Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

– А что мне прикажете делать? – спросил Борисов.

– Пока исполняйте обязанности командира подводной лодки. А что решит адмирал Головко, пока мне неведомо.

– Ну, чем ты меня порадуешь, Евгений Аронович?! – воскликнул адмирал Головко, увидев в дверях кабинета комбрига Коровина.

– У нас потери, товарищ командующий, – смутился контр-адмирал.

– Что, лодку потеряли?

– Да нет, товарищ командующий, лодка цела, а вот вернулась она в базу без командира. Старпом привел…

Адмирал Головко сел за стол.

– Садись и ты, комбриг, и расскажи, как это лодка вернулась в базу без командира?..

Коровин старался коротко изложить ситуацию, в которую попала подводная лодка. Он сообщил, что сначала Климов торпедировал транспорт, потом уходил от преследования кораблей охранения, разоружил торпеду, застрявшую в торпедном аппарате. Голос комбрига то и дело прерывался. Комфлот слушал внимательно и вопросов не задавал. Когда комбриг умолк, сказал хмуро:

– Мы потеряли хорошего командира. Сколько на его счету было потопленных кораблей и судов? Девять?

– Торпедированный транспорт был одиннадцатым, – уточнил комбриг.

– Где живет семья Климова, куда он ее эвакуировал?

– Под Саратов, там в деревне Красный Дол живет его мать. – Комбриг помолчал. – У меня к вам просьба, Арсений Григорьевич. Надо бы отвезти личные вещи Климова его семье. Память все же будет о нем…

– Семья у Климова большая?

– Сын учится в десятом классе, а жена Дарья Павловна – учитель литературы в школе… Разрешите мне отправить в командировку офицера?

– Пошлите, я не возражаю. Сейчас ведь не сорок первый год, когда Военный совет флота принял решение эвакуировать семьи командиров. Многие сюда вернулись, Климов и свою семью мог бы привезти.

– Мать его сильно хворала, и жена решила еще там пожить, – пояснил Коровин. – Да и сыну надо было окончить десять классов.

– Кого хотите туда послать? Не сами же вы желаете поехать?

Комбриг сказал, что лодка Климова получила повреждения, когда ее обстреляли корабли охранения. На неделю ее надо поставить в ремонт, а старпом Борисов тем временем съездит в Саратов.

– А если кого-то другого послать? – спросил комфлот.

– Они дружили семьями и хорошо знают друг друга.

– Это, конечно, существенная деталь, – согласился Головко. – Ладно, пусть едет старпом. На пять суток, не больше. Хватит?

– Вполне…

– Давайте сразу решим и вопрос о том, кого назначить командиром лодки. – Адмирал Головко подошел к столу, взял папиросу и закурил. – Кого вы предлагаете?

– Старпома Борисова, товарищ командующий. Он пять лет прослужил на этой лодке, хорошо себя проявил. Экипаж его уважает, сам он неплохо подготовлен.

– Согласен. Пишите на него представление, вопрос о назначении мы решим на Военном совете флота.

– Есть, понял…

Весь день командующий флотом адмирал Головко пробыл на Рыбачьем. В штабе Северного оборонительного района вместе с его командующим генерал-майором Дубовцевым Арсений Григорьевич проверял воинские части, посетил боевые позиции артиллеристов. Он был доволен тем, что бойцы горели желанием «дать урок поганым фрицам», если они решатся высадить десант на полуостровах. А люди тут бывалые, пороху давно понюхали. В сорок втором комфлот Головко приказал Северному оборонительному району и охране водного района главной базы уничтожить опасный для полуостровов и перевозок в Мотовском заливе опорный пункт Пикшуев. Эту задачу генерал Дубовцев возложил на отряд десантников из 12-й бригады морской пехоты.

– Он давно сидит у меня в печенках, этот опорный пункт Пикшуев, – произнес генерал. – Мы его враз расколошматим.

– Постарайся, Ефим Тимофеевич, я и сам по ночам спать не буду, – не то в шутку, не то серьезно промолвил комфлот.

Трое суток готовились десантники к операции и когда начали действовать, то в лоб на огневые точки врага не пошли, а обошли их с фланга и с тыла и дерзко атаковали. Бой шел тяжелый, но опорный пункт был разрушен. Морские пехотинцы уничтожили до 200 гитлеровцев, взяли в плен 9 солдат и офицеров, подорвали и разрушили 19 дотов и дзотов, 8 складов с боеприпасами, захватили минометную и артиллерийскую батареи. Наши потери – 18 убитых и раненых.

Нарком ВМФ адмирал Кузнецов дал высокую оценку десанту, высаженному в районе мыса Пикшуев, и приказал остальным флотам изучить опыт десантных действий Северного флота.

Комфлот Головко и в этот раз остался доволен тем, как несут боевую службу бойцы и командиры Северного оборонительного района, о чем он заявил генералу Дубовцеву.

– Но будьте начеку! – предупредил Головко. – Полуострова Средний и Рыбачий – это морские ворота в Кольский залив, а немцы еще не отказались от попытки высадить здесь десант, собрали в портах Варангер-фьорда самоходные баржи и другие десантные корабли. Так что держи, Ефим Тимофеевич, уши топориком!

– У меня тут шлюпка не проскочит незамеченной, не то что катер! – улыбнулся генерал.

– Это хорошо, что ты так уверен в своих людях. – Головко встал, надел черный реглан. – Что ж, Ефим Тимофеевич, мне пора…

– Есть просьба, товарищ командующий, – робко заговорил Дубовцев. – Вы говорили, что нарком ВМФ собирается посетить Северный флот. Если такое случится, то мы бы просили Николая Герасимовича побывать у нас на Рыбачьем. Передайте, пожалуйста, ему нашу просьбу.

– Гарантировать его приезд не могу, но просьбу бойцов и командиров передам. Я тоже хочу пригласить его в ваши края.

Возвращался Головко в Полярный на своем катере. С утра дул стылый ветер, шел снег, и пока добрались до порта, комфлот продрог.

– Виктор! – крикнул он своему адъютанту. – Давай горячий чай! Хочу согреться… Да, там, кажется, остался армянский коньяк после угощения союзников. Тащи и его сюда!..

Глубокой ночью затрещал телефон. Головко вскочил с дивана, сон вмиг прошел.

– Еду к вам, Арсений Григорьевич! – услышал он в трубке голос наркома ВМФ.

– Когда? – только и спросил несколько растерявшийся Головко.

– Вылетаю через час, а возможно, чуть позже. У меня «Дуглас» старенький. К утру буду в Мурманске.

«Как в воду глядел Дубовцев, когда говорил о приезде наркома», – подумал Головко.

И вот адмирал Кузнецов стоит в кабинете командующего – высокий, грузноватый, но все такой же деятельный и энергичный. Он снял шинель, повесил ее на вешалку, потом, приглаживая ладонью волосы, сел в кресло.

– Чертовски устаю в последнее время, – сказал он. – Да и ездить приходится часто. Но я люблю ездить: встречаешься с новыми людьми, лучше узнаешь их жизнь, проблемы, которые их волнуют. Вообще-то вся наша жизнь – проблемы… Ну а как ты поживаешь, Арсений Григорьевич?

– Вы садитесь к столу, Николай Герасимович, – пригласил комфлот. – Сейчас нам подадут завтрак. Вы с дороги, еще не успели перекусить, а я тоже дома ничего в рот не брал. Чай или кофе?

– Что-нибудь… Так как ты живешь? – повторил вопрос нарком.

– В делах и заботах флота, – улыбнулся Арсений Григорьевич. – Если кто-либо добыл победу над врагом – радуюсь, хвалю героев и вроде как сам переживаю эту победу. А когда флот что-то теряет – места себе не нахожу: и людей жаль, и себя укоряешь в том, что, видно, не все делаю, чтобы уменьшить свои потери. Словом, жизнь – это радости и печали.

В кабинет вошел адъютант с подносом.

– Чай и бутерброды, товарищ командующий. Есть вино, дать?

– Как вы, Николай Герасимович, насчет наркомовского пайка?

– Если паек, да еще наркомовский, давай наливай, что-то с дороги озяб…

Адъютант был уже у двери, когда Головко попросил его найти члена Военного совета флота Николаева.

– Он на подводной лодке…

Вице-адмирал Николаев появился, когда они допивали чай. Увидев наркома ВМФ, он остановился у двери.

– Заходите, Александр Андреевич. – Николай Герасимович поздоровался с ним. – Вот неожиданно прилетел к вам. – И шутливо добавил: – Вы не критикуете своего командующего, так приходится мне это делать… У вас тут скоро, видимо, к осени начнутся горячие дни, как сказал Мерецков, «начнем бить егерей, чтоб не зарились на Север». Да вы садитесь. Были у подводников?

– У них, товарищ народный комиссар. Завтра в море на рассвете уходит лодка капитана 2-го ранга Щедрина, ну я, значит, побывал у них.

– Хорошо воюет Щедрин?

– В каждом походе добивается успехов, иначе ему нельзя – Герой Советского Союза! – Николаев помолчал, потом смущенно добавил: – А вы к нам как с неба свалились, я даже не знал. – Он покраснел, как мальчишка. – На флот стали поступать новые торпеды с неконтактными взрывателями, и когда я был в бригаде подводников, то беседовал с командирами, хотел узнать, что это им дало.

– Каково же их мнение? – поинтересовался Кузнецов.

Член Военного совета флота сказал, что новые торпеды позволили намного увеличить дистанцию стрельбы. И вот что интересно: эффективность атак ничуть не снизилась, а опасность обнаружения подводной лодки резко уменьшилась. Теперь командир лодки может произвести торпедный залп по вражескому судну с большей дистанции, не рискуя промахнуться. После залпа он имеет возможность не спеша осуществить маневр, чтобы уйти от преследования кораблей охраны. Что и говорить, торпеды флот получил отличные, жаль, что раньше их не было.

– Много чего у нас не было, – буркнул нарком. – Раньше самолетов типа «Каталина» тоже не было, а сейчас целый полк!

– А вот взрывателей для топмачтового бомбометания, имеющих замедление пять секунд, нет, – заметил Головко. – Хотел бы знать, решается ли этот вопрос?

Кузнецов хмуро свел брови к переносице.

– Пятого апреля ты мне, Арсений Григорьевич, сказал об этих взрывателях, и в тот же день я послал документ в ЦК партии товарищу Маленкову, – ответил нарком. – Я просил выделить в первом квартале этого года пятнадцать штук. Так что на днях вы их получите.

– А что с переводом кораблей из Англии на Северный флот? – поинтересовался Николаев.

– Все идет строго по плану, – пояснил Николай Герасимович. – ЦК партии утвердил список офицеров флота, которые должны принять в Англии корабли и перевести их в Кольский залив. Я вам говорил по телефону, кто эти люди, но могу повторить. Итак, Левченко – командир отряда, начальник штаба – контр-адмирал Абанькин. Кто еще… Да, линкор примет контр-адмирал Иванов, крейсер – капитан 1-го ранга Зубков. Командиром дивизиона эсминцев идет твой воспитанник, Арсений Григорьевич, капитан 1-го ранга Фокин, дивизион подводных лодок возглавит капитан 1-го ранга Трипольский. Ну а командиров эсминцев мы взяли едва ли не со всех флотов: капитаны 3-го ранга Годлевский, Козлов, Щербаков, Осадчий, Рябченко, Андреев, Гончар… Вся эта работа стоила мне большого труда и напряжения. Крутился как белка в колесе…

– Где формировались команды? – спросил Головко.

– Мы хотели это сделать в Мурманске, но тогда ты мне, Арсений Григорьевич, сказал, что там судами забиты все причалы, да и далековато. Ты предложил Архангельск, я дал свое согласие. Я дважды туда летал, на месте проверил, как идут дела. Ведь мы отбирали в поездку три тысячи моряков!..

То были тяжкие для Николая Герасимовича дни. Он трижды был на докладе у Верховного, и тот каждый раз, выслушав его, говорил:

– Не теряйте время, корабли нам очень нужны!..

Кузнецов и сам знал, что корабли нужны – да еще как нужны! – но формирование команд – дело не простое: это люди, у каждого человека свой характер, привычки, способности, зато почти каждый командир считает себя едва ли не Ушаковым или Нахимовым. Но Николай Герасимович был доволен тем, что ему удалось подобрать офицеров на командирские должности.

– Как думаешь, никто нас не подведет? – спросил он вице-адмирала Левченко.

– Это уже моя забота, Николай Герасимович, – усмехнулся Гордей Иванович. – Но я уверен, что все будет хорошо!..

Пока корабли шли через океан в Мурманск, Кузнецов не находил себе места: как бы в походе чего-нибудь не случилось. Почти четыре недели плыли корабли, и 24 августа, пройдя две тысячи миль, они вошли в Кольский залив и встали на якоря, потеряв лишь подводную лодку «В-1» Героя Советского Союза Фисановича…

Но это произойдет позже, а сейчас нарком сказал адмиралу Головко, что как только корабли придут на Северный флот, будет создана эскадра.

– Ты, Арсений Григорьевич, давно о ней мечтаешь, я-то знаю, – улыбнулся Николай Герасимович. – Кого мы назначим ее командующим?

– Ясное дело кого – Фокина, – безапелляционно заявил Головко. – Очень знающий моряк. Я уже не говорю о его святой приверженности к морской службе.

– Фокина я тоже знаю давно, нигде он с якоря не срывался… Командующий эскадрой – должность адмиральская. Буду докладывать о Фокине Верховному…

Едва они вышли из штаба, как нарком сказал:

– Я хотел бы посмотреть базу торпедных катеров.

Тускло светило солнце, над бухтой островками проплывали черные тучи. Казалось, вот-вот пойдет снег.

– Как идет дело у Кузьмина? – спросил Кузнецов.

– Башковитый комбриг. Новую базу торпедных катеров уже почти оборудовали…

Катер ошвартовался у пирса, и нарком сошел на берег, следом за ним – комфлот. Здесь их встретил комбриг капитан 1-го ранга Кузьмин.

– Ну, здравствуй, тихоокеанец! – Кузнецов пожал ему руку. – Что, уже привык к Северу и тебя можно назвать помором?

– Привыкаю, товарищ нарком, – улыбнулся Кузьмин.

– Ну что ж, давай посмотрим корабли, поговорим с командирами…

Увидев около двадцати торпедных катеров, стоявших борт к борту у причала, нарком хмуро сдвинул брови.

– Ну ты даешь, Александр Васильевич! – выругался он. – Что же это такое? Совсем не думаешь о противнике. Зачем собрал все катера у одного причала? Налетят «юнкерсы» – и всем твоим катерам погибель от одной бомбы! – И суровым тоном добавил: – Рассредоточить!..

Это было единственное замечание наркома, в основном бригадой он остался доволен, о чем сказал адмиралу Головко, когда они вернулись на флагманский командный пункт, оборудованный в высокой скале у самого моря.

– Ну, говори, что тебя волнует. – Николай Герасимович сел рядом и закурил.

– Есть у меня потери… – неохотно произнес комфлот.

– Какие еще потери?

– Одного командира подводной лодки нам пришлось расстрелять за трусость, – ответил Головко. – Я доносил вам об этом печальном случае в своем рапорте. И хотя уже немало времени прошло с тех пор, этот случай все еще саднит мне душу…

– А ты думаешь, я тогда не переживал? – вскинул голову нарком. – Но война есть война, и каждый из нас должен добросовестно исполнять свой воинский долг. Честь не позволяет нам поступать по-другому.

Помолчали. Потом нарком сказал:

– Вы говорили мне, что еще в январе – феврале перешли к более сложным формам борьбы на вражеских коммуникациях. Нельзя ли узнать подробнее?

Головко улыбнулся, но тут же его лицо стало суровым и выразительным.

– В чем суть таких операций? – спросил комфлот и сам же пояснил: – Наносить разнородными силами флота мощные удары по портам погрузки и разгрузки судов и конвоям противника, бить по конвою на всем пути его следования в конкретный отрезок времени. Кто это делает? Подводные лодки, самолеты, торпедные катера, эсминцы. Первую такую операцию, «РВ-1», что означает «разгром врага», мы провели в феврале.

– И каков результат?

– Потоплено пять транспортов, два больших танкера, повреждены транспорт и сторожевой корабль противника. По портам Киркенеса и Линахамари, по аэродромам Хебукен и Луостари были нанесены бомбовые удары.

– Сколько подводных лодок участвовало в операции?

– Девять, – ответил Головко. – Подводная лодка «С-56» капитана 2-го ранга Щедрина первой добилась успеха: у мыса Слетнес торпедировала транспорт, также навела на конвой соседнюю лодку «С-102», которая вскоре пустила на дно паром «Скагеррак»… Словом, несмотря на некоторые издержки, – подчеркнул комфлот, – первый блин не был комом. Потом мы провели еще две подобных операции, и тоже успешно.

– Значит, основа успеха таких операций – непрерывность разведки? – уточнил Кузнецов.

– И не только это, – возразил Головко. – Я бы еще отметил, как важны согласованные действия разнородных сил в поиске и атаке конвоя, иначе успеха не добиться. – Комфлот сделал паузу. – Конечно, не все еще отлажено, бывают сбои, и тогда приходится что-то терять. Но это уже не сорок первый год, самые горькие дни в моей жизни, – признался Арсений Григорьевич. – Немцы наступали вдоль дороги Печенга – Мурманск, они вышли в район Западная Лица. Тогда-то мы и получили вашу директиву, Николай Герасимович. Вы потребовали войти в Мотовский залив и до последнего момента оказывать поддержку армии, при любом положении на сухопутном фронте оставаться в Полярном, защищая этот пункт до последней, крайней возможности. – Головко передохнул. – Да, хлебнули мы в сорок первом лиха. А почему? Немцы хорошо подготовились к войне, а мы… – Он резко махнул рукой.

Это задело Кузнецова, и он спросил:

– Ты что же, считаешь, что мы не готовились к войне? – И, не дождавшись ответа, горячо продолжил: – Нет, дружище, мы готовились к ней, но не все у нас было гладко. Не все!.. Война с финнами вскрыла такие недостатки в боевой деятельности Красной Армии, что Сталин не на шутку встревожился. Руководство ВМФ тоже сделало из всего этого надлежащий вывод. Вместе с Генштабом мы разработали директиву, которую я подписал четырнадцатого октября сорокового года. Помнишь, о чем шла речь в директиве?

– Еще бы! – воскликнул комфлот. – Говорилось об оперативном плане.

– Вот-вот, о плане… – подхватил нарком. – Я приказал оперативные планы флотов составить из расчета, что вероятным противником будет Германия в союзе с Италией, Румынией и Болгарией. Позже к ним мы добавили Венгрию и Финляндию. В марте сорок первого, – воодушевленно продолжал Николай Герасимович, – вы получили еще одну директиву Главморштаба, которая предписывала приглашать на флотские учения армейских руководителей, а командованию штабов и соединений флотов и флотилий – участвовать в оперативных играх, проводимых в приморских округах.

– Поздновато Главморштаб издал эту директиву, – возразил Головко. – На флотах не успели ее отработать, так что во время войны пришлось срочно находить методы и формы взаимодействия флота с сухопутными частями.

– Нет, не могу принять твоего упрека, Арсений Григорьевич! – жестко произнес нарком. – Ты, надеюсь, не забыл, как в декабре сорокового года в Москве проходили сборы командующих флотами и флотилиями? На сборах шла речь о характере современной войны и операций на море. Подчеркивалось, что побеждает тот, кто не боится нарушить старую доктрину, отойти от классических примеров, от шаблона. Даже и теперь не все командиры отреклись от шаблона. Что, станешь спорить?

– Факт, не все, – согласился Головко. – Возьмем тех же подводников. Один командир, скажем, Лунин может нанести удар и по линкору, как это было с «Тирпицем», а другой не в силах атаковать даже самоходную баржу. Сам же я на декабрьских сборах почерпнул немало полезного, – продолжал Арсений Григорьевич. – Что же касается вашей заключительной оценки состояния дел в Военно-морском флоте, то она меня поразила.

– Чем же? – усмехнулся Николай Герасимович.

– Вы жестко и открыто говорили о недостатках на флотах и флотилиях, до вас никто так не говорил. Оперативно-тактическая подготовка командного состава плохая, число аварий и катастроф на кораблях и в авиации весьма большое, учения проводятся в упрощенных условиях… Я сидел рядом с Октябрьским и видел, как он качал головой. Спрашиваю: «Что тебя удивило, Филипп Сергеевич?» А он шепчет, мол, куда это годится, нарком избивает себя.

– Так ведь все, о чем я говорил, было на флотах! – возвысил голос Николай Герасимович. – И я не мог молчать. У тебя, Арсений Григорьевич, разве не было в то время ЧП на флоте? И подводные лодки терпели аварии, и корабли садились на мель. Потому-то в своем приказе я потребовал от военных советов флотов и флотилий разработать организацию и порядок проведения боевой подготовки, а с повышением оперативной готовности – перестраивать подготовку сил с учетом сложившейся обстановки.

– Не стану кривить душой, но этот пункт вашего приказа, Николай Герасимович, Военный совет флота оценил весьма высоко, а в преддверии войны он сыграл важную роль в переводе сил флота на оперативную готовность номер один.

– Нелегко мне пришлось на этих декабрьских сборах, – грустно продолжал нарком. – Кое-кто с трибуны бросал упреки в «буржуазном перерождении отдельных командиров», о том, что личный состав кораблей и частей засорен «чуждыми элементами»…

Головко засмеялся.

– Чего ты, Арсений? – удивился Кузнецов. – Я ведь все помню, как было, и ничего не придумываю.

– А я что, не помню? – Улыбка на лице Головко погасла. – Не кое-кто, а конкретные лица говорили. Хотите, назову их? Пожалуйста. Члены Военных советов Балтийского и Черноморского флотов дивизионные комиссары Яковенко и Кулаков, а Октябрьский обвинил адмирала Исакова и других выступивших в «неправильной линии преклонения перед немецким оружием».

– Давай, Арсений Григорьевич, вернемся к сегодняшним дням, – заметил нарком. – У вас тоже есть нерешенные вопросы. Или ты скажешь, что таковых нет?

– Смотря какие. – В глазах комфлота блеснули искорки.

– На Северном флоте хорошо поставлена охрана своих коммуникаций, конвоев, командиры научились вести поиск и атаку субмарин. А вот если посмотреть на взаимодействие разнородных сил флота, то вами отработаны лишь простейшие элементы.

– Этот вопрос мы сейчас решаем, – промолвил комфлот. – Раньше на флоте было мало кораблей, авиации, как тут наладишь взаимодействие? Союзные конвои надо охранять? Надо! Поиск и атаку подводных лодок надо производить? Надо! Охранять наши ледоколы и суда в Арктике тоже надо. Но где на все это взять корабли? Вот и соображаешь, куда и какой послать эсминец. Однако же не хнычем, слез не льем. И дела боевые у нас вроде не хуже, чем у других. Кое-чем можем похвастаться.

– Чем же? – с иронией спросил нарком.

– Многим! – загорячился Головко. – Взять подводников, главную силу флота. Если раньше они действовали в прибрежных районах, то теперь совершают походы к берегам Норвегии, охраняют союзные конвои. Есть у нас две позиции подводных лодок в районе мыса Желания, севернее Новой Земли. Для чего они там? Если крейсера и эсминцы врага попытаются выйти в Карское море, лодки преградят им путь.

«Хорошо придумано, ничего не скажешь», – подумал Кузнецов.

– Как считаешь, Арсений Григорьевич, сейчас воевать стало легче? – спросил он.

– Ничуть не легче! – резко возразил комфлот. – Наоборот, сейчас воевать стало намного труднее. Противник усилил охрану своих конвоев. На каждый транспорт немцы посылают три-четыре, а нередко и пять кораблей эскорта. И все же подводники бьют врага!

– А я хочу, чтобы они били крепче! – улыбнулся нарком.

– Плохо то, Николай Герасимович, что Главморштаб не всегда оперативно информирует нас о боевых действиях на других флотах, – затронул Головко еще один вопрос. – Мы бы хотели сравнивать, как сражаются там и как сражаемся мы.

– А не в Степанове ли тут дело? – Кузнецов хитро прищурил глаза. – Он дал тебе команду направить в Варангер-фьорд лодки, а ты был против, а он не знал, что в том районе враг создал сильную противолодочную оборону, там флот потерял несколько лодок. Мы с тобой взвесили все «за» и «против» и пришли к выводу: без надобности посылать лодки в тот район не надо. Без надобности, понимаешь? А ты, видно, решил, что лодки вообще туда не нужно направлять.

– Спорить с ВРИО начальника Главморштаба я не стал, а лодки в Варангер-фьорд направил, – сказал комфлот. – Сейчас там на боевых позициях три экипажа. Надо бы иметь больше, но где их взять?

– Мы лодки тебе дали, Арсений Григорьевич, – возразил нарком. – И не одну! На Север прямо с завода по железной дороге было отправлено восемь «малюток». Шесть лодок типа «С» пришли в Кольский залив с Дальнего Востока, получил флот лодки и с Балтики. Правда, делалось это не сразу, тут ты прав, было потеряно время.

– Да, но кто виноват в том, что к началу войны на Северном флоте подводных лодок оказалось меньше всех? – горячился комфлот. – И тральщиков у нас было в пять раз меньше, чем на Балтике. А тралы, Николай Герасимович? Их тоже были единицы! Невольно возникает вопрос: кто в этом виноват?

– Разумеется я, нарком, – произнес Кузнецов. – Но теперь у тебя, Арсений Григорьевич, есть и тральщики, и тралы, и надо ли так ерничать? – Он встал и прошелся по кабинету. По его раскрасневшемуся лицу было видно, что он разволновался. – И того не было, и другого, а люди творили чудеса. Сам же докладывал!

– Было такое, – печально отозвался комфлот. – Осенью прошлого года создалась минная опасность в Обской губе Карского моря, Енисейском заливе и у острова Диксон. Мы направили туда два тральщика – сто десятый старшего лейтенанта Михайлина и сто восьмой старшего лейтенанта Пилицина. За две недели оба корабля выполнили сплошное траление обоих фарватеров у острова Диксон, вытралили более трех десятков неконтактных мин. А тральщики? Они расчистили проходы в порту. Работа была тоже не из легких.

– Вот видишь, это же героизм! – воскликнул нарком. – А штаб флота так и не обобщил опыт командиров, чтобы воспитывать на нем молодых офицеров.

– Если честно, Николай Герасимович, не дошли до этого руки, – виновато улыбнулся комфлот. – Дел-то у меня по самое горло, не знаешь, за что хвататься.

– Однако засиделись мы с тобой. – Николай Герасимович встал. – Скоро час ночи, пора отдыхать.

– Какой план у вас на завтра? – спросил Головко.

– С утра поедем к подводникам, хочу поговорить с контр-адмиралом Колышкиным. Потом навестим авиаторов, последователей летчика дважды Героя Советского Союза Бориса Сафонова. Как у них дела?

– Побед в полку заметно прибавилось. Я представлю вам героев. Но хотел бы, чтобы вы заглянули и в полк минно-торпедной авиации, там тоже есть богатыри. – Арсений Григорьевич достал папиросы и закурил. – А на полуостровах Средний и Рыбачий не хотите побывать? Генерал Дубовцев просил меня передать вам приглашение пожаловать к ним. Кстати, саперы Дубовцева строили катерникам Кузьмина стоянки кораблей, землянки…

– Добро, заскочим и к генералу Дубовцеву, – согласился нарком. – Уеду дня через три, если не будет звонка из Ставки. – Николай Герасимович подошел к окну, глянул в темноту, потом обернулся. – Ну что ж, пора спать. – Он подошел к вешалке и снял шинель. – Ты не идешь?

– Задержусь еще на часок: в два ночи из похода возвращается подводная лодка, хотел бы встретить ее…

Кузнецов прикрыл за собой дверь.

«Ему тоже, видно, в Ставке достается», – подумал Головко о наркоме.

– Я ждал, Николай Герасимович, когда вы вернетесь с Северного флота. – Генерал армии Антонов улыбнулся, отчего его лицо посветлело. – Как дела у адмирала Головко? Да вы садитесь, пожалуйста…

– У Головко все хорошо. – Нарком ВМФ сел. – Хотя, конечно, есть у него свои проблемы, свои пробелы, но радует то, что и подводники, и авиаторы, и морская пехота сражаются на совесть. Северный флот изо дня в день наращивает удары во врагу.

– Ну-ну, меня это тоже радует. – Антонов взял из папки какие-то бумаги. – У меня к вам дело, Николай Герасимович. Генштаб готовит директиву, которая ставит задачи по освобождению Крыма. В нее вошли все предложения Главного морского штаба.

Что же касается замысла операции, то он остается прежним: наступление на Симферополь и Севастополь со стороны Перекопа и Керченского полуострова. Так что Черноморскому флоту и Азовской военной флотилии предстоят серьезные дела. Я тут все изложил, пока буду пить чай, вы просмотрите сей документ в части, касающейся военных моряков. Добро?

– Добро, – весело кивнул Николай Герасимович.

– Когда директива станет рассматриваться в Ставке, я вас приглашу.

Вскоре, как и обещал, первый заместитель начальника Генштаба Антонов вызвал наркома. С чувством удовлетворения Антонов заговорил о маршале Жукове:

– Первый Украинский фронт жмет вовсю! Молодчина Георгий Константинович, ох какой молодчина! Верховный очень им доволен. У моего коллеги генерала Малиновского тоже хорошо идут дела. 5-я Ударная армия взяла Очаков и форт Красный Маяк. Это недалеко от Одессы.

– Форт Красный Маяк находится в устье Днепровско-Бугского лимана, – заметил Николай Герасимович. – Вы правы, Одесса не за горами.

– А вот генерала Ватутина мы потеряли, – огорченно промолвил Антонов. – Адмирала Исакова врачи спасли, а его не смогли. Видно, не судьба. Кстати, как здоровье Ивана Степановича?

– Костыли есть костыли, тут уж ничего не поделаешь, – вздохнул нарком ВМФ. – Трудно адмиралу Исакову, но дело свое он делает на совесть. – После паузы он спросил о другом: – А что, в Кривой Рог уже прибыл представитель Ставки маршал Ворошилов?

– Да! – подтвердил Антонов. – Скоро начнутся бои за освобождение Крыма. Туда же, в Кривой Рог, из штаба Третьего Украинского фронта приехал мой шеф маршал Василевский, чтобы согласовать с Климентом Ефремовичем вопросы взаимодействия войск Четвертого Украинского фронта и Приморской армии на первых этапах Крымской операции. Но главного, зачем пригласил вас в Генштаб, я еще не сказал, – продолжал Антонов, улыбнувшись. – Верховный распорядился вызвать в Ставку для доклада командующего Черноморским флотом адмирала Октябрьского, так что шлите ему депешу. Прошу вас вместе с ним и работниками Главморштаба проанализировать, все ли силы флота задействованы в предстоящей операции.

– Все будет сделано, Алексей Иннокентьевич. – Кузнецов поднялся из кресла.

Когда телеграмма Октябрьскому была отправлена, Николай Герасимович вызвал к себе ВРИО начальника Главморштаба адмирала Степанова и сообщил ему о своей беседе в Генштабе с генералом Антоновым.

– Все наши предложения по Крыму он принял. Но по докладу комфлота Октябрьского могут возникнуть вопросы, а они наверняка возникнут, я-то хорошо изучил характер Верховного. Так что подготовьте подробную справку по кораблям. И еще, Георгий Андреевич. Все ли части флота перебазированы в новые районы? Я имею в виду те, которые будут оказывать поддержку сухопутным войскам. Что у нас имеется в районе Каркинитского залива?

Степанов пояснил, что на Кирнбурнской косе в Скадовске, где заново сформирована Очаковская военно-морская база, находится 2-я Новороссийская бригада торпедных катеров капитана 2-го ранга Проценко.

– Молодцы катерники, быстро они туда перебазировались. Потери были при переходе?

– Нет, хотя для катеров переход был очень трудным, – заметил Степанов. – За двадцать часов они прошли почти пятьсот миль! К тому же на море была плохая погода, штормило. Кстати, катерники уже начали боевые атаки в районе Одессы и Очакова. Дала о себе знать и флотская авиация. На днях авиагруппа бомбила румынские порты Констанцу и Сулину…