Текст книги "Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 47 страниц)

   Зачем было стёкла в машинах бить? Один "мерседес" и два "бимера"? Этого о. Максим уже не помнил. Наверное, социальный протест такой получился. Акционизм, слышали словечко? Христос ведь тоже акционист, торгующих их храма выгонял! Вот и сейчас пора этих нуворишей гнать! Да, с песнями били, как же без песней-то? "Из-за острова на стрежень..." Что-там еще, кажется, "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Хотя сам-то не сталинист, нет, это уже волосатый так запевал, да и мотив хорош, бодрый такой! Русскому человеку никак без песни нельзя, если душа просит... Не запомнилось только... откуда безбольная бита взялась. Может, в одной из машин и была, у которой первой стекло разбили? Ах, это уже не просто хулиганка, но и воровство? Да, конечно, кто бы спорил, дело серьёзное, это понятно, это скандал, батюшка вместе с каким-то бомжом напивается и бьёт стекла у дорогих иномарок, это никуда не годится!

   Простите меня, Христа ради, я больше не буду!

   Утром о. Максим Окоёмов сидел уже не в отделении милиции, а за столом собственной кухне под так и не докрашенным как следует потолком. Сидел, обхватив лоб руками (голова раскалывалась!) и не смел поднять взгляд, потому что напротив сидела его супруга Катя, у которой выражение крайнего недоумения никак не могло сойти с лица.

   – Ты же никогда так не пил! – в очередной раз услышал о. Максим. – Что случилось?

   – Зарайский погиб! – тупо отвечал, мучающийся с похмелья иерей. – Поминки были... Дальше плохо помню...

   – О, Господи! Да тебя ж чудом из отделения отпустили, ты хоть это помнишь? Подписку взяли, сказали, что должны были бы посадить, но только из уважения к сану...

   – К сану? – мрачно усмехнулся о. Максим. – Как бы теперь сана не лишили!

   – Правда?!

   – Ну, не знаю, как повернётся... Запретить наверняка запретят! А если уголовное дело заведут, то вообще пиши пропало!

   – Ох...

   – Ох, не ох, но, как говорится, я попал! И за что меня так Господь? Ведь я ж всегда хотел просто честно служить, неужели я сам себе врал?

   Катя встала из-за стола, молча подошла и обняла супруга:

   – Ладно, только не унывай! Обойдётся, может быть!

   Унывай не унывай, но о. Максим пребывал в мрачном расположении духа. В то, что всё обойдётся, ему верилось слабо. Вообще не верилось, правильней будет сказать.

   Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

   ПОДЗЕМЕЛЬЯ ЛОВЕРОКА

   «Дорогой и любезный моему сердцу Артур! Весьма признателен тебе, что ты не оставляешь всегдашних попечений служения Эллизору на поприще охранения Ловерока и всего Севера, к которым присовокупил и новые усилия по надзору за моим страшим чадом Ролланом. Он юноша благородный, хотя и несколько горяч. Надеюсь, что твоё руководство и суровые условия пограничной службы пойдут ему на пользу, а ты будешь всячески способствовать этому, не забывая держать меня в курсе его слов и намерений. Теперь, к делу. Постарайся любыми средствами (в материальном их выражении можешь не скупиться, я возмещу любые траты, если будет результат) разузнать, где может находиться „Золотой шар“. Если для этого нужно подкупить кого-либо из хамтов или обров, постарайся действовать со всевозможной предупредительностью, но без насилия и нажима, потому как силой в такого рода проблеме их вряд ли проймёшь, а вот много „огненной воды“ или даже зелье, могут сработать. Приближается время Торжества и „Золотой шар“, если мы его найдём, будет очень кстати. Это судьбоносный вопрос! Держи меня в курсе всех проблем и общего хода дел. Твой друг и Великий посвящённый».

   "Вот так вот! Держи меня в курсе его слов и намерений! – с некоторым возмущением думал Роллан, к которому по случаю гибели Артура и попало это письмо собственного отца. – Что ж, хорошо, коли так, то я сам займусь этим Золотым шаром!"

   В подземелья решили идти вдвоём, потому что надежных проводников всё равно не было. Если бы у Роллана спросили, а зачем ему вообще туда лезть, вероятно, он не смог бы толком ответить. Ну, во-первых, давно уже тянуло, только при жизни прежнего главы патруля оказии не представлялось. Теперь же, когда Роллан сам стал во главе патруля, не было уже никаких препятствий. Ну, во вторых, письмо отца, адресованное покойному Артуру, тоже подстегнуло. А сверх того, новый друг и невольный гость Ловерока Оззи легко согласился составить компанию. И в самом деле, не отправляться же под землю одному, в такого рода рискованных мероприятиях обязательно нужен спутник. Причём, надёжный спутник! А Оззи именно таким и являлся, ведь за сравнительно короткое время Роллан успел проникнуться к нему настоящим доверием. Можно сказать, что увидел в нём родственную душ. Хотя Оззи, конечно, был постарше. Вероятно, ему где-то под тридцать. И на лице – шрамы. А с точки зрения юности такого рода возраст, как правило, представляется весьма солидным. Да и сам Оззи был немногословен, как-то внутренне суров, но этим ещё больше располагал к себе Роллана.

   Основная сложность, однако, заключалась в том, что, кроме покойного Артура, никто о подземельях ничего толком не знал. Известно было только, что эти подземелья вроде как есть. Существуют, иначе говоря. И много тому свидетельств. И письменных и устных. Но никто из действующих служителей патруля туда не хаживал. Правда, сыскался один древний и немощный старик, о котором уже поминал Артур и который происхождением был из хамтов, хотя и состоял при "Большом патруле" ещё с незапамятных времён, и никто не мог сказать, сколько именно ему лет. Да и сам он толком не помнил, поскольку был уже не в ладах с собственной памятью. Вероятно, он был совершенно седым, но теперь, почти совсем растерял остатки волос, и его лысую голову венчала кожаная остроухая шапка, местами подбитая черным вытершимся мехом наружу, которую он, по всей видимости, почти никогда не снимал, так что о его седине в первую очередь свидетельствовала редкая борода также, по всей видимости, уже давно не имеющая в себе ни одного темного волоска.

   В узкой комнате-пенале при одной из угловых башен было тепло, ведь сам замок отапливался с использованием хитрой разветвлённой системой дымоходов и даже водяных калориферов под некоторыми полами. Как правило, в этой башне человеколюбиво поселяли инвалидов и ветеранов патруля, тогда как действующие бойцы круглый год жили в другой хуже отапливаемой башне. Объяснялось это тем положением, что тот, кто заступил на столь важное пограничное служение, не может быть неженкой и должен уметь терпеть любые лишения и невзгоды. Роллан тоже отказался от искусительного предложения, сделанного ещё Артуром, поселиться в "теплой" башне. Скорей всего это было своего рода проверкой на прочность: кто он, этот юнец и сын самого посвященного, потенциальный неженка и слабак, или уже достаточно крепкий молодой человек. Теперь Роллан тешил себя надеждой, что уже не выглядит сопляком в глазах представителей патруля, хотя и понимал, что наместником Ловерока он стал преждевременно, авансом. Но, что поделаешь, раз уж обстоятельства сложились именно так?

   Вот и старик этот, возлежащий в старом деревянном кресле-качалке и укрытый каким-то засаленным пледом, узнав, что перед ним сам наместник и глава патруля, невнятно прошамкал:

   – Такой... молодой... однако!

   Роллан с Оззи мельком огляделись, но в стариковской комнате, кроме топчана с каким-то совсем уж грязным тряпьём и старого обеденного стола, больше не было никакой мебели. Так и остались стоять.

   – Да, вход остался один... – отвечал далее старик на вопросы о подземельях. – Говорят, было два, но один завалило очень давно. При землетрясении...

   – А было землетрясение? – говорил со стариком в основном Роллан.

   – Да... было! – старик минут на пять замолчал, словно пытаясь понять, ту ли какую надо правду он говорит. – Дядя мой рассказывал.... Он смотритель винных погребов был! А винные погреба обычно далеко тянутся. И только их смотритель знает, где им конец, да... Если даже и он знает...

   – Так, что он говорил про землетрясение? – не унимался Роллан.

   – Землетрясение? – удивился старик и чуть качнул качалку. – Ах да... Было-было... Давным-давно. Главный ход тогда завалило, остался только боковой, который из винного погреба...

   – А где он там? Как туда попасть?

   В ответ старик молчал дольно долго, так что Роллан начал терять терпение, а Оззи отступил ближе к выходу из комнаты, чтобы не мешать столь содержательной беседе. Наконец, старик заговорил так, как будто ранее не допускал никаких пауз:

   – Значит, ключ лежит в пустой бочке, которая сразу справа от входа в погреб... Там он лежит, если никто не взял. Но это вряд ли... Вряд ли кто туда ходил, слишком большой страх сторожит шар...

   – Что и кого сторожит? – не понял Роллан.

   Но старик продолжил говорить уже в монологическом режиме, не обращая внимания на юного собеседника:

   – Если найти ключ, то надо найти и дверь. Это шагов сто прямо по центральному погребу, затем налево и в конце коридора за бочками ниша. В ней дверь... Дверь-то эту найти не сложно, только нужно очень осторожно... там...

   – Осторожно?

   – Да, за дверью, там, может быть страх! Великий страх! А может быть и нет! – старик вдруг засмеялся – точнее, как-то неприятно захихикал, а глаза его под нелепой шапкой зажглись странным пепельным светом. – Это для кого как. Кому страх, а кому и милость! Но...

   Тут он опять замолчал. Роллан в недоумении оглянулся на Оззи – тот лишь невозмутимо пожал плечами. После новой продолжительной паузы они дождались новой порции слов, смысл которых становился всё более невнятным:

   – Надо бы спешить, но лучше не спешить... Будет новое землетрясение, пробудится великая сила, так предсказано у древних, тогда ходу туда уже не будет, уже обратно не выйдешь... Дядя мой так говорил, а он знал древние предсказания, он знал... Однако только шар, только шар может победить Непура...

   Услышав это, Оззи заволновался

   – Как ты сказал: Непур, да?

   Лишь после продолжительной паузы старик добавил:

   – Да, именно так. Непур можно победить только с помощью этого шара... Золотого шара! Однако рано идти к Золотому шару, рано... Час ещё не настал! Не трогайте шар! Если разбудить силу раньше срока, будет большая беда! И Непур тогда не одолеть!

   – К шару, какому шару? Что за шар? – пытался переспросить Роллан.

   Но старик молчал, словно умер, так что Роллан с опаской подошёл ближе. Тот не умер, просто крепко спал, дыша спокойно, еле слышно.

   К экспедиции готовились тщательно. Наличествовали и факела и запас свечей. Взяли сухарей, вяленого мяса и по большой бутыли воды. Оба приторочили на пояс моток тонкой, но длинной и прочной верёвки, а Роллан на всякий случай, помимо меча, вооружился легким арбалетом со скоростной системой перезарядки. Меч у Оззи тоже, разумеется, был – тот самый, которым он сразил волколака. В подвал спустились ранним утром после ежедневного развода смены патруля, на котором Роллан обязан был присутствовать в качестве главы и наместника. К нынешнему хранителю погребов Роллан даже и не стал обращаться – тот только недавно вступил в должность, да и вообще был молод и бестолков, толку никакого. Старик не обманул: в старой рассохшейся бочке нашли ключ – довольно массивный, с длинной бородкой. Вскоре обнаружили и дверь – старую, потемневшего дерева, покрытого тронутым ныне ржавчиной железом. На удивление, ключ легко повернулся в замке, а вот дверь не поддавалась, словно была привалена чем-то изнутри – отошла только после нескольких сильных ударов, а за ней оказалась сломанная полусгнившая столешница, которой, судя по всему, кто-то и пытался в свое время заблокировать вход. Интересно кто и когда? Наверное, очень давно.

   Оззи и Роллан переглянулись: если этот кто-то и когда-то таким образом подпер дверь, то обратно он здесь уже явно не вышел. Или нашёл другой вход-выход или так и остался где-то в глубинах этого же подземелья? Довольно долго при свете одного факела они шли прямым без развилок коридором, своды которого кое-где были выложены камнем, а кое-где и прямо вырублены в скальной породе. Продолжительное и монотонное движение начало утомлять, казалось, что конца и краю этому тоннелю не будет. Наконец, дошли до небольшой залы, из которой в темноту расходились уже два коридора, размерами, кажется чуть меньше основного, но с виду между собой почти одинаковые.

   – Привал! – сказал Оззи, который, как правило, внешне или на словах старался особо не акцентировать своё старшинство перед новым главой патруля, за исключением ситуаций, когда то или иное решение казалось слишком очевидным. – Передохнём, потом решим по какому ходу идти дальше.

   Немного перекусили вяленым мясом. Глотнули воды.

   – Слушай, Оззи, – вдруг сказал Роллан. – Ты говорил, что твою невесту звали Белла, да?

   – Да...

   – Забавное совпадение...

   – Какое совпадение?

   Мою мать тоже так звали. Она умерла, когда мне было пять лет.

   – Да, совпадение... – каким-то скучным и тяжёлым голосом ответил Оззи.

   Роллану не понравилось напряжение, которые присутствовал в словах его собеседника, и он решил сменить тему:

   – Оззи, а что это может быть за Непур, о котором говорил старик?

   Оззи ответил как-то рассеянно:

   – Вообще-то Непур это большой клан или, скорее, целое княжество. Оно находится ещё дальше Таллая за большим морем и ещё дальше диких островов. Раньше я про этот Непур ничего не слышал, но когда попал к таллайцам, они как раз с Непуром пытались наладить связи, торговать, потому что в тех областях на юге все границы между кланами были проходимы. Но эти непурцы оказались крайне коварными, так что дело дошло до войны...

   Роллан очень хотел расспросить, что это была за война, но тут Оззи сам сменил тему:

   – Расскажи мне о своём отце, – вдруг спросил он. – Кто он на самом деле?

   Вопрос этот застал Роллана врасплох.

   – Понимаешь... иногда я и сам плохо понимаю, кто он, – довольно откровенно заговорил он после небольшой паузы. – Моя мать умерла вскоре после рождения нашей сестры Ганны, а отец... ну, он не так много занимался нами, ведь ему было некогда. Быть Верховным магом в Эллизоре, это значит отвечать за всё, за весь мир и порядок...

   – Маг, значит? – переспросил Оззи.

   – Ну да... Главный маг и жрец. Верховный...

   – А вот раньше, в старом Эллизоре магия была полностью запрещена!

   Вероятно, на лице Роллана появилось столь удивлённое выражение, что Оззи ещё раз добавил весьма утвердительно:

   – Да-да! Полностью запрещена! Даже под страхом смертной казни!

   – Этого не может быть! – Роллан в явном возмущении поднялся на ноги, хотя и Оззи продолжал сидеть, глядя на него уже снизу. – Без магии не может существовать никакое общество! Без регулярных жертвоприношений, без предстательства Великого посвящённого всё начнёт рассыпаться, всё быстро рухнет! Верховный жрец вступает в единство с тайными высшими силами, а через жреца всё общество, весь клан обретает силу и бессмертие!

   – У нас в Эллизоре был Закон, – спокойно ответствовал Оззи. – Закон всё и всех хранил без всякой магии. А ваша магия только собирает вокруг себя всякое зло и в конечном счёте губит тех, кто ею пользуется.

   – Нет, это не так! – продолжал горячиться Роллан. Даже непроизвольно схватился при этом за рукоять меча. – В магии великая сила! Только ей надо уметь владеть. Отец говорит, что когда наступит эпоха Великого Торжества, то тогда всякий посвящённый сможет обрести великую силу! А через это и всему народу будет благо! Правда, прежде нужно выдержать великие испытания!

   – А что это за эпоха? – Оззи тоже поднялся, разминая члены. Было видно, что его спокойствие, скорее, нарочитого характера, тогда как его тоже очень волнует данная тема.

   – Границы исчезнут, будет как и раньше! В Эллизоре появится настоящий Царь, который и сокрушит всех врагов! Такой Царь, для которого тайные силы перестанут быть тайными и станут ему полностью подвластны!

   – А враги это кто?

   – Ну, враги это... – тут Роллан несколько задумался, – враги станут нападать именно потому, что границ уже не будет. И нам, эллизорцам, придётся воевать, чтобы отстоять сам Эллизор и победить других князей! А потому уже и овладеть истинной силой!

   Оззи в ответ собрал поклажу и подытожил:

   – Ладно! Разберёмся как-нибудь со всем этим! Пора идти дальше! Пошли сперва правым ходом, из него не тянет воздухом, нет сквозняка, значит он тупиковый. Обследуем его, потом вернёмся к левому.

   – Хорошо!

   Они шли ещё несколько минут, когда Роллан не выдержал и сказал:

   – Понимаешь, Оззи, я уже давно мечтал, чтобы появился человек, которому на самом деле я мог бы доверять. Настоящий друг! Мне его не хватало с самого детства. И...

   Тут Роллан замолчал, не зная как именно, какими словами дать понять своему спутнику, что именно в Оззи он хотел бы такого человека увидеть. Во всяком случае ему, Роллану, начало казаться, что именно так и может быть.

   Оззи на это ничего не ответил, хотя, как видно, понял, о чём может идти речь, но почему-то решил не развивать эту тему.

   – Как думаешь, о каком это шаре говорил старик? – сказал он. – Ты же вроде знаком с местными легендами и сказаниями?

   Роллан задумался и ответил не сразу.

   – Знаком-то я знаком... – наконец сказал он, – но там об этом ничего нет. Есть о волколаке, о драконах, о единороге. В саге "О светоносцах" говорится об общем древе, пронизывающем небо и землю. В "Девятом единороге" великий Скунс борется с единорогом и побеждает его...

   – Скунс? – задумчиво переспросил Оззи. – А это что за персонаж?

   – Скунс изгнал единорога из пределов Эллизора, иначе было невозможно построить столицу, город, потому что единорог был против города и...

   – А почему против?

   – Трудно сказать... Полный текст саги не сохранился, сюжет там обрывается... Правда, там ещё говорится, что единорог был и против магии, почему и Скунс в конце концов вышел победителем!

   – Кстати, вот ещё что интересно... – сказал Оззи. – Этот ваш замок Ловерок местами сложен из больших каменных глыб...

   – Ну и что?

   – Такой кладки я больше нигде не видел. Только в Непуре, в горах, возле вулкана Неврода – там, где главное логово их драконов. И там и здесь эти огромные камни обтёсаны и подогнаны так, что не всякая игла войдёт в стык. И без всякого раствора. Вот и вопрос: кто и когда построил замок Ловерок? У вас в Эллизоре сейчас так строят?

   Роллан на ходу потерянно молчал, потому что не знал, что ответить: нет, сейчас так никто не строит. Да и раньше, кто бы здесь строил так? Не хамты же с обрами? Те вообще ничего не строят, живут в чумах, а обры тоже довольствуются простыми деревянными избами, почти не используя камень. И хотя у него раньше тоже возникали вопросы, когда именно был построен Ловерок, но на такие детали, как строительный материал и характер кладки, сын Великого посвященного вообще никогда не обращал внимания.

   Под ногами что-то захрустело, и оба путника остановились. Хрустели чьи-то кости – старые, почти истлевшие. Костей было много.

   Глава СЕМНАДЦАТАЯ

   НОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ ГЕРОНТИУМА

   С утра Геронтий Ном должен был инспектировать зал «Пробуждения». Это была его прямая обязанность. За исключением ещё самого Великого посвященного, вход внутрь «Пробуждения» был запрещён всем без исключения смертным Эллизора. У входа в зал дежурил постоянный караул из двух гвардейцев. Это, разумеется, не считая многочисленной охраны вокруг всего храмового комплекса «Великого Торжества». Инспекция как инспекция – дежурная и давно привычная обязанность, ничего особенного. Только с утра что-то очень уж нездоровилось: такая напала слабость, ещё ночью прошиб холодный и, одновременно, липкий пот, что в особенности противно, а горячий растительный кофе в составе завтрака почти совсем не взбодрил, хотя и не мудрено, ведь кофеин, за неимением в Эллизоре своих натуральных кофейных плантаций, в утреннем рационе совершенно отсутствовал.

   Правда, недостатком аппетита главстраж не страдал, поэтому вполне охотно отведал пару хорошо прожаренных тостов и яичницу из трёх яиц. Хотя тут могла подстерегать иная напасть: аллергия. Такое ощущение, что яичница была чем-то приправлена – не иначе какие-то пряные травы? Домашняя кухарка была любительницей разного рода пряностей и приправ, что, порой, выходило Геронтиума боком, а точнее – носом. Вот и в этот раз он громко, не сдерживаясь, чихнул, с некоторым замиранием прислушиваясь к себе, а не последует ли приступ тяжёлой пищевой аллергии, но вроде бы пронесло, ничего такого не приключилось. Снилась, правда, опять какая-то муть. Яркая и угнетающая. Раньше, в былой жизни, Геронтия сны никогда особо не мучили. А вот здесь, после великого пробуждения, сновидения явились настоящим бедствием. И беда была именно в том, что тот или иной сон часто хорошо помнился и, мало того, продолжал преследовать и угнетать в последующем бодрствовании, иногда – почти целый день. Причём, сюжеты и образы сонных видений Геронтиума были на редкость яркими и разнообразными, некоторые из них повторялись, не делаясь от этого, впрочем, менее впечатляющими и оставаясь, по сути, мучительными.

   А ещё Геронтиуму казалось, что это не его сны, словно кто-то другой насылает на него эти видения, дабы самому не мучиться данными кошмарами. Некоторые основания для такого рода подозрений у главного жандарма и впрямь имелись: во-первых, все основные образы и сюжеты были явно не его, Геронтиума, не из его прошлого, не из его жизни, а во вторых... ну, просто-напросто он знал в своём близком окружении кое-кого, кто явно мог обладать властью выделывать такие, вот, штуки! Вот и прошедшей ночью опять его преследовал какой-то жуткий тип в чёрном металлическом костюме, типа древних доспехов, где под причудливого рода шлемом не было видно никакого лица – одна только клубящаяся пустота, которая и внушала бедному Геронтиуму особую жуть. И происходило это всё посреди тёмных и пустынных улиц старого Маггрейда, о котором главстраж был бы рад совсем забыть, однако не получалось, потому как тот сам о себе напоминал, хотя и был в реальности давным-давно повержен среди радиоактивной пыли. К тому же преследователь этот самый периодически что-то гортанно кричал, точнее – издавал скрежещущие или клекочущие звуки, смысл коих был совершенно неясен, но также невыразимо жутковат, аж дрожь пробирала в ответ до самых костей и нервных окончаний, а что самое неприятное – нутряная дрожь и нервная боль продолжали мучать ещё какое-то время и после пробуждения. В общем, очень и очень неприятно это всё, в особенности с утра, отрава почти на целый день.

   Геронтиум, прежде чем выйти из дома, выглянул наружу с балкона второго этажа: "дуга" цвела себе в небе, как и раньше, носились неугомонные стрижи, которые как раз приступили к тому, чтобы вить гнёзда (а вроде бы должны были раньше, отчего же запозднились?), да и вообще прибавилось разного рода летающих насекомых, всё вокруг цвело и благоухало. Не цвела только и не благоухала душа Геронтиума. Там уже давно царил вечный сумрак и самая настоящая душевная непогода. Когда-то, ещё в более молодые годы он и подумать не мог, что можно себя так отвратительно чувствовать. И не только в плане физическом, но именно что в плане душевном. С тех пор, со времён более молодых лет, правда, очень много воды утекло – столько, сколько и представить себе невозможно, и, вероятно, поэтому Геронтий Ном не просто чувствовал себя стариком, но словно бы – мёртвым. Да, вот именно так: ты уже умер, но что-то ещё понуждает твоё тело жить, а ты на уровне уже отделившейся, но ещё не отлетевшей далеко души, за своим шевелящимся телом наблюдаешь как будто со стороны и даже ещё принимаешь некое участие в жизнедеятельности своей собственной полуживой телесности, иначе с чего бы она вообще двигалась? Неприятное это чувство вот так вот видеть себя со стороны, очень неприятное! И самое главное, не понятно, что с этим делать, как это в себе победить, да и возможно ли?

   В очередное раз переживая и уминая в себе всю эту мерзость, Геронтиум вышел из своего особняка на улице Проскрипций, сел в поджидавшие его дрожки и буркнул в спину стражника, одновременно исполняющего роль кучера:

   – Давай, к дворцу Торжества!

   Возле дворца ранним утром было довольно пустынно, только наряд конной стражи маячил чуть в отдалении да у бокового входа-приёмной Великого посвященного мелькнула тень чей-то высокой фигуры – Геронтиуму показалось, что это личный охранник мага Тимур, которого вообще ещё никто не видел спящим (поговаривали, что тот или не спит вообще или страдает жестокой бессонницей, хотя и последняя почему-то не сказывалась на его самочувствии и боевой готовности). Выбравшись из дрожек, Геронтиум не стал спешить в сам дворец, решив немного прогуляться с праздным видом вдоль центрального входа, к высоким колоннам которого вели многочисленные ступени главной лестницы.

   Пахло свежестью и цветущими розами, солнце мягко золотило крыши эллизорских домов и купол дворца, откуда-то доносился навязчивый запах поджаренного хлеба – всё это создавало атмосферу благодушия, стабильности и, вероятно, ещё долгого благоденствия в будущем, ощущению чего, впрочем, сам Геронтиум никогда не доверял – и по личному склада характера, и по многолетней профессиональной опытности. Да тут ещё и сам Великий посвященный подливал масла в огонь, давая понять, что и впрямь уже близится день Великого Торжества, после которого неизбежно наступит трудное время смут и, что не исключено, великих же войн. Но, что делать, иначе быть не может: как не велик и не могуществен в настоящий момент Эллизор, какой бы видимой внутренней стабильностью и народным благоденствием он до сих пор бы не дышал, всё это имеет своей основой, прежде всего, изолированное от внешних угроз состояние, помноженное на более или менее достаточные внутренние ресурсы. Но такая ситуация не может длиться вечно, она неизбежна конечна.

   Продолжая прогулку и невольно вздыхая от беспокойных своих мыслей, Геронтиум в который раз подумал, что ему не в собственном смысле жаль вот этих самых спокойных и сытых времён, а просто он уже устал. И жить устал, и чувствовать спешить – тоже. Тем более – жить и чувствовать в так называемые эпохи перемен, коих на его долю выпало не так уж мало, да ещё и в разных качествах. А чтобы выжить в такого рода эпохи – да и не только, опять же, выжить, но и успешно исполнять свои прямые служебные обязанности, надо успевать очень много шевелиться, крутиться, вынюхивать и изворачиваться. И если это ещё легко даётся по молодости (коль скоро к этому вообще есть вкус и талант!), то ближе к старости может оказаться уже и в тягость. Другое дело, что не всегда зрелые и преклонные года позволяют это поприще спокойно оставить, ведь далеко не во все времена и не во всех обществах есть возможность так называемого "заслуженного отдыха". И проблема не в том, что у того или иного общества не достанет средств тому же Геронтию Ному этот заслуженный отдых оплатить (при всех имеющихся талантах и общей пронырливости о средствах на безбедную старость он и сам бы вполне позаботился), проблема в том, что не так просто на этот отдых уйти из той системы отношений, влияний и соответствий, в которой ты оказался в качестве одного из важных передаточных механизмов. Проще сказать, бывают и люди незаменимые. Которым, в принципе, невозможно найти укромный уголок для заслуженного отдыха. Всё равно найдут и всё равно достанут.

   Именно таким (незаменимым) с некоторой тоской Геронтиум себя и ощущал. Решительно, собственный статус в современной ему истории Эллизора не доставлял ему радости. И даже некоторого удовольствия, самоудовлетворения, как это бывало ранее (в более молодые годы), он не испытывал. И это было плохо. Человек, облечённый большими и тайными полномочиями, если совсем теряет кураж, раньше или позже обречён на поражение. Разумеется, опасна и другая крайность, когда кураж оказывается чрезмерным и его обладатель зарывается, сходит с рельс или, иначе говоря, срывается с катушек, но в данный момент с Геронтиум ощущал в самом себе, скорее, недостаток энергии. И это было опасно, крайне опасно. Это надо было как-то в себе преодолевать, побеждать. Вопрос только – как: вино, наркотики, как и другие пороки, явно или тайно дозволительные в Эллизоре, не годились. Ни к вину, ни к наркотикам главный жандарм никогда не испытывал никакой тяги, как, впрочем, и другого рода утехи уже давно его не впечатляли по причине общего упадка физических сил. Да и в принципе: что вино, что наркотики крайне плохие советчики в тайных клановых и общественных делах, пусть в некоторых случаях и могут стимулировать внешнюю и внутреннюю активность. Вероятно, что снадобье, которым щедро делился посвящённый, тоже являлось ничем иным как наркотиком, но его действие не вызывало у главстража никакой эйфории, никаких приливов особой энергии, лишь позволяло, как он сам ощущал, окончательно не рассыпаться на части.

   На одной из улочек, примыкающих к дворцу, раздался мелкий стук копыт, и навстречу Геронтиуму выехал небольшой возок, в который был впряжен уже старый и толстый пони невзрачного пегого окраса. Пони, впрочем, был вполне ухоженным, а возок оформлен незамысловатыми, но терпимыми с точки зрения элементарного художественного вкуса надписями, извещающими окружающих о возможности прибрести молоко и другие свежие молочные продукты прямо с этого возка, который был заставлен небольшими бочонками с этой самой натуральной продукцией.

   – Не желаете ли простокваши, ваша светлость? – приветствовал Геронтиума молочник, чем-то весьма похожий на собственного же пони. Тоже явно не молод, толстоват, но ухожен. А ещё очень и очень добродушен на вид. И голос имел тоже добрый и располагающий, хотя и с лёгкой хрипотцой. Просто сама эта хрипотца в голосе разных людей может восприниматься по-разному. В голосе данного эллизорца она ещё больше к её владельцу располагала. Внушала, так сказать, доверие. А почему именно внушала – неизвестно, поди разбери, такая, вот, своего рода данность.

   Геронтий хотел, было, отказаться, однако молочник успел откуда-то с возка же извлечь чистую на вид кружку и стремительно нацедил туда простокваши, протягивая жандарму целебный напиток с самой обезоруживающей улыбкой:

   – Примите, ваша светлость, – сказал он при этом так, что Геронтиум не смог отказаться. – Посуда чистая, специально для вас, храню отдельно, моя хозяйка её тоже отдельно моет и протирает, можете не сомневаться!

   Геронтий Ном и не сомневался. Молочник был одним из его лучших агентов, которого он ещё ни разу не смог уличить во вранье или вообще каких-либо искажениях информации. Вообще – во всех отношениях добропорядочной гражданин и безусловно ценный для общественного порядка человек. И работал не за плату и не за страх, а именно что за совесть, считая, что таким образом поддерживает и укрепляет благоденствие всего Эллизора. И супруга молочника, весьма энергичная и деятельная особа, легко шныряющая почти по всем знатным и незнатным эллизорским домам, так же была кладезем полезной информации и так же, считала, что информировать Геронтиума это её прямой долг и святое дело. Семейный подряд, так сказать. Да, жандарм ничего не платил им ни через казну, ни от себя личного, однако молочные дела его осведомителей процветали, как ни у кого более в Гранд-Эллизоре. Естественно, сами супруги хорошо понимали, что причиной этому служат не только высокие надои и передовая технология производства сыров и творога (включая использование негласного рабского труда), но и прямое покровительство конкретного высокопоставленного лица. Разумеется, молочник с супругой были далеко не единственными агентами Геронтиума: канцелярия его департамента едва справлялась с целым потоком доносов как таковых (правда, там на обработке бумаг седело всего три человека), – однако такие, вот, живые и "не письменные" работники были ему в особенности по душе.