Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Аноним Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 157 (всего у книги 158 страниц)

– Кто-то же должен за вами смотреть, – пожал плечами взрывник. – Вы с Хольгером – учёные. Иджес – механик, стрелять не умеет. Константин – ничего, но прижмёт – свалит в туман. Ты не бойся. Пока не началось, я буду сидеть тихо. А когда начнётся – порадуешься, что я с гранатомётом.

– Псих, – пробормотал Гедимин, убирая бластер в карман. – Если хоть что-то случится со станцией…

– Астероид мне навстречу! Кому нужна твоя станция?! Сколько раз уже…

За углом послышались шаги экзоскелета, и Линкен, замолчав, жестом указал на свободный проход. Гедимин пошёл за ним, продолжая высматривать по карманам взрывника разнородное оружие. Большая его часть была разобрана и во что-то завёрнута, не всё можно было угадать по очертаниям под комбинезоном, но чем больше сармат смотрел, тем меньше ему нравился этот переносной арсенал. «Хорошо хоть ломки у него нет,» – угрюмо думал он. «И вроде бы в своём уме. Но лучше бы его обыскивали на каждой проходной. Всем было бы спокойнее.»

05 сентября 39 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Входная дверь негромко загудела, красный светодиод над ней часто замигал, – кто-то просил разрешения на вход. «Хольгер Арктус» – высветилось на небольшом мониторе, и Гедимин ввёл код разблокировки. Идея с кодами принадлежала, разумеется, Константину; ремонтник для себя держал запасной рычаг, при необходимости открывающий все замки, – простые механизмы казались ему более надёжными.

– Можно к тебе? – спросил Хольгер, переступив порог. Гедимин кивнул.

– Редко заходишь, – заметил он, пододвигая гостю свёрнутый матрас – кресло в отсеке было всего одно, а уступать своё место у монитора оператору запрещалось.

– Работа, – вздохнул химик. – Но за твоими показателями я смотрю. Камеры ещё не сбоят – видимо, экраны надёжные…

– Проверял, – отозвался Гедимин. – Что на работе? Хорошая взрывчатка получается?

Хольгер едва заметно сощурился.

– Пока не могу говорить. Но ты не волнуйся. Все наработки – предельно мирные. Лучше покажи, что ты надумал насчёт пульсаторов. Не могу дождаться, когда отделаюсь от Дамастора и займусь излучателями. Ты подбирал какие-нибудь последовательности?

– Без проверки это всё ерунда, – сармат протянул ему открытый ежедневник. – Герберт считает, что там сигнал… что-то вроде шифра. Я знаю одну комбинацию для сигмы. Хотел бы проверить её для омикрона… а потом можно долго подбирать. Возможно, любая пульсация что-то означает.

– Исследования на долгие годы? – мечтательно усмехнулся Хольгер. – Да, есть чем заняться… Я снова думал о макропроколах. Если у нас хватит мощности…

– У нас нет безопасного полигона, – напомнил Гедимин. – А там должно шарахнуть. Не хочу случайно снести Ураниум. И Порт-Радий мне тоже ничего не сделал.

Хольгер покивал, но странная усмешка с его лица не сошла.

– Мне пришло в голову… В первую очередь, конечно, Брайан. Там всё складывается. Но Майкл… он тоже. И, видимо, кольцо с обсидианом послужило линзой. Одной из линз. Возможно, его форма сыграла тут роль, как-то увеличив мощность…

– Ты о чём? – насторожился Гедимин.

– Оба исчезнувших провалились в макропроколы, – сказал Хольгер. – Думаю, всё было именно так.

Гедимин мигнул. Хольгер на всякий случай отодвинулся от него вместе с матрасом, но ремонтник не собирался хватать или бить его.

– Нужны два источника, – пробормотал он. – Мощные излучатели. Тонкая настройка. Брайану ещё неоткуда было знать…

– А мы не знаем, что мог знать Брайан, – тут же отозвался химик. – Всё до сих пор засекречено. Со скрипом признали за ним открытие. А знать он мог… вполне достаточно. И… может, два источника – необязательное условие? Мы мало работали с проколами. Интенсивность излучения, пульсации, форма излучателя… Что-то удачно совпало для Брайана и Майкла.

– Удачно? – Гедимин криво ухмыльнулся. Хольгер осёкся и на несколько секунд замолчал.

– Я не хочу сказать, что это хорошо – то, что они пропали, – заговорил он снова, осторожно подбирая слова. – Но… может быть, они выжили? И… по крайней мере, это было великое открытие…

Гедимин кивнул.

– Значит, макропрокол… – несколько мыслей, одна другой безумнее, мелькнули в голове и тут же были с остервенением отброшены. «Миллиарды вариантов. Целый космос. И почти все – непригодны для жизни,» – сармат на секунду представил себя выброшенным в толщу металлического водорода или в кипящий под огромным давлением сернистый рассол. «Даже если мы угадаем – искать уже нечего. Ни одна молекула не могла уцелеть, не то что…»

– Когда Майкл исчез, не было никаких взрывов, – сказал он, подняв хмурый взгляд на Хольгера. – Значит, прокола быть не могло. Или… мы ещё чего-то не знаем.

– Второе вероятнее, – склонил голову химик. – Майкл, как мне кажется, знал, что делает. Жаль, что он не оставил никаких заметок. Если образование прокола не всегда сопровождается взрывом, и если им хоть как-то можно управлять, – это действительно великое открытие. Трудно, стоя на его пороге, заниматься рутинными опытами… и, наверное, сидеть у реактора?

– Мне нравится реактор, – отозвался Гедимин. – И у нас будет время на всяческие опыты. А я бы сначала подумал о защите. Майкл всё время твердил о технике безопасности, а сам… В общем, глупо будет пропасть так же, как он.

– С защитой всё не так плохо, как кажется, – неожиданно улыбнулся Хольгер. – Когда с меня снимут подписку, я кое-что смогу показать. Дашь мне на вечер свои записи? Есть одна мысль…

Когда Гедимин открыл для него дверь, его смарт испустил короткий гудок – какое-то сообщение из внешнего мира нашло брешь в свинцовых стенах. Хольгер покосился на свою рацию, не издавшую ни звука, и усмехнулся.

– Новости из Лос-Аламоса? Будет странным совпадением, если ты и там прочитаешь о проколах. Особенно о макропроколах.

– Это навряд ли, – буркнул Гедимин, закрывая за химиком массивный люк. Излучатели валялись где-то в окрестностях Альбукерке, их исследовала местная фауна или – в худшем случае – любознательные «макаки» из какого-нибудь скаутского отряда. Или, возможно, на полигонах Лос-Аламоса уже выстраивались боевые излучатели, и армия давно поставила их на вооружение, – но тогда Гедимину тем более никто ничего не рассказал бы…

«Интересные новости, коллега Гедимин,» – письмо было от Конара, и он, как обычно, быстро перешёл к делу. «Но немного не те, которых вы ждёте. Периметр пока непроницаем, как изнутри, так и снаружи, а запускать корабль по ветру я не возьмусь – слишком большой риск. Юноша Харольд, наш общий знакомый, уже провёл три недели в ангаре, выходя наружу только за едой и по нужде, и напоследок поклялся своим флиппером, что «этот хлам» никогда не взлетит. Не то чтобы мне нужен был его флиппер, или я очень хотел поставить его на место, но – мне кажется, это вносит некоторый элемент азарта в работу, не так ли?»

Гедимин хмыкнул. «Для криворукой макаки всё – хлам. А флиппер пригодится – не Герберту, так мне.»

«Итак, о новостях: в этот раз они с Севера. Вы, разумеется, слышали о Михале Йонице – одного его хватило бы, чтобы прославить всех химиков Северного Союза. Но он там не один. О Маргарите Кудашевой я, признаться, до этого не слышал – и дело тут, разумеется, только в нелепой завесе цензуры между нашими странами. Её специализация далека от вашей, но вы, конечно, знаете о явлении сверхпроводимости и о разработках высокотемпературных сверхпроводников (возможно, коллега Хольгер приложил к ним руку). То, что сделали в этот раз на Севере, – настоящий прорыв. Я говорю о веществе, пока что известном как SC-418. Четыреста восемнадцать по Кельвину – температура, при которой оно теряет свойство сверхпроводимости. Выше не прыгнул ещё никто – можете спросить у коллеги. Я прислал вам заметку, которую передали мне, – читайте, и вы быстро поймёте, почему я так взволнован.»

Сармат удивлённо мигнул и перечитал абзац. «Сверхпроводники? Он адресатом не ошибся? Это, определённо, к Хольгеру…»

Он хотел вызвать химика, но быстро вспомнил, что Герберт, желающий что-то написать для Хольгера, обычно так и делал. «Значит, это мне. Ну ладно…»

Картинка – снимок снимка, возможно, с экрана смарта – была скверной, размытой, некоторые слова расплывались сильнее других – видимо, остались «шрамы» от цензуры, но того, что Гедимин смог прочитать, ему хватило, чтобы сердце сделало на один удар больше. «Вот как,» – он внимательно перечитал заметку. «Мы с Хольгером только предполагали, а у северян уже получилось. Теперь они знают, как снимать энергию с ирренциевого реактора. Этот сверхпроводник возбуждается под омикрон-излучением…»

Это было практически всё, что удалось извлечь из короткой северянской статьи; как она просочилась из Усть-Илимского Института в Лос-Аламос, Гедимин даже предполагать не хотел. «Маргарита Кудашева,» – повторил про себя Гедимин. «Ещё один учёный, с которым не выйти на связь. Интересно, что там за вещество…»

В заметке упоминался купрат таллия; Гедимин с этим веществом не работал, но догадывался, что само по себе от омикрон-излучения оно может только заразиться. «Возбуждение в переменном омикрон-поле…» – сармат задумчиво посмотрел на излучатель. «Сивертсенит. Там определённо использовали сивертсенит. Ещё одно нарушение австралийского патента…» – он злорадно усмехнулся. С тех пор, как ему стёрли память, прошло много лет, но забывать он не собирался.

Он подошёл к устройству громкой связи.

– Хольгер, зайди. Интересные новости из Усть-Илимска.

…Последний месяц Гедимин возвращался с тренировок в одиночку; Линкен заходил в зал на пару секунд – одобрительно кивнуть и изобразить приветственный жест времён Саргона. «Салют Саргона» – с тех пор, как люди окончательно ушли из Ураниума – изображал при случае каждый второй сармат, включая филков; сам Гедимин этого никогда не делал и на жесты Линкена отвечал сдержанным кивком. «Дался им этот Саргон…» – думал он с досадой, встречая в коридоре очередной отряд малорослых сарматов. Отчего-то именно филки восхищались погибшим правителем наиболее громко, и Гедимину оставалось только сердито щуриться и отходить в сторону.

Тренировка прошла как обычно – с таймером и счётчиком попаданий. Заметных успехов сармат не делал – счётчик уже вторую неделю показывал девяносто восемь процентов, изредка – девяносто семь. «Ну да, неплохо,» – неохотно соглашался Линкен. «Но ты ещё очень медленный. Это опасно.»

Сармат забрался под тёплый душ и услышал снаружи шаги. Ещё несколько «солдат» вошли в душевую. Это были сарматы-марсиане, кто-то из работающих в «длинную смену» – те, кто работал в одну из трёх «коротких смен», либо уже ушли с базы, либо ещё тренировались.

– Осмысленность всего этого, конечно, под вопросом… – один из марсиан продолжил было разговор, начатый ещё за дверью, но увидел постороннего и осёкся. – Гедимин Кет? Учёные тоже готовятся к обороне?

Ремонтник, удивлённо мигнув, вытер воду с лица.

– Домициан? Тебе-то что здесь делать?!

Марсианин хмыкнул.

– Все вопросы к Арбогасту. Теперь нам, генетикам, тоже не дают сидеть спокойно в нерабочее время… М-да, а шрамов у тебя всё больше. Опасное дело – ядерная физика…

– Они у меня давно, просто ты их не видел, – буркнул сармат. – Ты где сейчас? В том же клонарии?

– Да, всё там же, – кивнул Домициан. – Официальный генетик Ураниум-Сити. Всегда под прицелом камер.

Он усмехнулся. Гедимин ответил на его усмешку и задумчиво сощурился.

– В декабре Хольгер собирался принести тебе живых крыс. Как идёт работа?

– А! Так ты в курсе? – удивился генетик. – Крысы и сигма-лучи? Ну, до серьёзной работы там, конечно, далеко. Десять крыс, не считая контроля, – это не выборка, а смех. Но вообще… кое-что уже видно. Сейчас у меня третье поколение, и… всё-таки восприимчивость к сигме передаётся по наследству.

– Расскажи, – попросил Гедимин, стараясь не мигать слишком часто. «Крысы чувствуют сигму?! Разве это не относится только к разумным? Штибер, помнится, жаловался…»

– Да там всё просто. Примитивнейший опыт, – сказал Домициан, и двое марсиан из его компании согласно кивнули. – Крысы двенадцать часов проводят под сигма-излучением, а двенадцать – без него. Контроль не облучается.

– В Лос-Аламосе крысы не реагировали на сигму, – сказал Гедимин. – Она на них тоже.

– Да-да, меня предупредили, – нетерпеливо отмахнулся марсианин. – С первым поколением так и есть. А вот второе кое-что выдало. Из тридцати крысят хотя бы один выдаёт отчётливую реакцию – избегает излучателя. В третьем таких уже один на каждые двадцать, и семьдесят процентов – потомки тех, у кого реакция была. Только не спрашивай, где у крыс рецепторы под сигма-лучи. Воздействие, кажется, идёт напрямую на мозг, а для подробного изучения у нас не хватает оборудования. Мне бы хорошую лабораторию и лет пять на эксперименты…

Он мечтательно вздохнул.

– Вы там что, вывели разумных крыс? – Гедимин сузил глаза. – Что у реагирующих с интеллектом? Проверяли?

Сарматы переглянулись.

– Крысы как крысы, – отмахнулся один из медиков. – Вы, не работающие с фауной, считаете всех животных безмозглыми. Все крысы – умные животные. Эти не исключение.

«Так, тихо. Это их крысы,» – напомнил себе Гедимин. «Их крысы – их проблемы. Тут интересно другое…»

– А излучение на них реагирует? – спросил он и увидел изумлённые взгляды и лёгкую настороженность на лицах. – Отслеживали фон? Возможно, оно пульсировало?

Домициан покачал головой.

– Это не по моей части, Гедимин. Дозиметр там есть, и я обещал переписать показания для вашего центра, но совать в них нос? Я не потяну на физика-ядерщика.

– Излучение… реагирует… на крыс? – еле слышно пробормотал кто-то из сарматов. – Атомщики реально странные…

Гедимин досадливо сощурился.

– Меня пустят посмотреть на крыс и дозиметр?

Домициан посмотрел на него настороженно и слегка отодвинулся.

– В клонарий не допускают посторонних. Требования стерильности…

Сарматы согласно закивали.

– У нас тут ещё много дел, – неуверенно сказал один из них. – И тебе тоже пора… к белоглазому и прочим.

«Боятся,» – понял Гедимин. Выдавливать из себя дружелюбную гримасу было поздно, и он снова шагнул под душ и потянулся к выключателю – надо было закончить водные процедуры и, действительно, идти искать более привычных собеседников.

– Следите за крысами, – предупредил он, пока шум воды ещё не заглушал его слова. – Сигма – очень странное излучение.

28 сентября 39 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Иди проветрись, атомщик, – сказал Константин Гедимину, едва переступив порог «зелёного отсека». – Ты тут ещё не сдвинулся от облучения?

Он выразительно постучал пальцем по правой бровной дуге. Ремонтник досадливо сощурился и очень неохотно уступил ему место у монитора.

– Цикл на исходе, – он кивнул на реактор. Внешне установка выглядела так же, как в первый день работы, но её содержимое заметно изменилось и с каждым днём вызывало у Гедимина всё больше опасений. С такой концентрацией ирренция в одной небольшой комнате он дела ещё не имел.

– Следи за омикроном по участкам. Девять стержней выдали обратный синтез, я их заблокировал. Ещё четыре на подходе.

– Иди-иди, – Константин похлопал его по плечу. – Я умею читать показания. А у тебя в глазах муть. Отдохни хотя бы до завтра.

– Не упусти реактор, – буркнул Гедимин, в последний раз оглядываясь на установку. Теперь он чувствовал усталость – веки отяжелели, мышцы затекли от долгой неподвижности. С тех пор, как синтез начал обращаться вспять, за монитором приходилось следить очень внимательно, и постоянное напряжение теперь давало о себе знать. «Надо охладиться,» – решил сармат. «Константин тут справится.»

Он смерил реактор долгим взглядом и вышел из отсека. Тёплые нити, будто приклеившиеся к вискам, отпустили его не сразу – он успел дойти до хранилища, прежде чем ощущение нагрева ушло.

– Zaa ateske! – что-то двинулось ему навстречу у ворот хранилища, и сармат, вздрогнув от неожиданности, развернулся на звук. Рядом стоял один из охранников, белокожий амбал в лёгком экзоскелете. Гедимин настороженно посмотрел на него.

– Чего тебе?

– Ты – Гедимин Кет? – охранник смотрел пристально, будто пытался прожечь сармата взглядом. – Тот самый атомщик? Правда, что ты прижёг себе руку, чтобы построить реактор?

«Кто разболтал?!» – сармат едва удержался, чтобы не фыркнуть, и ограничился сердитым взглядом.

– Я работал пять лет, чтобы построить реактор, – отозвался он. – От ожогов мозг не отрастает.

Охранник молча шагнул к стене, освобождая дорогу. На секунду Гедимину стало неловко. «Может, ему в самом деле было интересно?» – он подождал ещё пару секунд, но больше охранник ничего не сказал, – оставалось только идти дальше. «Если интересно, подойдёт и спросит снова. О чём-нибудь осмысленном.»

Шум наверху уже почти улёгся, и станция опустела, – все, кто хотел на неё посмотреть, побывали здесь утром или днём, а к вечеру вернулись в город. Никто не мешал Гедимину, пока он проходил мимо тихого главного корпуса, дымящихся градирен и одинокого охранника-филка, возвращающего на место табличку с запретом на купание. Потрогав напоследок стены реакторов и покосившись на запертый запасной вход (сигнализацию на двери дублировал боевой дрон над аркой), сармат выбрался со станции на пустое шоссе. Тихо было и здесь – только сарматы в экзоскелетах патрулировали дорогу, да стояли в воротах неподвижные «Джунгси». До заката оставался почти час, но солнце уже снизилось и просвечивало сквозь деревья, тени пересекали дорогу, и роботы-уборщики, выпущенные на платформы вдоль обочины, собирали побуревшие листья и сметали песок. Притихший город просматривался насквозь, от ворот «Полярной Звезды» до насосной станции – маленького тёмного пятна на горизонте.

…Злой Линкен вынырнул навстречу Гедимину из кустов, едва не сбив его с ног, фыркнул на сармата, отступившего на шаг, и хотел куда-то идти, но узнал его и остановился, виновато щурясь.

– Не ушиб тебя? Эти х-химики, мать их колба…

– Что? – Гедимин растерянно мигнул. Линкен вместо ответа рывком расстегнул куртку и оттянул полы в стороны. Его живот и грудь были покрыты крупными светящимися пятнами – поверх слабого синеватого свечения были разбросаны ярко-красные блестящие крапинки, отражающие видимый свет. Гедимин уставился на них – от изумления не получалось даже мигнуть.

– Кто тебя так? – выдавил он из себя.

– Какое-то животное подсыпало дряни в градирню, – ответили из кустов. Наружу выбрался Астиаг, кивнул Гедимину и оттянул левый рукав, показывая такие же пятна.

– Кто-то повторил твою… умную шутку? – ремонтник едва заметно усмехнулся. Линкен фыркнул.

– Не смешно, атомщик. Эта дрянь ничем не смывается.

– Ну разумеется, иначе её не добавляли бы в воду, – проворчал из кустов Хольгер. – Вообще не понимаю, из-за чего вы паникуете. Это поверхностное окрашивание, к утру оно сойдёт вместе с эпителием.

– Если всплывёт, что это ты постарался… – Линкен оборвал фразу на полуслове и выразительно посмотрел на белое пятно за кустами.

– Думаешь, я бы стал скрывать? – Хольгер выглянул из кустов и помахал Гедимину. – Я не единственный химик в Ураниум-Сити… Атомщик, ты, кажется, избежал окрашивания?

Гедимин кивнул.

– Покрасились все? – он посмотрел на сарматов, выбравшихся из кустов. – Весь город? Ночью будет красивое свечение…

Он незаметно ущипнул себя, чтобы не расплыться в ухмылке, – нелепый смешок так и рвался из груди. «Шутка глупая, но что-то в ней есть,» – подумал он, глядя на крапчатого Линкена. Тот сердито фыркнул и застегнул куртку, едва не порвав скирлин.

– Не все. Те, кто купался в градирнях. Аэцию и Астиагу теперь возвращаться в Порт-Радий. В пятнах.

– Ты так переживаешь, будто им руки оторвало, – Хольгер пожал плечами и жестом позвал Гедимина к воде. – Атомщик, иди купаться. Линкен злится третий час, ничего нового ты не услышишь.

От берега, набрав побольше воздуха, Гедимин опустился к самому дну и плыл сквозь холодную толщу воды, пока в ушах не зазвенело. Тогда он оттолкнулся от наваленных друг на друга гранитных плит, потревожив донную муть, и всплыл на поверхность. Вечер был ветреным, озеро покрылось рябью, достаточно сильной, чтобы Гедимин почувствовал качку. Он лёг на маленькие волны и смотрел, как садится солнце, пока не увидел вдалеке странные летающие огоньки. «Пограничные дроны,» – сармат перевернулся и беззвучно ушёл под воду. «Периметр близко. Пора обратно.»

Выбираясь на берег, он услышал чей-то взволнованный голос, а вытряхнув воду из ушей, тут же узнал Домициана. Пока сармат выбирался из кустов, пришелец-медик успел замолчать, и заговорили другие.

– Hasu! И сколько крыс теперь бегает по Ураниуму? – Иджес пытался прикинуть что-то на пальцах. – Сотен шесть?

– Немного меньше – пара сотен брошенных детёнышей ещё у нас, и не все самки убежали, – ответил Домициан. От расстройства его глаза потемнели, и он выглядел подавленным.

– Повесь объявления на пищеблоках, – посоветовал Аэций. – Если крысам хватит мозгов не бежать в лес, они стянутся туда.

– Шестьсот крыс! – Иджес покачал головой. – Вот это подарок, жёваный крот! Я не хочу, чтобы ночью мне отгрызли палец!

Домициан бросил на него сердитый взгляд.

– Это безобидные животные, очень дружелюбные и общительные. Их можно брать в руки, и они не вырываются. Здесь, в городе, они не доживут и до октября. Вся работа – комете под хвост…

Он тяжело вздохнул.

– Говорю – повесь объявления, – Аэций хлопнул его по спине. – На пищеблоках – нормальные сарматы. Поймают твоих крыс и вернут тебе живыми и невредимыми. Даже накормят. Эй, Маккензи! Что стоишь, как примороженный?! У тебя в доступе есть принтер? Нужно распечатать несколько листов.

– Эй, парни! – в тон ему ответил Кенен, не двигаясь с места. – А как вы собираетесь сделать это незаметно для патрульных? И что скажет Арбогаст, узнав о ваших интересных опытах? С кем вы их согласовали? У вас есть разрешение на разведение крыс в клонарии? Или на излучатель на опаснейшем радиоактивном веществе – в том же клонарии? Парни, с какой из лун вы вечно валитесь?!

После каждой фразы Кенен косился через плечо – путь назад был свободен, но Аэций переглядывался с Астиагом, и Линкен со своей стороны медленно и плавно смещался навстречу учётчику, – его собирались взять в тиски.

– А вот и атомщик, – Лилит, присоединившаяся к сарматам, пока ремонтник плавал, повернулась к нему и дружелюбно кивнула. – Тут намечается забава – «поймай Маккензи». Участвуешь?

– Лиск говорит, что я медлительный, – отозвался Гедимин, разводя руками с нарочитой неуклюжестью. – Куда мне до Маккензи… Домициан, что с крысами?

Генетик уткнулся взглядом в жёлтую траву под ногами.

– Вскрыли клетки и бежали. Все, включая контроль. Не задержались даже погрызть мебель. Будто их всех кто-то вытряхнул прямо в сточные трубы.

Сармат мигнул.

– У вас там нет измельчителя и сольвентных фильтров?

Домициан скрипнул зубами.

– Вынули на день раньше. Плановая замена. Но как они поняли?!

– Я говорил – следи за крысами, – Гедимин сердито сощурился. – Что теперь?

Лилит хлопнула себя руками по бёдрам.

– Крысы? Белые крысы? Это вот такие пушистые зверьки? – она отмерила длину ладони. – Жалко опыта. Купи у Кенена новых, начни сначала. Пока мы тут болтаем, половина твоих крыс уже издохла.

Гедимин молча ждал ответа от Домициана. Медик разглядывал жёлтую растительность на берегу.

– Лилит права, – наконец сказал он. – До зимы ни одно животное не доживёт. Передай Иджесу, чтобы не волновался за свои пальцы. А если всё-таки увидит крысу в бараке, осторожно взял её и отнёс в клонарий. По возможности, живой.

– Я скажу Оллеру, чтобы оповестил всех сарматов «Новы», – пообещал Гедимин. – Как только закончатся гуляния. «Нова» далеко, но если крысы добегут туда, я их тебе верну.

– Эй, генетик! – крикнул Астиаг. – Иди, проверь объявление! Такой текст тебе нравится?

Трое сарматов уже поймали Кенена и, усадив его на платформу, что-то печатали на его смарте. Линкен придерживал хмурого учётчика за плечи.

– Маккензи сегодня не везёт, – хмыкнула Лилит, опускаясь на скрещенных ногах прямо на траву и расстёгивая комбинезон. – Спина затекла, атомщик. Можешь размять?

– Садись, – кивнул Гедимин, устраиваясь за её спиной.

Он потёр ладони друг о друга, но его пальцы всё равно были холоднее, чем кожа Лилит, – она ещё не купалась в осеннем озере и теперь от прикосновений ёжилась и шипела. На её лопатках остались светящиеся пятна – самка тоже зашла в градирню в неудачное время.

– Слышал с утра, что сказал Арбогаст? – спросила она через пару минут.

– Я ушёл к шести, – отозвался Гедимин. – Он сказал что-то новое?

– Странно, верно? – Лилит хихикнула. – Кенен потом даже ходил задумчивый… Арбогаст обещал, если всё будет тихо, с весны разрешить отселяться. Выделят участки к востоку от города и привезут типовые каркасы. Каждый сможет купить и поставить себе дом. Небольшие такие строения, на двух-трёх сарматов. Можно делать пристройки.

– А, – Гедимин вспомнил распечатки, с которыми ходил Кенен. – Маккензи будет рад.

Лилит откинула голову на его плечо и попыталась заглянуть ему в лицо.

– А ты, атомщик, отселился бы?

Сармат мигнул.

– У меня есть комната. Отопление отлажено. Пищу привозят. Душевая рядом. Куда отселяться? Я не сурок, чтобы жить в норе.

– Но и не муравей, чтобы жить в муравейнике, – Лилит недовольно сощурилась. – Там слишком много сарматов. Все ходят, каждый лезет в дверь.

– К тебе? – Гедимин недоверчиво хмыкнул и попытался вспомнить, когда в последний раз кто-то рисковал прикоснуться к двери Лилит. – Кто? Зайду к нему после салюта.

Самка ухмыльнулась.

– Пустяки, атомщик. Будут проблемы – я скажу. А я бы отселилась. Построила бы мастерскую, испытательные стенды… бассейн для подлодок…

Гедимин мигнул – ему вспомнилось синеватое свечение в тёмной воде, тесный тёплый лабиринт под свалкой и время, когда за эксперименты ни перед кем не надо было отчитываться. Перед глазами мелькнули ярусы экранированных лабораторных отсеков, уходящие в глубину, и туннели, ведущие к лесным полигонам, сольвентные скважины и тяжеловодные каскады.

– Запастись ирренцием и ставить опыты с пульсаторами, – почти беззвучно прошептал он. – Воспроизвести усть-илимский сверхпроводник. Доработать реактор…

– Ловишь на лету, атомщик, – Лилит легонько ткнула его кулаком в бок. Он отвлёкся и не заметил, когда она успела сесть ему на бедро и пристроить голову на его груди, но ему стало гораздо теплее, несмотря на холодный ветер с озера.

– Когда у тебя на голове не сидят, можно делать что угодно, – продолжила самка. – Я бы ушла и одна, но одиночек будут отпускать в последнюю очередь. Если я напишу, что отселяюсь, ты пойдёшь со мной?

– Да, – перед глазами Гедимина уже вставал, как наяву, цилиндр, наполненный зелёным свечением, превращённый в гигантскую магнитную катушку. – Мне нужна отдельная лаборатория. Ведомство очень мешает.

Лилит фыркнула, подалась в сторону, но сказать ничего не успела – сверху послышался смешок.

– Что я могу сказать, Лил? – Кенен, ухмыляясь от уха до уха, широко раскинул руки. – Наш губернатор Энцелада, как всегда, верен себе. А твоё упорство заслуживает лучшего применения. Вот, например, я…

– Свали на Седну, – отозвалась сарматка, поправляя и застёгивая комбинезон. – Гедимину лень, но я-то встану…

Ремонтник недоумённо мигнул, переводя взгляд с Лилит на Кенена и обратно. «Я опять нарушил какую-то традицию? Ничего не понимаю…»

…Небо над северной дорогой на секунду погасло, и Гедимин услышал грохот над озером – там тоже взлетали петарды, и низко нависшие облака то и дело вспыхивали зелёным и синевато-белесым. На севере на миг зажглась тройная звезда – и тут же взорвалась тремя снопами жёлтого огня, вычертив над лесом пылающий знак радиационной опасности. Сарматы, собравшиеся на крышах, встретили вспышку удивлёнными возгласами, и сам Гедимин невольно замигал и расплылся в нелепой ухмылке.

– Линкен постарался, – сказала ему на ухо Лилит. Она стояла рядом, время от времени – когда взрывалась особенно удачная петарда – тыкая сармата кулаком в бок.

– Хорошо получилось, – согласился Гедимин, незаметно потирая рёбра. Удачных торпед сегодня было много…

– Скоро мой реактор доработает, и не нужно будет над ним сидеть, – тихо сказал он. – Мы с Хольгером будем ставить опыты на полигоне Линкена. Всё равно, во сколько проводить их, – я перенесу их на вечер. По дороге на полигон я могу забрать тебя. Мы нашли странную штуку – тебе интересно будет посмотреть.

Лилит, обернувшись к нему, изумлённо мигнула.

– Атомщик зовёт кого-то на опыты?! Не иначе, завтра Солнце остынет!

Теперь мигнул Гедимин.

– Я не понимаю.

– Не бери в голову, – сарматка пристально посмотрела ему в глаза и, помедлив, кивнула. – Я иду с вами. Скажешь, когда соберётесь на полигон.

Сарматы уже расходились с крыши, когда Гедимина догнал Линкен. От него пахло гарью и оплавленной изоляцией, а глаза блестели, как ртуть.

– Неплохой день, – сказал он Гедимину. – Есть польза и от мартышечьих обычаев. Когда мы снова выйдем на свободу, у нас каждый год будет День атомщика. Даже там, где атомщиков нет. Там его будут называть по-другому, но все смогут собраться и запустить фейерверк. Без макак, их стрельбы и воплей. Нигде не прячась. Хоть на Меркурии, хоть на Седне. Когда-нибудь так и будет, атомщик. Вот увидишь.

– Люди тебе чем мешают? – только и смог спросить Гедимин. От горящего взгляда Линкена ему стало не по себе.

– Ты не жил на свободе, атомщик, – взрывник склонил голову. – Не ты в этом виноват. Ты быстро понял бы разницу. Иди спать. Завтра ранний подъём…

«Всё равно ничего не понял,» – думал Гедимин, растягиваясь на матрасе поверх одеяла. В бараке было тепло, даже без одежды, и заснул сармат не сразу – недостроенные чертежи гипотетического реактора вставали перед глазами и отвлекали от сна. «Сивертсенит и купрат таллия,» – думал он, проваливаясь в дремоту. «И омикрон-источник с переменной интенсивностью. У северян получилось. Попробуем повторить…»

29 сентября 39 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Гедимина разбудил не лязг экзоскелетов, не гулкие шаги в коридоре и не свет в глаза, – кто-то тихо перелистывал страницы, и этот шелест заставил сармата рывком подняться с матраса и, ещё не открыв глаз и не вполне понимая, где он, и что вокруг, протянуть руку к брошенному на ящик комбинезону. Кто-то крепко сжал его запястье; секунду спустя сармат стоял на ногах, растерянно мигая и щурясь на свет. Стальные «клешни» придерживали его за плечи.

– Гедимин Кет, физик-ядерщик, – сармат в лёгком экзоскелете с зеркальным щитком на месте лица держал в «руках» его ежедневник и разглядывал один из чертежей. – Это придётся оставить, как и всю одежду. Снимайте подштанники. На месте вам всё выдадут.