Текст книги "Радужная Нить"
Автор книги: Асия Уэно
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 51 страниц)
– Жалко! Всё-таки, подарок! – твердила Коюки, прощально лаская волшебный шёлк, выстиранный и отглаженный слой за слоем. Даже простой сокутай стоит немалых денег. Занятно было наблюдать за лицом торговца, когда он, стараясь не выказывать восхищения тонкостью работы, искал швы, которых не было…
– Жалко, но время дороже, – терпеливо повторял я.
Предшествующая ночь прошла относительно мирно: Фуурин, немного поразмяв крылышки, вернулся и до зари караулил наш сон. Однако спокойствия тот не принёс. Хотелось расспросить Ю о стольких вещах, а того будто волной смыло, и весьма некстати. Навязчивые видения возвращались к Старшому, стоило только погрузиться в дрёму. Я стонал и метался на футоне, девушка тормошила меня, и лишь под утро мы сомкнули глаза.
Но ещё задолго до рассвета состоялся примечательный разговор.
Разбуженный Коюки в первый раз, я некоторое время соображал, где нахожусь, что происходит и куда подевался труп. Кто-то гладил меня по волосам, из тёмного угла немигающе пялились янтарные глазища.
– Хитэёми-сама, это я, Коюки, – шепнула девушка. Порывисто выдохнув, когда кошмар отпустил, я сел на футоне, опасаясь смеживать веки. Плохо без Ю…
Наверно, я ещё не окончательно проснулся и сказал об этом вслух. Пальцы, перебирающие мои взмокшие волосы, замерли, их обладательница отстранилась. Через раздвинутые сёдзи в комнату проникал тусклый рассеянный свет. Проморгавшись, я увидел очертания её тела и то, как она села рядом, сложив руки на коленях.
Желая исправить оплошность – девушка утешала меня, как умела, а вместо благодарности получила сравнение не в свою пользу – я поведал о схватке под водой.
– Да, он желал моей гибели, – добавил я, когда она решилась что-то сказать. – Защищался, и считаю, что поступил правильно. Дело не в этом!
– А в чём? – слушательница склонила голову.
– Наверно, в том, что я больше никогда не буду чистым. Это трудно объяснить…
– Не надо, – остановила меня она. – Уж я-то знаю. Хитэёми-сама, вы были со мной откровенны, позвольте же мне ответить взаимностью! Если вас не затруднит…
– Нисколько. И простите, что вёл себя как тугоухий! Вы несколько раз пытались объясниться…
– Да и сейчас пытаюсь…
– О, я неисправим! Но теперь – весь внимание!
– Если покаяние моё задержалось, то не по вашей вине, господин Хитэёми. Причина в том, что я не знала, с чего начать – не знала тогда, как не представляю и сейчас. Поэтому рассказ получится слегка непоследовательным. Также хотелось бы скрыть некоторые подробности, не имеющие касательства к делу. Лучше утаить их, чтобы не было искушения солгать. Обманывать так легко…
Семья, в которой я появилась на свет, слыла достаточно знатной и богатой, чтобы с рождения мне были неведомы беспокойство, страх и унижение. Забота ближних меня избаловала. Имелись, правда, некоторые обстоятельства, вынудившие меня относиться проще, чем следовало, к словам неправды. О них я как раз и умолчу. Как и о том, что побудило меня покинуть стены, знакомые сызмальства, и бежать прочь из Овары. Простите, что солгала при первой встрече… На то были веские причины – как, впрочем, и для бегства.
Не буду задерживать ваше внимание на трудностях и лишениях пути – это не слишком занимательно, да и не в диковинку нам обоим. Достаточно сказать, что в посёлок на берегу Млечного моря, чуть южнее Тоси, я попала спустя несколько дзю, изголодавшаяся и никоим образом не напоминавшая себя прежнюю. Мне нечего было терять. Миновал праздник Благословенных Вод, ночи стояли тёплые, но лишь отчаяние владело мной. Я не умела решительно ничего! Мои наивные попытки заработать чашечку риса игрой на биве – а я хорошо играю, и петь обучена – завершились на первом же постоялом дворе, когда у меня отняли не только инструмент, но и мешочек с драгоценностями, прихваченный из дому. Честь осталась при мне, и лишь это утешало меня ночами, когда я подкрадывалась к людскому жилью, чтобы стащить дайкон с грядки, ранние сливы или недоспелые ягоды тутовника, чей лист разводят на корм гусеницам. Просить я боялась. Однажды украла котелок, и мне совсем не было стыдно…
Как-то я свернула на нехоженый тракт, в надежде найти заброшенные поля и собрать хоть горстку зерна. Он вывел меня к морю, но спустя несколько голодных дней. Ноги были сбиты до такой степени, что боль мучила меня только поутру, когда ранки слегка подживали.
Я опустилась на ступеньки крайнего дома, слишком усталая, чтобы постучать. Если раньше я скрывалась от чужих глаз, опасалась бесчестия, то теперь мне было всё равно – лишь бы накормили.
Но меня прогнали, швырнув чем-то тяжёлым.
Тогда ненависть ко всем этим равнодушным людишкам овладела мной, вернула частичку сил! Вскочив, я кинулась к самому богатому дому в середине посёлка, перелезла через ограду и заколотила в сёдзи, требуя открыть и угрожая всеми карами земными и небесными. Я попрекала их достатком, умоляла сжалиться, плакала и надменно хохотала. Должно быть, меня приняли за помешанную и решили угодить богам.
Сдвинулась одна из фусум, и служанка, совсем юная девушка, робко выглянула из проёма.
– Что нужно? – спросила она, готовясь в случае чего спрятаться.
Её неуверенность будто изменила что-то во мне самой, точно это она, не я, была уязвимой.
– Позволь переговорить с хозяйкой, и она мигом поймёт, что я – благородная особа из тех, что всегда отдаёт долги простолюдинам, – предложила я.
Пошевелив губами, девушка кивнула и затворила за собой фусуму, напоследок поставив на землю плошку с рисом.
Так меня приняли в семью Бэнпо. Её глава вот-вот должен был вернуться из плавания куда-то на север, и хозяйка согласилась предоставить мне кров с условием, что муж не будет возражать. У неё имелись и другие планы на мой счёт, о которых я узнала спустя пару дзю.
В семье не было сыновей, но подрастали две дочери, старшая из которых, Цубаки, быстро со мной подружилась. Девушка спала и видела, как выйдет замуж за отцовского помощника, которого тот прочил в приемники. Мы нет-нет, да посматривали, не покажется ли парус большого торгового корабля. Бэнпо скупал шкуры и плавал до самых островов Фунао, чем его семья страшно гордилась. В Тоси у него был человек, занимающийся продажей мехов, и какие-то связи на южных воротах, позволяющие ввозить товар беспошлинно. На север он тоже налегке не отправлялся, так что семья его жила в достатке круглый год.
Он прибыл на закате, и всю ночь о чём-то спорил с женой. Цубаки была уверена, что родители выбирают благоприятный день для свадьбы, и не находила себе места; я тоже не ложилась.
Утром за девушкой прислали, я увязалась следом. Надесико, несколькими годами младше, уже крутилась возле матери. Та прикрикнула на неё, чем-то недовольная, и вскоре мы сидели рядком, три почтительные дочери. Господин Бэнпо показался мне человеком властным, чьему слову перечить не следовало.
– Выращивал два цветка, а распустилось три,[58]58
Девушки названы именами цветов – камелией и гвоздикой.
[Закрыть] – прищурившись, он посмотрел на меня. – Но для того цветы и созданы природой, чтобы радовать кого-то, верно?
Интересно, к чему он ведёт? Моя подруга догадалась первой и приосанилась.
– Лучший из поставщиков меха с Фунао ещё в прошлый раз сделал предложение, о котором я и мечтать не смел. А теперь повторил его! Он один из самых богатых людей острова, хотя незнатен – да и мы, чай, не придворные зазнайки! Конечно, он не первой молодости, в том я честно признаюсь, но достойней жениха для тебя, моя милая, я бы с морского дна не выудил. Что скажешь, Цубаки?
Я скосила глаза и увидела, как у той побелело лицо, задрожали губы.
– Но… но как же… – пролепетала она. Мать заворчала, стало понятно, почему у неё с утра такое настроение. – Как же господин Гэкити, ведь вы ему обещали? – едва слышно пробормотала Цубаки.
– Гэкити разумный парень и подождёт несколько лет, пока Надесико не войдёт в возраст, – отмахнулся отец. Какая жестокость! Неужели он не понимает?! Или это намеренно? Мой иногда был таким же…
Девушка, которую я с некоторых пор называла старшей сестрой, закрыла лицо ладонями и сидела, покачиваясь, не произнося ни слова. В таком состоянии я была готова кидаться камнями и нечистотами – тогда, стоя у порога этого дома…
– Цубаки, – утешительно сказал господин Бэнпо, и мне стало ясно, что ему жалко дочь не меньше, чем остальным. Надесико давно уже рыдала в голос. – Предложение, конечно, неожиданное, но тебе стоит вообразить все блага, которые оно дарует. Ты станешь самой богатой женщиной Фунао. Тебе ведь понравились чёрные беличьи шкурки, что я привёз? Их у тебя будет, сколько пожелаешь!
– Я… не… хочу…
– Глупая девчонка, известно мне, чего ты хочешь! Навек опозорить семейное имя! Думаешь, Надесико достаточно взрослая, чтобы покинуть родной очаг? В любом случае, я пообещал господину Цуро отдать старшую дочь, и это – ты!
– Нет! – мой голос был тихим, но каждое слово звучало отчётливо, как падающая капля. В какую бездну?.. – Вы запамятовали, отец. Отныне я – старшая дочь. И если на то будет ваша воля и расположение небес, именно мне суждено стать залогом вашей дружбы с господином Цуро.
И я посмотрела сначала в его глаза, затем – в лицо матери Цубаки. Никогда я не видела такого облегчения!
Подруга кинулась мне на шею, плача и целуя в глаза и щёки, благодаря и благословляя, но я не была уверена, ради кого дала согласие столь опрометчиво. Или ради чего…
Спустя ещё пару дзю меня снарядили для путешествия, предоставив заботам двух слуг, троих пареньков-односельчан и злополучного Гэкити. По возвращению ему была обещана свадьба. С отъездом не тянули, чтобы обернуться до осенних бурь, которые могли задержать жениха Цубаки на Северных островах. А может, опасались, как бы я не передумала. Потому решили не затеваться с торговлей, ограничившись небольшим судёнышком, с навесом и всем полагающимся, но без вместительного трюма и множества гребцов на вёслах.
Я пожелала подруге счастья, поклонилась порогу, некогда приютившему меня подобно тихой гавани, и так продолжилось моё странствие.
Мы обогнули Тоси и направились вдоль берегов до самой северной оконечности Миясимы. Суженый ожидал меня на Юкинао. Я воображала заснеженные просторы и тешилась мыслью, что имя, выбранное при побеге, было пророческим. Прежде, в Оваре, я носила иное…
"Можно бежать от людей, но не от судьбы", – думала я, кутаясь в тёплые меха, подарок моей милой Цубаки. По мере того, как назначенная цель приближалась, ветер делался всё неприветливее. Это был уже не задорный морской бриз, что освежает щёки на берегу. Он выл, и судёнышко подпрыгивало, взбираясь на гребень волны, чтобы ухнуть вниз. Сердце замирало.
Но когда я решила, что хуже и быть не может, разразился шторм. Должно быть, ранняя осень или моё невезение. Мы вычёрпывали воду, молясь Небесной Владычице и всем её ками. Дерево трещало. Я слышала, как перекрикивались мои спутники, кто-то уговаривал принести меня в жертву, чтобы умилостивить Морскую Деву, но Гэкити воспротивился. Я притаилась, продолжая монотонно наполнять и опустошать черпак в надежде, что работа покажется достаточным оправданием и сохранит мне жизнь.
Внезапно судно накренилось, откуда-то справа послышались крики. Мы потеряли человека! Вцепившись в борт, я перегнулась, чтобы во вспышке молнии увидеть голову Гэкити, качающуюся среди волн.
Кинулась к верёвкам, но все они были заняты, удерживая мачту.
– Гэкити-доно за бортом! – крикнула я остальным. Но те и так видели. Они знали, но даже рукой не шевельнули, чтобы помочь! Один из слуг покачал головой:
– Выкуп за твою жизнь, красотка!
Обзывая их, почём свет стоит, я схватила канат, вцепилась в мокрый узел. С таким же успехом можно было разгибать подкову! Меня отбросили в сторону, и кто знает, какой могла быть моя дальнейшая участь, если бы не просветление в тучах. Дождь заметно ослабел.
– Буря на убыль! – крикнул один из мальчишек. Потом лишь я заметила, что команда лишилась не только Гэкити. Двое слуг и мальчик – вот и все, кого пощадило море. И я.
Бросившись к борту, я до боли в глазах всматривалась в кипящую воду, пока не отчаялась. Милая моя безропотная Цубаки, сколько месяцев ожидать тебе возлюбленного, теряя надежду с каждым днём?..
Но и мои беды на том не кончились. Буря отнесла нас далеко к северу, люди были слишком напуганы, чтобы продолжать путь по воде. Мы высадились на песчаном берегу, увидели дым где-то в глубине леса и направились в ту сторону. Какой же я испытала ужас, когда услышала за спиной перешёптывания спутников. Не буду воспроизводить подробности, от них тошно до сих пор. Если вы, господин Хитэёми, чувствуете себя грязным, обойдясь с врагом так, как он того заслуживал, что же говорить обо мне?
Я побежала, но они оказались быстрее. В сумерках я оступалась, непривычная к крестьянским гэта. Преследователи улюлюкали, не торопясь хватать меня, заходя сбоку и наслаждаясь погоней. Мне никогда не нравилась охота, теперь я её ненавижу!
Наконец, они устали играть со мной в догонялки, сбили с ног. Я молила о пощаде и угрожала, ясно понимая, что всё кончено. И если после этого я выберу жизнь, то лишь для того, чтобы отомстить, и отомстить страшно.
Но бесчестию не суждено было свершиться. За спиной одного из мужчин соткалась зеленоватая фигура. Обретя плоть, положила ему на плечо узкую ладонь. Тот обернулся и заорал. Женщина показалась мне изумительно красивой – да я рассказывала о ней, помните? – но слуга отскочил в сторону и с дикими воплями унёсся в сгустившуюся темноту. Что он увидел? И что привиделось другим, разбежавшимся при её появлении? Я вжалась в землю. Откуда-то раздались крики, уже не испуга, но боли. Они прервались, чтобы начаться снова, в другой стороне. Я поняла, что мгновения моих обидчиков сочтены. И знаете, что испытала? Чистый восторг, незамутнённое ликование! Я каталась по земле, и хохот постепенно уступал место слезам.
– Не шуми, – спасительница присела рядом со мной, расправив полы шёлковых одеяний движением, присущим лишь благородной женщине. – В лесу сейчас неспокойно, но ты сиди тихонько, и тебя не заметят.
А дальше всё было, как в моём рассказе, господин Хитэёми. Я решила понаблюдать за вами, наученная горьким опытом. Должно быть, почувствовали мой взгляд? Не могла поверить, что увижу знакомое лицо вдали от родных краёв, и рассматривала слишком пристально. Но господин Ю, конечно, прав – судьба сплела нити наших дорог не случайно.
Она ничего не делает просто так.
Глава 8
Болезнь
(Второй День Древа месяца Светлого Металла, 499-ый год Алой Нити)
Всегда подозревал, что церемонии, облагораживающие придворную и домашнюю обыденность и уделяющие женщинам особое место, им самим не нужны. Сацки-доно при муже всегда держалась безупречно-строго, не позволяя даже искорке тепла коснуться глаз, но стоило тому отвернуться… Кем бы ни считала меня сестра – её ласки, её нежность шли от чистого сердца! Разве в любви есть место условностям?
Таковы уж они, эти женщины – сдержанность только для вида.
О-Таю-сама, как я и предполагал, не стала выжидать положенного времени, устраивая представление из деловой встречи. Наш попечитель передал ей записку через начальника стражи, и ответное послание, уже устное, предлагало нам размещаться в приёмном зале со всеми удобствами. «Слуг» увели на кухню. Мне было стыдно перед Юки, и я решил, что в будущем надо выдумать более достойное прикрытие. Негоже благородной девице, испытавшей столько тягот, и далее путешествовать под видом служанки! Впрочем, называть её сокращённым именем тоже не пристало, разве что в мыслях…
Её рассказ поразил меня, а сила духа вызвала уважение. Всем бы такую волю к жизни! Есть люди, способные бороться до последнего – но я к ним, увы, не отношусь. Если бы не юмеми, разделил бы участь Старшого. Как можно было забыть об ответственности перед спутниками, родными и друзьями, ожидающими за морем… перед Ю, в конце концов! А эта девочка, одна на целом свете…
Пока мы ожидали, попивая чай и лакомясь орехами, купец снова любопытствовал, откуда взялось моё платье. Отвечал я не слишком охотно, вспоминая все приёмы, которыми пользовался юмеми, чтобы свернуть с неприятной темы. Плохо, что беседа с правительницей будет проходить при свидетелях.
Но влиятельная госпожа поступила по-своему. Если до знакомства с ней рассказ рыбачки можно было считать частичным вымыслом и досужими сплетнями, то взглянув на О-Таю, я понял: всё правда! Кроме мужской одежды. На вид женщине было около тридцати пяти – время, когда красота пылает, как листья осеннего клёна. Не случайно ли и наряд для встречи она избрала такого же оттенка, слегка приглушив его белоснежной накидкой хосонага? Знак скорби или какая-то местная мода? Я приветствовал правительницу учтиво, без лишних слов, опасаясь показаться назойливым. Торговец рассыпался в любезностях, но женщина вела себя сдержанно, выслушивая лесть без тени улыбки, и тот вскоре умолк.
Тогда она, задав пару вопросов о семейном благополучии и преуспевании в делах, не торопясь, но и не оттягивая тетиву времени, выпроводила старого знакомца, предложив мне прогуляться в сад. Мой бывший наряд после внимательного осмотра передали прислужнице, которая куда-то его унесла, оставив нас наедине.
О наместнике даже речи не шло. О-Таю была полноправной хозяйкой острова и, похоже, стремилась это подчеркнуть. Может, решающий голос принадлежит слабому полу гораздо чаще, чем кажется? Так или иначе, а действует он всё равно руками мужчин. Неприметные тени за нашими широкими спинами.
По винтовой лестнице я следовал за краем одежд, взбегающим вверх подобно языку пламени. Примечательно: ни в украшении зала, ни в арке ворот не прослеживались птичьи мотивы. Зато по сторонам от входа восседали две кошки из красного гранита, напоминавшие выражением остроухих мордочек одного из обитателей Долины Снов. Бдительные и неподкупные стражи… или советники?
Сад был разбит на вершине горы, пустоты в недрах которой наместники Хикко приспособили для жизни. Об этом стоит поведать подробнее. Утром, когда лодка зашла в тёмный проход между высоких утёсов, издали казавшийся гротом, Коюки от неожиданности вцепилась в мой рукав с одной стороны, а Фуурин – с другой. К счастью, носовой фонарь уже горел – глава торговцев неоднократно гостил в цитадели, и его люди знали дорогу. Стража успешно опознала верительную грамоту на выходе из туннеля, показавшемся мне бесконечно длинным, и не напрасно. Он пронизывал остров насквозь, выводя в тихую лагуну, обрамлённую высокими скалами. С открытым морем она соединялась узким проливом, вода в котором была молочной от пены. Даже самый безрассудный пловец не отважился бы проникнуть сюда таким образом. А в заливе искрилась мелкая рябь, лишь иногда крохотные волны поглаживали каменные ступени, что подходили к самому берегу…
Прежде мне не доводилось видеть, чтобы в постройках использовалось столько гранита и базальта. Даже в Зимней Резиденции, в четырёх днях пути от огнедышащей горы Мита, предпочитают дерево. Цитадель же местного правителя проникала в самое нутро горы, и это чувствовалось на каждом шагу. Разумеется, полы и стены приёмных покоев были отделаны деревом – белым, с Гингати. В окна, из которых можно было полюбоваться на лагуну, врывался тёплый морской бриз. Но, несмотря на дневное время, жаровня подмигивала углями. А коридор и лестница, которой мы поднимались, оказались вырублены прямо в скале. Масляные светильники бросали отблески на гладкие чёрные стены, даруя свет, но не тепло. Зимой тут, наверно, кости ломит от холода…
Зато сад пришёлся мне по душе. На самой вершине под прикрытием каменных зубцов таилась небольшая площадка, и время, ветер – а может быть, и люди – нанесли сюда тонкий слой почвы. Здесь даже росли несколько сосенок, с более длинной и ароматной хвоей, чем наши родные. И цветы. Но не томные красавицы-камелии, которые так любит моя сестра. Колокольчики благороднейших оттенков, белый клевер и "трава небесных грёз" с бахромчатыми пронзительно-синими лепестками. Растительность горной выси.
– Как здесь красиво, – вздохнул я. О-Таю указала мне на широкий валун, то ли издавна здесь лежащий, то ли поднятый наверх. Напоминал он тот самый, с Хорая.
– Это место священно, – просто сказала она, усаживаясь напротив меня, на камне поменьше. – Когда там, внизу, делается душно, я прихожу сюда. Оно снимает любую тяжесть.
– И с плеч, и с сердца, – я кивнул, на мгновение прикрыв глаза. Юмеми наверняка примостился бы здесь вздремнуть…
– Зачем вы прибыли, господин Хитэёми? – неожиданно спросила женщина, и я вздрогнул – столь разительно изменился её голос. – Сын Пламени приказал следить за мной?
– Ну что вы, О-Таю-сама, – заверил я, – меня отправляли, во-первых, не сюда. А, во-вторых, с иной целью. Но раз обстоятельства так сложились, надо бы взять в толк, каковы дела здесь, на юге.
– А что, кого-то в Столицах волнуют наши беды? – поджав тонкие губы, осведомилась правительница. – Говорят, вы ещё не побывали на Гингати?
– Нет. Я прибыл прямиком с Хикко. У северян свои заботы. Скажите, что вас тревожит? Император должен об этом знать, чтобы оказать помощь. Беды подданных – горе Империи!
Не будем уточнять, о каком из императоров речь. К тому же, всё так смутно…
– Я бы поверила, – холодно ответила моя собеседница, – если бы несколько поколений наместников в своих записях не сетовали на одиночество перед ветрами перемен. На моём веку вы – первый придворный, почтивший вниманием наш бесплодный остров. Кстати, где ваша именная печать? Или мандат Сына Пламени?
Я развёл руками. Странно бы выглядел мандат, в котором сказано, что такой-то и такой-то отправляется невесть, куда и неизвестно, за чем. Дядюшка ограничился устным повелением. А печать… где она теперь? Исчезла вместе с зачарованным селением. О таком не расскажешь.
– Вы странный человек, – нахмурилась правительница. – Могли бы и солгать что-нибудь убедительное, разве нет? Кто сейчас верит на слово?
– Не хочется вам лгать, – пожал плечами я. – А правде поверит лишь тот, в чьей жизни случались вещи, выходящие за пределы человеческого разумения. Понимаете, госпожа О-Таю?
– Лучше многих, – она наклонила голову, с любопытством разглядывая меня. – Я прошла Храм-под-Горой – и вернулась.
– Это какой-то обычай? – не утерпел я.
– Когда наместник берёт в дом жену, – пояснила та, – новобрачная имеет право совершить паломничество к Алтарю Хикко. Кто-то отказывается, предпочитая скромное положение матери будущего наследника – и то, если повезёт. Кто-то исчезает бесследно. А кто-то получает благословление в потомстве или красоту, которая вянет медленнее, чем свойственно людям.
– А ведь вы, госпожа, хотели большего, – догадался я. – И получили это!
– Заплатив должную цену, – отрезала она. – Речь не обо мне. Я спрашивала, чем вы докажете свою принадлежность к правящему роду?
Круг замкнулся.
– Неужели вы привели меня в столь дивное место, чтобы выслушивать доказательства – возможно, лживые? Этот садик… здесь хорошо размышлять, или вести мирную беседу.
– Я могу избрать место, более подходящее для допроса.
– Конечно, – вздохнул я. – Но не случайно же мы сидим именно здесь? Один мой друг утверждает, что случайностей не бывает. Госпожа, какие вести получали вы последним торговым кораблём? Возможно, я смогу дополнить их более новыми. Известно ли вам, что правитель потерял двух сыновей, старшего и среднего, и теперь наследником следует считать младшего, принца Коори?
А кончину самого старика лучше утаить. Ки-рину, разумеется, виднее – но до сих пор не верится… Ох, и почему я не расспросил Юки? Надо не забыть.
– Если это правда, – О-Таю испытующе посмотрела мне в глаза, – какой от неё прок? Кто бы ни возвысился в Столицах, для меня он – Сын Пламени, безликий, безымянный и не проявляющий к нашим делам заметного интереса. Возможно, даже к лучшему. Мудрые говорят: сильный сам пробивает путь.
– Потому хитрый и пускает сильного вперёд. Только мне больше нравится то, что делает мудрый.
– И что же он делает?
Я невольно усмехнулся. Споры с юмеми даром не проходят.
– Строит проезжий тракт. Послушайте, О-Таю-сама! Принц Коори будет справлять шестнадцатилетие в месяц Тьмы. Кто знает – может, Сын Пламени того и ждёт, чтобы передать ему власть? Молодой правитель – новые порядки, а потому не стоит отчаиваться раньше времени. Что, если цель моего путешествия – узнать всё о жизни Империи, даже самых отдалённых её уголков? Тогда император сможет облегчить ношу подданных и сохранить государство.
– Государство?! – она всплеснула руками так, что белая накидка взметнулась над алыми рукавами, но голос взлетел ещё выше. – Десятки лет вы о нём не вспоминали! Неужели настал день, когда мы понадобились?
Из травы показалась рыжая мордочка, и котёнок запрыгнул на мои колени с таким видом, словно проделывал это неоднократно. Я решил было, что мусорный крысолов пробрался на корабль вслед за нами, но госпожа, ахнув, позвала питомца по имени:
– Янтарь! Ты что делаешь?!
Зверёк покосился на хозяйку и ткнулся носом в мою руку. Я принялся чесать его за ухом, наслаждаясь довольным урчанием.
– Странные существа эти кошки, верно? – я улыбнулся О-Таю, возмущённой таким предательством. – Приходят, когда им что-то требуется, и уверены, что мы должны их за это любить. А взамен? Ради чего их держать?
– На Хикко этот вопрос не совсем уместен, – она ревниво подхватила котёнка под брюшко, пересадив к себе на колени. – Даже самые обычные, по крайней мере, ловят мышей!
– Вот видите, – спокойно произнёс я и расхохотался, когда маленький упрямец вывернулся из рук женщины, чтобы умчаться за какой-то мошкой. – И после этого вы утверждаете, что от императора не может быть толка? Ваши беды и горести – грызуны, плодящиеся в хозяйстве, пока там не заведут кота. Позвольте ему вырасти и стать исправным крысоловом. Что за раздоры у вас с Гингати?
– Нет никаких раздоров! – она раздражённо стряхнула длинную прядь, упавшую на щёку.
– Из-за одежды синего цвета меня чуть не убили, вопя, что я прибыл с островов Млечного Пути. Вы называете это миром?
– Что ж, вы правы! Это не мир, – женщина пристально взглянула на меня, и я понял, что теперь разговор пойдёт иначе. Возможно, из-за кошки, почтившей меня своим доверием. Или по какой-то иной причине. Может, правительнице давно следовало поговорить с кем-то равным. Или посторонним. Или… – Да, это не мир. Это мор! Я приказала своим людям расправляться с теми, кто приплывает с Гингати, потому что только так можно остановить болезнь. Её течение медленно, и у меня было время на выполнение замысла. Я обрекла на смерть множество людей, отчаянно ищущих спасения. Напитала сердца враждебностью, чтобы никто не кинулся выхаживать умирающих и не заразился от тех, кто на вид здоров. Этот грех всегда останется на моей душе, спустя бесчисленные перерождения. Я к этому готова. Знаете, почему?
Я замер, поглощённый чудовищной вестью. Гингати. Мор. Такое объяснение не приходило мне в голову. Хотя Ю успел что-то сказать о безлюдности и запустении… боги, ведь он там!
Она сама же и ответила на вопрос, словно бросая мне вызов.
– Я готова повторить приказ об уничтожении этих несчастных, потому что Империи не существует! Есть Хикко, и я в ответе за него с тех самых пор, как ступила в пещеру под Горой. И есть чужаки, с которыми можно торговать, можно воевать, можно делать вид, что друг друга не знаем – так или иначе, их жизнями я готова платить за жизни моих подданных. Любыми чужими жизнями. А после отправиться в ад, раз так заведено. Впрочем, – она прижала к груди ладонь, стиснув пальцы на огненном шёлке, – приговора Судей Макаи не потребуется. Мой ад уже здесь, и всегда пребудет со мной. До конца.
Я пошевелился на своём камне, и она торопливо продолжила:
– Ну что, господин Хитэёми, мой ответ вам по душе? Будь передо мной император, поведала бы то же самое! Кот, говорите? Я люблю кошек, но много ли помощи от них, когда соседний дом объят пламенем? Вы так хотели дознаться истины, какова же она на вкус? Горькая?
– Нет. Солёная, как ваши невыплаканные слёзы, – я удержал её взгляд, когда она попыталась возразить, и добавил. – Или морская вода, которой тушат пожары в рыбачьих деревнях. Отец рассказывал мне об этом. Когда горит один дом, огонь можно остановить, если действовать быстро и слаженно.
– Считаете мой выбор неверным, молодой человек? Ваш богатый жизненный опыт подсказывают другое решение? Я его не вижу.
– Отсюда не просматриваются Гингати? – я указал на вершину, защищающую садик от ветра. – Туда нельзя подняться?
– Можно и увидеть, и подняться – но зачем?
– Тяжело найти лучший путь, если не искать. Я хочу взглянуть на острова Млечного Пути.
Сначала – издалека.
Время – опасный противник. Поначалу слабый, как дитя, с каждым потерянным днём он набирает силу, и мы не успеваем оглянуться, как стоим на краю пропасти, сопротивляясь толчкам в спину. Или несёмся в белопенном потоке, не имея возможности ни свернуть, ни остановиться. Брат всегда учил меня пользоваться случаем, ловить подвернувшуюся возможность, чтобы обогнать течение событий и, перепрыгнув через губительные пороги подобно форели, выйти в спокойную воду. Тогда я не понимал его советов, относя их к военным хитростям, которые едва ли понадобятся мирному человеку.
О-Таю отвела мне крошечную, но со вкусом обставленную комнатку с видом на море, однако дожидаться ночи я не стал. Выспросить у Ю, как обстоят дела на Гингати, очень хотелось, но это сильно бы нас задержало. Приказав прислужнику (или наблюдателю?) позвать моих спутников, я уставился на угли в жаровне, попыхивающие сизым дымком. Неудивительно, что правительница любит гулять на свежем воздухе. Что-то будет, если закрыть ставни – наверняка, зимой они притворены? Хотя здесь юг, кто знает…
Я зевнул и смежил веки в надежде, что успею перемолвиться с юмеми хотя бы парой слов. Хотелось бы верить, что с ним всё благополучно…
Но то ли мой друг бодрствовал среди бела дня, то ли исполнительность здешней прислуги была выше всяких похвал – но я тотчас же подпрыгнул, чуть не перевернув жаровню, заслышав царапанье в фусумы.
– Войдите!
Паренёк с девушкой присоединились ко мне, рассевшись по обе стороны от проёма, как благовоспитанные слуги. Что для Фуурина, следует заметить, немалое достижение! В последнее время мальчик сдерживает свой норов – достаточно вспомнить его поведение на Фунао, чтобы оценить перемену. То ли робеет вдали от родины, то ли наоборот, обрёл в лице Коюки поддержку и защиту, а потому смирился с тем, что его окружают ненавистные людишки. И снова я окажусь мерзавцем…
Жестом я поманил парочку к себе, предпочитая говорить потише.
– Вы голодны?