Текст книги "Могло быть и так, или Эльфы тоже люди (СИ)"
Автор книги: Андрей Трегубов
Соавторы: Надежда Корнилова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)
Глава 29. Серо-голубая
Лес светлых
Зоопарк не сразу понял, что сознание вернулось: так хорошо ему было. Тепло мягкой кровати, тонкий шёпот капелек дождя по листьям где-то над головой. Он даже понял, что далеко, выше листвы, должна быть бесконечно красивая радуга. Ничего не болело, ничего не хотелось. Лишь лежать и слушать тонкие песни летнего спокойного леса, тихую музыку древних деревьев. Усталость мира отступала перед его пробуждением, перед его новым состоянием, его новой жизнью. Парень решился открыть глаза…
Мягкий запах хвои креп под моросью летнего дождя. Перед глазами – лёгкая крыша из ветвей, сплетающихся в странном непреодолимом желании. Не пропуская капель, они цедили свежесть ровно так, как нужно для счастья. Положение не позволяло разглядеть всё вокруг, и он привстал на локтях.
Его ложе стояло в шатре, в своеобразной пристройке к дому. Стенами и крышей его комнаты служили ветви, соединённые пульсирующим, жгучим танцем невозможности быть единым целым.
«Откуда у меня такие мысли?..»
Часть дома, которую он видел, будто дышала, впитывая начавшийся дождь. Брёвна светились уютом и силой хозяев.
«У серых дом был бездушный, мёртвый. А этот…»
Словно не сложен из мёртвых деревьев, а вырос сам, укутал хозяев собой. Через несколько десятков лет и эта пристройка вырастет в полноценную комнату.
По листве за пределами стен послышались лёгкие, словно детские, шаги. Неуловимым движением раздвинув ветви шатра, внутрь впорхнул молодой элегантный парень, напомнивший танцора балета. Театральным движением раскинул руки в жесте радости и надел «голливудскую» улыбку.
«Издевается! Сейчас скажет: «Наконец-то ты проснулся!» Точно гомик!»
– Наконец-то ты проснулся! – плавным движением парень опустился на кровать рядом с ним, небрежно положил руку на щиколотку и чуть пригнул голову в стиле «доверительный разговор». – Мы волновались. Думали, не выживешь.
– Так я жив? – спросил он.
Ощущения были подозрительно положительными. Боли не ощущалось, только свежесть в теле, как весной… Напрягал только недо-парень.
– Конечно! – просиял тот. – Мы просто вытащили стрелу. Ты спал, и всё зажило. Вы, серые, быстро лечитесь: поспал, и готово.
– Фиол-л-летовые й-ёжики! – всерьёз обрадовался Зоопарк. – А я приготовился исповедоваться.
– Что делать? – не понял парень.
– Коньки отбросить, – судя по театральной улыбке, парень опять не понял. – Умирать собрался, – пожал плечами «серый».
Раненая рука вела себя точно так же, как здоровая, не причиняя неудобств.
– Тебе ещё рано умирать… Ты так молод, силён. Не огорчай своих друзей ранней смертью. У тебя есть друзья? – это слово далось парню легко, но у Зоопарка выбило приступ паники.
– Белые барашки! А тот… что был со мной… он тоже… спал?
Парень резко сник:
– Нет, он умер… Мы нашли его на рассвете возле вашего дома.
Шёпот капель по листьям сковывал их молчание. Начал раздражать и проникать в мысли Зоопарка нервным звуком. Как хрустят пальцами или, задумавшись, стучат ручкой по столу. Как нервно стучат в дверь посреди любимого фильма.
– Как тебя зовут? Зачем ты меня спас? – Зоопарк не ожидал от себя такой резкости, по-взрослому глухого голоса.
– Я всего лишь вынул стрелу с двеомером сна и уложил тебя на веранде. Остальное ты сделал сам, серый. Эти тёмные не понимают, что стреляют по вам вашим же оружием, облегчая сонным ядом исцеление… Меня зовут Анриель, – он поднял спокойные глаза на Зоопарка.
По-детски персиковая кожа, лёгкий румянец, ясные рыже-карие глаза, тонкие правильные губы – он был красивым молодым парнем, «выпускником медицинского вуза», с лёгкостью объясняющим первогодкам прописные истины, если бы не длинные уши, выглядывающие из гривы русых кудряшек.
Он что-то хотел сказать ещё, но мотнул головой, заслышав новые шаги. А сквозь «дверь» юркнула вторая фигура:
– Ну, очнулся твой подопечный, – сказано было равнодушно, просто потому, что надо было сказать что-то. Так обычно интересуются уставшие врачи новым днём больного и, не глядя на него, идут мыть руки. – Ты рад?
– Не то слово! – просиял парень в ответ, не заметив холода. Вновь обратился к Зоопарку: – Это Мариель.
Существо осталось равнодушным, направилось к неприметной двери в стене избушки. Невозможно было определить его пол: широкие брюки, рубашка навыпуск на ровной груди, полумужская походка, невнятный голос. Черты лица слишком милые для парня и непривлекательные для девушки, прямые волосы до плеч. Андрогин молча открыл дверь и скользнул в дом, не обернувшись на приветствие гостя.
Зоопарк засмотрелся на это существо и почувствовал руку Анриеля только тогда, когда она доползла до середины его бедра.
– Эй! – он попытался смахнуть её, как гадюку, но эльф молниеносно поднял ладони вверх.
– Прости, не смог удержаться, – Зоопарк с нарастающим холодком где-то по позвоночнику увидел в рыжих глазах нотки желания и собачью преданность.
– Я… э… я не… Я, как бы, девочек, – но, натолкнувшись на дежурно-театральную улыбку Анриеля, Зоопарк сменил тактику. – Мой ДРУГ погиб… и я… ты понимаешь, это очень тяжело…
– Хорошо, я понимаю, – эльф сник, опустил руки, но преданность в глазах оставил. – Просто, знаешь… если… нет, я буду молчать. Как молчал полжизни, отдав её женщинам…
Он быстро жеманно закивал, приготовился смахнуть скупую мужскую слезу, поклялся не навязываться, стал болтать что-то ещё про соболезнования и поддержку с его стороны. А также помощь в скором окончательном излечении…
В голове Зоопарка вертелась лишь одна мысль:
«Докатился! Прости меня, Диджей, за такую ложь… Толстая белая полярная лисичка…»
* * *
За сутки, что Зоопарк провёл у светлых, он проникся к ним если не дружескими чувствами, то интересом. С непристойностями к нему больше не лезли, и жизнь начала казаться новой, ещё более интересной. После некоторого количества эмоциональных скандалов по пустякам он решил, что Мариель всё-таки девушка и за что-то злится на них с Анриелем. Несколько раз она уже традиционно собирала вещи, пытаясь уйти, но задерживалась и передумывала… Её парень объяснял это ревностью, мол, он обратил своё внимание на гостя. Более чем пристальное.
Зоопарк никогда не любил ввязываться в чужие отношения, но такая ситуация его не устраивала, и в этот раз миротворческой миссии он решил не избегать. В разгар одного из скандалов он молча взял Мариель за руку и вывел из дома. Она не сопротивлялась. Смотрела угрюмо и не удивлялась. Просто выслушать чужую точку зрения на свой счёт, плюнуть и уйти.
Они отошли немного от домика в спокойный тёплый лес под тихим облачным небом. Под ногами потрескивало тихим шарканьем листьев, папоротников и редкой тонкой травы. Над головой кто-то изредка чирикал и шевелился, летал. Пахло грибами, землёй и немного солью.
Спутники тихо пробирались, переступая через упавшие ветви, преклоняясь перед величественными деревьями, спускавшими полусухие ветви почти до земли. Сближались и расходились. Они приняли танец леса. Зоопарк собирался с духом, а Мариель отдалась своим мыслям. Шелест их шагов затихал, утопая во влажной земле.
Папоротники и хвощи вольготно занимали светлые места. Деревья замшёли и стали крениться в одну сторону, увязая корнями в наступающее болото. Чуть дальше они уже лежали, утопая в осоке и простирая к небу молодые ветви. В надежде спасти хотя бы их. На открытых местах начали появляться бело-красные шляпки мухоморов. Они сбивали ход мыслей Зоопарка, поэтому он остановился и решил заговорить:
– Вы из-за меня ссоритесь? Ты ревнуешь, что ли? – и, не дождавшись ответа от холодно усмехнувшейся Мариель, продолжил. – Да синие скунсики! Я ж не голубой! Ну, в смысле, как тут у вас… Он мне не интересен. Он мне рассказал, что ты… была вполне себе девушкой… Ну, то есть… ну зелёные пингвины! Ну, вы ж меня спасли, вылечили, приютили… А теперь из-за меня вот… – он не знал, куда деться от её усмешки.
Она совсем не по-эльфийски пнула мухомор. Шляпка отлетела и затерялась в осоке.
– Тебе пару дней назад, ночью, приходил приказ уйти в горы?
– Что? Нет… – растерялся он.
– Тогда ладно. Ты подтвердил, что ты не серый. Жаль, ты был бы хорошим попутчиком, – встретив недоумевающий взгляд Зоопарка, она в неуловимое мгновенье сменила внешность: перед ним предстала дородная немецкая фрау, кровь с молоком, пышечкка, светлые кудряшки и размер, этак, от пятого и больше.
Парень сглотнул.
– Оранжевые муравьишки! Ты тоже серая! – дошло до него.
Девушка дружелюбно улыбнулась:
– Была полюбовницей одного из тутошних серых правителей. Но они же храмовники, монахи. Нельзя им, значит, с женщинами. Вот и протащили меня сюда, считай, под рясой. – Мариель гортанно, по-мужски, засмеялась, а Зоопарку вдруг стало противно даже смотреть на эту бестолковую, средневековую бабу. Она поймала этот взгляд. – Пречистая Богородица всё видит: надоумила она его выгнать меня, беспутную, честь свою незаконному мужу отдавшую. Чтоб, значит, не порочила его перед лицом народа. Я и ушла к светлым. А как Анриеля увидела, так обомлела вся, душой к нему потянулась. А он, вишь ты… Каким ты его цветом обозвал, не разумею?..
Зоопарк молча смотрел на неё и даже не собирался отвечать. Он вовсе не был ханжой. И девушку эту ему было даже жалко. Столько времени убила, меняя себя, подстраиваясь, мечтая понравиться и надеясь… Но помогать ей не намеревался. В нём проснулся какой-то странный цинизм по отношению к этой многовековой клуше. Так, наверно, смотрели её крестоносцы на арабов… или нет, на дикие кочевые племена Африки и Сибири. Вроде и понимаешь, что тоже люди, а ставить наравне с собой не можешь.
– Ну и ладно, – вздохнула «Мариель», не дождавшись ответа. – Это же он, эльф, тебя вылечил. Они целители великие. Я и не притрагивалась даже, уже тогда ревновать начала. Ты на меня зла-то не держи. Ухожу я в горы, приказ такой. Не хотела было, люблю ж я его… этого… да уж что мне тут теперь ловить…
Она даже не стала менять облик. Так и ушла обратно, элегантно танцуя в ветвях, с гордостью отвергнутой женщины неся свою арийскую красоту. Что заставило её излить душу незнакомцу? И не серому, и не эльфу. Наверно, она просто знала, что видит его последний раз.
Зоопарк отвернулся и побрёл в другую сторону по кромке болота. Ему было и жалко эту женщину, и как-то ядовито-приятно от её проблем. Миротворца из него не получилось.
– Во, раскис к сиреневеньким тушканчикам! Голубею, что ли, потихоньку?!
И в этот миг он решил уйти в какие-то неизвестные ему горы с малознакомой отставной фавориткой местных президентов… или как их там здесь.
Он пнул мухомор. Замер. Огляделся, вырвал пяток штук и врезался в лес догонять Мариель. Настиг её уже на подходе к домику. Она окинула его быстрым взглядом, даже не удивилась, спросила, кивая на грибы:
– Тебе это зачем?
– Ну, – замялся тот, – из них как-то можно сделать… успокоительное…
– Вот несмышленый малолетка! – быстрым уверенным движением она отобрала «улов». – В лучшем случае сутки по кустам сидеть будешь безвылазно. Организм очистят лучше всякой свёколки… Из них растирку хорошо для суставов: режешь в кувшин, заливаешь брагой… – она хрюкнула и выдала фирменный мужицкий хохот.
На крыше веранды сидел нахохлившийся Анриель, высматривая их в лесу и всем своим существом выражая такую недетскую обиду, что напоминал как раз трёхлетнего ребёнка. Заметив прибывших, на долю секунды изумился, но совладал с собой и отвернулся так резко и неэстетично, что поскользнулся. Кувырнулся, соскользнул по листве вниз руками. Приземлился, по-кошачьи выгнув спину. Выпрямился. Снова отвернулся от них, тряхнув гривой, и удалился в дом. Мариель хохотала, согнувшись и бабским жестом держась за дерево.
Отсмеявшись, она велела Зоопарку подождать её, отнесла в дом мухоморы и быстро вернулась с двумя подобиями тяпок.
– Ну что, остаёшься, али со мной в горы махнёшь?
– Махну с тобой, конечно! серые попугаи, ты, хотя бы, не домогаешься!
– Да? – она хитро прищурилась… – Ну да ладно. Держи вот, «Серъёшка», пойдем копать…
– Картошку? – вырвалось у него.
– Оружие, – не поняла немка и повела его к ей одной ведомому тайнику.
Парень только диву давался, как местные женщины лихо умудряются им командовать.
Снова нарисовался эльф. Поджав губы, поинтересовался, что они делают.
– Уходим мы. Вдвоём. Тебя не берём. Сиди тут, води мальчиков… – выдала Мариель.
– Как?! – Анриель не просто изменился в лице, он пришёл в ужас от такого заявления. Стал заламывать руки и подбирать слова. – Нельзя же… почему?.. Я всё исправлю, я вернусь к тебе, Мария, не буду приставать к парню… А ты, я нашёл тебя, раненого. Я помог тебе справиться, подняться… Пережить потерю друга… Не уходите! – Он белкой метался меж деревьев, совершенно искренне заглядывал собачьими глазами в лица, умолял. Мариель свысока посмеивалась, Зоопарк ломал голову над такой резкой переменой жизненных позиций. – Я был неправ! Я могу заменить тебе погибшего товарища. И без намёков!..
Он говорил ещё много чего, хватался за рукава, стоял на коленях, целовал ноги Мариель. Но закончилось всё его очередной ошибкой. Он заявил, что готов забыть, что она серая, а не эльфийка. Звонкая пощёчина вспышкой озарила деревья и эхом утонула в них, парень умолк и утёк в лес. Ходил в зарослях персиковой тенью. Потом улучил момент, прижал Зоопарка спиной к дереву и быстро чмокнул в губы.
– На прощанье! – пролепетал он, наблюдая плюющегося парня, и на этот раз исчез окончательно.
Собрав все пожитки, Мариель и Зоопарк присели на дорожку, хлопнули по чарке какой-то ягодной бражки. Побратались, обзывая друг друга приглянувшимися вариантами имён: Машка и Серъёшка. Двинулись на восток…
С этих пор другом Зоопарка ненадолго стала серая Мариель, голубоглазая немка, заправски командующая, лихо пьющая и по-мужски хохочущая. Но по Диджею он скучал. А Мария иногда скучала по эльфу…
Могло быть и так, или Признание Марии. (Мартину)
Когда вернёшься, я прощу.
Наверно, будет не так гадко:
Я буду ощущать украдкой,
Что я не брошена и не ищу,
Не вглядываюсь в лица и в глаза,
Из сердца выгнав глупую надежду.
Я не ищу тебя. Но по ночам, конечно,
Ко мне стучится робкая мечта.
Ах, как сентиментально! Я стара.
Мою далёкую весну похоронила,
Бежала за тобой через полмира,
Когда ты правил – стала не нужна.
Роптать меня не научили —
Другое было время, боли.
Вся нищета – в любовниках сеньоров
Иль просто шлюхи – все так жили.
Но старость моя – грустная подруга:
В вине и грубости топлю любовь свою.
Я силу воспитала – и за то благодарю,
Самостоятельность моя – твоя услуга.
Уже не девочка – века меня сломили.
Мой Мартин, жду тебя, твоя Мария.
Глава 30. Кинолухи. ч.2
Алтай
– Какого, мать твою верховную, это было? Ты, ушан пещерный, рассказывай, откуда взялась эта тварь! – ярился Грим по дороге в промёрзлый подвал.
Они шли, а Пашка в стазисе летел перед ними, словно мумия с моторчиком. Лорешинад невозмутимо поведал историю появления собаки.
Оказалось, что после «пытки» стрижкой менестрель предложил спеть свою первую песню. Эльф согласился. На втором куплете из кустов раздалось одобрительное подвывание и показалась заинтересованная собачья морда. Музыка прервалась, пальцы Пашки заплясали по струнам, а лицо юноши исказила гримаса страха. Зверь мгновенно сменил настрой и злобно зарычал.
Павел вздрогнул, но собрался и заиграл вновь. При этом он сбивчиво, но почти что в стихах рассказал местную легенду о какой-то Агапке. И сказал, что боится всех чёрных собак вообще. Мысль об убийстве невинного животного эльфу не понравилась. Но ситуация требовала действий.
– Продолшай играть, – распорядился он. – Отвлеки её на немного.
– Я!? – просипел юноша.
– А ты шёлаешь ловить этого с-зверя сам?
Становиться главным орденским собаколовом бард-оруженосец не желал. План эльфа он не понял, но решил ему довериться. Отчаянно фальшивя, он запел:
…И пошёл в сторону кустов. Зверь пересек двор и устремился за менестрелем, не менее фальшиво аккомпанируя музыке воем.
Тем временем Лорешинад метнулся в другую сторону, и, не мудрствуя лукаво, срезал веревку с механизма насоса. Затем в обход пробрался в хвост музыкальной процессии как раз в тот момент, когда менестрель споткнулся и сел на землю.
– Дальше ты с-знаешь, кхолдун, – закончил рассказ эльф, в упор не замечая испепеляющего взгляда Грима.
– Слышь, очумелец ушастый, – подозрительно спокойно сказал колдун, укладывая Пашку на стол в лаборатории, – когда я откачаю мелкого и высплюсь – будь готов КО ВСЕМУ. А ещё лучше – не будь тут вообще. Я понятно выразился?
– Xas, – кивнул Лорешинад.
Грим принялся рыскать по архиву-лаборатории, умудряясь одновременно сыпать проклятиями, листать несколько книг и поддерживать стазис-поле вокруг лежащего на столе Павла. Последнее на данный момент было самым важным, потому что иначе процесс старения сильно ускорялся.
Эльф благоразумно решил не мешаться, и встал в углу рядом с чучелом большого бурого зверя. Судя по хорошему состоянию, прописалось чучело в подвале не так давно.
«Не удивлюсь, если ему просто не повезло попасть под горячую руку…» – мимоходом подумал вин`эсс.
В какой-то момент Грим остановился, удивлённо разглядывая книгу в ярком переплёте.
– Что в архиве тамплиеров делает «Конёк-Горбунок», и почему я его не видел раньше?.. Хм! Там вроде рецепт был как раз для нашего случая… – Он пролистнул книгу в конец и зловеще усмехнулся. – Спрашиваю чисто для проформы: есть предложения?
Эльф покачал головой.
– Мне не с-знакома эта магия, кхолдун.
– Замечательно! – развеселился Грим. – Тогда притащи мне сюда ведро воды. Вот где хочешь, там и добывай. Раз насос мне рас…, будешь теперь заместо него. Что зыркаешь? Тут написано русским по белому: две воды, одно молоко. Молоко я, так и быть, предоставлю. А ты марш за водой, пока я не передумал. Речка справа по курсу от выхода.
Было странно наблюдать столь резкую перемену настроений. Грим явно что-то задумал. Но он сейчас был главным в замке, и Лорешинад, подхватив указанное ведро, отправился на поиски воды.
* * *
Вернувшись, эльф обнаружил перед замком костер, вокруг которого прохаживался Грим, поигрывая большой ложкой. Над огнем на треноге стояла кастрюля, от которой шёл аппетитный мясной запах. Вблизи оказалось, что колдун зачем-то нацепил фартук с изображением едва одетого женского тела.
Стоило Лорешинаду поставить ведро на землю, Грим задумчиво покосился на кастрюлю, облизнулся, вытер руки об женские бёдра и сообщил:
– Менестрель у нас и так был не очень упитанный, а тут постарел еще… Эх, тяжела и неказиста жизнь колдуна-неофашиста…
– DOS UKT CAL?! [41]41
Ты его ешь? (дроу)
[Закрыть] – Секунду эльф ошалело осмысливал происходящее, потом бросился на Грима, забыв о клинках…
Еще через миг вин`эсс обнаружил, что обе его руки заломлены каким-то хитрым приемом, а он сам, не в силах пошевелиться, смотрит вверх… на Пашку, мирно висящего на фоне тускнеющих звёзд.
– Я же предупреждал, – прошипел на ухо Грим, – будь готов ко всему, ушастый.
– Кхто тхакой неофаш-шист? – прохрипел эльф.
– А, не бери в голову, – уже обычным голосом ответил колдун, выпуская противника. – Просто уясни, что ты мне не нравишься.
– Вс-заимно, – подтвердил Лорешинад, разминая суставы.
Грим тем временем спустил на землю менестреля, снял с огня одну кастрюлю и поставил другую, наполнив её из ведра.
– Перекусить не желаешь, а? – хмыкнул он, приземлившись у кастрюли с мясом. – Не боись, тушёнка это. Я ещё не настолько псих, чтоб человечину жрать.
Эльф понял, что действительно голоден. Однако к еде подсел с опаской.
Через несколько минут вода вскипела. Грим поднялся и добыл откуда-то из-под фартука непрозрачную белую бутылку. Свинтил крышку, отхлебнул, скривился:
– Ванильный. Не люблю. Ладно, ушан, бери ведро, пошли заканчивать этот цирк.
Пашка лежал в отдалении, старческое лицо освещал туман рассвета.
Грим с ходу вылил на бедолагу содержимое бутыли, в воздухе расплылся запах йогурта. Тут же подлетела кастрюля и выплеснула кипяток. На мгновение Лорешинад потерял контроль над телом и довершил дело, окатив менестреля водой из ведра.
Эльф уже собрался возмутиться, как спящий старик-Пашка выгнулся дугой, опершись на ноги и голову, стал ссохшимися губами хватать воздух. Суставы хрустнули, пальцы судорожно вцепились в траву. Вскоре он начал потихоньку расслабляться, опускаясь. Маленький старичок превращался в юношу, седина медленно сходила с чёлки, веки закрытых глаз становились гладкими. Когда превращение завершилось, на земле лежал всё тот же четырнадцатилетний менестрель. Он тихо вдохнул и спросил, всё ещё зажмурившись:
– Не пойму, мне жарко или холодно? И почему я вообще на улице?.. И голый?!
– Последствие случайных связей, – ответил Грим. – Кстати да, ты, может быть, уже мужик. Только я твою бабу выгнал: вы пили чай и методично доедали моё варенье, а я ягоды собирал пол-лета. Я обиделся и в честь этого дарю тебе фиговину и отправляюсь спать.
Он снял с себя фартук, накинул его на Павла, во все глаза уставившегося на колдуна и пытавшегося вспомнить какое-то варенье. Задумчиво буркнул что-то вроде «Бывает…» и исчез внутри замка, оставив лежащего юношу недоуменно и с подозрением коситься на эльфа.
– Вечщером рас-скашешь историю про Агапку ещё раз, sunduri, – устало попросил тот, опускаясь на землю у костра, после чего моментально заснул.
Предоставленный сам себе менестрель оглянулся вокруг, взлохматил чёлку, попутно с интересом изучив несколько оставшихся седых волос, и спросил у пробегавшей мимо чёрной белки:
– Что это было, а?
Ответа, к счастью, не последовало. Белка мгновение смотрела на него, потом шмыгнула прочь по своим делам.
* * *
Дети уходят из города к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма…
Раздалось жалобное «дзынь» и гудение рвущейся струны.
– Да вашу Машу! – совершенно расстроенно ругнулся Павел. – Что ж такое с этой песней!?
– С-струна сделана ис-з метхалла, sunduiri? – Лорешинад открыл один глаз.
Сидящий на крыльце юноша недоуменно посмотрел на эльфа.
– Ну… Вообще да.
– Я попытхаюс вос-стхановит. Сними, полоши на кхамен и дерши кхонцы рядом.
Пока менестрель в замешательстве выполнял указания, эльф встал, встряхнулся, полюбовался вечерним пейзажем…
– Готово, – окликнул Пашка.
– Хорошо. С-замри.
Лорешинад достал из-за плеча Кии-Вэльве и пошёл к крыльцу, что-то шепча на ходу.
– Э-э… Шин, может не…
Удар. Хрустальная голубая вспышка. Тихий звон. Руки Пашки обдало холодом.
Когда зажмурившийся юноша рискнул открыть глаза, он увидел перед собой направленное вверх лезвие. С лезвия «стекал» дымок, будто его полили жидким азотом.
От удара в ступеньке образовалась вмятина, через которую натянулась целая струна. Пашка поднял её к глазам, подёргал. Никаких иллюзий, действительно целая.
– Вау! – только и сказал он.
Тут же натянул обратно и опробовал. Струна звучала едва ли не чище, чем изначально.
– Спасибо! – возликовал менестрель. – Я уж решил, что мне на ударные переходить придется.
– На что?
– Ну барабаны там… А! Ща…
Пашка сунул гитару эльфу, пробежался по двору, подобрал две палки и оставшиеся с ночи кастрюлю и ведро. Вернувшись на крыльцо, он положил кастрюлю на колени, ведро рядом и бодро отстучал палками по ним простой ритм.
– Вот как-то так.
– Мошно мне?..
Некоторое время Лорешинад упражнялся в «стомпе», а Пашка аккомпанировал на гитаре.
В какой-то момент, несмотря на создаваемый грохот, чуткое ухо вин'эсса уловило «лишние» удары, доносящиеся из замка. Звуки медленно приближались, но увлечённый эльф не придал им значение. Кастрюльную какофонию прервал скрежет металлом по камню прямо над головами музыкантов, отчего Пашка вскочил, а эльф замер на месте. Мрачный Грим стоял возле них, прокручивая в руках чёрные палки с ручками.
– Кажется, нас сейчас будут бить, – предположил менестрель. – Если я правильно помню, эти штуки называются тонфы.
– Расслабься, мелочь, – зевнул Грим. – Я не для того тебя поливал всякой гадостью, чтоб тут же прибить. Сгинь куда-нибудь и не мешайся, пока взрослые дяди перетрут свои дела. Можешь создавать фон. НО НЕ НА МОЕЙ КАСТРЮЛЕ! Что, заяц, попрыгаем? Предупреждаю сразу: дерёмся в полную силу.
Колдун был без майки и угрожающе поигрывал мышцами.
Тонкая ухмылка скользнула по лицу эльфа. Он аккуратно положил палки возле кастрюли, не поднимая глаз на Грима. Это был шанс не просто попетушиться, а показать себя. Вызов принят. Эльф медленно вдохнул, в тишине прошелестели медленно обнажаемые клинки. Лорешинад поднял глаза на противника:
– Bwael, faern [42]42
Хорошо, маг (дроу)
[Закрыть] , – он не спеша поднялся, расправил плечи.
Грим крутнул тонфами. Пашка молча смылся, струны лишь слегка загудели, когда он невзначай, оглядываясь, пнул гитару ногой. Это послужило сигналом начала боя.
Первая атака эльфа напоролась на блок. По двору прокатился звон, на секунду оглушив обоих противников.
– Он что, Серьёзно железные добыл? Или обычные заколдовал? – прошептал Пашка.
Звон заставил противников на мгновение замереть. Они стояли друг против друга. Дышали одновременно. Чёрный огонь в глазах Грима вытягивал зрачки тонкими овалами вверх. Эльф моргнул, выдохнул и резко отпрянул. Крутанулся вправо, унося за собой мелодию звенящего холода Кии-Вэльве.
Грим, принялся наносить удары руками и ногами, теснил Лорешинада, норовя если не выбить у него оружие, то хотя бы ударить по пальцам. У клинков эльфа не было гард, это осложняло оборону.
«Надо будет… попытаться освоить это оружие… если выживу…» – Мелькнуло в голове эльфа во время очередного переката в сторону.
Он чуть притормозил, приложив руку к земле. Летящая сверху тонфа была встреча клинком и направлена дальше, в руну Тумана. Тут же из земли повалил синий дым, разделив противников. Мелкие искры инея летели на колдуна, царапая и осыпая гриву чёрных волос сединой.
Грим рыкнул, взмахнул рукой и столп дыма превратился в огненный гейзер. Пламя ослепило эльфа, и он едва успел защититься от следующей атаки. Клинок улетел в кусты. Впрочем, и у Грима осталось только одно оружие – вторая тонфа не выдержала холода эльфийского клинка и рассыпалась. Пустую руку тут же прочертил глубокий порез, стремительно покрывшийся алым льдом.
– …! – колдун обнаружил, что оставшаяся тонфа примерзла к руке как вторая кость.
Новый удар Грима хоть и разрушил тонфу, но попал вин'эссу по плечу. Наплечник прогнулся, отчетливо хрустнуло. Эльф вскрикнул и выронил клинок. С места падения лезвия начала расти ледяная скала, отражающая движения вин'эсса в десятке плоскостей. Колдун закружился между этими зеркалами, не отличил приближающегося эльфа от иллюзий. Лорешинад сзади набросился на Грима, повалил на колени и начал душить здоровой рукой. В ответ Грим впечатал ему локтем в солнечное сплетение и опрокинул на землю перед собой. Навалился сверху сам и принялся лупить эльфа кулаком, используя ручку тонфы как кастет.
Всё могло бы кончиться плачевно, если бы поляну не огласил новый грохот. Всеми забытый Пашка что есть мочи колотил палкой по ведру и орал:
– Дрейк… в смысле – брейк уже! Завтра дядя Сайл приедет, а у меня тут два трупа!
Противники замерли, тяжело дыша. На кончиках слипшихся прядей Грима повисли капельки пота. По плечам и торсу струились замёрзшие алые дорожки крови. У эльфа немела сломанная рука. Кончик правого уха наливался ярко-синим.
– А он прав, – признал Грим, скатившись с эльфа и плюхнувшись рядом. – Будет скучно, если всё закончится сейчас, согласен, ушан?
– Xas… Хорош-щий тханец.
Грим зыркнул на эльфа, но тот лежал, уставившись в уже потемневшее небо. Зрачки колдуна снова округлились.
– Какой, на фиг, танец… грим-настика, блин!
Сооружение изо льда подтаивало и шипело с той стороны, где был огненный гейзер. По земле разливалась уже приличная лужа, быстро превращающаяся в грязь.
Пролежав некоторое время, Грим вскинул палец:
– Пива!
– Niar… Воды, – почти одновременно выдохнул Лорешинад.
– Во дают, а! – восхитился Павел. – Сначала чуть не поубивали друг дружку, теперь командуют… Вообще-то я оруженосец, а не официант.
Грим вяло рыкнул:
– Запомни, мелочь – хороший оруженосец должен уметь всё.
Колдун уронил поднятую руку и решил отлепляться от грязи. Алые льдинки, покрывающие его, тоже начали таять, открывая раны. Голый торс покрывался десятком царапин и порезов, а ручка тонфы отмерзать от синеющей ладони никак не желала. Даже часть подошвы правого ботинка едва не осталась в грязи.
– Слышь, мельница с ушами, – проворчал колдун, пытаясь «разморозиться» собственным огнем, – ботинки-то зачем крошить было? Любимые «камелоты», между прочим! Сам Мерлин подарил…
– Хш-ш!..
Вин'эсс выглядел чуть лучше, за счёт того, что был одет. Что творилось под треснувшими костяными пластинами на плече и груди, он предпочитал пока не думать.
– Мерлин Мэнсон? – живо заинтересовался менестрель.
– Да не… Бородатый такой чувак. Ещё тесак всучить хотел, но я отказался… Ладно, ушастый, пшли вниз, маскировать улики от высокого начальства… Да не шипи ты, сращу я тебе руку. И бронь… может быть…
– О-хре-неть… – пробормотал Пашка, наблюдая, как недавние противники, все в грязи и крови, топают к замку, едва не поддерживая друг друга. – А про ночь так и не рассказали, гады!..
