Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Нарком озорно блеснул глазами, глядя на Трибуца, а тот покраснел, потом вскинул голову, открыто посмотрел на сидевших. Но никто и слова не обронил. А Пантелеев продолжал:

– И все же наши потери не так велики, если учесть, каким опасным был переход…

Он стал подробно говорить об обороне полуострова Ханко, где после ухода флота из Таллина ситуация резко ухудшилась. По существу, база оказалась в тылу у врага. Корабли теперь туда не пройдут. Генералу Кабанову придется там нелегко, долго он не продержится.

– По-вашему, надо сдать Ханко? – спросил нарком. И жестко отрезал: – Нет, товарищи, делать этого нельзя! Стоит уйти с Ханко, и немцы перебросят свои войска под Ленинград.

– И я так считаю, – подал голос Трибуц, – хоть у меня, как ты, Юрий Александрович выразился, грива льва. Ты не горячись… Конечно, генералу Кабанову и его бойцам достается. Но кому сейчас легко? – Комфлот перевел взгляд на Кузнецова. – Я бы хотел еще сказать о действиях подводников, разрешите?..

Николай Герасимович кивнул.

– Ну, как вам наша встреча, наверное, не понравилась? – спросил Трибуц, когда нарком стал собираться в гостиницу. – Старшие чины у меня зубастые, если что не по ним, в карман за словом не лезут.

– А вот ты, Владимир Филиппович, на этот раз ошибся! – осадил его Кузнецов. – Мне встреча понравилась. Я увидел, сердцем почуял, что твои орлы, если надо, снова пойдут через минные поля. У меня, может быть, грива не льва, но я бы тоже пошел, только бы выполнить приказ Ставки. – Он надел китель, взял с вешалки фуражку. – Я очень за день устал, пойду в гостиницу. Жду вас завтра к восьми, сможете?

– Я встаю рано. Что-то стала одолевать бессонница…

Маршала Ворошилова на месте не оказалось, и Кузнецов направился к его заместителю адмиралу Исакову. Увидев своего шефа, Исаков воскликнул:

– Николай Герасимович, вы ли?!

– Как видишь, собственной персоной! – Кузнецов задорно улыбнулся, сел на стул. – Тяжко тут у вас…

– Еще бы! И город, и флот в опасном кольце. Удастся ли нам его разорвать? Восемь немецких дивизий, пять пехотных, две райковые и одна моторизованная – вот здесь, у Красногвардейска. – Исаков показал черные крестики на карте. – Отсюда ожидается главный удар врага. Три пехотные дивизии противник сосредоточил в районе Колпино.

– Где сражаются моряки? – спросил нарком.

– Повсюду! Сейчас вот в Красное Село посылаем первую Отдельную бригаду морской пехоты полковника Парафило. Но этих сил недостаточно, колдую, где еще взять краснофлотцев.

В кабинет вошел маршал Ворошилов.

– Вы еще не уехали, Николай Герасимович? – спросил он. – Нам тут достается… – Он хотел улыбнуться, но улыбка получилась какой-то неживой, у глаз появились морщины. – Напирает немец, и нам все труднее держать оборону.

– Неужели падет Питер? – спросил Кузнецов.

– Сам терзаюсь этой мыслью, – признался маршал. Он сообщил о том, что решением ГКО упразднено главнокомандование Северо-Западного направления. Фронты подчинили непосредственно Ставке. – Мне только сейчас звонили из Москвы. Так что я уже не главком, а командующий Ленинградским фронтом! И вообще, я чувствую себя неважно, – откровенно добавил Ворошилов. – Хочу кое-что сказать о флоте. Тебе поведал Трибуц, что в Кронштадте кораблям придется туго?

– Я и сам это вижу, – усмехнулся нарком.

– Вот я и хочу, чтобы ты переговорил об этом со Сталиным. Дело серьезное. Трибуц тоже боится за корабли. Надо что-то делать.

– Надо, Климент Ефремович, – согласился с ним Кузнецов. – Дня через три я вернусь в Москву и обо всем доложу в Ставке.

– Просьба к тебе, Николай Герасимович, – продолжал Ворошилов. – Там, в соседней комнате, мой начштаба генерал Попов. Он желает получить твой совет, как использовать линкоры и крейсера для огневой поддержки на суше. Поговоришь с ним?

– Хорошо, Климент Ефремович.

Поздно вечером Кузнецов прибыл в штаб флота. И тут он узнал, что наши войска отошли на правый берег Невы к Синявино. А сегодня немцы ворвались в Шлиссельбург и вышли к Ладожскому озеру. Ленинград оказался в кольце!

– Плохие вести, – грустно произнес Кузнецов. – Теперь немцы попытаются форсировать Неву.

– Им это не удастся, – возразил Трибуц. – Еще неделю назад по приказу Военного совета был сформирован отряд кораблей реки Невы, в него вошли эсминцы, сторожевые суда, тральщики. Капитану 1-го ранга Черокову, командиру отряда кораблей, приказано поддерживать огнем войска 55-й и 42-й армий, не дать возможности немцам переправиться через Неву. Хорошо и то, – продолжал Трибуц, – что в районе Невской Дубровки мы установили батарею из крупных орудий, которые сняли с линкоров «Марат» и «Октябрьская революция».

– А куда дели орудия крейсера «Аврора»? – спросил нарком.

– В районе Дудергофа и Пулково оборудовали две батареи специального назначения. – Трибуц помолчал. – Да, Николай Герасимович, в такое пекло я еще не попадал. – Он взглянул на стоявший рядом «дуглас».

К самолету подошел его командир, он доложил наркому о готовности к вылету.

– Спасибо, иду! – Кузнецов крепко пожал руку комфлоту. – Держитесь тут, Владимир Филиппович. Я не знаю, какое решение примет Верховный, но ни один корабль не должен попасть в руки врага. Слышите, ни один корабль!..

«Выходит, корабли мы должны сами уничтожить? – спросил себя Трибуц. – Нет, только не это…»

«Дуглас» взмыл в ночное небо.

Прилетел нарком поздно. Над Москвой висело черное зыбкое какое-то чужое небо. Столица напоминала огромный корабль, погрузившийся в пучину: нигде не было видно огней. Кузнецов подхватил небольшой чемоданчик, вышел из самолета и направился к выходу. И тут его встретил адмирал Алафузов.

– С прибытием, Николай Герасимович! – бодро сказал он и робко добавил: – Я только что приехал… Дома у вас все хорошо, правда, Вера Николаевна призналась, что скучает без вас.

– Вот как? – усмехнулся Николай Герасимович. – Тогда, может быть, попросить Верховного, чтобы он не посылал меня в командировки?

Алафузов смутился.

Добрались в наркомат быстро. Кузнецов, снимая шинель, спросил Алафузова о последних новостях на флотах.

– Что в Одессе?

– Вчера туда на лидере «Харьков» прибыл комфлот Октябрьский. Корабли доставили в город войска, оружие, боеприпасы.

«Наконец-то поступает подкрепление», – подумал Николай Герасимович. Поговорить с Алафузовым подробнее о ситуации на флотах Кузнецов не успел – его вызвал в Генштаб Шапошников. Спросил с ходу:

– Все ли делает в Одессе контр-адмирал Жуков? – Борис Михайлович достал пачку «Казбека» и закурил. – Расскажите о нем хотя бы коротко. Вы его хорошо знаете? Вы предложили Ставке назначить его командующим Одесским оборонительным районом, я вас поддержал, так что прошу отчитаться!

– Жуков смел, отчаян, дерзок в своих исканиях как командир, – сказал нарком ВМФ. – Но хорошо я узнал Гавриила Васильевича в Испании, когда он прибыл туда добровольцем сражаться с франкистами. «Где хотите воевать?» – спросил его. Он ответил: «Если можно, то пошлите меня на корабль». Я так и сделал. Не раз Жуков совершал рискованные походы в базу Маон, которая находилась рядом с логовом франкистов на Балеарских островах. Участвовал он и в боях с мятежными кораблями. Ему я верю как самому себе.

– Понял вас, голубчик! – Шапошников взглянул на наркома. – Я помогу с войсками, так что подкрепление Одессе будет!

Позже по распоряжению Ставки в Одессу прибыли на кораблях десять маршевых батальонов – более 10 тысяч человек. Их перебросили из портов Кавказа.

Вернувшись из Генштаба, Кузнецов продолжил беседу с адмиралом Алафузовым.

– Что у Головко?

– Вчера я разговаривал с начальником штаба флота Кучеровым. Головко был в это время в штабе 14-й армии у генерала Фролова. Им там сейчас нелегко, немцы начали третье по счету наступление на Мурманском направлении. Горно-егерский корпус «Норвегия» ведет бои на подступах к Западной Лице. Продвинулись вперед на полтора-два километра. На море, правда, дела получше, – продолжал заместитель начальника Главморштаба. – В районе Варде подводная лодка «К-2» капитана 3-го ранга Уткина выставила четыре минные банки. Позже в районе маяка Харбакен Уткин обнаружил крупный транспорт немцев, но сложившаяся обстановка не позволила атаковать его торпедами. Что делать? На лодке находился командир дивизиона капитан 2-го ранга Магомед Гаджиев. Он-то и предложил Уткину всплыть и открыть огонь по врагу из орудий, что тот и сделал. Транспорт был потоплен. Командир другой лодки, «М-172», Фисанович тоже пустил на дно большое судно.

– Я понял вас: подводники Северного флота активизируют свои действия, – задумчиво молвил нарком. – Когда я был там, видел Гаджиева и Фисановича. Оба зрелые командиры, думаю, они еще не раз порадуют нас боевыми успехами…

Кузнецов не договорил – позвонила «кремлевка». Он узнал голос Поскребышева.

– Вас вызывает товарищ Сталин. Пожалуйста, поторопитесь.

Кузнецов, раздевшись в приемной, посмотрел на себя в зеркало. Лицо серое, вокруг глаз круги.

– Разрешите? – Он вошел в кабинет.

Сталин какое-то время стоял молча, потом спросил Кузнецова, известно ли ему, что в Ленинград вместо Ворошилова назначен Жуков.

– Нет, мне об этом неизвестно, – ответил нарком. – Я вылетел из Ленинграда, когда Георгия Константиновича там еще не было.

– Жуков уже там. – Сталин вынул из кармана трубку, набил ее табаком и положил на край стола. Привычно заходил по кабинету. – Корабли из Таллина перебазировали?

Кузнецов подтвердил, что корабли уже в Кронштадте. Боевое ядро флота удалось сохранить. Попытка немцев уничтожить силами авиации костяк кораблей Балтики не удалась. Однако во время перехода флот понес потери.

– Сколько погибло кораблей? – В голосе Верховного нарком уловил раздражение.

Кузнецов назвал цифру.

– Если не считать транспорты и суда вспомогательного флота, погибли пять эсминцев и две подводные лодки. Линкоры и крейсера не пострадали, – подчеркнул Николай Герасимович.

– Потери немалые, – грустно произнес Сталин. – Чем это объяснить?

– Нам не удалось организовать авиационное прикрытие – к моменту прорыва кораблей немцы захватили передовой аэродром флота. Комфлот Трибуц недооценил и то, что противник нашпиговал Финский залив минами. Там их было до трех тысяч штук.

– Это просчет Трибуца? – Глаза у Сталина сузились.

– И его и мой. – Кузнецов почувствовал, как кровь прихлынула к лицу. – Надо было еще до выхода кораблей из Таллина протралить Финский залив, пусть даже под ураганным огнем врага. Немцы ведь на мысе Юминда установили орудийную батарею и вели огонь прямой наводкой. Корабли шли ночью сквозь минное поле. Это был кромешный ад. – Нарком достал из портфеля карты и разложил их на столе.

– Покажите, где и какие стоят корабли, – попросил Верховный. – Меня интересуют линкоры и крейсера.

Еще в Главморштабе Кузнецов нанес на морские карты обстановку и теперь легко давал пояснения. Сталин был строг и задумчив, а Кузнецов все еще не забыл, как перед отъездом в Ленинград Верховный потребовал от него оценить теперешнее состояние флота.

– Я вызвал вас поговорить о военном флоте… – Сталин вздохнул. – Положение Ленинграда очень серьезное, и все может случиться… Поэтому ни один корабль не должен попасть в руки врага. Тот, кто нарушит мой приказ, понесет суровое наказание. – Он взял трубку и закурил. Откашлявшись, взглянул на наркома. – Составьте телеграмму командующему Балтийским флотом и отдайте приказание, чтобы все было подготовлено к уничтожению кораблей. В случае необходимости, разумеется, – уточнил Верховный.

– Такую телеграмму подписать я не могу, – выдохнул Кузнецов.

– Почему? – Глаза Верховного смотрели невидяще.

– Флот оперативно подчинен командующему Ленинградским фронтом, и директиву ему можно дать только за вашей подписью. Указаний одного наркома ВМФ недостаточно.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кузнецова. Видимо, Сталин оценил его твердость. Он молча прошелся по кабинету, выпустил изо рта длинную струю дыма.

– Идите к начальнику Генштаба и заготовьте телеграмму за двумя подписями – маршала Шапошникова и вашей.

«Вряд ли Борис Михайлович поставит свою подпись», – подумал нарком, выходя из кабинета вождя.

Так оно и случилось. Выслушав Кузнецова, маршал удивленно воскликнул:

– Что вы, голубчик! Это дело чисто флотское, и свою подпись я ставить не буду!

– Как не будете? – загорячился Кузнецов. – Это же приказ Верховного главнокомандующего!

– Я же не моряк, голубчик, – нарочито мягко произнес маршал. Он отложил на край стола какие-то бумаги. – Садитесь рядом, сочиним телеграмму и доложим Верховному. Скажите, это ваша инициатива?

– Нет, Борис Михайлович, говорю вам честно. Просто Верховный считается с возможностью оставления Ленинграда и решил дать Трибуцу приказ. – Кузнецов взял ручку и написал всего один абзац. – Вот, прочтите, Борис Михайлович. – Нарком отдал ему листок.

Маршал одобрил текст.

– Коротко и ясно. А теперь пойдемте к Верховному.

Сталин прочел телеграмму и, глядя поверх головы Кузнецова куда-то в сторону, задумчиво промолвил:

– Заминировать каждый корабль, а потом взорвать…

– Я готов подписать телеграмму, – сказал маршал Шапошников, – но если подпишете ее и вы.

Сталин хмуро повел бровями.

– Идите оба. – Верховный тяжело сел у стола. – Документ оставьте у меня.

(О том, что в Ленинграде началось минирование кораблей и что в случае захвата немцами города они все будут взорваны, стало известно Британскому адмиралтейству. Посол Великобритании в СССР Криппс передал Молотову 12 сентября 1941 года записку, в которой говорилось: «В случае, если советское правительство будет вынуждено уничтожить свои военно-морские суда в Ленинграде, чтобы предотвратить переход этих судов в руки неприятеля, правительство его величества признает требование советского правительства после войны об участии правительства его величества в замене уничтоженных таким образом судов».

«Надо полагать, что господин Криппс прислал свое послание не без ведома Черчилля, – усмехнулся Сталин, глядя на Молотова, принесшего ему этот документ. – В данном случае услуги союзника нам не нужны. От них плохо пахнет, что-то вроде подачки». На другой день Сталин дал ответ Черчиллю, в котором, в частности, писал: «В случае необходимости советские корабли будут уничтожены советскими людьми. Но за этот ущерб несет ответственность не Англия, а Германия. Я думаю поэтому, что ущерб должен быть возмещен после войны за счет Германии». – А.З.)

План минирования кораблей был подготовлен в течение суток.

– Трибуц все сделал, чтобы ни один корабль не попал в руки врага? – спросил Сталин, выслушав подробную информацию Кузнецова.

– Согласно вашему приказу корабли минируют…

Генерал армии Жуков с группой генералов прибыл в Ленинград 9 сентября. В Смольном проходило совещание Военного совета фронта. Поздоровавшись с маршалом Ворошиловым, Ждановым и другими членами Военного совета, Георгий Константинович вручил командующему фронтом записку. Клемент Ефремович вслух прочел:

– «Ворошилову. ГКО назначил командующим Ленинградским фронтом генерала армии Жукова. Сдайте ему фронт и возвращайтесь тем же самолетом. Сталин». Ясно, Георгий Константинович, – покраснел Ворошилов. – Я готов сдать фронт.

– Я готов его принять, – хмуро бросил Жуков.

Новый командующий фронтом объявил на совещании:

– Никаких мер на случай сдачи города пока проводить не следует. Будем защищать Ленинград до последнего человека!

– А как быть с кораблями? Ведь мы их заминировали, – спросил комфлот Трибуц.

– Как командующий фронтом приказываю: во-первых, разминировать все корабли, чтобы они сами не взорвались, во-вторых, сделайте так, чтобы всей своей артиллерией они могли вести огонь по врагу. Уничтожить корабли нетрудно, надо, чтобы они до конца сражались с противником!..

На другой день он телеграфировал в Ставку: «Фронт принял. Жуков». Всю ночь с 10 на 11 сентября он вместе со Ждановым, Кузнецовым, адмиралом Исаковым и другими обсуждал дополнительные меры по мобилизации сил и средств на оборону Ленинграда. Немцы уже частично захватили Урицк, большая опасность нависла в районе Пулковских высот.

– Вам, комфлот, – Жуков взглянул на Трибуца, – надо создать отряды из моряков и направить их на фронт. Кроме того, в короткие сроки нужно сформировать пять-шесть отдельных стрелковых бригад из моряков Балтфлота. Вы, – Жуков перевел взгляд на адмирала Исакова, – окажете комфлоту в этом помощь. И вот еще что, комфлот: огонь всей корабельной артиллерии сосредоточьте для поддержания войск 42-й армии…

«Круто берет новый комфронта, – отметил про себя Трибуц. – У него железная хватка, как у нашего наркома ВМФ».

Позже в районе Петергофа в тыл вражеских войск флот высадил морской десант с целью содействия приморской группе в проведении операции. Моряки, как отмечал сам Жуков, действовали не только смело, но и предельно дерзко. Каким-то образом противник обнаружил десант и встретил его сильным огнем еще на воде. Моряков, однако, это не смутило, они высадились на берег, и немцы побежали. К тому времени они уже были хорошо знакомы с тем, что такое «шварце тодт» («черная смерть») – так они называли морскую пехоту.

Трибуц сидел в своем кабинете и размышлял. На столе стоял аппарат ВЧ, и комфлот решал, доложить ли наркому ВМФ о приказе, который ему отдал новый командующий фронтом Жуков, – разминировать корабли. «Я должен это сделать, – отважился Трибуц. – Я подчиненный наркома ВМФ». И комфлот вышел на радиосвязь с наркомом. Он ждал, что Кузнецов станет задавать ему вопросы, что-либо уточнять, но тот коротко бросил в трубку:

– Делать все так, как требует генерал армии Жуков!..

Одесса, 14 сентября. 85-й день войны. Штаб обороны.

Поздно ночью Военный совет Одесского оборонительного района телеграфировал в Ставку и наркому ВМФ о том, что войска исчерпали все резервы, создалась угроза отвода наших войск на рубеж Гниляково – Дальник – Сухой Лиман. Это облегчило бы противнику ведение артогня по городу. Военный совет просил прислать стрелковую дивизию, а в дальнейшем – пополнение маршевыми батальонами.

– Теперь остается ждать ответа, – негромко произнес контр-адмирал Жуков. Он улыбнулся. – К такой заварухе мне не привыкать; в Испании вдоволь хлебнул горячего дымка.

– Я так понял, Гавриил Васильевич, что там над тобой шефствовал нынешний нарком ВМФ Кузнецов? – спросил Жукова его заместитель генерал Софронов.

– Он самый. Потому-то я надеюсь, что подкрепление нам непременно будет!..

Наступило хмурое утро. Небо все в тучах. Не спавший всю ночь заместитель командующего ООР по сухопутным войскам генерал Софронов пил за столом чай, рядом с ним чаевничал член Военного совета ООР бригадный комиссар Азаров.

– Слушали сводку, Илья Ильич? – спросил его Софронов.

– Наши войска оставили Кременчуг… – Азаров устало взглянул на Жукова. – Гавриил Васильевич, крейсер «Микоян» еще будет обстреливать вражеские батареи?

– Да. Такой приказ я отдал командиру крейсера капитану 2-го ранга Сергееву. Он нас не подведет. В Испании Сергеев командовал эсминцем «Валенсия» и повадки фашистов изучил… – Жуков посмотрел на часы. – Однако Ставка молчит, а?

– И нарком ВМФ тоже молчит, – почесал затылок генерал Софронов.

– Подождем еще, – буркнул Жуков. – Я все думаю о контрударе. Если нам помогут морским десантом, то мы ударим по немцам с фронта, а десантники – в тыл. Отбросим левый фланг противника, и тогда он уже не сможет стрелять по городу из орудий.

В штаб не вошел, а вбежал дежурный радист и с порога крикнул:

– Есть ответ из Ставки! – И он отдал Жукову листок.

Тот прочел:

– «Передайте просьбу Ставки Верховного Главнокомандования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться шесть-семь дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. Получение подтвердить. Сталин».

– Здорово! – воскликнул генерал Софронов. Он прикурил папиросу и жадно затянулся. – Такой телеграммы я никак не ожидал. Раньше получал только приказы, и никто меня не спрашивал, нравятся они мне или нет. А тут – просьба. И кто просит? Верховный главнокомандующий!

– Депешу Верховного надо передать в войска. И сейчас же пошлем ответ в Ставку. Мысль такова: будем стоять насмерть! – распорядился контр-адмирал Жуков.

Кто бы мог подумать, что немецко-фашистские войска подойдут так близко к Москве? Столица жила в тревоге. Государственный Комитет Обороны принял постановление о частичной эвакуации города, когда об этом зашла речь в Ставке. Сталин строго предупредил всех, кто находился в его кабинете:

– Я требую соблюдать спокойствие, делать все, что положено при эвакуации, без паники, без суеты. Борьба с врагом – это наш долг перед Отечеством, и, как бы ни было тяжко, каждый из нас должен сам нести этот долг, а не перекладывать на плечи других…

«Да, заварилась каша под Москвой, – взгрустнул Кузнецов, входя в свой кабинет. Был обеденный перерыв. – Жена ждет меня дома, видимо, волнуется, надо позвонить ей», – решил Николай Герасимович. Он снял трубку и набрал номер телефона квартиры.

– Да, вас слушают!

– Верунчик, это я, Колька из деревни Медведки, что раскинулась в низине у речки Ухтомки, – тихо произнес он. – Обедать я не приду, ужинать – тоже. Спать буду на службе…

– А что случилось, милый? – также тихо спросила она.

– Случилось то, чего никто из нас не ожидал… Потом я все объясню. Может, даже тебе с детьми придется на время уехать из Москвы…

– Все ясно, Коленька, я, кажется, смекнула… Эвакуация?

– Возможно. Сыновьям пока ни слова. И вообще, рот – на замок. До завтра, Верунчик!

Он положил трубку. Перекурил, потом пригласил к себе адмиралов Галлера и Алафузова.

– Я только что прибыл из Ставки, – сказал нарком. – Ситуация под Москвой обострилась. Мною получено указание ГКО временно эвакуировать Наркомат Военно-морского флота. – Он взглянул на Галлера. – Вы, Лев Михайлович, останетесь тут со мной и возглавите оперативную группу наркомата, а вы, Владимир Антонович, уедете в Куйбышев, где организуете работу Главного морского штаба и управлений.

– Я готов, Николай Герасимович, – ответил Алафузов.

В жаркие дни июля, когда на всех фронтах шли ожесточенные бои, Кузнецов поручил Галлеру оборудовать резервный узел связи ВМФ. Галлер блестяще выполнил это задание. Для этой цели он использовал сетевой заградитель «Исеть», базировавшийся на Волге. Сейчас этот корабль стоял у причала в Куйбышеве, связь с пилотами по телеграфной связи и по радио была установлена, проведены пробные сеансы связи с Полярным, Ленинградом, Севастополем и Архангельском. Об этом Галлер и напомнил Кузнецову.

– Тогда в дорогу, Владимир Антонович. А вы, Лев Михайлович, со своей оперативной группой размещайтесь в доме на Скаковой аллее. Там у нас надежный узел связи…

Ставка и Генштаб всемерно укрепляли войсками и боевой техникой оборону Москвы. Николай Герасимович размышлял над планом эвакуации наркомата, когда ему позвонил заместитель начальника Генштаба генерал Василевский и спросил, как идет работа по формированию двадцати пяти морских стрелковых бригад для обороны столицы.

– Пока проблем нет, все идет строго по плану, – ответил нарком.

– Хорошо, Николай Герасимович, – отозвалась трубка. – С утра зайдите ко мне в Генштаб.

Кузнецов сказал Василевскому, что «проблем нет», однако ему пришлось столкнуться с теми, кто в Главморштабе был против того, чтобы брать в морские бригады моряков с кораблей. И что удивительно, к ним примкнул и адмирал Галлер.

– Мы оголяем боевые корабли и тем самым понижаем их боеготовность, – заявил он наркому. – А первоклассных специалистов, как вы знаете, у нас и так недостает. Тех же минеров, торпедистов, радистов, электриков… А готовить профессионалов из молодых краснофлотцев – дело не одного месяца и весьма сложное.

– Я, Лев Михайлович, не хуже вас знаю, что хорошо для кораблей, а что плохо. Но надо смотреть в корень, а не рассуждать подобно кисейной барышне, – резко ответил нарком.

Обычно добродушное лицо Галлера словно окаменело.

– Я с вами не согласен! – запальчиво возразил он, сверкнув глазами. – Вы ищете легкую дорогу, вы… – Он запнулся.

– А я с вами не согласен! – необычно грубо произнес Кузнецов. И с ожесточением добавил: – Я – нарком флота и прошу об этом не забывать. Надо выполнять приказы, а не дискутировать!..

Какое-то время оба молчали. Взглянув на своего заместителя, Кузнецов понял, что обидел его. Галлер был опечален.

– Иначе поступить я не мог, – вновь заговорил нарком. – Над столицей нависла смертельная опасность. Ставка, лично товарищ Сталин принимают все меры, чтобы не дать врагу ворваться в город. И если надо будет, мы заберем моряков со всех кораблей и бросим на защиту столицы! Но пока Ставка просит направить под Москву двадцать пять морских бригад. А с кораблей, как вам известно, мы берем лишь добровольцев. Эти люди наверняка будут сражаться с врагом до последней капли крови. Фактор весьма немаловажный. – Кузнецов сделал паузу. – Теперь, Лев Михайлович, о легкой дороге, о которой вы упомянули. Да, вы отдали флоту всего себя без остатка, и я преклоняюсь перед вами. Вы прошли на море весьма суровую школу, и среди высших флотских чинов равных вам, пожалуй, нет. Но хочу подчеркнуть другое. Для себя я никогда не выбирал легкой дороги на море и вашего упрека не заслуживаю…

Галлер ответил не сразу: то ли про себя анализировал действия наркома, то ли растерялся и не знал, как ему поступить, ибо Кузнецов был прав и каждое его слово горячим свинцом жгло душу. Наконец он вскинул брови и прямо взглянул на Кузнецова.

– Я погорячился, Николай Герасимович, прошу меня извинить!

Кузнецов, словно не слыша его, спокойно сказал:

– Торопитесь, Лев Михайлович, мне нужна справка, какие корабли и сколько выделили моряков в морские бригады. Если командиры где-то допустили перебор в добровольцах, прошу их поправить. На море ведь тоже идет война, и немалая.

– Есть, будет сделано! – Глаза у Галлера повеселели, и весь он будто преобразился.

Главморштаб отобрал с флотов до 40 тысяч краснофлотцев, которые должны были стать костяком ударных формирований. Кузнецов строго контролировал выполнение требования ГКО.

Поздно вечером в Москву вернулся адмирал Исаков. Когда он вошел в кабинет наркома, тот поднял голову.

– Иван Степанович? – Кузнецов пошел ему навстречу. – Ну, здравствуй, дружище! – Нарком крепко пожал ему руку. – Значит, нашему полку прибыло?

– Да вот… – смутился Исаков. – Как-то неловко получается: состою на должности начальника Главморштаба, а сижу в Ленинграде. Хорошо, что отозвали… Что, мой заместитель Алафузов в Куйбышеве?

– Там, Иван Степанович. Я сам на днях оттуда вернулся. Занимался размещением штаба, оборудованием командного пункта Наркомата. Ну а ты как жил в Питере?..

– С главкомом маршалом Ворошиловым я сработался быстро, установил с ним деловой контакт, и он меня понимал, – начал Исаков. – А когда его сменил генерал армии Жуков, мне приходилось туго. Жуков крутой, не терпит никаких возражений. Как зыркнет на тебя, аж пот прошибает. Правда, ко мне он претензий не имел, если не считать эпизода с начальником штаба Ладожской военной флотилии Боголеповым.

– Как случилось, что Боголепов попал под трибунал? – спросил нарком, не посвященный в детали происшедшего. – Я пытался кое-что узнать у маршала Шапошникова, но Борис Михайлович намекнул, что этим делом занимались Сталин и Берия.

– Трагедию с Боголеповым я и сейчас все еще переживаю, – признался Исаков. – Есть в этом и моя вина. Вы же сами знаете, что Виктор Платонович отчаянный и храбрый человек. Я узнал его еще в двадцать третьем году, когда он был начальником оперативного отдела штаба флота, а я – начальником Южного отделения службы наблюдения и связи Черного моря…

Кузнецов и сам хорошо знал Боголепова. Перед войной он предложил ему разработать перспективный план развития военно-морского оружия и техники на ближайшие 10–15 лет (Боголепов был в ту пору начальником кафедры тактики Военно-морской академии). Но война помешала ему осуществить задуманное, хотя план развития оружия и техники был хорош.

– Когда немцы захватили Шлиссельбург, – продолжал рассказывать Исаков, – и вышли к Ладожскому озеру, окружение Ленинграда было завершено. Жуков вызвал меня к себе и спросил, кто возглавляет Ладожскую военную флотилию. Я ответил, что временно начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга Боголепов. Я отметил, что он доброволец, сам попросился на фронт. Словом, человек он надежный…

Что же сделал генерал армии Жуков? Он подошел к столу, на котором лежала большая карта и, глядя на меня, произнес:

– Приказываю: кораблям Ладожской флотилии высадить в районе Шлиссельбурга тактические десанты с задачей овладеть городом и наступать вот сюда, – Жуков ткнул указкой в берег, – в Юго-Восточном направлении, чтобы соединиться с нашими войсками в районе Синявино. Лично передайте это мое приказание врио командующему флотилией.

– Когда надо высадить десанты? – спросил я.

– Даю вам на подготовку две недели!

– Мало времени, Георгий Константинович, – возразил я. – А в этом деле спешка только вредит.

– Ни дня больше, моряк! – воскликнул Жуков. – Пусть уложится ваш Боголепов в этот срок, – отрезал он, давая понять, что разговор закончен.

Боголепов волновался, хотя с присущей ему настойчивостью взялся за подготовку десантов. В их составе был разношерстный народ: бойцы НКВД, краснофлотцы, разведчики-балтийцы, курсанты, пограничники… В конце сентября были высажены три тактических десанта, их прикрывали две канонерские лодки. Но «юнкерсы» нанесли по десантам ощутимые удары, немецкая артиллерия вела по морякам бешеный огонь. Десантники понесли большие потери и, естественно, Шлиссельбург так и не взяли.

Жуков был вне себя, казалось, он разразится бранью.

– А ты хвалил этого Боголепова: доброволец, подал рапорт направить его на фронт… А что ему там делать, если не сумел должным образом подготовить и выполнить важнейшую операцию? – Затем, нахмурившись, строго и категорически добавил: – Отдать Боголепова под суд военного трибунала!

Я был потрясен этим, пытался убедить Жукова, что на подготовку десантов он дал мало времени, с воздуха высадку десанта нечем было прикрыть, но командующий фронтом был неумолим – судить Боголепова! Решением трибунала тот был приговорен к нескольким годам заключения, потом заменили отправкой на фронт.

– Вот как все это произошло, – заключил свой рассказ Исаков.

(Капитан 1-го ранга Боголепов вернулся с фронта в конце декабря сорок первого, а в январе сорок второго нарком ВМФ вызвал его в Москву и дал задание срочно написать наставление по охране военно-морских баз.

– Я готов это сделать, тем более что опыт есть. Таллин, Одесса, а теперь вот сражается и Севастополь.