Текст книги "Радужная Нить"

Автор книги: Асия Уэно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

Я бросил быстрый взгляд на своего спутника, тот кивнул.

– Дзиро, заведёшь их в хлев! – приказал я, подбирая подол одежд, уже изрядно влажных. Но не пачкаться же в грязи! – Ю, не подашь мне гэта,[28]28
  Гэта – деревянная обувь на двух высоких подпорках в области носка и пятки. Для хождения по земле или уличной грязи просто незаменима. В парадном облачении не используется, зато, наряду с плетёными сандалиями-варадзи, является излюбленной обувью простонародья.


[Закрыть] они где-то под тобой?

Тот молча протянул уже найденную обувь. Умница. Сам-то как по размокшей земле проберётся? Ох уж эти мне ханьские туфли, узенькие и низкие! Ничего, попадёт в Овару – живо переобуется.

Я поймал себя на мысли, что предаюсь лишним волнениям. Неизвестно, чем обернутся события, а я размышляю о житейских мелочах. Странно-то как! И вспомнил слова брата, когда он рассказывал о своих переживаниях накануне самой первой стычки с грабителями. Это было ещё до того, как он стал начальником Зимней Резиденции. Сильный и мужественный, Хоно начал свой путь с должности сотника при охране дорог. Необычный шаг для старшего сына столь почтенного рода, как наш. Но будущее показало, что Хитэёми-но Хономару шёл навстречу славе, а та спешила к нему, словно дева в объятия избранного сердцем возлюбленного. Хитроумный план по избавлению одной из крупнейших дорожных ветвей от вооружённого отребья, составленный моим братом и приведённый в действие им же, был сокрушителен. Казалось, будущий Верховный Военачальник играючи разделался со сворой этих бешеных псов, и только мы знали, какой ценой. А в то утро его заботили всякие глупости. Он со смехом признавался, что лежал в засаде у дороги, во главе сотни людей, за жизнь которых отвечал, и думал, а не умять ли рисовые колобки, спрятанные за пазухой, пока те целы? Даже воображал, как залепит кому-нибудь в глаз самым раздавленным. Но столь крайних мер не потребовалось. Преступников повязали в согласии с первоначальным замыслом моего брата, избежав обильного кровопролития.

Может, и у нас всё миром обойдется? Хотя «о мире думаем, а к войне готовимся». С голыми руками я в гостиницу – ни ногой!

Надо проверить, хорошо ли выходит из ножен меч.

Дзиро подогнал повозку к хлеву, и я сошёл на землю. Ю и девушка последовали за мной. Дождь не замедлил усилиться, злонамеренно проникая сквозь плотную одежду к самому дорогому, моему телу. Я поспешно распахнул дверь и замер на пороге. Пространство за стенами из разновеликих камней было пустым и сырым, на земле валялись какие-то полусгнившие щепки и прочий мусор, у самых ног колебалась поверхность огромной лужи, мутной и грязной. В бамбуковой крыше у самого входа зияла дыра, обломанные концы крупных стволов, словно гнилые зубы, щерились из лужи. Ничего себе, сухо! Впрочем, если разместить животных у дальней стены, будет вполне сносно. Только вот куда исчез вол старосты?

Я подал знак остальным и осторожно обошёл лужу по краешку. Под гэта попалось что-то твёрдое и скользкое. Бамбук? Я присмотрелся.

– Откуда здесь кости?! Это точно хлев?

Ю подошёл, чтобы тоже полюбоваться на кусок огромного ребра. Неужели?..

– Это же её вол! – прошептал я на ухо юмеми. – Но кто мог?..

– Опомнись, Кай. – спокойный голос подействовал на меня как таз ледяной воды, поднесенный для омовения зимним утром. – Этим останкам больше, чем тебе. Ненамного, раза в три. Бедняга, умер от голода. Видишь на той стороне остатки ярма и цепей? Кто-то приковал его к стойлу, чтобы не присматривать, да так и оставил.

Голос его сделался печальным.

Эти кости лежат здесь около восьмидесяти лет? Но где тогда?..

Я обернулся к девушке. За спиной ухмыльнулась пустота; лишь дверь, повиснув на одной петле, жалобно стонала от порывов ветра. Я понял, что видел служанку в последний раз, когда стоял у самого входа. Может быть, она помогает Дзиро распрягать животных?

– Дзиро! Позови… – ну да, я же не спрашивал её имя… – Пришли сюда эту девушку!

– Так… Господин мой, она вместе с вами заходила! – раздался озадаченный ответ. – Один я тут. Мне распрягать или обождать?

Странно, я был уверен, что порог она переступала! Неужели спряталась? Так и знал, что доверять ей нельзя!

Я схватился за меч:

– Ю, это ловушка! Дзиро, оставайся на месте и будь начеку!

– Можно подумать, ты не знал этого с самого начала, – проворчал ханец столь равнодушно, будто я сообщил ему придворную сплетню не первой свежести. – Успокойся, ты опасаешься вовсе не того, о чём следует тревожиться. Здесь нет ни одной живой души, кроме нас троих и пары промокших животных. Поэтому оружие тебе не понадобится.

– То есть как, «ни души»?!

Я не ослышался?

– А ты считал, та девушка – живой человек из плоти и крови?

– Н-н-но…

– Разумеется, нет. Хотя рассказ её звучал убедительно. Видимо, в нём есть толика правды.

– Н-но… Кто она тогда?

– Ю-рэй. Призрак усопшего – душа, не достигшая Тэнны или Макаи. Прикованная к миру живых, словно вол, чью кость ты держал в руках. Не способная покинуть его, пройти посмертное очищение и переродиться.

– Почему ты не сказал мне сразу?!

– Во-первых, некрасиво обвинять женщину во лжи. Особенно, если она и впрямь лжёт. А, во-вторых – ну что бы это изменило?

– Как, что?! Мы не стали бы сворачивать на эту проклятую дорогу, где, как ты утверждаешь, затаилась опасность! Только глупцы торопятся на пиршество к нечисти!

Мои чувства вскипели. Молчание юмеми было хуже, чем глупостью, оно было верхом безумия… или вероломства! Зачем, зачем он завлёк меня туда, куда его собственное здравомыслие подсказывало не соваться?! Какие цели преследует этот человек?

– Я окончательно убедился, кто она, только здесь, – холодно проронил ханец, заметив моё негодование. Ещё и обижается! – Тебя это утешит? А если бы несчастная оказалась живой девушкой, попавшей в беду – мы бы отвергли её мольбы, руководствуясь опасениями и благоразумием? И, хочу заметить: просьба о помощи есть просьба о помощи, от кого бы она ни исходила.

Легко ему говорить! Постоянно имеет дело с тем, что выходит за рамки обыденного. А я – нет. И не желаю!

– И что теперь, бросаться на выручку каждой встречной нечисти? – пробурчал я, в глубине души осознавая некоторую правоту сказанного юмеми.

– На досуге надо бы поведать тебе о тайном мире, – вздохнул Ю. – Ю-рэй – вовсе не нечисть. Я же объяснил: её путь не обязательно лежит в Макаи. Но что-то удерживает неприкаянную душу здесь. Возможно, девушку убили, а преступник избежал наказания. Или же её притягивает к земле что-то иное. То, о чём я говорил тебе, Кай, перед встречей с ней.

– Так она – не та тварь? – удивился я.

– Ты невнимателен! Тварь обитает в самой гостинице, и потому здесь мы в полной безопасности. Можешь кликнуть своего слугу, чтобы заводил животных. Призраки безвредны, если их не бояться.

Я послушался совета. А что прикажете? Судя по трескучим щелчкам над нашими головами, дождь перешёл в град. Я присмотрелся, и точно: белые шарики падали через прореху в крыше, погружаясь в бурую лужу у входа. Говорят, души величайших праведников становятся жемчужинами в Бесконечном Ожерелье Небесной Владычицы. А чьи-то, наверно, падают в грязь.

– Но мы-то что можем сделать для этой девушки? – я махнул рукой и прислонился к стене.

– Надо разбить цепи, которыми окована её душа.

– А поточнее? – я поморщился. – Поэзия прекрасна, но сейчас указания к действиям были бы уместнее.

– Не могу дать более точных указаний, – с сожалением покачал головой мой собеседник. – Не знаю, чем удерживает её эта тварь, какова связь между ними. Успел лишь рассудить, что собственной души у этого создания нет. Душу я бы почувствовал через любую преграду. Потому-то оно, неживое, и не покидает гостиницу. Следовательно, душа девушки нужна как внешняя приманка.

– На которую мы клюнули и которую продолжаем заглатывать, – пробормотал я. – Тогда новый вопрос. Если она приманка – почему исчезла, не заведя нас в дом? У нас ведь остались пути к отступлению?

– Не думаю, что это было намеренно, – юмеми снова покачал головой. – Ю-рэй тяжело возвращать себе прижизненный облик. Они редко выглядят, как до кончины, редко и недолго. Что и заставило меня усомниться в предчувствиях.

– А твоя нечисть может придавать ей силы? – спросил я.

– Не моя! Кто знает, её суть пока темна. Нечто неодушевлённое, и это всё!

Ю посторонился, пропуская Дзиро с волами. Костей под слоем грязи и пыли мой слуга не заметил, вот и прекрасно. Сколькими страшными байками он меня попотчевал в детстве! Но это не повод пугать его в старости.

– Ни клочка сена, – пожаловался он. – С утра-то голодные совсем плохо пойдут!

Я ничем не мог помочь, а потому приказал старику перетащить в сухую часть хлева наши вещи, пока они не промокли окончательно, и спустить полотнище с каркаса. Ох, и попотеем завтра, натягивая его! В противном случае к рассвету от нашего укрытия останутся одни лохмотья. Лучше потерять день, чем повозку.

Как угрожающе воет ветер! Не к добру. Хотя ничего хорошего нам с юмеми ожидать и не приходится.

Глава 6
Ненависть

(Ночь между Вторыми Днями Металла и Крови месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)

– Ты бы не брал оружие, когда отправишься…

Вкрадчивое предложение юмеми, восседающего на одном из мешков, не сразу достигло моего сознания. Но когда это произошло… О, как я разозлился! Что за странная шутка?!

– Как, ты снова уклоняешься? Повторяется история с сики?! – я был вне себя. Если кое-кому так не терпится помогать призракам, пусть делает это сам! В крайнем случае, могу прикрыть спину. Но один не пойду!

О чём я и заявил хитрому южанину. Со всей определённостью.

– Я не говорил, что отпущу тебя одного, – нахмурился тот. Ах, какая заботливость, у меня рукава того и гляди намокнут от слёз умиления! Впрочем, они и без того не сухие… – Я дам тебе сопровождение, о котором ты мечтал всю дорогу сюда.

Ничего не понимаю! Какое сопровождение? Откуда?

– Дзиро исключается, – твёрдо сказал я. Ещё чего не хватало, старикана впутывать!

– Я говорю не о твоём слуге, – улыбнулся Ю, нагнувшись, чтобы покопаться в ворохе наших вещей. Хорошо, что мы захватили в дорогу светильник и достаточное количество масла. Наконец, изыскания ханьца завершились успехом, он что-то нащупал и вытащил тот самый сундучок. Небольшой, с редкими паутинками трещин на блестящей тёмно-лаковой поверхности. Я вспомнил сказки о герое (обычно младшем сыне обедневшего рода, юноше смелом, но не слишком умном), которому встречный онмёдзи вручал меч, превращающийся в иголку, или золотой персик, исцеляющий смертельные недуги, а то и свиток с заклинанием от злых духов, и несколько приободрился. Хоть выясню, что там!

Замок щёлкнул.

– Издеваешься?!

Внутри лежала кукла. Обычная кукла вроде тех, что дарят благородным дамам и передают в семье из поколения в поколение. Постойте, да ведь передо мной та самая игрушка, которую я видел в комнате Мэй-Мэй! Улыбающееся личико прелестной молодой девушки с тщательно уложенными волосами чернее ночи. Фигурку куклы скрывают голубовато-синие… синие…

У меня прервалось дыхание.

Ю улыбнулся и бережно усадил куклу на один из тюков. Я изумлённо потёр глаза, и в этот самый миг Мэй-Мэй вскочила и поклонилась нам обоим.

– Как… как… – Мне потребовалось время, чтобы отдышаться. – Ты превратил девушку в куклу?! Как же такое возможно?!

– Вовсе нет, – запротестовал ханец. – Разве я способен на столь изощрённое злодейство? Наоборот, я – сама доброта, и обычно держу своё слово…

Ты на всё способен!

– Но тогда как?..

– Никто не превращал её в куклу. Она и есть кукла. – Он протянул руку и заправил в причёску красавицы выбившийся оттуда иссиня-чёрный локон.

– Кукла? – переспросил я. Не может быть!

– Я – кукла. Всего лишь кукла. Служанка моего господина, – игриво проворковала девушка и звонко рассмеялась. Будто серебряный колокольчик зазвенел. – Неодушевлённый предмет, обладающий рассудком и волей.

– Ты снова столкнулся с наваждением, Кай, – мягко сказал юмеми. – С такой же видимостью, как прижизненный облик ю-рэй. Только Мэй-Мэй способна сохранять эту видимость гораздо дольше.

Я хотел спросить, почему тогда, в ночь со Дня Золы на День Земли, я застал её в виде игрушки – но вопрос испарился, не коснувшись губ. Иногда ведь надо и отдыхать… Залюбовался скромно опущенными ресницами и чарующей полуулыбкой, заставляющей усомниться в столь явно выказанной робости. Нет, ну какой же она предмет? Хотя… сердце неприятно кольнуло. Разве прежде я считал её человеком? Разве я влюблялся хоть в одну из женщин, испытывая другие чувства? Разве, составляя любовные послания девушкам, которых видел лишь издалека, под густым слоем белил, превращавших личики в точные подобия друг друга, я думал о них не как о прекрасных вещах? Не так ли поступали все мои предки? Изысканно восхваляя женскую прелесть, клянясь в вечной страсти, мы не задаёмся вопросом, кто находится по ту сторону нашей клятвы – женщина или кукла…

Отложив несвоевременные раздумья, я решил не спрашивать и о том, как ушлый торговец сделался обладателем подобного сокровища. Неприлично выяснять при девушке, кем бы она ни являлась. Разузнаю позже, а сейчас есть вопросы куда более жизненные.

– Ю, ты хочешь, чтобы мы отправились вдвоём? – Я дождался ответного кивка. – Но чем она мне поможет?

– Хотя бы своим присутствием, – попытался взбодрить меня юмеми. – Гостиница ничем ей не угрожает. То… существо, о котором я рассказывал, лишено собственной души, а потому не способно навредить малышке.

А мне, выходит, способно. Радует безмерно! Значит, всё, на что годится моя спутница – это сообщить хозяину, что я погиб и передаю ему пламенное проклятие.

– Но почему ты не можешь идти с нами? – взмолился я.

– Кай, прости, я бы очень хотел! Но нам нельзя оказываться вдвоём в одном Юме. – Грустная улыбка скользнула по губам моего собеседника, но сказанное им захватило всё моё внимание.

– Юме? Ты снова собираешься меня усыпить!?

– Нет. Ты забыл, что Юме – не только сновидения. Помнишь, я рассказывал тебе о мечтах и страстях, о светлых надеждах и неутолимой алчности? Юме прядет свои нити из различных волокон, так что узоров не перечесть. Но то, что находится за дверями дома, соткано из ненависти и зависти, самых могучих и тёмных желаний человеческого естества. Если это и сон, то кошмарный.

– Тварь порождена какими-то людьми? – меня передёрнуло.

– На то она и тварь, – вздохнул он. – Боги такое не создают.

– Но почему, – вспомнил я, – почему нам нельзя находиться вместе в одном Юме?

– Я не вправе это объяснять! – Ю сложил ладони в умоляющем жесте. – Пока – не вправе, и не знаю, буду ли. Поверь. Пожалуйста! Вдобавок, – он легонько коснулся моей груди возле самого сердца, – обещаю наблюдать за тобой и давать советы, если понадобится. Я не оставлю тебя без защиты.

Это уже лучше. Гораздо лучше. Справился же я в Кёо – сам, безо всякого содействия со стороны юмеми. О, кстати о Кёо…

– Постой-ка, – перебил я ханьца, вознамерившегося снова приступить к увещеваниям. – Там, в Южной Столице… Меня вдруг осенило! Говоришь, мы не можем находиться в одном Юме? А раз Юме бывает не только сном… признайся, тот лес, что скрывается за забором твоего дома в Кёо – он тоже как-то связан с Юме? Ты именно поэтому не желал меня сопровождать, когда я предлагал прогуляться?

– О, Кай… не ожидал… – Глаза юмеми расширились, и даже рот приоткрылся.

– Значит, угадал? Вот это да! А зачем тебе… как ты вообще сумел?..

– Вот прямо сейчас сяду и начну рассказывать, размечтался, – опомнившись, проворчал тот. – Если так интересно, запиши этот вопрос, чтобы не вылетел из головы. И в скором будущем я обязательно…

– Ты постоянно дразнишь меня и только и делаешь, что скрытничаешь! – я не выдержал и повысил голос. – Хочешь, чтобы тебе верили, расхлёбывая потусторонние неурядицы – так хоть объясняй по-человечески. Надоело довольствоваться твоими «напомни, когда буду в настроении»! И мне не нравится чувствовать себя простаком, не заслуживающим словечка, произнесённого своевременно, а не тогда, когда уже поздно и выбора нет. Кем ты себя возомнил, что решаешь за меня? Сколько можно?!

Ю молча смотрел на меня, и глухая тишина разлилась вокруг, словно река по весне. Так и утонуть недолго, задохнувшись. Но я же правду сказал! Если и преувеличил, то самую малость… И управлять собой не позволю! Я не кукла с подмостков, которую дёргают за ниточки, даже если ты – мастер-кукловод.

– Когда кажется, что вопросов много – оказывается, что ответ всего один, – прозвучал голос Мэй-Мэй. Я и забыл о её присутствии! Будто и впрямь вещь. Стыдно-то как… И я-то полагал, что в беседы хозяина она не вмешивается…

На мой растерянный взгляд девушка… нет, кукла весело рассмеялась:

– Это слова какого-то древнего мудреца, имя запамятовала.

– Ты намекаешь, что он недостижим, этот ответ? – я выжидающе посмотрел на неё. – Или на другое? Мол, стоит мне узнать главную тайну, и отдельные загадки исчезнут?

– Откуда мне знать, благородный господин? Я всего лишь вспомнила изречение, показавшееся мне уместным. Что с меня взять, глупой куклы?

Если кто-то здесь и глуп, то не ты, красавица… И не Ю. Ишь, в пол уставился, а поглядывает исподтишка то на меня, то на Мэй-Мэй. Разве от этой парочки добьёшься внятных объяснений?

– Хорошо, Ю, – я почти сдался. – Ладно, отложим разговор. Но растолкуй мне другое! Почему ты сам не можешь открыть дверь и положить конец этому кошмару?

– Я-то могу, причём не сходя с места, – неохотно отозвался юмеми. – Но в этом случае душа девушки будет уничтожена. Стёрта из Списков Мёртвых и не внесена в Списки Живущих. Это связано с тем самым, о чём я не готов тебе поведать. И не вредность или недоверие тому виной. Знай лишь, что душа её исчезнет, будто никогда и не существовала. По какой бы причине эта несчастная ни стала ю-рэй – уверен ли ты, что все её жизни заслуживают вечного забвения?

Хуже, чем забвения – небытия. Я покачал головой. Подобной участи врагу не пожелаешь. А служанка… Да, она заманила нас сюда, но по собственной ли воле?

Так или иначе, действовать придётся в одиночку. Почти. Едва ли следует уповать на помощь Мэй-Мэй.

– Ладно. Перекусим, и я отправлюсь.

– Ты настолько проголодался? – вздёрнул брови ханец.

– Нет, – отрезал я. – Не хочу переживать за судьбу рисовых колобков!

Дверь придорожной гостиницы с ядовитым шипением вернулась на место, отрезав меня от звуков падающего дождя.

Какой же громоздкий этот сундук! Я в сердцах швырнула его рядом с тюками, набитыми шёлком. С ними-то я носилась, что твой ветерок, дабы не сопрел дорогой товар! А сундук этот было бы лучше в ближайшую лужу вывернуть. Продажная девка таскает ворох тряпок даже туда, где приличной жене хватило бы одной-двух смен косодэ. Даром, что в девичестве – дочка зажиточного крестьянина из соседней деревни. Распутницу – её завсегда видно, какую бы невинность из себя ни корчила!

Вот и сейчас: хозяин договаривается с владельцем гостиницы (по закону-то мы люди простые, останавливаться здесь государева дозволения не имеем, однако в любой стене калиточка сыщется), а молодка уже всю шею извертела, на мужниного собеседника поглядывая. И то сказать: парень справный, высокий, в цвете лет. Только ни в какое сравнение с благодетелем моим, Савасаки-доно, не идёт. Пускай не первой молодости хозяин и волосом редковат – не наружностью берёт. Нрав у него добрый, и человек он порядочный. Не то, что этот: кивает, деньги пересчитывая, а сам нет-нет, да бросит взгляд на госпожу мою теперешнюю, пусть её на том свете нечисть привечает! А та и рада-радёшенька, глазками зырк-зырк, ресничками хлоп-хлоп! Тьфу! Кукла размалёванная!

– Мицко, отнеси вещи наверх и переоденься! – Ишь, приказывает она мне! – С тебя же капает.

Ещё бы, под таким ливнем целую гору поклажи перетаскать! А ленивица лучше бы помогла, чем на хозяина постоялого двора пялилась! Но куда там… Такая надрываться не будет.

Договорился, значит. Уж я и не сомневалась, что Савасаки-доно со всяким общий язык найдет. У него глаз на людей отменный, недаром – самый уважаемый человек в деревне, старостою избранный взамен своего отца. Вон и меня от голодной смерти спас, когда вернулась я из мужниного дома, опозоренная, и уже думала в петлю соваться. Родители мои скончались от поветрия, когда я волосы ещё не подвязывала, и прибиться было не к кому. Односельчане-то меня сплавили с глаз долой, но семья мужнина не приняла, и супруг был со мной неласков. А как делался ласков, так и вовсе криком кричать хотелось. Когда терпеть мочи не стало, сбежала я оттуда, два дзю по дорогам скиталась, домой возвращаясь – было бы куда! Даже за порог не пускают, не то чтобы в услужение принять! Кабы не сын прежнего старосты – пропадать бы в аду, а кому туда раньше срока охота?

В то время его прежняя жена была ещё жива и здорова. Ничего дурного сказать о ней не могу. И по хозяйству у неё ладилось, и в доме уютно было – только вот детей им боги не даровали. Четыре года я прослужила, пока не понесла она. Да родами не выжила, и младенчик с матерью не захотел расставаться.

Уж хозяин-то как печалился, а я иногда думала, что к лучшему оно. Я бы сама ему ребенка справного родила, и не одного. Полюбился он мне за эти годы, мой Савасаки-доно. Вот только моим не стал: как месяц Светлого Древа наступил, так съездил в ближайшую деревню, чтоб от неё и места пустого не осталось, и жену молодую привёз. Я как поглядела, так обмерла: это же в чьей семье такая дрянь-то бледная выродилась?! На что вы позарились, господин разлюбезный? Сразу видно – неженка, что лишь зеркалу мила. В хозяйстве ничего не смыслит, зато за гостями теперь глаз да глаз нужен, особенно за молодыми да пригожими. Притворяться горазда, а сама здоровая, что твой вол! Только вот Серенький наш куда трудолюбивее, даром, что хлыста ему иной раз – ой, как достаётся…

Я последовала за владельцем гостиницы, опирая сундук на голову. Савасаки-доно остался щупать мешки с шёлком, а хозяйка – за мной, словно кошка по пятам. Бдит, чтобы в вещах её не рылась. А то я не знаю, что побрякушки с платьями у неё там, да бронзовое зеркало. Уже год, как мужняя жена, а всё за своё, за девичье. Никак более подходящего жениха присматривает, чем господин мой?

Бугай этот здоровенный, что какой-то оказией государев мандат на содержание придорожного поста заполучил, провёл нас вверх по скрипучей лестнице и приглашающее дверь одной из комнат отодвинул. Эк перед госпожой-то хвостом крутит, кобель срамной! Я протиснулась мимо, барахло окаянное в угол сгрузить, а хозяйка и задержалась. Всё ясно. Не иначе, как среди ночи от законного мужа к полюбовнику сбежит!

А это дело такое, что надобно проследить!

И пришло мне в голову: а ежели я, невзначай, хозяина-то разбужу, когда эти голуби миловаться будут, да он их застукает? Не прогонит ли жёнушку восвояси? Уж второй-то раз я своего не упущу, в том Владычице Небесной клянусь! А девка пусть испытает позор, что на мою долю незаслуженно выпал.

Да, уж Мицко всё разузнает и откроет хозяину глаза на происходящее!

Наступил вечер, дождь прекратился. Господа отужинали и почивать собрались. Я только столик с едой унести хотела, как…

– Мицко, – изволила раскрыть ротик красавица наша, извлекая из сундука зеркало. Ничего, недолго тебе в него любоваться осталось! – Посмотри, как там Серенький, да спать в хлеву ложись. С волосами я как-нибудь управлюсь, а за волом присмотреть надо – мало ли, что. Времена небезопасные.

Кабы ты всегда о скотине пеклась, я бы поверила. Обычно и словечка не дождёшься, а тут прям защебетала!

– Бегу, хозяйка!

Как бы не так!

– Погоди, Мицко. Возьми, – господин приподнялся и протянул мне зачехлённый нож. – Но, если что, лучше меня крикни.

Я поклонилась, сунула нож за пазуху и умчалась в хлев. Там на глаза мне цепи попадались, которыми строптивых жеребцов удерживают. Накинула на Серого ярмо, тот недовольно фыркнул. Мол, не отдохнул, а тут снова запрягают.

– Ничего, потерпишь! – я продела через ярмо цепи, а те вокруг стенного крюка обернула. – Зато никто не уведёт. Да и хозяев поутру другие заботы волновать будут. А я уж тебя, скотинку, вызволю, не сомневайся.

Я легонько шлёпнула вола по носу и метнулась к дому – как бы не припоздниться! На веранде облегчённо выдохнула. Сквозь сёдзи[29]29
  Сёдзи – лёгкие стенные деревянные рамы, заменяющие окна. С внешней стороны оклеены полупрозрачной бумагой. Легко двигаются в пазах, при необходимости сдвигаются в одну сторону или вынимаются.


[Закрыть] из комнаты управляющего пробивался свет. Ждёшь, значит. Жди-жди, торопить не буду.

Забралась в чулан, соседствующий с хозяйской спальней, и притаилась у двери. Как ни легки шаги у паскуды этой, всё одно услышу.

В засаде я сидела недолго. Шорох фусумы, бесшумная поступь… ага, вот и наша совушка! Я обождала, пока хозяйка спустится по скрипучей лестнице, и последовала за ней. Осторожно выглянула с верхней площадки. Так и есть, внизу светло, мужчина в одной руке лампу-маслянку держит, другой распутницу к себе подзывает. Удалились они за фусумы рука об руку, как честные супруги, мне аж тошно сделалось.

Сердце колотилось, как бешеное. Сейчас… нет, надо погодить, иначе выкрутятся. А ежели Савасаки-доно самый разврат застанет – то уж не простит. Расстроится хозяин, ну да я его утешу!

Так, затаив дыхание, я некоторое время пряталась за перилами, порываясь разбудить господина и облизывая губы от предвкушения. Они казались сладкими – или то был вкус мести? Наконец, решила, что довольно, и проскользнула в его комнату.

– Савасаки-доно! Проснитесь, Савасаки-доно!

– А?.. Дорогая… нет, это ты, Мицко? Что стряслось?

– Беда, господин! Вы только не шумите! – я переполошилась: вдруг голубки упорхнут? – Жена ваша, достопочтенная хозяйка…

– Что происходит? – он зашарил по поверхности сдвинутых футонов. – Куда подевалась Канако?!

– Умоляю вас, тише! – я схватила его руку и сжала. – В ней-то всё и дело. Как ночь наступила, так жена ваша из комнаты вышла, а дальше вы сами увидите. Идёмте!

Он безропотно поднялся, запахнув вытертую косодэ. Руки его дрожали. Бедный, бедный мой хозяин! Клянусь, я никогда вас не покину!

– Главное, тихо, – предупредила я. – Лестница скрипит – осторожней, господин!

Мы спустились. Хозяин, кажется, не сознавал, что происходит. Вход в комнату полюбовников я нашла на ощупь. Маслянку эти негодяи загасили. Ну, будет вам свет!

– Сейчас приоткрою, а вы заглянете, – шепнула я, но Савасаки-доно неожиданно отстранил меня и распахнул фусумы. Помещение было залито лунным светом, и тела, извивающиеся на футоне, напоминали клубок отвратительных белёсых змей.

– Канако… – потерянно пробормотал хозяин. Распутница взвизгнула и попыталась отползти к стене; мужчина замер, обернувшись.

– Канако…

Бугай взревел и кинулся на нас. Я отлетела в сторону, когда они выкатились в коридор. Вскочив на ноги, я поняла, что дело худо: здоровенный владелец гостиницы вдавил моего господина в циновки и пытался придушить.

Я не ожидала, что всё может так обернуться! Он же не силач, мой хозяин! Я бросилась к ним, пытаясь растащить, но нападающий даже не пошевелился. Савасаки-доно дёрнулся, лицо его было багрово-синим.

Я вспомнила о ноже, который он дал мне намедни. Как чувствовал!

– Оставь его в покое!!! – крикнула я душителю. Но тот будто и не слышал. Я завела лезвие за широкий подбородок и изо всех сил полоснула по вздувшимся от напряжения жилам. Широкой струёй прыснула кровь. Я даже не представляла, что её может быть так много! Здоровяк напрягся и повалился набок, мёртвый.

– Савасаки-доно! – я попыталась вытащить хозяина из-под навалившегося на него тела.

И поняла, что опоздала. В предсмертной конвульсии управляющий сломал ему шею. Голова болталась, словно страшная тыква на стебле.

– Савасаки-доно-о-о-о!!!

Что же я натворила? Небесная Владычица, что же я натворила?!!

– Дорого-о-о-ой! – блудница отпихнула меня от тела мужа.

Ты, тварь… какое право ты имеешь выть над ним?!

В груди сделалось горячо, словно там развели огонь, поджаривающий моё сердце.

Я схватила её за распущенные волосы, намотав их на запястье. Вздёрнула на ноги. Перед глазами плыло, но ненависть придавала силы.

– Прочь от него, дрянь!

– Мицко, что ты наделала?!

– Я? Я наделала?! Нет, во всём виновата ты, и только ты! Если бы не ты…

Я внезапно осознала, что всё ещё сжимаю в кулаке рукоять ножа, расхохоталась и приставила его к горлу соперницы. Глаза её выкатились в ужасе, она попыталась вырваться, но не тут-то было.

– А ну, идём! И не смей сопротивляться! – я поволокла её вверх по лестнице. – Не спотыкайся, тварь!

Я втолкнула её в комнату и трясущимися от возбуждения руками зажгла маслянку. Женщина забилась в угол. Я кинулась к сундуку и выхватила из него злополучное зеркало.

– Смотри! Смотри в него, кукла! Ну что, ты всё ещё себе нравишься? Ты красива, да? Настолько, что твоя красота убивает?!

Виновница заливалась слезами. Думала, я поверю в её раскаяние. Нет, ты не уйдёшь от возмездия, тварь!

– Смеялась надо мной всё это время, ведь так? Ах, глупая влюбленная служанка, ей никогда не заполучить моего мужа! Ты не любила его, признавайся? Не любила?!

– Неправда… любила!

Я ударила её. Ножом, наотмашь. По глубоко рассечённой бледной груди заструилась кровь. Красавица вскрикнула высоким голосом, пытаясь загородиться ладонями.

– Не ври!!! Не любила! – я ударила по ним.

– Сжалься! Я не хотела! Меня выдали замуж против моей воли!

Она попыталась ухватить мои руки, притянуть к себе.

– Так происходит со всеми! Это не оправдание! Пре… презираю тебя!

Я отбросила зеркало и освободившейся рукой обхватила оба её тонких запястья, отведя их в сторону. А нож загнала прямо в сердце. Тело Канако обмякло, пальцы пару мгновений цеплялись за воздух, пока я не отшвырнула её в сторону.

– Презираю, – повторила я, опускаясь на пол. Щёки намокли сами собой. – Презираю…

Я долго рыдала, не в силах остановиться. Слёзы не приносили облегчения, а значит, остался лишь один путь. Я поднялась на ноги и, шатаясь, побрела к выходу. У порога оглянулась. Тело красавицы замерло в бесстыдной наготе, нож торчал меж грудей. Я вернулась и с усилием выдернула его. Рядом что-то блеснуло. Зеркало. Его я захватила тоже, как и лампу. Голова прояснились, мысли сделались чёткими, как свежие синяки.

Внизу я высвободила тело моего дорогого хозяина из-под туши его убийцы и перекатила на один из футонов. Негоже оставлять любимого на татами. Они такие жёсткие… С обожанием погладила его по виску. Теперь мне всё можно. Я всё-таки заняла твоё место, слышишь, дрянь? И никогда не предам…

Зеркало я положила рядом. Аккуратно вытерла несколько тёмных пятен и заглянула в него. Отныне у меня есть право и на это. И на твоего мужа, и на твоё зеркало. В золотистой бронзе отразилось заплаканное лицо, совсем чужое. Я улыбнулась и занесла лезвие.

– Кай! Опомнись, что ты делаешь?!Вернись, Кай!

Голос юмеми, будто далёкий рокот сигнального барабана, пробился ко мне. В груди пекло, жар распространялся по телу и, наконец, заставил очнуться. Что со мной?

Светильник, стоящий рядом на полу, очерчивал небольшой круг среди непроницаемой темноты. Я сидел в глубине какого-то запылённого помещения, а Мэй-Мэй отчаянно вцепилась в мои руки. Которые…