Текст книги "Радужная Нить"
Автор книги: Асия Уэно
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц)
Я не почувствовал зависти – к совершенству можно стремиться, но завидовать ему невозможно. Я не почувствовал влюбленности – и слава Пламени, только этого не хватало! Нет, совершенству можно поклоняться, но не любить. Я просто ощутил, что в мире есть нечто чудесное, не подлежащее сравнению ни с чем. Единственное в своем роде. Может быть, и впрямь божественное, и уж точно – священное. То, чего я никогда не пойму, ибо попросту не поднимусь до такой высоты понимания. Зато оно поймёт меня без всяких слов. То, что…
– Рад приветствовать в своем доме посланника Сына Пламени.
А-а-а, оно ещё и говорить умеет!
Наверно, на моём лице отразились краски пережитых чувств, поскольку совершенство встало, оказавшись, вдобавок, ещё и на полголовы выше – что, к сожалению, несложно. Приблизившись и заботливо взяв меня под локоть, усадило на один из высоких стульев возле стола с тигром, то есть, стола с ковром с… в общем, рядом усадило!
– Вы так утомлены дальней дорогой, а сейчас как раз время чая.
Сказано это было с лёгкой вопросительной интонацией, голосом негромким, но глубоким и каким-то напевным. Следов чуждого произношения я в нём не заметил. Какой прекрасный голос…
– Чая! – последнее слово повторилось с некоторой настойчивостью. Ах, да!
– Да, пожалуйста… то есть, буду рад, я хотел сказать!
– Мэй-Мэй!
Я навострил уши, стряхивая с себя оцепенение.
Мэй-Мэй? Какое странное имя! Разве она ханька?
Девушка, ненадолго нас покинувшая, вышла откуда-то из коридора, держа в руках медный поднос с двумя высокими чашками, накрытыми маленькими блюдцами-крышечками. Остальное пространство подноса было уставлено всевозможными мисочками и плошечками, с содержимым и без оного. Надеюсь, совершенство меня не отравит? Ой!
Я вскочил.
– Простите, не представился…
– А и незачем. Хитэёми-но Кайдомару, младший сын Хитэёми-но Хидэ из клана Пламени, троюродный племянник Его Императорского Величества, придворный пятого ранга, доверенный начальник охраны покоев Зимней Резиденции, посланный Судебной Управой Центральной Столицы Овары с поручением…
– Вас предупредили?!
– В некотором роде. Но для очистки совести можете предъявить мне мандат, я давно не любовался на оттиск такой важной печати.
Мандат… Ну и тупица! Я лихорадочно зашарил в левом рукаве, затем – в правом. Надо же, забыл, куда засунул! Ладно, хоть не помялся.
Все слова, приличествующие случаю и заученные наизусть ещё в детстве, куда-то улетучились. Проклятье!
– Вот.
Н-да, и где тот высокопарный слог, которого так усердно добивались мои наставники? Хорошее начало.
Мужчина медленно развернул свиток и принялся вдумчиво изучать его содержимое. Было бы только, что… Может, увлекается тонким искусством начертания?
Пользуясь случаем, я исподтишка стал рассматривать собеседника, налив себе в блюдечко чая из ближайшей чашки. Поражённый гармонией целого, я не сумел бы дать описание отдельным чертам этого необычного человека, если бы таковое понадобилось.
Первое, что меня удивило – молочно-белая кожа, как у прислуживающей ему красавицы. Может быть, они родственники, и привлекательность является семейной чертой? Девушка прелестна, спору нет, но хозяин дома – это что-то невероятное…
Черты лица правильные – совершенные, иначе и не скажешь. Удлинённый, слегка вздёрнутый, но изящный нос придаёт лицу дополнительную миловидность, а узкие, и при этом большие глаза… нет, нельзя быть столь беззастенчивым! Позже рассмотрю. Но самое главное – волосы. Таких мне видеть не приходилось. Прямые и длинные, до пояса, со лба они убраны на затылок и свободно ниспадают по спине разноцветными прядями… почему разноцветными?
Хороший вопрос. Приближённые Сына Пламени красят волосы тем ярче, чем выше ранг. Но только в алый цвет и его оттенки! Никакие другие цвета, конечно же, не дозволены. Чем пользовался хозяин дома, я даже представить не могу. Разве что цветной тушью – но ведь это вредно! Однажды в детстве я стащил красную, желая уподобиться старшему брату, но был пойман и наказан. За три провинности: взял на себя преждевременный обет служения Пламени, причем самовольно; покусился на чужое имущество; едва себя не изуродовал. Отец больше всего возмущался по поводу первого обстоятельства, мать – по поводу последнего, а брат расстраивался из-за второго, поскольку тушь принадлежала ему. Выволочка была знатная, с трёх сторон сразу…
Но вернёмся к чужеземцу. Самое удивительное, что смотрелось это разноцветье очень красиво, и с павлинами моего троюродного дядюшки сравнений не вызывало. Возможно, потому, что цвета казались слегка приглушёнными. Они не кричали, а, скорее, пели и плавно переходили друг в друга – как радуга, приветствовавшая меня сегодня в полдень. Неужели знамение?
– В мире не бывает случайных вещей, – вполголоса обронил ханец, видимо, посчитав осмотр завершённым. А то я не приметил, как он и сам нет-нет, да бросит на меня косой взгляд! Наверно, и за свиток взялся, чтобы беспрепятственно составить обо мне первое впечатление. – Разумеется, и ваше появление здесь – никак не случайность.
Так или иначе, но надо же, как его слова совпали с моими мыслями!
– О чём это вы? – переспросил я.
– О вашем появлении здесь.
Он поднял брови, будто дал хорошее объяснение. Скрытный и себе на уме. Ну и ладно.
– И какого вы мнения касательно того, что держите в руках? – сухо спросил я.
– Этого? – он постучал по бумаге удлиненным ногтем. – Отвратительно! Ни малейшего сходства!
Я не ослышался? Да как он смеет?!
– Что?!
– Оттиск сделан неплохо, даже чётко, но сама печать… нет, её создатели уж точно не видели птицы Хоо! Никогда в жизни.
Хм, будто он видел! Впрочем, я-то думал, речь о содержании, и меня обвиняют в том, что свиток – подделка.
– А само повеление императора? Когда мне сопровождать вас ко двору?
– Хотел бы я знать… – он задумался. – Когда освобожусь, наверное.
– Э? – Да, с каждым переспрашиванием запас известных мне слов прямо-таки обогащается! – Разве не следует поторопиться, когда в ваших руках приказ, данный властью самого Сына Пламени?!
Тут я вспомнил, что мандат гласил «так скоро, как представится к тому возможность», и запнулся. По губам собеседника скользнула понимающая усмешка.
– Я потороплюсь с превеликим удовольствием! Но… – он сверился со свитком, – так скоро, как представится к тому возможность.
– И когда же она представится? – раздражённо осведомился я.
– А это зависит от вашего милостивого участия, любезный посланник!
– От моего участия?
– Именно. У меня есть одно незавершённое обязательство, перед отъездом его надо непременно выполнить, иначе… я даже не хочу рассказывать, что случится иначе.
А дело-то затягивается. Не следует ли настоять на немедленном отъезде из города? Я посмотрел на собеседника с опаской, внушённой сомнениями в собственном праве на подобную настойчивость. Нет, глупо упорствовать, не выяснив, с каким человеком столкнула меня судьба.
– В чём суть обязательств? – нахмурился я. Что ж, если для того, чтобы извлечь ханьца из Южной Столицы, придётся попотеть – я готов. Ничего лучшего день Золы и не сулил.
– Куда спешить, давайте сначала допьём чай! – с улыбкой замахал руками тот. – Уверен, когда вы попробуете его из вон той чашечки, а не из крышки гайваня,[13]13
Как вы уже, наверно, поняли, гайвань – ханьский чайный прибор.
[Закрыть] тонкий вкус напитка придётся вам по душе! Не хочу вас расстраивать, но крышка предназначена вовсе не для питья!
В тот миг я понял: даже совершенство может быть редкостной сволочью! Совершенной.
Глава 2
Доверие
(Второй День Золы месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)
Всегда полагал, что неплохо скрываю чувства, но этот человек выбил меня из колеи с лёгкостью, никем не превзойдённой доселе! Я умолк, надеясь скрыть обиду, недостойную высочайшего посланника, и с напряжённым кивком принял из рук оскорбителя чашку ароматного настоя с дымным послевкусием. Мы потягивали чай в полной тишине. Я не знал, о чём спросить, хотя вопросы так и роились в моей голове. Впрочем, есть ли смысл их задавать? Этот ханец, или кто он там, не показался мне человеком, склонным к откровенности с посторонними. Зато насмешничать горазд, в чём я уже убедился!
И ведь был готов к моему появлению, вот, что странно! Если Управа побеспокоилась известить его, то кто же он такой? Наконец, я собрался с духом и спросил:
– Простите, можно задать вам вопрос?
– Разумеется, – я был награждён поощрительной улыбкой.
– Как ваше имя?
Сидящий напротив меня мужчина пожал плечами, будто я осведомился о чём-то не слишком важном и слегка непристойном. Например, кем ему приходится Мэй-Мэй.
– Едва ли я смогу дать вам ответ, – произнёс он по некоторому размышлению.
– Но вы сами сказали… – я провёл по губам указательным пальцем: дурная привычка, так и не истреблённая во мне дедом. Сколько ни бил меня по рукам – всё впустую. Стоит лишь задуматься, как…
– Я разрешил спросить. Я не обещал ответить.
– Но… я ведь буду обязан представить вас при дворе, в Оваре! – я даже палец прикусил от удивления.
– Да, это довод, – он вздохнул и будто бы порылся в памяти. – Тогда зовите меня Юме.
Сон? Грёза? Или мечта? Не мужское имя, и уж тем более – не ханьское. Да он, должно быть, ханец только по одному из родителей, потому и не похож. Но имя всё равно странное!
Я привстал, чтобы поклониться; собеседник последовал моему примеру. Только сейчас я разглядел, что и одет он необычно – для выходца из Срединной Страны. Чёрное шёлковое платье, длинное, но с разрезами от бедра, сквозь которые проглядывали мягкие серые штаны, более узкие, чем моя хакама.[14]14
Хакама (бакама) – широкие верхние штаны. Увабакама – в мужском парадном одеянии – обычно белого цвета (под ней нижние штаны, красные огути). Утибакама, в женском – алого.
[Закрыть] Одеяние, казалось, облегало тело, подчеркивая его стройность, и, судя по всему, было пошито лишь из одного-двух слоёв ткани, не больше! Впрочем, сама ткань не наводила на мысль о бедности – шёлк использовался очень дорогой, с серебристо-серым рисунком в виде переплетённых ветвей какого-то неизвестного мне растения. Не шёлк, а драгоценность! С таким и украшения не нужны – впрочем, на владельце их и не наблюдалось.
Само же платье удивляло несказанно. Сколько видел ханьцев – а при дворе Сына Пламени послов не переводится – наряжаются они в широкие робы до земли, с богатой вышивкой, перехваченные поясами, которые придают этой одежде некоторую мешковатость. Никаких разрезов, зато рукава – как и на сокутаях, длинные и складчатые, в которые можно много полезного засунуть. Вот, например, руки. Если их некуда девать…
– Рад нашему знакомству! – я вспомнил, что вежливость никогда не бывает лишней.
– Испытываю неземное блаженство! Впрочем, должен вас предупредить – это не имя, а так, кличка. Именем я не отягощён. Ну что тут странного? Ни разу не ощущал потребности завести такую бесполезную в хозяйстве вещь, как имя.
– По-вашему, имя бесполезно?
– А зачем оно нужно? Ханьское, которым меня нарекли при появлении на свет, по определённым причинам не годится. Да и сомневаюсь, что вы окажете мне честь выговорить его должным образом, не в обиду будет сказано. А другого у меня нет.
– А как же к вам обращаются покупате… – я осёкся, вспомнив слова Кано.
– «Господин» или «торговец» – в зависимости от того, какое положение занимают сами. Или вы знаете по именам всех торговцев, в чью лавку когда-либо заходили? – он насмешливо сощурился. – И, к слову о покупателях. Можно, теперь я задам вам вопрос?
– Задать – можно, – мстительно усмехнулся я.
– Как вы думаете, чем я занимаюсь?
Моё сердце возликовало, сам же я сделал вид, что глубоко озадачен. Перестану себя уважать, если упущу столь замечательную возможность нанести ответный удар! Так что я выбрал самую глупую из мыслей, удостоивших посещением мою голову:
– Ваш наряд, а также убранство дома и манера вести беседу, равно как и встречать гостей – всё это свидетельствует о том, что вы… – я сделал глубокий вдох, – владелец прибежища сладких утех. А возможно – не только владелец!
Гостеприимный хозяин так и обомлел, прекрасное лицо перекосила возмущенная гримаса.
– Что… да как? С чего вы это взяли?!
Ага, и совершенство можно уязвить! Экий я молодец! А ещё колебался, не лучше ли обозвать его скупщиком краденого! Нет, нет и нет! Ну да ладно, надо знать меру. Хотя…
– Посудите сами: какой ещё вывод мог я сделать?
– И всё же, что в моём поведении показалось вам?.. – спокойствие вернулось к нему на удивление быстро. Сказать по правде, я изрядно рисковал в необдуманной попытке его уязвить. Мог и на дверь указать.
– Да ничего, – я сдался и легкомысленно помахал в воздухе ладонью. – Пошутил я, и прошу снисхождения. Честно говоря, вы изрядно меня задели этим вашим гай… вашей чайной церемонией. Согласен, чистое ребячество – но не мог удержаться!
Мой собеседник некоторое время пристально разглядывал меня, а потом довольно зажмурился, словно кот после миски сливок.
– Зато какое наслаждение получил я… Вы бы только видели себя со стороны, отхлёбывающим чай из крышечки! Простите, ради Пламени! Ребячество было обоюдным.
Я засомневался, надуться или принять перемирие, и решил, что здоровье дороже. К тому же, сам виноват! Вплыл в дом, уверенный в собственной важности и распушившись, как самый толстый из павлинов моего дяди. Вот и получил урок хорошего воспитания. Радоваться надо, что бесплатный – торговцы на всём стремятся заработать!
– Ничего, мы ведь в расчёте. Но скажите, – я вернулся к делу, – касательно вашего имени…
– Вы ещё не ответили на вопрос по поводу моего рода деятельности. Или у вас нет предположений?
Ну и памятливые люди встречаются на жизненном пути! Что ж, пошутили – и хватит.
– Горожане уверяют, что вы торгуете древностями и диковинками. Это верно?
– О… – он посмаковал мои слова, будто тёплое саке. – Что ж, поздравляю, вы провели прекрасное расследование и познакомились с одной из граней моего существования. Не самой любопытной.
– А есть и другие? – заинтересованный, я подался вперёд.
– Есть. А уж сколько сплетен, домыслов и предположений… Хотя с вашим выдающимся высказыванием, пожалуй, не сравнится ни одно! Можете собой гордиться.
– Раз так, то давайте безотлагательно перейдем к самой – как вы сказали – любопытной стороне вашей деятельности, чтобы я гордился, а не терзался домыслами. Да и время не стоит на месте…
– Господин посланник читает мои мысли. Но история длинная, а потому устраивайтесь поудобнее и берите вот это рисовое печенье – оно сладкое и вкусное. А я, с вашего позволения, заварю ещё чаю. Постараюсь не вдаваться в утомительные подробности, а вы попробуйте меня не перебивать, хорошо?
– Испокон веков люди считают себя обитателями Мира Яви Хонне, забывая, что существует ещё и другой мир – Юме, Средоточие Грёз. Более того, кто-то не иначе, как по недомыслию стал называть Хонне действительностью, поощряя ложное представление о том, что Мира Грёз не существует – грубая, непростительная ошибка! А ведь когда-то они составляли единое целое…
– Позвольте, но как же Ад и Рай? – воскликнул я, удивленный неожиданными откровениями.
Я-то ожидал, что он начнёт с рассказа о родителях, а затем плавно перейдёт к нити своей судьбы и тому, что побудило его просить моего вмешательства в дела. Уж так заведено в приличном обществе! Какое странное вступление…
– Макаи и Тэнна – лишь отростки Хонне, тупиковые отростки, причём одни из многих. Их называют Посмертным Миром, и я предполагаю, что скоро он и впрямь отделится от Мира Яви, станет чем-то третьим. Пока же Тэнна, Макаи и Чию – то место, где мы сейчас находимся – являются частями единого пространства Хонне.
Он что, сумасшедший? Кай, тебе несказанно повезло: десять дней до Овары с таким попутчиком, и ты тоже свихнёшься! А безумцев принято оберегать. Будешь жить при святилище, пугать посетителей, таскать подношения… Или странствовать. Повидаешь мир – можно даже пробраться на корабль и посмотреть на другие острова. Красота, да и только! Никаких тебе обязанностей, никаких забот… женщин, правда, тоже никаких. Э, нет, так дело не пойдёт, лучше я останусь в здравом уме!
А почему так тихо? Ханец умолк и с усмешкой глядит на меня. Я что-то пропустил?
– Вы углубились в мечты, и с моей стороны было бы невежливо выдёргивать вашу душу из другого мира. Тем более, что наглядное объяснение – всегда самое успешное.
Опять он за своё…
– Так вы утверждаете, что Ад… Макаи – он существует на самом деле? Вот как мы с вами?
– Чего только ни существует на самом деле, – вполголоса пробормотал ханец, и ещё тише произнес, – и наоборот. Да почему именно Макаи так вас беспокоит? По-моему, Тэнна гораздо страшнее…
– Разве? – изумился я. Выбирая между Адом и Раем, было бы странно предпочесть первое.
– Это очевидно. Тем, что из Макаи каждый стремится быстрее перебраться хоть куда-нибудь, и некоторым это даже удаётся. А покидать Тэнну желания обычно не возникает, в чём и заключается опасность. Остановиться в пути, прекратить движение – это и есть самое страшное, что может случиться с бессмертной душой. Впрочем, мы отвлеклись, разговор-то шёл о Юме.
– Да! Приношу извинения. И что же такое Юме? – с улыбкой спросил я. Говорят, сумасшедшим надо потакать, им так спокойнее. Вот ведь бедняга…
Ханец вздохнул.
– Юме – мир сновидений и бреда, грёз и кошмаров, заветной мечты любого и желаний тысяч. Вы попадаете туда каждую ночь, и каждое утро забываете об этом. Касаетесь его на взлёте вдохновения, сочиняя стихи, и в падении алчности, жаждая от жизни того, что вам не дано. А ещё Юме безграничен, он не имеет пределов и проникает повсюду, как воздух. Он пронизывает не только привычную вам действительность, но и другие миры, с иными свойствами и законами. Более того, он закладывает основание каждого, бросает в почву мироздания первое семя, и… кажется, я совсем вас запутал?
Честно признаться, слова его, размеренные и печальные, сначала пробрали меня до мурашек по коже, но потом и впрямь сделались непонятными. Я кивнул и откашлялся:
– Вы утверждаете, что существуют и другие миры… Яви?
– Ну разумеется! – мой собеседник тонко улыбнулся. – Их бесчисленное множество, и люди часто попадают в них через сновидения или мечты. Изредка даже во плоти, но чаще странствует сама душа, отделённая от тела. Впрочем, пробудившись от грёз или ото сна, вы забываете увиденное или… в любом случае, не воспринимаете это всерьёз. Ничего не напоминает?
Я не счёл нужным соглашаться и вообще что-либо отвечать, а потому мой собеседник продолжал:
– Но бывает и так, что ни один из существующих миров не отвечает тому образу, который возжелает найти душа, блуждающая по Юме. И тогда она попросту создаёт новый. Только и всего. Такой, как тот, в котором мы с вами ведём нашу занимательную беседу, и где вы снова, кажется, собрались меня перебивать…
Ничего себе, «только и всего»! Но ведь тогда получается?..
– Неужели… – мой голос снова охрип, – неужели вы хотите сказать, что наш мир… чушь какая… – Вывод не укладывался у меня в голове. По-моему, мне вешают лапшу на уши! Ханьскую, а значит, особенно длинную и запутанную. Да как же наш мир, созданный богами древнее самой Небесной Владычицы, многоликий, невероятно сложный, может быть порождён бредовым видением одной ночи?
– Вы трясете головой, как рыжий щенок, который не верит, что осы кусаются, и играет со случайно залетевшей в дом, – прищурился Юме, или как его звать-величать? – Играет до тех пор, пока оса не разозлится. Извините за сравнение, но оса – перед вами.
– Э?
– Впрочем, злиться я не буду, бессмысленное занятие. Вы ведь хотели помочь мне побыстрее разобраться с делами, которые задерживают меня в Кёо и мешают припасть к стопам Сына Пламени?
Насмешливый тон навел меня на неприятное подозрение, что императора мой собеседник и в медный сэн[15]15
Сэн – самая мелкая денежная единица, маленькая монетка из меди. 100 сэн = о-сэн, серебряная монета. 12 о-сэн = дай-сэн, золотая. Все монеты снабжены отверстиями, чтобы их можно было соединять в связки.
[Закрыть] не ставит. Грустно, но в этом он не одинок. При дворе найдётся немало людей, которые давно бы уже позарились на престол, обладай они хоть малейшими правами. Но, поскольку боги в мудрости своей наградили правителя тремя наследниками, то всё, что остаётся завистникам – это локти кусать да «древними преданиями» утешаться. Вроде того, которое я читал в дороге. Совершенно уверен: пятьсот лет назад о зловещем предзнаменовании никто и слыхом не слыхивал! А сейчас откопали какую-то бумагу и носятся с ней: кто уверяет, что сроку Алой Нити остался лишь год, кто опровергает это, да так рьяно, что поневоле задумаешься – а вдруг правда?
Времена тихие, мирные, но затишье это – перед грозой. И если она разразится, дождёмся войны, какой и в Чёрную Нить не ведали. Сын Пламени стар, преемника не называет, вот и ходят шепотки самого разного свойства. А если прогуляться по улицам Центральной Столицы да послушать, что в народе говорят – чего только не узнаешь. Уважения к власти никакого. Страх есть, и с избытком – правитель наш суров и на расправу скор. А где былое преклонение, какое, помню, мы всей семьёй испытывали к его родителю? Да и любви нет. А вот злорадства много. Мол, не от отцовской заботы хитрый интриган ограждает старшего сына от государственных дел, а среднего и вовсе ни во что не ставит. Младший же – он младший и есть, как я сам. Бесправный…
Тут я осознал, что непозволительно отвлёкся от нашего разговора. Снова задумался. Или замечтался?
– Я? Хотел вам помочь? Можно подумать, вы предоставили мне выбор, – вздохнул я. Что-то мешало мне предать забвению всю ту чепуху, которой щедро поделился хозяин дома. – Постойте! Так по-вашему выходит, что для кого-то, живущего в придуманном, скажем, мной, мире, явь – совсем другая, чем для меня… а я – бог?
Да это же кощунство! Святотатство!
– Ну, насчёт бога я бы усомнился. Или у вас есть обыкновение посещать созданный мир каждую ночь? Творец – ещё куда ни шло. Хотя без помощи Великих Сил можно, как я уже сказал, заронить семя будущего мира в Юме, но и только. Чтобы появились всходы, кто-то должен его взрастить. Ну да, а вы думали, что достаточно вообразить, и всё само появится? Слава богам, это не так, иначе мы оказались бы в большой беде! Кстати, божественность накладывает определённые обязательства. У бога никогда бы не нашлось времени рассиживаться за столом, не прикасаясь к угощению, и сбивать меня с темы беседы.
– Простите, – потупился я.
Снова ужалил. Точь-в-точь, оса!
– Ничего, я начинаю привыкать и даже находить в этом определённое удовольствие.
Он поощрительно улыбнулся и пододвинул ближе ко мне мисочку с пастой из сладких бобов. – Вы почти ничего не едите, это исполняет меня печалью! Говорят, сладкое укрепляет разум…
– Хотите сказать, что я туго соображаю? – хмыкнул я и взял рисовый хлебец, действительно хрустящий. Должно быть, жарили в настолько большом количестве масла, что зёрна раздулись и стали сухими и мягкими. Вкуснотища! Особенно в сочетании с предложенным лакомством.
– Наоборот, я выражаю радость, что нашел столь вдумчивого собеседника! – возразил Юме, снова подливая мне чая. Хорошо, что чашечки маленькие… – Вы даже поверили мне, просто не хотите это признать. А ведь большинство людей наверняка сделало бы совсем другие выводы из моих рассказов. Как это ни прискорбно.
Например, о том, что оные рассказы – чистой воды надувательство с непонятными целями? Надо подумать. Может, и не стоит отделяться от большинства?
– К счастью, – его голос неуловимо изменился, сделался более низким и… угрожающим, что ли? – вам выдалась редкая возможность проверить истинность сказанного… на себе.
Так, а вот это выражение лица не нравится! Ну ни капельки! Предвкушение в смеси… с чем? Я осторожно отложил недоеденный хлебец.
– На что вы намекаете?
– Лишь на то, что наша беседа вас утомила, и вам требуется отдых. Ведь так?
Я хотел опровергнуть его слова, но почувствовал, как веки мои отяжелели и лицо человека, назвавшегося Сном, плывёт в потоках длинных лёгких волос. Туман, туман в самом сердце радуги… Боги, он же меня чем-то опоил! А я и не почувствовал!
Но даже осознание этого прошло мимо моего разума как нечто, недостойное волнений. Ну, опоил. И ладно. Проснусь – выскажу всё, что думаю… Таков был ход моих мыслей, всё замедляющихся и замедляющихся. С похожим слегка удивлённым равнодушием человек смотрит на сломанную руку. Надо же, вот незадача. Боль приходит потом…
– Кажется, слегка перестарался, – последнее, что я расслышал, был шёпот отравителя. – Мэй, милая, давай-ка перенесём нашего гостя в опочивальню!
Шаги. Они звучат в моих ушах, я чувствую их спиной и каждым волоском на голове. Шаги.
Вокруг меня.
Подо мной.
Надо мной.
За спиной.
Я резко оборачиваюсь – пустота. Пытаюсь посмотреть под ноги. Нет ни верха, ни низа. Пространство без объёма, и ни одного предмета рядом. Да я и не понимаю, как это, рядом? Что такое – рядом? Подношу ладонь к лицу. Пальцы расплываются и кажутся далекими и близкими одновременно. Тихо, ни звука, лишь мерная поступь. Я опускаю руку к груди – сердце не бьётся. Голова, словно дождавшись некоего знака, начинает кружиться. Белёсая серость плывёт перед глазами. Я не могу остановить взгляд на какой-либо подробности окружающего мира, на какой-то отдельной чёрточке – их нет, попросту нет!
– Э, так не пойдёт! Или вы хотите раствориться в том, что вас окружает, без остатка?
Голос исходит непонятно откуда. Замираю. О, так я двигался? Это были мои шаги? Боги, только не тишина!
– Кто это? Где вы? – звук моего голоса заставляет пространство вокруг расширяться и сжиматься. Я не могу этого видеть, но ощущаю всем телом.
– Да я это, я. Простите, что усыпил вас без предупреждения, но опыт – лучший учитель.
– Опыт? – переспрашиваю, больше всего на свете не желая остаться в одиночестве. Кем бы вы ни были – не уходите, не покидайте меня!
А ведь голос-то знакомый.
– Какая сговорчивость, какое послушание! Раньше бы так, – он почти мурлычет от удовольствия. – Хотя об этом можно поговорить и наяву. Да, я тот, кто представился вам как Юме. У меня действительно нет имени. А что касается опыта и причин моего поступка – который, должно быть, кажется вам возмутительным… Я мог бы потратить весь вечер на уговоры, но зачем прилагать лишние усилия? Гораздо полезнее для вас и проще для меня, если вы всё испытаете сами. Разве не так? Сколько времени, сколько упорства бы потребовалось, чтобы вы согласились принять мои слова на веру…
Как ни странно, его пренебрежительно-спокойная речь породила в моей душе, только что поскуливающей от смятения, жаркую волну негодования. Я обрадовался этому чувству, как знакомому лицу, и принял его в объятия. Подумать только, «гораздо полезнее для меня», какая забота! Спасибо за урок, наставник! Ладно, дайте только проснуться – не посмотрю, что хозяин дома, так взгрею…
– Кстати, следите за своими мыслями. Мне неловко сообщать об этом, но думать во сне в моём присутствии – всё равно, что кричать мне на ухо. Не то, чтобы я боялся расстроить планы справедливого возмездия, но вдруг вам есть, что скрывать?
А-а-а! Подлец! То есть, нет, я не хотел… хотя, какого ёкая?![16]16
Вполне невинное ругательство, хотя сам «ёкай» может быть существом весьма опасным. Слово применимо к любому нечеловеческому существу, разумному или неразумному – в которых, впрочем, уже давно никто всерьёз не верит.
[Закрыть] Да-да, подлец, ясно?! Как я могу не думать о том, что приходит в голову?
– Смотрите, вот как уйду… Ладно, не брошу, не брошу, успокойтесь.
– Почему вы не показываетесь?! Где я? – потрясение стало уступать место любопытству.
– Ответ на который из вопросов для вас важнее? – мне показалась, или он снова смеётся надо мной? – Нет, я не издеваюсь. Всего лишь прошу учесть, что каждый ваш поступок обладает здесь созидательной или разрушительной силой, а вопросы – это значимые поступки.
Я и впрямь заметил, что в общем мареве бесцветности начинают выделяться более густые участки, свинцово-тёмные, и полупрозрачные области разреженности – словно смотришь в небо перед сильной грозой.
– Хорошо… – я сглотнул. Во всяком случае, попытался. – Где я?
– Что ж, не худший выбор. В Пустом Сне.
– Как это?
– Да очень просто. Пустом. Неоформленном. Сне, в котором ничего и никого нет, кроме того, кто его видит.
– А вы?
– А вы меня видите? – удивился он.
– Нет, но я вас слышу! – огрызнулся я.
– Потому что там, в Хонне, я мысленно беседую с моим нежданным, но от того не менее дорогим гостем, сидя у его изголовья.
«Ах, как это трогательно», – мысленно съязвил я, потом осознал, что мои думы для него не секрет, стушевался, после чего вспомнил, что это бесполезно, почувствовал себя полным болваном и смутился ещё сильнее.
– Ой, а как же вы слышите мои ответы, если сами вовсе и не спите? У меня там горячечный бред? Кстати, чем вы меня опоили?
– Ну вот, снова торопитесь с вопросами. Полюбуйтесь, что вы наделали!
Свинцовая «туча», в которой наметился просвет, снова стала сдвигать свои края.
– Ладно-ладно! Первый вопрос!
Движение тучи приостановилось.
– Вот так-то лучше. Но объяснения могут затянуться, вы устанете. Не хотите присесть?
Я посмотрел, если можно так сказать, по «сторонам». Садиться туда, где нет низа – та ещё задача. Куда?
– Если вы такой привередливый, сами придумайте, на что сесть. И не тяните, пожалуйста!
Я снова принялся озираться. Небольшой сгусток, отползший от «тучи-матери» и колыхающийся возле колен, привлёк мое внимание, и я попытался подтянуть его наверх. Удалось.
– Хочу татами![17]17
Циновка из плетёного бамбука, которой устилается пол в жилищах. Она же служит местом для сидения, и мерой измерения площади помещения.
[Закрыть] – интонации получились капризными. Юме захихикал. Тучка поизвивалась в руках, словно живая, и превратилась в какое-то неопределённых очертаний полотно, ничем не напоминающее циновку.
– А вы умница… – протянул Юме. – Я думал, дольше провозитесь. Ну же, присаживайтесь, чего мнётесь?
Я хотел спросить, почему у меня всё-таки не сплелось татами, но сдержался. Мало ли, что? Расправил полотнище, ещё слегка извивающееся, расположил его у себя под коленями и храбро плюхнулся на него. К счастью, творение моё не оказало ни малейшего сопротивления.
– И впрямь молодец, даже вопросы научились откладывать на потом! Что ж, продолжаем разговор. Я – юмеми, поэтому и знаю всё, что происходит с вами во сне, включая ваши мысли. Конечно, для этого они должны быть худо-бедно осознаваемыми, иначе я даже не смогу определить, кому они принадлежат, не говоря о смысле.
– Юме-ми? Сно-видящий? – я остановил его попыткой перевести непонятное слово по своему разумению. С мыслями разберёмся потом!
– Повелитель сновидений, – поправил меня собеседник. – Видеть сны и управлять ими – большая разница, не находите? Как между вами и мной.
– Но… – я пощупал свою подстилку, – у меня ведь тоже кое-что получается?
– Это доступно любому, кто умеет владеть собой!
Нет, чтобы похвалить!
– А я и похвалил. Умение владеть собой – качество редкое, а оттого бесценное. Для человека из клана Пламени вы нашли весьма удачный выход из положения.
– А чем вам не нравится моя родня? – я почувствовал себя польщённым и обиженным одновременно.
– Я такого не говорил, – фыркнул он. – Всего лишь подразумевал, что каждый клан имеет свою линию поведения, а против крови слова не скажешь. Я ожидал, что вы разозлитесь и устроите здесь пекло в самом прямом смысле этого слова, и уж точно не предполагал от вас чего-то, м-м-м, столь созидательного, как эта славная тряпочка.