Текст книги "Радужная Нить"

Автор книги: Асия Уэно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 51 страниц)

Глава 11
Вера

(Третий День Древа месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)

– Знаешь, Кай, что меня в тебе покорило?

Ю томно закинул руки за голову, возлежа на своем излюбленном месте поверх тюков и дорожных мешков. До этого откровенного признания мы довольно долго молчали, прислушиваясь к мерному перешёптыванию капель вокруг нас. Шустрые пальцы весеннего дождика барабанили по некрашеному полотну навеса уже третьи сутки, и всё это время я провёл в туманном полузабытьи. Второй День Древа ничем не отличался от предшествующих. Мы почти не разговаривали, лишь изредка обмениваясь парой слов о непогоде да тяготах пути. А так как последних не наблюдали с того мгновения, как покинули злосчастный постоялый двор, а первая не радовала своим разнообразием, то и говорить было не о чем. Потому-то слова Ю достигли моего отупевшего от скуки разума с некоторым запозданием.

– А тебя что-то покорило? Что?

– Угадай! – игриво предложил мой попутчик, тоже, видимо, страдающий от безделья. – Будем играть в загадки. Авось, скоротаем время до Овары.

"Почему-то как отгадывать, так сразу – мне", – подумал я, но возражать поленился.

– Наверно, – я широко зевнул, лишь затем сообразив, что веду себя уж слишком расслабленно, – наверно… ну откуда мне знать, Ю? Скажи сам!

– Самому не интересно, – надул губы тот. – Мы так не договаривались.

– У меня голова, как старый глиняный чайник – пустая и раскалывается. Правильно говорят: слишком много отдыхать так же вредно, как и не отдыхать вовсе. Ни единой мысли. Даже самой завалящей. Хотя нет, одна всё-таки есть, даже две. В навесе дыра. И прямо надо мной!

– Разжа-алобил, – протянул юмеми, подавляя смешок. – До слёз растрогал. Да только проливать их я не намерен, здесь и без того сырость.

– Так что тебя покорило? – сказанное ханьцем всё-таки задело меня за живое. – Ну скажи, скажи! То, что я с непозволительной быстротой поверил тебе на слово и снизошёл до дружеской манеры общения, утратив представления о правилах и приличии?

– Ещё вопрос, кто из нас снисходил… Нет, я о другом. О вере в чудо.

Взгляд юмеми, когда я в недоумении воззрился на него, отбил у меня желание продолжать беседу в шутливом духе. Задумчивый и какой-то… тоскливый? Решил отплатить за терпение откровенностью? Поведать, какое дело до него императору… ну надо же! Да, непрестанный дождь кого угодно выведет на чистую воду!

– Вера в чудо? Что ты хочешь этим сказать?

– Ровно то, что подразумеваю. – Грустное выражение стекло с лица моего собеседника, словно вода, о которой я только что вспоминал. Уж не привиделось ли? Свойственная ему насмешливая, слегка высокомерная отстранённость вновь заняла привычное место. – Вера. В чудо. В ней твоя сила, и твоя слабость – тоже в ней, Кай. Иные пояснения не пойдут на пользу человеку с глиняным чайником вместо головы.

– Тогда ты обознался, – решил я ответить колкостью на колкость. – Где же ты видел глиняные чайники с верой в чудо?

– Верят не головой, а сердцем. Головой же – размышляют.

– Да с чего ты вообще решил?.. Ну хорошо, я верю в чудо, однако не больше, чем другие. Согласен, некоторые вещи выступают за рамки обыденного, вот как сикигами Пламени, живая кукла, призрак служанки… Но ещё дед говаривал, что наш прекрасный мир – словно волшебный дом с множеством комнат, и каждая из них ведёт в несколько других. Отыщешь ключ, заглянешь – а там ещё и ещё. Так и тайны, на одну разгаданную – десяток новых. И за все не ухватишься, как не войдёшь во все комнаты разом. Ты об этом?

– Скорее, о том, что является обязательным дополнением к сказанному тобой. Видишь ли, вере, происходящей не от разума, не от познания, а от самого сердца, отмычки и беготня по дому без надобности. А на тех, кто верит головой, ключей не напасёшься, как и здоровья. Всё-таки ты удивительный человек, Кай. Сам себя не понимаешь!

Он повернулся на бок и закрыл глаза. Из чего следовало, что к этой теме мы, если и вернёмся, то в отдалённом будущем. И что на откровенность я понадеялся преждевременно.

Вера в чудо… Мы говорили об этом всего один дзю назад…

Беседа по дороге в Овару неожиданно всплыла в памяти с чёткими подробностями, да настолько явственно, как если бы перед глазами развернулся свиток с начертаниями. Вера. В чудо. Верить сердцем, не разумом. А что ещё остаётся?

Я свалился на футон, показавшийся мягче любого пуха. Ноги гудели после целого дня блужданий по городу и посещения дворца. Когда запыхавшийся Ясумаса доложил мне, что господин Ю изволил явиться ему во сне, первой мыслью было: "Чудо!" Когда же Ясу, глядя на меня по-прежнему растерянно, передал его загадочную просьбу – хорошенько выспаться в самое ближайшее время – я понял, что чудо в сердце не утаишь. Оно – словно иголка в футоне, обязательно выйдет наружу. Я пообещал дать необходимые разъяснения, когда выполню волю пропавшего, и сбежал к себе в опочивальню. Тревожить матушку ради успокоительной настойки не потребовалось: я провалился в глубокий сон, не переставая задаваться вопросом, что же побудило юмеми завести тот достопамятный разговор…

– Одно лишь желание напомнить о твоих собственных чертах, которые ты полагаешь незначительными или не замечаешь вовсе, – проворчал Ю, как обычно, незримый. – Чего ещё ожидать от человека с дырявой головой?

– Кто сказал, что она дырявая? – привычно огрызнулся я, обрадованный спокойствием его голоса. Значит, непосредственная опасность моему подопечному не угрожает.

Я огляделся. В каменном подвале было пусто: лишь голые стены из крупных пористых плит и два тёмных, мрачных проёма напротив друг друга. У левой стены ворох соломы, весьма скудный, представлял чьё-то ложе. Само помещение выглядело просторным, раз в пять превышая наш собственный подвал, и имело странную округлую форму. Посередине располагалось продолговатое каменное основание, на котором стояли лишь кувшин да миска с положенными поперёк неё палочками. И ни следа светильника! Окон тоже не было, да и откуда им взяться в подвале?

По здравому размышлению, на подвал это не похоже! Кто будет выкладывать стены такими массивными плитами? Да и та, что лежит посреди… её назначение непонятно! А два выхода… Я напряг зрение и высмотрел, что один из них завершается деревянной дверью, даже на вид прочной и крепкой. Такую без ключа не отворить. Другой же проход, напротив первого – а выход ли это? В густых тенях проглядывает каменная плита. Похоже на тупик. Закуток какой-то.

– Ну что, приглянулось местечко? – нетерпеливо спросил Ю. – Мне вот уже и поднадоело. Хотя от круглосуточного лицезрения голых стен я избавлен – пленным светильник не доверяют. Наяву здесь холодно, темно и душно, как в склепе. Впрочем, это он и есть.

– Выкладывай! – приказал я. – По порядку и с самого начала.

Повертевшись ещё немного, я примостился на край соломенной лежанки. Одним она меня порадовала – чистотой. Свежая соломка! Значит, специально для юмеми припасена, других узников не ведала.

– Если быть последовательным, то следует обратиться к истории. Около пары тысяч лет назад в землях, что ныне известны варварам как Срединная Страна Хань…

– Ю!

– А что? Это же сон. Могу позволить себе удовольствие пускаться в любые подробности. Сколь угодно длинный разговор во сне равен по продолжительности нескольким вдохам спящего…

– И всё же уместнее начинать рассказ с того, что приключилось с тобой лично! А не со времён основания мира и возникновения человечества!

– Какой нетерпеливый… Сам же попросил с начала! Ну ладно. Тогда сообщаю, что место, которое ты видишь перед собой, напоминает камеры древних ханьских погребений. На таких подножиях обычно располагали гробницу знатного вельможи. Истинную гробницу. А подделку – в центре погребения, под вершиной кургана, который насыпали сверху.

– Зачем? – удивился я, хотя ещё мгновение назад меня волновали более животрепещущие вопросы.

– Да по многим причинам. Чтобы грабители не тревожили прах. Чтобы обмануть Судей Макаи, явившихся счесть прегрешения усопшего. В поддельной гробнице хоронили невинное дитя, не успевшее свершить ничего дурного, и сбивали Судей со следа. Также вместе с покойником частенько складывали ценные, а иногда и священные предметы, точные подобия которых у всех на глазах запечатывались в ложной усыпальнице.

– Но ты-то как здесь оказался? – спохватился я, поймав себя на желании задать вопрос о том, кто такие Судьи Макаи и почему с ними лучше не встречаться. – Хватит преданий, ближе к делу!

– Ох, жалеть будешь… ведь любопытно, я же знаю!

– Ещё бы не знал! Читаешь мысли без зазрения совести! Лучше скажи, как тебя отсюда вызволить? А о прочем и после побеседуем, в спокойной мирной обстановке. Ещё и Ясу позовем, раз уж ты его втянул.

– Надо больше спать, тогда и окружающие не пострадают… Ах, доблестный мой избавитель! Кабы я ведал! Думаешь, меня привели сюда, показав по пути все достопримечательности этого славного дома и вежливо представившись? Увы, похитители проявили полное отсутствие воспитания, так что придётся обойтись без подсказок с их стороны.

– Сколько их? Чего они добиваются?! – я привстал, хотя надежды увидеть Ю всё равно не было.

– Схватили меня трое. В переулке – как раз, когда я решил сократить путь назад.

Я даже застонал – не мысленно, а вслух. Ну что, что я говорил?!

– Кай, признаю твою правоту и собственное легкомыслие. Поверь лишь в одно: если бы меня хотели убить, я нашел бы в себе силы избавиться от преследователей. Кстати, их соглядатай шёл за мной от самого порога твоего дома.

– Что?! Ты знал? Знал, и всё равно!.. – я вскипел.

– Разумеется, знал. Начнём с того, что какие-то сомнительные личности подстерегали нас ещё на подъезде к Оваре. Ах да, я не говорил! Кай, твои гримасы выглядят пугающе… не злись на меня! Бедняги проспали наше приближение, да и ты почивал. Я просто запамятовал поделиться такой малостью. Принял за обычный разбойный люд. Но повышенное внимание к моей ничтожной особе в самой столице напомнило о них. Повторяю, ничто не угрожало здравию твоего… подопечного, а вот любопытству… в результате я поступил так, как поступил. Не придумал ничего лучшего, как разрешить себя похитить. Хозяин громил – и, наверняка, владелец дома, в который меня привели – ожидал в паланкине, куда меня втолкнули, предварительно завязав глаза. Он сообщил, что одна личность, желающая остаться неизвестной, мечтает со мной поговорить, и был достаточно вежлив, чтобы я почувствовал себя скорее заинтригованным, нежели напуганным.

В доме какие-то слуги проводили меня в маленькую комнатушку с парой шёлковых подушек на полу, сдёрнули повязку, предложили дрянного чаю и оставили в обществе охранника. Уже пригубив напиток, я осознал всю глубину своего заблуждения! У хороших людей и чай вкусный.

Фусумы сомкнули наглухо, выглянуть наружу не позволили. Во всём же прочем отношение было равнодушно-угодливым. Неприятное сочетание, вкупе с плохим чаем.

Спустя некоторое время повязку надели снова, и в комнату вошёл человек. Поначалу он был на редкость приторен и многословен, извиняясь за "не оговорённое заранее приглашение в гости" (так он выразился) и сопряженные с этим неудобства. Наш разговор отнял немало времени, я ограничусь тем, что таилось за цветистостью речи.

Этот человек знал, кто я – он недвусмысленно об этом заявил. Знал, но… не верил! Ты только вообрази! Считал, что я проходимец, обманывающий людей лживыми толкованиями сновидений. Мошенник из разряда тех, что за пять кусочков меди всучивают незадачливому прохожему амулет вечного блаженства. Его надменность под маской любезности, уверенность в собственной значимости и непогрешимости – всё это развеселило бы меня, но слишком уж попахивало неприятностями. Он даже заподозрить не мог, что в слухах о торговце диковинками, которые способны избавлять посетителей от дурных снов и приносить удачу, может быть сокрыта толика истины. К сожалению, люди, не способные держать язык за зубами, среди знати встречаются чаще, чем среди простого народа. Сами они безобидны, но их истории становятся известны другим, не всегда заслуживающим помощи.

Таких людей лучше избегать. Они видят вокруг себя лишь обман и злонамеренность, ибо корыстны и недобры сами. Никогда не поверят, что в чьей-то душе могут править иные законы. Я не стал переубеждать его – сразу почувствовал, что этот человек видит меня одной из фигурок в игре, которую честной не назовёшь. По манере его речи, по властности в голосе, по непримиримости суждений я понял, что имею дело с высокопоставленным сановником из тех, чьим просьбам не отказывают.

Я вежливо слушал и кивал, пока он не перешёл к делу. Заключалось оно в том, чтобы выслушать о ночных видениях одного господина, а затем, испросив сутки на размышления, дать им объяснение. О дальнейших замыслах он не распространялся, но, полагаю, такого расчётливого и приземлённого человека могла заинтересовать и возможность вмешаться в толкование. Да, обман Сына Пламени и был его целью. В этом я убеждён. А ты, смотрю, был готов услышать нечто подобное?

– А чему тут удивляться? – пробормотал я.

И действительно – чему? Если похититель знал, кто мой гость на самом деле, то наверняка понимал и зачем я привёз его в Овару, и чьему приказу следовал. А это приводит к весьма неутешительным умозаключениям… Но сначала следует убедиться в их правоте, поскольку ошибка губительна для всех нас.

Тем временем юмеми продолжил изложение событий.

– Я долго уклонялся от прямого ответа, делая вид, что предложение вовсе мне не претит, желая выслушать подробности, получить какую-то зацепку к пониманию происходящего. И отказался только, когда извлёк из него все сведения.

– Отказался? – изумлённо перебил я. – Это же самоубийство!

– Ты считаешь меня способным злоумышлять против божественной государственной власти? – холодно осведомился Ю.

Не знаю, как насчёт 'злоумышлять', но мыслить о ней дурно ты вполне способен!

– Я не испытываю трепета, только и всего, – возразил он. – Нынешнее правление – последняя монетка в связке ей подобных, которая ничем не хуже иных. Кроме того, что за ней – только узелок. И последствия этого правления тоже будут вполне закономерными… Но ты прав, отказался я по другой причине.

Личной, конечно же? И что за странные мысли, так опасно подтверждающие дядины слова? "Остался год, один лишь год…"

– А разве я не имею права на самолюбие? Не хватало ещё лицемерить перед императором, подчиняясь приказу какого-то бесчестного чиновника! Из тех, для кого с высоты собственного величия мир кажется слишком мелким, вот они и не способны его разглядеть. Нет уж, если и лгать – то по собственному желанию! А я никогда не лгу!

Ишь, как его задело! Голос звенит от праведного негодования, эхом отражается от стен, перекатывается по каменным плитам пола. Хорошо, что нас никто не слышит. Как бы мне хотелось, чтобы при беседе с Сыном Пламени юмеми проявил хоть толику благоразумия, приправив её крупицей чинопочитания! Если доживёт до означенной беседы.

– Ты хотя бы мог наобещать этому вельможе рай на земле! Вернулся бы живым и здоровым, а нам выложил всю правду. Это не обычная ложь во имя самосохранения! Это долг перед престолом, как ты не понимаешь?

– Сказать по правде, я об этом уже подумывал, – со вздохом признался Ю. – Но что, если меня попросту проверяли на честность? По распоряжению самого Сына Пламени.

А ведь такая хитрость – в духе моего троюродного дядюшки…

– Исходя из этих соображений, я витиевато сказал «нет», и тогда в ход пошли сначала уговоры, а затем – угрозы, – продолжал пленник. – И куда только испарилось былое высокомерие? Важный господин даже не предполагал столкнуться с несговорчивостью в том, кого уже видел послушным и благодарным исполнителем своей воли. Итоговой мерой воздействия стала прогулка вниз по ступенькам и заключение под стражу, которая, к счастью, не балует меня своим обществом, предпочитая бросать монетки за дверью.

Вчера он наведывался снова – узнать, не изменилось ли моё мнение. Тогда я решил, что задерживаться в доме, где перестали подавать чай, а вскоре и на воду поскупятся, было бы вежливостью, которую никто не оценит. И, в первую очередь, я сам.

Боги, его надо вытащить как можно быстрее! Взглянуть бы ещё, что с ним!

– Тебя не били?!

В голосе юмеми прозвучал смешок.

– Нет. Полагаю, я должен предстать перед императором в заслуживающем доверия виде, а синяки тому не способствуют. Да и лишить еды и питья пока только грозились, так что некоторым временем ты располагаешь.

– Временем – это хорошо, но… – я задумался. – Где ты находишься – неизвестно, как зовут хозяина дома – тоже. Кто его таинственный посетитель – могу предположить, но… Ой!

– Что, ой?

– Вот бы услышать его голос?

– Умница. Некоторые люди обладают способностью внушать уважение ко всему человечеству. Собирался намекнуть, но рад, что ты дошёл до этой мысли самостоятельно. Услышишь, не торопись. Мы пока не прощаемся.

Подумать только – даже сейчас воспитывает! Или… или юлит, а на самом деле ему это и в голову не пришло!

– Ах, неужели ты думаешь, что я не осознаю всех возможностей Юме? Тот, кто повелевает снами, сохраняя при этом ясность рассудка, способен облечь в видение любое воспоминание. И показать его другим. Даже у тебя получается! Иначе как бы я узнал, что произошло в твоем детстве? Ведь я лишь подтолкнул тебя, не более. Указал направление. А двигался ты сам.

Об этом стоит поразмыслить на досуге. Значит, и я могу вызывать в сновидениях образы прошлого, даже показывать их окружающим? И со временем овладею всеми тонкостями искусства!..

– Нет, Кай. Я не смогу стать твоим наставником, а ты – моим учеником. Об этом у нас уже заходил разговор, и мне казалось, что я выразился однозначно.

Но почему?..

– Потому что, если уж обучать – то всему, что ведомо, без утайки. А это невозможно по причинам, которые я не могу тебе пока растолковать. Делиться же крохотной горсточкой знания кажется мне недостойным как по отношению к тебе, так и по отношению к самому знанию. Хуже неполных сведений лишь искажённые, а вторые как раз и проистекают из первых.

Неужели у меня нет способностей?..

– Ты очень одарённый человек, Кай. Но есть вещи, на которые не способен никто.

– А ты сам!.. – я даже вскрикнул.

– Я – совсем другое дело, – важно произнёс юмеми.

Ах, и он ещё обвинял того придворного в надменности!

– Во-первых, не обвинял, а пытался предоставить как можно больше полезных сведений. Во-вторых, верь мне. Высокомерие здесь не при чём.

Верить-то я могу, а вот доверять…

– Если не доверяешь, то прекрати тратить время на поиски. Пусть всё идёт своим чередом.

Вот ещё! Брошу я тебя, как же… Обойдёшься! И не смей пробивать меня на жалость, слышишь? Я не сямисэн, чтобы на мне играть! Просто… просто я расстроен.

Надеялся, что ты исподволь меня обучаешь, посвящая в истины, неведомые другим. Убедился, что во мне есть что-то, чего они лишены, принял собственную отличность от окружающих, даже от Ясу. Поверил в то, что нас объединяет тайна. Что в мире есть чудеса, море чудес, которое мне ещё предстоит переплыть. Гора загадок, которую мне ещё предстоит сдвинуть с привычного места. Деяния, ожидающие моей руки. И главное, самое главное – что в мире есть то, во что можно просто верить. Верить – и только, не пытаясь осмыслить, определить значение и цену. Как же это согревало сердце, наполняло привычное существование сокровенным смыслом! А теперь…

– Всё это и называется верой в чудо. – Если бы я мог видеть Ю, то наверняка заметил бы улыбку, скользнувшую по его губам и тотчас же спрятавшуюся, словно ящерка под камень. – Дар понимания необъяснимого и стремление его постигнуть. Свобода восприятия мира таким, каков он есть. Твоя сила и твоя слабость. Твой путь. Неужели ты готов сойти с него ради жалкой горстки каких-то снов?

Но… не понимаю, ты же… ты же сам только что?..

– Я сказал, и повторю снова, что не буду лепить из тебя юмеми. Вообще, лепить что-то из другого человека – неблагодарное занятие. Ввиду упрямого, не поддающегося воздействию вещества… или же, напротив, излишне податливого, которое никакую форму не держит. Я понятно выразился?

– Нет!!!

– Об этом я и говорил…

– Так объясни по-человечески! – я окончательно утратил нить разговора.

Ю вздохнул.

– Ну зачем обучать тебя всем премудростям Мира Сновидений, если твоя тропа пролегает по Миру Яви? Рассказать о том, что может пригодиться – с радостью! Но зачем вдаваться в подробности? Ты и без того уже столько знаешь…

Мир Яви… Понятно. Как он там его называл, Хонне? Скучная обыденность. Серость, приукрашенная цветным узором церемоний. Она подкарауливает каждого, стоит лишь остановиться и изгнать из памяти заботы и суету.

– Ты весьма странного представления о мире, в котором родился, мой дорогой! Впрочем, есть надежда, что очень скоро эти заблуждения исчезнут бесследно, – в голосе юмеми ощущалось нездоровое предвкушение каких-то событий, что обеспокоило и одновременно с этим ободрило меня. – Да ты уже сейчас познакомился со столькими загадками Хонне, что грех жаловаться! Всё равно, что плакать по дольке мандарина, когда в рукаве – целый апельсин.

– И с какими же загадками я познакомился?

– Да взять хотя бы воспоминания твоего детства и рассказ Дзиро. Сон был всего лишь ключом к ним, способом постижения смысла. Единственным ключом, который звенит в моём рукаве. Я ведь только юмеми! Но волшебное выздоровление твоей матушки, дерево, укрывшее тебя от молнии, сама молния – причём здесь Юме? Нет, Кай, в мире, который ты считаешь скучным, есть такое, что Юме способен лишь отразить. А ты относишься к его чудесам с таким пренебрежением!

Да, возможно, я поспешил с выводами. Сложно сказать, к чему клонил этот пройдоха, всегда преуспевающий в уговорах, но ощущение беспросветности покинуло мою душу. Я вспомнил ю-рэй, прикованную к Миру Живых – а ведь ещё существуют Макаи и Тэнна, Ад и Рай. Они тоже, как говорил Ю, части Хонне. Правда, не стоит торопиться ни на небеса, ни под землю… особенно под землю! Неуютное, должно быть, местечко. Если даже в обычном склепе так холодно и тоскливо…

– Кстати, Ю! А ты уверен, что это склеп? – решил я вернуть беседу в полезное русло.

– Единственное, в чём уверен! – Юмеми тоже был рад-радёшенек уйти от неприятного разговора. – Впрочем, имеется ещё одна определённость. Из того тупика, что напротив двери, изрядно сквозит – особенно после того, как я поковырялся палочками в щели у самого пола. Заняться-то нечем. Перестелил туда солому и чуть не простыл. А воздух идёт холодный, но затхлый… отвратительное место.

Я приблизился к тупичку и внимательно осмотрел каменную плиту, которой он завершался. Ещё один ход, ныне заложенный? Едва ли. Камень старый, ни следа сколов – как будто сотню веков здесь находился. Но из-под него и впрямь тянуло ветерком. Неужели потайная дверь, как в сказках? Тогда что же за ней?

– Если и дверь, то будь спокоен: изнутри она не открывается, – с лёгким раздражением произнес Ю. – Я ощупал каждый выступ, каждое углубление. А ты и не сможешь обнаружить ничего нового, поскольку этот сон тебе показываю я. Что упустил – того здесь нет. А что разглядел, когда вносили светильник, то твоё.

– Погоди…

Часть сказанного прошла мимо моих ушей. Какая-то мысль мельтешила в голове, словно моль, попавшая в сундук с одеждой и бьющаяся там о стенки. Подземелья. Я слышал о чём-то подобном, довольно давно. От кого? Рассказ брата запомнился бы приключениями и опасностями, которые отличают все его повествования. Дед? Нет, это было позже, гораздо позже. И не при дворе. Разумеется, из Летней Резиденции какие-то тайные пути должны вести за пределы Дворцовой Площади, но было и что-то другое. Личный разговор… Ясу? С чего бы Ясумасе развлекать меня подобными байками?

Бабочка резко замерла в своём сундуке и застыла, трепеща крохотными крылышками. Ну конечно же, Ясумаса! Как-то раз по служебному долгу он столкнулся со старинными планами застройки Овары, ещё на моккан нанесёнными. В связи с переносом содержимого на бумагу и столкнулся. Около двух или трёх сотен лет назад был срыт курган времён Золотой Нити, возвышавшийся там, где ныне расположены Храм Небесного Милосердия, остатки пустыря и, между прочим, канувший в небытие домик Химико. В примечаниях утверждалось, что подземные коридоры, впоследствии засыпанные грунтом, вели вниз к самому Царству Макаи. Кого хоронили с подобной основательностью – до наших дней не дошло. Здесь и селения-то не было, пока Победитель не построил Овару. Или оно не сохранилось.

А ведь мой друг упоминал курган, и совсем недавно! Когда делился своим счастьем. Если бы не это, вспомнил бы я о той давней истории? Сомневаюсь. Так что Ясумаса дважды, сам того не ведая, оказал нам с юмеми большую услугу.

Да, склеп принадлежал правителю клана Земли, кому же ещё? Похоже, кто-то докопался до него с другой стороны при постройке дома. И теперь использует в собственных целях. Всё сходится!

– Прошу прощения, Кай. И почему я столь нелестно отзывался о твоей голове? Вовсе она не дырявая… так, слегка молью поедена.

– Глиняный чайник не может быть поеденным молью! – вспомнил я наш давешний разговор. – И нельзя ли относиться к своему будущему спасителю с почтением? По крайней мере, я знаю, в какой части города тебя искать, и это обнадёживает. А теперь позволь услышать похитителя. Меня не покидает чувство, что он окажется мне знаком.

Я даже не вздрогнул, заслышав его. Хотелось бы гордиться тем, что догадка подтвердилась… надо же тешить душу хоть чем-нибудь, сооружая погребальный костёр для тела?

К этому выводу я склонялся уже после разговора с дядей и заранее настроился на неприятное открытие. Интриги и себялюбивые замыслы всегда были в чести у представителей высшего сословия, а из рассказа Ю следовал недвусмысленный вывод: мы столкнулись с чиновником далеко не средней руки. О да, я оказался прав! Слегка скрипучий голос, слащаво-высокопарный слог, манера покашливать, привлекая внимание собеседника к очевидным истинам – это мог быть только он. Исаи-но Кадзи, Левый Министр, приближённый наивысшего, двенадцатого, ранга. Наш давний недоброжелатель, противник дедушки, когда тот занимал упомянутую должность; человек, к которому дед относился с пренебрежением и редкостной брезгливостью. Придворный этот и чин-то получил благодаря своему младшему брату, выказавшему недюжинные способности в области закона и раньше него продвинувшемуся по службе. После смерти деда противоборство между нашими семьями угасло. Моему отцу с его, увы, не слишком решительным характером было тяжело выступать в защиту семейных интересов, и он предпочёл не становиться на пути крепнущего дома Исаи. По этой и другим причинам Хитэёми-старший рано удалился от дел, передав все надежды на прославление рода любимому сыну. С тех пор мы не ведали зла с их стороны – попросту перестали обладать должным весом. А с братом, сравнительно недавно удостоившимся столь высокого ранга, их пути ещё не пересеклись.

Именно он, Левый Министр, рассказал императору о юмеми! Что и натолкнуло меня на самые первые подозрения.

И является ли случайностью то, что приказ доставить ханьца ко двору (пускай и скреплённый личной печатью правителя) был передан мне через Судебную Управу? Дядюшка вполне мог огласить его лично, как прошлым вечером.

Разлепив веки поздним утром, я долго лежал, перетирая в уме содержимое снов и яви, будто горстку соли меж пальцев. В то, что Исаи-но Кадзи готов пойти против императора, верилось с трудом. Червяк – он и есть червяк. А вот его брат, облечённый доверием самого Сына Пламени; человек, которого император одарил сверх всякой меры и почестями, и властью, и деньгами… даже породнился через одну из дочерей! Разве осталось на свете что-то, недосягаемое для него? Чего ему не хватает? Нет, не может быть! Не хочу даже думать об этом. Если уж Верховный Судья, оплот законности и порядочности, стоит за такими грязными проделками – кому остаётся верить? Не мог же Ю?.. Исключено. Я согласился доверять ему и сдержу обещание. Но как страшно… меня же в порошок сотрут эти жернова размером с гору!

Ещё я вспоминал сказанное ханьцем о курганах и погребениях – в надежде ухватиться за ту нить, которая свяжет местность возле храма с семейством Исаи, чьи дома, разумеется, щеголяют оградами на Дворцовой Площади. Но у них могли быть и другие!

Потому, решившись, отправился к Татибане, чья должность Малого Хранителя Записей позволяла пролить свет на некоторые вещи. И обнаружил того в хранилище Младших Летописей – как раз там, где нужно.

Я частенько к нему наведывался, и меня пропустили без лишних вопросов. Конечно, хранилище – не покои Сына Пламени, но надо бы при случае намекнуть Ясу на необходимость беседы со смотрителями. Похоже, наступают времена, когда бдительность снова окажется жизненно важной. Строение деревянное, как большинство наших домов, а бумагами набито, как ни одно в округе. Старое, пускай и крепкое. Да и другие почти примыкают к нему: случись что – огонь по всей площади разнесётся. И записи жалко, а их столько, что полки провисают! Сотни свитков будут утрачены безвозвратно, как и усилия сотен людей. И пускай Младшие Летописи посвящены обыденным и, казалось бы, малоинтересным вещам – что с того? Если удача выкажет добрый нрав, и среди многочисленных планов застройки столицы, записей о наследовании имущества, смертях, рождениях, свадьбах и переездах мне попадётся на глаза искомое – клянусь, больше никогда не назову обязанности Татибаны нудными и бессмысленными!

Ясу, закутанный в серую накидку согласно особому постановлению о долженствующих одеяниях всех подчинённых Мунэо-но Анноси, занимался проверкой какого-то свитка. То и дело упираясь носом в письменную табличку, пристроившуюся слева на столике, за которым он полулежал. По скучающе-сонному виду моего друга было понятно, что содержимое не отличалось увлекательностью. Больше в хранилище никого не было.

– Ага, явился, – поприветствовал меня он, подняв голову и слегка прищурившись. – Ждал тебя с утра, но бездельники, как обычно, спят до полудня. Рассказывай!

А я и позабыл, что обещал дать исчёрпывающие объяснения по поводу Ю! Что ж, берём пример с последнего, воспользовавшись его богатейшим опытом по части изворотливости. Какая всё-таки жалость, что я не юмеми и не могу уложить длиннющую беседу в несколько вдохов спящего!

– Прежде, чем начну, позволь обратиться к тебе с просьбой? – вкрадчиво спросил я. Друг поднял бровь, но молча кивнул.

– Сможешь ли ты по своим источникам, – я обвёл рукой полки вокруг нас, – найти дома людей, имеющих отношение к семейству Исаи, и находящиеся неподалёку от Храма Небесного Милосердия? Это очень важно!