Текст книги "Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 52 страниц)
Глава 8 «Генрих IV» (часть вторая)
Во второй части «Генриха IV» возникает любопытная проблема. Является ли она самостоятельной пьесой, независимой от первой части «Генриха IV», или это одна десятиактная пьеса, слишком длинная, чтобы сыграть ее в один вечер, а потому ради удобства разделенная на две обычные по продолжительности пьесы?
Лично я считаю, что это две самостоятельные пьесы и что вторая зародилась случайно. Приведу доводы.
Согласно легендам, созданным в более поздние времена, Генри Монмутский (принц Хэл) в юности был повесой и сорвиголовой, водил дружбу с темными личностями и даже разбойничал на большой дороге. Однако, когда возникла необходимость, он исправился, пошел на войну и убил мятежника сэра Генри Перси (Хотспера). Затем Хэл помирился с отцом, Генрихом IV, унаследовал трон как герой– король Генрих V, порвал с недостойными друзьями и прогнал их с глаз долой.
Все это – превосходный сюжет для одной пьесы; такой пьесой вполне могла стать первая часть «Генриха IV». В ней присутствуют храбрый и воинственный Хотспер, веселый и беспутный принц Хэл, а также его спутник Фальстаф, великолепный комический персонаж. Принц Хэл действительно исправляется, действительно мирится с отцом, превращается в храброго и могучего рыцаря, встречает Хотспера на поле боя и убивает его.
Пока все хорошо. Шекспиру остается заполнить пробел между битвой при Шрусбери (21 июля 1403 г.) и смертью короля (20 марта 1413 г.), за которой последовала триумфальная коронация нового короля, Генриха V.
Конечно, пробел великоват (десять лет), но его можно было легко заполнить или просто пропустить; ни один зритель жаловаться на это не стал бы.
Но Шекспир не довел пьесу до ее логического конца. Предыдущая пьеса завершается триумфальной битвой при Шрусбери, и на этом действие прерывается. Шекспир сознательно не закачивает пьесу, показывая, что продолжение неизбежно: в финальной речи король говорит о новой битве с остальными мятежниками в Йоркшире и Уэльсе.
Но почему? Легенда почти закончилась, так зачем останавливаться и писать еще пять актов второй части «Генриха IV», бедных событиями по сравнению со сжатой, энергичной и прекрасно написанной первой частью?
Давайте подумаем! Предположим, что Шекспир собирался написать одну пьесу под названием «Генрих IV» и в процессе работы придумал образ сэра Джона Фальстафа.
В середине пьесы Шекспир понял, что открыл настоящую золотую жилу. Он почувствовал, что Фальстаф будет иметь оглушительный успех, и решил выжать из этого образа все, что можно. Поэтому Шекспир решил сделать Фальстафа героем не одной пьесы, а двух. Поэтому он закончил первую пьесу битвой при Шрусбери и взялся за продолжение.
Если все было именно так, то ход событий доказал правоту Шекспира. Благодаря образу Фальстафа первая часть «Генриха IV» стала настоящим гвоздем сезона. Старый толстяк, которого публика принимала на ура, успешно выдержал бы еще пять веселых актов. Поэтому Шекспир сразу после премьеры первой части «Генриха IV» взялся за сочинение продолжения, и в 1598 г. вторая часть была готова.
Однако сделать это было нелегко. События, не имевшие отношения к Фальстафу, были недостаточно драматичны, и на целую пьесу их не хватало. При Генрихе IV случались и другие восстания, но эти бунты не шли ни в какое сравнение с первым, в котором участвовали такие яркие личности, как Хотспер и Глендаур.
Да и с самим Фальстафом возникало немало трудностей. Сюжет первой части «Генриха IV» был исчерпывающим. В этой пьесе принц Уэльский уже исправился, стал рыцарем-героем и помирился с отцом. Что же оставалось для второй части?
Шекспир принял дерзкое решение. Принц Хэл снова пустился во все тяжкие. Король снова отчитывает его, после чего принц кается и перерождается, в результате происходит радостное примирение. Несмотря на добавление к этому сюжету нескольких новых восстаний, вторая часть «Генриха IV» выглядит как ухудшенное повторение первой части, однако необходимо было вернуть на сцену несравненного Фальстафа. Жизнь показала, что дело того стоило.
«…Под Шрусбери разбито войско Перси»
События второй части следуют сразу за событиями первой. Первая часть заканчивается битвой при Шрусбери, а вторая начинается с отчета об этой битве.
Шекспир связывает обе части с помощью пролога (который у автора назван «индукцией», то есть интерлюдией). Ради этого он выводит на сцену Олицетворение Молвы – актера, который говорит следующее:
Сюда летит
Весть о победе Генриха. Мне надо
Неправдой эту правду предварить.
Под Шрусбери разбито войско Перси.
Пролог, строки 23–25 (перевод Б. Пастернака)
Однако Олицетворение Молвы приносит совсем другое известие. Причем диаметрально противоположное по смыслу. Сначала широко распространились слухи о том, что король разбит, а победу одержал Хотспер, что Дуглас сразил короля, а Хотспер убил принца Уэльского.
Легко представить себе, что первые сообщения о сражении действительно могли быть такими. Начало битвы при Шрусбери складывалось в пользу Хотспера и его лучников, несмотря на численное превосходство армии короля. Шотландец Дуглас, сражавшийся на стороне восставших, действительно совершал чудеса храбрости и даже сумел повергнуть наземь короля.
Видимо, гонцы, стремившиеся первыми доставить хорошее известие в расчете на причитавшуюся за это богатую награду, тут же устремились в путь, считая, что удачное начало всегда имеет хороший конец и что отсрочка только помешает им оказаться первыми.
«Нортумберленд…»
Далее Олицетворение Молвы говорит:
Вот я какие бредни распускала
По мелким придорожным городкам,
Лежащим между Шрусберийским полем
И этой грозной каменной стеной,
Источенной червями, за которой
Родитель Готспера, Нортумберленд,
Скрывается в притворном нездоровье.
Пролог, строки 33–37
Это третья пьеса, в которой участвует Генри Перси, первый граф Нортумберлендский. В «Ричарде II» он возглавлял лордов, которые бросили Ричарда и перешли на сторону Болингброка; именно благодаря Генри Перси был низложен Ричард II трон перешел к Болингброку, ныне Генриху IV.
В первой части «Генриха IV» Генри был номинальным главой рода Перси, порвавшего с Генрихом IV и попытавшегося свергнуть и этого короля.
Нортумберленд действительно преклонного возраста; в момент битвы при Шрусбери ему шестьдесят один год – для того времени он старик.
Настоящим главой рода и организатором заговора Перси был хитроумный младший брат Нортумберленда Томас Перси, граф Вустер. Вустер сражался бок о бок с Хотспером до самого конца; после битвы у Шрусбери он был взят в плен и казнен. Однако Нортумберленд перед решающим сражением струсил и не повел свои отряды на соединение с войском сына, сказавшись больным. Отсутствие этих отрядов стало главной причиной поражения Хотспера.
В первой части «Генриха IV» нет прямых указаний на то, что болезнь Нортумберленда была притворной; говорится лишь, что его отказ прислать войска под командованием кого-то другого выглядит подозрительно. Однако использованные в прологе слова «в притворном нездоровье» свидетельствуют, что, по мнению Шекспира, Нортумберленд просто симулировал, трусливо попытавшись избежать неприятностей ценой жизни собственного сына.
История свидетельствует, что негероический поступок Нортумберленда достиг своей цели. Нортумберленд заявил, что не имеет к восставшим никакого отношения, а король Генрих, после битвы у Шрусбери руководствовавшийся практическими соображениями, не только сохранил ему жизнь, но даже вернул титул и земли.
«Что Цезаря триумфы перед ней!»
Первым к Нортумберленду прибывает человек, не участвовавший в битве, но слышавший о ней от одного из солдат. Нортумберленд тревожно спрашивает:
Что нового, лорд Бардольф?
Акт I, сцена 1, строка 7
Прибывший – это Томас, пятый барон Бардольф. Он примкнул к восстанию с самого начала. Это реально существовавшая личность. К несчастью, Шекспир уже использовал это имя в первой части «Генриха IV»; так зовут пьяницу из окружения Фальстафа. Он присутствует и во второй части, поэтому в пьесе два Бардольфа. Сподвижника Нортумберленда отличает то, что его реплики озаглавлены «лорд Бардольф», в то время как спутник Фальстафа именуется просто Бардольфом.
Сообщение лорда Бардольфа оказывается таким же радостным, как и известие о триумфе и победе у Олицетворения Молвы. Он говорит:
Не правда ли, великая победа?
Что Цезаря триумфы перед ней!
Акт I, сцена I, строки 20–23
В Средние века Древний Рим отождествляли главным образом с Римской империей; этот взгляд был распространен вплоть до XYIII в., когда английский историк Эдвард Гиббон показал, что империей Рим был только в период своего расцвета. А самым знаменитым из римских полководцев был Юлий Цезарь. Поэтому одержать величайшую победу со времен Цезаря было трудновато.
Затем прибывает Треверс, еще один из мятежников. Он тоже не участвовал в сражении, но получил вести, которые полностью противоречат вестям лорда Бардольфа.
На какое-то время воцаряется неуверенность, но тут приезжает третий гонец по имени Мортон. Он был при Шрусбери, так что его новости, по крайней мере, из первых рук, но все проясняется еще до того, как Мортон произносит первую реплику.
Нортумберленд смотрит на него и в отчаянии говорит:
Так, верно, именно пришел гонец
Сказать Приаму о пожаре Трои,
Так бледен был, растерян и убит.
Но прежде чем он выговорил слово,
Из-за откинутой полы шатра
Приам увидел сам огонь пожара.
Так точно гибель Перси я прочел
В твоих глазах.
Акт I, сцена 1, строки 70–75
Конечно, речь идет о десятилетней осаде Трои – города, которым правил престарелый Приам, – и ее окончательном разрушении.
«И выслал войско против вас…»
Наконец Мортон излагает новость точно и полно. Он заключает:
Итак, сраженье выиграл король
И выслал войско против вас, которым
Командует принц Джон и Уэстморленд.
Акт I, сцена 1, строки 131–135
Принц Джон – это герцог Ланкастерский, третий сын короля, а граф Уэстморленд – командующий королевской армией.
Этот эпизод связывает две части пьесы: в финальной речи первой части король приказывает Ланкастеру и Уэстморленду выступить на север против Нортумберленда и его союзников.
Шекспир пропускает эпизод капитуляции и прощения Нортумберленда после битвы при Шрусбери. Через два года (в 1405 г.) Нортумберленд поднял новое восстание. Его вдохновило на это то, что в правление Генриха IV то и дело возникали беспорядки: Глендаур продолжал причинять хлопоты в Уэльсе, а французы совершали успешные набеги на южное побережье Англии. (Именно эти проблемы на западе и юге заставили Генриха сделать вид, что он поверил в невиновность Нортумберленда; перспектива продолжения войны на севере ему была ни к чему.)
Шекспир не обращает внимания на этот пробел в два года; новый мятеж вспыхивает почти сразу после подавленного.
«Архиепископ Йоркский…»
Несмотря на поражение у Шрусбери, у нового мятежа есть шансы на успех. Мортон продолжает свою речь, обращаясь к Нортумберленду:
Как я слыхал, архиепископ Йоркский
Вооружился.
Акт I, сцена 1, строки 187–190
Архиепископ Йоркский с самого начала был одним из главных вдохновителей мятежа Перси. Он был популярен и, как один из высших иерархов церкви, мог убедить народ в справедливости требований Перси.
Архиепископ не участвовал в битве при Шрусбери, но в первой части «Генриха IV» есть сцена, в которой архиепископ собирает собственное войско на случай поражения Хотспера.
Нортумберленд тоже слышал о том, как искусно ведет пропаганду архиепископ Йоркский:
Все вверились ему душой и телом.
Кровь короля Ричарда соскоблив
С Помфретских плит, над этою святыней
Он говорит, что послан оградить
Несчастный край от козней Болингброка.
И стар и мал стекаются к нему.
Акт I, сцена 1, строки 203–206
Итак, призрак Ричарда (согласно поверью, убитого в замке Помфрет два года назад) продолжает тревожить его преемника. Несмотря на победу при Шрусбери, титул Генриха все еще находится под угрозой, ибо восставшие используют любые средства, чтобы доказать сомнительность его прав на престол.
«…Каламбурю все время сам…»
Во второй сцене появляется Фальстаф. Именно ради него написана эта пьеса, а потому сразу после серьезного эпизода (окончания которого публика ждет с нетерпением) на подмостки выходит старый толстяк и начинает разыгрывать фарс.
Фальстаф получал кое-какие почести за сомнительные подвиги, якобы совершенные в битве при Шрусбери (где во всеуслышание заявил, что это он убил Хотспера), и на этом основании корчит из себя знатного вельможу.
Принц Хэл прислал ему пажа, чтобы подчеркнуть новый статус Фальстафа, но сделал это в присущем ему лукавом стиле: этот паж совсем малыш (его всегда играет самый маленький ребенок, который в состоянии запомнить несколько строчек текста).
Когда на сцену выходит толстяк, за которым семенит передразнивающий его паж, публика покатывается со смеху и не успокаивается до тех пор, пока актер, играющий Фальстафа, не останавливает ее. После короткой пикировки с пажом (в которой толстяк, к восторгу публики, оказывается посрамленным) Фальстаф описывает свое главное достоинство как персонажа:
Каждый считает своим долгом изощрять на мой счет остроумие, точно на свете нет другого развлечения. Я не только каламбурю все время сам, но даю еще пищу чужим шуткам.
Акт I, сцена 2, строки 6–11
Здесь Шекспир расхваливает самого себя, хвастаясь успехом придуманного им персонажа и открыто заявляя, что никто не смог бы сделать это лучше.
«…Баснословный подлец!»
Но теперь Фальстафу не позволяют видеться с принцем так часто и долго, как это было в первой части «Генриха IV». Конечно, принцу нужно дать возможность вновь помириться с королем, но после Шрусбери и победы над Хотспером он просто не может остаться прежним Хэлом. Во второй части «Генриха IV» ему позволено провести с Фальстафом всего одну сцену, где они общаются как в добрые старые времена.
Поэтому на протяжении многих сцен над Фальстафом подшучивает уже не принц, а другие персонажи.
Так, когда Фальстаф важно спрашивает, где атлас, который он заказал у некоего купца, маленький паж подчеркивает несостоятельность претензий старого рыцаря, хладнокровно отвечая, что купец не верит в кредитоспособность Фальстафа, а в поручительство Бардольфа – еще меньше. Униженному Фальстафу остается только цветисто обругать купца:
Фальстаф, как всякий не слишком набожный человек, любит приводить примеры из Библии. Проклятый обжора – это Дайвс-богач, который отправился в ад, где постоянно страдал от жажды. В Евангелии от Луки описано, как этот богач просит послать к нему нищего Лазаря, попавшего в рай, чтобы тот «омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем» (Лк., 16: 24).
Ахитофел был советником Давида, но изменил старому царю и присоединился к заговору Авессалома, сына Давида. Заговор провалился, и Ахитофел покончил с собой, повесившись на суку. С тех пор его имя стало высокопарным символом предателя, причем предателя, которого ждет ужасный конец.
«Должностное лицо, которое посадило принца в тюрьму…»
Но еще большее унижение выпадает на долю Фальстафа, когда на сцене появляется лорд верховный судья (настоящее имя которого Уильям Гаскойн; правда, Шекспир нигде его не упоминает). Он – символ верховенства закона и играет очень важную роль в легенде о беспутной юности принца Хэла.
Эта легенда, впервые опубликованная в 1531 г., через сто лет после смерти Хэла, была частично изложена в «Знаменитых победах Генриха V» (см. в гл. 7: «Ну, Хэл…») и является самым полезным эпизодом этой бездарной пьесы, вдохновившей Шекспира на создание своей версии. Согласно ей, верховный судья арестовал одного из безродных приятелей принца. Принц потребовал освободить его, однако верховный судья учтиво отказал ему. Принц вышел из себя и ударил верховного судью.
Верховный судья с прежней учтивостью объяснил, что как человек он стерпел бы от принца побои, но как должностное лицо он представляет его величество короля, поэтому удар принц нанес королю. Вслед за этим судья арестовал принца и посадил его в тюрьму.
Хотя Шекспир не включил эту сцену в первую часть «Генриха IV» (возможно, чувствуя, что этот эпизод представляет принца в невыгодном свете), однако он рассчитывает на то, что публике все известно, и предполагает, что одного беглого упоминания о случившемся вполне достаточно. Когда входит верховный судья, паж говорит Фальстафу:
Сэр, вон должностное лицо, которое посадило принца в тюрьму за то, что тот набросился на него с кулаками, заступаясь за Бардольфа.
Акт I, сцена 2, строки 57–58
«…К суду за ограбление»
Верховный судья замечает Фальстафа и спрашивает, кто это. У него есть основание предъявлять претензии этому человеку, потому что дело о грабеже в Гедских холмах (см. в гл. 7: «Первый молодчик…») еще не забыто. Хотя принц с лихвой вернул пострадавшим деньги, однако разбойное нападение есть разбойное нападение, а в те времена подобные преступления карались виселицей.
Преступление осталось нераскрытым, и верховного судью это сильно волнует. Разговаривая с слугой, который узнал Фальстафа, лорд верховный судья спрашивает:
А, это тот, который привлекался к суду за ограбление?
Акт I, сцена 2, строки 62–63
«…Из Уэльса немного расстроенным»
Фальстаф делает все возможное, чтобы избежать разговора с судьбой. Он притворяется, что принял слугу верховного судьи за нищего, а когда верховный судья подходит к нему сам, начинает пылко интересоваться его здоровьем. Затем, хватаясь за соломинку, он меняет тему:
Я слыхал, его величество король вернулся из Уэльса немного расстроенным.
Акт I, сцена 2, строки 107–108
В той самой заключительной речи первой части «Генриха IV», где король приказывает Ланкастеру и Уэстморленду направиться на север, Генрих говорит, что он сам и принц Уэльский поведут часть армии в Уэльс. Так и было сделано, но без заметного успеха. В боях с англичанами партизанская тактика Глендаура неизменно оправдывала себя, тем более что он получал помощь от французов. В 1404 г. он даже заключил с Францией договор, по которому его признали Оуэном, принцем Уэльским, а в 1405 г. Глендаур одержал над англичанами весомую победу при Гросмонте, у южной границы Уэльса.
Именно после этой битвы Генрих IV «вернулся из Уэльса немного расстроенным». Более того, именно результат этой битвы подвигнул Нортумберленда и архиепископа Йоркского на новый мятеж.
Упоминание Фальстафом валлийской кампании указывает на то, что между восстанием Хотспера и восстанием Нортумберленда про-
Шло два года. Иначе непонятно, как после Шрусбери король успел столь быстро добраться до Уэльса и вернуться в Лондон (расстроенным или нет, в данном случае значения не имеет).
«Своим поведением под Шрусбери…»
Верховный судья изо всех сил пытается заставить Фальстафа говорить о деле. Он напоминает, что Фальстаф не явился в суд, а потому до сих пор находится под подозрением. Однако в конце концов судья смягчается и говорит:
Своим поведением под Шрусбери вы немного загладили свои подвиги на Гедских холмах. Благодарите беспокойное время за то, что все обошлось для вас так спокойно, но не повторяйте больше таких проделок.
Акт I, сцена 2, строки 153–156
И Фальстаф, и Нортумберленд тесно связывают первую и вторую части «Генриха IV».
Кроме того, верховный судья предупреждает Фальстафа, что тот не должен дурно влиять на принца. Однако толстяк не реагирует на его слова и продолжает отшучиваться. Верховному судье приходится сказать, махнув рукой:
Вот и кстати, что король решил разлучить вас. Передают, что вас посылают в действующую армию против архиепископа и графа Нортумберленда к герцогу Ланкастерскому?
Акт I, сцена 2, строки 211–214
В первой части «Генриха IV» мельком говорилось об исправлении принца, но теперь выясняется, что Хэл расстался с прежними товарищами не по своей воле. Возможно, король добился этого, забрав принца с собой в Уэльс, а Фальстафа отправив на север; именно так он разлучил их. Эта разлука не окончательная. Окончательная разлука еще впереди, но она состоится по инициативе принца, и время для нее Хэл выберет сам.
«…Лорд-маршал»
Тем временем в лагере повстанцев архиепископ излагает свой план:
Прошу вас высказаться сообща,
Какого мненья вы о наших силах
И каковы надежды на успех,
И первым говорите вы, лорд-маршал.
Акт I, сцена 3, строки 2–4
Он обращается к Томасу Моубрею, сыну того самого Томаса Мрубрея, герцога Норфолкского, ссорой которого с Болингброком (позднее Генрихом IV) начинается первый акт «Ричарда II».
Томас Моубрей-младший родился в 1386 г.; во время несостоявшейся дуэли отца ему было только двенадцать лет, а когда его отец умер в Венеции, сыну было тринадцать лет.
Он унаследовал некоторые (но не все) отцовские титулы и звания. когда-то его отец был графом Ноттингемским; этот титул унаследовал Томас-младший и стал третьим графом Ноттингемским. Отцу было пожизненно присвоено звание маршала Англии; сын унаследовал и его, так что теперь Моубрея – сына называли лордом-маршалом.
Тем не менее вполне естественно, что он продолжал питать враждебные чувства к главному сопернику отца, ставшему теперь королем Англии. То, что сын так и не получил главный отцовский титул герцога Норфолкского и доходы, связанные с этим титулом, только подогревало его гнев.
Поэтому Моубрей Ноттингемский присоединился к мятежу Нортумберленда и архиепископа против короля. Он и два менее видных мятежника, лорд Хейстингс[113]113
в переводе – Гастингс. – Е. К.
[Закрыть] и лорд Бардольф, соглашаются, что, если король обрушится на них всей своей мощью, их сил будет недостаточно и без помощи Нортумберленда им не обойтись.
Однако они считают, что королю не удастся сделать это. В конце концов, у него есть и другие проблемы, кроме восстания на севере. Хейстингс говорит:
Ведь ему
Приходится бороться на три фронта.
Треть войска против нас, а две других —
Заслоном от Глендаура и французов.
Раздробленная армия слаба…
Акт I, сцена 3, строки 70-74
Поэтому архиепископ решает расширить масштабы мятежа, используя в качестве средства пропаганды память о Ричарде II.
Однако для успеха восстания против короля-узурпатора одной памяти недостаточно. Предыдущий король мертв; он не может восстать из гроба и занять трон. Новый король (желательно законный) должен, оставаясь в тени, дождаться того момента, когда узурпатор будет свергнут, а потом предъявить свои права на корону.
История свидетельствует, что архиепископ поднял мятеж в пользу юного пятого графа Марча (см. в гл. 7: «Мортимер…»), который являлся законным наследником престола, поскольку был потомком Лайонела, третьего сына Эдуарда III. С самого начала царствования Генриха пятый граф находился в заточении, но на короткое время, прибегнув к хитрости, сумел получить свободу, и у бунтовщиков появилась возможность выступить в защиту прав «законного короля». Однако Генрих вскоре вновь заточил молодого Марча.
Ничего этого в пьесе нет, потому что Шекспир, сбитый с толку Холиншедом, понятия не имел о юном графе, заключенном в тюрьму. Он считает законным претендентом его дядю, сэра Эдмунда Мортимера, который все еще жив и находится у Глендаура в Уэльсе.
«…Поблизости»
Фальстаф, которому нужно набрать отряд (как в первой части «Генриха IV») и присоединиться к королевским силам, направляющимся на север, не торопится делать это. Сначала ему нужно решить свои личные проблемы. Он задолжал трактирщице миссис Куикли, и та хочет, чтобы рыцарь вернул ей долг до отъезда в армию. С этой целью она вызывает полицию.
Между Фальстафом и Бардольфом с одной стороны и констеблями и миссис Куикли с другой разгорается фарсовое сражение, причем самым грозным бойцом в нем оказывается трактирщица, обладающая зычным голосом и крепкой рукой.
Разнимать драку приходится верховному судье. Как обычно, Фальстаф пытается заморочить судье голову, но ему приказывают удовлетворить требование бедной женщины. Фальстаф делает это, но совсем не так, как думал судья. Фальстаф не платит ей ничего; наоборот, уговаривает глупую трактирщицу дать ему взаймы еще десять фунтов.
Тут прибывает гонец и сообщает верховному судье:
Милорд, король и Генрих, принц Уэльский,
Поблизости.
Акт II, сцена 1, строки 138–139
Когда его спрашивают, где именно, гонец отвечает:
Близ Бэсингстока.
Акт II, сцена 1, строка 175
Бейсингсток находится в 45 милях (72 км) к западу от Лондона. Король и принц вернулись, чтобы пополнить армию, отправляющуюся на север для подавления мятежа. Гонец говорит:
Тысяча пятьсот
Солдат пехоты и пять сотен конных
Ушло к Ланкастеру усилить фронт
Против Йорка и Нортумберленда…
Акт II, сцена 1, строки 179–181
Получается, что восставшие напрасно уповали на разделение королевской армии.
«…Изнемогаю от усталости»
Прибытие армии короля в окрестности Лондона дает принцу возможность ненадолго вырваться в город, посетить свои любимые места и немного расслабиться.
Хэл идет по лондонской улице с Пойнсом (самым приличным из членов этой лихой компании и единственным, с кем принц общается постоянно). Его первая реплика в пьесе звучит так:
Веришь ли, я изнемогаю от усталости.
Акт II, сцена 2, строка 1
Конечно, принца мог утомить долгий путь из Уэльса, однако эту фразу можно трактовать как намек на то, что принц – повеса из первой части «Генриха IV» исчез навсегда. Ради оправдания второй части пьесы (которую на самом деле оправдывает только присутствие Фальстафа) он еще может услышать эхо былых времен, но это всего лишь эхо. Принцу хочется выпить, но он смущен собственными плебейскими вкусами (до битвы при Шрусбери эти вкусы его не смущали). Хэл говорит:
Может быть, это тоже роняет меня, но мне страшно хочется пива.
Акт II, сцена 2, строки 5–6
Хэл продолжает перекидываться шутками с Пойнсом, и тот насмешливо выговаривает ему:
Скажите, какой истинный принц мог бы празднословить в такое время? Ваш отец так опасно болен!
Акт II, сцена 2, строки 29–31
И тут мы видим, что принц Хэл действительно исправился. Да, он пьет пиво с простолюдином и ведет праздные беседы, в то время как его отец болен. Однако этот эпизод вставлен лишь для того, чтобы принц Хэл в конце пьесы мог снова помириться с умирающим отцом. Шекспир возвращает Хэла в прошлое как можно более аккуратно и лишь для того, чтобы дать возможность проявиться благородной натуре принца. Так, сейчас принц говорит о болезни отца:
Мое сердце обливается кровью при мысли об отце.
Акт II, сцена 2, строки 46–48
Если так, то почему же принц этого не показывает? Хэл объясняет Пойнсу, что зрелище наследника, горюющего из-за того, что он скоро станет королем, любому покажется лицемерием, а прослыть лицемером он не желает.
«Сон Алтеи!»
Входит Бардольф с пажом Фальстафа, и тут же возникают неизбежные шутки насчет огненной физиономии Бардольфа. Даже паж присоединяется к этой игре и приводит самое напыщенное сравнение:
Пошли вы сами вон! Страшилище! Сон Алтеи!
Акт II, сцена 2, строка 86
Забавляясь, принц спрашивает, при чем тут Алтея, и мальчик отвечает:
Алтее приснилось, будто она произвела на свет горящую головешку. Вот я и зову его сном Алтеи.
Акт II, сцена 2, строки 88–90
На самом деле это ошибка. Сон, будто она родила головешку, приснился не Алтее, а Гекубе, царице Троянской. Гекуба увидела его при рождении сына Париса, по вине которого началась Троянская война, закончившаяся пожаром города.
Должно быть, Шекспир знал это, потому что, когда через четыре года он писал «Троила и Крессиду», безумная пророчица Кассандра говорит: «Все брат Парис, как головня, сожжет».
Может быть, Шекспир пытался насмешить публику ошибкой пажа? В таком случае принц (которому нельзя было вменить в вину недостаток образования и знания классики) наверняка поправил бы мальчика. Однако Хэл дает ему крону за остроумие; создается впечатление, что метафора использована правильно.
Должно быть, это одна из описок Шекспира, которые он никогда не поправлял из отвращения к редактуре и переписыванию.
Но кто такая эта Алтея? Почему так легко было совершить эту описку?
Алтея – царица Калидона, города в Этолии (области на севере Греции). Когда ее сыну Мелеагру была неделя от роду, к ней явились три Судьбы и предсказали, что Мелеагр будет жить до тех пор, пока не прогорит некое полено в очаге. Алтея тут же вынула это полено и тщательно хранила его. Мелеагр вырос и стал героем, но однажды поссорился с двумя своими дядьями (братьями Алтеи) и убил их. Разгневанная Алтея бросила полено в огонь, а когда оно сгорело, Мелеагр умер.
История была трагическая; вполне естественно, что Шекспир в спешке спутал два мифа, в каждом из которых упоминаются головешки.
«…От Яфета»
Бардольф принес письмо от Фальстафа, прослышавшего, что принц в городе. Письмо высокомерное (сразу видно, что после битвы при Шрусбери статус его автора повысился) и начинается с хвастливого указания на то, что он, Фальстаф, является рыцарем.
Пойнс иронически сравнивает Фальстафа с дальними родственниками королевской семьи, которые при любом случае стараются упомянуть об этом родстве. Принц соглашается и с досадой говорит:
И начинается перебирание родословной чуть ли не от Яфета.
Акт II, сцена 2, строки 117–118
Яфет[114]114
в русском переводе Библии – Иафет. – Е. К.
[Закрыть] – один из троих сыновей Ноя. В десятой главе библейской Книги Бытия перечислены потомки каждого из троих сыновей. Некоторые народы юго-западной Азии (израильтяне, ассирийцы, финикийцы) являются потомками Сима[115]115
В латинской транслитерации Сема (Shem); отсюда название семиты. (Примеч. пер.)
[Закрыть], а некоторые народы Северо-Восточной Африки (египтяне и ливийцы) – потомками Хама; это семиты и хамиты соответственно.
Больше всего народов произошло от Яфета; в Библии говорится: «От сих [116]116
семи внуков Яфета
[Закрыть] населились острова народов в землях их, каждый по языку своему, по племенам своим, в народах своих» (Быт., 10: 5). Обычно эту туманную фразу понимают в том смысле, что европейцы являются потомками Яфета. Таким образом, два любых англичанина состоят в родстве, если их родословную проследить до Яфета.
«С единоверцами старого толка…»
Принц продолжает читать невероятно напыщенное письмо Фальстафа. Письмо короткое, однако в нем Фальстаф успевает оклеветать Пойнса. Развеселившийся принц интересуется, где теперь живет Фальстаф и с кем он водит компанию. На второй вопрос паж отвечает:
При римлянах большой торговый город Эфес[118]118
в Библии – Ефес. – Е. К.
[Закрыть] славился своей роскошью так же, как при греках славился Коринф. «Ефесянами» и «коринфянами» в Елизаветинскую эпоху называли веселых молодых людей, кутил и прожигателей жизни.
Кроме того, Эфес знаменит тем, что в нем долго жил святой Павел. Он основал там церковь и позже написал туда письмо (Послание к ефесянам), включенное в Новый Завет. Святой Павел призывает прихожан тамошней церкви не общаться с теми своими единоверцами, которые нарушают христианские заповеди: «А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас, как прилично святым; / Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам…» (Еф., 5: 3–4).
