Текст книги "Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 47 страниц)

   Во всем этом была своя небольшая, но необходимая хитрость: сделать небольшую паузу между информированием и подписями: понаблюдать, посмотреть, как себя ведёт человек – не сойдёт ли с катушек, не начнёт ли болтать лишнего (на это время за посвящаемым устанавливалось тщательное наблюдение и прослушка). И горе было тому, кто не выдерживал эти сутки (очень многие в таком случае заканчивали свои дни под строгим наблюдением в специализированных психиатрических клиниках, а то и вовсе исчезали, как это ни печально, но таков был общий жесткий всемирный регламент). Окоёмов держался, хотя, судя по докладам, и видеозаписям вид у него был крайне растерянный и вообще болезненный. Что и не мудрено вообще-то, когда целая вера может пошатнуться! Но тут Рем Голышев ничем несчастному попу помочь не мог, пусть даже в последнее время и начал ощущать к нему некоторую симпатию.

   Звонок мобильного прервал размышления Голышева на этот счёт. Глянув предварительно на дисплей, Рем был неприятно поражён: звонил сам отец! Нет, просто так он никогда не звонил, только в исключительных случаях!

   Они встретились в небольшом кафе «Шоколадница», имеющей второй этаж для курящих. Отец Голышева давно уже пытался бросить курить, но, это никак не получалось. Теперь, как видно, он решил перейти на сигары. Наверное, кто-то ему внушил, что они менее вредны. Попыхивающий сигарой полный и уже под семьдесят лет мужик в дорогом костюме из американского бутика выглядел немного комично. Рем не рискнул пошутить или что-либо высказать на этот счёт вслух, но про себя в который раз вздохнул: отцу всегда не хватало вкуса, во всём он несколько перебарщивал. Наверное, не добарщивать тоже плохо, однако «пере», как правило, гораздо более заметно, скорей бросается в глаза.

   – Давно, небось, у матери не был? – начал, как всегда, первым разговор отец.

   Сын в ответ пожал плечами и буркнул:

   – Был-был... – а потом и сам решил взять быка за рога:

   – А ты, я смотрю, всё больше по заграницам? Как там Панама?

   Старший Голышев заметно вздрогнул, но сразу ничего сказал. К тому же тут подошёл официант, пришлось делать заказ. Голышев ограничился американо и каким-то первым попавшимся в меню пирожным. Отец долго морщился, глядя в меню, потом заказал сто грамм коньяка, рыбный салат и сок.

   – Панама-Панама... – пробормотал он. – А почему ты спрашиваешь... про Панаму?

   – Так... – хотел было уйти от прямого ответа Рем, но потом не сдержался: – Был тут у меня один гость из Панамы...

   Отец опять вздрогнул и положил сигару в пепельницу, забыв про неё.

   – Это кто ж?

   – Зарайский младший, вот кто!

   – Сергей... значит, у тебя... был?

   -Ага...

   Отец тяжело помолчал, потом вздохнул:

   – Говорил я ему, чтобы он к тебе не совался, совсем что-то он с катушек сошёл...

   Рем понял, что отца мучительно интересует этот визит Зарайского-младшего, что отец не знает содержания их разговора и даже боится, что его сын может знать слишком много.

   – Знаешь, отец... – медленно произнёс Рем, – проблема не в том, что он много наговорил и выдал нечто для вас важное, проблема в том, что я и так могу о многом догадаться. И тогда...

   – Что тогда?!

   – А то, что я ведь не знаю, какая степень моей осведомлённости может послужить тому, что меня... ну, нужно будет убрать, типа, зачистить, да? Или, наоборот, какова степень именно твоей осведомлённости, когда "зачищать" надо будет уже тебя? И вообще как это так получилось, что весь этот твой "RUZOR", он вообще ещё не под колпаком у налоговых органов или, там, ФБР? Хотя, "узоры" твои это ещё, наверное, цветочки?

   Голышев-старший судорожно схватил из пепельницы окурок и попробовал затянуться, но сигара погасла. К тому же тут принесли заказ.

   "Как глупо... – подумал Рем, – а может и кстати: этот коньяк, салат и мой кофе спасают его от истерики, дают шанс немного успокоиться".

   – Я хотел встретиться не за этим... – не поднимая глаз, отец опрокинул в себя содержимая пузатой рюмки и перевёл дух, не закусывая, – но раз ты затронул эту тему... то... Давай тогда обсудим... Какие-нибудь детали...

   – Детали? – усмехнулся Рем и отхлебнул кофе из чашки.

   К его удивлению кофе был еле теплым. Можно даже сказать – холодным. Это крайне поразило Голышева-младшего. Впервые в жизни ему подали в кафе холодный кофе. Холодный "американо". Внутренне это его просто взбесило. Наверное, в другое время Голышев затребовал бы официанта и другую горячую чашку, но в тот момент было не до этого, и он сдержался. Даже с удивлением подумал, что не к месту и неожиданно холодный напиток внутренне вывел его из себя куда больше, чем вся эта история с собственным отцом. Смертельно опасная история, между прочим.

   И ведь как это всё вообще получается? Отец последние годы перестал быть в корне на себя похож. Когда-то худощавый и подтянутый, потолстел и обрюзг, растерял все свои былые видимо интеллигентные манеры и, вероятно, вообще забыл своих любимых немецких классиков, если вообще теперь читает какую-либо художественную литературу, что сомнительно. Что с ним стало, на что он купился, ринувшись после увольнения со службы в этот непонятный международный бизнес? Как его вообще туда отпустили и почему там приняли? И во что они все там влезли, вляпались, так сказать, по самые уши?

   – Хорошо, пусть будут детали! – сказал Рем. – К примеру, ядозуб... Не мексиканский и не панамский, не центральноамериканский... А этот самый якобы недавно открытый... бразильский, да? А ты на самом деле имеешь представление откуда эта тварь и что может случиться, если этот ядозуб вовсе не из Бразилии, а из...

   Тут Рем осёкся и замолчал. От того, знал ли его отец истинное происхождение ядозуба, зависело очень многое. Вероятно, что сама жизнь, точнее возможность выживания их обоих. Поэтому Рэму было страшно, как ещё никогда в своей жизни. Он даже боялся поднять глаза, чтобы увидеть в глазах отца настоящий ответ.

   Его отец отхлебнул из стакана с соком и вдруг закашлялся. Потом еле выдавил:

   – А что вообще не так с происхождением этого ядозуба? Ну, из Бразилии, да... Но его яд имеет какую-то особую силу. Медики говорят, что если наладить производство лекарственных средств, то мы озолотимся! Это будет чудо-лекарство! Спасение для многих жизней! Проблема в том, что регион, где обитает этот ядозуб, труднодоступен, а местные какие-то там реликтовые племена не желают идти на контакт. Им, видите ли, вся наша цивилизация побоку! Поэтому речь идёт о том, что вероятно применение к этим племенам не совсем законных методов!

   Рему стало намного легче на душе. Если, конечно, отец не врал и не прикидывался. Последнее – вряд ли. Так врать и так прикидываться он просто не умел. Даже в своём былом служебном прошлом. Да ведь он там, в этом прошлом, был больше хозяйственником, чем оперативником, так ведь. "Не знает главного, происхождения? Думает, что оно чисто земное? Реликтовые племена... – обкатывал Рем эту мысль. – Гм, может быть это и неплохая версия. Реликтовые, но вполне себе земные племена. Единственные на самой Земле, кто имеет с этим самым ядозубом дело... Вполне может прокатить... Тогда не всё потеряно, тогда ещё можем выкрутиться? Но кто же тогда знает всю подноготную? Сергей Зарайский? Знает от своего брата? Он один? То есть, отца используют втёмную? Возможно... Возможно..."

   Да, это был не самый плохой вариант. Значит, ещё можно было жить и даже пока оставаться у руля русского филиала VES. Однако пускать это всё на самотёк было тоже смертельно опасно.

   – Дурак ты, папа, – наконец вымолвил Рем и поставил пустую чашку на столик. – Это не только лекарство! Это ещё и такой будет наркотик, такое зелье, которого этот свет не видывал! И ты хочешь взять на себя ответственность за его появление и распространение?

   Глава ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

   Якову снилось, что он потерял свой старый дневник, свои драгоценные записки ещё времён молодости. Причём во сне он боролся со странным чувством, что на самом деле он и никогда не вёл дневника, и его теперешние поиски – фикция, навязанное извне чувство необходимости (найти дневник!), которого на самом деле нет. Был или нет (дневник!), но во сне Якова преследовало мучительное ощущение, что он забыл нечто важное в своём прошлом, что обязательно нужно вспомнить, а если не выудить прямо из памяти, то, хотя бы, найти в этом самом вроде как и не существующем дневнике. Как он вообще мог выглядеть... этот самый дневник? Вероятно, это была тетрадь, ещё древнего довоенного образца с давно пожелтевшими страницами. И он, Яков, записывал туда нечто старым же химическим карандашом. Да, конечно, он делал это почти каждый день перед тем как в летаргию отправился Варлаам, а следом и он сам, его, Варлаама, верный ученик! Нужно было запомнить, записать очень много всего, поскольку Варлаам предупредил, что, если Яков восстанет от сна раньше, то должен ничего не перепутать в той последовательности действий по строительству нового мира, которое будет для них всех судьбоносным. Ну, да, разумеется, Яков всё старательно записывал, ничего не забывал, но... вот закавыка! – после пробуждения тетради не оказалась рядом, дневник просто-напросто пропал, хотя он, точно, положил тетрадь рядом с собой, прямо в капсуле. Правда, после восстания от сна Яков не сразу про дневник вспомнил, а когда (спустя какое-то время) спохватился, никакой тетради в использованной капсуле не оказалось. Вероятно, если бы он заметил эту тетрадь сразу вовсе себя, то вспомнил бы, не упустил бы из вида, но, получается, что вида никакого не было, не попалась эта тетрадь на глаза, вот что, исчезла, испарилась, так сказать... Или вовсе не было этого дневника? Отчего же, тогда, такое явное ощущение, что он эту тетрадь держал в руках, даже помнить запах тех пожелтевших страниц и вкус химического карандаша?

   Ладно, допустим, он, Яков, что-то упустил и сделал не совсем так, как было велено самим Варлаамом, так ли это теперь важно? Да и вообще так ли это было важно еще тогда, не знамо сколько времени (лет или даже веков) назад? Ведь всё равно Яков осуществил то, против чего Варлаам был категорически против и, вероятно, даже и подумать не мог, что его ученик будет иметь дерзость так ослушаться, пойти наперекор воли самого великого жреца Маггрейда! На фоне этого сам дневник-инструкция, точнее – утрата этих инструкций, выглядели пустяком, отсутствием мелкого пазла с края большой картины – фрагмента, который легко самому вырезать из толстого картона и покрасить, сообщив нужный цвет. Да, все эти годы, фактически, теперь, уже десятилетия, нет, по сути уже, фактически, полвека Яков внутренне уговаривал себя, что сделал всё правильно и никакого, на самом деле, ослушания не было, да он просто и не мог поступить иначе, это означало отступиться от самого себя, и как только сам Варлаам этого не понял и не увидел в своём ученике – он, величайший маг, прозорливый и ясновидящий, не заметил того, что ученик его был не силах в себе переломить. Самые первые годы Якову было проще давить в себе сомнения, поскольку он надеялся, что пробуждение остальных не затянется на столь длительное время.

   Оказалось иначе, совсем иначе. И теперь, фактически, уже будучи сам старцем, он всё с большей тугой ощущал тяжесть того своего выбора, того своего ослушания. А ведь, вероятно, был прав Варлаам: нельзя было брать с собой никого лишнего! Энергия от Золотого шара могла начать перераспределяться не должным образом, затормозив сон, увеличив время летаргии. И если Яков проснулся первым, то считать ли это теперь счастьем? – теперь, когда он прожил свою жизнь, понеся вся возможные труды и великие тяготы по строительство нового Эллизора. Да, была бы возможность, Яков не взял бы с собой того же Геронтия, ныне Геронтиума. Но ведь Варлаам почему-то тогда настоял на его кандидатуре, на его важности для будущего Эллизора. И не просто настоял, но и сам отправил Геронтия в сон, несмотря на всего его страхи, чему Яков уж никак не мог воспрепятствовать.

   Иногда он задумывался, а почему вообще Варлаам сам не ушёл в сон последним, почему поручил именно Якову дейстоввать в финале, чем тот и воспользовался, неужели, опять же, Варлаам не допускал со стороны своего ученика такой возможности, прямого солушания? Или в этом тоже была какая-то своя хитрость? Ни тогда, ни теперь это до конца было невозможно понять, если только сам Варлаам, восстав, наконец, от сна сам не разъяснит, что к чему.

   Такие вот мысли и чувства мучали Великого посвященного во сне и ещё довольно долгое время после пробуждения.

   Словно предчувствуя, что нечто может пойти не так, как следует, Яков решил пока не устраивать празднества и официального представления в честь Пробуждения. В конце концов, это можно осуществить и позже, когда пробудившийся вполне придёт в себя. Действительно, так меньше риска, ведь сразу после долгого сна в большинстве случаев недавний «летаргик» может вести себя неадекватно. Тем более, когда речь идёт о самом значимом, истинно великом Пробуждении, то есть когда речь о настоящем выдающемся Посвященном, о жреце-строителе Варлааме.

   Именно поэтому Яков взял с собой только Геронтиума и на всякий случай двух стражей. Ну, ещё пришлось взять доктора, разумеется. Из более или менее сведущих и надёжных, хотя Яков предпочёл бы обойтись без медицинского персонала вообще, больше полагаясь на заветное снадобье, запасы которого удалось-таки возобновить, благодаря найденном подземному питомнику с ядозубами. Одно было не очень хорошо: снадобье пока не удалось облечь в скорлупу из сахарной пудры, лишь слегка подсластить, поэтому оно находилось в шкатулке у Великого посвящённого в первозданном качестве – то есть, в виде помёта ядозуба. Яков опасался, что такого рода вид и вкус снадобья могут не вызвать энтузиазма у Варлаама, а объяснить, порой, многие самые элементарные вещи человеку, только очнувшемуся от многолетнего летаргического сна, бывает не так просто.

   Так оно со снадобьем и вышло! Поначалу всё шло нормально: закончили мигать огоньки-лампочки, завершился на дисплее таймера обратный отсчёт, включившийся ровно сутки назад и прямо свидетельствующий о необратимых процессах прекращения сна внутри капсулы, появилась на дисплее заветная же надпись "Everything is ready", с легким шипением автоматически отъехала верхняя крышка капсулы, после чего она медленно опустилась вниз и все с некоторой осторожностью заглянули внутрь.

   Варлааму помог подняться доктор и один из стражей. Великий жрец выглядел не очень. Бледность его лица напоминала мрамор из лучшего карьера на юге Эллизора, движения были скованными, голова тряслась. Он обвёл собравшихся крайне испуганным взглядом, попытался что-то сказать или спросить, но, похоже, речь не давалась ему.

   Вперёд выступил Яков. В руках у него была та самая шкатулка со снадобьем. Сдерживая волнение, как будто сам только что очнулся от столетнего сна, он произнёс:

   – С прибытием! – и протянул великому магу шкатулку с откинутой крышкой. Содержимое было до верху наполнено живительным помётом ядозуба.

   – Что это? – наконец, с явным трудом произнёс Варлаам.

   Похоже, что он не узнал Якова. Да и не мудрено. Последний раз они виделись, когда Якову было не более двадцати лет, хотя его внешность и тогда была обезображена, но сейчас он был уже и вовсе стариком.

   – Это великое снадобье! – произнёс Яков. – Его нужно принять, чтобы набраться сил после долго сна! Обязательно!

   – А-а... сколько... сколько прошло времени? – Великий жрец поднял мутный взор на Якова и тот невольно содрогнулся: настолько это был мёртвый взгляд.

   – Точно не известно... – ответил он. – Наверное, больше ста лет. После моего пробуждения прошло почти полвека. А сколько до этого времени, я не смог точно подсчитать...

   – Сто лет? – Варлаам погрузился в глубокую задумчивость. – Сто лет... – наконец, с видимым трудом произнёс он. – Это много... Пожалуй, это лишнего... будет...

   Яков в свою очередь был удивлён: как видно, не ожидал, что пробуждение его учителя будет происходить в такой вот немощи, что Варлаам первым делом выскажет недоумение или удивление, ведь Якову всегда казалось, будто у Варлаама, что называется, всё схвачено и не может быть никаких проколов.

   И – словно мальчишка, не выучивший урок – он принялся оправдываться:

   – Мы ничего не могли поделать! Капсула пробуждения работает автоматически! Никто не может здесь извне прервать сон и запустить пробуждение ранее автоматического цикла!

   Великий маг посмотрел на своего бывшего ученика, а ныне вполне себе коллегу мутным взором.

   – Да... это я помню... – прохрипел он. – Тут ничьей вины нет. Так легла карта, так сошлись звёзды! – Он осмотрелся по сторонам и заметил ещё одну капсулу: – Но... а там... кто ещё?

   – Там? – несколько растерялся Яков. – Там... одна девушка... Белла из Эллизора...

   Варлаам задумался, пытаясь вспомнить прошлое и кто такая вообще эта Белла.

   – Зачем? – с явным трудом выдавил он.

   – Что зачем?

   -Зачем она там?

   – Я... – окончательно смутился Яков. – Потому что я ... Она была нужна мне!

   И словно далёкое прошлое встало отдельными картинами перед его глазами: как он неожиданно для себя, будучи послом Болфусом в Эллизоре, полюбил Беллу, как дал ей сонное зелье, но что-то намудрил с противоядием, как бежал из эллизорского обоза, похитив Беллу, как встретился с Варлаамом в указанном им ранее месте на Севере, в Ловероке, как волновался, что будет с Беллой, но смог-таки уже после Варлаама и Геронтия уложить её в ещё одну лишнюю капсулу, как после своего личного пробуждения и строительства Гранд-Эллизора осуществил торжественный перенос оставшихся капсул сюда, в новый Дворец Пробуждения... Сколько на это потребовалось сил, нерв и надежд... В том силе и на то, что Белла скоро проснётся! Но она так до сих пор и не проснулась в то время, как течение земной жизни самого Якова, фактически, почти отмерило свой срок. Нет, это всё просто уму непостижимо! В этом скрывалась какая-то великая мука или, проще говоря, усмешка судьбы! Хотя бы в том, что очень многого из былых чаяний Якова вроде как осуществилось: достиг он и великой силы и больших знаний, да, попытался даже заменить Беллу, нашёл ведь среди молодых эллизорок девушку похожей внешности (это было не трудно!) и велел ей именоваться Беллой, но всё равно она не была ею, увы... Поэтому Яков уже давно с горечью ощущал, что многое в жизни можно сымитировать, смоделировать, симулировать, изобразить, но только самой жизнью это не будет, а будет одной только лишь именно что имитацией.

   – А где "Золотой шар"? – взгляд Варлаама стал более осмысленным. Он покрутил головой, пытаясь понять в каком именно помещении они находятся.

   – "Золотой шар"? – удивился Яков. – Какой шар? Мы перенесли ваши капсулы из Ловерока, но никакого шара я там не видел!

   Наверное, если бы у Варлаама были бы силы, он дал бы волю презрительному хохоту. Впрочем, что-то душило его изнутри, возможно это и впрямь был смех, пришедшийся совершенно некстати и, фактически, убийственный для крайне ослабленного вынужденной летаргией организма.

   – Дурак, какой дурак... – хрипел Варлаам, окончательно теряя силы и равновесие и повисая на руках у стража. – Ты погубил меня этим! Шар это был главный источник энергии! С чем ты меня оставил во сне? Да ещё взял с собой эту девку! Нельзя никого лишнего брать с собой в этот сон... Нужно было оставить её там, в прошлом... Общей энергии могло не хватить для нас всех! Тем более, без шара!

   Яков бросился к своему только воскресшему и умирающему на глазах учителю с воплем "Прими снадобье!", но было уже поздно: Великий жрец и строитель Тот-Башни скоропостижно скончался.

   Из «Рабочего словаря VES» (совершенно секретно, только для внутреннего пользования). "Биокриационная еcтественная реанимационная единица Гаспарова". Питание – изотопное при минимальном расходе энергии. В отдельных случаях возможно использования внешнего источника питания. Максимальная приспосабливаемость к внешней среди, использование перепадов температур, холода и жары, влажности и т.д. Прекращение цикла реанимационной сохранности происходит, согласно нескольких секретных автономных алгоритмов, в числе которых – аналитический внутренний таймер (запускает механизм «воскрешения», если получает информацию о невозможности продолжения криационного цикла вследствие критического состояния подопечного организма) – действует автоматически, не может быть выставлен программно. Возможно использование команды из центрального пункта управления VES (последняя работает исключительно на прекращение процесса и уничтожение капсулы вместе с содержимым). Иное перепрограммирование уже запущенного внутреннего процесса, благодаря внешним командам, невозможно. Материал: особо прочный бронированный стеклопластик. Внешний вид: в форме гроба. Доступ: внутренние запоры, автоматически снимающиеся после вступления в силу процесса «воскрешения» (См. «Воскрешение»).

   Глава ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   ВТОРЖЕНИЕ

   Леонарду чудилось, что он открывает собрание Закона. Причем не в ветхой амбарной лачуге, а в самом Эллизоре, во Дворце Совета. И он, Главный хранитель, прибегает к соблюдению основных процессуальных норм, потому как заседание было отчасти посвящено Закону Эллизора, и специально оговаривает, что, поскольку собрание носит расширенный характер и не будет касаться Главной тайны Закона, но, тем не менее, вопросы которые необходимо рассмотреть, носят очень и очень серьёзный характер, почему и, собственно, потребовался такой, вот, расширенный состав.

   Относительно всех законных нюансов никто из присутствующих хранителей не возражал. Нравственный авторитет самого Главного хранителя был высок как никогда. Вероятно, что основным оппозиционером Леонарду теперь была его собственная совесть, которая и впрямь часто тревожила его, может быть ещё и потому, что он вообще имел привычку к ней прислушиваться.

   – Итак, – сказал Леонард, стоя за кафедрой, за которой ему и полагалось возглашать что-либо, имеющее общее значение для Закона и всего клана как такового. Да, за той самой кафедрой, величественной, с позолотой и разного рода орнаментальными завитушками. – Итак, мы можем вместе обсудить наше нынешнее положение. И мы должны наметить, как будем действовать в ближайшем будущем...

   Тут Леонард сделал паузу, и многим из собравшихся показалось, что хранитель испытывает сильное волнение. Это и впрямь было так: Леонард вдруг ощутил спазм, который на некоторое время прервал его речь. Правда, при этом, сам Главный хранитель чувствовал себя хорошо, полным энергии, так что, по все видимости, его волнение происходило из общего ощущения значимости и судьбоносности всего происходящего. Сверх того, напротив Главного хранителя, среди других имеющих право здесь быть хранителей, почему-то стоял Оззи, и когда Леонард вновь и вновь видел своего сына живым, пусть тот и имел крайне болезненный вид, отцовское сердце полнилось избыточной неизреченной радостью.

   – Прежде, чем мы всё обсудим, – продолжил Леонард, – я бы хотел зачитать вам один документ... – тут он достал из-за пазухи несколько сложенных пополам старых бумажных листов. Поймав настороженный взгляд некоторых из хранителей, добавил: – Не стоит волноваться. Хотя я и нашёл эти бумаги, разбирая наш архив, они не имеют прямого отношения к Закону, поэтому я могу это прочитать и расширенному составу...

   Найденный Леонардом текст, не имел заглавия. Скорей всего, это был всего лишь отрывок, некий эпизод гораздо большего повествования, которое полностью не сохранилось или ещё не было найдено:

   «...в то лето, сразу после обильной весны и зимнего цветения неба, исполнятся сроки и падёт всё ранее непроходимое, так что несоединимое вновь устремиться к воссоединению и разобщенное получит возможность соединиться, а то что, не чаяло уже утешения, сможет по видимости утешиться, однако на утешение это восстанет ещё большая скорбь, потому как падение знамения цветения означит велико смешение, когда окраины устремятся к центру, а к центр восхочет быть окраинами, и всё это родит великие бедствия и явит в себе лютые силы и морок, который не знаем живущими ранее и сможет быть познан сполна, если только не явит в себе силу освободитель, имя которому Иллиоз...»

   Леонард перевёл дыхание и заметил:

   – К сожалению, сам имеющийся текст тоже пострадал, не всё можно разобрать и многое остаётся непонятным, но я процитирую ещё следующее, что, как мне кажется, может иметь отношение к тому, что происходит со всеми нами...

   И он продолжил:

   «...исполнение великой и спасительной силы не будет зависеть от золотого тела, которое есть великий обман и лукавое внедрение, какое, если вдруг войдёт с кем-либо из смертных в общение, даст таковому инаковую силу, имеющую цель противостать силе истинной. Последнее, если случится, осложнит само спасение Иллиоза и назнаменует собой великую битву за мир во всей поднебесной, какой еще никто не держал и не видывал, ни до великого цветения, ни после...»

   Прочитав всё это, Леонард сделал довольно длительную пазу, посоле чего спросил:

   – Кто-нибудь хочет высказаться на счёт того, что я прочитал?

   Первыми имели право слова хранители, но лишь один из них задал уточняющий вопрос:

   – Это... э-э... пророчество... найдено среди бумаг Закона?

   Леонард слегка нахмурился и ответил:

   – К сожалению, архив Закона частью пострадал во время нашего... бегства, частью был перемешан, однако данный документ не имеет прямого отношения к Закону. Фактически, я случайно обнаружил эти отрывочные записки в большой хозрасчётной книге учёта рыбных поставок, которой не меньше, чем двадцать лет. Как туда попали эти листки, мне не известно, кто автор – тоже. Можно ли считать это пророчеством, отдельный вопрос, поскольку критерии того, что можно считать пророчеством, а что – нет, Законом окончательно не определены... Кто-то ещё хочет сказать что-либо? Из наших гостей?

   Слово решил взять бывший таллайский посол, известный вне этой легенды как Иван Рейдман, он же старший оперативник VES.

   – Если мы согласимся с тем, что данное пророчество и впрямь является пророчеством, то с точки зрения чисто рациональной, ничего особо хитрого тут нет. Цветение, о котором здесь говорится, выи сами видите в небе. Если оно подходит к концу, то, стало быть, границы этого мира вновь станут туда-сюда проходимыми, время обретёт, как и ранее, единое течение, однако всему этому могут сопутствовать неожиданные и крайне опасные явления, а именно – вторжения разного рода чудовищных и опасных сил из других миров. Что, мягко говоря, может представлять для всех нас далеко не одну и очень большую опасность... А вот, что такое этот самый Иллиоз, пока не могу сказать...

   – Может быть, это есть сам Эллизор? – вдруг негромко и как-то задумчиво заметил Леонард. – Закон в некоторых своих параграфах говорит, что Эллизор должен быть в конце времён спасительным для многих, может это пророчество и говорит именно об Эллизоре и его Законе?

   – Возможно, что и так, – не стал спорить Иван, хотя было заметно, что ему ещё есть, что сказать, но он не хотел бы спешить с этим.

   – Однако не совсем ясно, что здесь сказано о каком-то золотом теле и другой силе, которая может мешать спасению Эллиозора?

   – Отец! – вдруг подал голос всё это время молчащий Оззи. – Это "Золотой шар!" Он там в подземельях! Мы его видели вместе с Ролланом...

   Все собравшиеся с удивлением, а некоторые даже и с испугом воззрились на Оззи.

   – Боюсь, что кое-кто уже мог добраться до этого шара... – добавил сын Главного хранителя.

   "А кто такой Роллан?" – хотел спросить Леонард, потому что сонный бред начал оставлять его и он вдруг понял, что находится вовсе не на кафедре во Дворце Совета, и в руках его не книги или рукописи, так или иначе связанные с Законом, но почему-то вёсла, которыми он гребёт изо всех сил. Да, он был в лодке посреди Лавретанского озера и направлялся в сторону старого поселения, где по-прежнему находился Амбар Закона.

   Фаддей, дежуривший этой ночью у подземного пулемётного гнезда, был сорван с места Иваном Рейдманом. Грести они взялись вдвоём, двумя парами вёсел – так было быстрей.

   – И давно он ушёл? – задыхаясь, переспросил Фаддей.

   – Зорро обнаружила эта минут двадцать назад!

   Ночь была безлунная, хотя пространственно-временная дуга вполне луну заменяла, однако, сколько не всматривался Фаддей с Иваном, впереди никакой лодки не было.

   – Неужто уже успел переправиться?

   – Не знаю. Худо то, что он всё ещё в бреду. Эта когтистая тварь могла быть ядовитой!

   Когда они миновали около половины озера, на берегу загрохотал пулемёт. Сперва один, а потом и второй.

   Переглянувшись, оба спутника на минуту оставили весла, чтобы привести имеющиеся у них оружие в боеспособное состояние, а потом с удвоенной силой продолжили грести.

   Леонарда они нашли возле Амбара Закона. Тот был без оружия, даже кортика с ним уже не было, однако пулемётчик, что был на вершине холма, умудрился прикрыть Главного хранителя от нападающих тварей: несколько гигантских серых туш с бурыми подпалинами валялись здесь же.

   – Отец! – сказал Фаддей. – Надо уходить! Вторжение началось!

   – А как же Закон? Я никуда без Закона не пойду!

   Фаддей внимательно всмотрелся в родное лицо и понял, что Леонард всё ещё не в себе, так что и спорить с ним бесполезно. Тогда он сгрёб Главного хранителя в охапку и с помощью Рейдмана, который не забывал водить стволом своего "стечкина" вокруг, дотащил хранителя до лодки. Леонард хотя и пытался сопротивляться, но был слишком слаб из-за ранения.

   – Давайте, плывите! – сказал Фаддей Рейдману.

   – А ты?

   – А я помогу эвакуироваться пулемётчикам. Нельзя же их здесь бросить одних!

   – Это верно! Только давай этим займусь я!

   – Нет, Иван, по всему ты там нужней! Так что не задерживай, греби! Береги Леонарда, Закон превыше всего!

   И Фаддей резко оттолкнул лодку, так что Рейдман уже ничего толком не успел сказать. Разве что, типа "Храни тебя Бог". Но в этом обществе о Боге прямо говорить было не принято. Сказать же: "Храни тебя Закон" Рейдман ещё не успел научиться.

   Великий посвящённый не так часто собирал Верховный совет Эллизора – лишь по крайне важным и экстренным случаям. Теперь этот случай наступил. Точнее, даже и не случай, а сам день Великого Торжества. Понятно, что день, как категория времени, понятие относительное и может длиться целую эпоху, а не только двадцать четыре часа. Сам Яков под этим днём понимал начало целой эпохи – нового времени, преображающего всё становления власти в Эллизоре, время борьбы и великих свершений. Правда, теперь для него было очевидным, что День Великого торжества оказался не таким, как планировался. Согласно замысла, пробудившийся от векового сна Варлаам должен был взять на себя полноту власти, то есть стать Царём...