Текст книги "Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

   Вдруг появилась мобильная связь. Хорошо и то, что к нам на "привод" прикомандировали один из новых бэтээров со скорострельной пушкой (правда, всего одним боекомплектом к ней, более таких снарядов почему-то нет во всей округе), а самое главное – исправным аккумулятором! При наличии автомобильной зарядки я умудрился зарядить свой телефон. Хоть и ворчал водитель "бэхи", что мы посадим ему батарею, но от нашего напора деваться ему было всё равно некуда. В результате я позвони домой. Такое ощущение, что Жанна и очень многие в столице вообще не понимают, что идёт война, что мы реально воюем и реально тут умираем. У них там, в столице, почти всё как прежде. Нет только горячей воды. С ума сойти! Конечно, это хорошо, что дома всё в порядке, но лично меня преследует ощущение нереальности происходящего. Словно мы на какой-то ненастоящей, а игрушечной войне. Но ведь кровь и мозги из пробитых черепов вполне себе настоящие? Как это всё совмещается? Да, ещё Сонечка что-то пыталась говорить в трубку. Когда мне пришла повестка из военкомата, она ещё только "агукала", не более того.

   Глава ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

   ВЕЛИКОЕ СТОЯНИЕ ИЕРЕЯ МАКСИМА

   Было ещё только около семи утра, когда о. Максима разбудил звонок Рема Голышева.

   – Разбудил? – так и сказал тот вместо приветствия.

   – Э-э... почти нет... – ответил Окоёмов, не сразу с спросонок сообразив с кем он говорит. – Всё равно скоро бы поднялся...

   – Это Голышев!

   – Да, спасибо, – не очень осмысленно продолжил диалог о. Максим. – Что-то случилось?

   – Ничего страшного, – бесстрастно продолжил новый глава русского VES, – я звоню пораньше, чтобы всё с вами спланировать.

   – Что всё? – продолжил несколько пугаться Окоёмов.

   – Вы должны обязательно сегодня навестить наше заведение.

   – А что за срочность?

   – Так получилось. Сверху пришло распоряжение начать оформлять на вас допуск. Первичный...

   – А нельзя завтра, а то у меня сегодня никакого просвета?

   – Нельзя. Я должен от вас получить основные документы, вернее их копии, а так же – пару подписей.

   – Какие именно документы?

   – Все, какие у вас есть личные: свидетельство о рождении, паспорт, загранпаспорт, водительские права, пенсионное, медицинский полис, свидетельство о браке, свидетельство о рождении на детей, паспорт жены, все ваши дипломы об образовании... Копии мы можем сделать у нас.

   – Я сегодня днём никак не успеваю... Столько всего спланировано, что ничего отменить нельзя.

   – Давайте вечером!

   – Вечером служба. Стояние Марии Египетской. Я теперь в новом храме возле кольцевой, обычным священником. Пропустить службу не могу. Там настоятель довольно суровый.

   – Ничего, после службы!

   – Служба длинная. Великий канон Андрея Критского!

   – Я вас буду ждать у себя хоть до утра! До встречи!

   Только успел о. Максим натянуть штаны и футболку, как мобильник вновь затренькал.

   – Что ещё? – довольно мрачно буркнул Окоёмов в ответ, думая, что это всё тот же Голышев, который забыл про какой-либо документ или справку.

   Однако в трубке кто-то тяжело дышал и это был явно не Рем Голышев.

   – Батюшка... – наконец, прохрипел телефон.

   – Да!

   – Это вы, батюшка?

   – Да я, я!

   – Правда, это вы? А то я вас не узнала...

   – Да я это, Нина, я...

   – А что с вашим голосом?

   – Ничего. Охрип, может быть, немного...

   – Простыли, батюшка?! Вы себе берегите... Лечитесь. Есть такое средство...

   – Нина, что-то случилось?

   – Ничего, батюшка... Просто, мне кажется, что я умираю...

   – Кажется или на самом деле так?

   – Мне очень плохо, батюшка, я всю ночь не спала... Ужасная ночь... Всю жизнь вспомнила... Все грехи... И вспомнила один, который раньше не исповедовала... батюшка...

   – Да, Нина!

   – Вы должны... приехать... сейчас, сегодня...

   – Но...

   – Обязательно! А то вдруг я умру...

   – Нина, я же вас позавчера причащал... дома... Вы забыли?

   – Нет, батюшка, я не забыла, я вспомнила... тот грех... Старый... И если я умру...

   – Ну что, в самом деле так плохо?

   – Да, батюшка. Я вызвала скорую, но они всё не едут...

   – ...

   – Батюшка...

   – Хорошо, Нина, я заеду, но... чуть позже, а то у меня сегодня еще три соборования...

   – Да, батюшка, я буду ждать, ох, простите, в двери звонят, это, наверное, скорая...

   В двери кабинета-келии о. Максима заглянула Катя:

   – Проснулся?

   – Разбудили!

   – Кофе варить?

   – Обязательно!

   – А кто звонил?

   – Голышев, представь себе. Это мне придётся к нему после вечерней службы пилить со всеми документами!

   – После службы? – Катя огорчилась. – Этак тебя до самой ночи не будет.

   – Угу!

   – А ещё звонила... Нина, ну, ты её знаешь... Просила заехать, хочет исповедоваться.

   – Ты её избаловал! Своим вниманием!

   – Катя, она человек болящий...

   – На голову она, прежде всего, болящая! А все остальные болезни она себе придумала!

   – Но не могу же я отказать человеку в исповеди!

   – Вот именно! Никогда никому не можешь отказать! Вот на тебе все и ездят как на верблюде!

   – Кать... прости... но я сегодня не успею Иринку забрать из школы! У меня еще три соборования на дому в разных местах. В храме подкинули...

   – Ага! Подкинули! – было видно, что Катя совсем огорчилась и даже разозлилась. – Нашли молодого бойца! Будут теперь тебя эксплуатировать! Старослужащие!

   – Ну, не молодого, конечно. Но в храме я теперь у них за новенького. Да ещё после той истории...

   Днём, после двух соборований о. Максим почувствовал, что у него и впрямь что-то с голосом: совсем осип, говорить приходилось почти шёпотом. Однако с третьим соборованием вышла и вовсе закавыка: пожилой мужчина был почти без сознания, что-то бормотал, но на вопросы толком не реагировал.

   – Вы хотите покаяться?! – громким шёпотом кричал Окоёмов на ухо умирающему: – Исповедаться? Причаститься?!

   – Давайте я скажу! – твердо заявила хозяйка, по всей видимости жена тяжело болящего, женщина тоже уже не молодая, в цветастом и не очень свежем на вид халате. – Толя! Толя! – громко закричала она. – Батюшка пришёл! Надо покаяться!

   В ответ раздалось неопределённое мычание, из которого о. Максим не мог сделать никаких выводов относительно явно предсмертных желаний болящего.

   – Вообще-то, если человек без сознания, мы не можем его причащать, – робко прошептал Окоёмов. – Так не полагается...

   – Он не без сознания! Он меня слышит! – ответила хозяйка и опять закричала: – Толя, Толя!

   – Он вообще верующий? – вдруг спросил о. Максим.

   – Как и все!

   – Что значит "как и все"?!

   – В храм иногда заходил. Свечки ставил!

   – То есть, крещеный? Крест носил?

   – Ну, точно не знаю. Он про это ничего не говорил. А креста у него никогда не было. Но вы его хотя бы, батюшка, пособоруйте, так ведь принято?

   Всё это Окоёмову было крайне огорчительно, однако уходить пришлось с небольшим скандалом: хозяйка явно на отказ соборовать обиделась, а такого рода скандальные ситуации действовали на о. Максима крайне угнетающе.

   Это и новый настоятель тоже заметил:

   – А ты чего такой мрачный? – спросил он, когда облачался в алтаре перед тем, как начать утреню с чтением Великого канона и жития преп. Марии Египетской.

   – Я ничего, отец Евгений... – почти неслышно просипел Окоёмов. – Голос вот только...

   Митрофорный протоиерей Евгений слегка нахмурился и изучающе посмотрел на подчиненного: тот выглядел вроде как невинно. Ну, типа, вроде не придуривается.

   – Простыл, что ли, отец?

   – Наверное...

   – Тогда молись здесь в алтаре! В храме все равно читать не сможешь. Или, лучше, раз ты теперь немой, пойди народ поисповедуй! Завтра ж преждеосвященная, причастников много будет, так что как раз проредишь там грешника! – и настоятель даже хохотнул, потому как, пусть и простоватое, но чувство юмора ему было свойственно.

   Да и как иначе: в наши дни совсем без юмора долго не протянешь, потому как иначе сожрут со всеми потрохами.

   Уже, фактически, за полночь о. Максим пил чай с мёдом и горячим же молоком, но голос толком не возвращался. Катя сидела напротив, обхватив голову руками, но расстроенного вида старалась не показывать, бодрилась, хотя и было заметно, что это даётся ей с некоторым трудом.

   – В общем, все документы, все копии я Голышеву сдал... – еле сипел о. Максим. – Теперь будет мне допуск...

   Катя на эту информацию никак не отреагировала. Похоже, что все эти дела, связанные с VES стали ей неинтересны. Других дел полно. С теми же детьми, как известно, не соскучишься.

   – А как там... Нина? – вдруг вспомнила она. – Жива? Покаялась?

   – Да жива-жива! Что ей сделается? Я когда пришёл, она сидит перед теликом и кофе попивает. Ток-шоу смотрит. Еле оторвалась: говорит, самое ее любимое... как-то оно там называется "Всё в шоколаде"? Ну, не важно... Пришлось ей всё же покаяния ради прерваться...

   – М-да... – сказала Катя. – Эта твоя Нина ещё всех нас переживёт. Зря ты ей дал свой телефон!

   – Ну, Катя, понимаешь, я...

   – Нет, не понимаю! – супруга поднялась и бегло чмокнула о. Максима в лоб. – Пойду я баиньки! И ты давай не засиживайся! Отдыхай!

   – Да... – прошептал Окоёмов. – Мне же завтра с утра исповедовать на службе...

   Так закончился очередной день Великого поста.

   Глава ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   НЕСДЕРЖАННОСТЬ ГЕРОНТИУМА

   – В общем, моя дочь разговаривала с этой самой ведьмой!

   – И что они говорили, дорогой мой?!

   – Всё же, любезный Геронтиум, прошу тебя не называть меня так!

   – Да ладно здесь всё равно никого нет. Подслушать нас трудновато!

   – Всё равно, меня это раздражает, ты же знаешь!

   – Ну, хорошо, так о чём у них была речь?

   Великий посвящённый вздохнул и ответил не сразу. Какое-то время он сомневался, стоит ли полностью доверится Геронтию Ному, но, фактически, больше опереться в настоящий момент было не на кого. Геронтиум был единственным, кому Яков ещё мог хоть в какой-то степени доверять. Они сидели всё в том же ресторанчике, в котором периодически встречались и ранее. Только в этот раз Великий посвящённый ограничился чаем в небольшом керамическом сосуде и горкой сухофруктов в керамической же миске. Последние пришлись ему не по вкусу (слишком жестковаты и много сахара), но он лишь морщился, поскольку обращать внимание на такого рода пустяки просто не было времени.

   Геронтиум, глядя на своего собеседника, тоже решил ограничиться лимонадом и сухим печеньем.

   – Я услышал только часть разговора, – продолжил Яков. – Пока я разбирался с Тимуром, пока прокрался дальше в дом через подвал... В общем, эта ведьма втолковывала Ганне, что я ненастоящий правитель Эллизора. Что я – самозванец, который захватил власть неправедный путем, ложью и обманом, с помощью магии и преступлений! Представляешь?

   Геронтий хмыкнул и вдруг начал язвить в ответ. Что на него в этом смысле нашло, он и сам не мог понять, ведь в отношении своего начальствующего друга это никогда ранее не было ему свойственно. Не говоря уже о том, что такого рода поведение вообще опасно, тогда как главный жандарм, пусть и был человеком желчным, осторожность ставил выше всего. А тут, вдруг, что-то случилось, переключилось не в ту степь, если можно так выразиться, да ещё в такой именно что степени, когда Геронтий с внутренним ужасом ощутил: он оговорит то, что недолжно и то, что не хочет, и ничего с этим не может поделать!

   – Ну, мой великий друг, разве это неправда? – сказал он.

   – Перестань же ёрничать, шутник! – удивился Яков, будучи всё ещё в запале от ранее происшедшего и не сразу обратил внимание на поведение главстража. – Ты забываешься!

   – Ладно-ладно... просто у меня сегодня настроение такое. Весёлое... Впервые за много лет чувствую себя гораздо лучше... Так, что еще сказала эта женщина?

   – Гм... Женщина?! Да я её сожгу эту ведьму на медленном огне в чреве Скунса! Она недостойна называться женщиной!

   – Ну, это всегда успеется. Повод мы найдём! Так что же она?..

   – Под конец заявила Ганне, что скоро придёт настоящий правитель Эллизора, настоящий избавитель...

   – Во как?!

   – Да... и зовут его как-то так: Илиоз Освободитель!

   – Илиоз?

   – Да, так!

   – Гм... Странно... Но это что-то напоминает...

   – Вот-вот... подозрительно как-то звучит! Такое ощущение, что я где-то уже это слышал. Или читал. Только не могу вспомнить – где?

   – Кстати, чуть не забыл! – решил выложить дополнительную информацию Геронтий. – Похоже, что твоя дочь раньше встречалась с этой ведьмой в книжной лавке Бальтазара.

   – Ага, да, есть такой... У него раньше Роллан постоянно пасся, хотя я ему и запрещал. Отравил себе ум и воображение всеми этими "Светоносцами" и "Единорогами". Давно надо было уже ввести цензуру и всех этих единорогов запретить!

   – Ну, раньше это было нам не выгодно. А сейчас...

   – Пока тоже не стоит.

   – Может тогда самого Бальтазара под замок?

   – Нет, пока не надо. Лучше ты его обложи со всех сторон. Проследи все связи. А там посмотрим... Может, налог ему какой назначить, чтобы чувствовал, о нем не забыли...

   Помолчали. Геронтиум по-прежнему с некоторым страхом ощущал, что его распирает какое-то странное и непривычное внутреннее веселие, в том числе – желание дерзить Великому посвящённому, уязвить его, посмесмеяться над ним. Нет, это было странно... С чего бы? Всегда главный жандарм относился к Великому магу с почтением, уважительно. Даже тогда, когда Яков ещё не был этим самым Великим да ещё и магом тогда не был, в древние те незапамятные времена. Но ведь и тогда в нём чувствовалось желание и готовность стать, сделаться таковым. Потенциал мага в нём явно ощущался и в молодые лета, вот что! Почему и все вокруг были склонны относиться к Якову уважительно, с опаской, потому как с такими людьми шутки плохи! А уж после пробуждения, за все годы строительства Гранд-Эллизора, какой Яков взял авторитет, никто не мог дерзнуть даже слегка иронизировать рядом с ним. И тут... что же с ним, с Геронтием, случилось? Или что-то случилось с самим Великим посвящённым?

   Поймав себя на такого рода мыслях, Геронтий поперхнулся печеньем и закашлялся. Очень сильно подавился и сильно закашлялся, так что прибежал сам владелец ресторана и принялся аккуратно стучать главного жандарма по шее, против чего тот не возражал, поскольку ощутил довольно большой испуг от всего происходящего – от того, что он может прямо сейчас задохнуться крошками дурацкого печенья, попавшими в его дыхательные пути. А ещё с ужасом подумал, что это может быть ему законное наказание за непочтительное поведение в отношении Якова, Великого мага.

   Тот и впрямь изучающее глядел со своего места из-за стола на кашляющего и хрипящего жандарма. Ещё недавно взволнованный и разгоряченный обнаруженной изменой, Великий посвящённый успокоился, и взгляд его сделался вновь непроницаемым и холодным как лёд. Наконец, он услышал, что именно и каким тоном говорил с ним его главный после покойного Тимура приближённый. И если Тимур явно предал его, то Геронтий только что и в самый неподобающий момент (раскрытия сущей крамолы!) прибегнул к вполне откровенной насмешке. Что бы это вообще могло означать? И на кого теперь, даже в мелочах, даже и в без того скромном быту, можно положиться?

   Вновь и ещё более страшное, чем прежде, одиночество ощутил Великий Посвящённый за столиком небольшого ресторана на одной из улиц самого Гранд-Эллизора. Геронтиум, наконец, прокашлялся и уже что-то хотел сказать, как вдруг с улицы с немалым шумом и в явном подпитии ввалил какой-то здоровяк в форме гвардейской стражи и начал требовать самого крепкого северного эля, который в этом заведении никогда не подавали.

   – Разберись с ним! – коротко буркнул Великий посвящённый Геронтиуму и, поглубже натянув на глаза капюшон, вышел вон.

   Он неспешно шёл по улицам Эллизора по направлению к Дворцу, кутаясь в плащ, хотя ещё был ранний вечер, светло, и почти по-летнему жарко. Но в душе у Якова крепчала зима. Внутри было так холодно, что хоть волком вой. Незаметно для себя он оказался возле изваяния Великого Скунса и довольно долго стоял перед ним, что-то бормоча себе под нос, так что даже привлёк внимание дежурного стража. Да, надо что-то делать. Нужны крайние меры. Но до времени последнего пробуждения нельзя эти меры применять. Правда, судя по всему, уже включился таймер и пробуждение скоро настанет, но до этого момента ещё может пройти несколько недель, а то и месяцев, тогда как хочется действовать прямо сейчас, незамедлительно! Именно так: не-за-медлительно! И тогда... тогда Великий посвящённый покажет всем своим врагам, что такое настоящая ярость, что такое настоящее отмщение! Прочь сомнения! Истинно, они, его враги да и вообще большинство окружающих людишек достойны великой кары! Все эти умники и книжные черви, типа того же Бальтазара! Они, по сути своей бездельники, мнят, что нечто знают и понимают, что им открыто некое ведения. Однако ж никогда сроду не в состоянии что либо осуществить всерьёз, прибегнуть к реальному труду, быть причастными настоящему поту и настоящей крови! Они лишь способны рассуждать о том, как хорошо бы вообще без пота и крови обойтись и насколько достойны порицания те, кто умеют свой пот и кровь (пусть не только свою, да) проливать!

   Хватит, слишком долго он давал им возможность просто жить и даже благоденствовать, тогда как они вовсе недостойны этого! Сытая жизнь и спокойствие развращают! Всякая довольная свинья не имеет и толики верности, предаст в любой момент! Вон, тот же Геронтиум, как вдруг заговорил! Это из него просто вырвалось наружу – то, что он скрывал всё это время! Впрочем, Яков и раньше не обольщался: знал, что до конца на этого жандарма нельзя полагаться, а тут это стало ещё более очевидно. Но, вот, чтобы собственная дочь и верный Тимур так предали его, это он, Великий маг, не вполне ожидал! Не иначе как наслушались всех этих Бальтазаров? Надо же, он, Яков, дожил уже до преклонных лет, а всё еще имеет в душе толику наивности, так получается? Понадеялся, что определённая свобода, отсутствие жесткой цензуры в обществе не развратит само это общество? Нет, так не бывает... Но, вероятно, и хорошо, что это он, наконец, осознал, ведь по-настоящему велик может быть лишь тот, кто не питает никаких иллюзий! Совсем никаких! Стало быть, настало время ему и впрямь прийти в великую силу, наконец-то обрести её! Вот чего ему все эти годы и десятилетия не хватало: избавления от иллюзий!

   Тут Великий посвящённый заметил, что охраняющий Скунса страж уже ходит вокруг кругами, прервал цепь наиважнейших мыслей, метнул на служащего строгий взгляд и неспешно отправился к себе в дворцовые покой, вполне довольный прошедший встречей с Геронтиумом, ведь, истинно, теперь он знал, как действовать дальше.

   Геронтиум же прошедшей беседой с Великим посвящённым доволен не был. Выставив из ресторации подвыпившего стражника, он ещё долго сидел за пустым столиком, размышляя, что крайне напортачил и, похоже, окончательно потерял доверие Великого мага. Разумеется, это было крайне неприятно. Точнее говоря, это было крайне опасно для самого Геронтиума, и как надо действовать в этой ситуации главстраж пока не знал. Впрочем, он тоже был далеко не мальчик и кое-какой опыт по части того, как надо выпутываться даже, казалось бы, из самых безвыходных положений, тоже имел.

   Глава ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

   ГВИДО В ЛОВЕРОКЕ

   За безвестным отсутствием Роллана верховодить в Ловероке начал Гвидо. Никто особо и не возражал, ведь, очевидно, сын самого Великого посвященного имел на это право. К тому же первоначально сам Великий посвященный дал было команду поставить во главе патруля Гвидо, хотя потом согласился с тем, что у Роллана больше навыков к тому. Правда, теперь Роллан куда-то пропал вместе со своим гостем, и за спиной Гвидо слегка посмеивались и перешёптывались, поскольку он был не только юн, но и в плане управления большим хозяйством заметно бестолков. В свою очередь, кроме скрытых насмешек, это вызывало и некоторые опасения, ведь дурак, облечённый властью, может много чего наворотить, что – того и гляди! – весьма дорого подчинённым обойдётся. Однако никто ничего поделать не мог, поскольку взять на себя смелость как-то нового предводителя укоротить, было просто некому. Может быть, покойному главе большого патруля Артуру такая задача и пришлась бы по плечу, однако тот пал в схватке с волколаком и больше никого, имеющего хоть сколь ни будь сравнимый с ним авторитет, в окрестностях Ловерока не нашлось.

   На следующий день по прибытии в замок Гвидо приказал устроить большой пир, чего никогда в традициях патруля не водилось: большие пиры устраивались не чаще одного-двух раз в год и только тогда, когда выпадала соответствующая праздничная дата или какой иной крайне значимый повод, чаще всего – эллизорское новолетие, да и то не каждый раз, потому как, по мнению Великого мага, до наступления дня Великого торжества, само по себе новолетие не такой уже и великий праздник. Но, раз Гвидо возомнил себя настоящим наместником, пир-таки приготовили, хотя, разумеется, он был не столь уж большим, как настоящий праздничный, но здесь самому Гвидо было грех жаловаться, ведь настоящий больший пир требует времени для подготовки да и куда более лучших припасов, чем в тот момент обладали погреба и кухня Ловерока.

   Тут Гвидо сделал вид, что определённой скромности пира не заметил. Как видно, его вполне удовлетворило кресло главы патруля и довольно хорошее вино, которое ещё окончательно не оскудело в винном погребе, хотя и, по сравнению с былыми временами, его качество и запасы значительно снизились. А как раз к вину юный сын Великого посвященного и высказал неожиданное пристрастие. Точнее, показал, что пить не умеет. Последнее, как известно, для видного, пусть и юного, лица тоже никуда не годилось, ведь кто вообще захочет иметь или планировать какие-либо серьёзные дела с человеком, который даже в легком подпитии способен выболтать любой секрет или вообще склонен нести заметную околесицу. В общем, под парами Гвидо был и вовсе неадекватен. Правда, вдруг вспомнил, что главной досужей темой Ловерока является исчезновение его брата Роллана и незваного гостя по имени Оззи. Таким образом, видимо праздное течение братского ужина была прервано ещё более возвысившим голос Гвидо, который вопросил, знает ли кто-либо куда мог подеваться его родной братец. После довольно длительного совещательного перешёптывания, наконец, нашелся некто, кто имел основания выдвинуть предположение, что Роллан вместе с его гостем отправился исследовать подземелья Ловерока, где, собственно, они и пропали без вести. В доказательство этой версии даже привели полоумного старика в островерхой шапке, который вроде должен был что-то знать относительно подземелий.

   Старик никак не мог понять, что ещё за юнец перед ним, который почему-то восседал в кресле главы "Большого патруля". Старик шамкал и бормотал, порой, что-то и вовсе невнятное, однако-таки вспомнил, что ещё один юнец с мужем постарше недавно уже расспрашивали его относительно того, как именно проникнуть в подземелье, и он им-таки рассказал, да и сейчас ещё помнит, что нужно найти левый проход от центрального в винном погребе, а ключ был в большой пустой бочке возле входа, а вообще он, конечно, уже очень стар и не понимает, что сейчас происходит в Ловероке, потому как никогда такого не бывало, чтобы патруль возглавляли такие юнцы, каковой имеет место быть перед ним сейчас.

   В ответ на эту тираду, уже не в первый раз повторенную, Гвидо явил полную несдержанность, потому что прямо из-за стола метнул в старика тяжелый кубок – метнул довольно метко, рассек старику бровь, так что тот упал, продолжая что-то бормотать, а когда его поволокли прочь из зала, вдруг приосанился и прокричал:

   – Только не трогай "Золотой шар!" Ещё не время! Ни в коем случае не прикасайся к Золотому шару! Вызовешь большую беду, неразумный!

   – О чем это он? – спросил слегка протрезвевший Гвидо.

   Исполняющий обязанности начальника патруля был человек недалекий, хотя и надежный, служил в Ловероке уже не один год и нахвататься местных легенд и историй.

   – Толком никто не знает, – ответил он. – Местная легенда, довольно при этом тёмная. Якобы где-то в глубинах подземных ходов спрятан какой-то "Золотой шар", который, если к нему кто прикоснётся первым, исполнит самое его заветное желание... Ну, сказки, да. Покойный Артур, кстати, в этот шар не верил.

   – Шар, значит? Золотой, значит... Это интересно! – Гвидо вдруг посмотрел на собеседника совершенно трезвым взглядом и заявил безапелляционным тоном: – Завтра идём в подземелья на поиски моего брата! Соберите отряд из нескольких человек и всё, что для этого необходимо!

   С этими словами, оставив подчиненных в полно недоумении, Гвидо отправился в покои, еще недавно принадлежащие Артуру, а ныне отведенные ему, Гвидо, как новому начальнику патруля. Комната, надо сказать, с точки зрения самого Гвидо, была так себе: просторная, но довольно холодная. Большое окно с витражами служило украшением и выходило на северную сторону, где открывался лесистый горный пейзаж, но Гвидо к такого рода красотам был равнодушен. Было в комнате и много книг – целая библиотека, однако, в отличие от своего брата Роллана, новоиспечённый глава патруля до чтения тоже был не слишком большой охотник. Правда, некая тетрадь в кожаном переплете, лежащая на столике с канцелярскими принадлежностями, все-таки привлекла внимание Гвидо – перелестнув несколько страниц, тот понял, что это записки покойного Артура и что, местами, речь идет о том самом Золотом шаре, разговор о которым совсем недавно привлек общее внимание.

   "Интерес к этому «Золотому шару» у посвященного довольно давний и явно неспроста, – писал своим четким, хотя и немного угловатым почерком Артур, – хотя я так и не понял, когда именно и от кого сам посвященный об этом шаре узнал, ведь нигде в основных летописных сводах о шаре ничего не говорится. Вероятно, что некто из хамтов посвященному эту великую тайну поведал. Не исключено, что сам Вогулл послужил этим источником? Но если то так, то у хамтов должен быть какой-то серьёзный мотив вовлечь посвященного в эту тайну, ведь на самом деле хамты не только не болтливы, но и в принципе не будут без особой надобности разглашать что-либо касающееся их святынь и секретов, если только они не придут к выводу, что иной человек уже каким-то образом с той или иной их святыней связан. Мало того, если эти хамты вдруг решат, что судьба их святыни, места, священной горы или рощи оказалась зависима от другого человека, пусть даже чужестранца (такое редко, но почему-то бывает), они сделаю все возможное, чтобы благоволением этого человека обязательно заручиться. Похоже, что наш Великий посвященный по каким-то причинам в числе этих людей и оказался. Не могу знать, как и почему это произошло, но сей значимый факт надо обязательно иметь ввиду, об этом не забывать".

   "Вот тебе и раз! – подумал Гвидо, ознакомившись с частью записок Артура. – Поучается, папаша мой и в этой истории успел наследить?"

   Ну, ничего, в данном случае он, Гвидо, опережает самого Великого посвященного. Не исключено, что найти "Золотой шар" суждено именно ему, сыну посвященного! И тогда – вопрос, кто еще оставит больший след в истории Эллизора.

   Глава ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   ФЛЕЙТА ЧУЖЕСТРАНЦА

   Заблудились они вскоре после того, как, вместо возвращения в замок, решили обследовать боковое ответвление, из которого явно тянуло свежим воздухом. Однако, несмотря на присутствие сквозняка, никаких близких выходов на поверхность не оказалось – хуже того, тоннель стал разветвляться и, фактически, превратился в целый лабиринт прежде, чем они сообразили, что надо оставлять какие-то метки.. Факела к тому времени уже прогорели, остались свечи, но и их запас был ограничен, поэтому огонь пришлось экономить, тогда как искать выход из лабиринта всего лишь с одной горящей свечой дело не слишком вдохновляющее. В общем, они довольно скоро выдохлись. И если Роллан в силу присущего юности легкомыслия не сразу понял, насколько трудна и опасна ситуация, в которую они попали, то Оззи заметно посуровел.

   – Привал! – сказал он, когда стало ясно, что они окончательно заблудились. – Надо прикинуть, сколько у нас воды, еды и свечей. Нужна строгая экономия, иначе погибнем!

   Роллан в ответ промолчал, потому что не знал, что тут можно сказать. Еды, воды и свечей – всего оказалось не так много, как хотелось бы.

   Оззи, осматривая имеющиеся запасы, снял плащ и тщательно проверил все карманы и даже складки, однако ничего полезного, сверх уже имеющегося, не нашёл. При этом из-за ворота его рубахи выскользнул тонкий кожаный ремешок, к которому был прикреплён небольшой духовой инструмент. Перехватив удивлённый взгляд Роллана, Оззи спрятал инструмент обратно под рубашку и сказал:

   – Это флейта... Подарок одного друга... – и добавил не очень понятное: – Надеюсь, она нам здесь не понадобится...

   Роллан хотел было спросить, что именно это означает, но почему-то не решился. Слабый свет свечи трепетал на лице Оззи, и выглядело это лицо очень суровым. Роллан даже подумал, что его спутник напоминает ему одного из тех героев, о которых он так любил читать в древних героических сказаниях.

   – Если не найдём воды, то долго не продержимся, – заметил Оззи.

   – Сыро... вода должна где-то быть, – сказал Роллан. – Вообще Ловерок славится своими источниками и ручьями.

   – Странно... Раньше я ничего не слышал про Ловерок, – задумчиво произнёс Оззи. – Известно было, что за долиной Фарран лежат дикие северные земли, но такого названия как... Ловерок, никто в Эллизоре не употреблял.

   – А сколько лет ты провёл у таллайцев?

   – Десять... да, десять... За это время так не могло всё измениться. Тут что-то не то...

   – Мой отец... а он всё же Великий посвящённый... говорит, что скоро наступит время Великого торжества, когда все тайны раскроются...

   – Какие тайны?

   – Тайна времени в том числе. Он говорил, что много-много лет назад произошла какая-то катастрофа из-за чего границы между Эллизором и другими странами перестали быть проходимыми. И это как-то связано со временем.

   – Со временем? А сколько именно лет назад случилась та катастрофа?

   – Точно не знаю. Но не десять лет назад. Может быть, сто. А может быть и больше ста лет. Никто точно не знает.

   Даже при слабом свете свечи Роллан заметил, как исказилось лицо его спутника.

   – Этого не может быть! – словно бы простонал Оззи. – Не могло пройти столько лет! Если это так, то все уже умерли! Все!