Текст книги "Могло быть и так, или Эльфы тоже люди (СИ)"
Автор книги: Андрей Трегубов
Соавторы: Надежда Корнилова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 52 страниц)
Глава 24. Призрачная
Алтай
Лорешинад проснулся от резкого рывка. Два дня почти без сна и избыток событий взяли своё, и часть пути эльф проспал. А проснувшись, обнаружил, что менестрель Павел тоже сонно моргает, прижимая к груди свой инструмент. Плечо затекло, будто на нём лежала чья-то голова.
Машина сделала ещё один рывок и остановилась. До пролома в стене замка, где она стояла прошлой ночью, осталось шагов сто.
– Вылезай, приехали, – раздраженно рыкнул Грим.
– Могло быть и хуже, – пожал плечами Сайлас, выбираясь под всё ещё моросящий дождь. – Товарищи тамплиеры, слушай мою команду! Вылезти, построиться и довести до стойла нашего железного коня!
– Мне кхашется, что это скорее tagnik'zur [33]33
Дракон (дроу)
[Закрыть] … – пробормотал Лорешинад.
– Вот! – вскинул палец Павел. – Так и знал, что мне придется быть ездовым менестрелем!
– Р-разговорчики! – весело прикрикнул Сайлас. – Чем скорее управимся, тем скорее поужинаем и ляжем спать. Вы там в обнимку может и выспались (эльф – так и вообще ночной зверь), а начальство весь день на ногах, усталое…
– Да-а, усталое и злое, – добавил Грим. – Слышь, ушастый, ты там очки не поломал, пока развлекался? Лучше сразу признайся – убью не больно.
Эльф достал подарок колдуна и оглядел. Стёкла не треснули, оправа цела, магия тоже ощущается.
– Молодец, – удовлетворённо кивнул Грим и вылез из машины. – Я тут подумал, начальник… Пусть тачка уж тут стоит. Всё равно она без меня не поедет…
Он развернулся и пошёл к замку.
– Так уж и не поедет? – усомнился Павел, вытаскивая гитару.
Колдун, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Лорешинад едва успел выскочить с другой стороны прежде, чем машину окутало сетью молний.
– Думаю, действительно не поедет, – проговорил Сайлас, наблюдая за пробегающими искорками. – Ладно, раз ужин откладывается до завтрака – всем спать! Вопросы есть?
– Крутая сигналка, – оценил Павел. – Как работает?
– Магия, парень, магия, – глубокомысленно ответил Сайлас. – И не смотри так, ты же не удивился знакомству с тёмным эльфом.
– То есть… – Юноша оглянулся на Лорешинада. – Ты настоящий живой дроу?!
– Ilythiiri, – кивнул эльф. – Дроу – это наш яс-зык.
– Во я попал! – присвистнул Павел. – Я думал, вы прикалываетесь…
– Ладно, пошли в замок, «попаданец», – усмехнулся магистр. – Я там где-то видел лишнюю раскладушку, кажется. Товарищ эльф, изложи свои планы на ночь. Так, на всякий случай.
Лорешинад помедлил, потом ответил:
– Буду осос-знавать увиденное сегодня.
– Отличная мысль, – кивнул Сайлас. – Думаю, нам всем нужно многое «осос-знать».
* * *
Если бы его спросили, зачем он поднялся к себе в комнату, взял меч, затем воткнул его перед входом в замок, – Лорешинад не смог бы ответить. Так было нужно.
Ночь принесла странный влажный холод. Кончики ушей и пальцев начинали замерзать. В его мире не было так холодно, даже дождливыми ночами. Ему – жителю подземелий – эта тьма казалась странно неуютной.
Он думал о своей безымяной светлой. Что было бы, встреться они не тёплым сухим вечером, а в такую промозглую погоду? Были бы эти взгляды, эти ласки и поцелуи?.. Родились бы те запретные чувства? Показала бы она его будущее?..
«Пока всё сбывается: белые стены моего нового дома, юный менестрель… Следует ждать ещё гостей…»
Она во всём оказалась права: на него разгневалась Верховная жрица, на этот раз фатально. Эльф отчётливо помнил фарфоровое лицо, зелёные глаза своей возлюбленной, безразлично устремлённые к сводам пещеры. Будто ждала она своей смерти и жалела лишь о том, что втянула его в эту историю. Жалела, что поддалась чувствам, влюбившись в своего пленителя. Хотела бы сбежать – обольстила бы и дождалась, пока он уснёт. Могла бы при желании убить… Слишком много «бы».
Какое-то далёкое смутное ощущение сняло с его сознания пелену задумчивости. Он насторожился, вскинулся, но не понимал, что изменилось. Непроглядная моросящая тьма, лёгкий липкий ветер на лице, шелест капель по листьям, по речушке, неслышно и неспешно бегущей невдалеке. Запах дождевой свежести, речной прохлады, лилии…
Лилии?..
Лорешинад принялся озираться. Рука привычно скользнула к поясу. Он мог поклясться, что никаких лилий здесь не росло. От реки поднимались лёгкие струйки тумана, хорошо видимые, сплетались в причудливом танце, приближались. Слишком навязчиво в такую тихую погоду. Что-то коснулось его плеча. Стоило развернуться – ощущение пропало, но тут же появилось снова. Кто-то тихонько хихикнул.
«Да что это за засилье куасармов?..» – успел подумать он, и белый туманный саван лёг на его лицо, коснулся глаз, застилая темноту.
Аромат речной лилии ощущался совсем рядом, стоит руку протянуть и… вот оно, улыбающееся лицо безымянной светлой эльфийки. Она, сотканная нитями тумана, предстала перед ним, обнажённая, прекрасная… любимая.
Лорешинад сидел, словно завороженный, ловя каждое её движение. С губ невольно сорвалось:
– Как тебя зовут?..
Её смех звонким эхом прошёл по самым пустым, потаённым, выжженным уголкам его души. Он почувствовал себя раздетым, распятым посреди людной площади.
«Я не знаю о ней ничего. А она… Она теперь мудрее всех живых…»
– Ориелен, – донеслось из тумана. – Моё имя Ориелен, мельда.
– А я… – решил заочно представиться он.
– Я знаю, Лорешинад. Я знаю теперь очень много. Я знаю, что ты коришь себя за мою смерть. Не надо, – туманное лицо отражалось в тёмно-красных зрачках эльфа. – Моя судьба была предрешена.
– Расскажи мне, – взмолился он, не слыша себя. В это мгновение он хотел лишь пускать её голос в свою душу. Он хотел узнать её, понять её. Свою Ориелен.
– Я служила в гвардии Светлой целительницы… – туманная девушка почти вплотную приблизилась к эльфу. А он слушал её и вдыхал запах речной лилии. Этот аромат навсегда останется в нём памятью о погибшей возлюбленной.
Мелодичный голос девушки продолжал рассказ:
– Незадолго до нашей встречи она лично призвала меня и ещё девятнадцать моих сестёр к себе, в самое сердце резиденции. Мы удостоились высокой аудиенции. Светлая целительница Ауре'Таурель Рилия'Тари сказала нам, чторади блага нашего народа – светлых эльфов – мы должны будем пожертвовать жизнями. Верховная жрица Хар`ол-Велдрина ищет в этом мире Оберег земли. Очень важный оберег. Но не сказала нам, зачем он. Ты не знаешь?
Лорешинад попытался расшевелить нужные воспоминания.
– Единственное, что я знаю, что Оберег охранял нас от чего-то, но его украл отступник. Пока в нашем мире существуют серые, опасности нет. И серые этим пользуются: диктуют свои условия, контролируют нашу жизнь, рассылают лазутчиков во все уголки. Великой матери надоело такое положение вещей, и она хочет «обменять» серых на Оберег? – эльф удивлялся своим догадкам.
– Наверное, ты прав. Нас, девушек, приносят в жертву, чтобы переправить сюда вас, тёмных воинов, пришедших в поисках Оберега. Мы с тобой были первыми. На нас ставили опыт, «а вдруг получится»…
«Неужели на моём месте мог быть Арр`Таш?..»
– Значит, ваша Тари не очень ценила тебя, – пробурчал эльф вслух.
Заливистый смех вновь разбил тишину его души:
– Да, я тоже была смутьянкой. Но судьбу свою я приняла легко. Мы все умрём – раньше или позже. Но лучше отдать жизнь с честью ради цели, чем сидеть, сдавать владычице выращенные овощи и гнить заживо! – она забавно вздёрнула носик, гордая произнесёнными словами.
Только сейчас, любуясь растрепавшимися волосами и нагим телом девушки, эльф понял, как молода она была. «Смутьянка», она всё равно верила своей королеве, которая, не размышляя, выбрала её как подопытную жертву.
Он задумался, правильно ли поступает, убивая и позволяя убивать своих сородичей. Может быть, они были призваны выполнять миссию, способную защитить его народ от неведомой напасти? А он и Разные мешают им…
Лилия… Стройное тело в обрамлении листьев папоротника. Губы, пахнущие хвоей. От её прикосновений захватывает дух, по телу разливаются волны дрожи, тепла. Он погружается в её неизведанную, желанную темноту, которая принимает его, позволяет раствориться в аромате белых вечерних цветов…
Обе королевы, не задумываясь, отправили на казнь по двадцать девушек и юношей, убивая первых, не зная, выживут ли вторые. Верховная жрица, не моргнув глазом, вонзила меч в грудь его возлюбленной. Он всегда был бунтарём и сейчас откажется подчиняться. Она убила его любимую, какими бы благородными целями ни прикрывалась. Он не простит. Он будет мстить. И останавливать новых сородичей. За каждым из них стоит смерть невиновной светлой девушки. Просто потому, что владычицам надоел шпионаж серых!
Он.
Будет.
Мстить.
«Танец не закончен!..»
– Ориелен, могу ли я принять твой меч? – голос глухо отдавался в ушах, еле сдерживаемая ярость кипела, наполняя его азартом.
Девушка взглянула на него с неуловимой тоской:
– Да. Пусть он хранит тебя… – она надолго замолчала. Дождь кончился, ясная свежесть заливала лес, бодрила рассудок.
– Я хотела попросить тебя… – она осеклась.
– Да, моя Ориелен! Всё, что угодно!
– Отпусти меня… Я хочу спокойно уйти в Мир Духов…
– Но я…
– У тебя ещё будет счастливая семья… – тоска в её голосе рвала сердце на миллиарды маленьких звёзд. – Я могу ответить на любые твои вопросы… пока… не взойдёт солнце…
Мысли вихрем носились в его голове, выбирая самое важное. Он не мог, не должен был отпустить её. Но так будет лучше. Для них обоих… Не найдя ничего умнее, он выдохнул:
– Кто такие серые?
Она подняла глаза… тишину разорвал гитарный перебор из открытого пашкиного окна.
– Не спитс-ся этому wanre! [34]34
Ученик (дроу)
[Закрыть]– в сердцах бросил эльф на уже ставшей привычной смеси языков, гневно глядя на распахнутые рамы, будто это могло урезонить или пристыдить менестреля.
Когда он опомнился и опустил голову, тумана уже не было.
– Я буду помнить тебя, Ориелен! – прошептал он.
За дальними горами занималась грустная, тоскливая заря…
Из окна шелестел Пашкин голос:
… я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока…
Глава 25. Агора-нео-фобная
«Гнездо Чайки»
Ведьма поднималась по тёмной винтовой лестнице к личным покоям. Шустрые молчаливые слуги молниеносно исчезали при её появлении. На втором этаже от лестницы вела анфилада комнат. Надежду всегда раздражала эта европейская мода: комнаты были проходными, в каждой – две двери, коридор отсутствовал. В таких комнатах невозможно было уединиться, скрыться, создать свой маленький уютный мирок. Она, с рождения жившая в алтайской избушке, долго не могла привыкнуть к такой открытости и затребовала себе и дочери самые дальние комнаты. Самые маленькие. Деревянные кровать, сундук и стол, на стене зеркало. И вид из окон на закаты западного побережья.
Проходя последнюю из комнат мужчин, она остановилась. По щелчку пальцев рядом выросла молчаливая фигура служанки.
– Передайте Ближним, пусть пошлют Двести-Семидесятую обратно в то звено, где сейчас Четырнадцатый. Он там один остался… – Добавила она негромко, будто себе. – И передайте, что я прослежу за её перемещением.
Служанка молча испарилась. Надежда вступила в свою комнату. Закрыла дверь, подошла к зеркалу. На него слуги прикрепляли письма, если хозяйки не было дома. На этот раз она обнаружила лист древовидного папоротника. Стоило только прикоснуться к листу, как на нём проявились буквы: послание светлой целительницы предназначалось только ей. Ведьма пробежала глазами строки, сморщилась, разорвала лист, швырнула в камин:
– Почему я узнаю всё от эльфийских королев, а не от своих подданных?!
Она прошла к окну, взглянула на угли догорающего заката над спокойным океаном.
– Впрочем, – начала успокаиваться она, – это всего лишь домыслы Наземной правительницы… Все ополчились на мою дочь. Либо кто-то сильно подставляет её, либо я не хочу видеть её предательства… Чем я заслужила её предательство? – по щеке скользнула старческая слезинка.
Эти минуты слабости властительница могла показывать лишь закатному солнцу. Наконец, она взяла со стола кувшин и сполоснула пылающее лицо прохладной водой. Мысли начали проясняться, разбушевавшиеся не по уставу чувства – уходить на второй план. В этом мире должен господствовать только разум. А чувства… чувства и породили её непутёвую дочь. Непутёвую, но любимую.
Надежда-Эстель тихо подошла к двери в комнату дочери. Оттуда не доносилось ни шороха.
«Может, её там нет? А она всё ещё на балконе?»
Правительница приоткрыла дверь. В сумерках рождающейся ночи на лежанке спала Эстелиель, по-детски поджав руки и ноги. Изо рта тянулась ниточка амулета.
«Долго, наверно, спит. Далеко ушла».
Надежда притворила дверь и, почти не осознавая своих действий, последовала за дочерью в мир сновидений… Она вознеслась выше золотой Цепи, догоняя закатное солнце, уходящее за горы в пустыню песка и океана. Цепь была почти пуста: сумерки – время смены докладчиков. Именно в сумерки всегда происходит всё самое преступное… Надежда быстро отыскала душу дочери и полетела подглядывать её сны.
Ведьма не очень удивилась увиденному: Эстелиель бродила вокруг избушки, в которой, по её словам, она оставила Разных. Хозяин бодрствовал и не знал о гостях. А Шестая побежала по границам звена, расспрашивая серых о тех, кого она привела.
«Нахалка! Вот нахалка! Неужели опасения Наземной подтвердились! И Подземная оказалась права в своих предупреждениях! И тамплиеры…»
Надежда не находила себе места, не могла собраться, наблюдая неумелую разведку дочери.
«Не может быть, чтобы они все лгали! Так продуманно, не сговариваясь… или сговариваясь?..»
И, раздираемая чувствами, она окликнула дочь. Та вздрогнула, оглянулась, испугалась, рванулась убежать, но остановилась. Замерла, опустив глаза…
«Неужели, всё-таки виновата?» – мелькнула ужасающая мысль у Надежды.
Вслух же она произнесла:
– Нам обязательно нужно поговорить. Как можно скорее. Просыпайся, когда освободишься, – и она поплыла по направлению к «Гнезду Чайки».
Началась ночь. В безлунной тьме нестройно мерцала золотой пыльцой Цепь. Потихоньку засыпали и появлялись здесь дневные доносчики. Они сторонились, пропуская повелительницу. Некоторые перешёптывались.
«Да, – думала ведьма. – За семьсот лет райской жизни я уже отвыкла от ощущения, что все против меня… Даже самые близкие. Что уж говорить об этих подданных. Они живут в абсолютном подчинении, но даже сейчас могут шептаться о свержении своих властителей или об уходе в мир Разных… Смотря, что задумал их лидер».
Она обернулась. Эстелиель следовала за ней, не приближаясь, и подчинённые никак не реагировали: не оглядывались на Надежду, не старались удалиться, не выказывали Шестой больше внимания. В общем, заговорщиками не казались.
«Может, не виновата… Подружилась с двумя Разными, притащила их сюда, не может поверить в их смерть, вот и ищет…» – она готова была поверить любому объяснению поведения дочери.
В молчании они дошли до замка, вернулись в свои тела, и Надежда присела в ногах дочери. Она казалась очень усталой, замученной. Будто не было у неё помощников и подданных. Сердце Эстелиель защемило от жалости к матери. В темноте неосвещённой комнаты каждая из них почти не видела сидящую напротив. Но это не нужно было. Несмотря на долгую разлуку, они чувствовали друг друга. Но не могли понять…
– Тель, девочка моя… Расскажи мне, зачем ты их ищешь? – начала Надежда тихим вкрадчивым шёпотом.
– Зачем тебе? – неожиданно ощетинилась та.
– Я хочу знать, чем ты живёшь…
– …Чтобы разрушить мою жизнь! – последовало из тишины.
– Ты опять, – оторопевшая Надежда не знала, как вести себя дальше.
Она рассчитывала на жалость дочери, на разговор по душам, который снова не клеился.
– Я не «опять», я «всё ещё»… У меня нет ребёнка, у меня нет и не будет любимого… По твоей милости…
– Тебе понравился кто-то из парней? – нашлась мать.
– А хоть бы и так! – Тель вскочила, встала возле кровати, трепеща от гнева.
Стараясь не выдать новые тайны своей души, кидать в лицо матери старые и испытанные. Осознавать себя в положении девочки-подростка, бунтующей против родительской опеки – так унизительно! Но ей нельзя было отступать, нельзя было снова становиться послушной маминой марионеткой. И ладно бы это были просто материнские прихоти! Так нет, всё это – «в интересах государства»!
Как свободна она была там, во снах Разных, какие неожиданные и интересные изобретения и произведения снились им и воплощались потом…
– Ты не слушаешь меня, мама! Я толковала тебе о техническом прогрессе и искусстве Разных! Почему мы не можем претворять в жизнь их идеи?
– Это магия, мир Разных жесток и опасен! – Надежда стояла на своём.
– Это не магия, мама! Это достижения их умов, их вдохновения! Нам надо раскрепоститься! Мы слишком закостенели в течение нашей истории… Ты боишься мира Разных, мама. Для тебя он был слишком дик и беспощаден…
– Он остался таким… изменилось лишь окружение… – прошелестела ведьма, не стараясь перебить или убедить дочь. Просто сказала оправдание своему страху, ведь дочь оказалась права.
Тель притормозила, полминуты смотрела в темноту. Мысли разбегались, доводы против непреклонной матери кончились. Она сжала кулаки и выдохнула:
– Вот возьму и уйду в мир Разных! И со мной все, кого смогу заразить своей любовью к свободе!
Они оцепенели. Тель, опустошившись сказанными словами, Эстель – уверившись в своих опасениях.
«Она! Она – предательница! Все были правы! Она заставила Четырнадцатого молчать о похищенных Наземных – он же её любовь! Она притащила сюда Разных, чтобы те крали жертвы для Подземных – Разных убили, и жертвы закончились! Подземные могут перебираться в её распрекрасный разный мир, а за ними и серые, и Наземные! Она подружилась с Подземными в преддверии войны. И теперь моя дочурка ищет новых палачей!»
Ослеплённая яростью и болью от предательства, она не могла произнести ни слова обвинения. По анфиладе лишь эхом пронеслось:
– Стража! В темницу её! – голос осёкся, она лишилась чувств.
Тяжёлые шаги охранников пробились сквозь темноту. Тель бесшумно отпрыгнула в угол, надеясь укрыться во мгле. Но комнату озарил искрящий факел, наглые сильные ладони пробежали по её рукам и груди. Она принялась безуспешно брыкаться. Девушку ударили в живот, и в открывшийся рот попал её же Амулет мгновенного сна. Но допрашивать её не рискнул никто.
* * *
Даже в мире снов ей было некуда бежать. Она и не стремилась – смотрела на золотую пыль Цепи и ждала пробуждения. Золотая пыль… как песок… как сверкающее в солнечном и лунном свете драгоценное украшение… как путеводная нить… как клубок ниток… как узелковое письмо… как золотая сеть, сцепляющая звенья, удерживающая какую-то неизведанную и пугающую силу. В переливах дрожащей Цепи ей почудилось, что эта странная тёмная сила хочет вырваться, преодолеть сдерживающие путы. Тоже, как и она, хочет свободы…
Судорога… запах крови… вкус крови… боль в голове. Что-то ещё, незнакомое. Шуршание под её руками и по углам. Не опасное, но неприятное… Она смогла открыть глаза.
Это была одна из камер подземелья замка «Гнездо Чайки». Предназначалась она для серых: пол устлан слоем гравия. Стены были покрыты шипами, сверху из разных мест капала вода. Ещё в камере жили и шуршали по углам крысы, которых не стоило пускать к себе.
В общем, было устроено всё, чтобы серый не мог уснуть, связаться с друзьями, рассказать, где он, и попросить о помощи. Спать можно было, только жертвуя себя камням и крысам. Оба амулета – мгновенного сна и перехода между мирами – у неё отобрали…
Свет и солёный запах океана еле проникал в узкие щели, выходившие под основания замка. Расширить их и пролезть было равноценно самоубийству: лаз выйдет из отвесной скалы над вечно бушующими волнами океана.
Девушка вздохнула и принялась крутить острые камешки в надежде выложить из них более-менее ровную поверхность…
Глава 26. Кулинарная
Алтай
Человек может привыкнуть ко всему, поэтому Сайлас не особенно удивился картине, представшей ему этим утром. Рядом с выходом был воткнут меч. Тонкая гарда делала его похожим на крест. Перед мечом, припав на одно колено, стоял Лорешинад.
– Доброе утро, – сказал магистр, зевая. – Разве эльфы молятся?
– У нас нет богов. Шрицы тхёмных общаются с духами, светлым почщти всё, что им нушно, даёт лес. А я… У меня прос-сто есть Цель.
Сайлас хотел ответить на тему: «спасибо за подробный рассказ, я, собственно, и не просил». Но передумал. Лорешинад поднял на него глаза. В них была решимость и полная уверенность в своей правоте.
«Что-то в нём изменилось за ночь», – подумал Сайлас.
– Великая мать отправила сюда ещё не меньше десяти воинов – найти вашный для эльфов предмет, – продолжал Лорешинад. – Мне не нравится цена, которую она платит за кхашдый перекход. Я долшен прервать этот тханец.
Из прохода послышались хлопки. Насмешливые, «с оттяжечкой».
– Красиво говорит, – вышел на свет Грим. – Даже про акцент почти забыл. А ну, колись, ушастый, кто здесь был ночью?
Он шагнул к эльфу, но меч, стоявший между ними, вспыхнул и колдун отшатнулся, будто налетев на стену. Лорешинад от неожиданности тоже с шипением отскочил с места метра на два назад. Приземлился уже с ножами в руках.
– Сволочь! – рявкнул Грим. – Что это за… была…?!
Эльф убрал клинки в ножны.
– Она скас-зала, что этот мечщ будет меня с-защищать, – ответил он.
– Кто – она, «крот» несчастный?! – ярился колдун, не рискуя, впрочем, двигаться.
– Его хос-зяйка, – эльф указал на меч.
– Ладно, парни, – вмешался Сайлас, подняв руки и вставая между ними. На всякий случай подальше от меча. – Уже всем понятно, что день начался. Прекратить пикировку и слушать меня. Лорешинад, освободи дорогу начальству. И пойди, накачай воды, выпусти пар. Грим – разблокируй наши припасы. Надеюсь, там ничего не протухло.
– А мне что делать? – спросили сверху.
– Для начала спустись и помоги перетаскать продукты в замок, – определил магистр. – Сбор через пятнадцать минут на кухне.
* * *
Процесс заполнения холодильника прошёл без эксцессов. Завтрак вызвался готовить Пашка. Грим, хоть и косился на резко впавшего в задумчивость эльфа с явно нехорошими намерениями, молча плюхнулся за стол и стал ждать еду.
– Итак, товарищи тамплиеры, – начал Сайлас, оглядев «подчиненных», – у меня есть для вас сообщение. Но прежде товарищ Грим поведает нам, что нового по главной цели, то бишь, Ритуалу. Грим? Не поверю, что ты сразу лёг спать, не заглянув в бумаги Сокола.
– Да-да, – недовольно кивнул колдун. – Не могу я её открыть, папку эту. Держать могу, а как открываю, так руки жжет. А там, по заверениям, должна быть основная инструкция по Ритуалу. Сокол сказал, нарыл ещё часть из архива Седрика.
Павел поставил на стол дымящуюся сковородку с омлетом с колбасой. Все на минуту притихли, зачарованные ароматной стряпнёй. Менестрель оказался ещё и неплохим поваром. Лучше, чем они все, вместе взятые.
– Не моё дело, конечно, – начал он, – но что это за «Ритуал» такой? Оруженосцу это знать можно?
– Можно, – ответил Сайлас. – Если совсем кратко, то будем закрывать мир от эльфов.
– Зачем? Они же вроде хорошие…
– Хорошего в них только уши, – буркнул Грим. – На холодец.
Уплетающий омлет Лорешинад и ухом не повёл. Ни одним. Вообще он как-то сразу умудрился захватить бОльшую часть завтрака, чего пока никто не заметил.
– Ты же сам видел, что может натворить даже один из них, – возразил магистр. – Сомневаюсь, что они выстоят против регулярных армий, но не хотелось бы быть свидетелем Первой Межмировой.
– Второй, – напомнил Грим. – Первая с тамплиерами была. Они же заварили всю эту крестоносную кашу. И Европу на уши подняли, и Азию… – слово «уши» было сказано язвительно, но эльф снова на провокацию не поддался. – Короче. Ты магистр или где? Тебе должно открыться. Ща пойдем в архив, ты будешь читать вслух инструкцию, а я записывать. Если что – я тебя потушу, не боись… или добью.
– Умеешь ты обнадёжить, Гримыч… – хмыкнул Сайлас. – Ладно, теперь слушать меня. Поскольку этот замок теперь наш дом, я решил его немного обустроить. У меня в Алтайске имеется бесхозная квартира. Сейчас я по инету свяжусь с кем нужно и попрошу её продать. Потом поеду туда, всё подпишу, заберу деньги и прикуплю какие-нибудь полезности вроде бензогенератора и ещё чего, на что хватит. Вот на этом месте начинаются проблемы. Я вернусь не раньше, чем через два дня. За это время вы двое, – он перевел взгляд с Грима на эльфа и обратно, – успеете «стопицот раз», как выражается молодежь, разнести к чертовой бабушке не только замок, но и ближайшее окрестности. Особенно если нагрянет противник.
Колдун наконец просёк подставу с едой и градус напряжения в комнате резко повысился.
– И что ты предлагаешь, начальник? Давай ушастого перед замком в качестве пугала повесим? И мне спокойнее, и жратва на месте будет.
– Сайлас-с, если ты собираеш-ся уехать – верни мне клятву. Я не обещал сдершиват-ся в еде…
Павел отодвинулся подальше от стола.
– Воинствующий орден, да? – сочувственно обратился он к Сайласу. – Может, я лучше пойду обратно в город?
– Не стоит, сиди здесь уж, – ответил магистр. – Либо Грим тебя живым не отпустит, либо по пути сородичи Лорешинада перехватят.
– А… вы?
Сайлас изобразил пальцами пистолет. Вполне натурально.
– Магистр я, в конце концов… или где?
Юноша серьёзно задумался.
Грим встал из-за стола.
– Я в архив, – бросил он.
– Я догоню, – кивнул Сайлас и повернулся к оставшимся. – Для вас двоих сегодня одно задание – привести прическу этого решительного блондина в приличный вид. Ты умеешь стричь машинкой, оруженосец?
Павел и Лорешинад переглянулись.
– Ну… – неуверенно протянул юноша. – Я попробую…
По лицу эльфа было видно, что «парикмахеру» он не доверяет, но отсутствие вариантов не оставляет выбора.
– Отлично. Машинка в моей комнате на столе. Новая, вчера купил, – он провёл рукой по собственному уставному ёжику и вышел, стоически сдержав рвущуюся наружу фразу насчёт эльфовых ушей и предстоящего холодца.
* * *
Сайлас пробежался по этажу в направлении «гаража» и свернул в одну из непримечательных дверей. В меру крутой спуск с целёхонькими ступеньками спиралью вёл на этаж ниже. Для магистра осталось загадкой, почему вход в подвал строители сделали здесь, а не в центре здания под лестницей наверх. Но спрашивать было не у кого – Грим этим вряд ли интересовался.
В подземелье были знакомый Сайласу арсенал и незнакомый архив. Подвал архива тоже был разделен на две части: в одной, маленькой, стояли стеллажи со свитками и книжные полки, вторая являла собой типичную картину «лаборатория алхимика, рабочая модель». Темно, тепло, душно. Пахнет подвалом, сырым цементом, если у него есть запах. Почему-то ещё крысами, хотя таковых в магически защищённой лаборатории не могло быть. Если только у них не выработался имуннитет к магии.
Свет горел во второй части, Сайлас на ощупь, по стене направился туда.
– Хорошо устроился, Гримыч, – хмыкнул магистр. – Пиявок, летучих мышей и глаза дракона сам доставал?
– Нет, блин, это законсервировано было. Я сюда строителей даже не пустил. Они, впрочем, и не подозревали о существовании этой комнаты.
Грим взял со стола уже знакомую папку, передал Сайласу и встал рядом:
– Открывай.
«Мне это не понравится», – мелькнуло у обоих в глазах.
Сайлас медленно открыл папку. В ней лежал всего один лист. Магистр удивился контрасту: совковая, но новая папка, даже не очень разъехавшиеся тесёмочки; и древний хрупкий листок, распластанный в её недрах. Такие полупрозрачные листочки в музеях щипцами переворачивают. Поэтому Сайлас не стал его вынимать, развернул бока папки, стараясь держать её горизонтально. На пожелтевшем послании красовались чётко очерченные грифелем руны. Не написанные пером и чернилами, а словно нарисованные тонким карандашом.
– Что видишь?
– Вроде буквы… Эльфийские.
– А я ничего. Прочесть сможешь?
– Наверно.
– Тогда вставай сюда и читай. Громко и с выражением, – колдун указал на нарисованную мелом закорюку на полу.
– А не шарахет?
– Не должно. Это самая мощная защитная руна, какую я знаю.
Сайлас встал на знак, сглотнул, открыл рот, и… ничего не сказал. Точнее – он что-то говорил, но голоса магистра не было слышно.
Колдовской огонёк погас, во всем подвале светился только знак под ногами Сайласа.
– …?! – вырвалось у Грима.
Колдун ринулся выхватить у магистра хотя бы папку, но не смог приблизиться, двигаясь вокруг знака, словно мим. Волосы выбились из хвоста, спустившись на лицо. Глаза горели азартом, из груди доносился хриплый рык.
– Ненавижу это делать… – он оттолкнулся от невидимой стены, молитвенно сложил руки и нараспев произнёс: – Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii in nomine et virtute Domini Nostri Jesu. Amen! [35]35
Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, через Христа, Господа нашего. Аминь! (лат.) (Настоящий экзорцизм – Прим. авт.)
[Закрыть]
Тут же его скрутило самого, он мешком рухнул на бок, отполз пару шагов и его вырвало. Труды оруженосца пошли насмарку. От злости на себя колдун скребнул ногтями по плитам пола и поднялся.
Сайлас лежал на спине, папка с догорающим листком упала ему на живот. Грим тут же подобрался к магистру, засветил шарик над головой, откинул уже тлеющую папку и начал трясти магистра за плечи:
– Сайлас, Мерлин тебя за ногу да через Эскалибур с прогибом! Скажи что-нибудь внятное, хоть на грёбанной латыни!
Магистр открыл глаза. Золотые, без зрачков. Грим не успел ничего сообразить, как они вернулись в обычное состояние.
– Кой чёрт это было? – выдохнул Сайлас.
Грим провёл над ним рукой и ощутимо расслабился.
– Понятия не имею, – признался он. – Видел что-нибудь?
– Песок видел. Много песка. Больше ничего.
Колдун задумчиво встал, прошёлся по комнате, добыл из шкафчика склянку с зеленоватой жидкостью и залпом отпил половину. Вернулся к магистру и передал склянку ему.
– Пей, – велел он.
Сайлас принял склянку, недоверчиво покосился на нависшего над ним колдуна, пробормотал: «Здрав будь, Магистр!» и влил в себя содержимое.
Золотой огонь с визжащим шипением поддался волне зелёного мрака… Лизнул руки Сайла в последний миг и опалил кончики пальцев. Они покрылись сверкающей плёнкой… Он моргнул, вдохнул, и видение исчезло.
– Из чхе-хо ты это хнал?! – скорее прокашлял, чем выговорил Сайлас.
Грим снова повёл рукой, на сей раз, похоже, просто копируя жест джедая из полузабытого магистром фильма:
– Знать того не хочешь ты, блин. Банально звучит, но это так, начальник. А теперь марш наверх. Я попробую тут разобраться.
Сайласу и самому хотелось поскорее выбраться отсюда, поэтому на «нарушение субординации» он не отреагировал. Спросил только:
– В потёмках?
Над его плечом тут же повис второй огонёк. В его неверном свете магистр осмотрел свои совершенно обычные руки, сжал в кулак. Собрался рассказать об этом видении Гриму. Открыл рот и скорчился от боли в горле: язычок золотого огня вылетел из его губ.
