Текст книги "Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

   Пока не без некоторого удовольствия Геронтиум опоражнивал посудину с простоквашей, молочник успел выложить всю основную информацию. Ничего архи-особенного на этот час она не представляла, за исключением того, что появление мёртвого волколака возле изваяния Скунса породило в народных низах множество слухов, толков и даже страхов.

   – Многие говорят, что теперь будут везде появляться оборотни и вампиры! – с доброй улыбкой рассказывал молочник. – А вчера на рынке эта ведьма с верхнего ручья, родом она, кажется, из Фаррана, на одного торговца кричала, что именем дракона Фарго и волколака Уркха наведёт на него такую порчу, что тот сам будет волком бегать и всех своих ближних загрызёт!

   – Постой... – Геронтиум отдал кружку и переспросил в некотором недоумении: – Народное ведьмовство в Эллизоре полностью запрещено, сам знаешь, магия может быть только высокая, белая, и ей распоряжается один только Великий посвящённый, не считая его авгуров. А тут, говоришь, какая-то ведьма?!

   – Дык! Это же простой народ... – молочник принял в руки пустую кружку и зачем-то внимательно осмотрел её, словно желая убедиться, что Геронтиум не побрезговал и каплей его продукта. – Может ещё желаете? Простокваши? Или ряженка тоже весьма недурна сегодня!

   – Нет, спасибо, любезный! Простокваша хороша, да... Ты лучше скажи-ка, много ещё таких разговоров бродит: про драконов и волколаков?

   – Много, ваше светлость, много, за всеми и не уследишь...

   – Ну, хорошо. Ты мне на эту ведьму поподробней составь реестр: кто она, где обитает, ладно?

   – А что, это не проблема. Супружница моя поможет!

   – Да хоть и её привлеки. Только пока осторожней! Чтобы никто не знал о нашем с тобой интересе к этой особе, хорошо?

   Геронтий уже повернулся, давая понять, что регулярная конспиративная встреча окончена, как молочник приложил ко всей прочей информации ещё немалый довесок, который заставил главного жандарма взглянуть на всю это, казалось бы, незначительную историю совершенно иначе:

   – Ваша светлость! – вдруг выдал молочник. – Чуть не забыл! С этой ведьмой иногда встречается... э-э... Госпожа Ганна, вот! Они часто пересекаются в книжной лавке этого... Бальтазара, вот!

   Геронтиум так посмотрел на бедного молочника, что тот затрясся:

   – Уж простите, простите, ваша светлость! Нашей же вины в том нет! Супружница моя об этом знает доподлинно, но случайно! Я только довожу до вас, что она мне поведала!

   Главный жандарм в ответ ничего уже не произнёс, но стал медленно подниматься по дворцовым ступенькам, удаляясь от несколько растерянного молочника, возка и неподвижного пони, который всё время стоял смирно и лишь изредка перебирал копытами.

   Ганна была дочерью Великого посвященного, и услышанное надо было хорошо обдумать. Проблема состояла в том, что к книжнику Бальтазару у Геронтия не было подхода. В своё время тот однозначно отказался играть роль постоянного осведомителя, а применять к Бальтазару крайние меры воздействия почему-то запретил сам Великий посвящённый. Почему именно, Геронтиум не знал. Быть может у мага были на Бальтазар свои виды или свои методы воздействия. Так что с собирателем книжной пыли Геронтиум не имел возможности поговорит по душам! Да и вообще сосредоточиться на одной этой истории с Ганной Георнтиуму в тот день было не суждено: внутри зала "Пробуждения", в самой сердцевине зала, куда никому, кроме Великого посвящённого и главстража всего Эллизора, не было доступа, на щитке с индикацией одной из двух оставшихся капсул пробуждения, впервые за много лет мигала зелёная лампочка.

   И это была капсула Великого мага прошлого Варлаама.

   Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   СОКРОВИЩА ЛАВРЕТАНИИ

   Честь случайно отыскать эти железные врата досталась никому иному как Магирусу. Вероятно потому, что остальные были заняты более тяжелым трудом на лавретанском лесоповале, тогда как старый учёный, которого никто и подумать не мог привлечь к распилу древесных стволов или очистки их от сучьев, направился прогуляться по окрестностям с целью установить, нет ли ещё чего полезного среди местной флоры и общего рельефа местности, удалённой от посёлка водной гладью озера, а так же и труднопроходимыми скалистыми грядами. Не будь нужды в лесоматериале, то вряд ли сюда кто-либо вообще заглянул, несмотря на все местные красоты. Но нашёлся, наконец, пытливый ум и любопытствующие же ноги!

   Впрочем, склад не был хорошо замаскирован или укрыт. Может, когда-то какая-либо маскировка и была, но с течением времени утратилась, так что осталось углубление в скале и двустворчатые железные ворота в каменной нише. Створки ворот когда-то были покрыты краской, но теперь заметно проржавели. А ещё старый учёный заметил снизу рельсы, которые угадывались под воротами, но ближе к берегу озера терялись среди травы и густого кустарника. Вероятно, на берегу раньше был причал, который к настоящему моменту разрушился и уже не оставил после себя никаких следов.

   Магирус почесал в затылке и решил: "Не иначе как это ещё времён "Последней мировой". А то и раньше!" А ещё он прозорливо подумал, что, весьма возможно, им повезло, и за этими воротами скрывается хранилище, где может быть много всякой полезной в хозяйстве всячины. А это должно обрадовать и утешить Леонарда, на которого в последнее время Магирус смотрел с большой тревогой: уж очень тот был озабочен проблемой общего выживания и, видимо поэтому, исполнен явной и большой скорби. Причем на все попытки старого учёного более или менее подробно обсудить те или иные темы Леонард всё больше отмалчивался, предпочитая, если не был занят, что называется, с народом, отсиживаться в своём Амбаре Закона, всё корпел над старыми архивами и рукописями. Что поделаешь, несмотря на вынужденное переселение в Лавретанию и, вообще, самое серьёзное оскудение жизни, Великая тайна Закона не перестала таковой быть – скорее, даже сделалась более драматичной в восприятии тех, кто с ней был связан. Или, правильней будет сказать, само восприятие этой тайны, главного смысла Закона сделалось более драматичным?

   Снизу ворота засыпало землей и мелким камнем, сквозь щель в створках тоже ничего не просматривалась, и Магирусу пришлось изнывать от любопытства, пока гонец переправлялся на ту сторону озера и пока не пожаловал сам Леонард вместе с таллайским послом, который вообще имел манеру совать свой длинный нос во все щели и дыры, за что Магирус его недолюбливал, хотя и сам, несмотря на более, чем зрелые лета, любопытствующего духа был не чужд. Однако почему-то к этому подозрительному таллайцу благоволил Леонард. И коль скоро это было так, то никто и ничего с таллайцем поделать не мог, потому как никто не рискнул бы идти против Леонарда. Однажды, правда, Магирус пытался поговорить с Леонардом на тему того, что посол этот, похоже, не совсем тот человек, за кого себя выдаёт – не совсем, скорей всего, посол и не совсем, как видно, таллайец, однако Леонард от этих подозрений отмахнулся: мол, и так каждый человек на счету, тогда как серьёзных оснований не доверять Яр Кингу нет, а так, мало ли у кого какие странности, что их у того же Магируса совсем нет?

   Теперь они стояли втроем возле ржавых железных ворот, а сзади толпились ещё несколько человек с лопатами и одним ржавым же на вид заступом.

   – Ну что ж, надо откапывать! – сказал Леонард, задумчиво глядя на землю под ногами и отошёл в сторону.

   Магирус подумал, что в былые времена он, Леонард, сам бы схватил лопату и начал бы ей орудовать в первых рядах. А ныне уже нет: поистратился порох в пороховницах, как видно. Впрочем, и сам Магирус за лопату хвататься не стал – тоже отошел и встал рядом с Леонардом. А вот таллайец, даром, что якобы посол, за лопату-таки ухватился довольно споро и действовал ей вполне энергично. Вот она молодость!

   Ворота откопали довольно быстро. И здесь Леонард тоже не стал рваться вперёд – лишь молча кивнул. Таллаец деловито постучал сапогом по железу, потом уцепился за одну из створок и потянул на себе. Замков и запоров не было: створка поддалась и с тяжёлым скрипом отъехала, обнажив за собой мрак, уходящей в скалу штольни.

   Сразу за воротами оказался своего род сторожевой пост-предбанник перед ещё одними гораздо более серьёзно оборудованными вратами – сдвижными и очень массивными. К счастью, они были почти на половину открыты.

   Яр Кинг, так и будучи в первых рядах, и по ним постучал сапогом, хмыкнув:

   – Повезло нам! Были бы на запоре, ни за что бы нам их не открыть! Бронированные!

   А Магирус вновь хмыкнул про себя, потому что мнимый таллайец опять прокололся: откуда такому молодому человеку знать про броню? Хотя, наверное, теоретически от старших мог иметь сведения, да и видел, вероятно, артефакты былых эпох, но, вот, такое точное владение понятиями, опять же, довольно подозрительно. И опять таллаец себя проявил: сбоку от заглублённых ворот обнаружилась будка-загородка – вероятно, пост часового, а там – череп и ветхие кости едва прикрытые истлевшим тряпьём, в которое превратилась форма одежды этого теперь никому не известного солдата или охранника. Яр Кинг взял в руки прислонённую тут же к стене ржавую железную палку, и Магирус сообразил, что когда-то это была винтовка – правда, теперь было трудно разобрать, какой именно модели. Таллайский же проныра и тут рассматривал сей артефакт как будто со знанием дела, как видно вполне понимая, что это за предмет и даже будучи в состоянии оценить, несмотря на плохую сохранность, что именно это за оружие и какому времени принадлежит.

   – Что ж, пойдём дальше? – сказал Леонард и принял от одного из сопровождавших зажжённый факел.

   На этот раз он двинулся первым.

   Поздно вечером Иван Рейдман, он же таллайский посол, долго громким шёпотом рассказывал Антону Кокорину, то есть – Яну Кривому – о тех «сокровищах», которые были обнаружено в заброшенном военном складе на том берегу озера.

   – Одних "калашей" там не счесть! И стандартных и – "укоротов"! И патронов – ящиками! – тоже море! Сходу не пересчитать! Всё в масле, всё цело! Надеюсь, все стрелять будет!

   – А ещё что? Из оружия?

   – Ну, пулемёты. В основном, тоже – "калашниковы". Есть и несколько крупнокалиберных, старые – типа ДШК и ленты к ним с патронами. Нам, впрочем, какая разница? Винтовки есть, тоже старые, "мосинка" ещё. И снайперские – "драгунова". Ещё, представь себе, миномёты, но – "мелкие", небольшого калибра. Обычные гранаты тоже там – РГД и "эфки", завались! Пистолеты – "ТТ" и "Макаров". Импортного, вроде ничего, в основном всё наше! Говорю, всё вроде как в смазке, хорошо сохранилось. Красота! Но надо бы проверить, пристрелять!

   – Да-а, здорово!

   Если бы кто-то внимательно наблюдал в этот момент за обоими собеседниками, то подивился мальчишескому азарту, который явно владел ими, несмотря на то, что один из них был обездвиженным инвалидом да ещё и крив на один глаз.

   – Леонард только, перестраховщик, вообще запретил что-либо брать без спроса, сказал, что будем составлять опись, и, когда нужно, выдавать оружие под расписку.

   – Вот бюрократ! – усмехнулся Антон. – Но, наверное, правильно.

   – Правильно-то правильно, да только случись чего – не успеет никто оружие сюда доставить. Тем более, пристрелять! Да и пользоваться им никто не умеет! Учить надо! А кто будет учить?

   – Вот ты и будешь!

   – Ага, я-то, откуда уметь должен? Гость из прошлого? Или, точнее, из будущего? В легенду стрелковые навыки не вписыаются.

   Тут они оба задумывались. Вообще перспективы были туманными во всех отношениях. Однако обнаружение целого склада с оружием внушало в отношении этого будущего больше уверенности.

   – Придётся раскрываться!

   – Это невозможно, – хмыкнул Иван. – Никто ничего не поймёт!

   – Хотя бы частично! Придумай легенду-какую, что научился пользоваться всем этим у себя на таллайских югах!

   – Думаешь, поверят?

   – Знаешь, Иван, не думаю, что тебе и так вполне верят. Магирус, вон, уже давно на нас с подозрением косится.

   – Ну, косится, да... А что он может доказать?

   – Ты ж сам говоришь, неизвестно, что и как может повернуться? Вдруг уже скоро после "квадроцикла" границы вскроются? Мы же, кстати, не знаем, что и кто могли ещё запаралелиться? А вдруг какая-нибудь нечисть попрёт? Наверняка ведь попрёт! Целым букетом! Вспомни, что было в той же Пальмире, с которой запаралеллился этот, как его, "Звёздный десант", кажется? Из наших лишь двое еле унесли ноги, пауки эти там всё покрошили. Да и саму Пальмиру пришлось стереть! Нет, надо однозначно вооружаться. Нельзя тянуть!

   – Ты разве там был? Откуда знаешь, это же для не участвовавших секретная информация!

   Антон лишь махнул рукой, мол, некогда сейчас об этом:

   – Считай, что был... В общем, надо говорить с Леонардом. Мне кажется, он сможет понять. Очень сильный человек! Да и он тут все-таки главный, больше авторитета уже нет.

   – Да ты прав. Буду говорить с Леонардом!

   – Ну и хорошо! – вздохнул Антон на своём лежаке с облегчением. – А то, знаешь, надоело уже здесь мне... жить... Как подумаю, а вдруг впереди ещё годы? Или десятки лет. Или... вся жизнь. Просто выть хочется!

   – Ну, ты это брось!

   – А что брось? Даже, если границы откроются, ещё не факт, что Земля откроется тоже. Эта "дуга"... она же так просто никуда не денется! А из-за неё мы можем тут в полной "автономке" зависнуть. Её же так просто ничем не перешибешь! И сама сворачиваться тоже не собирается!

   – Что-нибудь придумаем... – без особого энтузиазма пробормотал Иван.

   – Ага... придумай, давай... что-нибудь! Сила импульсам была очень большой, соображаешь?! А второго такого реактора здесь больше нет. Здешних мощностей не хватит. Таких чудес не бывает!

   – Может и не бывает... Да кто знает, всякое случается... Может, нет полной "автономки". Тогда, глядишь, выберемся!

   Антон больше не стал на эту тему спорить. Только ещё спросил:

   – Что там ещё на складе, кроме оружия?

   – Много чего. Мы до конца штольни не дошли, а там еще и боковые ответвления... Продукты, консервы, конечно, попортились, никуда не годятся. Одежда в основном тоже не годится – ветхая, все же сыровато, не идеальные условия, после того как электропитание вырубилось, вытяжка, само собой, не работала. Еще несколько "уазиков" есть, но не знаю, впишутся ли в ворота, там одну створку заклинило. Да и горючего не видел, есть ли, не понятно. В общем, посмотрим, надо разбираться!

   Тем же вечером Рейдман пожаловал к Леонарду, который сам обитал в ветхом маленьком сарайчике рядом с Амбаром Закона. На предложения переселиться в чуть более комфортные условия в каменных стенах, он наотрез отказывался. Иван заметил, что Главный хранитель, при свете слабой свечи и без очков читает какую-то «амбарную» же книгу своего любимого Закона. Как только у него, уже немолодого человека, хватает на всё это глаз, было совершенно непонятно.

   – Добрый вечер, хранитель! – сказал старший оперативник VES. – Нам надо серьёзно поговорить. Дело в том, что я не совсем тот, за кого долгое время вынужден был себя выдавать.

   Леонард захлопнул книгу и слегка улыбнулся:

   – Об этом я уже давно догадываюсь... – и, поймав недоумённый взгляд, добавил: – Просто хотел, чтобы ты сам всё рассказал.

   Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   «НАСТОЯТЕЛЬ С ГРАНАТОЙ»

   Игумен Авраамий позвонил прямо с утра.

   – Отец Максим!? – сказал он, не здороваясь и не представляясь. – Ты сегодня "Молодёжный курьер" читал?

   – Нет, – растерялся Окоёмов. – Я вообще его не читаю...

   – А зря, о-отец! – о. Авраамий, будучи откуда-то с русского Севера родом, сильно "окал", поэтому каждое его "отец" звучало как-то особенно многозначительно. – Ты, о-отец, почитай! Там про тебя целая статья! И знаешь, как называется?!

   – Не-а...

   – "Настоятель с гранатой", во-о как!

   Окоёмов совсем пал духом.

   – Не было... – только и выдохнул он в ответ.

   – Чего не было?

   – Гранаты никакой не было!

   – А что было?

   – Да бита какая-то была... вроде... бейсбольная...

   – А вот журналисты раскопали свидетелей, что видели тебя с гранатой! Подельник твой, да, был с битой, а ты – с гранатой!

   – Какой подельник?

   – Отец, это ты у меня спрашиваешь?! Пишут, там вас много было, целая банда!

   После паузы, наконец, о. Максим осмелился спросить:

   – Что теперь будет?

   – Не знаю, отец, не знаю. Хорошего мало. В общем, завтра будет заседание дисциплинарной комиссии, явишься к двенадцати ноль-ноль! Будем думать. Ну, и как ещё наверху решат, отец, сам понимаешь! Давай, завтра не опаздывай, о-отец!

   И Авраамий отключился. Не успел Окоёмов перевести дух, как позвонил Голышев. Тот тоже сразу взял быка за рога:

   – Можете сегодня к нам подъехать?

   – К вам?

   – Да, ко мне. Туда же, где и раньше бывали, ну, у Джона Александровича.

   – Могу... – вздохнул о. Максим. – Только я не уверен, стоит ли? Я тут в такую историю попал, что не факт, смогу ли вообще дальше служить...

   – Мы в курсе, отец Максим, в курсе! Подъезжайте, на месте всё и обсудим!

   Окоёмов поехал на метро и по дороге купил свежий номер "Молодежного курьера". Ну, точно: прямо на первой странице довольно крупный заголовок: "НАСТОЯТЕЛЬ С ГРАНАТОЙ!", а ниже красовалась его, о. Максима, фотография, взятая, как видно, из интернета, кажется с одного из выступлений на пасхальных чтениях, где о. Максим что-то многозначительно вещал да ещё и с воздетой дланью. Длань с ладонью, правда, была без гранаты... Странно, что не пририсовали. "Фотошоп" ведь, сейчас всё, что угодно может.

   "Известно, что современное духовенство продолжает пользоваться в нашем обществе некоторых авторитетом, – с содроганием начал Окоёмов чтение статьи, – однако не всё так просто в церковно-клерикальном королевстве. Должно отметить, что и недели не проходит, как новые и новые факты далеко неприглядного поведения отдельных представителей духовенства предаются огласке и на повышение авторитета Церкви явно не работают..."

   Тут о. Максим заметил, что сидящий напротив него молодой человек тоже держит в руках такой же номер "МК" и как-то подозрительно на Окоёмова посматривает. Пришлось встать, нахлобучить на голову капюшон от куртки (подрясник был еще раньше предусмотрительно собран и убран под куртку же, а шапка надета обычная, светского покроя) и, от греха подальше, удалиться в другой конец вагона.

   Дальше, взгляд о. Максима прыгал по газетному тексту, что называется, по диагонали, поскольку никаких моральных сил читать полностью весь этот бред уже не было: "...Настоятель одного из храмов в центре Москвы... совершенно очевидно, что простых смертных в столице настоятелями не делают... папа иерея – в прошлом видный член... сращивание криминала и клерикалов... приехал вместе с одним из авторитетов на так называемую «стрелку», то есть – криминальные разборки... и хотя до стрельбы дело не дошло... именно отец Максимпродемонстрировал, вместо Евангелия, противостоящей стороне настоящую боевую гранату... пока его «друзья», как это водится в криминальном мире, крушили бейсбольными битами кости... и стёкла автомобилей своих конкурентов... очевидно прямое участие духовенства в деле очередного криминального передела частной собственности в Москве..."

   "Да, теперь всё! – подумал Окоёмов, так и не дочитав статью до конца. – Теперь совсем пропал!"

   А ведь как в своё время всё хорошо начиналась, да...

   Уже распалось, было, целая империя, а он учился себе на философском факультете и, хотя ещё не ходил в храм и не причащался, но уже задумывался о том, в чём же истина и есть ли она вообще. А Истина вдруг и впрямь начал открываться ему, благодаря чтению русских же философов начала двадцатого века – да, да, того самого "Серебряного"! – и он, Максим Окоёмов, сын вполне успешных родителей, вдруг ощутил совсем иные веяния, как говорится, из другого мира, а тут вдруг ещё и скоропостижно умерла его мама, после чего он и начал по настоящему молиться, сперва – за неё, а потом и вообще, а тут же (опять же – вдруг!) появились знакомые-друзья, знающие дорогу в Оптину Пустынь, вот и позвали однажды, после этого, после первой исповеди, всё перевернулось-переменилось, а следом с другого факультета, вдруг же, явилась Катя – и всё это так здорово, живо и славно совпало – и приход в Церковь, и настоящая любовь, и... желание Христу и Его Церкви послужить... всем сердцем и всем помышлением!

   "И что теперь? – с горечью думал Окоёмов. – Теперь, получается, я – типичный представитель "сращивания криминала и клерикалов"? Вот и докажи, что ты не верблюд! Не отмоешься! Даже, если и не лишат сана, то надолго все запомнят, что это тот самый, типа, "настоятель с гранатой!"

   Уже вечером, после беседы с Голышевым, вновь позвонил игумен Авраамий и уже более мягким тоном сказал:

   – Ну, о-отец! Молись! Благодари, то есть, Бога! Кто-то за тебя замолвил словечко! Наверху решили тебя всё же не запрещать! Но будешь теперь служить возле МКАД-а! Скажи спасибо, что не за МКАД-ом! Ничего, отец Евгений, настоятель, тебя там уму разуму поучит, там у него целая команда, батьков пять, что ли! Не дадут тебе там больше с гранатами разгуливать, где ни попадя, отец! МКАД это тебе не бульварное кольцо! А настоятелем, сам понимаешь, тебе пока больше не светит. Да и то, о-отец, повезло тебе! Могли бы и из сана – того!

   – А кто, кто... заступился-то?

   – Ну, это я не знаю, отец! Говорят, самому звонили или какой-то, там, факс от больших людей пришёл, чтобы тебя оставили! Так что бу-удь, о-отец, бу-удь! На комиссию уже не приходи, и так всё решено!

   И отец Авраамий отключился.

   Глава ДВАДЦАТАЯ

   ПОТРЯСЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПОСВЯЩЕННОГО

   Яков любил в одиночку приходить в зал «Пробуждения», хотя и старался не афишировать этого. Сие было не трудно, когда знаешь все ходы и выходы во дворце, в том числе – укромные или тайные. Сверх того, у Великого посвящённого с детства развился навык ориентации в разного рода поземных ходах и подвальных помещениях. С годами этот талант только усовершился, так что теперь Яков мог пользоваться любыми подземельями, порой, даже и без дополнительно освещения. Это заметно облегчало ему жизнь уже хотя бы потому, что центр Гранд-Эллизора ещё с древних времён пронизан разного рода и действующими и заброшенными системами коммуникаций, имел в том числе и свою ливневую канализацию и водопровод, питающийся от реки Арамиль, так что недостатка возможностей скрытого перемещения Яков не ощущал. Другое дело, что он был уже далеко не молод и, уподобляясь подростку, шнырять под землёй без особых на то причин, тоже не испытывал особой надобности. Хотя, порой, всё же, вот, приходилось. Нужда, как говорится, заставляла.

   А ведь нужды разного рода, скрытые опасности, а то и зреющие заговоры, как подозревал Великий посвящённый, несмотря на всю длительную стабильность и внешнее благополучие, не могли совсем оскудеть в границах Эллизора как такового. Думать или полагать иначе, значит, оказаться правителем наивным и безответственным по отношению не только к безопасности собственной персоны, но и в отношении благополучия собственных подданных, имеющих неосторожность доверить собственную безопасность слишком легкомысленному правителю.

   Поэтому великому магу приходилось везде поспевать. В том числе и на путях, другим незримых, невидимых неискушённым знанием всей властной изнанки и того, как вообще эта самая изнанка себя осуществляет, при помощи каких именно усилий и хитростей имеет место быть. Да, действительно в такого рода знании была и многая печаль. Яков уже давно понял, что желание и стремление к истинному могуществу и полноте власти лишает полноценного человеческого общения. Настоящий властитель не может иметь друзей, он всегда одинок. И это та необходимая жертва без которой никак не обойтись. Иначе ты не властитель. Или властитель не настоящий, сиюминутный. Потому что, будучи излишне доверчив, у власти долго не удержишься. Но всё же и настоящему правителю, порой, не хватает чего-то душевного, доверительного, семейного или... лирического, пожалуй! Сколько бывало в земной истории ситуаций, когда после смерти того или иного тирана, вдруг выяснялось, что этот один из самых жестоких людей, оказывается, писал довольно приличные стихи, где фигурируют тоже вполне ничего себе образы звёзд, луны и быстротекучего времени. Или, если не стихи, то замечали некие чудом уцелевшие приближённые, что их василевс частенько смахивал даже и не самую скупую слезу при звуках одной из сонат, исполняемых на том же клавикорде, – сонат, сочинённых знаменитым придворным композитором, которому, впрочем, также приказал в своё время отрубить голову или сжечь на костре. Да, что поделаешь, даже великие тираны могут быть в душе сентиментальны. Одно с другим вполне себе сочетается!

   Вот и Великий посвящённый имел свои душевные слабости, хотя и старался тщательно скрывать их явные проявления. Одной из них были эти самые ранние утренние часы в центральном зале "Пробуждения". Причём не внутри самой опочивальни (там было тесновато и воздух какой-то неживой), а снаружи, под сводчатым потолком и ввиду внутренней колоннады, хотя здесь и не было полного уединения по причине постоянного присутствия почётного караула. Тем не менее, великий посвящённый любил здесь находиться в полной неподвижности и молчании.

   В то утро его молчаливый покой был прерван почти незримым движением какой-то легкой тени, что мелькнула в правом дальнем углу зала – за одной из колонн, где скрывался хорошо замаскированный лаз в разветвленную систему подземных ходов. И если это не показалось Якову, то, стало быть, об это проходе знал кто-то ещё и, по всей видимости, им пользовался. Оставить без внимания сей подозрительный факт было никак нельзя! Великий посвящённый поправил на поясе под жреческой туникой ножны с длинным и узким кинжалом, в лезвии которого скрывался канал с редким мгновенно парализующим ядом, выпрыскиваемым при нажатии особой кнопки на рукояти, и довольно стремительно для своих лет сорвался с места. Уже через несколько минут оказался в хорошо знакомых ему эллизорских подземельях.

   В первый момент он не сразу понял, в каком направлении нужно двигаться. Однако обоняние у посвященного с годами не стало хуже, даже наоборот – приобрело замечательную остроту. И вот теперь эта самая обонятельная острота подействовала на великого посвященного шокирующим образом: он уловил едва заметный, но знакомый аромат духов. И духи эти были из того редкого парфюмерного набора, который он сам же недавно подарил своей дочери Ганне. Но что могла делать его дочь в столь ранний час в эллизорских подземельях? А ведь было, действительно, ещё очень рано, он и сам пришёл в зал "Пробуждения" раньше, чем обычно, намного раньше, поскольку из-за бессонницы не спал всю ночь, мучимый странными подозрениями и ощущениями, почему и решил понудить себя собраться с мыслями в гораздо более ранние часы, чем обычно. Однако же, как видно, это не случайно приключилось – не случайны были его мысли и подозрения!

   Ощущение того, что он и впрямь идёт в темноте за Ганной только усилилось, поскольку усиливался аромат её духов, столь непривычный для подземного мира Эллизора. Как правило, здесь пахло не очень хорошо, и тонкий парфюм не мог перебить тех или иных гнилостных запахов, но добавлял к ним совершенно неожиданное амбре. Да вообще, как его дочь могла оказаться здесь, как это утончённое и достаточно с виду изнеженное создание могло вообще решиться сюда сойти – в это царство мрака и гнилого воздуха? Если это и в самом деле она, то должна быть ещё с кем-то, в единственном числе она вряд ли бы отважилась предпринять столь рискованное путешествие. А вот это уже интересно, это уже не просто крайне подозрительно, потому что это попахивает ни чем иным, как заговором.

   Да-да, с какой же ещё целью родной дочери великого посвященного в предутренние, фактически, часы – да ещё с кем-то сопровождающим и, разумеется, в тайне от отца! – куда-то идти в городской черте, но – скрытыми подземными ходами? Ясно дело, что не с целью просто так прогуляться. И, понятно, что не на экскурсию, предпринимаемую из желания лучше знать достопримечательности родного города. И совершенно очевидно, что далеко не их желания же сделать приятное собственному отцу, типа, подарка на день рождения. Стало быть, цель такого рода променада имеет предательский и гнусный характер, направленный исключительно на причинение ему, Якову, только вреда и больше ничего, в этом нет ни малейшего сомнения! Это для него смертельно опасно, и то, что он смог предвидеть, предугадать эту опасность, оказавшись, как это говорится, в нужное время в нужном месте, – это большая удача! Впрочем, такого рода удачливость почти всегда сопутствовала Великому посвященному, начиная ещё с юных лет. Правда, имела она, эта удачливость, и свою изнанку. Сперва ставила Якова в то или иное безвыходное положение, а потом давала-таки возможность выбраться из тупика. Опять же, недаром и не бесплатно. И цена, часто, бывала не маленькой. Так, ещё в юности Якова оцарапал собственный их с матерью саблезубый мутант, крыса по имени Скунс, и спасения от его яда могло и не быть, когда бы у покойной мамаши не нашлось противоядия. Правда, внешность Якова из-за того укуса сильно пострадала, так что никто уже не мог признать в былом юноше самого Якова, за исключением, разве что, негодяя Оззи, которого он, Великий посвященный, продолжал ненавидеть всеми фибрами души, но ведь и та давняя перемена внешности сыграла свою положительную и спасительную роль... Главное, уметь даже из, казалось бы, отрицательных, опасных событий извлечь ту или иную пользу, повернуть их или самому развернуться так, чтобы выйти из того или иного тупика победителем или хотя бы не окончательно проигравшим.

   С этими мыслями, крадучись, Великий посвященный двигался в темноте довольно уверенно, потому что умел использовать свой давний навык к ориентированию в такого рода экстремальных условиях, а сверх того полная опасностей жизнь приучила его к хладнокровию, поэтому, если уж Яков, что называется, взял след, то очень трудно было его с этого следа сбить. И тут он почувствовал, что запах парфюма ослабел. Нет, он ещё не исчез совсем, но было очевидно, что источник запаха уже не находится в том же проходе, что и следующий за ним маг. Это могло означать то, что его дочь со спутником (или спутниками) вышла за пределы данного пространства. Или поднялась наверх или перешла в другое помещение. Вероятно, впереди поворот или выход куда-либо.