Текст книги "Радужная Нить"

Автор книги: Асия Уэно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 51 страниц)

"На ошибках учатся", – напомнила она, – "а недоверие своему сердцу рано или поздно заканчивается полным с ним согласием. Разве можно достигнуть согласия, не вступив в спор, для начала?"

Только не знаю, действует ли это правило на людей…

– Надеюсь, да, – я взлохматил пареньку слипшиеся после воды волосы, удостоившись негодующего взгляда. – Только не все люди успевают достичь этой мудрости.

– И слишком часто наши падения ломают чужие крылья, – тихо добавила Коюки.

Глава 7
Выкуп

(Второй День Крови месяца Светлого Металла, 499-ый год Алой Нити)

Скормив изголодавшемуся Фуурину рыбёшку, в которой, кроме чешуи да костей, и жевать было нечего, мы вплотную занялись скромными планами освобождения. Первоначальный замысел с доставкой пленников лодками был чудо как хорош, но когда некоторые из нас покроются перьями, боюсь, возникнут новые осложнения. Хорошо, что раньше всё внимание притягивал я, и на щуплого парнишку никто дважды и не глянул. Но искушать судьбу – дело отчаянных, а среди нас таких не водится.

Как выяснилось, спутников я недооценил, да и себя тоже.

Раз не связали – гулять по деревушке не возбраняется. Вывод, конечно, спорный. С учётом того, что снаружи дверь прикрыли на простую «вертушку» – вдвойне. Но неужели они и впрямь ожидали, что сквозь редкие бамбуковые перекладины, олицетворяющие стены сарая, нельзя просунуть палочку и повернуть засов? Когда Фуурин, прильнувший к щели возле входа, подал знак, Коюки играючи справилась с нехитрой задачей.

План был назван "Господин велели воды принести!", и его первая часть увенчалась ошеломляющим успехом.

С кувшином на плече девушка выплыла на двор так, будто родилась и выросла в этом селении, причём дочерью старосты.

– Господин желает холодной воды! – объявила она присматривающему за входом молодчику тем очаровательно-извиняющимся тоном, что любое требование превращает в просьбу, которой невозможно отказать. Остальные мужчины удалились, о чём-то шумно споря, младший же – кстати, тот самый деревенский простачок, чей кулак до сих пор вспоминала моя ноющая челюсть – скучал в тени одной из хижин. Грешно упускать подвернувшийся случай! К улыбкам юных цветущих девушек бедняга явно не привык, а Коюки, хоть и бедно одетая и с исцарапанным носом, походила на простых селянок так же, как небо на землю. Прислужница знатного вельможи рыбой не пропахла, непосильным трудом спину не согнула, и обхождения самого любезного… в общем, парень растаял. Хотя для начала виду не показал. Прильнув к щёлочке, я следил за переговорами, готовый вмешаться, если девушку попытаются обидеть.

– Чего вылезла! До вечера сидеть велено! – сурово нахмурился он.

– Я ж о чём толкую, – всплеснула руками обманщица, после чего устроилась на земле возле неподкупного стража и принялась заговаривать ему зубы. – Хозяин мой от злости так и трясётся, – тут она перешла на шёпот, но содержание беседы мы продумали втроём, и теперь оставалось лишь убеждаться в мастерстве, с которым девушка нащупывала подход к незнакомому человеку. Сначала он хмурился и отрицательно качал головой, затем указал в направлении ушедших. Мол, разбирайся с ними. Или сослался на запрет старших. Не важно – собеседница умоляюще сложила руки лодочкой на груди, в притворном испуге покосившись на сарай. Гневается господин, не подведи под наказание, добрый человек!

– Мам! – крикнул парень. – Воды просят!

Некоторое время спустя (парочка о чём-то ворковала) в поле зрения показалась тощая болезненного вида женщина. Мы с Фуурином заняли прежнее место, причём последний сделал вид, что так и не вернулся в сознание, а я придал лицу кислое выражение.

Без слов рыбачка склонилась, поставив кувшин у моих ног. Я схватил его, сделал несколько торопливых глотков и резким движением опустил на землю.

– Где эта бездельница? – спросил я у женщины, робко потянувшейся к ранее принесённому сосуду, и сам себе ответил: – Всегда норовит удрать, нашёлся бы повод. К кому-нибудь на застолье подалась? Пускай немедленно принесёт настоящей еды!

– Господин, простите, – тихо шепнула та, не поднимая глаз, – мы живём бедно, у нас ничего нет!

– У моря не голодают, – отрезал я, тогда как сердце сжалось. Всем своим обликом деревенька говорила о крайней нищете обитателей. – Или твой муж забыл, как забрасывать сети? И рисовые поля перестали давать урожай?

В опущенных глазах мелькнул слабый отблеск того пламени, что сжигает всё на своём пути и зовётся ненавистью. Мелькнул и погас. Растворился в безразличном отупении.

– Должно быть, вы просто желаете, чтобы еда сама спешила в рот, – насмешливо добавил я, надеясь хоть что-нибудь выведать.

– За нашим посёлком поля не числятся, господин, – пробормотала женщина. – Мы попривыкли собирать дары моря и менять их на рис и всё необходимое. Так и жили испокон веку. Но теперь за горсточку того риса, что везут из Долин, – она произнесла это слово так, будто оно было названием определённого места, – приходится отдавать плоды недельных трудов, а этим кровопийцам всё мало! Детей наших, кроме моего младшенького, бедняжки Сокэя, у которого как раз падучая случилась, забрали в большую крепость на скале, и теперь некому выходить в море, кроме их отцов. Зачем, зачем им понадобился мой старший сын?! – взгляд из унылого превратился в отчаянный. Будто чужой недружелюбный человек мог что-то знать…

– Понадобился кому? – спросил я с мягкостью, которой не следовало бы выказывать.

– Властительным господам из Ивы, – выплюнула она, и ненависть полыхнула уже настоящим, неугасимым пламенем, превратив измождённое лицо в маску грядущего возмездия. Собираясь разузнать, о какой скале[57]57
  Дословно 'ива' и означает 'скала'.


[Закрыть] речь, я вдруг вспомнил, вспомнил!

Скала-крепость, упомянутая кем-то из рыбаков – вот, откуда мне знакомо это название! Тысяча поклонов отцу, заполнившему наши с Хоно головы важными сведениями. С тех пор, как он рассказывал об острове Хикко, самом отдалённом уголке Империи, присоединённом потомками Повелителя, мне даже вспоминать это слово не доводилось. Юго-восток, настоящий край света! Уму непостижимо, зачем Химэ понадобилось забрасывать нас в такую дыру. Помогла, нечего сказать. "Отправляйтесь туда, куда стремится ваше сердце!" Конечно, я не всегда управляю своими порывами, но к Они на рога уж точно не напрашивался!

Мы и север-то покинули благодаря чудесной случайности, а отсюда как возвращаться? Через Гингати? Острова Млечного Пути – связующая ниточка между Миясимой и Хикко. Даже та вялая торговля, что ведётся у сердца Империи с её окраиной, всегда проходила через Гингати. Но теперь?..

"Хватай его! Прямиком с Гингати, паскуда!"

Что творится? Надо расспросить эту несчастную. Город-крепость Ива, возвышающийся на отвесном утёсе у южной оконечности Хикко – маленький островок, хорошо защищённый не только от извержений вулкана, но и от любых попыток захвата. Там находится резиденция местного правителя, имя которого я, конечно, не помню. Как идёт сообщение с большой землёй – тоже. Возможно, этого отец и не знал. Казалось, он столько повидал на своём веку, но лишь казалось. За пределами Острова Престолов не бывал и он. Да покажите мне придворного, который бы хоть раз покидал родные места! Выходит, прочие острова давно уже чужие?.. Вот ведь ирония! Империя забыла, что делает её таковой.

Тут я поймал себя на мысли, что уже планирую, как займусь восстановлением прерванных связей, и спешно обратился к женщине, всё ещё ожидающей позволения удалиться. Взгляд её снова подёрнулся пеплом смирения.

– Кто сейчас правит в Скале-Крепости?

– Влиятельная госпожа О-Таю.

Что?! Наместник – женщина? Невероятно!

Изумление в моём возгласе заставило её пояснить:

– Местного правителя зовут Икера-но Генмэй, он наследовал своему отцу, всё честь по чести. Да только супружница его, госпожа О-Таю, уже много лет как власть к рукам прибрала. Видать, не зря паломничество совершила. Набралась смелости даже на указах мужниной печати не ставить – собственное имя пишет. В мужской одежде щеголяет, демоница!

Указы? Да тут и без столиц превосходно управляются, как я погляжу… И винить приходится разве что дядю с его предками, пустившими дела на самотёк.

– Паломничество? – фыркнул я. – Это ещё куда?

– Известно куда, господин, – она даже слегка оживилась, – к алтарю Хикко, что в пещерах под горой спрятан. Говорят, из тех мест не всякая женщина вернётся, а мужчинам так и вовсе хода нет. Дорогу туда дикие кошки сторожат, во-от такие, на части разорвать готовые! – махнув руками, женщина показала животное размером с сарай.

Правду молвят: и в Чёрную Нить сказка сытней лепёшки! Или по нынешним временам люди охотнее верят небылицам, нежели мандатам? Но если существуют совы, принимающие облик человека, почему бы и Кошачьему королевству не оказаться где-то рядом?

– Вот что, – «подобрел» я, – вижу, ты женщина честная… зовут как? Сайко? Скажи-ка, Сайко, нас и впрямь доставят в Иву, как обещали? И почему меня, полномочного посланника императора, приняли за выходца с Гингати?

"И что в этом дурного?" – добавил я про себя, но спрашивать поостерёгся.

– Так синее лишь они одни носят, – покосилась на меня рыбачка. – Те люди правителя, что Хикэя моего увезли, только об этом и говорили. Нашествием стращали – мол, Острова навязались на нашу голову. Здесь, на Горе, за хорошую долину и свои готовы глотки друг другу порвать, а теперь ещё чужаки лезут, словно вши, отовсюду! Боюсь, как бы мальчика моего ненаглядного на войну не забрали!

– Если доберусь до крепости, так и быть, разузнаю о твоём сыне. Не благодари, – прервал я женщину, уже подметающую землю длинными спутанными волосами, – раньше времени не стоит. Напомни, как его имя. Хикэй? Должно быть, у вас многих так зовут, не забуду. И всё-таки, везут нас в Иву или нет?

– Старшой против, – неохотно созналась женщина. – А наши все как один вам поверили, господин, не сомневайтесь! Кому знать, как не нам? Только глухой бы да полоумный перепутал. Раньше-то на ярмарках гингатийцев полно было, говор их поганый так просто не забудешь!

– А главному вашему память отшибло или слух? Он что, не местный?

– Кто его знает, – махнула рукой та. – Пришлый. Должно быть, соглядатай из крепости. Она ведь недалече, Скала-то, вот и бдят! Явился с теми, кто парня моего забрал, да уйти забыл. Всем указывает, что и как делать, гнида.

Умеют же простые люди уловить самую суть вещей! Я-то считал долговязого старостой или просто уважаемым человеком. А то, что доверия к нему нет, что чужой он здесь – и не приметил! Взял манеру на Ю полагаться…

Значит, у господина надзирателя есть какое-то распоряжение на случай гостей из столиц. Или собственный интерес, чтобы без лишних разговоров закопать нас под ближайшей скалой или пустить по волнам. Хорошо, что разговор всё-таки состоялся!

– И куда они все ушли? – спросил я у Сайко.

– Лодки грузить, – ответила та. – Старшой хоть и противился, да наши настояли. И правильно, нечего на себя чужую вину брать! Как отвечать перед Ивой придётся – чует моё сердце, зачинщика ветром сдует.

Она осмелела, разговорилась – то ли и впрямь поверила моим обещаниям, то ли просто устала бояться. Хотя от безнадёжности первому встречному откроешься. Надо похлопотать о парне, когда окажусь в Иве. Младший-то сын, при всей своей силушке – припадочный. Какая из него опора в старости?

– Хозяйка, слуга мой в дороге лишился одежды, – вспомнил я о другом нуждающемся. – Не найдётся ли, чем наготу прикрыть?

– Если добрый господин не побрезгует, – она снова поклонилась до земли, – найдётся, как же не найтись? Хикэю-то как раз успели хорошее платье справить, жениться подумывал. А когда уводили его, отказался брать. Говорит: оставлю, чтобы по возвращению было, что надеть, а ежели нужда случится, мама – продай. Так и сказал! Да только на душе у меня кошки ещё пуще заскребли. Уж лучше я вам его вручу, а вы мне – сына…

Она смутилась, когда в ответ на её бесхитростное предложение последовала моя улыбка.

Так мы и не осуществили вторую половину нашего замысла – побег.

После длительных споров сошлись на двух лодках. Рыбаки были рады и вовсе обойтись одной – благо, Коюки с Фуурином легки и не занимали много места – но соглядатай настаивал на трёх. Якобы из уважения, а на самом деле, конечно, желая нас разделить.

В итоге сторговались на двух. Чтобы не гонять впустую, на дно кинули мешки, содержимое которые источало острый запах водорослей. Должно быть, те самые дары морских глубин, которыми кормится деревенька.

До последнего я волновался, оглядываясь на следующую за нами тень. Фуурин… Не опоздает ли его «сестра» зажечь светильник – плохонькую чашечку с вонючим жиром, выпрошенную у добросердечной Сайко? Хватит ли его, чтобы наш птенчик остался в человеческом облике до наступления полной темноты, когда на носу лодочки загорится путеводный фонарик? А если действие пёрышка Хоо и света от простого пламени несопоставимы? Холодного освещения подводных чертогов было недостаточно…

Однако не успело солнце нырнуть в море за нашими спинами, как я увидел мерцающую искорку, а когда тьма сгустилась – пятно света, достаточно обширное, чтобы различить очертания людей в лодке. Четверо. Двое рыбаков и мои товарищи по несчастью. Интересно, чем Коюки объяснила свои действия? Девочка врёт с теми же лёгкостью и вдохновением, с какими Ясумаса читает стихи, но всему есть предел.

И самое важное – где Ю? Почему он не объявился, что с ним?

Внезапно захотелось выпрыгнуть из лодки, вернуться за другом. А если он в беде? Если море вынесло его чуть в стороне от нас, и силы, обретённые в Мире Грёз, вновь покинули тело? Ну что за болван?! До последнего надеялся, что, не успеют рыбаки вытолкнуть лодку на глубину, как под гром барабана явится наш спутник, завоюет доверие этих простых людей и присоединится к нам. Но берег растаял вдали, мы вышли в открытое море, а Ю так и не дал о себе знать.

Надо заснуть, надо заснуть как можно быстрее!

Но в таком возбуждённом состоянии разве уснёшь? Оно и к лучшему – не нравится мне долговязый, с видом собственника плюхнувшийся в мою лодку. Это ведь он настоял, чтобы мы отправились в путь на ночь глядя. Прочие роптали, но открыто выступить не посмели. Что-то замышляет этот Старшой, не иначе.

Небо натянуло на себя лоскутное покрывало туч, прикрыло глаза-звёзды, готовясь ко сну. Юный месяц слишком тонок, неразличим человеческим оком. Таращась на силуэты двух гребцов, заворожённый мерным взмахами, я всё-таки погрузился в беспокойный сон, то и дело прерывающийся, когда люди обменивались негромкими словами.

– Ю, где ты? – позвал я тихонько, теперь опасаясь скорее быть потревоженным, вырванным из дрёмы, нежели опасности со стороны спутников.

– Здесь.

Я радостно вздрогнул и обернулся, тотчас же проснувшись. Протёр глаза. В лодке, маячившей позади, по-прежнему сидели четверо.

Надо заставить себя отключиться полностью, хотя бы на пару мгновений! Юмеми говорил, что во сне продолжительностью в несколько ударов сердца можно растянуть время насколько заблагорассудится. Помню, как беседовали с ним в Оваре, когда моего друга похитил Исаи-но Кадзи. Долго и обстоятельно беседовали…

– Не просыпайся, Кай. Ты же привык меня слышать, но не видеть – так зачем оглядываешься?

– Хотел убедиться в твоём добром здравии, – пояснил я. – Ну, и куда запропастился на этот раз? Ты хоть когда-нибудь намерен примкнуть к нашему обществу? Как долго тебя ждать?

– Зависит от того, где вы, – спокойно ответил он.

– Сейчас – в открытом море, плывём вдоль мыса Левой Руки, чтобы попасть в Иву. А ты?

– Тогда, – уклончиво произнёс юмеми, – мы встретимся нескоро.

– Что?! Где ты?

– На Гингати, разумеется.

Гингати?! О боги, за что?!!

– То есть как, «разумеется»? Мы должны были все вместе…

– Не-е-ет, – протянул он, и сквозь его слова просочилась ядовитая горечь, – это вы "должны были вместе"! Чью руку ты держал, увлечённый потоком? Мою?

– Но… – опешил я.

Он вздохнул, да так тяжело, что я не оглянулся одним лишь усилием воли.

– Никаких обид. Ты поступил верно, Кай. Позаботился о тех, кто действительно в этом нуждался. А что сделается мне – я же, в сущности, бессмертен…

Видал я твоё бессмертие, вовек не забуду!

– Мы говорим о разных вещах, – в голосе юмеми прозвучало раздражение, я даже представил, как он поморщился, растолковывая очевидное.

– И всё-таки ты обижаешься!

– Мне слегка грустно, и не более того. Всё идёт своим чередом. Ты даже представить не можешь, как закономерно, как правильно течение событий. Это должно бы радовать, но почему-то огорчает. Ладно, – он пресёк мою попытку извиниться, объяснить, что я ухватил первого встречного, и не виноват, что под руку попались Коюки с Фуурином, а не его грива, – глупо искушать судьбу долгими разговорами. Повторяю, ты поступил так, как следовало. Более того, избавил меня от необходимости беречь силы, соизмерять каждое действие с необходимыми затратами. Вот это и впрямь радует.

– Тебе лучше? – оживился я, ранее придавленный его словами. Мне они показались несправедливыми, и даже указывать на это не имело смысла. Он сам прекрасно понимал.

– Да, чувствую себя, как в старые добрые времена. И благословляю пролив, нас разделяющий!

– Выходит, – с некоторым облегчением предположил я, хотя кое-что в его словах задевало, – сейчас мы и для окружающих безвредны?

– Заодно и проверим, – пошутил он. – Но если поблизости начнут колдовать, всё-таки советую…

– Что? – напомнил я, когда он умолк, полагая, будто продолжения не требуется.

– Знал бы что – посоветовал, – огрызнулся тот, и я понял: мой ки-рин в такой же растерянности, как и я сам.

Ладно. Может, по ходу дела в голове прояснится. Химэ убеждена, что наше с Ю единство само по себе является неким волшебством, усиливающим чужое. Так я понял слова Морской Девы. Но теперь, когда мы на разных островах… кстати!

– Где тебя искать? – решительно спросил я. – Или мы так и будем прятаться друг от друга, во имя всеобщего блага?

– Неужели ради счастья всего живого ты не готов пожертвовать незначительным удовольствием меня лицезреть? – язвительно отозвался тот. – Беседе, как видишь, расстояние не препятствует. Тебе этого мало?

– Вообще-то, да, – признался я. Мне действительно страшно хотелось вот прямо сейчас оказаться нос к носу, и как двинуть!..

– Не вижу оснований торопить нашу встречу, – поспешно заключил мой друг. – Безопасность окружающих – ещё полбеды, но моя собственная… Хватит, пора прощаться!

– Постой! – почти крикнул я, опомнившись. Шутки шутками, а знать, где он сейчас, что с ним – это и впрямь важно. – Остров-то как называется?

– Нашёл, о чём спросить, – легкомысленно ответил он. – Ни одной моккан с названием до сих пор не попадалось. Безобразие, такой большой – и не подписан… По-моему, людей здесь нет, хотя вечером я проходил брошенный посёлок, вроде того, что встретился нам на болотах. Только настоящий. И знаешь – мне показалось… Берегись!!!

Чего именно – выяснилось незамедлительно. Крепкие руки приподняли меня, толкнули под лопатки, и я полетел в холодное море.

Вынырнул на поверхность, суматошно перебирая конечностями, отплёвываясь и пытаясь сморгнуть попавшую в глаза воду. Должно быть, общение с Угрём и пребывание в Чертогах Химэ как-то отразились на моём умении держаться на плаву. Или это была неотвратимость?

Лодка качалась на расстоянии пары локтей, я схватился за борт, и едва успел увернуться от весла – точнее, принять удар лопасти плашмя, спиной вместо головы. Ах ты, гад! Пальцы – единственное, что овевал ветер – разжались, но лодка успела накрениться достаточно, чтобы кто-то забарахтался рядом со мной. Долговязый? Это он нападал? Не важно! Если они все заодно, мне не спастись…

Мы очутились на поверхности одновременно, и, словно по команде наполнив грудь воздухом, сошлись среди вспененных волн. Откровенно говоря, я только защищался. Когда противник ринулся ко мне, я выставил руку, чтобы не допустить его к горлу, и тотчас же пошёл ко дну. Уже не соображая, что делаю, вцепился в его плечи. Ругань потонула в бульканье. Обхватив друг друга подобно возлюбленным, мы погружались всё ниже и ниже. Не знаю, как это получилось, но мои пальцы первыми сомкнулись вокруг его шеи. Должно быть, случайность или поддержка богов. Или предопределённость. До сих пор удивляюсь. И чувствую во сне, как руки, беспорядочно тыкающиеся в лицо, постепенно теряют хватку, и тело врага расслабляется, словно он решил передохнуть. Ожидаю нового нападения, продолжая давить и давить, насколько хватит сил и дыхания. Не думая, что будет дальше.

Но с осознанием того, что противник мёртв, пришло ощущение одиночества, пугающего больше, чем борьба. Когда исход неясен, на страх времени нет. Оставшись наедине с тяжёлым телом, из которого только что сам выдавил по капле жизнь – когда вокруг лишь темнота, холод и небытие – я понял, что мне уготовано то же самое, и весь выигрыш – несколько мгновений и самых ярких воспоминаний.

Отец, в слезах грозящий синему небу, и запах горячей смолы.

Мэй в аспидно-чёрных лоснящихся кольцах. Лицо слишком далеко, но я уверен – оно спокойно, и взгляд остаётся отрешённым, пока…

Ю… радужное совершенство, животное, человек и бог… слышу его голос:

– Очнись и поднимайся, Кай!

Наверно, это когда я болел… Он много со мной разговаривал, пока я был в беспамятстве, но ничего не запомнилось.

– Дуралей, ты же пропадёшь! – сердится, будто я виноват в том, что продрог до костей… – Опомнись, Кай! Это не воспоминания, слышишь? Это – настоящее! Борись!

И я стал бороться. Сначала из равнодушного послушания, затем – из страха, когда желание вдохнуть сделалось невыносимым, и даже то, что лёгкие наполнятся водой вместо воздуха, казалось второстепенным. В груди горело, будто я прорывался через пламя – вверх, вверх, вверх…

– Живой! – закричали с лодки. – Подгребай!

Пока я судорожно заглатывал воздух – такой изысканно-свежий, такой лакомый – несколько рук втащили меня на борт, и лишь тогда ликование уступило место недоверчивой бдительности. Где соглядатай? Выходит, не ошибся… Рыбаки разглядывали меня со смесью почтительного восхищения и опаски.

– Старшой-то… чего? – боязливо пробубнил один, с редкими зубами, но зато «украшенный» подобием бороды. Из всех моих знакомых только Ясумаса обрастает, да и то медленно. Говорят, на южных островах лица мужчин покрыты настоящей шерстью. Вымысел, наверное.

Я покосился за борт и пожал плечами. Мол, сами делайте вывод. Неужели хотите слышать, как он умирал?

Боги, а ведь я впервые в жизни убил человека! Собственноручно. И даже раскаяния не испытываю. А должен? Ведь это на меня напали, что ещё оставалось делать? На душе спокойно и пусто, будто ничего не произошло. Сколько раз замечал за собой эту отсрочку переживаний и благодарил за неё небеса. А может, просто черствеет сердце… Когда на совести сотня невинных жизней, чего стоит убийство врага?

– Туда ему, паскуде, и дорога, – с мрачным облегчением заключил вопрошавший, а второй, тщедушного вида старичок, шикнул, заслышав такое посмертное напутствие.

"Внешность обманчива", – подумал я, когда дедок перехватил весло поудобнее и повернул лодку.

– Куда? – я встрепенулся. Неужели ещё не кончено?

– К берегу, – прошамкал тот. – Негоже, добрый господин, впотьмах по волнам гулять. Не по-людски это. Старшой не из тутошних… был, вот и гнул свою линию. Но оно всё видит, всё знает, и награждает по заслугам.

– Кто, оно?

– Море, – кратко ответил он и повторил, сложив руки и поклонившись в сторону темнеющей зыби. – Море.

"Если так, могло бы справиться и без моего участия".

Мысленная издёвка всё же попахивала малодушием. В отстранённом спокойствии наблюдал я, как бородатый рыбак машет фонариком второй лодке, и та повторяет наш разворот, направляясь к берегу. Море волновалось всё сильнее, вскидывалось пенными гребешками, отчётливо алеющими в отблесках пламени. В холодном ветре слышались голоса. Чьи? Птиц, прокладывающих путь в тёплые края? Или с другой лодки?

Но сердцем я чувствовал правду.

Неуспокоенные духи моря ликовали, получив выкуп.

Скала-крепость, твердыня наместника, заслоняла восходящее солнце. Если бы не прибрежные скалы на самой оконечности мыса Хидари-те, она была бы видна и оттуда. Лоснящийся шпиль базальта, угрюмая тень Хорай. Впрочем, зубцы на вершине, если приглядеться, слишком правильной формы. Маяки или сторожевые башни. Каменный венец Золотой Горы вытесали ветра иного мира, но воздушные очертания замков моей родины – как не походила на них эта суровая громада! Я успел полюбоваться западными уступами и сравнить их с северными, такими же отвесными и неприветливыми, когда мы свернули в пролив, отделяющий Иву от большого острова.

Там мне пришлось ухватиться за борта обеими руками – настолько сильной сделалась качка. Лодку бросало из стороны в сторону. Однажды показалось, что нас выносит прямо на скалы, утыкавшие левый берег. Мрачные, как неприступная стена, возвышающаяся по правую руку, они казались изваяниями, с которых время стёрло человеческие черты, или же окаменевшими призраками. И снова в шуме волн отчётливо различались крики и дикий смех. Уже и штормило меньше, течение ослабло, поверхность воды успокоилась – а голоса продолжали звучать…

"Негостеприимное местечко", – успел только решить я, и мгновение спустя изумлённо ахнул. Останцы большой земли расступились, открывая пристань с полотняными навесами, украшенными разноцветными лентами. Алые с золотом воздушные змеи полоскали на ветру длинные туловища. Торговля велась чуть ли не у кромки воды, и на моих глазах большая волна (не от нашей ли лодки?) захлестнула незадачливого лоточника, заставив того угостить море целой горой какой-то снеди. Раскаты хохота сопровождали бедолагу, пока тот, отчаянно жестикулируя, призывал зубоскалов на помощь.

– Поберегись! – зычно крикнул бородатый, правящий к берегу. Относилось это к мелюзге, с визгом и воплями кинувшейся в море на поимку уплывающих лепёшек. Если в деревеньке на краю мыса стояла мёртвая тишина, лишённая детского смеха, то здесь, казалось, собрали ребятишек со всего острова.

Я улыбнулся Коюки, пересевшей ко мне. С восходом солнца Фуурин стал клевать носом, мы позавтракали дорожным рисом и расчистили мальчишке побольше свободного пространства на дне второй лодки. После торопливых переговоров с сородичами её гребцы сделали вид, что работают по найму, и никакого интереса к нам не проявляли. Мол, меньше знаешь – дольше жизнь. Да, неплохо бы отблагодарить этих рассудительных людей… жаль, нечем!

– Господин, – она предостерегающе нахмурила брови, – в посёлке я должна позаботиться о ночлеге, или нас уже сегодня доставят в замок?

Хороший вопрос! Я окликнул старика, привязывающего нашу лодочку к сходням. Ребятня сгрудилась на пристани, но, немного поглазев, разбежалась. Торговцы занимались прежним делом, нисколько не заинтересовавшись нашим появлением.

– Это Старшой знал, чего дальше-то делать, – пожал плечами тот. – Простому люду к правителю ходу нет, требуется особое разрешение.

– От кого? – нахмурился я. – Где его раздобыть?

Как чувствовал, что препятствия не заставят себя долго ждать! Сдалась бы мне эта Скала-Крепость, окажись в рукаве хоть несколько дай-сэнов, чтобы оплатить места на купеческом судёнышке! Правда, в свете отношений с Гингати… нет, прежде чем покидать Огненный остров, надо выяснить обстоятельства доподлинно. Ради собственной безопасности и – чего там лукавить – по долгу правителя. Н-да… До престола – как до Лао пешком (до Лао, может, и ближе!), а долгов скопилось!

В ответ старик снова пожал плечами. Действительно, ему-то оно зачем, разрешение?

Попрощавшись с попутчиками, мы растолкали отчаянно зевающего Фуурина – парень всю ночь не смыкал глаз, вцепившись в коптящий светильник – и отправились знакомиться с местными достопримечательностями. Пристань заодно являлась и рынком, людным даже сейчас, когда утренний торг шёл на убыль. Могу себе представить, что за суета здесь во время ярмарки! Оказывается, мы опоздали на каких-то пару дней, хотя не все ещё купцы разъехались по домам готовиться к торжествам по случаю Дзю Благодарения. Многим ли на этом бедном острове есть, за что возблагодарить Небесную Владычицу?.. Но торговцам, наверно, есть за что.

Я спрашивал их, как попасть в резиденцию местного правителя, но ответы получал неутешительные. Можно дать прошение в Управу городка – кстати, назывался он странно, Мэскэ – но это потребует времени и, как мне намекнули, увесистой связки серебра. Можно наняться гребцом на барку, ежедневно доставляющую на островок свежие фрукты, мясо и молоко (на окрестных холмах разводят коз). Но, взглянув на меня, собеседник усомнился в успехе этой попытки. Да, иногда лучше быть крепким, хоть и припадочным…

А ещё можно ждать у моря погоды… то есть, посещения городка высокопоставленной особой.

Таким образом, полдень застал нас троих в раздумьях, сидящими в тени какой-то стены из неотёсанного камня и вдыхающими «аромат» мусорной кучи. Их, как мне показалось, никто никогда не убирал. Или это после ярмарки? В грудах отбросов, вываленных на каждом шагу, рылись крысы, чайки и те из кошек, что предпочитали разорение помоек честной охоте. Впрочем, некоторые всё-таки оправдывали своё предназначение. На моих глазах рыжий котёнок придушил крысу размером больше себя самого, отважно прыгнув на неё откуда-то со стены.

– Маленький, а боевой, – одобрительно произнёс я. С недавних пор крысы вызывали у меня особую неприязнь.

Тот будто понял, что слова обращены к нему. Волоча подрагивающую тушку, зверёк приблизился к нам, оставил добычу пылиться на земле и забрался ко мне на колени. "Только кошки умеют ластиться, не теряя собственного достоинства", – подумал я, оглаживая выгнутую дугой спинку.

– Глядите, чтобы зацепок не оставил, Хитэёми-сама, – предупредила Коюки, неодобрительно взирая на то, как охотник топчется по подарку Химэ и в мгновения особого удовольствия впивается когтями в синий шёлк. Что лично мне особого удовольствия не доставляло, но иногда можно и потерпеть. Хотя одежду, конечно, жалко.

"Одежду, в крайнем случае, можно продать…" – вспомнились мне слова неизвестного парня, старшего сына Сайко, имя которого, к сожалению, вылетело из моей головы.

А это мысль!

– Как вы думаете, – я встал, передавая котёнка девушке, и расправил драгоценную ткань, – сколько влиятельная госпожа О-Таю даст за платье, которому нет равных на всём белом свете? Если его отстирать и выгладить…

На следующее утро глава торгового квартала Мэскэ, которому мы пообещали половину дохода от сделки, одышливо покрикивал на гребцов, направляющих богато украшенную лодку к неприветливым скалам Ивы. Крепыш лет пятидесяти с пузом, навевающим мысли об очень плотных обедах, вызвался нас сопровождать и даже снабдил меня сменным платьем. Косодэ в качестве верхней одежды, разумеется, не придавало благородства, но было чистым.