Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

Но запрашивать не пришлось – на другой день Трибуц донес, что все корабли «активно участвуют в обороне Ленинграда, ведут огонь по врагу с якорных позиций, маневра почти нет. Это освобождает до пяти тысяч краснофлотцев, которых дополнительно можно использовать в ударных батальонах.

– «Но фронт вооружить моряков не может, – читал вслух нарком. – Всего безоружных моряков до пятнадцати тысяч. Просим срочно на самолетах доставить в Ленинград пять тысяч винтовок».

Кузнецов взглянул на Алафузова.

– Головко просил прислать на флот винтовок, теперь вот и Трибуц. Вот ведь как вышло, а? Нет ли тут и нашей вины, Владимир Антонович?

– Есть и ваша, и моя, и Исакова… Да что теперь разводить руками! – После паузы он добавил: – Я свяжусь с Генштабом и узнаю, есть ли у них винтовки. Если есть, Василевский нам не откажет…

– Не надо, – прервал Алафузова нарком. – Я переговорю с Верховным. Винтовки нам дадут, а вот самолеты… Вот что, Владимир Антонович. Передайте мой приказ генералу Жаворонкову выделить два самолета для доставки оружия на Балтику. Что еще у вас?

– Комфлот Головко просит Главморштаб разрешить экипажу английской подводной лодки «Тайгрис» посмотреть одну из наших подводных лодок, встретиться с нашими моряками. Я уже докладывал вам, что эта лодка прибыла в Полярный для совместных действий с Северным флотом еще в начале августа. – Алафузов вынул из папки очередной листок. – Адмирал Левченко доносит об отсутствии взаимодействия между частями девятой армии и силами контр-адмирала Абрамова в районе Каховки. Так, что еще… Да, вот… Адмирал Октябрьский просит вашего разрешения выйти в Одессу на два-три дня, чтобы самому оценить там обстановку. Я не стал вас ждать и дал ему «добро», так как надо готовить в Одессу морской десант.

– Оставьте у меня папку с донесениями, – распорядился нарком.

Одесса сражалась, ее судьба беспокоила не только Кузнецова, но и главкома Юго-Западного направления маршала Буденного. «Твои моряки, Николай Герасимович, бьются не на жизнь, а на смерть, – говорил Кузнецову Семен Михайлович, когда недавно обсуждал с ним обстановку под Одессой. – Но выстоят ли?..» Позднее главком Буденный и начальник штаба направления генерал Покровский направили из Полтавы в Ставку телеграмму, в которой просили разрешить войскам Южного фронта отойти на рубеж Знаменка – река Ингул – Николаев, поручив оборону Одессы Приморской армии. Маршал Шапошников вызвал к себе Кузнецова.

– Что вы такой грустный? – спросил Борис Михайлович, приглашая наркома ВМФ сесть.

– Отчего быть веселым, если везде напирают немцы? – Кузнецов сел.

– Так вот насчет Одессы. – Шапошников взял со стола телеграмму. – Маршал Буденный предлагает возложить оборону Одессы на Приморскую армию. Что вы скажете?

– Давно пора это сделать. А вы как считаете, Борис Михайлович?

– Я за, голубчик, – ответил маршал. – Только мне неясно насчет отвода войск Южного фронта. Поручу своему заместителю Василевскому переговорить с генералом Покровским. Кстати, как поживает Вера Николаевна? Слышал, она приболела?

– Спасибо, Борис Михайлович, она уже поправилась. – Нарком качнул головой. – Если я правильно вас понял, то идея маршала Буденного – как можно дольше оборонять Одессу, чтобы отвлечь с главного направления побольше сил противника?

– Верно, Николай Герасимович. Но удастся ли ее осуществить – вот в чем вопрос.

«Надо мне лететь в Одессу, и срочно», – подумал Николай Герасимович, возвращаясь к себе. Пока он готовил доклад Ставке, его неожиданно вызвал Сталин. Всякий раз, когда Кузнецов ехал к Верховному, он испытывал двоякое чувство: с одной стороны, старался чаще бывать в Ставке, чтобы быть в курсе важнейших событий, с другой – разговор с вождем всегда изматывал его, нарком нередко позволял себе не соглашаться с Верховным, особенно по части морских вопросов, отстаивал свою точку зрения, что тому не нравилось. Как будет на этот раз?

Сталин встретил его на удивление дружелюбно, даже поздоровался за руку, что бывало с ним редко. Нарком молча стоял, держа в руке папку. Верховный как-то странно усмехнулся, погладил усы и задумчиво проговорил:

– В Одессе все осложнилось. – Чуть сгорбившись, он прошелся вдоль стола.

– Именно сейчас, когда там создалась опасная ситуация, прошу разрешения слетать туда, – произнес Кузнецов, глядя на Верховного.

Тот подошел к нему совсем близко.

– Я хотел направить вас в Ленинград. – Сталин разгладил трубкой усы. – По-моему, вы там нужнее… Балтфлот разбросан по базам и островам, обстановка намного сложнее, чем под Одессой.

– Там находится мой первый заместитель адмирал Исаков, – возразил Николай Герасимович. – Он справится не хуже меня.

Сталин дернулся.

– Ваш Исаков нерешителен, ему не хватает твердости. Сейчас важно объединить силы и средства Балтфлота, особенно артиллерию, для обороны города. Я понял так Клима Ворошилова, что там идут кровавые бои.

– В Одессе, товарищ Сталин, то же самое, если не хуже, – стоял на своем нарком ВМФ. – Я прошу разрешения слетать туда, – повторил он.

Кузнецов увидел, как блеснули глаза у Сталина, как заходили желваки на его лице. Он снял трубку прямой связи с начальником Генштаба.

– Борис Михайлович, что мы имеем сейчас в Ленинграде?.. Так, понял… Жданов волнуется… Ишь ты, он волнуется. А мы с вами разве почиваем на лаврах?.. Передайте мою просьбу Ворошилову – не паниковать, а решительно отбивать все атаки врага. Да-да, решительно!.. У меня в кабинете нарком Кузнецов, просит направить его в Одессу. Как вы?

Кузнецов отчетливо услышал голос Шапошникова:

– Полагал бы направить его в Ленинград. Помощь и советы Кузнецова Трибуцу и главкому Ворошилову пришлись бы кстати.

– Я согласен с вами, Борис Михайлович. – Сталин положил трубку. «Оба против, ну что ж, поеду в Питер!» – отметил про себя нарком. Он встал, полагая, что разговор закончен. Но Верховный задержал его и без всякой связи с обсуждавшимся спросил:

– Как ведут себя союзники в отношении поставок военных грузов? Вы вели об этом речь с комфлотом Головко? Имейте в виду, за каждое судно с грузом вы с ним отвечаете перед Ставкой…

Кузнецов знал, с кем имел дело. В СССР английскую военную миссию возглавил контр-адмирал Д. Майлс сразу же после подписания соглашения между СССР и Великобританией о совместных действиях в войне против фашистской Германии. Николай Герасимович установил с ним деловой контакт, тогда же Наркомат Военно-морского флота и Британское адмиралтейство согласовали вопросы взаимодействия флотов, разграничили операционные зоны, продумали организацию прикрытия союзных конвоев. Нарком сказал Верховному, что сейчас готовится к выходу конвой, союзники заверили, что в конце августа он прибудет в Архангельск, куда нарком летал дважды и где все готово к приему судов.

Слушая его, Сталин молчал, о чем-то задумавшись. Тогда нарком заговорил вновь:

– Вчера вы спрашивали об английской подводной лодке «Тайгрис»? Так вот она вошла в нашу бухту под эскортом эсминца «Куйбышев» и двух малых охотников. Комфлот Головко побывал на лодке, беседовал с ее командиром, и тот сказал, что готов выйти в море на боевое задание.

Сталин усмехнулся, недобро взглянул на наркома.

– Не много ли наших кораблей охраняли ее величество лодку, когда она шла в Полярный? – И подсчитал: – Три боевых единицы! У Головко не хватает кораблей для ведения боевых действий, а он позволяет себе подобную роскошь. Глупость какая-то, – резко подытожил Сталин. – Прекратить это!

– Есть! – коротко ответил Кузнецов. И, словно в оправдание Головко, добавил: – Арсений Григорьевич проявил российское гостеприимство.

– Гостеприимство? – взорвался Верховный. – Это российская расхлябанность! Вот она-то и губит на фронтах немало наших людей. Вместо ненависти к врагу, жестокости мы распахиваем им свою русскую душу…

Кузнецов вернулся к себе грустный. Здесь его ожидал адмирал Галлер. Раздевшись, Николай Герасимович сел за стол.

– Извини, Лев Михайлович, что опоздал. Понимаешь, разговор был с Верховным…

– Да я ничего… – смутился Галлер.

– Что, займемся вопросами пополнения флотов боевыми кораблями? – Нарком усмехнулся. – Особых надежд на этот счет я не питаю.

Галлер подтвердил: строительство крупных и средних кораблей прекращено, они переведены в тыловые базы или законсервированы на стапелях. Николаевские и киевские заводы, а также частично оборудование и работники некоторых ленинградских предприятий эвакуированы на тюменский, сосновский и другие речные заводы.

– Я надеюсь, что там вот-вот начнется достройка кораблей, – сказал Галлер, недавно вернувшийся из командировки. – А вот Балтийский и Адмиралтейский заводы стали работать хуже, и это меня беспокоит. Станочный парк на них уменьшился почти вдвое…

Однако тревогу своего заместителя нарком ВМФ не разделил.

– Лев Михайлович, нарком Носенко заверил меня, что все корабли, в том числе семь подводных лодок, шесть эсминцев и сторожевиков, четыре тральщика, будут достроены в короткий срок.

– Дай-то бог, – буркнул Галлер.

Кузнецов мысленно перекинулся в Севастополь. Как там дела? Давно на связь не выходил Октябрьский: видно, Одесса его тоже держит в напряжении. Нарком размышлял долго, ему стало душно, и он открыл форточку. Потом вызвал к себе вице-адмирала Левченко.

– Гордей Иванович, вам надо срочно убыть на Черноморский флот.

– Там же находится генерал Рогов! – удивился тот.

– У него другое задание. А вам надлежит возглавить оперативное руководство действиями военно-морских сил и координировать их усилия с сухопутными войсками. Дело для вас не новое. Я сам собирался слетать в Одессу, но мне велено ехать в Ленинград.

– Это связано с обстановкой под Одессой? – уточнил Левченко.

– Да. Немцы заняли Котовск и Вознесенск, вышли к Кременчугу. Идут ожесточенные бои на кировоградском и криворожском направлениях. Войска Южного фронта отходят к Бугу. Возросла угроза Николаеву, где вам тоже надо побывать. Не пустил меня Сталин в Одессу.

– А вы бы настояли, Николай Герасимович!

– Ты что, Гордей Иванович, разве не знаешь, каким бывает вождь? – спросил Кузнецов, не повышая голоса. – Я уже убедился, что настаивать на чем-то небезопасно. Поначалу я едва не вспыхнул, но потом согласился: в Ленинграде сейчас тяжелее, чем в Одессе. – Он встал. – Ну, дай пожму тебе руку на прощание. Очень прошу, действуй там решительно, полномочий на этот счет у тебя, как заместителя наркома ВМФ, предостаточно!..

Прошло, три напряженных дня. Наконец Левченко позвонил Кузнецову по ВЧ. Николай Герасимович обрадовался, услышав его голос. Коротко обрисовав обстановку в Одессе, Левченко сказал, что в ночь уходит туда на корабле.

– Я там все тропки знаю, так что разберусь, – гремел в трубке бас Левченко. – Пока моряки и пехотинцы упорно держат оборону. Мы с Октябрьским обговорили все вопросы, так что будем готовить морской десант.

– Вот-вот, хорошо и оперативно подготовьте морской десант, Гордей Иванович. – Нарком сжал трубку аппарата. – Ты уж развернись там, дружище. Одесса очень беспокоит Верховного. По возможности держи меня в курсе событий. Про Николаев тоже не забудь…

Адмирал Левченко нравился наркому прежде всего тем, что был предан флоту. Флот жил в нем, в его делах, и себя Гордей Иванович никогда не щадил. Левченко – крестьянский парень с Украины, учился в Кронштадтской школе юнг, потом был командором на крейсерах «Паллада» и «Адмирал Макаров». А когда стал командиром легендарной «Авроры», был совсем молодым. Но особенно талант Левченко проявился, когда он возглавил Балтийский флот. Железной рукой навел он порядок на флоте, корабли начали успешно выполнять учебные задачи в сложных условиях плавания, чего раньше не было. А в тридцать девятом Левченко был назначен заместителем наркома ВМФ. Представляя его сотрудникам наркомата, Кузнецов сказал:

– Я рад, что Гордей Иванович стал моим заместителем. Прошу вас, товарищи, любить его и жаловать. Ну а ты что скажешь? – обратился он к Левченко.

– Отдам все, что имею, моему флоту, – коротко ответил тот.

В Одессу эсминец «Шаумян» прибыл утром. Над морем висел сизый туман, было прохладно, и едва Левченко и член Военного совета Черноморского флота Кулаков сошли на причал, как где-то далеко послышался гул канонады. Перехватив настороженный взгляд Левченко, командир базы контр-адмирал Жуков, встретивший его своим рапортом, доложил:

– Мы объявили город на осадном положении. Сейчас идут бои в районе села Кубанка.

– Что, немцы прорвали там нашу оборону? – спросил Кулаков.

Жуков пояснил, что при отходе войск Приморской и 9-й армий между ними образовался разрыв, в него и ринулись части немецкой 72-й пехотной дивизии.

– Гавриил Васильевич, пойдемте в штаб и там все обсудим, – предложил Левченко Жукову.

Левченко и Кулаков работали в Одессе сутки. Военный совет Приморской армии и командование военно-морской базы интересовал вопрос, поможет ли армии флот, так как она отрезана от фронта.

– Можете не сомневаться, товарищи, флот вам поможет и авиацией, и кораблями, и войсками, и боеприпасами, – заверил Левченко армейцев. – У Ставки к вам одна просьба – оборонять Одессу как можно дольше!..

Из всего, что видел адмирал Левченко, он сделал один вывод – оборону Одессы надо подчинить флоту! Войска Южного фронта уже на Днепре, его штаб находится далеко от города и почти не управляет Приморской армией, и фронт не снабжает ее. Стало быть, все теперь нужно взять во флотские руки. Левченко, не теряя времени, вышел на связь с комфлотом Октябрьским.

– Филипп Сергеевич, надо создать Одесский оборонительный район по примеру обороны Ленинграда, – сказал он.

– Военный совет флота уже дал знать об этом наркому ВМФ, – ответил комфлот. – Николай Герасимович спросил меня, может ли быть командиром Одесского оборонительного района контр-адмирал Жуков. Я ответил, что может. А как вы считаете, Гордей Иванович?

– Согласен, – коротко бросил в трубку Левченко. Поговорив еще о деталях обороны города, заместитель наркома ВМФ добавил: – Надо усилить помощь Одессе. Все корабли, кои могут ходить, включайте в дело, Филипп Сергеевич. Об этом просит и Военный совет Приморской армии. Я еще буду в Одессе с неделю, потом выеду к вам…

В это солнечное тихое утро радоваться бы Кузнецову, а у него на душе скребло. Он остро переживал неприятный разговор с Верховным, который состоялся вчера в Ставке. Ему так и не удалось решить все вопросы. Маршал Шапошников говорил об обострившейся обстановке на фронтах, Молотов проинформировал, что делается в Архангельском порту для приема союзных конвоев. «А меня выслушать по этому делу Сталин не пожелал, – обиделся Кузнецов. – Послал на Север Папанина и думает, что герой Арктики сам все сделает. Как бы не так!..» Он перехватил надменный взгляд Сталина, который говорил сидевшему рядом с ним Микояну:

– Анастас, ты не знаешь, когда Красная Армия перестанет отступать, а вот он, – Верховный кивнул на наркома ВМФ, – должно быть, знает. Вчера товарищ Кузнецов упрекнул меня, что я был глух к его сообщениям по поводу подготовки немцев к нападению на Советский Союз. А что сегодня скажет? Говори, товарищ Кузнецов, мы слушаем тебя. Может, ты еще не все сказал…

Нарком ВМФ резко встал.

– Я прибыл в Ставку решать флотские вопросы, товарищ Сталин, а не заниматься упреками…

– Садитесь! – сердито произнес Сталин. Он подошел ближе, прищурил холодные глаза. – Значит, пришли решать флотские вопросы? А кто, позвольте вас спросить, будет решать вопросы защиты страны от фашистского нашествия? Кто позаботится об обеспечении Красной Армии техникой и оружием? Кто даст войскам боеприпасы в полном достатке? Пусть товарищ Сталин об этом побеспокоится, да? Пусть вождь о всех вас думает, да? Нет, товарищи, вы – военачальники, у вас есть войска и оружие – вот и решайте, как побить врага!

– У меня тоже болит душа, когда наши войска оставляют города, – вдруг, сам того не сознавая, ответил Кузнецов. – В чем причина – вот вопрос. Впрочем, их много. Я же хочу сказать об оружии. На флотах не хватает даже винтовок, не то что гранат и автоматов. Недавно Валентина Гризодубова доставила на Северный флот десять тысяч винтовок. Головко был рад, позвонил мне, стал благодарить. Но винтовки послал не я, а Вячеслав Михайлович…

– Какое это имеет значение? – подал голос Молотов. – Главное, что оружие нашли.

– А вот за то, что на флоте нет винтовок, вас, товарищ Кузнецов, надо наказать! – бросил Сталин. – Почему этот вопрос до войны не ставили перед Наркоматом обороны?

– Я не мог знать, что придется снимать с кораблей тысячи краснофлотцев и бросать их сражаться на сухопутье.

Воцарилось неловкое молчание. Микоян увидел, как у Сталина сверкнули глаза, и, чтобы спасти наркома ВМФ от гнева вождя, поспешно сказал:

– Вы, Николай Герасимович, не предвидели, что морякам придется воевать на берегу. Но ведь и Иосиф Виссарионович не мог этого знать. Да и не его это дело. У товарища Сталина на плечах масса забот, вся страна. Давайте не обвинять друг друга. Лучше подумаем, как нам поправить дело. Кстати, – горячо продолжал Микоян, – час назад у меня был ваш начальник тыла генерал Воробьев. Он просит дать Северному флоту мазута и солярки сверх лимита. А разве Головко израсходовал все запасы? Куда он их дел?

– Товарищ Сталин разрешил союзникам на обратный путь заправлять свои корабли и суда в Мурманске и Архангельске. А это тысячи тонн топлива. Потому-то Головко и волнуется.

– Пришлите в ГКО заявку, и мы вам все дадим, – заметил Молотов.

– Я уже обжегся с одной заявкой, – осторожно возразил Николай Герасимович. – Трибуц попросил прислать ему пять тысяч винтовок, адмирал Галлер дал заявку, но она все еще бродит где-то в кабинетах. Куда теперь идти с жалобой? Собрался завтра доложить председателю ГКО…

Все посмотрели на Сталина. Тот молча снял трубку аппарата ВЧ и позвонил Жданову.

– Здравствуйте, Андрей Александрович! Как у вас обстановка? Идут ожесточенные бои?.. А вы надеялись, что их не будет? – Верховный улыбнулся, но тут же его лицо закаменело. – У меня находится нарком Кузнецов. Он жалуется, что Трибуцу нечем вооружать отряды краснофлотцев, уходящих на сухопутный фронт. Это правда?

– Трибуц обращался к армейцам, но у них тоже нехватка, – донеслось из трубки. – Я даже не знаю, как быть.

– Почему мне не доложили? – спросил Сталин, и, выслушав ответ Жданова, выругался. – Иван кивает на Петра.

– Виноват, Иосиф Виссарионович, – негромко произнес Жданов.

Положив трубку, Верховный взглянул на Молотова.

– Вячеслав Михайлович, срочно обеспечь флот винтовками. А вы, товарищ Кузнецов, не ждите, когда и что вам дадут, а требуйте. Или боитесь?

– Боюсь, – вдруг признался нарком.

– Кого боитесь?

– Вас, товарищ Сталин.

– Глупость! – опять выругался вождь. – Я что, черт с рогами?! Идет жестокая, кровавая война, решается кто кого – или мы фашистов, или они нас. И не время друг друга бояться, наоборот, надо крепко прижать друг к другу плечи. Я же вас не боюсь! – Он многозначительно хихикнул. – Вот и давайте без всякого страха исправлять положение. Ведь немцы вот-вот захватят Одессу, а там Севастополь, кавказская нефть…

Кузнецов проснулся рано, выглянул в окно. Густая синева висела над домами, а на севере, где шпили высотных зданий тонули в сером тумане, по небу плыли островки черно-бурых туч. «В Питере всю неделю лил дождь, – подумал Николай Герасимович. – Надо взять с собой плащ». На цыпочках, чтобы не разбудить жену и сыновей, он прошел на кухню. Каково же было его удивление, когда жену он увидел в прихожей!

– Что ты тут делаешь? – тихо спросил он.

– Как что? – удивилась она. В ее лучистых глазах вспыхнули задорные искорки. – Ты едешь в Ленинград, вот я и готовлю тебя в путь. Твой саквояж почти готов. Класть тебе бритву? Она же неудобна в дороге!

– Ее-то прежде всего и надобно взять, а бриться я, Верунчик, буду не в дороге, а где-то в каюте на корабле или в гостинице! – Он нагнулся и поцеловал ее в нос. – Горячая ты.

Она, словно не слыша его, спросила:

– Тебе к семи на аэродром?

– Да. Летчик, наверное, уже ждет меня…

Он не договорил – зазвонил телефон. В трубке послышался глуховатый голос маршала Шапошникова.

– Маршрут вам, голубчик, немного меняется, – сказал он. – Ставка решила срочно командировать в Ленинград Молотова, Косыгина и Воронова. Полетите с ними. Куда? До Чернигова, а там пересядете на спецпоезд. Так что к восьми утра подходите к Генштабу.

– Понял, Борис Михайлович, – сдержанно ответил Кузнецов. – Спасибо, что предупредили. Дам своему летчику отбой и еду к вам.

– Ты что, не летишь? – спросила жена, когда он положил трубку.

– Лечу, но теперь не один, а с Молотовым и другими товарищами. Так оно будет, пожалуй, лучше.

Уходя, он поцеловал жену и шепнул ей на ухо:

– Я тебя люблю… Береги сыновей.

– Позвонишь домой? – спросила жена.

– Если представится возможность…

Кузнецов и мысли не допускал, что вскоре едва не попадет в лапы врага. Они добрались до Череповца без происшествий, пересели на поезд. На станцию Мга прибыли ночью. Едва вышли из поезда, как налетели «юнкерсы» и стали бомбить железную дорогу. Самолеты дотла разрушили рельсы, и начальник станции вынужден был отправить почетных гостей на дрезине. В Ленинграде, куда делегация прибыла на рассвете, Кузнецов узнал, что станцию Мга захватили гитлеровцы.

– Кого я вижу! – воскликнул Ворошилов, увидев наркома ВМФ. – Сам флот к нам пожаловал. Ну, теперь флотская артиллерия заработает на полную мощь!

– А что, разве она работает вполсилы? – улыбнулся Николай Герасимович.

– Порой и такое бывает…

Оба прошли в кабинет Жданова, где с ним уже беседовал Молотов. Косыгин и Воронов уселись за стол справа, достали свои рабочие блокноты.

– Жарко тут у нас, товарищи, так жарко, что порой пот ручьем льется с лица, – проговорил Жданов. – Немцы рвутся к Ладожскому озеру, и если они туда попадут, то замкнут кольцо блокады Ленинграда.

– Что верно, то верно, сидим мы тут, как на пороховой бочке! – признался Ворошилов.

Долго длилась беседа. Сказав, что судьба всегда стоит за храбрых, Жданов, глядя на Молотова, произнес:

– Мы с Климом не считаем себя побежденными, но и победы над врагом, к сожалению, еще не добились. Но добьемся! – горячо добавил он и стукнул по столу кулаком.

Когда Жданов пригласил Молотова на командный пункт, чтобы объяснить ему обстановку на оперативной карте, Кузнецов сказал Вячеславу Михайловичу:

– Разрешите мне действовать по своему плану? В штабе меня ждет адмирал Трибуц.

– Добро, Николай Герасимович. Нам тут и адмирала Исакова достаточно. Кстати, где он? Если во дворе, пошлите его к нам…

Трибуц и начальник штаба адмирал Пантелеев ждали наркома ВМФ в штабе флота, и когда вошел Кузнецов, оба встали и тепло приветствовали его. Особенно был рад приезду наркома Трибуц. Узнав, что Николай Герасимович еще не завтракал, он тут же велел своему адъютанту накрыть стол.

– Гость у нас редкий, потому почет ему и уважение! – улыбнулся Трибуц, довольно потирая руки. И крикнул адъютанту вдогонку: – Давай сюда пару бутылок «наркомовской»!

Когда они начали обсуждать ситуацию на флоте, Трибуц говорил обо всем откровенно, ничего не скрывал. По натуре он был человек прямой, честный, и, хотя за эту прямоту ему еще в молодости крепко доставалось, он таковым и остался, стараясь лишь в беседах со своими начальниками не горячиться. Он как-то сказал Кузнецову, что если доблесть – нравственное мужество, то командирская выдержка – тоже категория нравственная, именно с нее и начинается дорога к победе.

– Владимир Филиппович, я понял тебя так, что перебазирование кораблей и судов из Таллина в Кронштадт стоило тебе седин, не так ли? – спросил нарком, отпивая из стакана пахучий кофе. – Или ты загнул? – На губах наркома вспыхнула едва видимая улыбка. – Или седин у тебя прибавилось от потери кораблей на переходе?

Трибуц глубоко вздохнул, лицо его посерьезнело:

– И то и другое шокировало меня так, что поначалу я даже растерялся. Ведь на переходе погибли эсминцы, подводные лодки, транспорты… Думаю, что через неделю мы уже не сможем совершать налеты на Берлин. Почему? Отвечу, Николай Герасимович: на остров Саарема нельзя будет подвозить авиабомбы и горючее… Кстати, как воспринял товарищ Сталин бомбежку Берлина нашими летчиками?

– Очень высоко он оценил ваш подвиг! – сказал нарком. – Просил от его имени объявить всему личному составу благодарность, представить людей к наградам орденами и медалями, а вам лично, Владимир Филиппович, крепко пожать руку.

– А я орденов и не прошу, – смутился Трибуц. – Счастье не в награде за доблесть, а в самой доблести.

– Не ершись, Владимир Филиппович, награды будут. И немалые. Особо отличившихся в этой операции представят к званию Героя Советского Союза. Ты вот что мне скажи: крейсер «Максим Горький» отремонтировали? Я бы хотел побывать на нем.

– Вчера он вышел из ремонта, стоит в торговом порту. Я провожу вас…

«Максим Горький» качался на воде гордый и величественный. Над ним с криком носились чайки, словно предвещая шторм. Командир крейсера капитан 1-го ранга Петров, которого Кузнецов знал по службе на Черноморском флоте, отдал ему рапорт. Их встреча была теплой и доверительной, им было о чем поговорить.

– Скажи, как ты угодил на вражью мину?

По лицу Петрова пробежала улыбка.

– По-глупому как-то все случилось. – Петров дернул крутыми плечами. – Контр-адмирал Вдовиченко со своими кораблями ставил минное заграждение в устье Финского залива, а мы прикрывали их. Во время маневрирования крейсер развернулся и наскочил на немецкую мину. Произошло это неподалеку от маяка Тахкуна…

Переночевав на крейсере, Кузнецов утром выехал через Ораниенбаум в Кронштадт. Петровская гавань открылась во всю ширь. Сквозь блеклый туман нарком увидел на рейде линкор «Октябрьская революция», неподалеку от него – линкор «Марат», названный в честь одного из вождей якобинцев в период Великой французской революции. Марат Жан Поль, вместе с Робеспьером руководивший подготовкой народного восстания 31 мая–2 июня 1793 года, свергнувшего власть жирондистов, был убит контрреволюционерами.

– Смогут ли линкоры бить из орудий прямой наводкой? – спросил Трибуца нарком ВМФ.

– Смогут, Николай Герасимович. – Трибуц поежился от холодного ветра. – Меня беспокоит вражеская авиация, она наверняка попытается атаковать их с воздуха. Вот это и есть моя головная боль, о которой я говорил вам по телефону. Надо что-то предпринять…

– Прикрыть с воздуха нашими истребителями – вот и весь фокус, – заметил нарком. – Прикажи это сделать командующему ВВС флота.

Адмирал Кузнецов встретился с экипажами кораблей, погибших во время перебазирования флота из Таллина в Кронштадт. Просто и доходчиво он беседовал с краснофлотцами. Высокий чернобровый моряк-украинец спросил:

– Куда нас пошлют?

– На корабли, – ответил Николай Герасимович. – А кто желает, можно в морскую пехоту…

– Флот берет свое начало с суши, потому и надо грудью прикрыть каждый клочок земли, – пробасил коренастый боцман с затонувшего эсминца «Гневный».

Кузнецов поездил по базам и боевым участкам, побывал на кораблях, а также у армейцев, побеседовал с работниками штаба флота и сделал вывод: наиболее опасным участком фронта, от которого теперь во многом зависит судьба Кронштадта, а значит, и флота, стал южный берег Финского залива в районе форта Красная Горка. Трибуц с ним согласился, заметив, что ситуация там сложная, но моряки пока держатся.

– Давайте туда съездим? – предложил нарком. – Хочу все увидеть своими глазами…

К вечеру добрались до форта. С моря дул стылый ветер, было зябко. Комендант Красной Горки, тучный здоровяк с серыми навыкате глазами, над которыми топорщились смоляные брови, представился наркому и на его вопрос, как им живется, заговорил:

– Немчура, товарищ адмирал, ползет к Красной Горке, как змея к своей жертве. Бои идут на подступах к форту. Вот только сейчас послал туда подкрепление. Маловато у нас гранат, почти нет их, да и винтовок нет, одна на пятерых. Не поможете ли нам?

– Чего ты просишь у меня оружие? – улыбнулся Кузнецов. – У комфлота проси, вот он, рядом со мной стоит.

Трибуц смутился, но ни слова не произнес. А комендант лукаво повел глазами:

– Наш командующий все отсеки на кораблях повытрусил, отдал бойцам все, что имелось. На складах одни мыши бегают.

– Ты хитрый, комендант! – Нарком тронул его за плечо. – Скажи, Красную Горку одолеют фрицы?

– Кукиш им вместо форта! – Комендант рассмеялся.

«На таких вот, как он, и держится Питер!» – подумал Кузнецов, возвращаясь в штаб. Здесь уже собрался весь командный состав флота, люди с нетерпением ждали наркома ВМФ.

Кузнецов сел за стол, рядом – адмирал Трибуц, члены Военного совета.

– Давайте, товарищи, поговорим о сражающемся флоте. Но сначала хотел бы знать, как прошло перебазирование его из Таллина в Кронштадт. Потеряно пятнадцать кораблей!

– И тридцать одно судно! – добавил контр-адмирал Пантелеев.

– Потери немалые, – хмуро обронил нарком. Он заговорил о том, что командование флота не учло вовремя реальную опасность для обороны Таллина.

Слушая наркома, Трибуц нервничал, его сердило, что Кузнецов, как он полагал, придирается к нему по поводу гибели кораблей. Эти придирки могут выставить его, Трибуца, в неприглядном свете, когда об этом зайдет речь в Ставке. Трибуц знал, как порой суров Сталин к тем, кто теряет корабли.

– Вы считаете, что в потере пяти эсминцев есть моя вина? – Трибуц в упор смотрел на наркома. Не дождавшись ответа, он пылко продолжал: – Я сделал все что мог. Ставил флоту задачу прорваться из Таллина в Кронштадт, и флот выполнил мой приказ! Я знал, что потери будут, но предотвратить их не мог, у меня просто не было для этого возможностей. Корабли и суда шли по минным полям…

Кажется, Трибуц вконец расстроился, голос у него стал глухим, каким-то чужим. Это заметил и нарком. Он непринужденно сказал:

– Владимир Филиппович, такова судьба командующего флотом – он за все в ответе, и за живых, и за погибших. Но я хотел бы обратить ваше внимание, товарищи, вот на что. Прошу вас беречь корабли, ибо кровавая, тяжелая борьба только началась. – Кузнецов окинул взглядом сидевших. – Командующего флотом мы послушали. Теперь же вам слово, Юрий Александрович!

Пантелеев подошел к трибуне как-то неловко, отбросил со лба челку и, глядя на Кузнецова, произнес:

– Беречь корабли, конечно же, надо, потерять корабль для командира – словно потерять руку. Но что делать, если перед твоим кораблем минное поле и обойти его никак нельзя? А приказ – идти вперед! Вот я и думаю, что главное – все же приказ, его надо выполнить даже ценой гибели корабля! Не зря в народе говорят, что не станет зайцем тот, кто носит гриву льва. А такая грива у нашего командующего есть…