Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Аноним Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 116 (всего у книги 158 страниц)

– Ну? – Сешат уселась ему на грудь и выжидающе посмотрела в глаза.

– Heta, – прохрипел сармат. Боль в животе начала отпускать, и он вывернулся из-под поспешно отскочивших самок и сел.

– Хватит на сегодня? – спросила Мафдет, подбирая пригоршню снега и прикладывая к ушибленной скуле. Сешат, заметно прихрамывая, отошла в сторону и стянула сапог, чтобы рассмотреть пальцы на ноге. В полутьме Гедимин не увидел серьёзных повреждений – даже на себе, хотя грудина болела, и дышать было трудно. Он приложил к предполагаемому кровоподтёку снег.

– Хватит. Вас двоих для меня слишком много, – признал он. Тающий снег, затекающий под комбинезон, приятно охлаждал кожу и перегревшиеся мышцы, и сармат положил ещё немного за шиворот, для лучшего теплообмена.

Сёстры Хепри переглянулись и дружно хмыкнули.

– Тебе надо тренироваться больше, атомщик. Скорости тебе хватает. Ещё бы по сторонам смотрел…

Гедимин мигнул и на всякий случай огляделся по сторонам – ничего нового в лесу, присыпанном снегом, не появилось.

– Знаешь, почему мы с тобой справляемся? – спросила Мафдет. – Мы не просто нападаем с двух сторон. Мы взаимодействуем. Подаём друг другу знаки. Замечал?

Сешат хмыкнула.

– Гедимин ничего не замечает. Что заметишь, когда в голове одни реакторы?

Сармат недовольно сощурился и рывком поднялся на ноги, стряхивая с себя лишний снег и застёгивая комбинезон.

– Пора на базу, – он снял с дерева фонарь и прикрепил к руке.

– Это точно, – кивнула Мафдет. – А ты смотрел бы по сторонам, атомщик. Пригодится.

Он ещё успел искупаться в замерзающем озере до отбоя; лёд уже устоялся у берега, но чуть дальше от мелководья и ближе к насосной станции вода ещё была открыта, и можно было всплыть там и отдышаться. Холодное купание действовало как анестетик, но, похоже, не способствовало регенерации, – выбравшись на берег, Гедимин увидел, что кровоподтёк на груди разросся и потемнел, и ещё один проступил на правом боку. «А мне говорят, что исследовать ирренций – опасно,» – усмехнулся он про себя, переулками и окраинами выбираясь к бараку. «Не помню, чтобы ирренций оставлял мне синяки.»

В вестибюле не было никого из знакомых, кроме Оллера, и тот, посмотрев на Гедимина и его макушку, покрытую ледяной коркой, только хмыкнул и отошёл с дороги. Сармат зашёл в душевую, чтобы отогреться и вытереться досуха, и успел вернуться в комнату и снять сапоги, когда захлопали двери – сначала в коридоре, потом – над ухом.

– А, ты здесь, – в дверь заглядывал Линкен. – Который вечер тебя не видно.

– Ты что, искал? – вяло удивился Гедимин.

– Ты забросил тренировки, – сказал взрывник. – Так нельзя. Совсем размякнешь. Купания тут не помогут. Пойдёшь со мной завтра в лес? Там сейчас снег, удобно.

– Я тренируюсь, – отозвался Гедимин. – С сёстрами Хепри. Возьми в лес Константина.

Линкен настороженно сощурился.

– Сёстры Хепри? Самки? Это паршивые тренировки, атомщик. Они шустрые, да, но удар у них слабый, что у одной, что у другой. Тебе – как щекотка. Это баловство, а не тренировка.

Гедимин молча расстегнул комбинезон и показал свежие кровоподтёки – и один позавчерашний рубец, уже подживший, хорошее напоминание о том, на что может сгодиться сухая сосновая ветка. Линкен посмотрел, покачал головой и пробормотал себе под нос что-то по-сарматски.

– Две дуры! Они бы ещё заточки взяли, – он опустился на пол и потрогал шрам от ветки. – Если возьмут – гони в шею. Они так тебя покалечат. У вас хоть какие-то правила есть?

Гедимин внимательно посмотрел на него.

– Когда тебя волновали правила? Когда мы дрались трубами в топливном цехе?

– Не равняй, – сердито сощурился Линкен. – Я знаю, что делаю. И умею соизмерять силы. Ты тоже. А эти дурные самки…

– Зато они не стреляют мне в спину, – Гедимин поднялся на ноги и развернулся к двери. – И не одобряют тех, кто это делает. Иди к Константину, Лиск. Ты нашёл командира, а мне они не нужны.

Глава 53

10 ноября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Проверка на эа-мутацию! – Константин бросил на стол перед Гедимином кругляшок с номером. Сармат мигнул.

– С утра?

– Иди, там уже ждут, – махнул рукой северянин.

– Везёт! – вздохнул Иджес, получивший свой номерок – как и положено, на поздний вечер. – Тебе там не стоять со всей ремонтной сменой…

– Мне одно интересно в этих проверках – как Гедимин вообще их проходит? – Константин посмотрел на потолок и опустился в кресло перед телекомпом. – Никогда не поверю, что можно со здоровым неповреждённым мозгом трогать ирренций руками…

Сармат не стал дослушивать, что ещё скажет командир ему вслед. С медицинской проверкой следовало разделаться как можно быстрее, чтобы не провести всё утро в очереди, – на станции было много персонала, а проверяли всех в один день.

…Кровезаборник, пискнув, отлепился от руки Гедимина и упал в подставленную ладонь. Сармат бросил его в ячейку и направился к выходу.

– Стой! – крикнули ему вслед. Он не обратил на оклик внимания – здесь было много сарматов, и постоянно кто-то входил и выходил – но патрульный у двери встал на его пути и толкнул его в грудь.

– Оглох? Тебя звали!

Медик, до этого момента сидевший у телекомпа и не отрывавший взгляда от экрана, поднялся и жестом поманил к себе Гедимина.

– Что-то не так? – настороженно спросил сармат.

– Гедимин Кет – ты? – медик осмотрел его с ног до головы внимательным взглядом. – У тебя было что-то хроническое с грудной клеткой. А это повод для регулярных осмотров. Когда тебя в последний раз осматривали?

Сармат недовольно сощурился – он не рассчитывал, что у медиков такая хорошая память, и менее всего ему хотелось тут застрять.

– Тебе заняться нечем? – он кивнул на толпящихся в приёмном покое сарматов с кровезаборниками.

– Анализы – не моё дело, – отмахнулся медик. – Я по более сложным случаям. Раздевайся до пояса и рассказывай, что было со спиной. Ранение из станнера?..

«И что?» – Гедимин в недоумении потрогал бок, пожал плечами и потянулся за комбинезоном. Никаких изменений он не почувствовал – разве что слабое жжение под кожей после двух инъекций.

– Невралгии скверно лечатся, – проворчал медик, бросив пустые ампулы в утилизатор. – Ничего, кроме поддержки, дать не могу. Береги спину и… сказал бы – «нервы», но кто из сарматов знает, как это делается?! Походишь две недели на уколы, вреда от них не будет.

«Им всем заняться нечем?» – Гедимин, выбравшись из медчасти, недоумённо пожал плечами. «Я ничего не чувствую, он ничего не видит, но мне ходить к нему две недели на какие-то уколы… Медики!»

…До станции он подъехал на попутном глайдере – и, едва спустившись в лабораторию, понял, что тут уже и без него весело.

– Неподчинение приказу? – Константин, недобро щурясь, смотрел в упор на Иджеса и поглаживал рукоять станнера. Механик, ощерившись, выставил перед собой руку с генератором защитного поля на запястье. Рядом стоял, сложив руки на груди, угрюмый Хольгер. Линкен тихо сидел в дальнем углу и, не мигая, смотрел на сарматов. Из-за его плеча выглядывал Айрон. Лаборант Хольгера спрятался за спиной химика – Гедимин от двери видел только край рукава.

– Хоть стреляй, – угрюмо сказал Иджес. – Я к этой штуке не притронусь. Это работа Гедимина. Мы здесь при чём?!

– Я ни за что не возьмусь без Гедимина, – поддержал его Хольгер. – Он – специалист по радиоактивным материалам. А я не хочу испортить итог двухмесячной работы.

– Что здесь происходит? – спросил Гедимин, вклиниваясь между столом и Константином. Северянин вздрогнул и шагнул назад.

– Атомщик, ты вовремя, – криво усмехнулся Иджес. – Этот полоумный хочет, чтобы мы достали урановую сферу и выделили ирренций. А мы не хотим, чтобы тут всё повзрывалось.

– Ирренций не взрывается, – буркнул ремонтник, недобро щурясь на Константина. – Если ты убираешь отработанную сферу, её надо заменить новой. Её уже собрали?

Командир качнул головой.

– Я собирался поручить это тебе, – он на долю секунды ощерился. – Пока меня не начали называть полоумным. Объясни этим двоим, что сфера не взрывоопасна, и пусть они начинают выгрузку.

– Я к ирренцию не прикоснусь, – лицо Иджеса окаменело.

– Пока не готова новая сфера, никакой выгрузки не будет, – хмуро сказал Гедимин. – Нельзя терять рабочее излучение. Иджес, проверь разделитель. Он давно простаивает без работы, возможно, нужна отладка.

Иджес облегчённо вздохнул и пошёл в пустой сектор. Сейчас, когда прокатный стан увезли в Порт-Радий, а новый Гедимин ещё не собрал, там стоял только ирренциево-урановый разделитель, накрытый брезентовым чехлом и защитным полем поверх него. Гедимин повернулся к верстаку, разыскивая взглядом материал для работы.

– Уран привезли?

– Уран есть, – отозвался Константин, подозрительно щурясь на ремонтника. – Можешь приступать к работе. Не забывай о технике безопасности. Хольгер, подготовь реактивы. Как только сфера будет готова, вы с Гедимином приступите к выгрузке.

В полной тишине он вернулся к своему столу. Гедимин, собирающий конструкцию из защитных полей, подпорок и щупов, едва заметно усмехнулся, но оборачиваться не стал. Он работал молча, пока к нему не подошёл Хольгер.

– Я опасался, что он так и не согласится, – тихо сказал он. – Было такое впечатление, что он готов стрелять.

– Он странный, – буркнул ремонтник, не отводя взгляда от урановых пластин.

– Как ты думаешь, сколько ирренция мы выделим? По моим расчётам – чуть больше двух граммов, – сказал Хольгер. – Было бы интересно собрать омикрон-излучатель и поработать с разными веществами. Подопытных крыс у нас нет, но вот опыт с сивертсенитом… я бы повторил его. Это будет супергенератор, если удастся что-то сделать с наведённой радиацией.

– Нейтронные пушки экранируют довольно надёжно, – пожал плечами Гедимин. – Похожую конструкцию можно собрать и для ирренциевого элемента. Сколько ирренция ты возьмёшь себе? Мне нужно немного для сигма-сканера.

– Бери, сколько нужно, – поспешно сказал Хольгер. – Пятисот миллиграммов мне хватит.

– Я возьму столько же, – кивнул Гедимин. – Иджесу вообще не нужно. Линкен пока обойдётся. Значит, нам хватит на опыты и ещё немного останется на дальнейший синтез.

За его спиной тяжело вздохнули.

– Уже делите несинтезированный ирренций? Я не давал разрешений ни на какие опыты.

– Значит, мы обратимся напрямую ко Нгылеку, – отозвался Хольгер. – И посмотрим, что скажет он.

Гедимин мигнул. «Звучит разумно. Надеюсь, обойдётся без драк. Не люблю станнеры.»

11 ноября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Новая сфера из обеднённого урана опустилась до упора, и зелёные блики на защитном куполе погасли – уран поглотил омикрон-излучение. Гедимин вернул на место газоотводы и закрепил датчики. Излучение повредило им, но работать они продолжали, – должны были выдержать ещё два-три цикла синтеза. Можно было на прощание потрогать образец ирренция, но у двери стоял Константин и смотрел на ремонтника немигающим взглядом. Эксперименты пришлось отложить.

Вынув руку из управляющей перчатки манипулятора, Гедимин повернулся к белесой полусфере, лежащей на полу рядом с куполом. Хольгер уже упаковал облучённый уран и теперь ждал поодаль, у двери, когда ремонтник будет готов забрать материал. Гедимин поднял руку с растопыренными пальцами – только такие сигналы сейчас проходили через защитное поле, ни от рации, ни от устных приказов не было никакого толку – и осторожно подобрал полусферу. Она весила ненамного больше, чем новая урановая сфера, и разницу пришлось бы определять на точных весах, но Гедимину от волнения она казалась тяжёлой. Он поднял её на уровень груди и шагнул к двери. Константин и Хольгер расступились, створки ворот разошлись до упора. Впереди была открытая нараспашку дверь лаборатории и свободный путь до разделительной установки.

Последняя версия «разделителя» работала автономно, и весь процесс был закрыт от посторонних глаз кожухами, экранами и куполами защитного поля. Гедимину оставалось только опустить сферу, источенную излучением и готовую рассыпаться в руках, в измельчитель и кивнуть Айрону, чтобы тот опустил рычаг. Механизм загудел, перемалываемый в мелкую пыль уран затрещал. Гедимин поднял руки на уровень груди и, стараясь ни до чего не дотрагиваться, пошёл в душевую. Константин с дозиметром Конара направился за ним.

Дезактивация Гедимина продолжалась целый час, пока от раствора у сармата не порыжела кожа, а глаза не начало жечь от испарений. Константин долго ходил вокруг него с дозиметром, проводя им над самой кожей, и ремонтник стискивал зубы, чтобы не предложить засунуть прибор ещё и внутрь, – северянин мог воспользоваться советом. О том, что с ирренцием он работал в защитном поле, Гедимин уже не напоминал – двух напоминаний в начале дезактивации оказалось недостаточно, а третье он сам считал излишним.

– Хольгера не забудь помыть, – буркнул сармат, выбравшись из душевой. Слизистую – везде, где на неё попал раствор – неприятно жгло, тело ощущалось распаренным и опухшим.

– И сам помойся.

– Иди в лабораторию, – угрюмо отозвался Константин. – Комбинезон я ещё проверю.

Сармат мигнул – по всему выходило, что со станции ему придётся выбираться в одних подштанниках.

– Что с ураном? – спросил он у Хольгера, вернувшись в лабораторию. Сармат-химик стоял у разделительного агрегата и следил за бликами на защитном поле. Омикрон-излучение пронизывало кожух дробилки, не встречая препятствий, и на внешнем экране перемещались размытые зелёные пятна и полосы.

– В работе, – отозвался Хольгер. – Надо тщательно измельчить его. Ирренций там есть, это уже понятно.

Ни одна стадия не требовала вмешательства сарматов, весь процесс был отлажен и неоднократно проверен на кальциевых образцах, но Гедимину всё равно было не по себе, когда он подходил к «разделителю». Сегодня все сарматы, даже Иджес, хотя бы раз остановились у защитного поля, подсвеченного изнутри зеленью.

– А вот и ответ из Ведомства, – сказал Хольгер, в очередной раз замерший у «разделителя», когда рация в его кармане громко загудела. Константин оторвался от телекомпа и повернулся к нему.

– «Особым распоряжением губернатора Канадских территорий Оркуса Марци эксперименты с ирренцием (создание сигма-сканера и доработка «Ириды») разрешаются. Препятствовать работам, изымать необходимые материалы и лишать допуска к изучаемым образцам запрещено», – вслух прочитал Хольгер. – Тут значок высшей секретности. Предполагается, что мартышки не смогут это перехватить.

Гедимин посмотрел на Константина долгим внимательным взглядом и ухмыльнулся. Тот, сузив глаза, щёлкнул по дозиметру.

– Вам разрешили эти самоубийственные игры? Я думал о Масанге лучше. Губернатор Оркус просто не понимает, о чём речь, а вот этот умник из Ведомства… Ладно, я не буду спорить с командованием. Но за вашу безопасность по-прежнему отвечаю я. Не думайте, что я позволю вам брать ирренций голыми руками.

– Ты едва не смыл с меня кожу, – фыркнул Гедимин. – Это ты называешь безопасностью?

– Лучше остаться без кожи, чем без костного мозга, – отозвался Константин. – Не преувеличивай, сармат. У тебя даже ожогов не осталось.

– Кому-то ещё придётся положить лишний ирренций в куб, когда мы отделим свои доли, – громко заметил Хольгер. – То есть – не только снять сферу, но и открыть ёмкость с образцом. Я предлагаю сразу позвать медиков. Химический ожог – тоже опасность, и вполне реальная. Константин, ты слишком увлекаешься. Мы все такие, но меру знать надо.

Линкен согласно кивнул.

– Оно там не взорвётся? – спросил он, указав на гудящий агрегат. Измельчение урана продолжалось. Баллоны с углекислотой уже были подключены, но реакция не могла начаться, пока весь материал не пройдёт сквозь самый тонкий фильтр.

– Пока я здесь командир, Линкен, ничего не взорвётся, – пообещал Константин.

18 ноября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Выделенный образец лежал под двумя слоями защитного поля; на внутреннем дрожали зелёные блики. Светло-серый кубик спрессованного порошка было непросто разглядеть без увеличения, и выглядел он, к разочарованию Линкена, совершенно безобидным, но у Гедимина глаза вспыхивали золотым огнём, когда он смотрел на него.

– Два грамма семьсот пятьдесят девять миллиграммов, – определил Хольгер. – И ещё три микрограмма кислорода, если быть точным. Чистейшая окись ирренция, не более промилле примесей.

– Хорошо сделано, – Гедимин крепко сжал его руку. Химик усмехнулся.

– Благодари себя, атомщик. Твой механизм, твоя идея с урановой сферой.

– Это предложил Линкен, – качнул головой ремонтник.

Взрывник снова подошёл к защитному куполу, пощёлкал по нему пальцами, посмотрел на серый порошок и пожал плечами.

– И эта пыль может взорвать город? Когда оно внутри бомбы, в это проще поверить.

– Никто ещё не видел ирренциевой бомбы, – буркнул Хольгер. – Может, они чуть меньше кулака. Представь, выронишь такую из кармана…

Линкен ухмыльнулся.

– Надо разделить ирренций, – напомнил Гедимин. – Кто это сделает?

Сарматы переглянулись. Константин встал из-за стола и подошёл к защитному куполу.

– Кто бы это ни был, все остальные поднимутся на верхний ярус и накроются полем.

– Расстояние не поможет, – недовольно сощурился Гедимин. – Хватит запугивания. Это просто радиоактивный металл. Если никто не вызвался, работать буду я.

…«Повсюду сотни защитных полей,» – думал ремонтник, неотрывно глядя на большой полупрозрачный шар посреди лаборатории. До конца рабочего дня оставалось всего ничего, браться за серьёзную работу не имело смысла, – сармат отдыхал, ждал, когда прекратится жжение в глазах, а кожа приобретёт привычный белый цвет, и рассматривал образцы ирренция.

Их было практически не видно – Константин настоял, чтобы они «хранились правильно». Каждый образец поместили в запаянный свинцовый патрон, окружённый непрозрачным защитным полем, обновляющимся раз в час, и всё вместе убрали под купол. Занимались этим Хольгер и Константин; Гедимин увидел результат, вернувшись из хранилища.

– Если бы поле Сивертсена имело массу, защита наших образцов весила бы больше, чем они сами, – заметил вполголоса Хольгер, подойдя к Гедимину. Химик болезненно щурился – он тоже прошёл дезактивацию.

– Растворы кончились, – пробормотал Гедимин, посмотрев на покрасневшие глаза Хольгера. – Что теперь будем делать?

– Завезут новые, – усмехнулся химик. – Константин уже отправил заявку. Ну, как тебе наш ирренций?

Гедимин пожал плечами.

– Пока не знаю. Надо пробовать, – он кивнул на закрытый свинцовый контейнер под верстаком – туда после разделения веществ была ссыпана оставшаяся окись урана. – Закончу с этим – займусь ирренцием. Тебе нужна помощь с генератором?

– Справлюсь, – ответил Хольгер. – Разве что… Я покажу тебе утром мои наметки. Ты, как механик, оценишь их, и если будут нужны исправления…

За левым плечом Гедимина раздался тяжёлый вздох. Сармат не стал оборачиваться, только недовольно сощурился, – и так было понятно, что за спиной стоит Константин, и что он снова влезет в чужой разговор.

– Хольгер, тебе не приходило в голову проверить свои… наметки так, как это делают разумные существа, а не дикари? – спросил командир. – У нас целый информационный центр, а ты рассчитываешь на интуицию Гедимина.

– Гедимин не роняет турбины на сарматов, – криво усмехнулся Хольгер. – Его интуиции я доверяю больше.

19 ноября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Нагрев шёл медленно; Гедимин в очередной раз проверил температуру, сместил теплоэлементы и вернулся на своё место, оставив печь под присмотром Линкена. Скучающий взрывник измерял длину стола шагами и пересматривал на экране смарта видео с ядерного полигона, но отойти и заняться чем-нибудь полезным отказывался.

– Никаких взрывов, ясно? – в третий раз напомнил ему Константин, с тревогой наблюдающий за сарматами.

– А взрывом было бы проще и быстрее, – пробормотал Линкен, оглядываясь на печь.

В дальнем углу лаборатории был установлен непрозрачный купол защитного поля, и что происходило за ним, Гедимин не видел. Барьер не пропускал ничего – ни света, ни звука. Сармат подавил досадливый вздох.

– Не терпится взять в руки ирренций? – Иджес ткнул Гедимина кулаком в плечо. – Было бы куда спешить!

– Это единственное осмысленное занятие в этой лаборатории, – отозвался сармат. «Хольгер сегодня закончит свой прибор,» – думал он. «Я завтра только начну работу. Эти трое к ирренцию боятся подойти. М-да, очень научный центр. Куда уж научнее…»

Нагрев пошёл быстрее, но до требуемой температуры было ещё далеко. Гедимин вспомнил о еле слышном дребезжании в кармане, которое услышал полчаса назад; тогда он не смог взять смарт – руки были заняты урановой смесью – но теперь можно было и проверить почту. «Герберт?» – сармат посмотрел на экран и едва заметно усмехнулся. «Так и есть.»

…«Совершенно верное замечание, коллега, и мне нечего вам возразить. Нелепый страх перед ирренцием нагнетается и поддерживается искусственно – здесь, в лаборатории Лоуренса, это очевидно последнему кирпичу в старой стене. Да, работа с этим веществом требует осторожности – и двое погибших десантников и два взорвавшихся реактора могли бы это подтвердить, если бы обрели речь. Никто не спорит, что техника безопасности необходима. Но формы, которые она принимает… Я постараюсь переслать вам один очень полезный состав. Он смягчит действие химикатов на кожу и слизистую. Средство старое и уже подзабытое, но в связи с ужесточением мер безопасности мне пришлось опробовать его на одном из лаборантов. Конечно, его не купали в дезактивирующем растворе, но испарения от непромытой униформы серьёзно ему повредили. Средство по-прежнему работает; перешлю при первой же возможности.

Что же касается причин нагнетания… У меня неприятное чувство, что из ирренция сооружают новое «сверхоружие», орудие всеобщего запугивания. Это было бы более чем неприятно для всех нас – и, я полагаю, для вас тоже. Я не хотел бы, чтобы мои исследования использовали для создания очередной бомбы – этого добра в мире и так хватает. Свойства ирренция располагают к именно такому его использованию, – крайняя токсичность и радиотоксичность, сверхпроникающее излучение заражающего действия, влияние на нервную систему… Но я надеюсь, что разум восторжествует.

Теперь я перейду к более приятной теме – к исследованиям «тяжёлых драгоценностей», как коллега Рохас называет новооткрытые элементы. У них обнаружены металлические свойства; вы верно подметили их сходство с золотом и серебром – наши радиохимики это подтверждают. Коллега Кейзи добился разрешения на переработку ирренциевого кристалла и получил несколько миллиграммов новых металлов. Более тяжёлый уже получил условное название «констиум» – по химической инертности он похож даже не на золото, а на инертные газы. Более лёгкий, к смущению и радости коллеги, был назван «кейзиумом». Сомневаюсь, что это войдёт в официальные издания именно в таком виде, но названия, даже временные, сильно упрощают работу.»

Гедимин задумчиво кивнул. «Констий и кейзий,» – повторил он про себя. «Кейзий. Если бы Майкл был жив, могли бы назвать в его честь.»

– Sata! – крикнул Линкен, повернувшись к сармату. Тот бросил рацию в карман и поднялся на ноги. Температурные датчики печи показывали именно то, что он ожидал увидеть, – пора было браться за работу.

Гедимин развернулся к Иджесу и Хольгеру и жестом позвал их к себе. Четверо сарматов собрались у печи. Лаборанты сунулись было к ним, но их оттеснили. Гедимин повернул рукоятки пресса так, чтобы всем было удобно подойти к ним. «Давление должно быть достаточным,» – он ещё раз прикинул про себя необходимое усилие. «Получится. Раньше получалось.»

…Урановые пластины – остатки сферы «первого цикла» – остывали под вытяжкой, прикрытые защитным полем. Гедимин перебрался за стол Хольгера, чтобы следить за ними, и химик уступил ему место и принёс себе второе кресло.

– Значит, то, что они называют кеззи… кейзием, образуется при сигма-распаде, – Хольгер задумчиво рассматривал экран смарта – Гедимин позволил ему прочитать письмо Конара. – Выходит, что сигма-квант – нечто, поглощающее как минимум пять протонов и двенадцать нейтронов. Бор-семнадцать? Исключено, он засветился бы на всех снимках.

– На снимках ничего нет, – напомнил Гедимин. – Сам посмотри. Никаких продуктов распада. Ядро кейзия и красная вспышка. Больше ничего.

– Подождём, пока они пронаблюдают омикрон-распад, – сказал Хольгер. – Насколько я понял – редкое явление.

– Определённо, его можно подтолкнуть, – задумчиво сощурился Гедимин. – Им зря не разрешают экспериментировать.

– И всё-таки странно, что констий и кейзий настолько стабильны, – Хольгер недоверчиво покачал головой. – Всё время кажется, что где-то вкралась ошибка…

Он выключил смарт и протянул Гедимину. Позади недовольно фыркнул Линкен. Гедимин, удивлённо мигнув, повернулся к нему, – только сейчас он заметил, что взрывник стоит у стола.

– Констий и кейзий? Что это значит? – спросил Линкен. – У этих слов есть смысл?

– Не дочитал? – хмыкнул Гедимин. – Кейзий – по имени радиохимика. «Констий» означает постоянство и неизменность. Это древний язык, сейчас на нём не говорят.

– Мартышечьи названия! – Линкен поморщился и провёл пальцем по шраму на затылке. – Они всюду суют свои слова. Зачем ты их сюда притащил? У нас есть свой язык. Почему не дать свои названия?

Гедимин мигнул.

– Какой в этом смысл?

– Это новые металлы. Их обнаружили на днях. Ты сам мог их найти! – Линкен ударил кулаком по столу, и Хольгер вздрогнул и сердито сощурился. – Мы сами их изучаем. Какое тебе дело до чужих химиков и древних языков?! У нас есть свой. «Постоянство и неизменность»? Речь о том, что он не распадается? «Aperanu» – то, что разваливается на части. «Yi» peranu». Вот правильное название.

Гедимин внимательно посмотрел на взрывника. Тот широко усмехался, и его лицо совсем перекосилось, – рот съехал набок. Ремонтник быстро отвёл взгляд и покачал головой.

– У новых металлов есть правильные названия. Другие не нужны.

– Именно, – кивнул Хольгер. – Вот когда ты откроешь что-нибудь новое – называй его любым словом на любом языке.

– Тебе не нравится название? – растерянно мигнул Линкен. Смотрел он при этом на Гедимина, к Хольгеру повернулся боком.

– Я тебя вообще сюда не звал, – ремонтник сузил глаза. – Ты мешаешь. Иди… к Константину.

Линкен вздрогнул и растерянно замигал.

– Атомщик, это уже глупость. Мы с тобой не ссорились… так сильно. Помнишь, я не стрелял в тебя?

– Будет приказ – выстрелишь, – буркнул Гедимин. – Иди к своему командиру.

Линкен остался на месте, только глаза из белесых стали свинцово-серыми.

– Хольгер тоже признал Константина командиром, – тихо сказал он. – Но вы поладили.

– Очевидно, Хольгер искупил свою вину удачной диверсией, – фыркнул незаметно подошедший Константин. Шрамы от взорвавшегося фэнрила стали тонкими и побелели, но их ещё можно было заметить – поблескивающие полоски покрывали щёки и лоб сармата и кое-где шли внахлёст.

– Это был несчастный случай, – ровным голосом произнёс Хольгер.

– Да, что же ещё, – Константин провёл ладонью по щеке. – Фэнрил только и делает, что взрывается, когда его берут в руки. А провода – растворяются прямо внутри стен. Гедимин! Ты собираешься чинить то, что сломал? Звуковая сигнализация до сих пор не работает. Если до конца недели все разрезанные провода не будут приведены в исходный вид, я сообщу Нгылеку, и тебя исключат из проекта, как невменяемого.

Гедимин изумлённо мигнул.

– Я могу починить, – буркнул Иджес. – Атомщик, сиди, следи за ураном. Ещё взорвётся…

Ремонтник тяжело вздохнул и выразительно посмотрел на него – выдавать очередную получасовую лекцию о свойствах окиси урана у него не было ни сил, ни желания.

– Как угодно – мне нужен результат, – отмахнулся Константин. – Хольгер, теперь о твоих замыслах. Ты уже составил план работы с омикрон-облучателем?

«Облучатель?» – Гедимин насторожился. «Я ещё что-то пропустил?»

– Вот, – Хольгер раскрыл перед ним еженедельник. Несколько страниц были исписаны мелким почерком сверху донизу и расчерчены на заполненные и пустые столбцы. Гедимин увидел названия марок фрила. Они были собраны в группы по химическому составу.

– Хм, – Константин перевернул страницу, и Гедимин прочитал несколько названий из следующего столбца – там были природные материалы. – И где обоснование? По какому принципу ты отбирал именно эти вещества? Что ты хочешь увидеть, подвергнув их облучению?

Хольгер пожал плечами.

– Всегда можно что-нибудь увидеть.

Константин вздохнул.

– Вот из-за этого ты подверг себя и Гедимина риску смертельного облучения? «Увидеть что-нибудь»? Для этого был нужен образец опасного радиоактивного вещества?

– Ведомство разрешило опыты, – отозвался химик. – План у меня есть. А вот твоего я не видел. Может быть, это нам с Гедимином пора написать Нгылеку, что ты саботируешь исследования?

Сармат дёрнулся, как от удара током, и Гедимин удивлённо мигнул, – он ещё не видел, чтобы Константин так быстро менялся в лице.

– Теперь я понимаю, почему у нас никогда не было учёных, – пробормотал командир и, развернувшись, ушёл за свой стол. Гедимин и Хольгер переглянулись.

– У нас были учёные, – стиснул зубы Линкен. Константин коротко фыркнул и отвернулся.

Гедимин взял ежедневник и пролистал страницы плана.

– У тебя есть всё это? – слегка удивился он, перечитав названия веществ. – Все образцы?

– Небольшая часть, – покачал головой Хольгер. – Постараюсь получить недостающее. Я почти уверен, что люди что-то упустили. Должен существовать надёжный стабильный барьер для омикрона. Не уран и не плутоний. Что-то другое.

07 декабря 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– А, Джед, – Кенен, застигнутый врасплох у двери, быстро огляделся по сторонам в поисках путей отхода – но не нашёл их и широко улыбнулся, изображая дружелюбие. – Читал новости? Ассоциация старейших народов Атабаски выступает за разрушение Периметра – он мешает миграции диких животных и портит аборигенам охоту.

– А, – Гедимин попытался было вспомнить, о каких народах идёт речь, и где он слышал это название, но перехватил взгляд Кенена, устремлённый на дверь, и выкинул ненужные мысли из головы. – Где бериллий?

– Что? А, да, бериллий, – учётчик улыбнулся ещё шире и похлопал себя по карманам. – Я хотел зайти к тебе с вечера, но отвлёкся. Вот твой бериллий.

Твёрдый, прохладный на ощупь обломок был запаян в непрозрачный серый скирлин – криво, неплотно, либо в сильной спешке, либо кем-то, у кого не было ни упаковочной машины, ни достаточно прямых рук. Гедимин надорвал обёртку, заглянул внутрь и довольно усмехнулся.

– Сойдёт. Я что-нибудь должен?

– О-хо-хо… Джед, ты не отделаешься ремонтом миниглайда, – развёл руками Кенен. – И пригоршней значков тоже. Этот образец, считая затраты на пиво, обошёлся мне в пятнадцать койнов.