Текст книги "Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века."

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 90 страниц)

Постмодернизм (франц. postmodernisme)

П. – широкое культурное течение, в чью орбиту в последние два десятилетия попадают философия, эстетика, искусство, наука. Постмодернистское умонастроение несет на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума, безграничность человеческих возможностей. Общим для различных национальных вариантов П. можно считать его отождествление с именем эпохи «усталой», «энтропийной» культуры, отмеченной эсхатологическими настроениями, эстетическими мутациями, диффузией больших стилей, эклектическим смешением художественных языков. Авангардистской установке на новизну противостоит здесь стремление включить в современное искусство весь опыт мировой художественной культуры путем ее ироничного цитирования. Рефлексия по поводу модернистской концепции мира как хаоса выливается в опыт игрового освоения этого хаоса, превращая его в среду обитания человека культуры. Тоска по истории, выражающаяся в том числе и в эстетическом отношении к ней, смещает центр интересов с темы «эстетика и политика» на проблему «эстетика и история». Прошлое как бы просвечивает в постмодернистских произведениях сквозь наслоившиеся стереотипы о нем, понять которые позволяет метаязык, анализирующий и интерпретирующий язык искусства как самоценность.

Философско-эстетической основой П. являются идеи французских постструктуралистов и постфрейдистов о деконструкции (Ж. Деррида), языке бессознательного (Ж. Лакан), шизоанализе (Ж. Делёз, Ф. Гваттари), а также концепция иронизма итальянского семиотика У. Эко, американского неопрагматика Р. Рорти. В США произошел расцвет его художественной практики, оказавшей затем обратное воздействие на европейское искусство. В силовое поле постмодернистской культуры попали постнеклассическая наука и окружающая среда.

Термин «П.» появился в период Первой мировой войны в работе Р. Панвица «Кризис европейской культуры» (1914). В 1934 г. в своей книге «Антология испанской и латиноамериканской поэзии» литературовед Ф. де Онис применяет его для обозначения реакции на модернизм. Однако в эстетике термин этот не приживается. В 1947 г. А. Тойнби в книге «Изучение истории» придает ему культурологический смысл: П. символизирует конец западного господства в религии и культуре. Американский теолог X. Кокс в своих работах начала 70 гг., посвященных проблемам религии в Латинской Америке, широко пользуется понятием «постмодернистская теология». Ведущие западные политологи (Ю. Хабермас, 3. Бауман, Д. Белл) трактуют его как культурный итог неоконсерватизма, символ постиндустриального общества, внешний симптом глубинных трансформаций социума, выразившийся в тотальном конформизме, идеях «конца истории» (Ф. Фукуяма), эстетическом эклектизме. В политической культуре П. означает развитие различных форм постутопической политической мысли. В философии – торжество постметафизики, пострационализма, постэмпиризма. В этике – постгуманизм постпуританского мира, нравственную амбивалентность личности. Представители точных наук трактуют П. как стиль постнеклассического научного мышления. Психологи видят в нем симптом панического состояния общества, эсхатологической тоски индивида. Искусствоведы рассматривают П. как новый художественный стиль, отличающийся от неоавангарда возвратом к красоте как к реальности, повествовательности, сюжету, мелодии, гармонии.

Популярность термин «П.» обрел благодаря Ч. Дженксу. В книге «Язык архитектуры постмодернизма» (1977) он отмечал, что хотя само это слово и применялось в американской литературной критике 60–70 гг. для обозначения ультрамодернистских литературных экспериментов, автор придал ему принципиально иной смысл. П. означал отход от экстремизма и нигилизма неоавангарда, частичный возврат к традициям, акцент на коммуникативной роли архитектуры.

Специфика постмодернистской эстетики связана с неклассической трактовкой классических традиций. Дистанцируясь от классической эстетики, П. не вступает с ней в конфликт, но стремится вовлечь ее в свою орбиту на новой теоретической основе. Эстетикой П. выдвинут ряд принципиальных положений, свидетельствующих о ее существенном отличии от классической антично-винкельмановской западноевропейской эстетики. Это относится прежде всего к утверждению плюралистической эстетической парадигмы, ведущей к расшатыванию и внутренней трансформации категориальной системы и понятийного аппарата классической эстетики.

Выходящая за рамки классического логоса постмодернистская эстетика принципиально антисистематична, адогматична, чужда жесткости и замкнутости концептуальных построений. Ее символы – лабиринт, ризома. Теория деконструкции отвергает классическую гносеологическую парадигму репрезентации полноты смысла, «метафизики присутствия» в искусстве, перенося внимание на проблему дисконтинуальности, отсутствия первосмысла, трансцендентального означаемого. Концепция несамотождественности текста, предполагающая его деструкцию и реконструкцию, разборку и сборку одновременно, намечает выход из лингвоцентризма в телесность, принимающую различные эстетические ракурсы – желания (Ж. Делёз, Ф. Гватгари), либидозных пульсаций (Ж. Лакан, Ж. -Ф. Лиотар), соблазна (Ж. Бодрийар), отвращения (Ю. Кристева).

Подобный сдвиг привел к модификации основных эстетических категорий. Новый взгляд на прекрасное как сплав чувственного, концептуального и нравственного, обусловлен как его интеллектуализацией, вытекающей из концепции экологической и алгоритмической красоты, ориентации на красоту ассонансов и асимметрии, дисгармоничную целостность второго порядка как эстетическую норму постмодерна, так и неогедонистической доминантой, сопряженной с идеями текстового удовольствия, телесности, новой фигуративности в искусстве. Пристальный интерес к безобразному выливается в его постепенное «приручение» посредством эстетизации, ведущей к размыванию его отличительных признаков. Возвышенное замещается удивительным, трагическое – парадоксальным. Центральное место занимает комическое в его иронической ипостаси: иронизм становится смыслообразующим принципом мозаичного постмодернистского искусства.

Другой особенностью постмодернистской эстетики является онтологическая трактовка искусства, отличающаяся от классической своей открытостью, нацеленностью на непознаваемое, неопределенное. Неклассическая онтология разрушает систему символических противоположностей, дистанцируясь от бинарных оппозиций реальное – воображаемое, оригинальное – вторичное, старое – новое, естественное – искусственное, внешнее – внутреннее, поверхностное – глубинное, мужское – женское, индивидуальное – коллективное, часть – целое, Восток – Запад, присутствие – отсутствие, субъект – объект. Субъект как центр системы представлений и источник творчества рассеивается, его место занимают бессознательные языковые структуры, анонимные потоки либидо, машинность желающего производства. Утверждается экуменически-безличное понимание искусства как единого бесконечного текста, созданного совокупным творцом. Сознательный эклектизм питает гипертрофированную избыточность художественных средств и приемов постмодернистского искусства, эстетический «фристайл».

Постмодернистские принципы философского маргинализма, открытости, описательности, безоценочности ведут к дестабилизации классической системы эстетических ценностей. П. отказывается от дидактически-профетических оценок искусства. Аксиологический сдвиг в сторону большей толерантности во многом связан с новым отношением к массовой культуре, а также тем эстетическим феноменам, которые ранее считались периферийными. Внимание к проблемам эстетики повседневности и потребительской эстетики, вопросам эстетизации жизни, окружающей среды трансформировали критерии эстетических оценок ряда феноменов культуры и искусства «кича, кэмпа и т. д.). Антитезы высокое – массовое искусство, научное – обыденное сознание не воспринимаются эстетикой П. как актуальные.

Постмодернистские эксперименты стимулировали также стирание граней между традиционными видами и жанрами искусства, развитие тенденций синестезии. Усовершенствование и доступность технических средств воспроизводства, развитие компьютерной техники и информатики подвергли сомнению оригинальность творчества, «чистоту» искусства как индивидуального акта созидания, привели к его «дизайнизации». Пересмотр классических представлений о созидании и разрушении, порядке и хаосе, серьезном и игровом в искусстве свидетельствовали о сознательной переориентации с классического понимания художественного творчества на конструирование артефактов методом аппликации. На первый план выдвинулись проблемы симулякра, метаязыка, интертекстуальности, контекста – художественного, культурного, исторического, научного, религиозного. Симулякр занял в эстетике П. место, принадлежавшее художественному образу в классической эстетике, и ознаменовал собой разрыв с репрезентацией, референциальностью как основами классического западноевропейского искусства.

Наиболее существенным философским отличием П. является переход с позиций классического антропоцентрического гуманизма на платформу современного универсального гуманизма, чье экологическое измерение обнимает все живое – человечество, природу, космос, вселенную. В сочетании с отказом от европоцентризма и этноцентризма, переносом интереса на проблематику, специфичную для эстетики стран Востока, Полинезии и Океании, отчасти Африки и Латинской Америки, такой подход свидетельствует о плодотворности антииерархических идей культурного релятивизма, утверждающих многообразие, самобытность и равноценность всех граней творческого потенциала человечества. Тема религиозного, культурного, экологического экуменизма сопряжена с неклассической постановкой проблем гуманизма, нравственности, свободы. Признаки становления новой философской антропологии соотнесены с поисками выхода из кризиса ценностей и легитимности.

Специфика русского П. связана с близостью к авангардистскому андеграунду предшествующего периода, политизированностью, литературоцентризмом, антинормативностью (стёб), шоковой эстетикой («чернуха», «порнуха»), контрфактичностью, мистификаторством (легитимация воображаемых дискурсов в искусстве и искусствознании, фантазийные конструкты «пропущенных» в России художественно-эстетических течений – сюрреализма, экзистенциализма и т. д.), римейки больших стилей (русское барокко, классицизм, авангард и т. д.), новый эстетизм (московский концептуализм) и ряд других черт.

Наиболее известными исследователями П. являются Ж. Бодрийар (Франция), Дж. Ваттимо (Италия), В. Велш, X. Кюнг, Д. Кампер, Б. Гройс (Германия), Д. Барт, В. Джеймс, Ч. Дженкс, Р. Рорти, А. Хайсен, И. Хассан (США), А. Крокер, Д. Кук (Канада), В. Бычков, И. Ильин, В. Курицын, Н. Маньковская, В. Подорога, М. Рыклин, М. Эпштейн, А. Якимович, Б. Ямпольский (Россия), М. Роз (Австралия), М. Шульц (Чили). К принципиальным критикам П. принадлежат Ф. Джеймисон, А. Солженицын, Ю. Хабермас.

Лит.:

Ильин И. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. М., 1996;

Его же: Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа. М., 1998;

Козловский П. Культура постмодерна. М., 1997;

Корневище ОБ. Книга неклассической эстетики. М., 1998;

Корневище ОА. Книга неклассической эстетики. М., 1999;

Корневище 2000. Книга неклассической эстетики. М., 2000;

Курицын В. Книга о постмодернизме. Екатеринбург, 1992;

Его же. Русский литературный постмодернизм. М., 2000;

Липовецкий М. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). Пермь, 1997;

Маньковская Н.Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма). М., 1995;

Ее же: Эстетика постмодернизма. СПб, 2000;

Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., 1995;

Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками. 2-е изд. М., 1998;

Рыклин М.К. Искусство как препятствие. М., 1997;

Силичев Д.А. Постмодернизм: экономика, политика, культура;

Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981;

Connor S. Postmodern Culture. An Introduction to the Théories of the Contemporary. Cambr., Mass., 1990;

Habermas J. Modernity. An Unfinished Project // The Anti-Aesthetics. Essays on Postmodern Culture. Port Townsend and Wash., 1986;

HuyssenA. After the Great Divide. Modernism, Mass Culture, Postmodernism. Bloom, and Indian., 1986;

Jencks C.The Language of Postmodern Architecture. L., 1977;

KrokerA., Cook D. The Postmodern Scene. Excremental Culture and Hyper-Aesthetics. Montreal, 1987;

Rorty R. Contingence, Irony and Solidarity. Cambr., Mass., 1989;

The Horizon of Postmodemity. Poznan, 1995;

The Subject in Postmodernism. Vol. 1,2. Ljubljana, 1989-90;

Torres F. Déjà vu. Post et néomodernisme: Le retour du passé. P., 1986.

H. M.

Постпостмодернизм

Новейшее течение неклассической эстетики конца XX в. В классификационном плане наследует постмодернизму и трактуется как один из этапов эпохи «постмодерности» (М. Эпштейн); конец «героического» периода постмодернизма и перехода к «мирной жизни» (В. Курицын); свидетельство исчерпанности, усталости постмодернизма.

П., в отличие от модернизма и постмодернизма, выдвигает некоторые новые эстетические и художественные каноны, а не те или иные общие подходы к эстетическому. Его эстетическая специфика состоит в создании принципиально новой художественной среды «технообразов» (А. Коклен), чье сущностное отличие от традиционных «текстообразов» заключается в замене интерпретации «деланием», интерактивностью, требующими знания «способа применения» художественно-эстетического инструментария, «инструкции».

Основное течение П. – художественная виртуалистика (см.: Виртуальная реальность). Переход от постмодернистской интертекстуальности к постпостмодернистскому стиранию границ между текстом и реальностью происходит как в буквальном (компьютерная квазиреальность), так и в переносном смысле: сошлемся на роман американского постпостмодерниста П. Остера «Стеклянный город» с его новым пиранделлизмом, экспериментами над судьбой.

Другой вектор возможного постпостмодернистского развития – транссентиментализм, принимающий различные формы (сентиментальная «египтомания» во Франции, «новый сентиментализм» в России). Его появление в отечественной культуре связано с процессами перерастания концептуализма в постконцептуализм, соц-арта в постсоц-арт и т. д. Характерными особенностями русского варианта П. являются новая искренность и аутентичность, новый гуманизм, новый утопизм, сочетание интереса к прошлому с открытостью будущему, сослагательность, «мягкие» эстетические ценности. Идеи «мерцающей» эстетики (Д. Пригов), эстетического хаосмоса как порядка, логоса, живущего внутри хаоса (М. Липовецкий) сопряжены с происходящим в самом искусстве синтезом лиризма и цитатности («вторичная первичность»), деконструкции и конструирования.

Лит.:

Курицын В. Время множить приставки. К понятию постпостмодернизма // Октябрь, 1997, № 7;

Маньковская Н. Б. От модернизма к постпостмодернизму via постмодернизм // Коллаж. М., 1998;

Пригов Д. Без названия // Иск. кино, 1994, № 2; Эпштейн М. Прото-, или конец постмодернизма//Знамя, 1996, № 3.

Н. М.

Постструктурализм (неоструктурализм)

Направление в эстетике, в которое в 70-е годы трансформировался структурализм, из главных фигур которого настоящую верность ему сохранил только К. Леви-Строс. В 80-е годы П. сомкнулся с постмодернизмом, что существенно усложнило его идентификацию. В Германии больше известен как неоструктурализм. Вариантом П. является деконструктивизм, возникший из работ Ж. Дерриды и получивший широкое распространение в США (П. де Ман, Х. Блум, Х. Миллер). П. можно считать течением постмодернизма, которое Ж. -Ф. Лиотар именует «постмодерном, достойным уважения» – в отличие от другого течения, находящегося в русле китча и массовой культуры. Главными представителями П. в эстетике являются Р. Барт, У. Эко, Ж. Деррида, Ю. Кристева, Ж. Женетт, Ж. Рикарду, Ц. Тодоров, М. Фуко, Ж. -Ф. Лиотар и др.

В отличие от структурализма П. выражает разочарование в классическом западном рационализме, отвергает прежнюю веру в разум, науку и прогресс, проявляет глубокое сомнение в возможностях осуществления великих идеалов гуманизма. Главное отличие П. от структурализма связано с его отказом от понятий структуры и системы, от структуралистского универсализма, теорицизма и сциентизма. Он также ослабляет антисубьектную направленность структурализма, несколько реабилитирует историю и человека – если не как субъекта, то как индивида, во многом выступая как философия индивидуализма. Глубокая связь между П. и структурализмом состоит в том, что первый сохранил языковознаковый взгляд на мир, а также практически осуществил намерение второго объединить научно-философский подход с искусством, рациональное с чувственным и иррациональным, ученого с художником.

В методологическом плане П. в большей мере, чем структурализм, опирается не только на лингвистику, но и на семиотику. Сложные отношения постструктурализма с постмодернизмом во многом объясняют тот факт, что не все из вышеназванных и других представителей в полной мере относят себя к рассматриваемому направлению. Такого мнения, в частности, придерживается Женетт. Он определяет структурализм как «новейший и самый эффективный подход «современной рациональности», самый значительный вклад нашей эпохи… в постоянное стремление человеческого духа к большей разумности». Женетт полагает, что структурализм продолжает оставаться таковым. Вместе с тем он указывает и на уязвимые места структурализма. Он также признает, что его взгляды уже не укладываются в рамки структурализма. Тем не менее свою концепцию, которая на деле является постструктуралистской, он предпочитает определять как «открытый структурализм». Такую позицию Женетт объясняет тем, что вместе с П. пришла «черная волна нигилизма», хотя последнюю следовало бы отнести на счет постмодернизма.

Наиболее существенное в П. развертывается вокруг понятий «письмо» и «текст», которые тесно связаны между собой и через которые рассматриваются генезис и процесс создания произведения, роль в этом процессе автора-творца, статус и характерные черты произведения и текста, а также другие проблемы искусства, эстетики и культуры. Результатом письма является текст, значение которого в П. возрастает. Включение этого понятия в научный оборот в начале 70-х гг. было названо «текстуальной революцией». Письмо и текст дополняют и переходят друг в друга. Ю. Кристева, опираясь на диалогизм М. Бахтина, выдвигает принцип интертекстуальности, согласно которому «всякий текст строится как мозаика цитат, всякий текст есть поглощение и трансформация другого текста». У. Эко формулирует сходный семиотический принцип, в соответствии с которым «всякий текст написан на тексте». Женетт для тех же целей использует термины «палимпсест», «архитекстуальность» и «транстекстуальность».

Такой подход радикально меняет традиционное понимание текста, который обычно рассматривался как некий организм или закрытая система. Теперь он не является строго выделенным и законченным целым, у него нет своей внутренней структуры и организации, нет начала, центра и конца. Все тексты тесно связаны между собой, они переплетаются и перекрещиваются друг с другом, образуя запутанный лабиринт, для выхода из которого нет никакой Ариадниной нити. «Каждый текст, – полагает Деррида, – есть машина с несколькими головами, читающими другие тексты». Интертекстуальность исключает возможность выделения первичного или оригинального текста, ибо, как отмечает Деррида, «нет больше такой вещи, как оригинальный текст». В равной мере она не позволяет ставить вопрос об авторе и творце текста. По этому поводу Деррида, рассматривая творчество Ж. -Ж. Руссо, делает вывод: «Нет текста, автором и субъектом которого был бы Ж. -Ж. Руссо».

Для прояснения отношений между традиционным пониманием текста и новым Кристева вводит понятия «гено-текст» и «фено-текст», первое из которых обозначает глубинный уровень, на котором происходит порождение и сверхдетерминация фено-текстов, которые являются конкретными дискурсами и которые отдаленно напоминают традиционные тексты. Барт предпочитает оперировать понятиями «произведение» и «текст», называя первое устаревшим, ньютоновским понятием, а второе – современным, эйнштейновским. Для произведения характерна линейность и необратимость построения, хронологическая или иная последовательность развития. Текст не имеет начала и направленности, он предстает как «стереофоническая и стереографическая множественность означающих». Если метафорой произведения является живой организм, то метафорой текста – сетка, ткань, паутина, он не растет и не развивается, а простирается.

Женетт исследует отношения между текстами и выделяет пять типов транстекстуальных отношений. Первый совпадает с интертекстуальностью Кристевой и опирается на цитирование, которое может приводить к разной степени сходства вплоть до плагиата. Второй представляет собой паратекст, выступающий в виде предисловия, послесловия, введения или комментария. Третий означает метатекстуальность, которую можно рассматривать как критический анализ или комментарий текста, который подразумевается, но открыто не называется. Четвертый выражает гипертекстуальность, существующую между двумя текстами, первый из которых (предшествующий) является гипотекстом, а второй (последующий) – гипертекстом. Пятый предстает как архитекстуальность и предполагает лишь отдаленную, жанровую общность: роман, рассказ, поэма и т. д.

П. расширяет поле компетенции понятия текста, включая в него не только литературу, но и всю культуру в целом, которая превращается в глобальный интертекст.

Лит.:

Барт Р. Избранные работы. М., 1994;

Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии, 1992, № 4;

Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996;

Косиков Г.К. От структурализма к постструктурализму. М., 1998;

Kristeva J. Séméiôtike. Recherches pour une sémanalyse. P., 1969;

Genette G. Palimsestes. La littérature au second degré. P., 1982;

Idem. Introduction à l'architexte. P., 1979;

Ricardou J. Nouveaux problèmes du roman. P., 1978.

Д. Силичев