Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Аноним Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 127 (всего у книги 158 страниц)

– До выгрузки ещё неделя, – сказал он, садясь к верстаку, сгребая на ладонь горку разнородных деталей и бессмысленно глядя на них. Это было совсем не то, чем сармату хотелось заниматься, но ничего нового сегодня не приходило ему в голову. Плутониевая пластина ещё не прошла испытания, для получения нептуния в чистом виде не хватало мощностей, – что ещё можно сделать с ирренцием, чтобы ускорить его синтез, Гедимин пока не знал.

Иджес долго присматривался к нему, обшаривая взглядом верстак, но, не обнаружив ничего опасного, решился подойти и тронуть сармата за плечо.

– Чего сидишь?

– Пытаюсь думать, – Гедимин досадливо поморщился и провёл пальцем по виску. – Я не изобретатель. А Хольгер – не атомщик. Наверное, не стоило влезать в это пари.

– Хм, – Иджес сел на корточки рядом с ним, задумчиво сощурился и посмотрел на потолок. – У тебя уже получается много ирренция. Его просто мало у нас. Когда будет тонна, работа пойдёт быстрее.

– Не пойдёт, если не поднять выработку, – буркнул Гедимин. – А что может её поднять? Всё, что имело смысл, уже опробовано.

– Пробуй всё подряд, – посоветовал Иджес, поднимаясь с пола. – Может, его надо жечь, морозить или взрывать? И вот эти… лучи, которые ничто не останавливает, – ты пробовал что-то делать с ними?

Гедимин удивлённо посмотрел на него – обычно Иджес не проявлял такого интереса к его работе – и пожал плечами.

– Сигма-излучение? Оно, похоже, никак не действует на материальный мир. До сих пор не замечено никакого влияния на что бы то ни было. Хотя… возможно, надо попробовать.

Он поднялся на ноги и огляделся в поисках лаборанта. Айрон куда-то вышел, пока сармат сидел в задумчивости, – и, как обычно в таких случаях, не сказал, куда.

– Не видел, куда пошёл Айрон? – спросил он у Иджеса. Механик пожал плечами.

– В твою комнату, наверное. За хранилище он уже отчитывался.

Константин отвернулся от телекомпа и внимательно посмотрел на Гедимина.

– Что ты собрался делать?

– Работать, – буркнул сармат, недовольно щурясь. Можно было бы поделиться планами и сомнениями – но по опыту прошлых месяцев Гедимин знал, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– С ирренцием? – недобро сощурился командир. – Валите в свою лабораторию. Тебе что, отвели мало места?

Гедимин хотел ответить резко и уже открыл рот, когда почувствовал, как воздух на долю секунды стал упругим, а пол под ногами качнулся. Ударная волна прокатилась по стенам, отдаваясь в костях; сильный взрыв произошёл совсем рядом.

– Это ещё что?! – вскинулся Константин. Все сарматы уже были на ногах.

«Хранилище?!» – Гедимин, ещё не успев ни о чём подумать, уже стоял в дверях лаборатории и заворачивался в кокон защитного поля. Ворота хранилища были плотно закрыты, сигнальные светодиоды – погашены; красный огонь сверкал только над дверью новой лаборатории.

– Гремучая смесь, – прошелестел за его спиной Хольгер.

– Hasu… – обречённо выдохнул Гедимин, но этого уже никто не слышал – защитное поле окончательно сомкнулось и поглотило звуки.

У ворот лаборатории он оказался первым; их заблокировало изнутри, но Гедимина это задержало не более чем на секунду. Он шагнул внутрь и оказался по щиколотку в воде, защитное поле задрожало, – электролизный каскад был полностью разрушен, но часть электродов ещё осталась в жидкости, и к ним добавились оборванные кабели. С плутониевой установки сдуло часть защитных полей; нижний, страховочный, слой уцелел, нейтронные пушки не торчали наружу, но часть облучаемого материала обнажилась. Гедимин метнулся к щитку и надавил ладонью на аварийные переключатели; с опозданием, но они сработали, и поле перестало рябить. Сармат набросил на плутониевую установку защитный купол – стационарный генератор не должен был пострадать, но, видимо, выгорел блок управления, и экраны не формировались даже после сигнала с щитка.

В дверь кто-то бился; Гедимин оглянулся на неё, удивившись, что слышит стук, и обнаружил, что его собственный защитный кокон растворился. «Но что…» – он не успел додумать мысль, развернувшись к дальней стене раньше, чем смог подобрать слова. Взрыв разрушил не только экраны над плутониевой установкой, – «зелёная мишень» тоже открылась, и теперь излучатель вместе с ирренциевым диском лежали в воде и светились из-под неё холодным зеленоватым сиянием. Гедимин швырнул в них пузырь защитного поля. Свет стал ярче, – всё излучение, не находя выхода из шара, зажгло его изнутри зелёным огнём. Сармат набросил поверх него ещё один купол и поднёс к воде дозиметр. Фон быстро снижался, – видимо, жидкость и поверхности не успели стать радиоактивными.

– Айрон! – крикнул Гедимин, запоздало вспомнив о лаборанте. «Мог бы – давно бы ответил,» – от этой мысли ему вдруг стало холодно. Он перевёл взгляд вбок от остатков «зелёной мишени» и увидел неподвижное тело в белом комбинезоне. Айрон сидел у стены, безвольно свесив в воду руки и откинув голову назад; он зацепился поясом за выступ над полом и только поэтому не сполз в лужу окончательно. Гедимин шагнул к нему, поднял на руки, поддерживая голову ладонью, – сармат не отреагировал никак. Его глаза оставались открытыми, зрачки странно расширились и так и не сузились, когда Гедимин повернул его к источнику света. «Без сознания. Надо звать медиков,» – сармат, не оглядываясь, пошёл к двери. Снаружи уже не стучали, и блокировка не была снята; Гедимин снял её сам, мимоходом отметив, что уровень воды в комнате быстро спадает, – переключатели открыли аварийный слив.

Сарматы ждали его за дверью. Едва он вышел, Хольгер запечатал ворота защитным полем. Константин и Линкен стояли рядом и молча смотрели на сармата. Иджес и двое лаборантов замерли в дальнем конце коридора, за экраном защитного поля. Гедимин посмотрел на них и криво усмехнулся.

– Нужен медик, – сказал он, осторожно опуская неподвижного филка на пол. – Айрон ранен.

Он по-прежнему придерживал голову лаборанта ладонью; слегка повернув её, он заглянул филку в глаза. Тот так и смотрел в одну точку, и зрачки не сужались даже от ярких красных вспышек аварийного сигнала.

– Айрон, – окликнул его сармат; не увидев никакой реакции, он резко развернулся к «научникам». Они всё ещё стояли в коридоре, молча смотрели на него, и никто не прикоснулся к смарту.

– Что застряли?! – рявкнул Гедимин. – Здесь нужен медик!

– Уже не нужен, – ровным голосом ответил ему Константин. – Все назад!

Хольгер и Линкен попятились, выставляя перед собой защитные экраны. Гедимин изумлённо мигнул, высвободил руку и хотел подняться на ноги и выяснить, что командир имеет в виду, но посмотрел на ладонь – и остался на месте. Она была густо вымазана кровью, вязкие потёки свисали с пальцев, и по комбинезону протянулись тёмно-красные, почти чёрные полосы. Размытое, побледневшее кровавое пятно расползалось от головы Айрона, – кровь уже не вытекала, только подкрашивала натёкшую с волос и воротника воду. Гедимин повернул филка набок и глухо застонал – весь затылок лаборанта, от основания черепа и почти до макушки, превратился в чёрно-красное месиво с торчащими розоватыми осколками. Кость была раздроблена, не выдержали и шейные позвонки, – Айрон был мёртв с той секунды, когда взрыв отбросил его к стене.

Ремонтник упал на колени и почти уткнулся лицом в похолодевшую щёку Айрона, – его трясло, и ноги, и руки дрожали так, что не могли служить опорой. «Гремучая смесь,» – мелькнуло в голове. «Грёбаная гремучая смесь! Ему нельзя было тут оставаться…» Он крепко зажмурился – глаза нестерпимо жгло, кровь оглушительно стучала в ушах, – казалось, от этого сотрясается всё тело.

– Медкоманду в научный центр! – как сквозь туман, донеслось до Гедимина из коридора. – Лучевые ожоги, подозрение на эа-мутацию! Код «FAUW»!

Через несколько секунд – так показалось сармату; сейчас ему было не до измерения времени, – Гедимина схватили за руки и оттащили от трупа. Он рванулся, швырнул кого-то в стену, вывернул кому-то локоть, на долю секунды удивившись странному жёсткому покрову поверх кожи… секундной заминки хватило – ему в спину ударил заряд станнера, и сармат растянулся на полу. В следующее мгновение перед глазами расплылось красное кольцо, сменившееся непроницаемой чернотой, и несколько часов Гедимин не беспокоился уже ни о чём.

02 марта 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

В закрытой наглухо камере карантинного барака зажёгся свет, что-то зашуршало и захлюпало в дверях, из приоткрывшегося оконца выпал запечатанный контейнер и шмякнулся на пол. Гедимин лежал у стены, не двигаясь, прижимаясь грудью к холодному покрытию; шевелиться не хотелось, но свет неприятно жёг и без того больные глаза. Кое-как он поднялся, прикрываясь от тревожащих лучей ладонью, подошёл к контейнеру и долго смотрел на него. Ни есть, ни пить не хотелось. Глаза жгло, носоглотку саднило при каждом вдохе, всё тело странно горело и чесалось, особенно – кровоточащая ранка на левой руке, след от инъекции блокатора, но сильнее всего была боль в груди – казалось, рёбра вот-вот лопнут, не выдержав давления невидимых обручей. Сармат попытался глубоко вдохнуть и мучительно закашлялся. За дверью что-то брякнуло.

– Пей, полегчает, – буркнул в приоткрытое оконце сармат-медик. Гедимин видел его силуэт сквозь толстое полупрозрачное стекло. Судя по очертаниям – и по обрывкам вчерашней стычки, всплывшим в памяти – медик был одет в пехотную броню, такую же, какую выдали патрульным. Что-то странное было в форме головы – возможно, выданные медикам шлемы были другого образца.

«Айрон мёртв,» – напомнил себе Гедимин, поднимая контейнер и неловкими пальцами отрывая крышку. «Умер мгновенно. Тяжеловодный каскад разрушен. Кажется, цел генератор плутония. А я…»

Опустошив контейнер, он бросил упаковку в дальний угол. В голове немного прояснилось, и можно было оценить собственное состояние. Глаза по-прежнему горели и слезились – кажется, слизистая серьёзно пострадала. Досталось не только ей – по рукам Гедимина, от пальцев до плечевых суставов, по груди, по ступням и щиколоткам протянулись неровные ряды красноватых пятен. Сармат потрогал пальцем одно из них – жжение усилилось. «Омикрон-ожоги,» – Гедимин вспомнил всё, что ему было известно о действии омикрон-излучения на живые организмы; страха не было – лишь вялое любопытство. «Никто не испытывал эти лучи на сарматах. Придётся пронаблюдать всё на себе. Непредвиденный эксперимент…»

– Ещё воды? – спросил из-за двери медик. Кажется, он был единственным живым существом в карантинном корпусе, – ни стонов, ни движений из-за стен Гедимин не слышал.

– Нет, – из-за обожжённой слизистой голос прозвучал хрипло. – Я здесь один? Были ещё пострадавшие?

– С подозрением на эа-мутацию – только ты, – ответил медик. – По состоянию на вчера ты не мутант. А сегодня – проверим. Давай правую руку.

Кровезаборник не причинил сармату боли – в отличие от очередной инъекции блокатора. Стиснув зубы и прижав проколотое предплечье к груди, Гедимин отошёл к стене. Вчерашний день вспоминался урывками.

– Я напал на медиков? – неуверенно спросил он, повернувшись к двери. В коридоре хмыкнули.

– Не переживай об этом. От подозреваемых в эа-мутации никто не ждёт здравомыслия. Поэтому нам выдали броню.

Следующую инъекцию должны были сделать на ночь, после вечернего приёма пищи; у Гедимина было много времени на отдых – попытки заснуть, пристальное изучение лучевых ожогов, разглядывание стен. Можно было бы подумать о дальнейших опытах, если бы любая мысль о них не вызывала резкий спазм в груди. В очередной раз восстановив дыхание, сармат перешёл на размышления о десантниках – первых, кто погиб от омикрон-излучения. «Блокатор подавляет регенерацию. Она приближается к человеческой. Если так – через два-три дня наступит смерть. Интересно, эа-мутация начнётся раньше или позже…»

Его мысли прервал звук шагов за дверью. По коридору шли четверо, один из них – в броне, трое – в шуршащих бахилах.

– Эй, атомщик, – раздалось из коридора, и оконце в двери приоткрылось. – Не спишь?

Гедимин вздрогнул и резко поднялся на ноги. Все потревоженные ожоги заныли разом, но сармат только досадливо сощурился.

– Линкен? Ты цел? Не облучился? – спросил он. Из-за двери донеслись нервные смешки.

– Похоже, твои мозги пока в порядке, – сделал вывод Линкен. – И выглядишь ты нормально. Как сармат, а не как куча слизи. Медики обещали починить тебя. Если получится, выпустят через пару недель.

– Хорошо, – ровным голосом ответил Гедимин, ещё раз вспомнив погибших космолётчиков. «Есть ли у меня эти две недели…»

– Дай я поговорю с ним, – вполголоса сказал Хольгер, оттесняя Линкена от оконца. – Гедимин, тебе там нужно что-нибудь?

– Всё, что нужно, мы ему даём, – проворчал медик.

– Что в лаборатории? – спросил Гедимин, отгоняя лишние мысли. – Там было ирренциевое заражение…

– Мы поняли, – отозвался Хольгер. – Тело Айрона тоже было заражено. Часть ожогов ты получил, пока его нёс… Не беспокойся, комнату залили меей от пола до потолка. Сейчас я выделяю ирренций из остатков твоей установки. Наверное, из меи тоже попробую выделить. Ирренций лишним не будет. Твой каскад разрушен. Иджес порывается восстановить его, но на этой неделе я его не пущу. Пока это опасно.

– Не трогайте обломки, – сказал Гедимин. – Иджес, ты слышишь? Я ими займусь, когда выйду. Что с плутонием?

– Нарабатывается, – Хольгер за дверью едва заметно шевельнул плечами. – С утра я проверял его сканером. Этот агрегат не пострадал. Ирренцием его тоже не забрызгало.

– Тело Айрона, – при произнесении этого имени боль в груди усилилась, и Гедимин едва удержал стон. – Оно заражено… Где оно сейчас?

– «Вестингауз» взял на себя погребение, – ответил Хольгер. – Его сожгли в шахте и залили бористым рилкаром. Не уверен, что в случае с ирренцием это поможет, но… Шахта далеко в лесу, предупреждающий знак очень яркий.

– А все твои вещи лежат в мее, – сказал Иджес, выглянув из-за плеча химика. – Наверное, покрасятся. А пятна у тебя на руке – тоже от меи?

На него зашипели с трёх сторон.

– Это ожоги, – ответил Гедимин. – Доза омикрон-излучения. В Лос-Аламосе считают, что оно однозначно смертельно. Хольгер, у тебя был адрес Герберта…

– Да, и твоя рация скоро будет у нас, – подтвердил химик. – Ты хочешь что-то спросить у него?

– Не сейчас, – качнул головой сармат. – Если я здесь умру, напиши ему об этом. Кто-то должен сообщить. Чтобы не думал, что я отказался от пари… из трусости или ещё почему-либо.

– Псих, – свистящим шёпотом произнёс Линкен и тут же помянул «макак» – кто-то заехал ему локтем в бок.

– Если ты умрёшь, пари примем на себя мы с Константином, – сказал Хольгер. – Тут затронута гордость всех сарматов, и Ведомство не даст нам так просто отступить. Но ты постарайся выжить. Принести тебе бумаги для записей?

Медик фыркнул.

– Да отстаньте от него! У него скоро кожа слезет. Какие, в ледяной астероид, записи?!

– Может, позже, – ответил Гедимин, покосившись на красные пятна на коже. Шелушиться они ещё не начали, и белые пузырьки из-под них не прорезались, – но впереди было минимум три дня…

– Следи за моими установками, – сказал он. – Плутоний в конце месяца надо будет переработать.

– Ты выйдешь раньше, – отозвался Хольгер. – Но если что – справлюсь и я. Можешь спокойно лечиться. Мы тут решили – если ты вдруг не выживешь… тогда мы назовём наш центр твоим именем.

Гедимин смущённо хмыкнул. Снаружи громко и ехидно хмыкнул медик.

– А при жизни – не заработал? – спросил он. – Ладно, хватит отнимать силы у полумутанта. Ему и без вас плохо. Идите работать!

Когда с гулом закрылся тяжёлый люк, и шаги окончательно затихли, сармат сел на пол и посмотрел на пустой потолок. «Мы с Константином,» – повторил он про себя. «Он сказал – «мы с Константином». Наверное, Ведомство всерьёз надавило, что наш командир взялся за такое дело. Ведь всё запорет со своей техникой безопасности…»

Глава 60

15 марта 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Всё ещё не мутант, – в голосе медика Гедимину послышалось разочарование пополам с изумлением. – И определённо не труп. Внутренние органы в порядке, функции мозга… ну, здесь приходится верить аппаратуре, кожные и слизистые покровы восстановились, сетчатка тоже. Выходи и одевайся. Не знаю, какой дрянью ты облучился, но, видимо, ты из тех крыс с иммунитетом.

Гедимин усмехнулся. Пока ещё усмешка получалась кривой. Что он не умрёт, сармат сам поверил не так давно – когда ему перестали вводить блокатор, и на второй день ожоги из красных стали оранжевыми, а потом посерели и впечатались в кожу размытыми тёмными пятнами. Сармат мельком видел себя в зеркале – его кожа стала светло-серой, кое-где появились новые рубцы, особенно много их было на руках. Примерно в тот же день перестало жечь носоглотку и глаза – регенерация справилась с повреждениями; анализы крови подтвердили, что костный мозг пережил облучение без потерь, а эа-формирование так и не началось. «Как там говорят на Севере? Дуракам везёт?» – едва заметно усмехнулся он, надевая новый комбинезон – белый, как положено спецформе рабочего «Полярной Звезды». Сармат отметил про себя, что соскучился по станции, и что ему будет приятно снова взглянуть на градирни и здание основного корпуса – и даже, возможно, потрогать реакторы, пока никто не видит. Боль в груди ослабла, но окончательно не ушла – пока её вытеснило изумление от собственной живучести и удачливости сармата. «Крыса с иммунитетом?» – он посмотрел на новые ожоги. «Надеюсь, Штибер не приедет сюда, чтобы вскрыть меня.»

…До станции пришлось добираться пешком – подвезли его только до завода «Локхида», весь транспорт «Полярной Звезды» давно вернулся на базу, – утренняя смена уже полчаса как началась. Ни реакторы, ни градирни, ни «научный ангар» за время отсутствия сармата не изменились, как и коды на воротах. Тихо, не поднимая шума, Гедимин спустился на нижний ярус, ненадолго замер в нерешительности между дверями лаборатории и хранилища – и пошёл направо.

Три урановые сферы – новые, замененные две недели назад – выглядели так, как и полагалось на таком сроке, видимых признаков газового или лучевого разрушения сармат не обнаружил. Спокойно лежал и плутониевый брусок – сложная форма позволяла выводить лишний газ, не разрывая сам металл. Сармат подошёл к кольцевому облучателю и посмотрел на образцы. Судя по их внешнему виду и свечению защитного поля, некоторые из них почти полностью превратились в ирренций; лёгкие неметаллы по-прежнему не были затронуты заражением, и тяжёлые трансформировались крайне медленно. Гедимин хотел достать для изучения образец йода, уже привёл в действие манипулятор, но вспомнил, что у него нет с собой сигма-сканера. Он оглянулся к двери, открыл рот – и тут же закрыл его и крепко стиснул зубы. Резким движением вернув манипулятор на место, он отвернулся от облучателя и вышел из хранилища.

В лаборатории было тихо; Константин, как обычно, рассчитывал что-то на экране телекомпа, Хольгер ушёл в огороженную часть помещения, туда, где облучался сольвент – сырьё для производства меи, Линкена не было. Иджес, увидев Гедимина, молча подошёл и обнял его.

– Как ожоги? Не болят? – спросил он, когда сармат выпустил его.

– Всё зажило, – Гедимин показал свежие серые рубцы и расходящиеся от них по коже сероватые пятна. Иджес присвистнул.

– Так после этого выживают?! Етижи-пассатижи…

Инструменты Гедимина лежали на верстаке, под защитным полем; они уже не фонили, только фриловые – и отчасти металлические – части приобрели странный красноватый цвет. Сармат опробовал их на ненужных деталях, понял, что ремонтная перчатка нуждается в починке – мея затекла внутрь и успела что-то облепить или разъесть – и, надев респиратор и маску, сел к верстаку. Было не очень удобно – работать без ремонтной перчатки он немного отвык – но в запасе было несколько отвёрток и зажимов и даже автономный лучевой резак. Гедимин вскрыл корпус механизма, чтобы заглянуть внутрь, но от неосторожного движения огрубевших за две недели пальцев одно из креплений отлетело слишком далеко и скатилось по столешнице на пол. Сармат, не оборачиваясь, протянул руку, хотел что-то сказать – но осёкся, судорожно вздохнул и нагнулся за оброненной деталью.

– Атомщик, сиди, я уже поднял, – тихим испуганным голосом проговорил Иджес, отдавая ремонтнику отломанное крепление. – Может, тебе помочь? Что-то с рукой?

– Отвык от работы, – буркнул Гедимин, досадливо щурясь. Само по себе происшествие не стоило и секунды, потраченной на мысли о нём, но эта ерунда выбила сармата из колеи. Он с трудом заставил себя вернуться к разобранной перчатке. «Соберись. Это просто. Здесь грязь. Надо почистить. А здесь – заменить гайку…» – думать приходилось над каждым движением, и пальцы на неловкой руке казались чужими, недавно пересаженными и очень плохо приросшими.

Собрав механизм обратно, Гедимин снова опробовал его, без особой радости посмотрел на разрезанный пополам металлический штырь, скрепил его половины сваркой и, отстегнув перчатку, облокотился на верстак и уставился в стену. В голове вяло крутились мысли о сигма-излучателе, разрушенном тяжеловодном каскаде, непроверенной почте и задуманных, но так и не начерченных схемах реактора. Через несколько минут сармат заставил себя встать, подобрал перчатку и пошёл в новую лабораторию.

За две недели на входе в неё появилась дозиметрическая рамка. Гедимин без удивления покосился на неё, поправил криво закреплённую планку, подумал, не блокировать ли двери, но махнул рукой и просто прошёл мимо. Из-под ног выскочил робот-уборщик и быстро влез на стену. Сармат проводил его взглядом и заметил красные потёки на полу, – мея успела въесться, и отмыть её до сих пор не удалось. Самые яркие пятна были там, где две недели назад лежали обломки «мишени» и тело Айрона. Гедимину на долю секунды показалось, что там кровь, – но это был просто обман зрения. Всю органику давно смыли.

Плутониевая установка работала исправно; судя по показаниям дозиметров, плутоний накапливался. Экран из тяжёлой воды, как и следовало ожидать, стал за две недели тоньше; Гедимин добавил немного из запасного баллона и не успел мигнуть, как запасы иссякли. «Верно. Большая часть вытекла,» – вспомнил он и, досадливо щурясь, посмотрел на сваленные в угол обломки электролизных ванн. Каскад нужно было собирать по частям – все ёмкости, трубы, фильтры, кабеля… целых деталей осталось очень мало – защитное поле отразило энергию взрыва внутрь, прежде чем испариться. Гедимин достал ежедневник, открыл на странице с чертежом каскада, посмотрел на него, потом перевёл взгляд на обломки и покачал головой. «Проще заново построить, чем это восстанавливать…»

Кто-то тронул его за плечо. Развернувшись, он увидел Константина и вздрогнул. «Ещё и этот…» – он стиснул зубы и подался назад.

– Осторожно, установка, – ровным голосом предупредил командир. – Слишком большие разрушения… Не имеет смысла всё это восстанавливать. На твоём месте я вообще бросил бы эту нелепую тяжеловодную схему. От неё больше проблем, чем пользы.

Гедимин втянул воздух сквозь зубы и приготовился резко ответить, но Константин ещё не договорил.

– Почему ты не применишь графитовую схему Канска?

Ремонтник изумлённо мигнул, пристально посмотрел северянину в глаза, – тот не шутил и всерьёз ждал ответа. Гедимин мигнул ещё раз.

– В тяжеловодной выход больше, – ответил он, решив оставить фырканье и грубости на потом. – Я знаю схему Канска. Она громоздка и малоэффективна.

– Откуда ты её знаешь? – спросил Константин. Гедимин вскинулся, ожидая подвоха, но вопрос был задан спокойно, без издёвки.

– В Лос-Аламосе показали, – ответил он. – Я учился там, если помнишь.

Константин хмыкнул.

– Понятно. В Атлантисе не всё знают. И тем более – не всему учат. Тебе показывали базовую схему полуторавековой давности. С современной она не имеет почти ничего общего. Только графит и уран не изменились. Ты думаешь, вот это… – он кивнул на плутониевую установку. – Это – базовая тяжеловодная схема? На базовой ты и грамма не наработал бы. Так вот графитовая изменилась не меньше.

Гедимин заинтересованно сощурился. Ему было не по себе – Константин сегодня вёл себя странно – но любопытство пересилило опасения.

– И где мне искать эту… усовершенствованную схему? Свои технологии северяне в сеть не выкладывают, – криво усмехнулся он.

Константин внимательно посмотрел на него и странно шевельнул углом рта.

– Я покажу. Проблема только в графите нужного качества. Не думаю, что «Вестингауз» с нами поделится.

– Я умею делать графит, – сказал Гедимин. – Нужно время, некоторые материалы и много органики. Я уже делал графит для реактора. К урану потом были претензии, к графиту – нет.

Константин едва заметно усмехнулся.

– Я помню. Изучал материалы дела. Вы тогда едва не провернули грандиозный проект. Чья помощь нужна, чтобы получить графит?

– Свяжись с Ведомством, – ответил Гедимин, задумавшись на секунду. – Нужно очень много органики. Лучше всего – антрацит. Бурый уголь – хуже, но можно очистить. Если нет – битум… сгодятся даже опилки, но возни будет много. Нужен углерод. Чем больше, тем лучше. Я прикину, что ещё потребуется.

– А я пока вспомню схему, – сказал Константин. – Лично не пользовался, но видел вблизи. Органику постараюсь добыть. Что насчёт помощников? Я могу отдать тебе своего лаборанта, и в городе есть желающие пойти к тебе. Если надо, завтра приведу хоть десяток. Филки, но толковые.

Гедимин болезненно поморщился – невидимый обруч снова надавил на грудь.

– Нет. Не тащи сюда никого. Одного трупа достаточно.

Константин протянул руку к его плечу, но сармат стоял слишком далеко, и рука, не дотянувшись, опустилась.

– Ты ни при чём. Перестань себя травить. От этого пользы не будет.

…Чертежи получались медленно, с трудом, – но безкислородная графитовая печь была всё же проще устроена, чем гипотетический ирренциевый реактор, и через пару часов Гедимин посмотрел на готовые наброски почти без отвращения. До обеда оставалось ещё немного времени – как раз набросать список материалов и ещё раз обсудить предстоящую работу с Хольгером. Химик выглядел удивлённым – и долго мигал, когда услышал о совместных разработках Гедимина и Константина – но несколько советов дал. После этого список материалов пополнился ещё несколькими позициями, и ремонтник отдал его командиру и сел к пустому верстаку – ждать обеда и читать почту.

Первым, что он увидел, было последнее письмо от Герберта Конара, – оно пришло позавчера. «Я не знаю, чего сейчас во мне больше, – радости или изумления,» – прочитал Гедимин и растерянно мигнул. «Я очень хорошо знаю, что именно могло произойти с нашим коллегой. Он изумительно легко отделался, и я не могу дождаться, когда он сам об этом напишет. Боюсь даже сообщать об этом радиобиологам, – меньше всего я хочу, чтобы Гедимин стал материалом для их опытов, а некоторые исследователи склонны чрезмерно увлекаться…»

Ремонтник весело хмыкнул – учёный из Лос-Аламоса повторял его мысли почти дословно. «Он рад, что я выжил,» – Гедимин повторил это несколько раз и недоверчиво покачал головой. «Он беспокоился обо мне. Так же, как Хольгер или Иджес. А ведь никогда меня не видел…»

«Я снова выжил,» – написал он, открыв форму ответа. «Надеюсь больше так не вляпываться. Эти ожоги ещё болезненнее тех, что я получил раньше, и долго не заживают. Но, кажется, я крыса с иммунитетом. Не говорите обо мне Штиберу. Лучше расскажите о красном свечении. Кто-нибудь ставил под него зелёные мишени? Что получилось?»

20 марта 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Запахи окалины, флюса и припоя расползались по лаборатории и, несмотря на мощную вытяжку, просачивались даже в коридор, – Хольгер, заглянувший через порог, тут же раскашлялся и поправил респиратор.

– Осторожнее там! – крикнул он Гедимину. Тот, не обернувшись, отвёл в сторону одну руку и жестом показал: «Всё под контролем».

Работа над графитовой печью продвигалась стремительно; сармат получил необходимые материалы вчера, сегодня с утра дополнил их деталями, найденными в ящике у магазина Грегори, – оставалось только собрать конструкцию воедино. Изящной и красивой она не была, но за жаропрочность и устойчивость Гедимин мог поручиться. Её поставили в совершенно пустом помещении через стенку от хранилища, – больше сармат не рисковал ставить химические агрегаты рядом с ядерными.

Из коридора, пробиваясь сквозь две пары массивных дверных створок, доносился частый грохот – работала шаровая мельница, наскоро собранная Гедимином из того, что не пошло на графитовую печь, и откуда-то добытых Кененом окатанных кусков гранита. «Не самый лучший материал,» – сказал Гедимин учётчику, получив тяжёлый пакет с камнями. «Прочнее природа не придумала,» – ответил ему Кенен. Сармат очень надеялся, что сырьё в итоге не будет смешано с осколками мельничных шаров. Сейчас за механизмом присматривал Линкен, и при малейшей проблеме он должен был подать сигнал. До сих пор от него не было никаких сообщений.

Иджес согнул и скрепил ещё два стальных листа; Гедимин, посмотрев на них, жестом велел опустить их немного ниже и поднёс руку в ремонтной перчатке к будущему шву. Металл заскрипел под шлифующим валиком и зашипел, медленно краснея. Горячий воздух лизнул руку сквозь две перчатки и ушёл вдоль листов вверх, мимо Иджеса, в вытяжную трубу.

– Уф-ф! – механик подался в сторону, пропуская поток жара; его руки при этом не шевельнулись – он крепко держал листы. – Эй, атомщик! Я высушен, как дохлая рыба на берегу! Ты не думаешь, что нам пора охладиться?

– Закончим ярус – пойдём, – отозвался Гедимин, недовольно щурясь. За работой он не чувствовал ни жары, ни усталости, ни боли, но теперь, после слов Иджеса, он и сам заметил, что скирлиновые перчатки прилипли к потным рукам, испарина стекает по надбровным выступам и просачивается под респиратор, да и стоять на коленях, вытянув руки вверх, не так уж удобно. «Ярус на высоте роста филка,» – подумал Гедимин, перенося вес на другую ногу. «Айрону тут было бы проще.»

Не вспоминать о лаборанте он ещё не мог – каждое утро, когда он видел у ворот завода двоих филков в белых комбинезонах, в груди просыпалась ноющая боль. Сейчас ощущения были схожими; сармат дождался, когда сварной шов начнёт остывать, поднялся на ноги, стянул нагревшуюся перчатку и незаметно провёл ладонью по рёбрам. Кожа и на руках, и на груди была мокрой, и Гедимин недовольно сощурился – кажется, он опять слишком увлёкся и забыл о технике безопасности…

В душевой Иджес, запрокинув голову, ловил ртом воду. Гедимин протянул ему один из контейнеров с подсоленным раствором. Утолить жажду удалось не сразу – первая порция жидкости вышла через кожу, едва-едва охладив тело.