Текст книги "Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 52 страниц)
Ясно, что аристократия вздыхала по добрым старым временам, когда еще не изобрели порох, уравнявший дворянина с простолюдином; но рассуждения хлыща на эту тему относятся не к 1402 г., когда происходит описываемое событие, а к 1597 – году, когда пьеса была поставлена на сцене.
«…Безумца Мортимера»
И тут мы подходим к главному (по сравнению с которым вопрос о пленниках, где еще можно достигнуть компромисса, кажется незначительным). Король Генрих сердито говорит, что упрямый Хотспер передаст ему пленников только при соблюдении одного условия:
Но пленных и сейчас он не дает.
Он ставит предварительным условьем,
Чтоб выкупили шурина его,
Безумца Мортимера.
Акт I, сцена 3, строки 76– 79
В этом все дело. Сестра попавшего в плен сэра Эдмунда Мортимера – жена Хотспера. (Таким образом, Хотспер по жене приходится дядей Эдмунду Мортимеру, пятому графу Марчу, законному наследнику престола.)
Естественно, эта родственная связь тревожит Генриха IV: Перси, которые помогли ему сесть на трон и знают, как это делается, с радостью помогут претенденту, который не только является более законным наследником короны согласно строгому порядку престолонаследия, но и приходится им родней. (В данном случае то, что Хотспер приходится законному претенденту не шурином (тут Шекспир повторяет ошибку Холиншеда), а дядей, значения не имеет.)
Кроме того, немалую роль здесь играли деньги. Волнения увеличили расходы Генриха и уменьшили его доходы, поэтому Генрих IV просто не мог себе позволить заплатить выкуп за Мортимера, хотя ни за что в этом не признался бы.
Отсюда следует, что предложение Перси вовсе не компромисс. Если они сохранят пленников, то используют деньги, полученные от скоттов, для выкупа Мортимера у валлийцев. Если пленников передадут королю при условии, что он выкупит Мортимера, это ничего не меняет. Деньги перетекут из Шотландии в Уэльс; разница лишь в том, что в последнем случае король сыграет роль посредника.
«…Глендауру»
Чтобы оправдать свой отказ выкупить Мортимера, разгневанный король обвиняет взятого в плен военачальника:
А известно,
Что Мортимер нарочно погубил
Моих солдат и сдался в плен Глендауру,
На дочери которого женат.
Упоминание графа Марча – еще один пример путаницы, которую Шекспир унаследовал от Холиншеда. Еще раз повторим, что пленный Мортимер был всего лишь дядей молодого графа Марча, находившегося (и продолжавшего находиться) в руках Генриха.
Упоминание о «великом колдуне Глендауре» соответствует средневековым представлениям о том, что валлийцы якшались с нечистой силой. Частично это объяснялось разницей культур. Религиозные представления валлийцев возникли еще до нашествия англосаксов, и таинственные обряды друидов казались англичанам не только странными, но и устрашающими. Например, ходили слухи о том, что Мортимер проиграл битву Глендауру потому, что валлийские колдуны наслали на англичан бурю. Естественно, ни валлийцы, ни Глендаур не рассеивали страхов англичан, такая психологическая поддержка шла им на пользу.
То, что Эдмунд Мортимер женился на дочери Глендаура, в какой-то степени дает возмущенному королю право назвать пленника предателем (естественно, Перси считают это обвинение оскорбительным). Однако в данном случае Шекспир явно несправедлив к Мортимеру.
Мортимер попал в плен в июне, а Хотспер захватил своих пленников в сентябре 1402 г. К тому времени Мортимер уже три месяца томился в плену, но за эти месяцы никто не попытался его выкупить. Об этом не позаботились и после пленения скоттов, а король, пытавшийся забрать пленников себе, тем самым сводил на нет надежды на выкуп.
Поэтому едва ли можно осуждать Мортимера, согласившегося добыть свободу ценой женитьбы на дочери Глендаура. Это произошло в декабре, через полгода пребывания Мортимера в плену. После столь долгого заключения вполне естественно вспомнить, что законный английский король не неблагодарный Генрих, а твой собственный юный племянник.
«Из Северна…»
Хотспер, с негодованием отвергнув обвинение шурина в измене, описывает поединок Мортимера с Глендауром. Он говорит:
Достаточно напомнить, сколько ран
Он получил в смертельном поединке
С Глендауром! Схватка длилась целый час.
Поймите, как она была упорна!
Бойцы, переводя три раза дух,
Из Северна три раза пили воду,
Поток которого бежал, журча,
Меж камышей, дрожавших от испуга.
Акт I, сцена 3, строки 97–100
Река Северн берет начало в центральном Уэльсе и течет по восточному Уэльсу (где состоялась битва Мортимера с Глендауром) сначала на восток, а потом на север. Затем Северн пересекает западную Англию, сворачивает на юг и впадает в Бристольский залив.
То, что бой произошел на берегу Северна, маловероятно. Хотспер рассказывает о единоборстве между полководцами; такие поединки часто описывают в рыцарских романах и былинах, но подлинная история подобных случаев не знает. Хотспер описывает подробности (например, как бойцы договорились о трех перерывах, чтобы отдохнуть и выпить воды из Северна); об этом говорится и в легендах о короле Артуре, но не в официальных хрониках.
Напыщенное описание Хотспера на короля Генриха не действует. Он называет всю эту историю выдумкой и утверждает, что Мортимер не дерзнул бы встретиться с Глендауром в поединке. Спор заканчивается решительным требованием короля передать ему пленников и столь же решительным отказом платить выкуп за Мортимера; если Перси не согласятся, их ждет суровое наказание. Затем король запрещает произносить при нем имя Мортимера и уходит.
«…Преемником покойного Ричарда»
Хотспер смотрит вслед королю, кипя от гнева, и тут же заводит речь о восстании:
…я кровь свою отдам за то,
Чтоб Мортимера увидать на троне,
Где восседает этот самодур,
Проклятый Болинброк неблагодарный.
Акт I, сцена 3, строки 133–135
Хотспер называет короля Болингброком[92]92
в переводе – Болинброк. – Е. К
[Закрыть] (см. в гл. 6: «…Генри Херфорд») – именем, которое тот носил до того, как стал Генрихом IV, – так, словно Мортимер уже сидит на троне, а Генрих низложен.
Возвращается Вустер, сразу понимает, что случилось, и подливает масла в огонь, стараясь воспользоваться гневом племянника. Когда Хотспер злобно описывает отказ короля выкупить Мортимера, Вустер спокойно отвечает:
Еще бы! Мортимер был наречен
Преемником покойного Ричарда!
Акт I, сцена 3, строки 143–144
Мы снова сталкиваемся с ошибкой Холиншеда. Наследником короны был объявлен юный граф Марч, племянник Мортимера. Однако если принимать версию Шекспира, то получается, что Вустер напоминает Хотсперу: ты не мятежник, стремящийся посадить на престол своего родственника, а лояльный подданный, сражающийся за законного короля.
Тут и Нортумберленд диаметрально меняет свои политические взгляды. В «Ричарде II» он изображен самым рьяным сторонником смещения Ричарда. Теперь он реагирует на реплику Вустера как заправский святоша:
Я был при том и слышал сам указ.
Ричард его наследником назначил
Пред выездом в Ирландию, в поход,
Откуда, по причине наших козней,
Он должен был вернуться и затем
Был свергнут и убит.
Акт I, сцена 3, строки 145–148
«…Терновник Болинброк»
И Вустер, и Нортумберленд закидывают Хотсперу крючок с наживкой. Они – старики; только Хотспер обладает энергией, необходимой для насильственных действий. Поэтому им нужно разжигать гнев Хотспера на короля и не давать ему остывать. Именно поэтому они тщательно объясняют Хотсперу, что его шурин законный наследник престола, и проливают лицемерные слезы по Ричарду.
Хотспер (очень кстати забывший, что он сам помогал свергнуть Ричарда) заглатывает крючок и сердито отчитывает отца и дядю за случившееся:
Как люди лучшей крови, вроде вас,
Могли содействовать такой проделке
(А видит бог, как вы повинны в ней),
Что вырван был Ричард, цветущий розан,
И насажден терновник Болинброк.
Акт I, сцена 3, строки 170–174
Проглотив наживку, Хотспер готов немедленно приступить к действию. Охваченному гневом юноше и в голову не приходит, что к восстанию нужно подготовиться.
«Для стяжанья славы…»
Вустер тут же останавливает его. Ему нужен энтузиазм Хотспера, его смелость, его умение воевать. Но строить планы должны люди поумнее – такие, как сам Вустер. Он тут же излагает собственный план, которому уже успел дать ход.
Однако разгоряченного гневом Хотспера остановить нелегко. При первом упоминании о заговоре ему чудятся битвы, победа, свержение старого короля и коронация нового. Все это принесет ему вожделенную славу:
Поверите ли, для стяжанья славы
Я, кажется, взобрался б на луну
И, не колеблясь, бросился б в пучину,
Которой дна никто не достигал,
Но только б быть единственным и первым,
Я в жизни равенства не признаю.
Акт I, сцена 3, строки 199–203
Таков Хотспер, дошедший до крайнего изъявления чувств. Для него не существует ничего, кроме «славы»; важно понимать, что слава для него – репутация отважного воина. Для завоевания этой репутации он готов допрыгнуть до Луны и броситься в пропасть. Это психология игрока университетской команды по регби – стремление сделать тачдаун[93]93
Сделать тачдаун – приземлить мяч за линией соперника. (Примеч. пер.)
[Закрыть], чего бы это ни стоило.
Такое стремление достойно восхищения, и мы действительно восхищаемся им. Во время монолога Хотспера биение наших сердец учащается, и все же это мальчишество. В жизни есть не только тачдауны, да и стремление к личному тачдауну может стоить команде проигрыша. Бывают времена, когда можно совершить великий подвиг и при этом остаться безвестным, но этого Хотспер не поймет никогда.
На случай, если публика, восхищающаяся монологом Хотспера о славе, не поймет, что перед ней всего лишь мальчишка, Шекспир заставляет Хотспера тут же рассказать о школьной каверзе, которую он проделает с королем:
Он платить не хочет
За выкуп Мортимера, запретил
О Мортимере даже заикаться,
Но я зайду к нему, когда он спит,
И громко крикну имя Мортимера.
Нет!
Я этим звукам выучу скворца
И дам ему, чтоб злить его, в подарок.
Акт I, сцена 3, строки 218–223
Конечно, Хотспер обаятелен, как старшеклассник, но разве он может сравниться с принцем Хэлом? Сопоставление Хотспера и принца Хэла составляет сердцевину пьесы, но уже сейчас чувствуется, что принц Хэл (как бы охотно ни шутил он с Фальстафом) никогда не станет разыгрывать дешевую комедию, которую только что разыграл Хотспер.
«А принца Уэльского я б отравил стаканом пива…»
Однако Шекспир не рассчитывает на то, что публика вспомнит принца Хэла без посторонней помощи. Поэтому Хотспер тут же упоминает принца – в первый раз за всю пьесу, – причем делает это чрезвычайно презрительно:
Значительная доля презрения содержится в определении «мечещитный». Щитом пользовалось только простонародье, так что в фразе Хотспера содержится насмешливый намек на широко известную любовь принца Хэла к простолюдинам.
Хотспер не собирается драться с принцем; он не хочет запятнать свою честь, обращая благородное оружие против такого отребья. Его достаточно отравить, причем не бокалом вина (напитка джентльменов), а кружкой простонародного эля.
«Как предо мной тогда он рассыпался!»
Как предо мной тогда он рассыпался!
Как по-собачьи льстил и лебезил!
«Я отплачу, когда я выйду в люди»,
«Мой Гарри Перси», «Мой названый брат».
Чтоб черт тебя побрал, какой обманщик!
Акт I, сцена 3, строки 248–252
Хотспера, неспособного к дипломатии, злит то, что он сам стал ее объектом и был (как он считает) обманут.
«…Его преосвященство…»
Наконец Хотспер успокаивается и дает Вустеру возможность изложить свой план.
Шотландских пленников нужно вернуть скоттам без выкупа, но с условием, что Дуглас поддержит восстание. Конечно, Мортимер тоже примет участие в мятеже и приведет с собой валлийцев Глендаура.
Но этого недостаточно.
Если Перси выступят в союзе с Шотландией и Уэльсом, они настроят против себя все общество. В Англии неприязнь к Шотландии и Уэльсу была очень сильна. Требовалось, чтобы на стороне повстанцев выступил известный человек, в лояльности которого никто не сомневался. Выясняется, что Вустер уже позаботился об этом. Переговоры с подходящим человеком поручены Нортумберленду:
А вы, милорд, пока он (Хотспер) будет занят
В Шотландии, должны расположить
Его преосвященство в нашу пользу.
Акт I, сцена 3, строки 263–265
Речь идет об архиепископе Йоркском. Нортумберленд отвечает:
Он не простил, что в Бристоле казнили
Его родного брата. Он отмстит
За лорда Скрупа.
Акт I, сцена 3, строки 267–268
Здесь Шекспир, следующий за Холиншедом, допускает еще одну ошибку, но менее значительную.
На сей раз Холиншед перепутал Уильяма ле Скрупа и Ричарда ле Скрупа, сделав вполне естественный вывод, что сыновья первого барона Скрупа должны быть «родными братьями».
Однако первых баронов Скрупов было два. Одним из них был Ричард, первый барон Скруп Болтонский, а другим – Генри, первый барон Скруп Мешемский, и эти двое приходились друг другу двоюродными братьями.
Уильям ле Скруп – сын Скрупа Болтонского; именно Уильям впоследствии стал тем графом Уилтширом, которого солдаты Болинброка взяли в плен в Бристоле, а затем казнили.
Ричард ле Скруп, сын Скрупа Мешемского, стал архиепископом Йоркским в 1398 г., последнем году царствования Ричарда II.
Таким образом, архиепископ Йоркский приходится лорду Скрупу не родным, а всего-навсего троюродным братом.
Конечно, скорбь и обида за троюродного брата не чета скорби и обиде за родного. Тем более что сам архиепископ изменил этому троюродному брату, поддержав восстание Болингброка. Тем не менее родственные связи существовали, и архиепископа удалось уговорить присоединиться к заговору. Было заранее ясно, что лучшего прикрытия заговорщикам не найти.
Когда обсуждение подробностей заговора заканчивается, Вустер уезжает к Мортимеру и Глендауру. Не доверяя стратегическому чутью Хотспера, он предупреждает:
Соблюдай границы,
Которые тебе я предпишу.
Акт I, сцена 3, строки 289–290
«Медведица…»
Действие перемещается в Рочестер, где идет подготовка к разбойному нападению в Гедских холмах. Во двор трактира выходит возчик (равный современному водителю грузовика); ему нужно, чтобы лошадь навьючили товаром затемно, так как возчик собирается отправиться в путь с первым лучом солнца. Возчик называет время:
Именно в четыре часа утра шайка должна встретиться в Гедских холмах, так что время разбоя приближается.
Повозка Чарльза – это состоящая из семи звезд Большая Медведица, или Большой Ковш. Конечно, это созвездие очень напоминает ковш, но зоркие крестьянские глаза видели в нем еще и деревенскую телегу с длинными оглоблями, в которые впрягали лошадь.
Роль Чарльза здесь играет сам Карл Великий (Шарлемань), правивший Западной Европой с 768 по 814 г., самый знаменитый из средневековых королей Запада.
Но какое отношение повозка имеет к Шарлеманю? Неизвестно. Существуют различные гипотезы. Согласно одной из них, Арктур (ближайшая к ней звезда) – это лошадь, везущая повозку; Арктур ассоциируется с Артуром (королем Артуром), а король Артур – с Шарлеманем. Получается, что повозку тянет король Карл (Чарльз), а потому и вся повозка называется Повозкой Чарльза.
Повозка Чарльза очень близка к Полярной звезде, а потому на широте Англии видна всегда. Она окружает Полярную звезду и всегда стоит над горизонтом, так что ясными ночами видна в любое время. Ее местоположение зависит от времени, и для тех, кто не имел часов, но часто ездил по ночам (например, возчиков), ее точное положение («над дымовой трубою») указывало время.
«Из Кентского Уилда…»
После юмористического диалога возчика со своим напарником появляется Гедсхиль (Гэдсхилл). Именно он организует разбой; наводчик говорит ему, что сведения, переданные ранее, верны:
Франклин – это вольный крестьянин. (Слово «франк» (frank) – устаревшая форма слова «вольный, свободный» (free). Считалось, что вольный человек более честен и открыт, чем лживый и зависимый раб; конечно, так считали сами вольные.) У вольного крестьянина было намного больше возможностей разбогатеть, чем у серва, прикрепленного к земле и определенному лорду (в наше время их называют издольщиками). Таким образом, франклин – это богатый крестьянин.
Слово «Уилд» (согласно современной орфографии оно пишется Weald) родственно немецкому Wald (лес). В Средние века на территориях графств Кент, Суррей и Суссекс, расположенных к югу и юго-востоку от Лондона, росли дремучие леса. Конечно, сейчас от них почти ничего не осталось, но равнина между Северным и Южным Даунсом (двумя цепями холмов в юго-восточной Англии) по-прежнему называется Уилдом.
Марка – денежная единица, равная тринадцати шиллингам и четырем пенсам, так что триста марок равняются двумстам фунтам; для того времени это огромная сумма.
«Первый молодчик…»
Наводчик знает, что именно собирается сделать Гэдсхилл. Он мрачно намекает на виселицу и добавляет:
Святой Николай был покровителем путников, а поскольку путники становились жертвами разбойников, последние тоже почитали его в надежде, что святой Николай пошлет им больше добычи. Жаргонное выражение «служители святого Николая»[98]98
Saint Nicolas clerks. (Примеч. пер.)
[Закрыть] означало разбойников; его тут же использует Гэдсхилл, говоря о франклине и его спутниках:
Похоже, в то время использование имени уважаемого святого Николая для этих целей становилось неприемлемым и постепенно вытеснялось другим вариантом того же имени – Санта-Клаус (Клаус – принятое в Голландии уменьшительное от Николаас).
«У нас, брат, компаньонами такие люди…»
Гэдсхилл парирует намек на виселицу не моргнув глазом:
У нас, брат, компаньонами такие люди, что ты бы ахнул! От скуки ради балуются нашим ремеслом, и ты сам понимаешь, если бы что вышло наружу, это сейчас же замнут, чтобы их не замарать.
Упоминание о троянцах отсылает нас к древним временам осады Трои. В классических сказаниях троянцы храбро защищают свой город, а более поздние делают их предками римлян и британцев. Поэтому данное выражение носит одобрительный оттенок и соответствует выражениям «славный малый» или «молодец».
Конечно, Гэдсхилл имеет в виду принца Хэла.
Разбой проходит именно так, как было запланировано. Фальстаф и его дружки (за исключением Пойнса и принца Хэла) дожидаются купцов и нападают на них (эта картина представляет собой настоящий фарс – главным образом из-за толщины Фальстафа).
Однако, как только золото оказывается в руках Фальстафа, на воров набрасываются замаскированные принц Хэл и Пойнс, двое против четверых, и легко отбирают золото. Фальстаф удирает со всех ног, несмотря на свою тучность.
«Девятого числа следующего месяца…»
Тем временем Хотспер приступает к реализации своего плана, более продуманного, но, как и следует ожидать, продвигающегося медленнее, потому что ему предстоит сделать намного больше. Хотспер пытается собрать в своем нортумберлендском замке разные силы, которые могут принять участие в заговоре. Он выходит на сцену, читая письмо от некоего безымянного вельможи. Тот отказывается присоединяться к восстанию, но старается сделать это учтиво (на случай, если Перси все же одержат победу).
Однако Хотспер, как всегда, злится, прерывает чтение уничижительными характеристиками отправителя письма и его трусости и выражает твердую уверенность в победе. Когда пишущий упоминает об опасности, Хотспер восклицает:
Да, но поймите, милорд дуралеевич, что в гуще крапивы, которая называется опасностью, мы срываем цветок, который называется благополучьем.
Акт II, сцена 3, строки 9–10
В качестве доказательства будущего успеха Хотспер приводит список уже присоединившихся к заговору (к счастью для себя, автор письма этого не слышит) и говорит:
Разве нет их письменного обещанья присоединиться к нам девятого числа следующего месяца и разве уже некоторые не в походе?
Акт II, сцена 3, строки 26–29
Если войско соберется «девятого числа следующего месяца», а известно, что восстание началось в июле 1403 г., из этого следует, что сейчас на сцене июнь 1403 г. После поражения Мортимера от Глендаура (известием о котором начинается пьеса) прошел уже год.
Ситуация заставляет Хотспера торопиться. Он готовится уйти, не обращая внимания на жену Катерину, которая неотступно следит за мужем, пытаясь понять, что он делает и куда идет. Наконец она осмеливается заговорить и оказывается недалека от истины:
Мне чудится, что занят вновь постройкой
Воздушных замков брат мой Мортимер
И, верно, требует твоей поддержки?
Акт II, сцена 3, строки 81–83
Это ясно указывает на родственную связь между Хотспером и пленным Мортимером, объясняющую (по крайней мере, частично) цели заговора.
«Король учтивости…»
Контраст продолжается. Пока Хотспер ведет себя как туповатый, но романтичный странствующий рыцарь, принц Хэл развлекается в истчипском трактире. Он с удовольствием рассказывает Пойнсу, что подружился со здешними кабатчиками, которые якобы говорили ему:
Для них вне сомнения, что хотя я еще только принц Уэльский, а не король Англии, но зато уже признанный король учтивости и не задираю носа, как некоторые, вроде Фальстафа. Наоборот, я совсем простой и, что называется, душа нараспашку. После коронации они обещают мне покровительство всех истчипских приказчиков.
Как можно заметить, принц Хэл действительно учтиво обращается с теми, кто ниже его по рождению (хотя не прочь слегка подшутить над бедными кабатчиками, что и делает в следующем эпизоде). Рыцарь Фальстаф может относиться к простым людям свысока, но принц себе такого не позволяет.
Эти люди очарованы учтивостью Хэла и одобрительно называют его «коринфянином». В разные периоды истории Коринф был главным торговым городом Греции и привлекал к себе купцов и моряков, привозивших туда богатые товары и жаждавших удовольствий, которые помогли бы им расслабиться после опасного плавания по морю. Поэтому Коринф славился своими проститутками и развлечениями; иными словами, он был греческим Парижем. Во времена Шекспира и несколько столетий спустя «коринфянином» называли искателя удовольствий и веселого прожигателя жизни – одним словом, разбитного парня.
«Далеко мне до Перси…»
Но принц Хэл тоже наслышан о Хотспере. Он передразнивает этого человека так точно, словно присутствовал при предыдущем разговоре Хотспера с женой.
Вдоволь посмеявшись над кабатчиками, принц говорит (скорее всего, уныло, понимая, что другим поступки Хотспера кажутся более благородными):
…я еще не остепенился. Далеко мне до Перси Готспера, этой «горячей шпоры» севера. Набьет он с утра душ до сотни шотландцев, моет руки перед завтраком и говорит жене: «Надоела мне эта безмятежная жизнь, я соскучился по настоящему делу». А она спрашивает: «Дорогой Гарри, сколько народу убил ты сегодня?» – «Напоите саврасого», – говорит он, а спустя час отвечает: «Маловато, человек четырнадцать. Не о чем толковать».
Акт II, сцена 4, строки 102–109
Впервые контраст между этими двоими людьми складывается не в пользу Перси. Рыцарство Хотспера и его стремление к славе превращаются в гротескное стремление к убийству ради убийства. Он заботится первым делом о лошади, которая нужна для убийства, а уж потом о жене, от которой в этом деле никакой пользы.
То, что данный эпизод идет сразу вслед за розыгрышем кабатчиков, усиливает контраст. Принц Хэл забывает о важных вещах ради возможности пошутить, а Хотспер – ради возможности убивать. Можно сказать только одно: наверно, лучше забывать о делах ради смеха, чем ради убийства; тот, кто смеется над своими подданными, достоин большего восхищения, чем тот, кто убивает их.
«Кроме инстинкта»
Входит Фальстаф, сильно расстроенный неудачей на большой дороге. Деньги они добыли, но тут же потеряли. Всему виной отсутствие принца и Пойнса, помешавшее им выстоять против тех, кто ограбил грабителей.
Принц Хэл с невинным видом начинает выспрашивать у пышущего гневом Фальстафа подробности. Фальстаф тут же принимается приукрашивать события, преувеличивая число нападавших.
Вдоволь натешившись, принц открывает Фальстафу правду: они с Пойнсом без труда отняли деньги у Фальстафа и трех его товарищей.
Что скажет Фальстаф в свое оправдание?
Это кульминация зрелища. Устраивать розыгрыш было забавно, слушать вранье Фальстафа – еще забавнее, но самое смешное – это следить за тем, как Фальстаф выбирается из ямы, которую сам себе выкопал. Видимо, принц знает, что в таких ситуациях находчивость Фальстафа не знает предела.
Вполне возможно, что догадливый Фальстаф уже все понял и сознательно громоздил небылицу на небылицу, чтобы еще эффектнее выйти сухим из воды.
Момент настал. Припертый к стене Фальстаф говорит:
Я узнал вас с первого взгляда. ей-богу, как родной отец. Скажите сами, господа, мог ли я броситься с оружием на наследника престола? А вдруг я убил бы его? Ты знаешь, Гарри, я храбр, как Геркулес. Ничто не может остановить меня, когда я разойдусь. Кроме инстинкта. Лев чутьем всегда узнает настоящего принца и никогда не трогает его, вы подумайте!
Акт II, сцена 4, строки 268–273
В то время зоологию знали лишь по притчам, сочиненным для наставления человечества на путь истинный. Казалось, что весь мир создан лишь для того, чтобы стращать грешников. Лев был царем зверей, а потому из уважения к званию не причинял вреда царю людей.
«…Королевская кровь не осталась неузнанной»
Но Фальстаф – не мальчик для битья. Да, он получил по заслугам, причем обошлись с ним довольно жестоко. Украли лошадь и заставили идти пешком, отняли добычу, обратили в бегство и вдобавок высмеяли.
Не затаил ли он зла на своего обидчика? Хотя внешне Фальстаф никак не выражает свою обиду на принца Уэльского, но исподтишка может показать это. Конечно, ему хорошо известны слабости принца Хэла.
Шекспир ни разу не упоминает о том, что принцу Хэлу не по душе то, каким образом его отец получил корону (см. в гл. 6: «…С престола свергнуты законно»). В глубине души он, возможно, считает отца узурпатором, а себя самого – наследником узурпатора. Не поэтому ли он не ценит свой титул и положение в обществе и предпочитает бродяжничать и якшаться со всякими темными личностями? Зачем вести себя как принц Уэльский, если он считает, что не имеет права на этот титул?
А вдруг Фальстаф знает или догадывается об этом и в отместку за унижение наносит удар по этому месту?
Он уважительно назвал Хэла «истинным принцем», подчеркнув это тоном и соответствующей гримасой. Теперь Фальстаф идет дальше. В неизменно уважительных выражениях, к которым невозможно придраться, он заявляет:
Я горжусь этим вдвойне. Горжусь тем, что львиный нюх не обманул меня, горжусь тем, что твоя королевская кровь не осталась неузнанной.
Акт II, сцена 4, строки 274–276
Итак, сразиться с принцем Хэлом Фальстафу помешал инстинкт. Наличие такого инстинкта – неопровержимое доказательство того, что сам Фальстаф – лев, а Хэл – истинный принц. Но сама необходимость доказывать «истинность» принца свидетельствует о том, что на этот счет существуют большие сомнения. Хуже того, всем хорошо известно, что Фальстаф – вовсе не лев. Нет ли здесь намека? Может быть, всем также хорошо известно, что Хэл – вовсе не истинный принц?
Впрочем, даже если Фальстафу всего этого не приходило в голову, чувствительный принц Хэл мог истолковать его речь именно так, но не сумел ответить подобающим образом, поскольку будущие подданные не должны догадываться о его сомнениях в законности собственного титула. Принц вынужден страдать молча; если так, то Фальстаф ловко поменялся с ним ролями.
«…Наставил рога Люциферу»
Однако в самую веселую из шекспировских сцен властно вторгается реальный мир. Приходит придворный и вызывает принца Хэла. Беспечный принц просит Фальстафа прогнать его, но Фальстаф возвращается с плохими известиями. Заговор раскрыт: войско Хотспера уже выступило в поход.
Фальстаф перечисляет врагов, среди которых есть и Глендаур. Фальстаф не называет его прямо. Он говорит:
Иными словами, Глендаур победил дьяволов и сделал их своими слугами. Согласно средневековой демонологии, перечисляющей орды дьяволов (см. в гл. 1: «…Флибертиджиббет»), Амамон – одно из главных адских созданий. Позже это подтверждает сам Глендаур.
«…Попадает из пистолета в летящего воробья»
Когда Фальстаф называет имя шотландца Дугласа, становится ясно, что на англичан производило неизгладимое впечатление то, как искусно он держался в седле. Фальстаф описывает его следующим образом:
…и этот сверхшотландец Дуглас, который берет на коне разбег вверх по отвесной горе…
Акт II, сцена 4, строки 343–345
Принц Хэл добавляет ему в тон, готовя ловушку:
И на всем скаку попадает из пистолета в летящего воробья?
Акт II, сцена 4, строки 346–347
Фальстаф радостно подтверждает:
И принц Хэл тут же отвечает:
Как же ты хвалил только что его разбег?
Акт II, сцена 4, строка 349
Принц Хэл снова издевается над претензиями рыцарей. Образ могучего воина, бесподобно управляющего лошадью и стреляющего на скаку без промаха, внезапно рушится, так как скакать во весь опор и одновременно метко стрелять невозможно. (То, что пистоли появились лет на двадцать позже описываемых событий и применение самого этого слова является анахронизмом, большого значения не имеет.)
«…Недостает твоего инстинкта»
Хладнокровная шутка Хэла показывает публике, что новость его ничуть не испугала.
И все же она должна была произвести впечатление. Сам факт восстания доказывает, что далеко не все считают Генриха IV законным королем, а Хэла – истинным принцем. Фальстаф повторяет ядовитый намек, но полученное известие делает его более серьезным.
Видимо, Хэл все же хмурится в ответ, потому что Фальстаф насмешливо спрашивает, не напугала ли его новость. На что принц Хэл ядовито отвечает:
Честное слово, нисколько. Очевидно, мне недостает твоего инстинкта.
Акт II, сцена 4, строка 372
Он не забыл ядовитого намека Фальстафа.
«…В «Царе Камбизе»
Но гнев Хэла обращен вовсе не на Фальстафа; старый рыцарь не виноват в том, что дело обернулось таким образом. Если кто-то и виноват, то это король Генрих; он узурпировал корону и наградил сына чувством вины.
