Текст книги "Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 52 страниц)
Видимо, Холиншед, а вслед за ним Шекспир приняли на веру не подвергавшуюся сомнению легенду о том, что Макбет действительно встретился с чем-то сверхъестественным. Как возникла эта легенда? Может быть, это и чистая выдумка, однако за ней кое-что кроется.
В VI в. в Ирландии началось нечто вроде Возрождения. Эта эпоха длилась до IX в.; затем пришли викинги, после чего остров вновь вернулся во времена варварства. С XI по IX в. ирландские монахи распространяли свое учение не только на Британских островах, но и на континенте. Это было христианство, но не римско-католическое; имелись существенные различия в деталях.
Рим боролся с этим «кельтским христианством», причем очень успешно. В 664 г. согласно решению собора в Уитби Англия официально отмежевалась от кельтского христианства и перешла в католичество. Кельтское христианство искореняли даже в самой Ирландии.
Поэтому последним оплотом кельтского духа и национальной идеи стала Шотландия, упорно защищавшая его вплоть до времен Дункана. Мы очень мало знаем о подробностях этой борьбы, потому что после своего триумфа Римско-католическая церковь уничтожила все упоминания о том, что она считала дьявольскими культами и ересями.
Католичество одержало окончательную победу, а кельтское христианство исчезло лишь после правления Макбета. Шотландская церковь могла считать Макбета одним из последних представителей старого кельтицизма и отождествлять его с туманными древними магическими и языческими обрядами. Может быть, смутные воспоминания о том, что он якшался с темными силами (под которыми подразумевалась всего лишь преданность кельтицизму), в конце концов превратились в легенду о связи Макбета с ведьмами?
«Ты предок королей…»
Пораженный происходящим Макбет застывает на месте, но Банко (менее впечатлительный, чем его товарищ) ведет себя так, словно перед ним ярмарочные гадалки. Он спрашивает, могут ли сестры предсказать и его будущее. Третья ведьма (Что Будет) проясняет туманные пророчества сестер, сказав:
Ты предок королей, но не король.
Акт I, сцена 3, строка 67
Это намек на легенду о том, что Банко – основатель рода Стюартов. (Можно представить себе, что творилось на премьере «Макбета», когда Третья ведьма декламировала эти строки в присутствии самого короля Якова.)
«Если умер мой отец…»
Наконец Макбет обретает дар речи и выражает свое изумление:
Сайнел был отцом Макбета и предыдущим гламисским таном. Этот титул Макбет унаследовал автоматически после смерти отца.
Но как только Макбет просит дополнительных объяснений, роковые сестры исчезают. Сразу вслед за этим появляются Росс и Ангус, разыскивающие полководцев. Они приносят известие от короля, и Макбет впервые узнает об измене Кавдора и о том, что его титул передан Макбету.
Изумленный Макбет понимает, что роковые сестры не солгали как минимум в одном. И тут его осеняет: он действительно может стать королем.
«Которых ужас…»
Для того чтобы Макбет стал королем, нужно, чтобы им перестал быть Дункан. Поэтому единственный способ выполнить пророчество – убить Дункана. В стране, еще не испорченной цивилизацией, прийти к такой мысли нетрудно; вплоть до описываемого времени история Шотландии представляла собой бесконечную череду междоусобных войн, в ходе которых тот или иной тан пытался убить того, кто в данный момент называл себя королем, чтобы занять его место. Макдональд был лишь последним из многих.
Однако для Макбета эта мысль вовсе не легка. Он восклицает:
Столь сильную реакцию Макбета при мысли об убийстве Дункана следует понимать в свете моральных норм, принятых во времена Шекспира, а не Макбета.
В эпоху феодализма (к которой, несомненно, относится макбетовская Шотландия) король был всего лишь первым среди равных. Часто король был слабее своих главных вассалов, и неповиновение этих вассалов королю, а то и прямые мятежи были скорее правилом, чем исключением.
С приходом нового времени феодализм начал разваливаться, и титул короля стал более важным, чем прежде. Короля выбирали уже не на совете вельмож (как в «Макбете» и «Гамлете»); был разработан принцип «законного престолонаследия». Каждый новый король получал свой титул по жесткой очередности рождения, даже если он был тираном, больным или слабоумным.
Считалось, что законный король избран Богом, поскольку именно Бог позволил ему родиться в нужное время, чем сделал его правление неизбежным. Право на престол получают от Бога; не зря Он даровал его именно этому человеку, а не кому-то другому. Иными словами, это была доктрина «божественного права королей».
В любом обществе, признававшем это право, убийство короля становилось самым страшным святотатством. Совершавший это преступление убивал Божьего ставленника, а следовательно, и самого Бога.
В Англии доктрина божественного права королей никогда не пользовалась такой популярностью, как на континенте, и была не слишком эффективна. На протяжении почти всей своей истории Англия имела парламент, который все более решительно настаивал на участии в принятии управленческих решений и считал, что король отвечает перед дворянством не меньше, чем перед Богом.
Божественное право королей и, следовательно, абсолютизм достигли наивысшей точки при Генрихе VIII, правившем с 1509 по 1547 г. Его неукротимая воля и дьявольская жестокость сочетались с необычным стремлением к популярности у подданных. Елизавета I, вторая дочь Генриха, правившая с 1558 по 1603 г., также стремилась к популярности, но не была такой жестокой. Хотя и Генрих, и Елизавета действовали так, словно считали себя помазанниками Божьими, но внимания на этом не акцентировали.
Яков I был человеком совсем другого рода. Он был шотландцем, обладал омерзительными привычками (даже по елизаветинским моральным нормам не отличавшимися суровостью) и вовсе не стремился завоевать популярность у народа, которому не нравились ни его происхождение, ни его произношение, ни его характер. Он гордился собственной ученостью, настаивал на своих принципах управления страной и громко восхвалял доктрину божественного права королей.
Впрочем, осуждать его не приходится: время для королей было опасное. 1517 г. начало протестантской Реформации, и народы Европы разделились на два непримиримых лагеря: католиков с одной стороны и протестантов – с другой. Некоторые страны (в том числе и Англия) были частично католическими, частично протестантскими, так что к угрозе внешних войн прибавлялась угроза внутренних.
В такой обстановке было невероятно легко убедить людей в том, что убийство короля – дело не только законное, но и богоугодное. Для этого требовалось только одно: убийца должен был считать, что король исповедовал не ту религию.
Родную мать Якова I, Марию Шотландскую, казнили в 1587 г. как по политическим, так и по религиозным соображениям. В 1589 г. монах-фанатик Жак Клеман заколол кинжалом французского короля Генриха III, считая, что король слишком «мягко» относится к протестантам.
Поскольку «Макбета» играли в присутствии Якова I, взгляды которого на божественное право королей были хорошо известны, а вопрос о цареубийстве витал в воздухе, это заставило Шекспира изменить исторической правде и изобразить возможное убийство Дункана куда более чудовищным деянием, чем оно считалось во времена Макбета.
«…Судьба мне хочет дать корону»
Макбет со священным ужасом, достойным начала XVII в., отвергает идею цареубийства и пытается найти другой способ. Он продолжает монолог:
Когда судьба мне хочет дать корону,
Пусть и дает без помощи моей.
Акт I, сцена 3, строки 143–144
А почему бы и нет? Судьба (точнее, Рок) уже сделала Макбета кавдорским таном без всякого вмешательства с его стороны. К тому же между ним и троном нет бездонной пропасти. Чуть раньше Макбет ответил Третьей ведьме:
И сделаться им (кавдорским таном) так же невозможно,
Как трудно стать шотландским королем.
Акт I, сцена 3, строки 73–74
Однако это явное преувеличение. В более поздние времена, когда восторжествовал принцип законного престолонаследия, наличие У Дункана двоих здоровых сыновей явилось бы гарантией того, что боковой ветви трон не достанется ни в коем случае. Но во времена Макбета дела обстояли не так.
В тот век недолгой жизни и насильственных смертей Дункан мог умереть в любой момент – в бою или от болезни, – даже если бы он был так же молод, как был в действительности, а если бы он был таким старым, каким его изобразил Шекспир, то тем более. После смерти Дункана его преемника выбрали бы из королевского рода. История свидетельствует, что в то время его сыновья были еще детьми, а Макбет не только принадлежал к правящему роду, но был великим и победоносным полководцем. Преемником наверняка избрали бы его. Таким образом, Судьбе было легко сделать его королем, без особых усилий со стороны Макбета.
Возможно, таким образом Макбет пытается избавиться от задумчивости и присоединиться к королю и двору, которые все более нетерпеливо ждут его в Форресе.
«…Принца Комберленда»
Тем временем в Форресе казнили кавдорского тана. Король радостно приветствует Макбета, восхваляя его подвиги. Макбет клянется королю в верности, однако делает это вяло и рассеянно.
Но тут Дункан, осчастливленный двойной победой над внутренним и внешним врагом, решает обезопасить свое государство и назвать имя наследника. Он говорит:
Мы право на престол передаем
В наследство сыну старшему, Малькольму,
Который этим самым возведен
В сан принца Комберленда.
Акт I, сцена 4, строки 37–39
Камберленд[46]46
в переводе – Комберленд. – Е. К.
[Закрыть] – одно из северных графств Англии, которое присоединилось к Англии лишь в 1092 г., при сыне Вильгельма Завоевателя Вильгельме II Рыжем, спустя полвека после смерти Дункана. Ранее оно находилось под относительно крепкой властью шотландцев.
Титул принца Камберлендского принадлежал наследнику шотландского престола (так же, как наследнику английского принадлежал титул принца Уэльского). Действительно, говоря о «наследстве», Дункан имеет в виду то, что следовало бы прямо назвать жестким порядком престолонаследия.
Для Макбета это звучит как гром среди ясного неба. Желание предыдущего короля (возможно, любимого народом) оказывало сильное влияние не только на общественное мнение, но и на отношение знати. Если бы все привыкли считать Малькольма наследником престола, то после смерти Дункана он стал бы королем автоматически.
Внезапно становится ясно, что Судьба не коронует Макбета без его собственных усилий. Если Макбет хочет стать королем, ему придется что-то предпринять. Он размышляет:
Принц Комберленд мне преграждает путь.
Я должен пасть или перешагнуть.
Акт I, сцена 4, строки 48–50
«…В Инвернес»
Но пока наступает время для праздника и ликования. Король собирается посетить замок Макбета, чтобы устроить совместный пир со своим великим полководцем и любимым родственником и укрепить дружеские связи с ним. Он говорит Макбету:
Мы едем в Инвернес к тебе
В залог скрепленья нашей тесной дружбы.
Акт I, сцена 4, строки 42–43
Инвернесс находится в 50 милях (80 км) к западу от Форреса. Именно там находится замок Макбета, в котором живет его жена, леди Макбет.
«…Пусть женщина умрет во мне»
Макбет посылает жене письмо; в следующей сцене леди Макбет читает его. Это ее первый выход. Мы знаем эту женщину только как леди Макбет, что, может быть, и неплохо, потому что жена исторического Макбета носила не слишком благозвучное имя Груох.
Леди Макбет реагирует на рассказ о роковых сестрах совсем не так, как ее муж. Без малейшего промедления она тут же приходит к выводу, что необходимо расчистить путь к трону как можно скорее. Женщина размышляет вслух:
Сюда, ко мне, злодейские наитья,
В меня вселитесь, бесы, духи тьмы!
Пусть женщина умрет во мне. Пусть буду
Я лютою жестокостью полна.
Акт I, сцена 5, строки 41–44
После этого пассажа можно подумать, что леди Макбет воплощение злодейства в женском облике. Но Шекспир был к ней несправедлив.
Согласно дошедшим до нас фрагментарным сведениям о ранней истории скоттов, леди Макбет была внучкой шотландского короля Кеннета IV, который принадлежал к роду, соперничавшему за трон с родом Дункана. Кеннет IV погиб в битве с Малькольмом II, дедом Дункана.
В клановом обществе первобытной Шотландии историческая леди Макбет была кровным врагом Дункана. (Ее муж был сыном сестры Малькольма II, а потому кровная месть на него не распространялась.) В таких обстоятельствах леди Макбет могла (и, возможно, делала это) подбивать мужа на мятеж против беспечного короля.
Именно это и произошло. Если Макбет, поощряемый женой, действительно стремился завладеть троном, то, с точки зрения тогдашних шотландских нравов, в этом не было ничего необычного. Он собрал войско и поднял восстание.
Так, Холиншед сообщает: «Он (Макбет) сразил короля у Энверса [47]47
Инвернесса
[Закрыть] или, как говорят некоторые, у Ботгосуана в шестой год его (Дункана) правления». Холиншед пишет не «убил», а «сразил» (slew), что означает гибель в бою. Кстати, Ботгосуан – поле в 30 милях (48 км) к северо-востоку от Инвернесса.
Однако восстание и гибель Дункана в бою не соответствовали целям Шекспира. Он хотел написать кровавую трагедию об ужасном убийстве, ведьмах и отчаянии. В поисках подобной истории он перерыл всего Холиншеда и нашел краткое упоминание об убийстве шотландского короля Дуффа одним из его вассалов Дональдом. Дональд не собирался убивать короля, но его толкнула на это жена. Дональд совершил убийство, когда король спал, находясь у него в гостях.
Шекспир позаимствовал этот сюжет, но сделал убийцей именно Макбета, навсегда заклеймив человека, который, возможно, ничего подобного не замышлял и не совершал. Более того, Шекспир на веки вечные осудил леди Макбет за преступление, которое на самом деле совершила леди Дональд.
Перед нами наглядный пример того, как может исказить истину перо гения. Впрочем, у Шекспира можно найти и более красноречивые примеры вопиющей несправедливости. Наверно, самой прискорбной является история Ричарда III.
«…Он – гость»
Но вернемся к Макбету, описанному Шекспиром. Макбета все еще мучает совесть.
Дункан прибыл в замок Макбета, познакомился с леди Макбет и теперь обедает. Но Макбет, который не может найти места от неуверенности и тревоги, ушел из-за стола и что-то бормочет себе под нос, подыскивая доводы против убийства. В конце концов, кроме божественного права королей и вассальной клятвы существует еще и третий фактор, куда более древний и в некотором отношении более страшный. Макбет спорит с собой:
Я – родственник и подданный его,
И это затрудняет покушенье.
Затем он – гость. Я должен был бы дверь
В его покой стеречь от нападений,
А не подкрадываться к ней с ножом.
Акт I, сцена 7, строки 13–16
Священный долг гостеприимства уходит корнями в доисторические времена. В эпоху, когда человек мог рассчитывать на безопасность только в пределах своей деревни или места обитания своего племени, путешественники были вынуждены полагаться на гостеприимство незнакомых людей; инстинкт самосохранения диктовал жесткие правила, запрещавшие хозяевам применять силу по отношению к незнакомому гостю, который завтра мог оказаться твоим хозяином. Долг обязывал хозяина; причинить гостю вред или позволить сделать это другим считалось тягчайшим преступлением.
Так, когда Лот из Содома принимал гостей (которые были ангелами, но сам Лот об этом не знал), нечестивые содомиты решили «познать» незнакомцев силой. Согласно священному долгу гостеприимства, Лот готов был скорее отдать на поругание толпе своих невинных дочерей, чем позволить дотронуться до гостей (Быт., 19: 1–8).
Таким образом, на Макбета обрушивается лавина запретов. Человек, которого он хочет убить, его суверен, его король, его родственник и его гость. Более того, он стар, слаб и добродетелен. Но самое страшное предательство – это убить спящего человека.
«…Как кошке»
Леди Макбет тоже выходит из-за стола и ищет мужа, боясь, что его странное поведение может показаться подозрительным.
Супруги отлично ладят и были бы вполне симпатичной парой, если бы не их злодейский замысел. Они спорят, но действуют заодно и защищают друг друга. Ясно, что брак у них по любви.
Но в данный момент леди Макбет должна передать свою решимость колеблющемуся мужу. Когда Макбет говорит, что от плана следует отказаться, жена резко спрашивает его:
Но совместимо ль жаждать высшей власти
И собственную трусость сознавать?
«И хочется и колется», как кошке
В пословице.
Акт I, сцена 7, строки 43–45
Эти строки часто цитируют, когда речь идет о нерешительном человеке, который и хотел бы что-то сделать, но у него не хватает смелости. Однако при этом мало кто помнит поговорку, на которую ссылается леди Макбет.
Средневековая латинская пословица в буквальном переводе гласит: «Кошка любит рыбу, но не хочет мочить лапы». С легкой руки Чосера поговорка настолько вошла в обиход, что Шекспиру не требовалось ее цитировать. Нарисованная леди Макбет картина, как кошка тянется за рыбой, но раз за разом отдергивает лапу, настолько наглядна, что Макбет только поеживается и в конце концов говорит:
Прошу тебя, молчи!
Решусь на все, что в силах человека.
Кто смеет больше, тот не человек.
Акт I, сцена 7, строки 45–47
«Кормила я…»
Но леди Макбет беспощадно продолжает:
Кормила я и знаю, что за счастье
Держать в руках сосущее дитя.
Но если б я дала такое слово,
Как ты, – клянусь, я вырвала б сосок
Из мягких десен и нашла бы силы
Я, мать, ребенку череп размозжить!
Акт I, сцена 7, строки 54–59
И в пьесе, и в исторических источниках говорится, что супруги бездетны. Однако можно догадаться, что у леди Макбет был как минимум один ребенок (либо умерший в младенчестве, либо родившийся от предыдущего брака). И в самом деле, после смерти Макбета его пасынок Лулах попытался продолжить династию.
Однако похоже, что леди Макбет еще в том возрасте, когда можно думать о новых детях, потому что Макбет, потрясенный ее неистовой решимостью, говорит:
Рожай мне только сыновей. Твой дух
Так создан, чтобы жизнь давать мужчинам!
Акт I, сцена 7, строки 72–74
«… И прославляют бледную Гекату»
Наступает ужасная ночь. Во двор замка выходят Банко и его сын Флинс и объявляют, что миновала полночь и король уснул. Появляется Макбет, и Банко вручает ему последний подарок монарха со словами:
А этим вот алмазом
Велел пожаловать твою жену,
Как лучшую хозяйку…
Акт II, сцена 1, строки 15–16
Эта реплика подчеркивает тяжесть преступления, совершенного по отношению к гостю.
Когда Макбет остается один, в его воспаленном воображении возникает призрачный кинжал. Он так описывает предстоящую жуткую ночь:
Полмира спит, природа замерла,
И сновиденья искушают спящих.
Зашевелились силы колдовства
И прославляют бледную Гекату.
Издалека заслышав волчий вой,
Как вызов собственного часового,
Убийство к цели направляет шаг,
Подкрадываясь к жертве, как Тарквиний.
Акт II, сцена 1, строки 49–56
Ужасы громоздятся друг на друга: смерть, кошмарные сны, колдовство, убийство, вой волков, привидения… Геката – таинственная богиня подземного мира; позднее ее считали повелительницей ведьм, так что она соответствует духу пьесы. Предстоящее убийство сравнивается с преступлением Тарквиния, изнасиловавшего добродетельную Лукрецию.
Закончив монолог, Макбет быстро уходит в замок, чтобы совершить убийство.
Все происходит за кулисами, но слова, которыми обмениваются супруги по пути в спальню короля, красноречиво описывают совершенное преступление.
Леди Макбет успешно выполнила свое дело. Она подпоила слуг, которые должны были охранять короля, и удостоверилась, что дверь в спальню не заперта.
Наконец убийство совершено. Выходит полуобезумевший от ужаса Макбет. Глаза убийцы широко раскрыты, он тяжело дышит и несет кинжалы, с которых еще капает кровь.
«Не надо больше спать!»
Макбет, с огромным трудом преодолевший угрызения совести, теперь чувствует, что ему не избавиться от этих мук до конца жизни. Он говорит, проклиная себя:
Почудился мне крик:
«Не надо больше спать! Рукой Макбета
Зарезан сон!» – Невинный сон, тот сон,
Который тихо сматывает нити
С клубка забот, хоронит с миром дни,
Дает усталым труженикам отдых,
Врачующий бальзам больной души,
Сон, это чудо матери-природы,
Вкуснейшее из блюд в земном пиру.
Акт II, сцена 2, строки 34–39
Леди Макбет сердито велит ему не валять дурака и смыть кровь с рук, но Макбет не в силах отвести взгляд от окровавленных рук и бормочет:
Океана
Не хватит их отмыть. Скорей вода
Морских пучин от крови покраснеет.
Акт II, сцена 2, строки 59–62
Но кинжалы, которые Макбет по глупости принес с собой, нужно отнести обратно в спальню. Когда Макбет наотрез отказывается возвращаться на место преступления, это бестрепетно делает леди Макбет. Необходимо испачкать кровью опоенных слуг и оставить рядом с ними окровавленные кинжалы, чтобы подозрение пало на охранников короля.
«…Горгона ослепит»
Слышен стук за сценой. кто-то пытается войти в замок. Макбету и его жене нужно вернуться к себе, надеть ночные рубашки и подойти к двери, словно они только что проснулись.
Людей, находящихся за дверью, наконец впускают (болтовня пьяного привратника позволяет Макбету и леди Макбет подготовиться к встрече). Это уже знакомый нам Леннокс и Макдуф, которого мы еще не знаем. Макдуф-тан Файфа, который, согласно приказу Дункана, должен был прибыть рано утром, чтобы сопровождать короля в дальнейшей поездке.
Выходит Макбет, полностью владеющий собой, и непринужденно показывает гостям дорогу в спальню короля. Макдуф уходит, но тут же возвращается. Потрясенный тан, обнаруживший окровавленный труп, кричит:
Войдите
В ту дверь, и вас горгона ослепит.
Акт II, сцена 3, строки 73–74
Согласно греческим мифам, горгоны – их было три – наводящие ужас чудовища, созданные фантазией древних греков. Это были крылатые создания с горящими глазами, огромными зубами, торчащими наружу языками, а самое главное – с извивающимися змеями вместо волос. (Может быть, греков вдохновило зрелище осьминогов или актиний?) Горгоны были так ужасны, что один взгляд на них превращал людей в камень. Макдуф хочет сказать, что зрелище мертвого короля не менее ужасно.
«Теперь себе простить я не могу…»
Макбету и его жене все сходит с рук. Похоже, никто их не подозревает. Когда сын Дункана Малькольм в ужасе спрашивает, кто убил короля, Леннокс дает объяснение, лежащее на поверхности:
Двумя своими спальниками, видно.
Акт II, сцена 3, строка 103
Далее Леннокс сообщает, что кинжалы слуг и сами слуги были испачканы кровью и что охранники не смогли дать удовлетворительное объяснение. И тут Макбет роняет знаменательную реплику, надеясь, что в будущем она сможет оправдать его поведение в этом подозрительном эпизоде. Он говорит:
Теперь себе простить я не могу,
Что их убил.
Акт II, сцена 3, строки 108–109
Мертвые не говорят. Пять допрошенных слуг сумели бы оправдаться, но мертвые на это не способны.
Однако Макбет не добивается желаемого эффекта: Макдуф обращает внимание на это заявление, тут же оборачивается к Макбету и спрашивает:
Зачем вы их убили?
Акт II, сцена 3, строка 109
Досаду Макдуфа легко понять. Даже если убийцами были охранники, они наверняка сделали это не по собственному почину. Убийство не давало им никакой выгоды; они могли совершить его только в том случае, если их подкупил тот, кто выигрывал от смерти короля. Важно было тщательно допросить слуг (а в те дни без пыток не обходилось) и выяснить, кто их нанял.
Возможно, именно в этот момент Макдуф подумал, что, если бы слуги были причастны к убийству, они вряд ли остались бы на месте преступления и ждали, пока их схватят. Одно это (тем более что и Леннокс только предполагает, что они были убийцами) требовало объяснения.
Во всяком случае, действия Макбета уничтожили улики.
Макбет нервничает и пытается что-то объяснить, но мудрая леди Макбет отвлекает внимание присутствующих, делая вид, что ей дурно.
Но сделанного не воротишь. У Макдуфа возникло подозрение, которое отныне будет только крепнуть.
«… Посторониться»
Теперь самая большая опасность грозит сыновьям короля. Легче заподозрить их, чем кого-то другого. Они больше всех выигрывали от смерти короля, потому что старший сын – наследник престола (его только что назвали принцем Камберлендским, и, возможно, ему не захотелось ждать короны), а младший, как соучастник, мог получить высокий пост.
Конечно, сыновья Дункана знают, что они не убивали отца, но это подвергает их опасности другого рода. Если кто-то убил Дункана или нанял для этого слуг, то наверняка с целью завладеть короной. Если так, то он должен был заодно убить и Малькольма с Дональбайном; впрочем, возможно, такое убийство еще впереди. Малькольм говорит:
Стрела убийцы
Еще летит и не попала в цель.
Благоразумнее посторониться.
И потому – немедля на коней,
Без всяких церемоний, не прощаясь.
Акт II, сцена 3, строки 143–147
Однако, как указывалось ранее, в то время и Малькольм, и Дональбайн были еще детьми. После проигранной битвы, в которой Дункан был убит, его детей забрали с собой остатки отступавшего войска короля. В пьесе сыновья короля намного старше, а поскольку речь идет не о сражении, а об убийстве, им приходится не отступать, а бежать.
«В Англию…»
Беглые принцы могут рассчитывать на теплый прием в других странах. За границей они станут «законными наследниками» трона и будут способствовать расколу нации, что пойдет на пользу соседям. Те могут организовать вторжение под предлогом поддержки «законного наследника»; в этом случае вторжение будет выглядеть не простой агрессией, а благородным актом.
Малькольм говорит:
Я в Англию уеду.
Акт II, сцена 3, строка 139
Дональбайн отвечает:
Я отправляюсь
В Ирландию. Нам безопасней врозь.
Акт II, сцена 3, строки 140–141
Согласно Холиншеду, в Англии Малькольма ожидал «исключительно дружеский прием», а к Дональбайну «очень тепло отнеслись» в Ирландии.
Вскоре мы убедимся в том, что затянувшееся пребывание принцев за границей оказало большое влияние на историю Шотландии; при этом имело значение и место, в которое направились Малькольм и Дональбайн.
«Поехал в Скон…»
Побег Малькольма и Дональбайна оказался Макбету на руку. Видимо, вельможи собрались, чтобы обдумать ситуацию, и вызвали на совет Макдуфа, чтобы тот сообщил новости. Росс, которого на совете не было, спрашивает вернувшегося Макдуфа, кого признали виновным. Макдуф мрачно отвечает:
Да эти же, кого Макбет прикончил.
Акт II, сцена 4, строка 23
Убийство слуг не дает Макдуфу покоя. Конечно, в этой реплике слышится сарказм. Когда Росс интересуется, зачем они это сделали, Макдуф излагает официально утвержденную версию:
Их подкупили. Сыновья Дункана,
Малькольм и Дональбайн, ушли тайком.
Побег наводит мысль на их виновность.
Акт II, сцена 4, строки 24–27
Росс говорит:
На трон, наверно, возведут Макбета?
Акт II, сцена 4, строки 29–30
А почему бы и нет? В конце концов, Макбет – самый выдающийся член королевской семьи, оставшийся в Шотландии. Макдуф отвечает:
Уже он избран и поехал в Скон
Короноваться.
Акт II, сцена 4, строки 31–32
Скон – место в 2 милях (3 км) к северу от Перта и в 30 милях (48 км) к северу от Эдинбурга. Там по традиции короновали шотландских королей; согласно легенде, эта традиция восходит к VIII в., то есть зародилась за три века до времени Макбета.
Говоря о Сконе, невозможно обойти молчанием Кеннета I, правившего скоттами, пришедшими на остров из северной Ирландии. Вождь скоттов распространил свою власть на племена пиктов, которые жили здесь еще во времена римского владычества. Собственно говоря, после объединения этих двух кельтских народов, состоявшегося около 846 г., начинается подлинная история Шотландии.
Скон – древняя столица пиктов; в знак примирения Кеннет I основал там свой престол. Он доставил туда огромный Сконский камень. Очень похоже, что этому камню поклонялись еще до эпохи христианства, но его освятили, а затем монахи придумали легенду о том, что именно на этом камне спал Иаков в Ханаане, когда ему приснились ангелы, восходящие и нисходящие по лестнице между землей и небом: «И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником; и возлил елей на верх его» (Быт., 28: 18).
Шотландских королей короновали, усадив на этот камень. Дело кончилось тем, что в 1296 г. Эдуард I Английский захватил Сконский камень, увез его в Лондон и положил под коронационный трон в Вестминстере. С тех пор на нем короновали королей Англии. Но даже без камня Скон продолжал оставаться местом коронации шотландских королей вплоть до Якова VI, восшествие которого на английский престол в качестве Якова I положило конец истории Шотландии как независимого государства.
«…Ты сплутовал немного»
Кажется, что для Макбета все складывается идеально. Как предсказала Третья ведьма, он стал королем. Но в картине есть изъяны. Ясно, что Макдуф не принял официальную версию. Когда Росс спрашивает, поедет ли он в Скон, Макдуф отвечает:
Нет, дружок, я в Файф.
Акт II, сцена 4, строка 36
Это явный признак неодобрения. Резонно предположить, что отказ ехать на коронацию продиктован нежеланием произносить клятву верности Макбету как новому королю. Это предвещает будущий мятеж против Макбета, но не противоречит понятию феодальной чести.
Но что-то подозревает не один Макдуф. Банко знает о Макбете нечто такое, чего не знают другие. Он был рядом с ним, когда давали предсказание роковые сестры.
Банко появляется в Форресе, где был казнен старый кавдорский тан и возле которого им явились роковые сестры. Теперь это столица Макбета. Оставшись на сцене один, Банко размышляет:
Теперь ты все, что предсказали сестры:
Гламисский и кавдорский тан, король,
И я боюсь, ты сплутовал немного.
Акт III, сцена 1, строки 1–3
У Холиншеда Банко является соучастником: «Он (Макбет) связался со своими доверенными друзьями, главным из которых был Банко, обсудил с ними свое намерение и, заручившись обещанием помощи, сразил короля…»
Речь явно идет не о предательском убийстве из-за угла, о котором рассказывают лишь избранным (а лучше вообще никому). Для такого убийства помощь посторонних не требуется. Ясно, что это было заранее подготовленное вооруженное восстание, для которого нужны союзники, способные привести с собой отряды воинов.
Конечно, в Средние века вооруженное восстание было самой обычной процедурой. То же самое вплоть до XV в. происходило и в самой Англии, о чем свидетельствуют многие пьесы Шекспира. Участие в таком мятеже не могло повредить репутации Банко, тем более что мятеж оказался успешным.
