Текст книги "Мои калифорнийские ночи (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 48 страниц)
Точнее гостья.
Худосочная пожилая женщина, обвешанная разноцветными бусами. Одетая в аляпистое нелепое платье с изображением каких-то тропических птиц.
Я от вида этой чудаковатой дамочки даже привстала.
– Дженнифер, это Зельда, – изрекает отец, когда ловит мой озадаченный взгляд.
– Нет, нет, только не мозгоправ, – качаю головой я. – Мне хватило этого в Канаде.
– Ну что ты, милая, я называю это – специалист по делам душевным, – подмигивает мне старушенция.
– Тем более…
– Оставлю вас, – кивает Зельде отец.
– Может, не стОит? – молю его я, изображая морду кота из Шрэка.
Бабуленция заливисто хохочет и проходит в комнату. Я наблюдаю за тем, как она ставит доисторический редикюль на стул, извлекает из него какие-то предметы и раскладывает их на поверхности стола.
– Давайте только без этой психологической чуши. Тесты, картинки и прочее. Я уже проходила через это и повторно делать это не хочу.
Зельда молча разглядывает комнату Брукса. Цепляет взглядом и коробку с его добром, и одинокую гитару на стене.
– Как давно ты играла на ней? – спрашивает, усаживаясь, к моему удивлению, прямо на пушистый ковёр.
– Я не хочу играть на ней, и с вами общаться, если честно тоже…
– Твой папа беспокоится о тебе, но я здесь не для того, чтобы успокоить его. А для того, чтобы помочь тебе, Дженнифер.
Я фыркаю и отбрасываю одеяло, намереваясь уйти.
– Иногда нужны свободные уши. Человека постороннего и равнодушного к твоей судьбе, – пожимает плечами.
От этого жеста серёжки в форме зелёных арбузов начинают крутиться с бешеной скоростью. Я замираю и удивлённо моргаю.
– Вертятся, да? – бесцеремонно залезая в коробку с вещами Рида, спрашивает она.
Я молчу. Она такая странная. Ненормальная. Открывает тубу с мыльными пузырями и выдувает огромные прозрачные, радужные шарики. Улыбается.
Совсем ку-ку.
– Ты ведь знаешь, я скажу отцу столько, сколько ты позволишь.
Это правда. Порядочные психологи не делятся деталями разговора со своими клиентами.
– Я могу задавать тебе вопросы? – переводит на меня внимательный взгляд и нарочно выдувает тучу пузырей в мою сторону.
Я разглядываю её безупречный макияж и укладку в стиле ретро. Наверняка, в молодости эта карга потрепала нервишки многим мужчинам.
– Или ты очень занята? – кивает в сторону постели. Издевается.
– Валяйте, раз уж пришли, – мотыляя ногами, великодушно разрешаю я из чистого любопытства.
Эта Зельда как дитё, честное слово. Теперь вертит в руках детский лабиринт с шариком и на полном серьёзе увлечена шарадой.
– Вы же небось, кучу денег берёте за эти свои чудо-сеансы, – нарочно хамлю я.
– Нет, пришла по старой дружбе.
– В смысле? – не понимаю я.
– Года три тому назад я уже была здесь. В соседней комнате.
Она в этот момент достаёт из коробки телефон и пожимает плечами. Я от изумления даже теряю дар речи. Выходит, что она знает про аварию? Или чистое совпадение? Тогда зачем она была здесь?
– Вы знакомы с Ридом?
В глотку словно песка насыпали.
– Да. Если мы говорим об одном и том же упрямом и вспыльчивом грубияне, – она хихикает словно пятнадцатилетняя девчонка. – вообще-то он – хороший парень, но упорно старающийся преподнести себя в ином свете. Это его защита. Синдром ножниц. Человек отрезает от себя ненужных людей, активно используя удобный ему способ: унижение, силу.
Она прямо в точку попала.
– Дай угадаю. Тебя он не взлюбил с самого первого появления в этом доме.
– Ну прямо ощущение, что вы грёбаный экстрасенс, – раздражаюсь я.
Зельда снова хохочет.
– Что ты, куда уж мне неудачнице…
– Вы собирались задавать вопросы, – напоминаю ей я.
– А ты значит, уже готова отвечать? – язвительно подмечает она.
– Просто хочу покончить с этим побыстрее.
Она понимающе кивает.
– Замкнуться в себе всегда успеешь, детонька. А пока позволь поразвлекать тебя.
Она протягивает мне мешок с кубиками, на которых изображены картинки и просит выбрать один из них, в параллель задавая вопросы.
– Твой любимый цвет?
– Сейчас чёрный.
– Если бы могла наколдовать погоду, то…
– Дождь. Проливной. На месяц, – не задумываясь говорю я.
– Тебе нравится одиночество? – усаживается на кровать рядом со мной, вынуждая поджать ноги.
– Да, мне комфортно одной, если вы об этом.
– Костёр или вода?
– Костёр.
– С каким животным себя ассоциируешь? – она снимает со стены гитару.
– Не знаю…. Пантера?!
– А его?
Наглая такая!
– Змея… Он также умеет отравлять ядом, – смеюсь.
Зельда перестаёт брынькать на гитаре. К слову, играет отвратно, хотя навык имеется.
– Ну ладно. Хищник. Тигр, наверное, – задумчиво отвечаю я. – А вы, птица небось?
Намекаю на её любовь к пернатым.
– Твоё самое сильное качество…
– Независимость… раньше. Теперь не знаю.
Она опять мучает струны гитары. Рид бы не выдержал этого издевательства над музыкальным инструментом.
– Верить в чудо или быть реалистом?
– Затрудняюсь ответить.
– А если бы отвечала пару лет назад?
– Быть реалистом.
– Прыжок с парашютом или погружение с аквалангом?
– Первое, – непроизвольно улыбаюсь я.
– Ради своего блага пройтись по стеклу или срубить дерево?
Я вообще не вижу связи… Бред сумасшедшего.
– По стеклу.
Она кивает, оставляет гитару и зачем-то протягивает мне перчатки Рида, которые лежали до этого на столе.
– Дарить подарки или получать, Дженнифер?
– Дарить.
– Самый большой страх…
Как она ненавязчиво перескочила на серьезную тему.
– Красное.
Так мы условились обозначать те вопросы, на которые я не хочу отвечать.
– Ему нравились твои волосы? Он касался их невзначай?
Что? Какие-то странные вопросы пошли.
– А вас не смущает, что речь идёт о моём брате? – вскидываю бровь.
– Дорогая, давай не будем использовать это слово во время нашей беседы. Ты сидишь в его футболке, живёшь в его комнате, окружаешь себя вещами, которые с ним связаны. И вот та тоска, с которой ты смотришь на его перчатки… говорит о многом, – умничает Зельда.
– Вы нарочно мне их дали! – возмущаюсь я. – Следили за моей реакцией!
Хитрая пронырливая лиса!
– И наверняка вспоминаешь, как выглядели его руки в этих самых перчатках, – тянет очень недвусмысленно.
Я потрясённо смотрю на старушенцию. Откуда она знает вообще???
Краснею, бледнею и перестаю дышать.
Она, наконец, вешает несчастную гитару на стену.
– Шторм или бриз?
– Шторм. Они бесконечные что ли, эти ваши вопросы? – ворчу я. Выдаёт их как чёртов компьютер.
– Что хуже: отчаяние или риск?
– Отчаяние.
– Почему?
– Оно питается тобой.
– Есть воспоминание, которое ты бы хотела стереть ластиком? – останавливается напротив меня.
– Красное.
– Разум или чувства?
– Чувства…
– Ложь во спасение или правда, которая ранит?
– Если отвечу, солгу…
– Забыть или забыться, Дженнифер?
– Красное.
– Если бы могла исправить одну ошибку, то что бы это было?
– Красное.
– Бороться или уйти в тень?
– Я устала, надоело.
Мой мозг сейчас взорвётся. И эти её арбузные серёжки, продольные полоски на которых совершенно точно крутятся… Галлюцинация?
– Хорошо, подержи эти камушки в руках, – высыпает прямо на кровать. – выбери тот, что по душе.
– Может, хватит уже? – тяжело вздыхаю, разглядывая самоцветы.
– Так что с твоими кудрями? Они нравятся ему или нет?
– Красное.
– А почему бы просто не ответить? – недовольно пыхтит она.
– Ни то, ни другое, они его бесят. Хотя… – я закусываю губу.
– Не всё так однозначно, не так ли? – хмыкает она.
– Какая теперь уже разница, – злюсь я.
– Вот что скажу, Дженнифер. Я за свои пятьдесят лет работы психологом научилась кое-что да понимать. И любовь: больную, первую, волнующую тоже ни с чем другим не спутаю.
Я закатываю глаза, демонстрируя, что меня не интересуют результаты её долбаного анализа.
– Вы обсуждали то, что с вами происходит?
– Красное.
– Дженнифер, – она чуть склоняет голову влево.
– Я пыталась с ним говорить об этом.
– Правда, что вы дрались?
– Да, – нехотя признаюсь.
– И когда же всё изменилось?
– Я не могу сказать, – рассматриваю камень. Аметист, кажется. Чувствую, что глаза снова наполняются слезами.
– Хорошо, не говори, – тепло улыбается она. – Ну, мне пора, дорогая.
Чего? Вот так запросто произнесла это. Как бы между делом. Уже уходит? Так легко я отделалась?
– Оставь камень себе на удачу. Он подходит тебе.
Я пожимаю плечами, глядя на то, как она собирает и складывает свои вещички в допотопный ридикюль.
– Он рассказывал вам про Ванессу? – всё же решаюсь спросить.
– А тебе? – отвечает вопросом на вопрос.
Я молчу.
– Полагаю, что да. И это – знак доверия. Вот что скажу: будешь готова к честному разговору и к тому, что слово «красное» нельзя будет применять, приходи ко мне, – протягивает мне цветастую визитку. – Но я могу уже сейчас дать совет, который поможет тебе.
– Что ещё за совет? – зачем-то поднимаюсь, чтобы проводить её.
– Иногда выразить то, что чувствуешь, проще на бумаге. Проведи часы одиночества с пользой. Напиши ему письмо, Дженнифер. Всё, что считаешь важным и нужным. То, что не смогла произнести или то, что тебя гложет. Но будь предельно честна. С самой собой… Помни, ты делаешь это для себя, не для него. И решать дойдёт ли письмо до адресата тоже тебе…
Глава 88
Дженнифер
Я ставлю сумку на зелёный газон и придирчиво осматриваю колымагу, припаркованную у нашего дома.
– Генри, ты уверен, что она доедет? – скептически вскидываю бровь, глядя на толкающихся у машины парней. Вот вообще ничего не изменились. Хотя нет…
Я смотрю на Генри. Он вырос на пол головы точно, а Джимми так раздался в плечах, что можно теперь смело прятаться за ним в прямом смысле слова как за каменной стеной.
Я не видела мальчишек целый год! Невероятно, как быстро летит время! А ведь кажется, будто только вчера ревела в подушку, желая как можно скорее вернуться в Канаду. Потому что когда-то находиться в доме отца было просто невыносимо.
– Доедет конечно! Ты мне не доверяешь что ли? – качает головой Генри. – Твой дружок-мажор приучил тебя к тачкам исключительно класса люкс?
Он, безусловно, имеет ввиду Ричи. В инстаграме у меня полно старых фоток с ним.
– Не дружок он мне вовсе! – я отвешиваю ему звонкий подзатыльник.
– Ну-ну, – себе под нос бурчит он.
Эти двое объявились пару дней назад. Прикатили из Канады на старой Шелби, дабы убедиться, что со мной всё в порядке. Я ведь на месяц, считай, что выпала из жизни. Не отвечала на звонки и сообщения в мессенджерах, не выходила в социальные сети и не желала ни с кем видеться. Закрылась ото всех. Потому что единственный человек, рядом с которым я хотела быть, хладнокровно оставил меня загибаться в одиночестве от боли и тоски. По собственной воле оставил, между прочим.
– Давай это сюда. Там кирпичи что ли? – ворчит Джимми, поднимая мою плотненько набитую сумку.
– Там только всё самое необходимое, – недовольно отвечаю я, контролируя укладку вещей в багажник.
– Готова ехать, Смит? – спрашивает Генри, прижимая меня за плечи к себе.
Снова пялится на меня не то с сожалением, не то с жалостью. Вчера весь вечер слушала их нравоучения: мол слишком худая, бледная и разбитая. И вообще, совершенно на себя непохожая. Джимми даже не удержался и затребовал у отца настоящую канадскую версию Джен, а не эту бесцветную калифорнийскую копию.
– Грейс на кухне накрыла стол. Выпейте чаю, ладно? – поворачиваюсь я к Джимми. – Дайте мне несколько минут.
– Идёт! Подкрепиться перед дорогой никогда не помешает, – кивает вечно голодный Генри.
Нельзя его в этом винить. Детство он провёл в приюте, а там жизнь совсем не сахар…
Мы с Джимми по возможности всегда старались ненавязчиво его подкармливать. Как бы между прочим, обедом или ужином. Генри сперва очень стеснялся, но потом, видимо, привык.
Дружно возвращаемся в дом. И пока новый мэр Блу Блэй в лице Грейс Смит любезно угощает моих друзей своими пирогами, я поднимаюсь наверх в комнату Рида.
Хочу забрать кое-что из его вещей. Несколько полюбившихся футболок, серебряную цепочку с кулоном, пару дисков, его боксёрские перчатки и забытую на подоконнике zippo.
Просто на память. Просто потому что хочу…
Глаза снова на мокром месте. Я стала до ужасного сентиментальной и уязвимой. Прямо даже самой тошно. Большое спасибо тебе, Рид Брукс!
Отчего-то вспоминается то утро, когда он обещал мне, что «сломает в два счёта», если я не перестану дерзить и «показывать зубы». И тогда мне казалось, что сделать это у него ни черта не получится. Агрессией, террором, запугиванием и подавлением моей личности. Знала бы я, что он пробьёт мою прочно выстроенную защиту тем, чего я совсем не ожидала.
Это называется запрещённый приём.
Сажусь на кровать рядом с рюкзаком и достаю оттуда белоснежный конверт.
Я всё-таки написала ему письмо… Честное и, пожалуй, самое откровенное в своей жизни. Просто выплеснула на бумагу свои чувства и эмоции. Наплевав на гордость и жгучий стыд.
И даже как-то отлегло… Потому что держать всё это в себе стало уже невыносимо.
А ещё пару дней назад я всё-таки сходила к ненормальной Зельде. Почему-то мне захотелось поговорить с ней. Поговорить, не используя слова «красный». И даже о том дне с отчимом. Хоть и стоило мне это невероятных усилий.
Думаю, причина в том, что я захотела перевернуть страницу. Переступить и пойти дальше, как когда-то советовал мне Рид, посчитавший, что я достаточно сильная для этого.
Случившееся в мой шестнадцатый день рождения, безусловно, оставило свой горький отпечаток, но в конце концов, жизнь ведь не остановилась?
Надо попытаться забыть… К тому же, теперь я точно знаю: мне удалось преодолеть страх близких отношений с противоположным полом. И если уж говорить совсем искренне, я была готова забыться в руках Рида Брукса… Мне жаль, что он не воспользовался ситуацией ни разу. Несмотря на то, что хотел меня.
Я точно знаю, хотел. Видела, как горели жарким огнём его глаза…
Отматывая этот год назад, признаюсь себе в том, что этот парень волновал меня с первой нашей встречи. С самого начала его присутствие в доме смущало, опасная близость пугала, а мысль о нём в определённом ключе – заставляла краснеть и нервничать. Чего раньше со мной в принципе не случалось.
А потом после нашего поцелуя, я просто потеряла голову…
И всё стало только хуже. Горячая волна влечения к этому несносному мальчишке накрыла меня настолько сильно и неожиданно, что я даже растерялась. Потому что до него я понятия не имела о том, что это такое.
По коже бегут мурашки. Просто от того, что я вспоминаю наши поцелуи. Его настойчивые, требовательные губы и бесстыдно ласкающие меня руки. Клянусь, если бы я знала, что он собирается уехать, ни за что бы не упустила шанса провести с ним ночь. Как бы неприлично это не звучало, но это действительно так.
Потому что с ним я хотела всё…
Аксель запрыгивает на постель и лезет ко мне на руки. Вот ведь дурнище! ЦелУю сорок килограммов счастья в мохнато-усатые щёки, и снова по лицу невольно катятся слёзы.
В памяти всплывает картинка.
Субботний вечер. Родители в отъезде, Макс и Бэт у бабушки. А мы с Ридом вдвоём в гостиной. Смотрим фильмы один за другим. Признаться, следить за происходящим на экране было очень сложно, ведь кое-кто активно распускал руки и страстно целовал меня, растаявшую от переизбытка совершенно незнакомых чувств и ощущений.
Аксель тоже лез на диван. Причём в самый неподходящий момент. Я заливисто хохотала, а Рид прогонял докучливого пса нецензурной бранью.
Дверь приоткрывается, и в комнату заходит отец. Стоит какое-то время на пороге, но потом присаживается рядом на постель и осторожно берёт меня за руку.
– Собралась? – с нескрываемой печалью спрашивает он.
– Да…
– Дженнифер, может останешься всё же? – снова начинает заводить старую песню он.
– Пап, мы ведь это уже обсуждали, – отрицательно качаю головой.
– Я переживаю, одна – в большой город.
– Пап, – чуть склоняю голову влево. – Всё будет в порядке, не переживай.
Отец чуть сильнее сжимает мои пальцы.
– Обязательно уезжать? – он хмурится, и меж бровей залегает складочка морщин.
– Да. Мне это нужно, – с невыразимой тоской смотрю на плавный изгиб гитары, что висит на стене.
Вчера я играла на ней. Заливая деревянный корпус горячими слезами. Пальцы осторожно касались струн впервые за долгое время. Я играла ту песню, которую он когда-то пел.
– Дженнифер, – папа мягко дотрагивается до моей щеки. Нежно и с такой теплотой…. Совсем как в детстве. – Всё пройдёт, малыш, и то, что сейчас кажется трагедией, однажды будешь вспоминать с улыбкой.
– Это вряд ли…
– Почему ты не хочешь вернуться к матери в Канаду? – вдруг спрашивает он.
– А ты как думаешь? – опускаю глаза. – Я не хочу находиться в том доме.
Отец крепко прижимает меня к себе, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться.
– Прости, Дженнифер. Прости, что я не приехал в тот день рождения, – отчаянно шепчет он, поглаживая меня по волосам.
– Ты не виноват, папа. Я была не права, – признаю я тихо.
Мы пару минут молчим. Я всё же реву, тесно прислонившись к его плечу.
– Почему ты не остановил его, пап? – всё-таки решаюсь задать вопрос, мучающий меня уже долгое время.
– Дженнифер, – Бен тяжело вздыхает. – Это было его решение. Рид привык поступать так, как считает нужным.
– А если… – я снова чувствую ту страшную, пронизывающую нутро тревогу. – Если он оттуда не вернётся?
– Джен…
Я закусываю губу до боли.
– Я этого не переживу…
Папа меняется в лице.
– Всё будет хорошо, малыш, – успокаивает меня он.
– Откуда тебе это знать? – злюсь я. Отодвигаюсь и вытираю мокрое лицо тыльной стороной ладони. – Ты не можешь быть уверен в том, что его не отправят в горячую точку!
Отец смиренно молчит. Думаю, он и сам прекрасно понимает, что такое служба по контракту.
– Это правда, что он не приедет в ближайшие несколько лет?
Даже просто произнести это вслух я могу с трудом…
– Правда, – нехотя сообщает он.
Я на секунду зажмуриваюсь.
– И сколько…
Готова ли я услышать ответ? Не убьёт ли меня это?
– Не знаю. Когда он звонил, сказал, что после курса военной подготовки подпишет контракт на четыре года или на шесть лет.
Четыре или шесть.
Четыре или шесть.
Эти слова словно лезвие, полосонувшее по моему органу, перекачивающему кровь.
Я подхожу к окну, потому что мне нечем дышать. Лёгкие словно полны воды. Внутренности скрутило тугим жгутом от боли. Сердце почти остановилось, а мысли, одна страшнее другой, тем временем лихорадочно атаковали мою голову.
Но вдруг…
– Подожди, – я резко разворачиваюсь. – Что значит, когда он звонил…
От осознания того, что я могла хотя бы услышать его голос, под рёбрами начинает нещадно ныть.
– Звонил, пап? – повторяю я вновь. Вижу смятение в его глазах. Будто случайно проговорился.
– Пару дней назад.
Я опираюсь о подоконник и пытаюсь восстановить сбившееся от нервного напряжения дыхание. Нехорошее предчувствие накрывает меня ещё до того, как я интересуюсь тем, что меня волнует.
– Рид спрашивал обо мне? – надтреснуто и глухо звучит мой голос.
Отец опять молчит и смотрит на меня с сожалением.
Нет значит.
Не спрашивал.
Я снова отворачиваюсь к окну.
– Он просто сообщил матери, что с ним всё в порядке, – спокойно произносит папа, обеспокоенно глядя в мою сторону.
– Понятно, – смотрю на раскидистое дерево, чьи листья колышет ветер.
Мне очень больно осознавать, что Рид не захотел со мной поговорить.
Нет, не так… Мне до смерти обидно, и в области сердца саднит настолько сильно, что я с трудом могу себя контролировать. И да, я всё ещё сжимаю в руках белый конверт.
– У тебя есть адрес места, где он находится?
– Нет, – кажется, честно отвечает он. – Скоро его перебросят на другой конец страны.
Другой конец страны…
– Папа, если я попрошу тебя кое о чём, пообещай, что выполнишь мою просьбу, – я подхожу к нему и решительно протягиваю конверт.
– Да, родная? – смотрит на меня, и брови сдвигаются к переносице. – Что это?
– Просто передай ему, когда увидишь. Вы ведь решите однажды навестить его.
– Хорошо, – нехотя кивает он после некоторой паузы.
– Мне это важно, – мой голос снова предательски дрожит. – Это очень личное, но я доверяю тебе. Скажи, оно дойдёт до него?
Мы смотрим друг на друга.
– Я передам. Обещаю. Но когда…
– Неважно. Просто отдай и всё. Не вздумай его читать.
– Ладно, милая, – вздыхает он.
Я очень надеюсь, что он так и поступит…
*********
– Дженнифер, обязательно звони дважды в день, – наставляет Грейс.
Она всё никак не может избавиться от синдрома мамы-утки.
– Перестаньте, нормально мы доедем, – недовольно ворчу в ответ.
– Я приготовила вам перекус в дорогу, – вставляет мне в руки увесистый пакет с едой, и я тут же передаю его ребятам.
– Дженна, не уезжай, – Бэт обхватывает меня за талию своими тоненькими ручками.
– Ну что ты, принцесса, – я наклоняюсь к ней и вытираю слёзы на раскрасневшихся щёчках. – Я еду в колледж, понимаешь?
Она всхлипывает и мило хрюкает, судорожно втягивая воздух ртом.
– Не давай спуску своему брату, – шепчу ей на ухо и кошусь взглядом в сторону Макса.
Последний, к слову, стоит демонстративно насупившись. Держит отца за руку и усердно разглядывает зелёный газон под своими кроссовками.
Я помню, как в день отъезда Рида он кричал, что ненавидит меня. Что я виновата в том, что его брат ушёл в армию.
Он прав, отчасти ведь так и есть…
– Пап, – обнимаю его ещё разок и целую.
– Береги себя, дочка, – просит он, и в его глазах отражается родительское беспокойство.
– Пока, Макс, – взъерошиваю его непослушные волосы, но он только дёргается в сторону.
Мелкий засранец. От досады я переключаюсь с мальчишки на дом.
Кажется, это место и впрямь стало для меня настоящим домом. Сердце щемит, но я улыбаюсь сквозь слёзы. Я люблю этот дом и мне дороги воспоминания, которые он хранит.
– Грейс, спасибо за то, что приняли меня в семью, – говорю ей на прощание.
– О, дорогая, – она протягивает ко мне руки. Я неуверенно кладу ладони ей на спину, смущённая чересчур крепкими объятиями. – Пусть у тебя всё будет хорошо. Возвращайся, мы всегда рады.
– Ну ладно, – аккуратно отодвигаю женщину от себя. – Нам пора. Идите, миссис Грин сейчас из окна вывалится от любопытства.
Соседка, старушенция-кошатница из дома напротив, уже шею свернула, наблюдая за нами.
Мы с ребятами усаживаемся в машину. Смотрю в окно и машу рукой, закатывая глаза. Ради бога, вот чего они выстроились в ряд!
Генри заводит мотор, и автомобиль двигается с места. Отправляю на прощание зарёванной Бэт воздушный поцелуй и ещё разок смотрю на полюбившийся мне дом.
Тоска разъедает душу, но я знаю, что иначе нельзя.
Мы едем по Вест Коуст, и я вспоминаю, как мы с Ридом дурачились на дороге, обгоняя друг друга. А Ричи в этот момент покрывался холодной испариной, ведь я сидела за рулём его любимого мерседеса.
Чёрт… Исайя.
Чувствую болезненный укол в груди, когда шелби проезжает мимо хорошо знакомой виллы семейства Ричи.
Я не нашла в себе сил для того, чтобы попрощаться с ним.
Не могу….
Мне достаточно было Роуз и Рида. Прощание с Исайей я не вынесу.
– Значит, Сан-Франциско, ребята? – весело объявляет Генри. – А почему именно туда?
– Всегда мечтала посмотреть на мост Золотые Ворота, – отвечаю я.
– Джен, мелкий просил тебе передать, когда уедем подальше.
Я удивлённо смотрю на протянутую ладонь Джимми. Там лежит милый деревянный браслет с ромбиками.
Аккуратно забираю вещицу из его рук, и удивлённо читаю то, что написано на кубиках:
«сестре».
Макс… Качаю головой, прижимаю ладонь ко рту и улыбаюсь.
«сестре»!
Поверить не могу, что мальчишка сделал для меня этот браслет. Как же я их всех люблю!
Выруливаем на центральную улицу. Сегодня здесь оживлённо как никогда.
Направо – поворот к аллее. К той самой, где на меня напали трое мужчин. Если бы Рид не успел вовремя, даже не знаю, где бы я сейчас была. И была бы?
Прямо и налево танцевальная студия Даны. Я встретилась с ней накануне. Дана восприняла информацию о моём отъезде спокойно. Именно она дала мне рекомендательное письмо для колледжа искусств.
Пока стоим на светофоре, я разглядываю местные пейзажи.
Блу Бэй, словно с картинки сошёл: маленький, уютный и невероятно красивый город. Солнечные песчаные пляжи, высокие пальмы, безоблачное, отливающее яркой синевой небо. И он – прекрасный и сверкающий холодной бирюзой океан.
– Генри, притормози на секунду, – прошу я, когда мы добираемся до окраины города.
Выхожу, захлопываю дверь и направляюсь в сторону пустынного побережья.
Снимаю босоножки, и ступни утопают в горячем песке.
Иду к бескрайнему океану и присаживаюсь у воды. Наблюдаю за неистовыми волнами и думаю о том, как сильно была счастлива здесь.
Рядом со своими друзьями: Роуз, Меган, Картером, Исайей.
Рядом с отцом и его новой семьёй.
Рядом с Ним. С человеком, возненавидевшим меня в первую же секунду…
С тем, кому я так отчаянно противостояла.
С тем, кто, в итоге, стал для меня целой вселенной…
Я рада, что провела этот год в Блу Бэй. Да, порою было больно и сложно. Меня предавали, и я сама совершала ошибки. Страдала, плакала и мечтала убраться отсюда.
Но теперь я абсолютно уверена в том, что Калифорния подарила мне гораздо больше. То, о чём я и мечтать не смела: истинную дружбу и любовь…
Первую, волнительную, болезненную, но такую настоящую!
Надеюсь, что я справлюсь. Ведь однажды всё наладится, верно?
Может, со временем я и смогу собрать разбитое вдребезги сердце, но совершенно точно навсегда в моей памяти останутся они…
Горячие, как полуденный песок.
Усеянные сверкающими звёздами.
Мои необыкновенные, безумные, наполненные пронзительными чувствами калифорнийские ночи.
Ночи, которые я никогда не смогу забыть…