Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

– О кораблях я помню, – сказал Верховный. – И сегодня же поговорю с Рузвельтом.

И этот вопрос в принципе был согласован. В тот же день Кузнецов передал Кингу список кораблей, которые желательно было получить. Кинг пообещал Николаю Герасимовичу ответить, как только вернется в Вашингтон. И слово свое сдержал: из Вашингтона прислал телеграмму, в которой говорилось, что Советский Союз получит из США фрегаты, тральщики, охотники за подводными лодками, десантные суда – всего более 250 единиц. Главморштаб срочно сформировал команды и отправил их в Америку.

На конференции наконец было достигнуто соглашение о войне на Дальнем Востоке.

– Мы это сделаем после разгрома фашистской Германии, – сказал Сталин. – И не надо нас подгонять.

Это замечание главы советской делегации вызвало раздражение у Кинга, который призывал Сталина «начать решительное наступление на Японию».

– Я не сомневаюсь в вашей честности, сэр Сталин, – начал было оправдываться американский адмирал, но Сталин резко прервал его:

– Мы не будем тянуть с этим делом, как вы, господа, тянули с открытием второго фронта!

Ни Рузвельт, ни Черчилль ему не возразили, Кинг покраснел и притих.

Поражало спокойствие Сталина, как отмечал позднее Кузнецов. В самые жаркие моменты спора, когда Черчилль не мог усидеть на месте, Сталин оставался сдержанным и невозмутимым, говорил ровным голосом, как всегда, взвешивая каждое слово. И выходил из спора победителем. Его железная логика сокрушала все хитросплетения оппонента.

Оставив за себя адмирала Кучерова, Кузнецов в очередной раз выехал в Севастополь, но теперь уже проведать в госпитале адмирала Октябрьского, а заодно поговорить с начальником штаба флота адмиралом Басистым по флотским проблемам.

Филиппа Сергеевича нарком нашел в хорошем настроении, хотя по его изможденному лицу понял, что нелегко далась ему операция. Говорили долго и о многом, доверительно, ничего не скрывая. Комфлот был огорчен тем, что из-за болезни не смог принять участие в работе конференции. Он заметно устал, расстегнул воротник рубашки.

– Мне надоело тут лежать, – сердито сказал Октябрьский. Помолчав, он спросил: – Товарищ Сталин приедет в Севастополь? Ему бы надо побывать на кораблях, встретиться с моряками, глядишь, тогда скорее бы восстанавливалась главная база флота.

– Если представится возможность, я передам Сталину вашу просьбу, – ответил Николай Герасимович.

– Мирно идет конференция? – поинтересовался комфлот. – Что-нибудь уже решено?

– Первое заседание, – сказал нарком, – было посвящено военным вопросам, на остальных заседаниях преобладали политические проблемы, связанные с Германией и послевоенным устройством мира. Главное, однако, в том, что после окончания войны с фашистской Германией Советский Союз объявит войну Японии, – продолжал Кузнецов. – Сталин заверил в этом Рузвельта, который не раз поднимал данный вопрос, и Черчилля. Так что скоро и Тихоокеанский флот примет участие в боях, покажет, чему он научился за время войны.

В палату вошла медсестра, спросила Кузнецова:

– Не пора ли вам идти? Утомлять больного разговорами так долго не полагается.

– Да, конечно, мне пора. – Николай Герасимович встал. – Вам, Филипп Сергеевич, товарищ Сталин передает горячий привет и пожелание скорее выздороветь.

– А я полагал, что Верховный обо мне забыл, – смутился комфлот.

– Как можно, Филипп Сергеевич?! Вы же командующий флотом, а не просто адмирал!.. Ладно, я пошел. – Он пожал ему руку. – Надеюсь, все будет хорошо.

Ялтинская конференция успешно закончила свою работу. На другой день утром Кузнецов провожал президента США Рузвельта, выехавшего на машине в Севастополь. Рузвельт провел ночь на своем корабле связи «Катоктин», а затем вылетел на родину. Черчилль улетел двумя днями позже. С дочерью он тоже побывал в Севастополе. На стоявшем в бухте на якоре пароходе «Франкония», на котором размещались английские дипломаты и военные, Черчилль отобедал, потом сошел на берег и сказал Кузнецову, сопровождавшему его, что хотел бы посмотреть поле битвы у Балаклавы.

– Там английская бригада легкой кавалерии, участвовавшая в Крымской войне девяносто лет тому назад, вела бои с русскими войсками.

«И была наголову разбита», – едва не произнес вслух Николай Герасимович.

Лицо Черчилля расплылось в улыбке.

– И еще я желал бы побывать на английском кладбище. Там похоронен мой родственник знаменитый Мальборо – Джон Черчилль…

«Мы посетили его могилу утром, – писал после войны в своих мемуарах Черчилль, – и были очень поражены заботливостью и вниманием, с которыми за ней ухаживали русские».

Главком ВМФ, отвечавший за пребывание союзников в Севастополе и их отлет, был доволен, что все прошло благополучно. Сожалел лишь о том, что Сталин так и не приехал в Севастополь, хотя Кузнецов и передал ему просьбу комфлота. Обиделся на Верховного и адмирал Октябрьский, о чем он тогда записал в своем дневнике: «Самое главное, чем я сильно огорчен, – ожидал, что раз т. Сталин прибыл в Ялту, то уж флот-то он посетит, осмотрит Севастополь, побывает на кораблях, в частях. Поговорит с матросами. Но увы! В чем дело?..»

В Москву нарком вернулся под вечер. Поскребышев сообщил ему, что Сталин подписал постановление ГКО об изменении состава Ставки Верховного главнокомандования, куда теперь вошел и он, главком ВМФ.

– Приятная новость, – улыбнулся Кузнецов.

В Генштабе он встретился с маршалом Василевским. Александр Михайлович спросил, как прошла конференция, доволен ли Николай Герасимович проделанной работой.

– Страсти со стороны союзников были, особенно этим отличился наш давний «друг» Черчилль, но все прошло как надо, – весело ответил Кузнецов. – Кажется, я больше всех рад: Сталину удалось убедить Рузвельта срочно выделить корабли и суда для Советского Союза. Америка дает нам более двухсот пятидесяти единиц! Так что если СССР вступит в войну с Японией, Тихоокеанский флот будет взаимодействовать с сухопутными частями, и корабельное пополнение весьма кстати.

– А я ушел с поста начальника Генштаба, – вдруг сказал Василевский. – Ставка назначила меня командующим Третьим Белорусским фронтом. Радоваться бы, но мы потеряли генерала армии Черняховского. Он погиб на боевом посту… – Александр Михайлович помолчал. – Вот только сейчас сдал дела генералу армии Антонову. Рано утром вылетаю в Восточную Пруссию в штаб фронта. Вам желаю всяческих успехов!

Кузнецов у двери своего кабинета разговаривал с адмиралом Галлером, когда зазвонил аппарат ВЧ. Он поспешил к столу и снял трубку. Голос у адмирала Трибуца был громкий и веселый:

– У моих подводников богатый «улов», товарищ нарком…

– Я слушаю, говори подробно, кто и где отличился!..

«Улов» и вправду оказался богатым. Командир подводной лодки «С-13» капитан 3-го ранга Маринеско потопил фашистский лайнер «Вильгельм Густлов». Как потом выяснилось, на этом судне погибло около шести тысяч гитлеровцев, половина из них – подводники. На лайнере из Данцига в Киль эвакуировался учебный отряд подводного плавания. Отличился тот самый Маринеско, которого Николай Герасимович в сороковом году наградил именными золотыми часами за отличные успехи в боевой подготовке. Маринеско, получая тогда награду из рук наркома, пошутил: «Теперь по наркомовским часам я буду выходить в атаку на противника!»

– Погоди, Владимир Филиппович, – произнес в трубку нарком. – Ты недавно докладывал мне, что хочешь отдать Маринеско под трибунал за пьянку на лодке и грубые нарушения. Я еще советовал тебе взвесить степень вины командира лодки. Или я что-то напутал?

– Истинно, Николай Герасимович, – слышался в трубке бас Трибуца. – Разобрался и… под трибунал не отдал. И не каюсь. Я разрешил Маринеско выйти на боевое задание, чтобы искупить свою вину. И он ее искупил. Кроме «Вильгельма Густлова» торпедировал транспорт «Генерал Штойбен».

– Лодка вернулась? – спросил Кузнецов.

– Нет. У Маринеско есть еще торпеды, и ему разрешено продолжать поиск. Дней через пять лодка вернется в базу, уточню детали атак и доложу вам…

(После войны служба у Маринеско не пошла. Он стал пить чаще. «Какой пример он подает своим подчиненным? – возмущался адмирал Трибуц. – Грубый нарушитель воинской дисциплины, а мы возимся с ним, как с молодым офицером. Нет, такие горе-командиры мне на флоте не нужны!..» Трибуц настоял, чтобы главком ВМФ уволил Маринеско в запас. Николай Герасимович сделал это, что было его ошибкой, которую он признал после смерти героя-подводника. В журнале «Нева» Кузнецов писал: «Изумительный подвиг А. Маринеско в то время не был оценен по заслугам… Мы должны, пусть с опозданием, прямо заявить, что в борьбе за Родину он проявил себя настоящим героем». Но призыв Николая Герасимовича тогда не был услышан, и лишь в канун 45-й годовщины Победы капитану 3-го ранга Маринеско присвоили (посмертно) звание Героя Советского Союза, – А.З.)

– Что у вас, Степан Григорьевич? – спросил Кузнецов начальника Главморштаба адмирала Кучерова, когда вернулся из Генштаба.

– Звонил адмирал Головко. На флоте едва не погиб эсминец «Разъяренный».

– Этого еще не хватало! Что, субмарина?

– Да. Конвой вышел из Кольского залива в Линахамари. Эсминцы «Разумный» и «Разъяренный» шли в охране. В районе Вайтолахти была обнаружена подводная лодка. Командир «Разъяренного» капитан 3-го ранга Васильев хотел атаковать ее, но пока маневрировал, сам подвергся атаке. Взрывом торпеды эсминцу оторвало корму, на нем вспыхнул пожар.

– Короче, – прервал нарком Кучерова, – эсминец взяли на буксир?

– Он уже находится в порту Линахамари, а привел его туда на буксире тральщик.

– Дайте шифровку Головко, чтобы усилил охрану конвоев, – приказал нарком. – А вас прошу сосредоточить свое внимание на подводных лодках. И на Балтике, и на Северном флоте немцы укрепили свои подводные силы, и с этим надо считаться. Поговорите по этому вопросу и с адмиралом Виноградовым.

Кучеров встретил адмирала в коридоре наркомата. – Вы куда, Николай Игнатьевич? – спросил начальник Главморштаба. – Вы мне нужны.

– К наркому спешил, – смутился Виноградов. – Хочу подписать командировку.

– Час тому назад мне звонил Трибуц. Вы, помню, хвалили командира 307-й «щуки» капитан-лейтенанта Коваленко.

– Что-нибудь с его лодкой? – насторожился начальник подводного плавания ВМФ. Будучи в Ленинграде, он выходил в море на этой лодке.

Кучеров усмехнулся:

– С лодкой все в порядке. Коваленко, ваш подопечный, молодчина! За двадцать шесть дней похода он четырежды выходил в атаку. На его счету – танкер и три крупных транспорта… Что беспокоит Трибуца? По-прежнему поток немецких судов идет в Либаву и Виндаву. Вы едете туда, так что подумайте, как этот поток прервать. Потом зайдите ко мне, есть к вам вопросы по Северному флоту…

– Понял, Степан Григорьевич.

У наркома находились его заместители адмиралы Исаков и Галлер. Они о чем-то оживленно беседовали. Когда Виноградов вошел, Кузнецов оторвался от папки с бумагами и спросил:

– Что у вас, Николай Игнатьевич?

– Подписать командировку. По вашему указанию я еду на Балтийский флот к Трибуцу.

– Подождите минуту…

Виноградов сел, а нарком взглянул на Исакова.

– Иван Степанович, жду от вас докладную записку о необходимости издания книг «Классификация кораблей ВМФ СССР» и «Оперативно-тактическая терминология ВМФ». Откладывать это дело никак нельзя! Вы же сами говорили, что степень научности всякой дисциплины определяется глубиной и ясностью ее основной классификации и терминологии. В этом отношении наши стратегия и оперативное искусство отстают от многих технических и гуманитарных наук.

– Факт бесспорный, – согласился Исаков. – Что касается докладной записки, то завтра положу ее вам на стол.

– Кто будет редактором этих трудов? – спросил Кузнецов.

– Могу взять на себя окончательное редактирование, – сказал Исаков. – Полагал бы издать эти труды под эгидой Главморштаба с вашим, Николай Герасимович, утверждением.

– Обязательно с моим? – уточнил Кузнецов.

– Разумеется, – подтвердил Исаков. – Надо сделать эти издания обязательными для всех штабов, военно-морских учебных заведений, академий. Ведь что у нас получается? – горячо продолжал адмирал. – На флотах по-разному понимают и употребляют термины и классификационные определения. Во время войны некоторые старые термины приобрели новое содержание или устарели, что еще больше усложнило единство понимания морского научного языка. Появились новые понятия – МОР, радар и так далее. Кому, как не нам, наводить в этом деле порядок?! Этим мы поднимем на более высокий уровень теорию военно-морской науки.

– Хорошо, Иван Степанович, дерзайте. Полагаю, через год-полтора на моем столе появятся обе книги.

– Постараюсь, Николай Герасимович. – Исаков встал и шутливо добавил: – Вы же по случаю моего пятидесятилетия наградили меня автомашиной. Теперь мне легче добираться на службу. Так что отработаю, как пить дать.

Исаков вышел из кабинета.

– Ему тяжело ходить с протезом, – подал голос Виноградов. – Может, лучше уйти со службы?

– Я советовал это сделать, но он заявил, что пока от моря не уйдет. – Николай Герасимович подписал командировку. – Еще одно задание вам. На Балтике тяжело с ремонтом кораблей, особенно подводных лодок. Так вот, нам удалось договориться с президентом Финляндии, который разрешил ремонтировать корабли в Турку на судостроительном заводе «Крейтон Вулкан». Комфлота Трибуца адмирал Галлер уже ввел в курс дела, а вы, Николай Игнатьевич, посмотрите, что там можно еще сделать…

Виноградов прикрыл за собой дверь. Николай Герасимович прошелся по кабинету; положил на стол рабочую папку и подумал о том, что и ему пора ехать на Балтику. Но разрешит ли начальник Генштаба генерал армии Антонов?.. Пошел Николай Герасимович к нему под вечер. Тот был на месте, и как показалось наркому, настроение у него было бодрое, будто недавно выиграл сражение. Только переспросил:

– Хотите слетать на Балтфлот? Не возражаю. Там сейчас назревают важные события, и Трибуну нужна будет ваша помощь.

– О том и речь, Алексей Иннокентьевич!

Уточнив ряд вопросов, касающихся боевых действий Балтийского флота, Антонов сообщил о том, что вчера был у Шапошникова… Болезнь у маршала обострилась, и ему было плохо.

– У меня на глазах едва слезы не появились. Жаль мне Бориса Михайловича…

– Я тоже собираюсь его навестить, – грустно промолвил Кузнецов. – Он много сделал для меня как наркома…

– Тогда поспешите, Николай Герасимович. Советую вечером к нему зайти. Врачей не будет, и вы сможете подольше побыть у маршала. Ну а когда в Питер полетите, дня через три-четыре?

– После встречи с Верховным…

– Ясно. Если что, звоните мне в Генштаб. А с Трибуцем там построже. Флоту предстоят большие дела…

Николай Герасимович подошел к палате и хотел было открыть дверь, как услышал звонкий голос медсестры:

– Минуту, товарищ адмирал флота, вот вам белый халат! – Высокая, стройная девушка с черными глазами и добродушным лицом улыбнулась ему, потом строго добавила: – Больному нужен покой, так что не волнуйте его.

– Понял, сестрица…

Шапошников тихо лежал на койке и смотрел куда-то в сторону окна, за которым бурлила весна. Лучи солнца мелко дробились на стене. Казалось, маршал размышлял о чем-то далеком и памятном. Но вот он повернул голову, увидел Кузнецова, и желтое, как лимон, лицо его осветила улыбка.

– Николай Герасимович?! – удивленно воскликнул маршал. – Добрый день, голубчик! А я считал, что вы где-то на Балтике, у адмирала Трибуца. – Он хотел сесть, но лишь приподнял голову и снова откинулся на подушку.

– Вам велено лежать, Борис Михайлович. – Кузнецов сел рядом. – Как вы себя чувствуете?

– Пока жив, голубчик… Слышали сводку? Третий Белорусский фронт Василевского овладел городом Браунсбергом, Знаете, где это? На побережье залива Фриш-Гаф. Я рад, что в сорок втором передал Василевскому Генштаб. Александр Михайлович чертовски талантливый человек. Да-с, талантливый…

«Плох Борис Михайлович, очень плох, – грустно подумал Кузнецов, слушая его. – Сильно похудел, не лицо, а…»

– Чего молчишь, голубчик? – Глаза у маршала блеснули, но тут же погасли. – Я еще поживу… Ну а как у вас дела? Верховный не журит?

– Бывает, Борис Михайлович, – улыбнулся Николай Герасимович.

Маршал и адмирал флота неторопливо беседовали. Им было о чем поговорить… Руки маршала, такие сильные и крепкие прежде, беспомощно лежали на груди, и Кузнецов видел, как изредка дрожали пальцы. А еще недавно эти руки писали директивы, приказы, по которым потом вели в бой свои армии генералы… Неужели всему этому конец? Не хотелось верить.

– По ночам печет в груди, и я не могу уснуть, – пожаловался Шапошников. – Но не кричать же? А знаешь, Николай Герасимович, какая моя первая должность была в Красной Армии? – вдруг спросил Борис Михайлович и сам же ответил: – Помощник начальника оперативного управления Высшего военного совета Красной Армии! Это было в восемнадцатом году. А кем был тогда ты, голубчик?

Николай Герасимович сказал, что осенью 1919 года он стал добровольцем Северо-Двинской военной флотилии. Но долго воевать ему не пришлось: весной 1920 года красные войска освободили от интервентов Архангельск.

– Флотилию тогда расформировали, а нас, молодых матросов, начали учить строевой подготовке, потом направили в Петроград, зачислили в подготовительную школу для тех, кто поступал в военно-морское училище.

– Я честно служил Красной Армии, а значит, и своему народу, – вновь заговорил маршал. И грустно добавил: – А вот до Дня Победы я, пожалуй, не дотяну. А хотелось бы…

И столько жалости уловил Кузнецов в его голосе, что ему стало не по себе.

Умер Шапошников 26 марта, когда Николай Герасимович был в Ленинграде, и сообщил ему об этом по телефону генерал армии Антонов.

На Балтику Кузнецов прилетел во второй половине марта. В это время войска Третьего Белорусского фронта готовились к операции по разгрому Кенигсбергской группировки врага, и Балтийскому флоту предстояло принять в этом активное участие. Походный штаб адмирала Трибуца находился в Паланге, куда и прибыл Кузнецов. День был весенний, но солнце припекало ощутимо.

– Рад вас приветствовать, товарищ главком! – гаркнул Трибуц, едва Кузнецов вышел из своего «Дугласа». И, не дождавшись, что ему ответит нарком, спросил: – Как вы решили, будем создавать Юго-Западный морской оборонительный район – ЮЗМОР?

– Для того и прибыл, Владимир Филиппович. – Нарком свел брови. – Вам звонил Кучеров?

– Да. Я понял, что он разделяет мою точку зрения. Обещал тоже сюда приехать.

В походном штабе Трибуцу было о чем доложить. Николай Герасимович слушал его внимательно, по ходу разговора вопросов ему не задавал, но был разочарован тем, что Трибуц ничего не сообщил о вражеских коммуникациях, тогда как это было самое уязвимое место противника. Когда Кузнецов сказал комфлоту об этом, тот залился краской. Однако спорить с наркомом Трибуц не стал, заявив, что «от этих коммуникаций зависит судьба окруженной курляндской группировки врага».

– На борьбу с вражескими конвоями мы бросили даже торпедные катера, – чертыхнулся Трибуц. – Знаете, к чему я пришел после долгих раздумий? Нам надо резко увеличить число торпедных кораблей, тогда успех будет вдвойне.

– И только? – удивился Кузнецов, явно не разделяя оптимизм комфлота.

Трибуц это понял, но возражать не стал – ждал, что еще скажет нарком. Тот, словно бы не замечая его волнения, продолжал с едва заметной издевкой в голосе:

– Торпедные катера, разумеется быстроходные, маневренные, имеют по две торпеды. Но они успешно атакуют конвои неподалеку от берега. А если транспорты противника пройдут далеко в море, что будете делать?

Трибуц усмехнулся, полагая, что нарком задал ему наивный вопрос.

– Тогда удары по врагу станут наносить подводные лодки и авиация флота.

Но главком решительно возразил:

– Нет, Владимир Филиппович, давайте уже сейчас подключать разнородные силы флота для борьбы с конвоями. На Северном флоте это давно делают. Где у вас находится больше всего подводных лодок?

– На подходах к Либаве и Виндаве. Через эти порты идет подвоз продовольствия, оружия и боевой техники окруженным гитлеровским войскам.

– Что-то в кабинете душно, давайте выйдем на свежий воздух, а заодно поглядим и на море, что там есть, – предложил нарком.

Он плечом толкнул дверь. Трибуц последовали за ним. Кузнецов подошел к полуразрушенному причалу. Вдали шло чужое судно, в белесом тумане оно казалось призрачным.

– Входит на рейд Либавы, – грустно произнес Николай Герасимович. – Не будь минной опасности, можно было бы послать эсминцы, они могли бы и нанести торпедные удары, и обстрелять судно из орудий.

Трибуц, однако, сказал, что надводные корабли он бы туда не послал: Либава сильно охраняется истребителями, и когда в море появляются наши корабли, их сразу же бомбят «юнкерсы». Трибуц помолчал и продолжил:

– По моим подсчетам гитлеровцы почти вдвое превосходят нас по числу надводных кораблей, правда, у нас вдвое больше самолетов, в основном это истребители. А вот ударной авиации нам, к сожалению, не хватает. Вы бы, Николай Герасимович, попросили начальника Генштаба Антонова выделить Балтфлоту одну-две дивизии бомбардировщиков.

– Это я сделаю, – заверил нарком. – Но вам нужно лучше воевать!

Свое слово Николай Герасимович сдержал. Едва вернувшись в Москву, он сразу же поехал в Генштаб к Антонову. Тот, выслушав его, сказал:

– У нас есть возможность усилить ВВС Балтийского флота. Я сейчас же распоряжусь…

Позже на Балтику были передислоцированы три дивизии бомбардировщиков «Ту-4», «Пе-2» и «Ил-4» и одна дивизия истребителей. В тот же день адмирал Трибуц позвонил наркому.

– Это то что надо! – звучал в трубке его веселый голос. – Теперь наши авиаторы дадут фрицам прикурить! Спасибо!..

Но этот звонок будет позже, а сейчас нарком спросил:

– Владимир Филиппович, кто, по-вашему, может возглавить ЮЗМОР?

– Я об этом, честно говоря, не думал, – признался комфлот.

– У меня есть такой человек… – Кузнецов прищурил глаза. – Хотите, отдам вам адмирала Виноградова?

– Кто же откажется от Николая Игнатьевича? – В голосе Трибуца прозвучала обида. – Это же опытный, знающий свое дело адмирал…

Кузнецов, казалось, уже его не слушал. Узнав о том, что Виноградов на бригаде подводников, он распорядился срочно вызвать его в Палангу. Трибуц тут же набросал текст радиограммы и, вызвав дежурного по штабу, приказал:

– Немедленно передать вице-адмиралу Виноградову!

Трибуц стоял на причале грустный и смотрел на море.

– О чем задумались, Владимир Филиппович? – спросил нарком, подходя.

– Да так, прошлое шевельнулось в груди… Отчего-то вдруг вспомнил, как восемь лет назад мне вручили первый в моей жизни орден Красной Звезды за успешный поход. Тогда мы ходили в Англию на коронацию короля Георга Четвертого… Слыхали?! – Что-то хитрое блеснуло в глазах комфлота, но Кузнецов сделал вид, что не заметил этого.

– Тридцать седьмой год? – Нарком кашлянул. – Как же не слыхать… Знаю про этот нелегкий поход линкора «Марат». Командиром линкора был флагман 2-го ранга Иванов, а вас временно назначили к нему старшим помощником – так? – Николай Герасимович улыбнулся. – Я тогда воевал в Испании. Позже передал дела военно-морского атташе Алафузову и выехал в Москву… Ну а как поход, все было хорошо?

Трибуц признался, что очень переживал, когда линкор на виду у десятка иностранных кораблей на Спитхедском рейде у Портсмута становился на фертоинг{Фертоинг – способ постановки судна на два якоря в местах, где имеются сильные приливы и отливы, меняющиеся ветры, а также в стесненных условиях стоянки судов на рейде.}.

– Вы же знаете, что это сложный маневр, – заметил Трибуц. – Корабль должен стать так, чтобы, если его развернет ветер, он находился между своими левой и правой якорными цепями. У нас это получилось блестяще – за пятьдесят три минуты! Тогда как аргентинский линкор «Морено» становился на фертоинг полсуток!

– Первая награда всегда памятна, – улыбнулся Кузнецов.

– Я верил в себя и потому действовал решительно. – Трибуц увидел, как по лицу наркома скользнула улыбка. – Только не подумайте, что хвалюсь. Молод я был тогда, горяч в деле, а опыта маловато.

– Признаться в своей слабости не грешно. Помните у Бальзака? Признавшись в своей слабости, человек делается сильнее…

– Товарищ главком, сюда выехал начальник Главморштаба вице-адмирал Кучеров, – доложил подошедший начальник штаба Балтфлота контр-адмирал Петров.

– Хорошо, Кучеров как раз нам нужен. – Кузнецов посмотрел на Трибуца. – Владимир Филиппович, давайте еще разок прикинем, какие части войдут в ЮЗМОР…

Стоял теплый весенний день, погода была летной, небо очистилось от туч, лишь с моря дул ветер и холодил лицо. Через час Виноградов приземлился в Таллине, а оттуда на машине отправился в Палангу. Он вошел в комнату оперативного дежурного и – опешил. За столом кроме Трибуца и начальника штаба Петрова сидели нарком ВМФ и начальник Главморштаба Кучеров.

– Здравия желаю, товарищ народный комиссар! – приложил руку к фуражке Виноградов.

Николай Герасимович, поздоровавшись, спросил, как дела у подводников, есть ли победы.

– Есть победы, и весьма ощутимые. – Виноградов сел в кресло рядом с наркомом. – Вчера с моря вернулась лодка «К-52» капитана 3-го ранга Травкина. Он провел четыре торпедных атаки, потопив четыре транспорта и сторожевой корабль.

– У меня, Николай Игнатьевич, есть к вам предложение… – Кузнецов посмотрел на Трибуца, потом перевел взгляд на Виноградова. – Здесь, на Балтике, создается новое оперативно-тактическое формирование – Юго-Западный морской оборонительный район – ЮЗМОР. Я решил назначить вас командующим этим районом. Командование флота не возражает…

– Я готов принять эту должность, товарищ народный комиссар, – заметно разволновался Виноградов. – И все, что надо будет сделать, я сделаю на совесть…

То, чего так долго ждал главком Кузнецов и его соратники, случилось: 2 мая капитулировал Берлин! Победа была не за горами.

– Иван Степанович, я, кажется, помолодел! – весело произнес Николай Герасимович, сидя за широким столом, на котором лежала кипа папок. В них – боевые донесения с флотов, документы по вооружению и кораблестроению, рапорты начальников управлений по различным вопросам, акты об испытаниях новых кораблей и судов. – Сколько всяких невзгод перенес наш флот вместе с армией и страной, чтобы выстоять в такой жестокой и кровавой войне! Люди, казалось, делали невозможное. Те же моряки Днепровской военной флотилии. К началу Берлинской операции корабли совершили более чем пятисоткилометровый путь по рекам и каналам и прибыли на Одер. С ходу форсировали этот водный рубеж и своим огнем стали прикрывать переправы. Нет, такое не забывается. Это как зарубка на сердце…

– Даже не верится, что войне приходит конец! – воскликнул адмирал Исаков. – Война, война… Сколько людей погибло! Мне еще повезло: потерял лишь ногу на фронте.

Весь день 8 мая Кузнецов допоздна находился в Ставке – вместе с начальником Генштаба обсуждал готовность Тихоокеанского флота к боевым действиям с Японией. Вернулся к себе усталый, и вдруг звонок от Поскребышева.

– Николай Герасимович, поздравляю!

– С чем? – не понял Кузнецов.

– Капитуляция Германии подписана! Победа, Николай Герасимович! Можете давать поздравительные телеграммы Военным советам флотов и флотилий… Так распорядился товарищ Сталин.

– Я немедленно это сделаю, – засуетился главком. – Поздравляю и вас, Александр Николаевич, с победой!..

Радоваться было чему, но для Кузнецова война не кончилась: он готовил Тихоокеанский флот к решительным действиям. Работы было много, и работы самой разной и весьма нелегкой. Следовало часть боевых кораблей перегнать на Дальний Восток. Там очень были нужны и эсминцы, и подводные лодки, и торпедные катера. «Кажется, я сделал все, что мог, – сказал нарком себе после того как в Главморштабе прошло очередное обсуждение этого вопроса. – Но все ли?..»

В середине мая Кузнецова вызвали в Кремль, где решался вопрос о переброске войск Красной Армии на Дальний Восток. Докладывал начальник Генштаба генерал армии Антонов. Николаю Герасимовичу пришлось по душе, что Алексей Иннокентьевич коротко, но емко изложил суть дела. Даже Сталин не задал ему вопросов, по воодушевленному лицу Верховного было видно, что он остался доволен.

– Теперь послушаем товарища Кузнецова. – Сталин сделал ударение на последнем слове.

Кузнецов дернул плечами, словно стряхивал с себя усталость, но говорить стал бодро и твердо, называл цифры, сколько и откуда взять кораблей на Тихоокеанский флот, подчеркнув ту очевидную истину, что Наркоматом ВМФ уже немало сделано для усиления флота. И все же Сталин счел нужным заметить:

– Надо вам максимально учесть опыт войны. – Он прошелся вдоль стола и остановился рядом с наркомом. – Я имею в виду прежде всего высадку десантов. Передайте адмиралу Юмашеву, что пришло время и ему проявить себя.

– Я с ним об этом уже говорил, Иосиф Виссарионович. – Кузнецов поднялся с места. И, сам того не желая, вдруг сказал: – Разрешите мне туда слетать? Хочу своими глазами все увидеть, пощупать руками.

По лицу вождя скользнула улыбка.

– Понимаю вас, но вы поедете в другое место, – сухо произнес он.

«Куда же я поеду и зачем?» – недоумевал Николай Герасимович несколько дней кряду.

Наконец его пригласил к себе Антонов и сообщил, что он включен в состав советской делегации, которая поедет на Потсдамскую конференцию в Германию.

– Там будет рассматриваться вопрос о разделе трофейных немецких кораблей, так что вам есть чем заняться, – добавил начальник Генштаба.

В Берлин Кузнецов и Антонов вылетели вместе 14 июля, а через два дня в числе других советских представителей они встречали в Берлине специальный поезд, на котором прибыли Сталин и Молотов. В Потсдаме к этому времени уже находились делегации союзников. Здесь Николай Герасимович увидел своих старых знакомых по Ялте – адмиралов флота Кинга и Каннингхэма, – а когда все трое 31 июля собрались на совещание по разделу трофейного немецкого флота, Кинг предложил, чтобы председательствовал Кузнецов.

– Сэр Кузнецов старше нас по чину, да еще и военно-морской министр. – Кинг добродушно улыбнулся. – К тому же мой коллега весьма справедливый человек. Я надеюсь, что работа пойдет у нас дружно.

Спорили долго, отчаянно, но все же нашли истину. Союзники разделили между собой более 500 боевых кораблей, в том числе 30 подводных лодок. Советский Союз получил 155 боевых кораблей.

– Я хотел выпить за наш дружный работа, – улыбаясь, сказал Кинг на ломаном русском языке.

Он взял со стола виски и налил в стаканы Кузнецову, Каннингхэму и себе. Все трое чокнулись и выпили.