Текст книги "Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц)

   Тот, громко всхрюкнув, мешком повалился на пол. Не теряя ни секунды, Леонарад заколотил в дверь камеры, крича:

   – Помогите! Главному хранителю плохо!

   Тюремный страж, раненный Оззи, умирал. Сама по себе рана не была смертельной, но занесённая инфекция вызвала заражение крови. И не было соответствующих лекарств, чтобы победить развившийся сепсис. Оззи находился в карцере и ещё не знал об этом, но зато знала Белла, которая ухаживала за человеком, умирающим от раны, нанесённой любимым ею человеком. В том, что в её душе живет любовь к Оззи, она уже не сомневалась. И с особой остротой она осознала это, глядя на умирающего стража, слушая его хриплое дыхание и бред, в котором он часто звал какую-то Ольгу. Чего только не побеждает любовь! Говорят даже, она сильней самой смерти. Но, к сожалению, не всегда, увы...

   Да, Белла сострадала стражнику, снедаемому смертным огнём, но ещё большая скорбь томила её из-за того, что Оззи виновен в этой смерти, эта смерть могла навлечь беду на её Оззи! Белла в этом смысле была естественно эгоистична. Нет, она не черства сердцем, но всё же выросла в жестоких обстоятельствах своего времени, когда сражения, схватки, раны и смерть вокруг были привычным делом. Стражник тоже пал жертвой обстоятельств, и поэтому её сострадание имело пределы. Но следующей жертвой этих же обстоятельств мог оказаться Оззи. Мамаша Зорро заявила об этом совершенно прямо, как только стало ясно, что жизнь раненого тюремщика в опасности: "М-да, вон как получается, – почесала она свою давно не мытую голову. – Я всегда говорила, что колотые раны куда хуже рубленых! Если он помрёт, твоему дружку может не поздоровиться. В Маггрейде не любят, когда убивают своих..."

   Но какое дело Белле до характера ран, словно Оззи, перед тем как ударить алебардой, задумывался, какую рану он может нанести: колотую или рубящую? Теперь важней понять, как и чем можно помочь Оззи? Трудно было здесь что-то придумать. Кроме брата Оззи, Фаддея, в Маггрейде больше никого и ничего нет – ни связей, ни денег. Даже её отец являлся обыкновенным чиновником Эллизора, главным специалистом по улову рыбы, что не имело никакого значения в Маггрейде, тем более для его законов, чиновников и особой тюрьмы клана. Просто какой-то рок тяготел над ними: только они избавились от одной смертельной опасности, как случилась другая! Но сидеть и скорбеть, ожидая, что этот противный рок учинит снова, было вовсе не в характере Беллы. Так же, кстати, как и не в характере Оззи!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАДИАТОРСКАЯ ШКОЛА

   Главный советник Империуса Сарторий был частым гостем в центральной гладиаторской школе и дружил с её директором Эфроном. Конечно, начальник гладиаторов – человек совсем другого круга. В прошлом – один из чемпионов боев без правил, боец с жёстоким и грубым характером, и, тем не менее, Сарторий не только не боялся дружить с ним, но в душе чувствовал странную привязанность к этому медведеобразному мужику с бугристым лицом и кривым перебитым носом. "В нём есть что-то непритворное, настоящее, – думал Сарторий, переступая порог гладиаторской школы, – как и во всём этом заведении! А то за последние годы вокруг очень многое обросло жирком, двоедушием, но гладиаторские схватки ещё остаются почти чистой монетой". Да, именно "почти", потому что в последние годы тенденция экономить силы и жизни гладиаторов возобладала. Постановочные трюки сами собой вошли в практику. Это и не мудрено: хороший гладиатор стоит слишком дорого, чтобы бездумно рисковать его жизнью. От гибели на ринге, естественно, никто не застрахован (особенно в столкновениях с мутантами), но это разные вещи: безрассудство на потеху публике или оправданный риск, той же публике умело щекочущий нервы.

   Рядом с советником, чуть семеня, шёл старший надзиратель ветеран Терентий, который не очень нравился Сарторию из-за слишком показной угодливости. Не то чтобы Сарторий так принципиален и чурается угодливости со стороны подчинённых, но угодливость, по его мнению, не должна выпирать, бросаться в глаза, быть чрезмерной. В угодливости должна присутствовать мера, должен быть вкус. Глупцы те, кто любит плодить вокруг показную угодливость и лесть. Это глупцам рано или поздно выходит боком. Желание угодить должно органично жить внутри человека, а не выпирать снаружи. Если ты способен сформировать почитание собственной персоны внутри подчинённого, то всё в порядке, если же только снаружи, то однажды жди беды! Вот, скажем, тот же начальник гладиаторов Эфрон не демонстрировал угодливости вообще, но при этом знал своё – место и, в свою очередь, имел власть над подчинёнными, в то время как Терентий вовсю лебезил, но своего места просто не знал. Сарторий терпел его в школе у Эфрона, поскольку Терентий происходил из настоящих ветеранов, до сих пор оставался неплохим бойцом, коварным и изворотливым. В конце концов, это огород Эфрона, а не Сартория, хотя и, как говорили древние, "вассал моего вассала мой вассал". Ну и, помимо всего прочего, везде кадровый дефицит, и часто приходится терпеть услужливых дураков, здесь уж ничего не поделаешь.

   Начальник школы занимал помещение, которое в отдельных случаях использовалось для обучения и тренировок. Сарторий отказался от вина и попросил холодного лимонада.

   – Ну и жара сегодня, – вздохнул он, усаживаясь в предложенное кресло, – как будто снова лето...

   Эфрон расположился рядом на простой гладиаторской скамье и сразу перешёл к делу, сообщив, что из тюрьмы доставили того самого юношу, которым интересовался советник.

   – Ах да, конечно, – Сарторий с наслаждением отхлебнул холодного напитка из наградной гладиаторской чаши, – Геронтий рассказывал мне о нём... Говорит, он ранил четырёх стражей?

   – Возможно, – кратко ответил Эфрон, – прикажите привести?

   Сарторий кивнул, и Терентий исчез из зала. Когда привели скованного наручниками Оззи, Сарторий уже утолил жажду и теперь наслаждался сигарой, пусть и не довоенной, но одного из лучших сортов листового табака портовой таллайской зоны на юге континента. Утопая в клубах ароматного дыма, Сарторий с недоумением воззрился на эллизорского пленника.

   Оззи был невелик ростом и выглядел сильно потрёпанным и оборванным. Правда, глаза его сверкали ненавистью и решимостью бороться в любых обстоятельствах.

   – Гм... Это и есть бесстрашный эллизорский рубака? – удивился Сарторий и загасил сигару. – Не маловат ли?

   – Проверим? – Эфрон поднялся со скамьи, обошёл Оззи и придирчиво осмотрел его: – Терентий, устрой, пожалуй, небольшой спарринг на средних мечах.

   – На боевых или учебных?

   – Думаю, на боевых, ведь он махал в тюрьме настоящей алебардой! – и Эфрон вопросительно взглянул на советника.

   Тот молча кивнул: в конце концов, этот мальчишка заслуживает наказания за то, что поднял руку на стражу Маггрейда. Если сейчас он не сможет постоять за себя, то кто будет в этом виноват, кроме него самого? И начальник тайной полиции Геронтий тоже вряд ли предъявит претензии. С Оззи сняли наручники и дали стандартный маггрейдский меч. С этим клинком Оззи был хорошо знаком, такой меч ему удобен, потому что не тяжёл и хорошо лежит в руке. Но одновременно для неискусного бойца это очень опасный меч, потому что остро заточен и легко наносит глубоко режущие, а не рубящие или дробящие раны. Такой меч по некоторым характеристикам ближе к сабле или ятагану, хотя и называется мечом.

   Терентий встал напротив и, криво усмехаясь, прошептал: "Ну, держись эллизорский змеёныш, сейчас ты узнаешь, как обижать маггрейдских парней!" Терентий сам, как и большинство гладиаторов, происходил вовсе не из местного клана, лет двадцать назад ещё совсем молодым человеком он нашёл прибежище в Маггрейде, убежав от полной разрухи, царившей тогда на таллайском юге. И хотя, казалось бы, давно уже в гладиаторской среде прижился, комплекс пришельца в Терентии до сих пор давал о себе знать: ему всё время требовалось показать себя настоящим маггрейдцем. Если посмотреть рационально, в этой схватке у Оззи было мало шансов на успех: всё-таки Терентий был ветераном среди гладиаторов, опытным и владеющим высокой техникой фехтования. Но одновременно он был избалован сытой жизнью последних лет, когда рисковать всерьёз приходилось уже не часто. Поэтому, как только Оззи с неожиданно звериной яростью обрушился на старого гладиатора, тот просто струхнул. Конечно, он мог бы, демонстрируя превосходящую технику боя, нащупать слабые места в активно наступательном поведении Оззи, но это означало подвергнуть себя некоторому риску, чего Терентий вовсе не хотел. В результате показать хороший урок этому мальчишке, а то и вовсе вспороть ему живот, вывалив внутренности наружу, не получалось. Сталь звенела вовсю, оба бойца запыхались, но Оззи не желал умерить пыл и скакал вокруг опытного гладиатора, как молодой козлик, с неослабевающей энергией.

   Сарторий переглянулся с Эфроном. Последний покачал головой, чем показал, что удивлён. Терентию пришлось уйти в глухую защиту. Фактически, поединок шёл вничью: Оззи всё так же яростно, не экономя силы, нападал, Терентий грамотно защищался. Наконец, ему удалось, отбив серию яростных выпадов Оззи, зацепить его левое плечо, и кровь закапала на усыпанный опилками земляной пол директорского зала. Но это ещё больше раззадорило Оззи.

   – Хватит, стоп! – проговорил Эфрон, который наблюдал поединок с всё более возрастающим интересом. – Отведи этого львёнка в изолятор, пусть ему перевяжут царапину и хорошо накормят! – приказал он Терентию. – Да, смотри, никого больше в изолятор к нему не допускай, я проверю! И чтобы с ним ничего вдруг не случилось!

   Когда за Терентием и Оззи закрылась дверь, Сарторий взглянул на Эфрона и спросил:

   – Ну, что скажешь?

   – Из этого мальца выйдет большой толк. Он напорист, вынослив, ловок. А самое главное: кипит яростью, без тормозов... Его хорошенько подучить и, если он овладеет техникой, то быстро станет звездой!

   Сарторий поднялся из кресла в задумчивости:

   – Я думаю, мой дорогой Эфрон, что эта находка нам действительно не повредит. В последнее время бои стали терять кураж. Твои бойцы слишком ценят себя и уже боятся крови. Не мешало бы их как-то взбодрить. Подумай над этим!

   – Полностью согласен! – ответил Эфрон, и было видно, что он ничуть не кривит душой. – Я тоже думал над этим! Мы постараемся улучшить ситуацию. Пора взбодриться! И юноша нам в этом пригодится!

   В лице Терентия Оззи нажил себе смертного врага. Проявленную старым гладиатором осторожность могут расценить как трусость! И виноват в этом, конечно, будет только Оззи... Однако Терентий, хотя и имел теперь на своего подопечного зуб, был всё же не дурак, чтобы открыто высказать неприязнь. Двадцать лет в Маггрейде кое-чему научили и такую посредственность, как Терентий. Тем более когда это посредственность хитрая и удачливая. Старый гладиатор запер Оззи в изоляторе, выполнив все распоряжения Эфрона, и пошёл к себе в отдельный отсек казармы, пытаясь скрыть от самого себя гнев и раздражение на "этого сопляка" и поэтому насвистывая старую гладиаторскую песню:

   Настанет день, мы выйдем на арену,

   Мой меч меня не подведёт,

   Но кто придёт и мне на смену,

   Пусть кровь с меча сам ототрёт...

   Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

   В Маггрейде умереть легко!

   Йа-ха-ха! Йа-ха-ха!

   В Маггрейде смерть всегда легка!

   Поединок с Терентием наконец возымел своё действие. Кураж прошёл, наступила прострация: Оззи ощутил бессилие и отупение. Хуже всего в этом бессилие было то, что он ничем не мог помочь отцу и не знал, как вырваться из маггрейдского плена. Не говоря уже о том, что не видел возле себя Беллы...

   Оззи улёся на лежак, укрылся изорванным в клочья плащом и глухо застонал, собираясь отдаться тихому ползучему отчаянию. Одиночество больше всего подходило для этого мероприятия. К тому же по натуре Оззи предпочитал кипучую внешнюю деятельность. Тихое созерцание в уединении не для него. Поэтому в четырёх замкнутых стенах отчаянию было легче к нему подобраться. Но это не удалось: пришёл лекарь, чтобы обработать раны и ушибы юного кандидата в гладиаторы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВ

Ё

РТАЯ

СОВЕТЫ ГЕРОНТИЯ

   Анасис долго рассматривал в зеркале свою челюсть. На фоне неестественной бледности лица челюсть отливала подозрительной синевой. Внутри Главного хранителя всё продолжало кипеть, правда, он толком не мог вспомнить, по какому именно поводу? Кажется, они не сошлись во мнениях с Леонардом? И почему так болит челюсть? Главный хранитель стоял напротив старого пыльного зеркала и не узнавал собственного лица, оно было словно чужим, как у живого мертвеца. Но хуже того, Анасис и внутренне ощущал себя чужим всему. Даже самому себе. О, это жуткое чувство: видеть, чувствовать, сознавать себя настолько отстранённо! Так будто некая иная сущность, полная холодного расчёта и цинизма, наблюдает за тобой со стороны и оценивает, насколько долго ты ещё продержишься... И самое страшное, что все эти ощущаемые проявления есть ты сам, единственный и самим собой любимый.

   Хранитель налил из кувшина ещё бокал вина, выпил залпом, не ощущая ни вкуса, ни опьянения. Похоже, что одного из зубов он точно лишился, другой сильно шатался, его надо было удалять, но с тюремным лекарем Анасис не хотел связываться. Хуже всего была утрата контроля над самим собою, а до сего времени Главный хранитель обольщался относительно этого, считал, что вполне может с собой управляться. Теперь же собственный неудержимый гнев лишал его этой уверенности.

   Впрочем, надо было что-то делать, не тратить же время на разбирательство с самим собой, тогда как дело Леонарда и Чужестранца не терпит отлагательств. Закавыка крылась ещё и в том, что для оформления и осуществления суда Совета нужно допросить и запротоколировать показания самого Чужестранца. По указанию Анасиса, этого ещё никто и не пытался делать, и вот теперь, казалось бы, ничто не мешало приступить к беседе с Чужестранцем самому, но почему-то крайне не хотелось делать это. И хорошо, если бы не хотелось приступать к допросу Чужестранца, ну, скажем, как к тяжёлой, неблагодарной и нудной работе! Напротив, ещё недавно Анасис жаждал познакомиться с заключённым N 1 поближе... Откуда тогда возникло ощущение смертельного риска, словно ты незаметно для себя оказался на большой высоте и без страховки? Но с другой стороны, а что в этом такого? Удивительное всё-таки это существо – человек. Иной жаждет, не зная сна и отдыха, завоевывать целые страны, для другого – проблема донести пакет с мусором до ближайшей помойки! Анасис постарался, как мог, убедить самого себя, что впереди у него совершенно рутинное дело: снятие показаний с того, кто задержан по обоснованному обвинению во вторжении на территорию суверенного клана, не говоря уж о том, что это вторжение весьма напоминает шпионаж!

   Тюремный коридор был знаком Анасису до мельчайших деталей, но когда Главный хранитель направился в камеру Чужестранца, ему показалось, что вокруг произошли странные и пугающие изменения. Стены раздались вширь, а потолок вдруг потерялся в полумраке. Вместо керосиновых ламп на стенах обосновались ярко горящие и потрескивающие факелы. Внезапно над головой пронеслась стая летучих мышей, но не это, как следовало ожидать, напугало Анасиса, а то, что в душе ожил иррациональный страх перед тьмой, скрытой опасностью, тягучий необъяснимый ужас перед тем, что ты непоправимо заблудился и попал на чужую, вражескую территорию, где всё и все враждебны. Казалось, Анасис незаметно для себя вступил в иное пространство, где действуют совсем другие непривычные правила игры.

   Да, вот именно: заблудился! Это хуже всего! Он заблудился... Дорога, что казалось прямой и ровной, начало петлять по незнакомой местности, и как именно это случилось, невозможно понять и объяснить, потому что ещё недавно всё вокруг было привычным и знакомым. Подобный ужас Анасис испытывал ранее лишь дважды: в детстве, во время первых клановых войн, когда ему с матерью пришлось бежать, и он потерялся в толпе беженцев во время обстрела кассетной шрапнелью... А также уже в зрелые годы, когда его жена сошла с ума и возникла прямая угроза разглашения тайн Закона, в которые она оказалась случайно посвящена. И если детский страх уже подзарос коростой взрослых впечатлений, то история с женой и её гибелью окончательно в душе не рассосалась. Анасис, конечно, старательно глушил в себе эти воспоминания, пытаясь выглядеть бодрячком, но ужас всё равно тихо тлел под слоем служебных дел и трудов житейских. Если бы Главный хранитель нуждался в том, чтобы определить, что порождает этот ужас, то, наверное, он бы пришёл к выводу, что в основе его кроется осознание невозможности выбора, отсутствие выхода, полная дезориентация.

   Так дошёл он до того места, где находилась камера Чужестранца. К удивлению Анасиса, дверь камеры также преобразилась: стандартная металлическая и без изысков, покрытая серой масляной краской дверь вдруг обросла заметными, грубого изготовления накладками и заклёпками и, вообще говоря, сделалась более массивной. Анасис сунул руку в карман и вытащил, взятый в канцелярии ключ. К удивлению Анасиса, ключ значительно увеличился в размерах и обзавёлся кольчатыми завитками. Внимательно осмотрев его, хранитель пожал плечами и вставил изменившийся ключ в замочную скважину. Вроде как совпало, осталось только повернуть ключ в замке и войти в камеру к Чужестранцу. И тут Главный хранитель застыл не в силах совершить ни малейшего движения. Ему показалось, что из-за пока ещё замкнутой тюремной двери льётся ослепительный белый свет, который жжёт его, Анасиса, намного сильней и страшней, чем обычный видимый огонь.

   Дом советника Сартория в Маггрейде находился в престижном районе, но выглядел не самым роскошным среди других особняков элиты: во всяком случае, не выделялся из общего ряда. Чего нельзя было сказать об охране и внутреннем убранстве. Многочисленная охрана была хитроумно скрыта, а богатство внутренней обстановки могло поразить и самых сильных мира сего. Впрочем, начальник Тайной полиции Геронтий уже ничему не удивлялся, ведь он бывал здесь неоднократно. Сарторий вообще любил рассматривать рабочие проблемы в домашней обстановке, благо, что у него была хорошая кухня. Сам Сарторий – любитель различных изысканных блюд: к примеру, морских креветок под острым соусом, что доступно не всякому семейству в Маггрейде, поскольку добыча и поставка этого товара никогда не являлась приоритетной в послевоенных клановых сообществах. Правда, в последнее время, по достижении межкланового мира и стабильности, креветки стали чаще появляться на рынках Маггрейда. Это, конечно, только радовало Сартория.

   – Что ни говори, дорогой мой Геронтий, – рассуждал советник, – но жизнь налаживается. Ещё лет десять назад я и подумать не мог, что у нас будет хорошее вино и даже такие деликатесы, как вот эти креветки или осетровая икра...

   Геронтий согласно кивнул, осторожно намазывая икру на тонкую хлебную лепёшку. К креветкам он был равнодушен, а вот к икре питал определённую слабость.

   – И ещё заметь, – продолжал Сарторий, – что за последние пару лет мы достигли такого превосходства над другими кланами, что никто уже не дерзнёт на нас покуситься, даже если попробует создать какие-либо коалиции...

   – Всё это хорошо, ваша мудрость, – ответил Геронтий, одновременно пытаясь оценить, не войдёт ли ещё ложечка икры на сооружаемый им бутерброд, – но я опасаюсь, что очень скоро мы дойдём до того, что Маггрейду захочется расширяться ещё и ещё, начнётся неизбежная экспансия, и мирные дни на этом закончатся. Притом что, как мне думается, наш клан ещё не готов к этому, поскольку у нас нет какой-то определённой идеологии, монолитной клановой целостности, что бы мы там ни возглашали с трибун!

   – Да, наверное, ты прав, – вздохнул Сарторий, – но ведь недаром этот Варлаам особо приблизился к Империусу. Похоже, что скоро наша идеология окончательно станет религиозной!

   – Меня это, скорее, пугает, чем радует, – невесело усмехнулся Геронтий, – мелкий стихийный магизм – это одно, а магический культ во весь изобильный Маггрейд – это совсем другое. А если на первых ролях так и останется Варлаам, а так оно, думаю, и будет, то всё может обернуться для нас самым неожиданным образом.

   Сарторий при этих словах начальника Тайной полиции задумался и даже поставил бокал с недопитым вином на стол.

   – Проблема в том, – сказал он, – что о возможных издержках этого процесса задумываются лишь немногие, типа нас... Большинство же привилегированных членов клана, плюс весь этот разношёрстный служивый плебс и наёмники будут только приветствовать усиление идеологии магизма, надеясь, что так оно надёжней. Да и сам Империус благоволит и к Варлааму и к его магическим проектам!

   – Да это так... Хотя большинство всегда ведёт себя как неразумное стадо. На то и существуют избранные умы, чтобы думать не только за себя, но и за большинство! – Геронтий наконец откусил от тщательно оформленного им бутерброда. – М-м, икорка весьма хороша... Свежая и в меру солёная...

   – Ну, так ты ж меня знаешь, у меня другой не бывает... – Сарторий добавил себе вина и хотел долить Геронтию, но тот ещё и не притрагивался к своему бокалу. – А вот вином ты зря брезгуешь. Это хоть и не старое, но отборное из восстановленных таллайских виноградников. Наконец эта линия виноделия стала набирать силу!

   – Спасибо, – Геронтий пригубил и сдержанно похвалил. Он вообще не любил вина, предпочитая хороший виски, который в Маггрейде было трудно сыскать из-за получивших широкое распространение коньячных спиртов и дешёвой водки. – Кстати, я хотел у тебя, почтенный Сарторий, спросить, – осторожно перевёл разговор на новую тему Геронтий, – что там за дела с нашим Варлаамом имели место быть в Вирленде?

   – В Вирленде? – Сарторий постарался изобразить некоторое удивление, размышляя, какую линию поведения ему избрать: то ли прикидываться, что не в курсе, то ли быть откровенным. – Ах, в Вирленде! Ну да, там Варлаам предлагает Империусу построить культовое сооружение: не то башню, не то пирамиду... Я толком не понял что... Да и они ещё сами, кажется, окончательно не решили...

   – Почему же в Вирленде? Потому что реактор запущен именно там? Получается, что башня будет на его базе?

   – Точно не знаю, Геронтий, вроде как маг считает, что там и без реактора особая энергетика...

   – А ты знаешь, дорогой советник, что в довоенные времена в Вирленде, кроме самого реактора, располагался атомный исследовательский центр министерства обороны? Непонятно только почему его не накрыли ракетами, когда началась мировая?!

   Похоже, что Сарторий этого не знал. Удивление его было неподдельным:

   – И что же всё это может значить, Геронтий?

   – Вот это вопрос! Истинная тайна в том, что об этом факте, как видно, уже давно знает Варлаам, а от него и Империус!

   – У меня такое ощущение, – задумчиво сказал советник, – что сам Империус не совсем в курсе... Не до конца... А темнит, главным образом, Варлаам... Озвучивает далеко не всё, что думает!

   – Он тоже может не всё знать. Скорее, только догадывается. Но он хитёр! И любой поворот событий будет стараться использовать в своих целях...

   – И это может быть опасно для нас! – заключил Сарторий. – Мы должны держать руку на пульсе!

   – Опасно всё, в чём нет полной ясности! – подытожил Геронтий. – А кстати, как там вообще... в Вирленде... ведёт себя реактор?

   Сарторий опять немного подумал над тем, что именно ему отвечать:

   – Да-а, дорогой мой Геронтий, ты, как видно желаешь иметь допуск ко всем тайнам Маггрейда?

   – Было бы странно, любезный советник, если бы начальник Тайной полиции оставался бы к этим тайнам равнодушным...

   Сарторий в ответ засмеялся:

   – Пожалуй ты прав, – сказал он,– в общем, реактор работает... Надо бы только ещё добрать учёный персонал, который мог бы за ним грамотно следить. Неожиданности в этом деле нам совсем не нужны.

   Геронтий кивнул:

   – А как быть с крекам? Их сворачиваем?

   – Да, пожалуй... – Сарторий на секунду задумался, – надо сворачивать... А то получается неэффективное использование человеческого материала. Энергии не так много, а расход материала большой. Теперь, с реактором, совсем другое дело!

   – А оставшихся куда?

   – Оставшихся... сперва давай на реабилитацию, а затем куда-нибудь на неквалифицированные работы. На те же рудники, к примеру... Только постарайся, чтобы не было лишних разговоров!

   Геронтий слегка тряхнул рукой:

   – А чего нам бояться? До правды всё равно никто не докопается! Не в древние времена живём... Сейчас правдолюбцев поубавилось! А сами "креки" всё равно, кроме работы, уже ни на что не способны...

   Некоторое время они молчали, наслаждаясь хорошей едой и выпивкой.

   – Кстати, – вспомнил Сарторий, – а что там с этими эллизорскими бумагами? Что-нибудь нашлось?

   – Ищем-ищем... Этих бумаг оказалось неожиданно много. Разбираемся уже несколько дней... Да, вот ещё что хотел спросить тебя, Сарторий, – Геронтий откинулся в кресле, в то время как почтенный советник закурил свою любимую сигару, – как там наш эллизорский кандидат в гладиаторы?

   – Ах да... Этот шельмец довольно норовистый парень, даже не знаю, как найти на него управу... Эфрон говорит, из него будет толк, если научить его технике гладиаторского боя... Но проблема в том, что он плохо управляем: отказывается заниматься, требует, чтобы освободили его невесту, а его самого отпустили в Эллизор спасать отца... А недавно вообще объявил голодовку...

   Геронтий задумчиво посмотрел на Сартория и улыбнулся. Улыбка у него была крысиной, но советнику главный полицейский улыбался, изображая максимальную доброжелательность.

   – Почтенный советник, могу ли я дать в данной ситуации совет?

   Естественно, Сарторий согласился. Он любил Геронтия, прежде всего, за его умение давать советы. И за качество этих советов.

   – Я так понимаю, что этот юноша действительно очень вам нужен?

   – Несомненно, Геронтий, несомненно! Эфрон надеется, что из него получится звезда первой величины!

   – Тогда, на твоём месте я бы поступил следующим образом. Не стоит ломать эту будущую звезду, ведь в сломанном виде он не сможет стать звездою. Отпусти его в Эллизор, пусть пообещает вернуться, как только уладит там свои дела. И заключи с ним сейчас же гладиаторский контракт лет этак на пять. Такие неистовые, как он, обычно держат слово... Кроме того, в качестве заложницы останется эта его невеста!

   – Да, идея, пожалуй, реальная, – согласился Сарторий, – но этот Оззи ещё требует какие-то эллизорские бумаги...

   – А он хоть знает, какие именно?

   – Скорее всего, не вполне.

   – Тогда я что-нибудь подберу...

   Сарторий удовлетворённо хмыкнул, поднялся из-за стола и достал из секретера небольшой хромированный револьвер.

   – Вот, хочу сделать тебе подарок, – сказал он. – Мы тут обнаружили один старый склад. Там всё в хорошем состоянии законсервировано...

   – Да, я в курсе, – улыбнулся Геронтий.

   – Ну, ещё бы! – рассмеялся Сарторий. – Но, поскольку это не по твоему ведомству, то я просто вынужден преподнести этот подарок... Это ещё довоенный и очень надёжный "ствол". Кажется, был разработан для сотрудников тогдашних спецслужб. Патроны тоже есть. Вот возьми пачку, их проверили, в надёжном состоянии...

   – Спасибо, советник, – Геронтий тоже поднялся из-за стола, – твоя любезность, как всегда, превышает всякую меру!

   – Да, дорогой мой детектив, – Сарторий, провожая, слегка обнял Геронтия, – один только вопрос: как мы будем действовать, если этот эллизорец потерпит в своём клане поражение?

   – А разве мы что-то теряем? Если парню повезёт и он вернётся обратно живым, то будет трудиться не за страх, а за совесть. Если не повезет, то мы лично ещё не вложили в него ни одного динария!

   – Всегда ценил твой ум, Геронтий! – согласился Сарторий и дружески улыбнулся на прощание.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

АРХИВНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

МАГИРУСА

   Магирус с утра до ночи трудился в архиве Тайной канцелярии, куда его под конвоем приводили из тюремной камеры и куда ему приносили тюремный же обед. Действительно, бумаг, рукописей и документов было много – попадались даже и довоенные. Кто бы мог подумать, что в Лавретании сохранилось столько документов! Не иначе, как Савватий в своё время прихватил из Эллизора целую библиотеку. Впрочем, может, это и не столь удивительно, ведь ранее никто не допускал Магируса в такого рода архивы, где были сосредоточены бумаги целых кланов. В общем, как бы там ни было, но перед Магирусом поставили серьёзную задачу: рассортировать все документы по содержанию и степени значимости, а наиболее важные передать непосредственно руки начальника Тайной полиции Геронтия.

   На время работы за Магирусом приставили следить Ратфата – долговязого стражника, человека явно недалёкого и неспособного раскинуть мозгами. Вероятно, умных и одновременно физически крепких стражей в Маггрейде был великий дефицит. Ратфат, вынужденный торчать всё время возле Магируса и наблюдать за его действиями, своим бездельем заметно тяготился. Этим и решил воспользоваться Магирус, успевший найти кое-что любопытное. Три документа привлекли его внимание. Один из них был сброшюрован из трёх десятков листов толстой довоенной бумаги, исписанных красными чернилами на незнакомом Магирусу языке, причём не латиницей, а какой-то прерывистой вязью, и разобраться в ней старый учёный, несмотря на все свои познания, не мог. Чернила тоже показались ему странными: в послевоенные времена почти никто не пользовался красными... "Может быть, это кровь?" – подумал Магирус, но потом сам над собой посмеялся: даже если это и так, то без криминалистической экспертизы здесь не обойтись, а вся так называемая криминалистика осталась в прошлом.

   Следующий документ являлся частным договором о дружбе и сотрудничестве между неизвестными Магирусу лицами, относящийся к периоду первых межклановых войн, и, как видно, мог иметь отношение к ранней истории Эллизора. Третий документ походил на вырванные из какой-то старой тетради страницы, исписанные мелким торопливым почерком. Записки эти не имели начала:

"...

как мне пришлось отправиться на

ю

г, к таллайцам, чтобы найти топливо на ближайшие пару месяцев. Слова умершего от ран старика не давали мне покоя. Что же он вс

ё

-таки имел в

виду под Законом? Каким образом этот Закон будет дан? Дорога к таллайцем не задалась

, после

Горелой балки

путь преградил