Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

– Расчетливый? – прищурил глаза нарком. – Пойдемте, я хочу его видеть.

– Я провожу вас. – Комфлот поднялся с места.

– Не надо, Арсений Григорьевич, – возразил Николай Герасимович. – У вас много дел, так что оставайтесь. Со мной пойдет Николаев.

Над бухтой стояла полярная ночь, и едва нарком и член Военного совета Николаев вышли из штаба, как в лицо им ударил колючий снег. На небе вспыхивали сполохи полярного сияния. Кузнецов шел молча, думая о чем-то своем. Потом он чуть замедлил шаг и спросил Николаева:

– Как вы, Александр Андреевич, ладите с комфлотом?

Николаев ответил прямо:

– Чего нам делить? Флот у нас один, ему и служим по совести. Ну а если желаете знать мое мнение о комфлоте, скажу: рад, что работаю с ним рука об руку. У него есть чему поучиться. А почему вы спрашиваете?

– Мне положено этим интересоваться.

Они вошли в кабинет комбрига адмирала Коровина. Тут находился и командир подводной лодки капитан-лейтенант Климов. Увидев адмирала Кузнецова, он вытянул руки по швам.

– Вы и есть Федор Климов? – Нарком разглядывал командира подводной лодки. – Доложите о походе!

– Товарищ народный комиссар Военно-морского флота! – Климов перевел дыхание. – Подводная лодка 305-я «щука» вернулась из боевого похода. В районе острова Лилле-Эккерё нами был потоплен транспорт врага. На лодке потерь нет!

– Поздравляю! – Нарком пожал Климову руку. – Так и надо воевать: врага уничтожь, а сам оставайся невредим. Это и есть геройство! Садитесь и рассказывайте, как там немцы.

– А что рассказывать, товарищ народный комиссар?! – весело заговорил капитан-лейтенант. – Бьем их, гадов! Смею, однако, заметить, что нелегко нам сражаться. Фрицы уж больно много мин выставили у своего побережья, все подходы к бухтам заминированы. В этот раз мы с трудом форсировали минное поле. Но проскочили и с ходу торпедировали транспорт. А когда уходили от преследования кораблей охранения, угодили в противолодочную сеть. – Климов сделал паузу. – Не буду утомлять вас длинным рассказом, скажу коротко: лодка вырвалась из сети и ушла от преследования…

Адмирал Кузнецов взглянул на комбрига Коровина.

– Как у вас служит Климов?

– Я доволен, товарищ нарком, – улыбнулся Коровин. – В каждом походе он добивается успеха. Правда, перед войной у Климова был один срыв по службе, за что я лишил его возможности поступить в Военно-морскую академию. А теперь хочу предложить комфлоту Головко наградить Климова орденом. Вот только не решил, каким. Орден Красного Знамени у него уже есть: был награжден им перед войной за испытание новой торпеды.

– Тогда дадим ему Красную Звезду, – воскликнул Кузнецов. – И вручим ее сейчас. – Нарком взял из рук своего адъютанта орден и приколол его к груди командира лодки.

– Желаю вам новых боевых успехов!

Климов звонко произнес:

– Служу Советскому Союзу!..

Потом нарком спросил командира лодки, есть ли у него семья, жена, дети, где они живут.

– Есть жена Дарья Павловна и сын Петр, ему пятнадцать лет. Жили со мной в Полярном, но когда началась война, Военный совет флота принял решение эвакуировать все семьи подводников. Моя жена с сыном уехала к своей матери под Саратов, есть там деревня Красный Дол. Жена работает на заводе, а сын учится в школе. Мечтает поступить в военно-морское училище, стать лейтенантом-подводником.

– По следам отца? – улыбнулся Кузнецов.

– Выходит, что так. Написал мне, что хочет служить на Северном флоте.

– Сын равняется на отца – это хорошо! Вы же герой, и ему хочется быть похожим на вас, – заметил нарком.

– Никак нет, товарищ адмирал, я не герой! – отрубил Климов. – Я такой же, как и все моряки.

– Неужто как все? – усмехнулся Николай Герасимович.

Климов ему нравился. Был он коренаст, с широким волевым лицом, карие глаза смотрели доверчиво и искренне, а над ними топорщились черные брови. От командира лодки веяло чем-то добрым, его взгляд будто говорил: «Я простой моряк!»

– Ну что ж, Федор Климов, я верю, ты осечки не дашь, если враг окажется в перископе! – Кузнецов от души пожал ему руку.

Поздравил капитан-лейтенанта с наградой и комбриг Коровин.

– Через час я буду у вас на лодке, так что никуда не уходите, – предупредил он Климова.

А вот и адмирал Головко. Вошел он в штаб веселый, порозовевший от мороза.

– Как вам понравился Федор Климов? – спросил он наркома.

– Я вручил ему орден. Командир лодки с виду прост, но есть в нем что-то такое…

– Твердость духа и холодный расчет! – подсказал Головко.

– Пожалуй, вы правы, Арсений Григорьевич. – Нарком взял папиросу и закурил. – Твердость духа – это костяк человеческой натуры, без него на войне победы не добьешься. Так, что еще… – Кузнецов помолчал. – После обеда, Арсений Григорьевич, пойдем на Рыбачий на торпедном катере. Погода вроде не шальная. Хочу видеть генерала Кабанова. Как у него дела?

– Генерал Кабанов такой, что, куда его ни поставь, везде добьется успеха. Мне тоже надо его повидать…

– Где сейчас адмирал Кучеров? – поинтересовался нарком. – Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз. Поручи, Арсений Григорьевич, своему адъютанту найти его…

Кузнецов ушел к начальнику штаба, а Головко забеспокоился: неужели у того перемещение по службе?

После поездки на Рыбачий нарком ВМФ и адмирал Головко вернулись под вечер. С дороги комфлот предложил горячего чаю.

– У нас, Николай Герасимович, отменный чай, с морошкой…

После ужина, когда все ушли и они остались вдвоем, нарком спросил:

– Ты, кажется, дружен с Георгием Андреевичем?

– Степановым? – уточнил комфлот. – На Беломорской военной флотилии он много чего сделал. Пора бы его повысить в должности.

– О том и речь, – заметил нарком. – Мы хотим взять его в наркомат. Будет исполнять должность начальника Главморштаба.

– А куда уходит Алафузов?

– Ему будет полезно послужить на Тихоокеанском флоте в должности начальника штаба флота. Потом вернем его в наркомат.

– А что требуется от меня? – Головко краем глаза зацепил наркома.

– Нужен твой совет. Как думаешь, если Кучерова назначить командующим Беломорской военной флотилией?

Головко грузными шагами подошел к столу, стал набивать трубку табаком. Делал он это молча, не глядя на наркома, хотя прекрасно знал, что тот ждет ответа. Закурил. Глотнув дыма, сказал:

– Кучерова жаль отпускать. Я узнал его еще на Каспии, где был вахтенным командиром на канлодке «Ленин», а он служил флагманским химиком. Было это двенадцать лет назад. Потом вместе с ним учились на командном факультете академии. Так что быть командующий флотилии Степан Григорьевич давно созрел.

– Ну спасибо!.. – Глаза наркома потеплели. – А чего не спрашиваешь, кто идет на место Кучерова?

– Что, уже решили? – оторопел Головко.

– Федоров Михаил Иванович, участник обороны Сталинграда, контр-адмирал.

– Я и его знаю, вместе когда-то служили, – повел плечом Головко.

– Где служили? – спросил нарком. И не успел Головко ответить, как он быстро продолжил: – Ах да, вспомнил! В тридцать девятом Федоров был начальником штаба Амурский военной флотилии, а ты – ее командующим. Так, да?

– Только это еще не все, В двадцать шестом мы с Федоровым учились в Военно-морском училище. Я был на втором курсе, а он – на последнем. В июне сорок первого он стал капитаном 1-го ранга.

– Ты был тогда контр-адмиралом, хотя на три года младше его.

– Кому как фортуна улыбнется…

– От меня эта самая фортуна однажды отвернулась. – Нарком задумался. – В тридцатом четвертом дело было. Сдал я дела на крейсере «Красный Кавказ» и ушел командовать крейсером «Червона Украина». Вступал в должность в море, когда шли учения. Командующий флотом Иван Кузьмич Кожанов, флагман флота 2-го ранга, поздравив меня, выразил надежду, что «Червону Украину» я сделаю лучшим кораблем морских сил страны. К осени мне это удалось. Предстояли еще зачетные стрельбы и ночной бой. Комендоры крейсера с первого же залпа поразили цель – это был деревянный щит, который тащил крейсер «Красный Кавказ». А вот с ночным боем у нас случилась осечка.

– Что, противник вас перехитрил? – Головко заинтересовал рассказ наркома.

– Боя не было, – грустно молвил Николай Герасимович. – Произошло ЧП. Ночью, выходя в море, «Червона Украина» намотала на винты сеть бокового заграждения. Пришлось застопорить ход. Первенство комфлот Кожанов отдал «Красному Кавказу», а мне сделал серьезное внушение.

Пока шли на катере в Ваенгу, где наркому предстояло сесть в свой самолет, Головко молчал. Николай Герасимович задумчиво смотрел на бухту. Вода в ней была темно-зеленой. Кусками ваты белел снег на сопках. Небо стряхнуло с себя последние облака и стало серо-голубым.

– Ты, Арсений, как-то говорил, что в юности не мечтал о море, что весь ваш род – казаки. А вот я мечтал… Кажется, теперь не смог бы жить без моря.

– Теперь-то и я, кажется, на всю жизнь побратался с морем, – признался Головко.

Улетал в Москву нарком под вечер.

– Помни, у тебя две главные задачи – союзные конвои и борьба на вражеских коммуникациях, – еще раз предупредил Кузнецов Головко.

– Есть, понял, Николай Герасимович.

Головко вернулся в штаб флота. Адмирал Кучеров был на месте. Он беседовал с командиром подводной лодки, которая уходила на боевую позицию. Когда комфлот вошел к адмиралу, командир, забрав с собой оперативную карту, выходил. Головко устало сел в кресло.

– Значит, идешь на смену Степанову?

– Нарком предложил, и я не отказался, – усмехнулся Кучеров. – Хочу попробовать себя на самостоятельной работе. Участок, как известно, там нелегкий, придется мне и операции проводить, и охранять союзные конвои, и тралить фарватеры… И потом, – весело продолжал Кучеров, – флотилия подчинена вам, так что если будет очень трудно, вы, надеюсь, поможете мне.

– Можешь на меня рассчитывать. – Голос у комфлота был сухой, слегка раздраженный. – А вот Степанов уходит в главморштаб. Там его опыт пригодится.

– Вы, Арсений Григорьевич, не думаете уезжать в Москву? – спросил Кучеров.

Головко нахмурился.

– Такое учудил… А флот кому передавать?..

Адмирал Галлер перешагнул порог и тихо прикрыл за собой дверь. Кузнецов сидел за столом и, щурясь от яркого света электрической лампы, что-то торопливо писал. Жесткие волосы падали ему на лоб, он отбросил их назад, улыбнулся вошедшему.

– Что, уже все собрались в конференц-зале?

– Весь руководящий состав наркомата, Николай Герасимович, – ответил Галлер. И добавил: – Это хорошо, что вы решили обсудить назревшие проблемы. Людям, полагаю, есть что сказать.

– Я тезисы набросал. – Кузнецов собрал на столе листы. – Пойдемте, Лев Михайлович.

Они вошли в конференц-зал.

– Через неделю, товарищи, мы встретим новый, тысяча девятьсот сорок третий год, – начал нарком ВМФ. – По традиции я хотел бы подвести некоторые итоги уходящего года. – Николай Герасимович окинул взглядом сидевших. – Бывало у нас всякое – и хорошее, и плохое. То, что наш флот встретил первый день войны сорок первого года, не потеряв ни одного корабля или судна, делает нам честь. Но вот вовсю на нашей родной земле заполыхала война, и мы стали терять боевые корабли. В чем причина?.. На этот главный вопрос я и хотел услышать ваши ответы. Вам слово, товарищ Галлер.

Лев Михайлович не относился к тем, кто много говорил, но не делал анализа тех или иных событий. Галлер говорил мало и главным образом о том, что не удалось сделать флоту, чем это вызвано и как устранить недостатки. Критиковал он своих подопечных прямо, невзирая на лица, и порой так жестко, что однажды Николай Герасимович посоветовал ему «не гореть порохом», излагать свое мнение напористо, но без лишнего шума. Вот и сейчас Галлер отметил, что корабли у нас не хуже, чем у англичан или американцев.

– Наши подводные лодки и эсминцы – лучшие в мире! – заявил он. – Такой вывод сделали наши союзники. Правда, их у нас меньше, чем у немцев, но это уже другой вопрос. Проблема в том, что наши старшие начальники еще не научились рационально использовать боевую технику и оружие…

В разговор вступил начальник Главпура ВМФ генерал Рогов.

– Личный состав, рядовой и командный, мы имеем в целом безукоризненный, – сказал он. – Люди сражаются до последнего. Тому пример Одесса, Севастополь, Ленинград… Наш крупный недостаток – иногда мы слабо управляем кораблями, к операциям готовимся наспех, потому-то и теряем и корабли, и людей. Например, крейсер «Червона Украина». Три дня подряд немцы бомбили крейсер, но никак не могли его утопить. Все это время командование флота лишь фиксировало факты налетов «юнкерсов», но не удосужилось отдать приказ перевести крейсер с одного места на другое, не понимая того, что беспрерывные бомбежки рано или поздно погубят «Червону Украину». Так оно и произошло…

– Мне, товарищи, до слез было жаль погибший крейсер, – взял слово нарком. – На нем прошла моя юность и пришла зрелость. Я научился понимать корабль как самого себя, для меня крейсер был не куском металла, а живым существом. – Николай Герасимович сделал паузу. – Прав генерал Рогов, многим командирам и начальникам не хватает ответственности в решении сложных задач на море. Разве мы потеряли только крейсер «Червона Украина»? Нет, товарищи, мы утратили и другие корабли. Взять эсминец «Смышленый». Он зашел на свое минное поле и подорвался. Создается впечатление, что командир не знал, куда ведет корабль… – Кузнецов закашлялся, взяв высокую ноту. – Позади самое трудное время, которое мы пережили вместе со своим народом и Красной Армией. Надеюсь, что дальше нам будет легче, потому что очень многие приобрели опыт войны, опыт одиночных боев и поединков. Но я призываю вас не ослаблять своих усилий ради победы над врагом. Теперь несколько слов о тыле флота, – продолжал Николай Герасимович. – Тут вы, Сергей Ильич, ослабили требовательность. – Кузнецов посмотрел на генерала Воробьева. – Разве у нас не было срывов с тыловым обеспечением на флотах?

Воробьев встал.

– Были, товарищ народный комиссар, но теперь их не будет, – коротко заверил собравшихся начальник тыла флота.

– Постарайтесь, Сергей Ильич. Пойдем дальше, товарищи. На мой взгляд, правильной оказалась организация баз, особенно на Черноморском флоте, где приходилось их менять. Организация ОВРа в крупном масштабе, с придачей ему эсминцев, выявила ряд преимуществ. Теперь важно максимально использовать их. Спорный вопрос, который мы решили отдельно от армии, – это слияние ПВО и ВВС. Правильное нашли решение, товарищи? Я полагаю, что да. Главная задача – перехватить противника – решается теперь истребительной авиацией. Этот вопрос еще окончательно не отработан, но линия, взятая нами, верная. Что скажете, Семен Федорович?

– Согласен, товарищ нарком. – С места поднялся генерал Жаворонков, командующий ВВС ВМФ. – В вопросе взаимодействия с армейцами у нас еще имеются недостатки. Несработанность особенно выявилась в Либаве, Риге, где можно было сделать больше в смысле обороны. Там, где существовало единое руководство, дела обстояли лучше, скажем, на Ханко. Но меня, Николай Герасимович, радует то, что командование ВВС на флотах, особенно на Северном, совершенствует тактические приемы борьбы. Все чаще удары по вражеским конвоям стали наносить смешанные группы бомбардировщиков и торпедоносцев. Хорошо бьют врага летчики Балтики. У них появился и интерес к торпеде. Оценили ее по достоинству, поняли грозную силу этого оружия. И пикировщики работают без срывов…

– В авиации еще слаба организация, Семен Федорович, – заметил Кузнецов. – Надо и для нее выработать какой-то устав, похожий на повседневную службу на корабле, где все было бы указано, кто кому подчиняется, у кого какие обязанности. Так что подумайте, дайте задание своему штабу, а я подскажу Трибуцу, чтобы штаб флота помог свой опыт организации внедрить и в ВВС…

– Да, но тон задавать все же должны мы, работники наркомата, – подал голос начальник управления боевой подготовки ВМФ адмирал Ставицкий. – У меня есть кое-какие предложения.

– С них и начинайте, Сергей Петрович, – кивнул нарком.

Адмирал Ставицкий, говоря о недостатках в боевой подготовке на кораблях и в частях, критиковал Трибуца, у которого, как он выразился, «больше всего потеряно на море кораблей и подводных лодок».

– Но винить в этом лишь Трибуца было бы несправедливо, – продолжал воодушевленно Ставицкий. – Есть тут и недоработки командиров кораблей, штурманов, которые порой опрометчиво поступают при прокладке безопасного курса. Не все делается для охраны кораблей с воздуха и нашей авиацией. Жаль, что генерал Жаворонков об этом не сказал… А взять боевую подготовку? На иных кораблях ею перестали заниматься. Весь упор делают на людей: мол, кто смел, тот и герой. Позвольте с этим не согласиться! Победит в бою тот, кто к отваге добавит умение мастерски владеть своим оружием…

– Надо в боевой подготовке перешагнуть противника, – заметил нарком. – И тут я вас, Сергей Петрович, горячо поддерживаю…

Весь последующий день адмирал Кузнецов провел в штабе, где изучал оперативную обстановку на флотах в канун Нового года. Вернулся к себе и собрался было идти домой, но неожиданно ему позвонил маршал Шапошников. Теперь он возглавлял Военную академию Генерального штаба.

– Приглашаю вас к себе на ужин, голубчик!

– По какому случаю торжество, Борис Михайлович?.. Ах, у вас день рождения! Тогда все бросаю и еду, вот только позвоню жене.

Кузнецов подружился с Шапошниковым еще до войны. Его книгу «Мозг армии» Николай Герасимович прочел с большим интересом; многое из того, о чем писал Борис Михайлович, было важным и для молодого наркома. Но ближе он узнал Шапошникова в дни работы военных миссий Советского Союза, Англии и Франции. В августе 1939 года Советское правительство, как известно, предложило заключить тройственный пакт в ответ на агрессию Гитлера. Но оказалось, что ни генерал Думенк, представитель Франции, ни английский адмирал Дреке не имели полномочий от своих правительств для подписания военной конвенции против агрессии в Европе. Переговоры зашли в тупик. Маршал Шапошников тогда заметил Кузнецову, что это не случайно.

«Я полагаю, что англичане и французы думают не о том, как остановить Гитлера, они желали бы повернуть его против нас. Да-да, голубчик. Об этом довольно четко сказал Иосиф Виссарионович. А он в этом деле дока… Как бы Гитлер не бросился на нас. Так что и вам, наркому ВМФ, есть о чем думать…»

Кузнецов вошел в квартиру. Мария Александровна, жена Шапошникова, уже накрыла на стол. Николай Герасимович снял шинель, причесался перед зеркалом. В комнату вошел Борис Михайлович и, улыбаясь, заявил:

– Я вас обманул, голубчик! День рождения у меня не сегодня… Да-да, обманул, и не смотрите на меня с таким упреком. Просто захотелось увидеть вас, поговорить. Вот и Маша по вам соскучилась.

– Это сущая правда, Николай Герасимович! – улыбнулась Мария Александровна. – Да вы садитесь за стол. Я сейчас еще подам бутылочку вашего любимого каберне.

Борис Михайлович за столом разговорился, рассказал волнующие эпизоды из своей жизни.

– Столько прожито было и в радости, и в горечи, но дух мой не сломлен, – весело улыбался Борис Михайлович. – Ну а вы сегодня какой-то хмурый. Что вас волнует?

– На кораблях и в частях не хватает людей. Завтра пойду к Верховному…

– Идти к нему не надо, – прервал его маршал. – Лучше пошлите бумагу на имя Председателя ГКО, – посоветовал он. – Нужна резолюция, но прежде чем наложить ее, надо хорошо подумать. А что устный доклад? Выслушают вас, пообещают, а потом и вовсе забудут. Вода в песок…

«Прав Борис Михайлович, надо писать в ГКО», – подумал Кузнецов, когда на другой день, уединившись в кабинете, стал готовить документ. С каждым днем на флотах ощущалась нехватка личного состава, особенно специалистов. Красная Армия продвигалась на запад, и для поддержки армейцев на реках Дон, Северский Донец, Днепр с его притоками Лесной, Березиной, Сожем и Припятью с началом навигации 1943 года надо было создавать речные военные флотилии. Сотни новых катеров, тральщиков, бронекатеров с полными экипажами… Где брать людей?

(По решению ГКО Военно-морской флот передал в Красную Армию с начала войны по 1 февраля 1943 года почти 400 тысяч человек! Пришлось наркому ВМФ расформировать отдельные воинские части, законсервировать орудия береговой артиллерии, держать в некомплекте многие корабли на Балтике и на Черноморском флоте. А сколько военных моряков ушло в морские бригады! – А.З.)

Письмо в ГКО на имя Сталина было отправлено в тот же день. Об этом нарком ВМФ поставил в известность начальника Генштаба Василевского.

– Документ несите мне, я сам доложу о нем Верховному. Так будет лучше.

Николай Герасимович так и сделал. «Но согласился ли с моей просьбой Сталин?» – беспокоился он.

Дня через три Василевский позвонил ему и сообщил, что вопрос решен положительно.

– К семнадцати часам заходите ко мне в Генштаб, и все обговорим в деталях.

«Умеет Александр Михайлович решать у Верховного сложные вопросы, и тот ему не отказывает, – подумал Кузнецов. – Ясное дело, ученик маршала Шапошникова!»

Не успел Николай Герасимович прийти в себя после пережитых волнений, как новое горе свалилось на его плечи. В кабинет, сутулясь, вошел адмирал Галлер. Он угрюмо взглянул на наркома.

– Погиб командующий эскадрой вице-адмирал Дрозд Валентин Петрович… – Голос у Галлера заметно дрогнул.

– Еще одна тяжелая потеря… – В глазах наркома полыхнула боль. – Где он погиб?

– На северном берегу Невской губы. Дрозд ехал из Кронштадта, и его машина попала в полынью из-под вражеской бомбы…

Солнце светило тускло, по стеклам ползли мрачные тени, и когда нарком подошел к окну, неяркие лучи осветили его лицо. Оно было бледным. С Дроздом он подружился еще в Испании, куда тот прибыл добровольцем; будущий вице-адмирал хорошо проявил себя на кораблях республиканского флота. «Да, жаль Валентина Петровича», – подумал Кузнецов. Об этом он сказал и Трибуцу, когда позвонил ему в Ленинград.

– Глупая смерть, Николай Герасимович, – прозвучал в трубке голос комфлота. – Лучше уж в бою, да еще лицом в сторону врага… Военный совет решил похоронить Валентина Петровича на военном кладбище близ Александро-Невской лавры.

Естественно, зашел разговор о перемещениях по службе. На должность командующего эскадрой Трибуц предложил вице-адмирала Ралля. Юрий Федорович опытный моряк, служил еще на русском флоте, воспитал целую плеяду военных моряков. Когда в сорок первом флот уходил из Таллина, Ралль командовал отрядом прикрытия. Корабль, на котором он держал свой флаг, подорвался на мине. Взрывной волной Ралля контузило, но с мостика он не ушел, пока корабли не прошли опасную зону… На эскадре Ралль собирается организовать ремонт кораблей. На днях водолазы подняли лидер «Минск», вот-вот начнется ремонт линкора…

– Кого предлагаете на место Ралля? – спросил нарком, когда голос комфлота на другом конце провода умолк. – Наверное, его заместителя Петрова?

– О нем и хотел доложить вам, – забасила трубка. – Мы вместе учились в Военно-морском училище…

– Ты что мне рассказываешь биографию Петрова? – прервал его Кузнецов. – На флотских учениях в тридцать девятом я наградил его ценным подарком. Что, забыл?

– Как же, помню. Я тогда еще сказал, что Петрова надо было бы представить к ордену.

Николай Герасимович одобрил решение комфлота, но предупредил: Петрову на первых порах в новой должности нужно помочь, ибо весной и летом Балтийский флот развернет широкие боевые действия по оказанию активной поддержки сухопутным войскам.

– Приказ о назначениях Ралля и Петрова мы не задержим, – пообещал нарком. – Когда похороны Дрозда, сегодня? Жаль, не смогу приехать… Похороните его как героя войны, он этого заслуживает. Не забудьте о его семье, помочь ей надо.

После разговора с Трибуцем нарком, кажется, немного успокоился.

– Вы тоже знали Дрозда? – спросил он Галлера.

– Знал ли я Дрозда? – усмехнулся адмирал. – А кто предложил назначить его командующим Северным флотом, разве не я? В тридцать восьмом Дрозд командовал бригадой эсминцев, а я был начальником штаба на Балтике. Тогда Валентин Петрович был рад новому назначению и на флоте за короткое время – не больше года – сделал то, чего иной командующий не сделал бы и за три года. – Галлер помолчал, о чем-то вспоминая. – А потом с Дроздом расправились… Вы сняли его с должности комфлота.

– Не я его снял, – выругался в сердцах нарком. – Вы же знаете, что я вызвал Дрозда, чтобы заслушать его в наркомате. Валентин Петрович подробно рассказал о причинах аварий на флоте, внес деловые предложения с целью недопущения их, и я считал, что он на своем месте. Но Сталин принял решение заменить его, и тогда мы предложили кандидатуру адмирала Головко.

Николай Герасимович посмотрел на часы. В тринадцать ноль-ноль ему надо быть в Генштабе на встрече с командующим артиллерией Красной Армии генералом Вороновым. Николай Николаевич обещал помочь флоту артиллерией. В феврале, после Сталинградской битвы, создалась критическая обстановка с поставкой на флоты 85-миллиметровых универсальных зенитных установок с бронещитами. Вот и крейсер «Калинин» задерживается на заводе из-за этих самых установок, хотя еще в январе принято постановление ГКО о его вооружении. Кузнецов даже обратился с письмом к заместителю Председателя СНК СССР Молотову, просил его дать указание наркому танковой промышленности Зальцману о немедленной поставке бронещитов хотя бы для крейсера «Калинин» и организовать их производство в соответствии с ежемесячными планами, утвержденными ГКО. Прошло время, но Молотов не давал о себе знать.

– Придется идти к Верховному, – грустно молвил нарком.

Но идти к Сталину Кузнецову не пришлось. На другой день в наркомат ВМФ поступил ответ. Нарком танковой промышленности Зальцман писал, что им дано «указание Уралмашзаводу форсировать изготовление зенитных установок и обеспечить немедленно поставку бронещитов заводу № 8 Народного комиссариата вооружения».

Нарком ВМФ ознакомил Галлера с документом.

– Свяжитесь с Устиновым, ему лучше знать, как идет дело. Что касается крейсера «Калинин», постарайтесь форсировать выход его в море. Пора уже экипажу корабля вступить в боевые действия.

– Если не возражаете, я бы съездил дня на два на завод, – сказал Галлер. – Хочу лично осмотреть новый крейсер…

Поздно вечером Кузнецов прибыл на совещание в ГКО. Здесь он встретил наркома судостроительной промышленности Носенко и заявил ему, что уж больно медленно строятся корабли и суда.

– Ты, Николай Герасимович, не очень-то нажимай на меня, – по-дружески сказал ему Носенко, поправляя очки. – На твой военный флот в основном и работаем. Ты всех нас, судостроителей, закабалил.

– Иван Исидорович, помилуй, батенька, флоту-то воевать надо! – воскликнул Николай Герасимович. – Сейчас мы формируем Азовскую военную флотилию, а вчера подписал приказ о создании Керченской военно-морской базы. А кораблей-то не хватает!

– Не огорчайся, коллега, – смягчился Носенко. – Скоро из   Комсомольска-на-Амуре на флот поступят три эсминца – «Внушительный», «Выносливый» и «Властный», сторожевые корабли «Буревестник» и «Альбатрос», шесть «охотников» за подводными лодками…

Что-либо ответить наркому Кузнецов не успел – всех пригласили в кабинет Председателя ГКО и началось совещание.

– Товарищи, сегодня нам надлежит обсудить вопрос, как работают военные заводы, – негромко сказал Сталин, словно у него простыло горло. Он посмотрел на сидевшего рядом с Молотовым наркома авиапромышленности. – Вам слово, товарищ Шахурин! Кстати, начался уже выпуск истребителя «Як-3» и фронтового пикирующего бомбардировщика «Ту-2»?

– Да, товарищ Сталин, – подтвердил Шахурин. – «Як-3» – самый легкий маневренный истребитель. У немцев нет подобной машины, особенно в скорости. «Ту-2» также превосходит по основным тактико-техническим данным лучший немецкий бомбардировщик «Юнкерс-88А»…

– Товарищ Носенко, доложите членам ГКО, как выполняются заказы Наркомата Военно-морского флота и что вы дадите флоту в этом году? – спросил Сталин, когда Шахурин сошел с трибуны. – Мне товарищ Кузнецов как-то жаловался, что достройка кораблей, заложенных на стапелях еще до войны, ведется крайне медленно.

«Зря он сослался на меня, Носенко рассердится, и тогда делу это не поможет», – отметил про себя Николай Герасимович.

Сидевшие за столом задвигались, кое-кто устремил взгляд в сторону наркома ВМФ Кузнецова, а Жуков даже подмигнул ему: мол, о тебе, моряк, вождь не забыл!

– Для военного флота мы выполняем заказы в первую очередь, и пока серьезных срывов у нас не было, – заявил Носенко. Голос у него был твердым и звонким. – Перед совещанием я сказал адмиралу Кузнецову, какие корабли и подводные лодки флот получит в этом году. И как и понял, нарком ВМФ остался доволен. Да, срывы по достройке кораблей были, я это не скрываю, но были они не по нашей вине. Мы ждали, когда Наркомат ВМФ укажет, какие корабли им нужны в первую очередь. Но такое объяснение от товарища Кузнецова мы получили не сразу. Нам пришлось долго ждать.

– А почему сами у наркома не спросили? – в упор задал вопрос Сталин.

Носенко ничуть не смутился и объяснил это тем, что занимался неотложными делами по заданию заместителя Председателя ГКО Молотова.

– У вас что, товарищ Носенко, разве нет заместителей? – поинтересовался Молотов.

– Хотелось самому все сделать…

«Ну и хитер нарком!» – едва не сказал вслух Кузнецов.

– А что с крейсером «Калинин», почему так долго не устанавливали на корабле зенитные орудия с бронещитами? – спросил Сталин.

– Мы к этому делу не причастны, товарищ Сталин. Вооружение и броневые щиты – забота товарища Зальцмана.

– Этот вопрос мы решили, – бросил реплику Зальцман.

– Вот как?! А что скажет товарищ Кузнецов?

Николай Герасимович ответил, что по крейсеру «Калинин» у него претензий теперь нет, но по вине Наркомата танковой промышленности крейсер сдали в эксплуатацию с большим опозданием.

– Вы слышите, товарищ Зальцман? – Голос Верховного был суров. – Впредь требую от вас выполнять постановление ГКО без задержек!

«Теперь дело с вооружением для новых кораблей и подводных лодок наладится», – подумал Николай Герасимович.

В Наркомат ВМФ он вернулся усталый, но довольный тем, как решительно Сталин поддержал его. Как он сказал? «Потери кораблей в боях надо восполнять, а не кивать друг на друга, кто и чего не сделал!» Николай Герасимович походил по кабинету, размышляя, потом вызвал адъютанта и спросил, не вернулся ли из Генштаба Галлер.

– Пока он там, – ответил адъютант. – Ему звонил Головко из Полярного, хотел узнать, подписан ли приказ о переводе шести подводных лодок с Каспийского на Белое море.

В дверях появился Галлер.

– Легок на помине, Лев Михайлович, – обрадовался Кузнецов. – Звонил Головко насчет приказа. У вас он готов?