Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

Глава вторая

В приемной Верховного Главнокомандующего адмирал Кузнецов увидел Василевского. Склонившись над столом, он перебирал какие-то бумаги.

– Вы, Александр Михайлович?

Тот выпрямился. На лице вспыхнула улыбка.

– Я, Николай Герасимович. Был только что у товарища Сталина. Вы тоже к нему?

– Завтра лечу на Кавказ. – Кузнецов шагнул к начальнику Генштаба и тепло ответил на его рукопожатие. – Хочу побывать в морских базах, кое-что сделать в Новороссийске. В Поти, где теперь базируется Черноморский флот, в частности, эскадра кораблей, уйма разных дел. Зашел к вам в Генштаб, но Антонов сказал, что вы в Ставке. Небось проблемы решали?

– Разве их мало в Генштабе? – Василевский улыбнулся. – Вчера встречался с Жуковым, теперь вот почти час сидел у Верховного. Решали, какие операции надлежит провести Воронежскому, Степному и Юго-Западному фронтам после Курской битвы. Фронты понесли немалые потери, ныне пополняем их, довооружаем… Делаем все, что положено делать в таком случае Генштабу.

– Наверное, Воронежский фронт станет наступать в направлении на Киев? – поинтересовался нарком.

– Да, к началу ноября, пожалуй, наши войска освободят Киев. Кстати, армейцам нужна будет поддержка кораблей Днепровской военной флотилии. Не подведете?

– Флотилия уже создана, – сообщил Кузнецов. – Ее костяк – корабли и суда Волжской военной флотилии. Экипажи – опытные моряки. Вы же знаете, как дерзко и отчаянно они били врага на Волге, у стен Сталинграда. Не хуже они сработают в боях по освобождению столицы Украины. Но флотилию надо укрепить новыми кораблями и судами, обеспечить боезапасом.

– Это ты сам сделаешь, Николай Герасимович, у тебя хорошо получится. Ну а чем может помочь Генштаб – подумай и приходи ко мне. Если я буду на фронте – к Антонову, моему заместителю.

– Спасибо, товарищ маршал, вы всегда помогаете флоту!

(К началу боевых действий в состав Днепровской военной флотилии входило 140 катеров и судов, два артдивизиона и плавучая артбатарея. Корабли флотилии содействовали на флангах войскам Красной Армии на Украине, Белоруссии, Польше, обеспечивали форсирование водных преград на реках Днепр, Березина, Припять, Западный Буг, Висла, Одер, Шпрее, перебрасывали войска, высаживали десанты. Моряки флотилии принимали участие в Берлинской операции На флотилии было 20 Героев Советского Союза! – А.З.).

Пожалуй, никогда еще адмирал Кузнецов не ехал на юг с таким желанием, как в этот раз. Даже Молотов это заметил. Вчера в Кремле, когда Сталин давал наркому ВМФ последние инструкции, он объявил:

– Что-то вы торопитесь на юг, Николай Герасимович. Ну да, там рядом курорты, море и солнце, не то что наша студеная Первопрестольная!

– Вы неправы, Вячеслав Михайлович. – Глаза наркома блеснули из-под нависших бровей. – Я еду туда, куда меня посылает Ставка. Еще не уехал на Кавказ, а меня предупредили о поездке на Волгу, в Астрахань и Саратов.

В голосе наркома ВМФ Сталин уловил обиду и, возможно, поэтому заметил с ехидцей своему соратнику:

– Вячеслав, может, ты желаешь прокатиться в те края? Я готов дать тебе свой вагон и взвод автоматчиков для сопровождения.

Перед отъездом Кузнецов снова зашел к Верховному, но тот был занят. Наконец из кабинета вождя вышел Поскребышев.

– Николай Герасимович, можете войти… – Он вскинул глаза. – Не забудьте, пожалуйста, позвонить Верховному, как только прибудете в штаб Юго-Западного фронта генерала Малиновского…

Прилетел в Краснодар Кузнецов днем. Хотя в воздухе самолет сильно болтало от встречного ветра и наркома даже затошнило, он, не теряя времени, поспешил в штаб Северо-Кавказского фронта к генералу Петрову. Комфронта он застал сидевшим за столом над картой.

– Раньше, Иван Ефимович, я считал вас оборонцем, теперь же вы доказали, что это не так. Хорошо провели операцию по разгрому немцев на Таманском полуострове. Так что миф об оборонце развеян, – произнес нарком.

– За Тамань и твои моряки крепко дрались…

Кузнецов сказал, что был в кабинете Сталина, когда тот получил донесение о том, что на Кубани и Таманском полуострове «не осталось ни одного живого немца, кроме пленных».

– И что Верховный? – поинтересовался Петров, сняв очки и протирая их платком.

– Он был очень доволен! – После паузы нарком ВМФ добавил: – Послал меня снова на Черноморский флот в связи с подготовкой к новой десантной операции.

Петров надел очки, поправил их на носу.

– Пожалуй, мне больше, чем кому-либо, повезло с моряками, – улыбаясь краешками губ, сказал он, поблескивая серыми быстрыми глазами. – Я с ними плечом к плечу и под Одессой, и под Севастополем, и под Новороссийском. Теперь вот скоро будем брать Керчь, и вновь судьба сводит меня с моряками. Ты, Николай Герасимович, в честь этого подарил бы мне небольшой катерок? – Петров шутливо подмигнул. – Кончится война, и буду я ходить на катеришке на рыбалку, дышать свежим воздухом. Ну как, подаришь?

– Что вам катеришко, Иван Ефимович? Под вашу опеку я могу отдать и сторожевой корабль!

– Ладно, Герасимыч, шутки в сторону. Знаешь, о чем я сейчас вспомнил? О том, как летом сорок второго уходил из Севастополя на подводной лодке. Здорово нас тогда бомбили немецкие катера и самолеты. Если честно, то я не думал, что останусь живой…

Они вышли во двор перекурить. Вечерело. Солнце скатилось к горизонту: румяно-багровое, оно хоть и светило, но почти не грело. Осень выдалась холодная, с моря дул сырой ветер, по утрам пронизывало до костей. Генерал Петров, высокий, худой и сутулый, задумчиво смотрел на море. В его пытливых глазах затаилась печаль, и, видя это, Кузнецов почувствовал себя неловко. Пришел он к Петрову, видимо, некстати, когда того тревожили какие-то мысли. Может, уйти в штаб, оставив его наедине с этими мыслями?

Петров обернулся:

– Там, на КП, – он кивнул на небольшой каменный домик, стоявший у среза моря, – начальник штаба готовит карты, так что давайте вместе еще разок поколдуем над ними. Меня что волнует? Нам придется форсировать Керченский пролив на виду у врага, под его кинжальным огнем. Да, придется нашему брату нелегко. А надо будет переправить через пролив не роту и не полк, а целую армию!

– Я вас понимаю, Иван Ефимович, – отозвался нарком ВМФ. – Но десанты и высаживают там, где особенно жарко…

Петров снял очки, протер стекла. Солнце выглянуло из-за туч и осветило его озабоченное лицо, словно вылитое из бронзы.

– Если говорить о твоих моряках, то при штурме Керчи на них я могу рассчитывать. А ты, кстати, на мою пехоту обиды не таишь?

– Пехота – царица полей! – воскликнул нарком ВМФ.

– Полей – да, царица, но не моря, – серьезно возразил генерал. – Я видел, как тонули в море корабли. Моряки крепко держались на воде, а бойцы камнем шли на дно, потому что не умели плавать. Если хочешь знать, у меня от этого сердце болело. – И, как бы подводя итог всему разговору, он добавил: – Любой командир должен думать не только о победе, но и о том, какой ценой она ему достается.

К ним подошел начальник штаба фронта генерал Ласкин.

– Товарищ командующий, все готово, прошу вас пройти, – доложил он. Потом взглянул на наркома ВМФ: – Товарищ адмирал, рад вас видеть на нашей земле!..

Они вошли в штаб. На длинном столе лежали карты, циркуль, карандаши. Можно приступать к делу, но генерал Петров поручил Ласкину накрыть в соседней комнате стол.

– Я еще не обедал, да и наш гость перекусит с дороги… Да, на очереди – Керчь, – продолжал Петров, усаживаясь за стол и приглашая наркома сесть. – Крепкий орешек. Десант должен захватить оперативный плацдарм, чтобы потом развернуть наступление и во взаимодействии с войсками Южного фронта, который будет наступать с Севера, через Перекопский перешеек, освободить Крым. Гложет меня, однако, сомнение… – Он хитро прищурил глаза.

– Какое? – спросил Кузнецов.

– Комфлот Владимирский сказал мне, что у него мало плавсредств для высадки десанта. И потом, – голос генерала отвердел, – нам придется питать десант. Люди первого броска сразу же вступят в бой, и тут важно как можно скорее подбросить новые силы, иначе немцы перебьют десантников. Так что прошу Владимирского помочь в этом деле.

Затем генерал Петров поделился с наркомом ВМФ своим замыслом о предстоящем наступлении. Говорил он весомо, в его словах чувствовались уверенность и твердость духа. Узнав о том, что Кузнецов поедет в штаб Черноморского флота, чтобы обговорить ряд вопросов с адмиралом Владимирским, Петров признался, что сердит на комфлота.

– Потерял три корабля, а мне от Верховного досталось, и я очень переживал. Но слава богу, из колеи не выпал. Да, а вы знаете, что Гитлер снял командующего семнадцатой армией генерал-полковника Руоффа после поражения на Таманском полуострове? Теперь эту армию возглавил генерал-полковник Енеке. Выходит, моя голова чего-то стоит!

– Еще как стоит, Иван Ефимович! – улыбнулся Николай Герасимович.

После ужина Кузнецов на «Виллисе» выехал в Новороссийск. Машина бежала по дороге, по обеим сторонам ее чернели разбитые немецкие танки, обгоревшие машины, минометы, орудия. Боец – водитель, сероглазый, с прокуренными усами, сбавив скорость, усмехнулся:

– Фрицы так драпали, что побросали новые танки!

«Виллис» подпрыгнул на ухабе, и Кузнецов едва не ударился головой о переднее стекло.

– Земля тут вздыбилась от снарядов, так что километра три придется ехать как на пружине, – пробурчал боец, лихо сдвинув набок шапку-ушанку.

Подъехали к бухте. Город лежал в развалинах. Дома разрушены, кое-где уцелели стены да печные трубы. Пахло горьким дымом и горевшей нефтью.

– Поворачивайте к штабу военно-морской базы.

– К адмиралу Холостякову? – Глаза у водителя заблестели. – Я с ним лично знаком. Вот это мужик! Когда фрицы прижали группу моряков у цементного завода, он схватил автомат и первым бросился в атаку, швырнув подряд три гранаты… Сказать вам по секрету, я даже чаевничал с адмиралом. Мы земляки с ним – оба родились в Барановичах. Отцы наши работали машинистами на Полесской железной дороге.

«Виллис» остановился у здания из красного кирпича, испещренного пулями.

– Как живется, тихоокеанец? – спросил Николай Герасимович Холостякова, приняв его рапорт.

– Я давно уже черноморец, – улыбнулся адмирал. – Надолго ли к нам?

– Как будешь кормить. Если хорошо, да еще «наркомовской» дашь к обеду, то поживу подольше, а если посадишь на сухари, через день-два укачу в столицу, – пошутил Николай Герасимович. – Ну а если серьезно, то хочу знать, как вы, Георгий Никитич, готовите людей и корабли к новой десантной операции. Ты же командир сил высадки.

Холостяков стоял перед ним подтянутый, стройный, на висках седина, как морская пена.

«Я тоже поседел раньше времени», – неожиданно подумал нарком.

В штабе, усевшись за стол, на котором лежали карты и еще какие-то журналы, Кузнецов попросил Холостякова коротко рассказать, как освобождали Новороссийск.

– Горячо пришлось, товарищ нарком, – начал Холостяков. – Очень горячо. Я боялся, что, пока суда дойдут до Цемесской бухты, до портовых молов, их накроет огнем вражеская артиллерия. Волновала и навигационная сторона перехода. Одно дело, когда с десантом идет эсминец или крейсер, как это было под Одессой, и другое, когда люди на мотоботе или баркасе. Штурманских приборов ведь на них нет? Кругом темнота, как в пещере, немудрено и с курса сбиться. Кумекали долго, но выход все же нашли…

– Интересно, какой?

– Я предложил штабу высадки создать сеть береговых навигационных ориентиров, ее нам оборудовали гидрографы. Восточнее горы Дооба включались ведущие створы, едва видимые в узких секторах огни. Они-то и показывали курс судам к Цемесской бухте. Правда, скорость отряда была небольшой – до пяти узлов. А от Геленджика до бухты – семьдесят миль.

– Целая наука, – засмеялся нарком.

– А дальше события развивались так, – продолжал Холостяков. – Атаку с моря начали торпедные катера. Они вмиг уничтожили торпедами огневые точки немцев на молах. А штурмовые группы, которые высадились с катеров, за считанные минуты овладели ими. Группа старшего лейтенанта Куракина – есть у меня такой храбрец – быстро открыла портовые «ворота» – подорвала натянутый немцами под водой стальной трос и остатки бонов. Шесть торпедных катеров – группа атаки пристаней – на бешеной скорости устремились в порт. Вел эти катера капитан-лейтенант Алексей Африканов, смелый, отважный командир, выросший из боцманов. Еще тринадцать торпедных катеров – группа капитана 3-го ранга Дьяченко – торпедировали систему дотов на флангах высадки… – Холостяков вздохнул. – Словом, десантные отряды вовремя вошли в порт, потеряв лишь два катера.

– Хвалю за удаль, Георгий Никитич! – Николай Герасимович тронул его за плечо. – Я, знаешь, о чем подумал? Был ты подводником, а стал стратегом по высадке десантов. Комфлот Владимирский сказал мне, что ты у него за главного советника по этой части. Скажи, сколько было в десанте судов?

– Сто сорок, товарищ нарком. Хорошо и то, что перед посадкой на корабли с теплым словом к десантникам обратились и генерал Петров, и адмирал Владимирский, и командарм 18-й генерал Леселидзе, и член Военного совета флота Кулаков. – После недолгой паузы Холостяков повторил: – Да, горячо тут у нас было. Пять суток дрались! А потом – приказ Верховного Главнокомандующего. Награды… Мне вручили орден Суворова первой степени. Вот уж не ожидал.

– По заслугам! – возразил Николай Герасимович. – Ты же был командиром высадки десанта. Но в предстоящей десантной операции  руководить им придется нелегко, да и размах не тот. Так что садись ко мне в «Виллис», и поедем к Владимирскому в Геленджик. Там подробно обговорим с генералом Петровым все детали. Затем ты поедешь в Новороссийск, а я – к командующему Азовской флотилией Горшкову.

Лицо Холостякова стало задумчивым.

– Да, бросок через пролив будет нелегким, и спорить с вами, товарищ нарком, не буду. И рисковать еще ох как придется, иначе Крыма нам не освободить. – Он встал. – Так мы едем?..

Адмирал Владимирский, находившийся на своем КП, увидел, как «Виллис» остановился у подъезда штаба и из него молодцевато выпрыгнул адмирал Кузнецов. Комфлот отдал ему рапорт, а когда все уселись за стол на КП, доложил обстановку на Черноморском флоте, добавив, что к новой десантной операции флот тщательно готовится.

– Мне генерал Петров уже кое-что рассказал. – Николай Герасимович взглянул на Владимирского. – Хочу еще раз поздравить вас, Лев Анатольевич, с освобождением Новороссийска. Верховный высоко оценил действия Северо-Кавказского фронта и моряков-черноморцев…

Допоздна нарком ВМФ работал в штабе флота. На город спустилась густая ночь, здесь было теплее, чем в Новороссийске, но с моря дул ветер. Зато все небо было усыпано яркими звездами; казалось, они выстроились на парад. Владимирский предложил Кузнецову заночевать на КП, но тот категорически отказался.

– В Темрюке меня ждет командующий Азовской флотилией Горшков.

– Я могу вызвать его сюда, – предложил комфлот.

– Не надо, – возразил Николай Герасимович. – Хочу на месте познакомиться с ситуацией, посмотреть, как идет подготовка к десанту. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Мне и в Испании эта русская пословица крепко помогала.

Где бы ни был нарком ВМФ в эти дни – в Геленджике ли, в Темрюке или на КП генерал-полковника Петрова – всюду он вникал в самые, казалось бы, незначительные вопросы подготовки к десантной операции. К чести Николая Герасимовича, он не ограничивался одной информацией, сам вносил конкретные предложения. Так, он выяснил, что часть плавсредств Азовской военной флотилии не задействована в десанте, хотя начальник штаба доложил, что им «взят максимум кораблей». Нарком высказал свои претензии Горшкову. Тот лаконично отрапортовал:

– Ясно, товарищ народный комиссар, учтем это дело.

Кузнецов, изучая замысел генерала Петрова – форсировать пролив на широком фронте, чтобы заставить немцев рассредоточить свои войска в борьбе с десантами, – понимал, как важно для флота включить в операцию побольше перевозочных средств.

– Надо, Сергей Георгиевич, собрать все, что есть на флотилии, а если нужно, то подключить сюда и рыбаков, – строго заметил нарком. – Важно сформировать надежные боевые экипажи и команды. Ведь им предстоит не только высадить людей под огнем врага, но и самим, если понадобится, принять бой. И еще о погоде, – продолжал Николай Герасимович. – Ноябрь – бурливый месяц на Черном море: ветер, дожди – все это, безусловно, десантникам не союзники.

«Что и говорить, задача флоту выпала сложная», – подумал Кузнецов.

На Таманском полуострове он встретился с представителем Ставки маршалом Тимошенко. Да войны Семен Константинович оказывал Николаю Герасимовичу помощь в его становлении как наркома. Однажды Сталин сделал Кузнецову ряд критических замечаний о руководстве флотами. Нарком Тимошенко, присутствовавший на беседе, улыбнувшись, заметил:

– Николай Герасимович всего две недели исполняет должность наркома.

Сталин глянул на Тимошенко:

– Есть вещи, которые надо решать немедленно, иначе это может плохо сказаться на боевой готовности флота.

Сейчас Николай Герасимович поведал маршалу Тимошенко, что перед отъездом на Тамань его вызывал Верховный.

– Я знаю, – весело отозвался маршал, – он мне звонил. Сталина беспокоят корабли. Смогут ли они взять на борт все войска и боевую технику?

– Адмирал Владимирский заверил меня в том, что с этим делом проблемы не будет, высадочных средств хватит.

Уезжал в Москву нарком оптимистом. Но это оказалось обманчивым чувством, и хотя вины Николая Герасимовича не было, горечь на душе осталась. Что же произошло?.. Вечером 31 октября корабли и суда приняли людей на борт и вышли в море. Погода с утра была ветреной, а во время перехода разыгрался сильный шторм. Десант 56-й армии высадиться не смог, десант 18-й армии высадился в районе Эльтигена и захватил плацдарм до пяти километров по фронту. Завязались упорные бои. Этим и воспользовался контр-адмирал Горшков, и в ночь на 3 ноября корабли флотилии все же высадили десант 56-й армии: бойцы с ходу вступили в бой. Почти десять суток продолжались атаки, десантники захватили плацдарм на участке от Азовского моря до предместий Керчи. Но вскоре немцы вклинились в оборону десанта 18-й армии, и тогда бойцы решительной атакой прорвались к южной окраине Керчи, заняли гору Митридат и пристань Угольную. Наше командование не смогло доставить на кораблях подкрепление, и 11 декабря корабли и суда Азовской флотилии эвакуировали бойцов. Керченский полуостров освободить не удалось, десанты лишь сорвали намерение врага нанести удар по войскам 4-го Украинского фронта. Позже комфронта генерал Толбухин говорил:

– Десантники меня крепко поддержали, хотя бои в полосе войск не вели.

– Большего достичь мы, к сожалению, не смогли, – докладывал Кузнецов Верховному. – На море поднялся такой шторм, что опрокинуло несколько барж с бойцами и боевой техникой. Нельзя же хоронить людей заживо.

Сталин возразить не мог, хотя сообщение наркома ВМФ воспринял с горечью. Тяжелыми неторопливыми шагами он подошел к столу, набил трубку табаком и закурил.

– Все мы, – сказал он, – были рады победе войск Красной Армии на Курской дуге. Но все ли наши военачальники сделали для себя вывод, как им воевать дальше? Вот вы, товарищ Кузнецов, что предприняли на этот счет? Что-то вы об этом мне не докладывали… – В его глазах нарком увидел не то упрек, не то усмешку.

– Я об этом информировал начальника Генштаба маршала Василевского, – пояснил нарком.

– Что именно докладывали?

– Я дал на флоты шифровку в связи с Курской битвой. О чем? Я потребовал от командующих и военных советов учесть обстановку, которая сложилась после поражения немцев под Курском, и в пределах поставленных задач повысить свою боевую активность, приковывая силы противника к побережью, и этим помогать войскам Красной Армии в кратчайший срок парализовать попытки немцев к наступлению. Считаю, – продолжал Кузнецов, – что во время летних и осенних сражений самостоятельные действия военного флота на океанских, морских и речных коммуникациях будут иметь важное значение.

– Что ж, это хорошая шифровка, она нацеливает людей на конкретные дела, – одобрительно произнес Верховный. – Надо только взять это дело на контроль, особенно Балтику и Северный флот. – Сталин глотнул дым. – В прошлый раз вы говорили, что возникла необходимость изменить практику оперативного руководства флотами. Что вы имели в виду? Можете объяснить?

– Разумеется, могу. – Кузнецов достал из папки листок. – На ваше имя я подготовил служебную записку. – Он вручил Верховному документ. – Чего я хочу, товарищ Сталин? Сейчас командующие флотами ставят подчиненным им флотам задачи только на текущие операции. Задачи флотам, которые они решают самостоятельно на морском направлении, борьба на морских коммуникациях, набеговые действия кораблей на береговые объекты противника, постановка мин на фарватерах и другие действия ставит нарком Военно-морского флота, согласовывая их с Генштабом. Я прошу вашего распоряжения, чтобы в будущем директивы по всем этим проблемам исходили из Ставки.

Сталин ответил сразу, словно давно ждал этого предложения:

– Логично! Я дам указание начальнику Генштаба товарищу Василевскому. Что у вас еще?

– Через неделю наступит Новый год, и я хотел бы поздравить вас с этим праздником: сделать это позже мне вряд ли удастся…

– Благодарю вас! – Сталин слегка наклонил голову, затем шагнул к шторам, за которыми находилась его комната отдыха, давая понять наркому, что аудиенция окончена.

В новый, 1944 год Красная Армия вступила с надеждой добиться очередных побед с борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Все защитники Родины, от рядового бойца до маршала, жили в те дни этой надеждой. Так же жил и Военно-морской флот, и особенно его нарком адмирал Кузнецов. В феврале, перед Днем Красной Армии, ему было присвоено воинское звание «адмирал флота» – четыре звезды на погонах. Первым, кто поздравил его, был маршал Василевский (как потом узнал Николай Герасимович, документ по этому вопросу для Сталина готовил не Поскребышев, а Василевский).

– Скоро ты, Николай Герасимович, догонишь меня, – улыбнулся он. – Накапливай силы для очередного рывка!..

Кузнецов был тронут вниманием начальника Генштаба и не скрывал этого. Он пригласил Александра Михайловича, чтобы по старой доброй традиции «обмыть погоны».

– И рад бы, Николай Герасимович, да не могу: прилетел в Ставку на день, завтра снова улетаю на Четвертый Украинский фронт к генералу Толбухину. Сейчас в штабе Фронта идет большая работа по подготовке к Крымской операции. Я думаю, что и тебе хлопот прибавилось. А своей милой Вере Николаевне, пожалуйста, кланяйся. В другой раз я обязательно побываю у тебя дома, и мы опрокинем не одну чарку…

«Кто часто ездит на фронт, так это Василевский, он чуть ли не живет там», – подумал об Александре Михайловиче Кузнецов.

Он собирался домой. Посмотрел на себя в зеркало. Новые погоны сидели на плечах ладно, звезды поблескивали в электрическом свете. «А вот Сталин меня еще не поздравил», – вдруг ужалила его мысль.

Жена открыла ему дверь, и он вошел в квартиру. Сыновья ужинали. Младший Коля – ему шел четвертый год – мешал ложкой в тарелке и рассказывал старшему брату Виктору, как во дворе рыжая кошка поймала воробья.

– Я хотел отнять у нее воробышка, но она убежала…

Увидев в прихожей отца, он бросил на стол ложку и побежал навстречу с криком: «Папка приехал!..» Николай Герасимович подхватил его на руки.

– Ну, как ты, сынок, нашу мамулю не обижаешь?

– Я люблю маму, а вот манную кашу не люблю! – заявил Коля. – Скажи, пожалуйста, маме, чтобы она мне эту кашу не давала.

– Нельзя, сынок, тебе надо хорошо кушать. Вот я сильный?

– Очень даже сильный, – ответил Коля и стал щипать отцу нос.

– А почему я такой сильный? – спросил Николай Герасимович. – Потому что когда был в твоем возрасте, с аппетитом уплетал манную кашу.

Жена сидела на диване и любовалась ими. Потом сказала мужу:

– Садись и ты ужинать…

Он ел жаркое из курицы, а сам посматривал на жену, и в его глазах блестела хитринка. Вера, казалось, этого не замечала. Потом вдруг промолвила:

– Ты чего все косишься на меня?

– А ты ничего не заметила, когда я вошел?

– Что я должна была заметить? – не поняла его жена.

– А то, что я уже не просто адмирал, а адмирал флота! А это соответствует армейскому званию «генерал армии»!

– Вот еще придумал, – смутилась жена.

Она метнулась в прихожую, где висела шинель. Взглянула на погоны, и блеск четырех звезд ударил в глаза. «Боже, как же я этого не увидела!» – огорчилась она. Подошла к мужу и поцеловала его.

– Поздравляю, Коленька! Я уверена, что когда-нибудь у тебя на погонах появится одна большая звезда!

Он обнял ее.

– Желание у тебя, Верунчик, хорошее, но хватит ли у меня силенок – вот в чем дело…

Наутро Николай Герасимович был в Ставке по проблемам Крымской операции и участии в ней моряков-черноморцев, и Сталин поздравил его с высоким званием адмирала флота. Но сделал это не перед началом совещания, а после. Потом, когда все покинули кабинет, он вдруг проговорил:

– В последнее время на Черноморском флоте потерян не один крупный корабль. И кто в этом виноват? Командование флота! Скажите, вы хотя бы кого-то наказали своей властью? Того же адмирала Владимирского?

– Я разъяснил ему суть грубой ошибки, которую он допустил, отправив корабли на операцию.

– Значит, не наказали, – сухо изрек Верховный. – Тогда мы накажем вас! – грубо добавил он.

И 2 марта вышло постановление Государственного Комитета Обороны, в котором Сталин объявил наркому ВМФ адмиралу флота Кузнецову выговор за «непринятие мер к предупреждению неправильных действий командования Черноморского флота при подготовке и проведении операций кораблей».

– Читали постановление ГКО? – спросил Кузнецова Молотов, позвонив по «кремлевке».

– Читал, Вячеслав Михайлович, – грустно ответил Николай Герасимович. – Считаю, что выговор получил справедливо, – тихо, но твердо произнес он в трубку. – Хотя, если честно, прочел, и так мне стало не по себе.

– Понимаю вас, но считаю, что наказали правильно! – отозвался Вячеслав Михайлович. – То, что вы чаще всего горой стоите за своих адмиралов, не даете их в обиду, делает вам честь. Но к тем, по чьей вине гибнут крупные корабли, снисхождения быть не должно! Скажу вам больше. Кое-кто из армейских чинов бросает в ваш адрес реплики: мол, нарком обороны уже снял с должности не одного командующего армией, а кого-то разжаловал и отдал по суд, а вот нарком Военно-морского флота Кузнецов еще не освободил от должности ни одного командующего флотом, жалеет, мол, своих адмиралов. Я полагаю, что этот упрек не лишен оснований. Что скажете?

– У наркома обороны, Вячеслав Михайлович, большой выбор генералов, к тому же их легче готовить в военном отношении. У меня же адмиралов не так много, и не каждый из них может возглавить тот же Черноморский флот. Скажу вам по совести, я очень переживаю за адмиралов Трибуца и Головко: вдруг они допустят ошибки и Верховный снимет их с флотов? Кого я смогу поставить на их место? Таких адмиралов, как они, у меня больше нет.

– Согласен, но не вздумайте говорить об этом Иосифу Виссарионовичу, он вас не поймет! – предупредил Молотов. – Выговор – это щадящая форма наказания, так что не переживайте.

– Да, но зачем это сделали постановлением ГКО? Выговор мог объявить и Верховный Главнокомандующий!

– Нельзя, Николай Герасимович. Вы нарком ВМФ, член Ставки, наконец, член ГКО…

– Понял…

«Вот оно как было, а я полагал, что сделал это вождь в пику мне, чтобы не возражал ему», – подумал Кузнецов после разговора с Молотовым. Он закурил, хотел было вызвать к себе адмирала Галлера, но неожиданно ему позвонил Сталин.

– Товарищ Кузнецов, я рассмотрел вашу записку о практике руководства флотами, – сказал он. – Вопрос поставлен разумно. Прошу подготовить на этот счет проект директивы Ставки.

– Когда прикажете доложить ее вам?

– Как будет готова, так и приходите…

В конце марта такая директива Ставки ВГК вышла, и когда Николай Герасимович прочел ее, то был несказанно рад: все его предложения Верховный принял! В директиве были сформулированы основные принципы управления силами флота и их взаимодействия с другими видами вооруженных сил. Важным было и то, что отныне все флоты и флотилии по всем вопросам подчинялись наркому ВМФ. Лишь на отдельных этапах войны они могли быть переданы в оперативное подчинение командующим соответствующих фронтов, округов, армий, которые ставили бы им задачи, касавшиеся проведения операций и утвержденные Ставкой. А те задачи, которые не были связаны непосредственно с фронтами, а решались только военно-морскими силами, ставились флотам и флотилиям лично наркомом ВМФ. Отныне он начал именоваться Главнокомандующим Военно-Морскими Силами СССР. И еще один важный момент. Черноморский и Северный флоты и Беломорская военная флотилия были подчинены непосредственно наркому ВМФ. С 1944 года нарком ВМФ и Главморштаб самостоятельно разрабатывали крупные операции, согласовывая их с Генштабом или с командующими фронтами на местах и полностью отвечали за их проведение.

– Наконец-то мы добились того, чего давно желали ради пользы дела! – воскликнул Николай Герасимович, передавая директиву ВРИО начальнику Главморштаба адмиралу Степанову.

– Но и спрос со всех нас теперь будет весьма и весьма строг, – бросил реплику адмирал Галлер.

Март выдался в Москве холодным, белыми заплатами лежал на земле снег, по утрам было морозно, часто сыпал снег, а на другой день город заливал холодный дождь.

Адмирал флота Кузнецов обсуждал обстановку на Черноморском флоте со своими заместителями и начальниками главных управлений. В это время Москва салютовала войскам Первого Украинского фронта под командованием маршала Жукова (он сменил на этом посту генерала Ватутина, который был тяжело ранен и вскоре скончался). Войска фронта, прорвав сильную оборону противника, разбили четыре танковые и восемь пехотных дивизий врага и овладели бродом Изяславль. В кабинет доносились раскаты орудийных залпов, ярко озаривших вечернее небо. Их отблески вспыхивали в окнах и тут же гасли.

– Скоро Москва будет салютовать и в честь освобождения Севастополя. – Адмирал Ставицкий взглянул на Кузнецова.

Зазвонил телефон.

– Товарищ Кузнецов, вы не очень заняты? – Голос у Сталина был с хрипотцой, но в нем не чувствовалось суровости. Обычно Верховный вызывал его официально, а тут вдруг…

– Я готов прибыть к вам, – ответил Николай Герасимович.

– Об этом и речь. Жду вас.

Едва нарком вошел в кабинет Верховного, как тот спросил: