137]137
  В оригинале: «Проклятый эпикурейский мошенник!» – Е. К.


[Закрыть]

Эпикур – древнегреческий философ, основавший в Афинах школу в 306 г. до н. э. Он проповедовал здоровую и практичную материалистическую философию, свободную от предрассудков и считавшую удовольствие главной целью человеческого существования; однако максимального наслаждения можно достичь только умеренным потреблением того, что доставляет тебе удовольствие.

Более поздние последователи Эпикура часто забывали о требовании соблюдать умеренность, в результате чего эпикурейство выродилось в обычный гедонизм, то есть ничем не ограниченное стремление к наслаждению. Вследствие этого слово «эпикуреец» приобрело уничижительный оттенок; так по ошибке стали называть всякого, кто стремится к чисто физическим наслаждениям – роскоши, обжорству, пьянству и разврату. Ясно, что Форд называет Фальстафа эпикурейцем в самом оскорбительном смысле этого слова.

«Рогач…»

Бедный Форд выходит из себя, вспоминая эпитеты, которыми его награждал Фальстаф. Он чувствует, что заслужил их, и не в силах этого вынести. Имена дьяволов не так отвратительны, как клички, которыми его награждали. Изнывая от боли, он восклицает:

Сатанаил, Вельзевул, Люцифер, Барбазон – все это звучит красиво. А вот «рогач», «рогоносец»… Да самого дьявола так не называют!

Акт II, сцена 2, строки 295–298[138]138
  В оригинале: «Амаймон…» – Е. К.


[Закрыть]

Имена дьяволов Амаймона и Барбазона встречаются среди многочисленных изобретений средневековых и современных демонологов (см. в гл. 1: «…Флибертиджиббет»). Так, в 1584 г., всего лет за двенадцать с небольшим до написания «Виндзорских насмешниц», появился трактат под названием «Раскрытие колдовства» Реджинальда Скотта. Там описан один из главных дьяволов по имени Марбас, иначе Барбас. Возможно, именно этот трактат подсказал Шекспиру имя Барбазон. Что же касается Амаймона, то он, согласно представлениям средневековой демонологии, правил восточной частью ада.

Все эти старые имена дьяволов ныне забыты (и поделом); остались только те, которые упомянуты в Библии, в том числе Люцифер. Это имя присутствует в Книге пророка Исаии, где пророк радуется падению Вавилона и говорит: «Как упал ты с неба, о Люцифер, сын утра!» (Ис., 14: 12)[139]139
  в русском переводе: «Как упал ты с неба, денница, сын зари!» – Е. К.


[Закрыть]
.

Древнееврейское слово, переведенное в Библии как Люцифер, – это «hetel». Буквально оно означает «сияющий, сверкающий, блестящий»; считают, что это был эпитет планеты Венера. Планета Венера появляется на небе в одном конце своей орбиты как утренняя звезда, а в другом конце – как вечерняя. Греки называли ее утренний аспект phosphoros (несущий свет), потому что он символизировал приближение рассвета. В переводе на латынь это стало звучать как lucifer. Так слово «hetel» превратилось в «Люцифер».

Возможно, использование этого имени в строке из книги пророка Исаии звучало как ирония над гордостью вавилонского царя, среди титулов которого, придуманных льстивыми придворными, был и титул Утренняя Звезда (это очень напоминает Людовика XIV Французского, которому нравилось, когда его называли «король-солнце»).

Однако со временем этот стих приобрел более эзотерический смысл. К времени написания Нового Завета иудаисты сочинили пространную легенду о группе ангелов, восставших против Господа во время сотворения человека и в результате низвергнутых в ад. Стих из Книги пророка Исаии был истолкован как указание на это, после чего для христиан слово «Люцифер» стало одним из имен предводителя падших ангелов.

Таким образом, прекрасная утренняя звезда, настоящий Люцифер, действительно упала с неба.

Но для Форда все эти дьявольские имена – ничто по сравнению с кличкой «рогоносец» или, еще того хуже, «рогач».

Использованное Шекспиром слово «wittol» является искаженным witwall (дятел); оно почему-то ассоциировалось со словом «кукушка» (cuckoo), от которого произошло слово «cuckold» (рогоносец). Первый слог, «wit», – это старое английское слово «знать»; видимо, этим и объясняется поверье, что рогач – это рогоносец, знающий о своем несчастье.

Действительно, Форд теперь не только рогоносец, но и рогач; он узнал о своем положении благодаря острому приступу ревности, предпочтя твердое знание неуверенности.

«Мой Эскулап…»

Но что стало с вызовом на дуэль, который доктор Каюс послал сэру Хью? Видимо, подготовить поединок попросили хозяина «Подвязки», а тот ради потехи назвал дуэлянтам разные места встречи. Каждый тщетно ждет противника и приходит к выводу, что тот не явился из трусости.

Каюс ждет, изнывая от нетерпения и гнева и бормоча угрозы в адрес отсутствующего Эванса. Тут появляется хозяин «Подвязки» и выражает притворную уверенность, что дуэль уже закончилась. Он говорит:

Ну что, он уже убит, мой эфиоп? Отвечай, мой храбрый Гален, мой Эскулап, мое бузинное сердце!

Акт II, сцена 3, строки 25–27[140]140
  В оригинале: «Он мертв, мой Франциск? Ах, задира! Что скажешь, мой Эскулап? Мой Гален?» – Е. К


[Закрыть]

Хозяин «Подвязки» – болтун, который повторяет одно и то же под разным соусом; таково его понимание юмора. Он называет Каюса эфиопом, потому что тот смуглый (англичане эпохи королевы Елизаветы такими представляли французов). А Франциск (или Франсиско) – юмористически искаженное англичанами французское слово «fran3ais».

Клички Эскулап и Гален – намек на профессию Каюса. Гален – самый знаменитый врач эпохи Древнего Рима. Эскулап (или, по-гречески, Асклепий) был мифическим сыном Аполлона и великим врачевателем. Он даже мог воскрешать мертвых. Но когда Эскулапа уговорили сделать это, Юпитер разгневался на него за вмешательство в естественный порядок вещей и убил ударом молнии.

«…В латыни и медицине»

Тем временем Эванс тщетно ждет противника на другом конце Виндзора. Хозяин «Подвязки» посылает Пейджа, Шеллоу и Слендера (которые присутствовали при том, как он дразнил Каюса) через весь Виндзор посмотреть, что делает Эванс.

Эванс менее вспыльчив, чем Каюс, но он тоже сильно разгневан и говорит о своем сопернике:

…миска овсяной каши столько же понимает в латыни и медицине, сколько ваш знаменитый доктор!

Акт III, сцена 1, строки 62–63[141]141
  В оригинале: «Этот жулик понятия не имеет ни о Гибократе (Гиппократе), ни о Галене». – Е. К.


[Закрыть]

Гиппократ – греческий врач, который достиг вершины славы в 400 г. до н. э., он был первым настоящим учителем медицины, которого мы знаем по имени; впоследствии его прозвали «отцом медицины». Он основал школу, которая существовала несколько веков; труды всех учеников этой школы неукоснительно приписывались самому Гиппократу. Знаменитая клятва Гиппократа, которую по традиции дают выпускники многих медицинских вузов, также изобретение этой школы.

Гиппократ и Гален были двумя величайшими врачами Древнего мира; их труды считались последним словом медицины вплоть до начала XIX в. Обвинить Каюса в том, что он не знает трудов Гиппократа, значило нанести ему смертельное для врача оскорбление.

«… Макиавелль?»

Приходит хозяин «Подвязки», таща за собой Каюса, и радостно рассказывает своим жертвам, как он подшутил над ними. Он, мол, слишком ценит обоих, чтобы позволить им причинить вред друг другу. Хозяин гостиницы очень гордится собой и приговаривает:

Ну, кто из вас посмеет сказать, что я не политик, не хитрец, не Макиавелль?

Акт III, сцена 1, строки 95–96

Николо Макиавелли – гражданин Флоренции, который честно служил своему городу, но был отставлен от должности после политического переворота 1512 г. Вынужденный подать в отставку и опечаленный тем, что более сильные народы, вторгшиеся в то время в Италию из-за Альп, уничтожают его страну, он изложил свои политические теории в трактате «Государь».

В этой книге он назвал принципы, которыми должны руководствоваться правители. Сам Макиавелли был честным и добрым человеком, но понимал, что в жестоком мире того (и, возможно, любого) времени правители должны быть реалистами, а в ряде случаев прибегать к жестокости и насилию.

Иностранцам принципы Макиавелли казались типично итальянскими фокусами и интригами, поэтому имя Макиавелли стало синонимом заговоров, интриг и закулисной борьбы. кое-кто считает так и сейчас.

Когда все уходят и Эванс с Каюсом остаются наедине, выясняется, что они совсем не так довольны хозяином «Подвязки», как он сам. Они заключают мир и клянутся отомстить обидчику.

«…С беспутным принцем»

Вновь возникает вопрос об Анне Пейдж. Пока все занимались другими делами, Слендер неустанно вздыхал: «Ох, прекрасная Анна Пейдж!» и «Ах, прелестная Анна Пейдж!». Теперь он идет на обед к Пейджам, где должен обручиться с девушкой своей мечты. Сам Пейдж склоняется в пользу Слендера, но миссис Пейдж предпочитает соперника Слендера, доктора Каюса.

Хозяин «Подвязки» спрашивает, что Пейдж думает о молодом Фентоне, но Пейдж резко обрывает его:

Но только не с моего согласия! У этого джентльмена нет никакого состояния. Он водил дружбу с беспутным принцем Гарри и Пойнсом. Да и слишком он высокого круга…

Акт III, сцена 2, строки 67–69

Итак, Фентон не только беден (у него «нет никакого состояния»), но он входит в ту компанию, которая привнесла столько забавного в обе части «Генриха IV». Для такого респектабельного представителя среднего класса, как Пейдж, подобное аристократическое беспутство хуже бедности.

Это единственное упоминание в пьесе о принце Хэле; только оно позволяет отнести время действия к 1400–м гг., потому что все остальное (в том числе упоминание королевы Елизаветы) указывает на начало 1600–х гг.

«Плутишка…»

Миссис Куикли, связанная с Фальстафом, убедила толстого рыцаря одолжить Робина миссис Пейдж, сделав вид, что та давно мечтала о таком паже. Конечно, насмешницы используют его как помощника в исполнении собственных планов. Они хотят заставить Фальстафа прийти в дом Форда на свидание с миссис Форд. Затем они притворятся, что Форд вернулся, заставят Фальстафа спрятаться в большой корзине с грязным и вонючим бельем, вынесут его из дома и бросят в сточную канаву неподалеку от Темзы.

Конечно, если Фальстаф догадается о розыгрыше, все пойдет прахом. Поэтому миссис Пейдж спрашивает Робина:

А скажи нам, маленький плутишка, ты остался нам верен?

Акт III, сцена 3, строки 25–26[142]142
  В оригинале: «Ну что, маленький «постный Джек», ты был верен нам?» – Е. К.


[Закрыть]

Конечно, Робин одет очень пышно; контраст кричащего наряда с мальчишеским телом производит комическое впечатление. В этом наряде он действительно похож на аляповатое чучело, которое использовалось на Масленицу, перед наступлением Великого поста. Такое чучело подвешивали на веревке и колотили палками до тех пор, пока оболочка не разрывалась и из чучела не сыпался дождь подарков, которые расхватывали присутствующие. Такое чучело по-английски называли Jack-a-lent (то есть «постный Джек»).

«…Алмаз небесный!»

Робин истово клянется, что не выдал заговорщиц; видимо, это правда, потому что пришедший в дом Форда Фальстаф принимается всерьез ухаживать за хозяйкой. Он приводит галантную цитату из книжки сонетов:

«Тебя ли я нашел, алмаз небесный!»

Акт III, сцена 3, строка 41

Эта цитата из сонета в сборнике стихов «Астрофель и Стелла» сэра Филипа Сидни, который вышел в 1584 г. или чуть раньше. По качеству сонеты Сидни не уступали сонетам других поэтов (конечно, за исключением сонетов самого Шекспира).

«…Как в аптеке лекарствами»

Миссис Форд притворяется смущенной этим романтическим приветствием, после чего Фальстаф берет быка за рога, заявляя:

Я уже сказал, что не умею льстить, рассыпаться в любезностях, доказывать тебе, что ты-то, да се, да это, как это делают тощие, шепелявые щеголи, которые похожи на женщин в мужском наряде и от которых пахнет духами, как в аптеке лекарствами.

Акт III, сцена 3, строки 68–71[143]143
  В оригинале: «…от которых пахнет, как на Баклерсбери в разгар торговли травами». – Е. К.


[Закрыть]

Иными словами, Фальстаф не относит себя к записным денди. Словом «simples» (простые) в эпоху Шекспира называли лекарственные травы. Считалось, что каждая трава лечит только одну болезнь; таким образом, это было «простое» лекарство. Многие лекарственные растения обладали ароматом, а потому торгующие ими рынки пропитывались приятными запахами (резко контрастировавшими с вонью, царившей в грязном Лондоне 1600–х гг., в котором не было ни водопровода, ни канализации).

Баклерсбери – название лондонской улицы, где в то время собирались продавцы трав и целители-травники. Во время года, когда торговали лекарственными травами, их запах можно было ощутить за несколько кварталов.

Однако зайти далеко Фальстаф не успевает. Вбегает Робин с фальшивым известием о возвращении Форда. Но вслед за ним входит запыхавшаяся миссис Пейдж и приносит ужасную новость: Форд действительно идет сюда. Фальстаф прячется в корзину с грязным бельем (как и планировали обе дамы), после чего в дом врывается Форд.

Его сопровождают Пейдж, Каюс и Эванс, пытающиеся успокоить ревнивца, но Форд точно знает, что Фальстаф здесь (не зря же он выдавал себя за мифического Брука), и не желает утихомириться. Он пытается вывести свою жену на чистую воду, однако по рассеянности позволяет слугам унести корзину с грязным бельем.

Естественно, найти Фальстафа Форду не удается. В результате он приходит к мысли, что Фальстаф просто похвастался, будто миссис Форд назначила ему свидание. Ревнивцу не остается ничего иного, как просить прощения.

«Пронырливый рогач…»

Интрига развивается полным ходом. Анна Пейдж по-прежнему притягивает к себе, как магнит, Слендера, Каюса и Фентона. Пейджу нравится первый, миссис Пейдж – второй, а самой Анне – третий.

Что же касается Фальстафа, то он сидит в трактире и оплакивает свое невезение. Его любовному свиданию помешали, самого его похоронили под кучей вонючего белья и чуть не утопили в сточной канаве. Но тут приходит миссис Куикли и уговаривает Фальстафа попытаться еще раз. (Виндзорские дамы тут ни при чем; они слышали, как Форд говорил, что узнал о первом свидании от самого старого хвастуна.)

Затем входит Форд в обличье мистера Брука и с тревогой спрашивает, почему Фальстаф не был у миссис Форд. Если бы Фальстаф сказал, что миссис Форд ему отказала, это пролило бы бальзам на раны ревнивого мужа. Однако ничего подобного Фальстаф не говорит. Да, он был там:

Но, едва только мы успели с ней обняться, поцеловаться, объясниться друг другу в любви, словом, разыграть пролог к нашей любовной комедии, как в дом ворвался ее муж, этот пронырливый рогач, который следит за ней днем и ночью и живет в вечной тревоге.

Акт III, сцена 5, строки 69-73

В оригинале использовано слово «cornuto», образованное от латинского прилагательного «рогатый»; это еще один из множества синонимов слова «рогоносец», имевших хождение в Елизаветинскую эпоху.

Фальстаф объясняет, что его вынесли в корзине с грязным бельем и что на следующий день ему назначено новое свидание. Несчастный Форд вспоминает, что он действительно видел, как выносили злополучную корзину, и впадает в отчаяние.

«Толстой старухи…»

Затем следует интерлюдия, в которой Эванс с его валлийским акцентом дает урок латыни юному Уильяму Пейджу (младшему брату Анны). При этом присутствует миссис Куикли. Акцент Эванса и наивность миссис Куикли вызывают ряд непристойных ассоциаций, смысл которых для нас во многом утрачен из-за постоянного обновления словаря непристойностей.

Однако эта интерлюдия создает впечатление, что прошло много времени, и подготавливает публику ко второму свиданию, которое проходит точно так же, как и первое. Форд снова вбегает в дом и принимается искать Фальстафа. Фокус с грязным бельем уже не пройдет, но миссис Форд приходит в голову нарядить Фальстафа женщиной. Она говорит:

Наверху у нас висит платье тетки моей служанки, толстой старухи из Бренфорда.

Акт IV, сцена 2, строки 71-72

Видимо, речь идет об известной во времена Шекспира толстухе, владелице трактира в Бренфорде (впоследствии Брентвуде) – городе на Темзе, находившемся на полпути между Виндзором и Лондоном. (Ныне Лондон разросся до такой степени, что полностью поглотил Брентвуд.) Эта женщина славилась своими размерами; публика хорошо знала, кого имеет в виду Шекспир, и смеялась над толщиной Фальстафа.

«…Дьяволу станет жарко!»

Форд обыскивает дом, а друзья пытаются успокоить его так же, как в прошлый раз. Миссис Форд снова приказывает слугам вынести корзину; Форд роется в ней и злорадно говорит:

Но сейчас самому дьяволу станет жарко!

Акт IV, сцена 2, строки 115–116[144]144
  В оригинале: «Но сейчас будет посрамлен сам дьявол». – Е. К.


[Закрыть]

Здесь Шекспир цитирует самого себя. В первой части «Генриха IV» нетерпеливый Хотспер в диалоге с Глендауром использует пословицу. Когда Глендаур предлагает Хотсперу научить его управлять чертом, Хотспер в ответ предлагает Глендауру научить его срамить дьявола: «Любите правду. Это черту смерть».

Возможно, заставляя Форда заявить, что он посрамит дьявола, достав Фальстафа из-под кучи грязного белья, и установив правду, Шекспир сознательно хотел напомнить публике эпизод из первой части «Генриха IV», чтобы связать эту пьесу с более ранней.

Однако горькая реплика Форда пропала втуне. Он выкинул из корзины все белье, но Фальстафа не нашел и в результате посрамил не дьявола, а самого себя.

В этот момент из дверей выходит Фальстаф, переодетый женщиной. Форд ненавидит эту толстую старуху, считая ее ведьмой. Ему нужно сорвать на ком-то досаду. Он хватает палку, нещадно лупит Фальстафа, выгоняет его из дома, затем обыскивает все комнаты и, конечно, никого не находит.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю