Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

В мае по указанию Кузнецова на одной из подводных лодок Балтийского флота Научно-технический совет ВМФ провел обсуждение нового проекта подводной лодки. Николай Герасимович принял активное участие в дискуссии. По докладу контр-адмирала Мельникова, рассказавшего о новых пушках, он, в частности, сказал:

– Я слушал выступающих, и меня все время беспокоил вопрос: не устарела ли эта пушка, не успев родиться?! Да, она сочетает в себе элементы современности: большая высота поражения воздушного противника, скорость наводки, управление с помощью радиолокации. Но вот беда: пушка через минуту интенсивного огня выходит из строя… Так что вопрос о принятии решения пока оставляю открытым, хочу выяснить, наилучший ли это вариант.

Дискуссия разгорелась при обсуждении новых проектов подводных лодок. И тут особенно проявились незаурядные знания главкома.

– Нельзя прекращать то, что мы делаем сегодня, – подчеркнул Кузнецов. – Из тех проектов, которые мы имеем, важно извлечь максимум нового и полезного. Кое-кто делает упор на узлы движения. Правомерно ли? Разве узлы вооружения неважны? Если мы отстанем в вооружении, то подлодка будет неполноценной. Я рекомендую сочетать и то, и другое…

На совещании руководящего состава Балтийского флота Кузнецов говорил о том, что война подтвердила необходимость сильного военно-морского флота, она не похоронила ни одного класса кораблей, породила ряд новых классов кораблей, а некоторые поменяла местами. Например, авианосец поставила на первое место, а линкор – на второе. Появилась атомная бомба. Остаются корабли? Да, остаются, но конструкция их должна измениться.

– Во время войны, товарищи, мы с вами, образно говоря, вылезли на берег, но это было вызвано военной необходимостью. Сейчас мы снова собрались на берегу морей и начинаем робко входить в океан, начинаем плавать. Наша задача – оторваться от берега так, чтобы не оглядываться назад.

То, что делал главком ВМФ и за что боролся, вполне оправдано, ибо наращивание боевой мощи флота он видел в строительстве сбалансированного по составу флота, во внедрении новых систем морских вооружений на базе последних достижений и фундаментальных исследований науки. И все же – что для него было главным? Создавать корабли всех классов! Однако это требовало проведения перспективных исследований, конкурсного проектирования систем морских вооружений, чтобы промышленность получала научно обоснованные оперативно-тактические и тактико-технические задания.

Все эти и другие вопросы главком ВМФ ставил перед правительством с большой решительностью. Так, вернувшись из поездки на Балтийский и Черноморский флоты в августе 1946 года, он написал служебную записку председателю Госплана СССР Вознесенскому, в которой, в частности, указывал: «Одновариантность проекта кораблей неизбежно ведет затем к неоднократным модернизациям, что влечет за собой неоправданный расход материальных средств, перенапряжению судостроительных мощностей, в конечном счете – к снижению численности боевого состава флота». Вопрос был серьезный, и Вознесенский пригласил Николая Герасимовича к себе, чтобы все обсудить в деталях.

– Я сделаю все, о чем вы просите, – заверил главкома Вознесенский. – Так что в моем лице вы нашли еще одного сторонника создания мощного военного флота. Мы в Госплане продумаем, что и когда вы получите на флоты. – После паузы Николай Александрович продолжал: – Я, как и вы, солдат. Если не ошибаюсь, слово это нерусское и означает «защитник Отечества». А защитник Отечества, как мне кажется, не только тот, кто идет на врага с оружием, но и тот, кто делает это оружие.

Главком улыбнулся широко, добродушно.

– Вы правы, Николай Александрович. Спасибо за заботу о флоте!

Все, что мог сделать Кузнецов – и как заместитель министра Вооруженных Сил СССР, главком ВМФ, и как депутат Верховного Совета СССР, он делал на совесть. Когда был в Севастополе, адмирал Октябрьский попросил его оказать ему содействие в приеме у Булганина.

– Одному вам трудно бороться за флоты, я же хочу кое-что «вырвать» у министра Вооруженных Сил для Черноморского флота. Севастополь ведь у нас один… А пойду я к нему на прием как депутат Верховного Совета СССР, – ответил Кузнецов.

– Добро! Чему быть – того не миновать!

Кузнецов убедил Булганина принять адмирала Октябрьского и в тот же день вызвал его в Москву. «Сегодня (31 октября) был принят т. Булганиным и Василевским (присутствовали Хрулев и Кузнецов) по вопросам обеспеченности флота, – записал в своем дневнике комфлот. – Доложил о всех наших нуждах, договорились о помощи. Вновь поставил вопрос о иммобилизации 39-го года срочной службы (1917 год рожд.). Доложил, что мы флот после войны не привели в порядок, у нас еще большой хаос в корабельном и береговом составе; высказал свои соображения по вопросу дальнейшей судьбы флота. Василевский очень внимательно слушал, все записывал». Через девять дней в дневнике Октябрьского появилась новая запись: «Получил вчера телеграмму от Кузнецова. То, что я докладывал Василевскому и Булганину, приказано подработать, все вопросы доложить к 15.11».

Кузнецов в сутолоке дел не забывал, что в Главном штабе ВМФ все еще работает инспекция, он даже свыкся с мыслью, что она рядом. Удивляло лишь то, что инспектора работали с его подчиненными, а главкома маршал Говоров еще ни разу не пригласил к себе. Нет-нет да и появлялась тревожная мысль: не хотят ли снять его с должности главкома?..

После решения ряда вопросов у Булганина по ремонту крейсера «Молотов» Кузнецов возвращался к себе. В приемной министра он увидел маршала Говорова.

– Леонид Александрович, я хотел бы зайти к вам, – сказал главком.

– Зачем? – усмехнулся маршал.

– У вас, видимо, есть замечания по работе Главного штаба? Слышал я, что и в мой адрес у вас есть претензии.

– Все будет указано в акте проверки, – сухо ответил Говоров.

Вернулся к себе Кузнецов не в духе. Это заметил адмирал Галлер, принесший ему на подпись приказ о переводе кораблей с Северного флота на Балтику. Он положил на край стола папку с документами.

– Вы чем-то взволнованы?

– Разве мало у меня разных дел? – грустно улыбнулся Николай Герасимович. – Эх, Лев Михайлович, скажу вам честно, иной раз мне кажется, что лучше чувствовал себя, когда шла война. Ей-богу, правда! Теперь же, куда ни пойди, везде встречаешь сопротивление своим планам, слышишь окрики.

«Видно, крепко его допекли», – подумал Галлер.

– Лев Михайлович, мы что-то затянули с формированием команд для отправки в Италию за кораблями.

– Сроки нам дали короткие, а людей мы собираем со всех флотов! – возразил Галлер. – И кораблей немало: линкор, крейсер, шесть эсминцев, две подводные лодки, двенадцать торпедных катеров, танкер, пять водолеев, десять буксиров… – Какое-то время адмирал молчал, потом сказал сдержанно: – Не нравится мне все это…

– Что, приемка кораблей?

– Да нет… Инспектирование Главного штаба мне не по душе. На вас, Николай Герасимович, идет охота…

Без стука в кабинет вошел адмирал Левченко.

– Звонили из ЦК партии. Вам и генералу Рогову прибыть к Жданову к семнадцати ноль-ноль.

Кузнецов почувствовал, как дернулись губы от напряжения. На душе – холодок. Он понимал, что это глупо и смешно, и все же спросил:

– Что еще?

– Дворцовые тайны мне, Николай Герасимович, неведомы.

Кузнецов стал быстро одеваться.

В кабинете секретаря ЦК партии Жданова находился и Булганин. Он сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Услышав стук двери, поднял голову. Главком поздоровался, то же сделал и генерал Рогов.

– Почему все еще не отправлены команды моряков в Италию, ведь там их ждут корабли? – спросил Жданов.

Кузнецов объяснил, отчего произошла задержка. Но теперь люди подобраны и вот-вот выедут.

– Кто виноват в задержке? – сухо спросил Жданов.

– Я, Андрей Александрович.

– А вы что скажете? – Жданов посмотрел на генерала Рогова.

– Главком определил сроки формирования команд, а они оказались нереальными. – На губах генерала вспыхнула усмешка.

– Вы что, невиновны? – сердито спросил Рогова Жданов… – Вот уж поистине был прав философ Григорий Сковорода, когда говорил, что без ядра орех ничтожен, а без сердца – человек! Вы, Иван Васильевич, вижу, боитесь и не желаете разделить ответственность с главкомом, и я весьма огорчен…

Вышел из Кремля Кузнецов в душевном смятении, казалось, он перенес тяжелую пытку.

– Николай Герасимович, ты, пожалуйста, извини меня, – начал Рогов. – Понимаешь, я сказал в том смысле, что за все на флотах в ответе главком…

– Не надо, Иван Васильевич, – прервал его Кузнецов. – Я готов принять удар… Не казни себя. Если бы ты признал свою вину, ничего бы не изменилось. Инспекция у нас проводится по распоряжению вождя. Не зря это, поверь. Против меня вся эта затея…

Дня через три постановлением Совета Министров СССР от 19 сентября 1946 года главкому Кузнецову было поставлено на вид за «недостаточное внимание к руководству по переводу судов в Советский Союз».

«Хоть бы правильно написали: не суда, а корабли!» – выругался в душе главком. Не злость одолела его от крючкотворства Жданова и Булганина – обида смяла сердце, едва прочел постановление правительства.

– Чего такой грустный? – спросил маршал Василевский, едва Кузнецов вошел к нему.

– Что, разве заметно? – вопросом ответил Николай Герасимович, садясь в кресло. – Кое-кто меня огорчил, но не беда… Я почему прибыл к вам? Хочу совет держать…

– Одну минуту. Ты ужинал? Нет? И я тоже… Сейчас мы это дело организуем. – Маршал нажал кнопку звонка, и в кабинет вошел адъютант – кряжистый полковник с тонкими черными усиками. – Принеси нам, пожалуйста, чай с лимоном и что-нибудь поесть.

– Бутерброды с ветчиной и бужениной подойдут?

– Чего желаешь? – Василевский взглянул на адмирала.

– Что вы, то и я, – смутился Николай Герасимович. – Вообще-то я еще не ужинал, подкрепиться не мешает…

И вот уже на столе дымится чай.

– Так вот отчего я грустный, – вновь заговорил Кузнецов. – Совет Министров СССР поставил мне на вид!

– За что?

Кузнецов объяснил подробно, упомянул и о том, что Жданов приглашал его по этому случаю в Кремль. В этом вопросе недоработал Главный морской штаб, а наказали его, и поделом: за все, что происходит на флоте, в ответе – главком.

– Факт неоспоримый. – Маршал маленькими глотками отпивал чай. – Но взыскание не ахти какое, и стоит ли так переживать?

– Если бы только это, Александр Михайлович, – едва не воскликнул адмирал. – Я давно заметил, что Сталин стал ко мне придираться, чего раньше не было. То одно ему не по нраву, то другое… А сейчас устроил проверку работы Главморштаба, комиссию возглавил Говоров…

– Знаю, – прервал главкома начальник Генштаба. – Проверка есть проверка, и я не вижу здесь злого умысла.

– А я вижу, вы уж извините… – Николай Герасимович замялся. – Все началось с тех пор, как я возразил Сталину по вопросу о разделе Балтийского флота на два самостоятельных флота.

– А как повел себя твой заместитель адмирал Исаков?

– Он меня не поддержал, а при голосовании на Военном совете, когда там обсуждалось предложение вождя, воздержался.

– Это плохо, когда заместитель идет против своего начальника, – неодобрительно отозвался маршал. – Ты что, чем-то обидел Исакова?

– Да нет, Александр Михайлович, Исаков просто испугался за свою карьеру и не решился выступить против предложения вождя. Ему ничего, а мне, видно, дадут по шапке. Все идет к этому…

– Зря наговариваешь на себя, Николай Герасимович, – упрекнул его Василевский. – Ты же не слуга двух господ? Один у нас вождь – Сталин, ему и служим. – Маршал налил себе еще чаю. – А теперь говори, какое у тебя ко мне дело.

– Сложное дело, им и живу…

– Это будет твой последний и решительный бой? – улыбнулся начальник Генштаба.

– У меня этих боев с начальством было немало, и не все я их выигрывал. – И главком без перехода объявил: – Я хочу написать на имя Сталина служебную записку.

– О чем?

– О том, какую работу ведет военно-морской флот по созданию методов защиты от атомного оружия, что для этого нам надо. Есть у меня некоторые мысли насчет ядерной энергии. Хочу предложить создать единый руководящий орган в Министерстве Вооруженных Сил, чтобы придать весомость всем этим проблемам. Надо ли писать Сталину?

– Надо, Николай Герасимович, – поддержал адмирала Василевский. – Я бы помог тебе, но у меня нет на это полномочий. Так что не откладывай это дело. Уверен, что Сталин ухватится за твое предложение обеими руками. Ну а на меня ты всегда можешь рассчитывать – поддержу!..

Неожиданно зазвонила «кремлевка». Маршал снял трубку. Звонил Сталин.

– Товарищ Василевский, вы сейчас очень заняты? – спросил он.

Начальник Генштаба ответил, что у него находится главком ВМФ адмирал Кузнецов и они обсуждают вопросы укрепления боеготовности флота.

– Что товарищ Кузнецов хочет от Генштаба?

– Речь идет об атомном оружии и ядерной энергии, – начал было Василевский, но вождь прервал его:

– Как освободитесь, прошу прибыть ко мне в Кремль. Сейчас десять вечера, жду вас к одиннадцати. – И Сталин положил трубку.

Кузнецов встал.

– Пойду я, Александр Михайлович. К утру подготовлю документ и сразу же направлю Сталину. А может, вы сначала прочтете?

– Не будем терять время, все равно вождю принимать решение.

Утром служебная записка была отправлена спецпочтой в Кремль. «Ответит ли Сталин и когда?» – думал Николай Герасимович, хотя на этот счет у него были сомнения. Он взволновался, когда утром ему позвонил Сталин.

– Я получил ваш документ. Все, о чем вы написали, очень важно для Вооруженных Сил. Медлить в создании ядерного оружия, строительстве атомных кораблей и подводных лодок нам никак нельзя. На Политбюро обсудим этот вопрос, разумеется, с привлечением к этому делу ученых, видных конструкторов. У вас есть вопросы?

– Нет, товарищ Сталин.

– Работы по атомной энергии, начатые флотом, продолжайте. Позже я приглашу вас на беседу. – Вождь положил трубку.

Кузнецов откинулся на спинку кресла. Сердце отчего-то трепетало, хотя чувствовал он себя прекрасно. Невольно подумал: «Кажется, Сталин доволен. Что ж, это хорошо. Военный флот в ближайшее время ждут большие перемены. Только бы успеть воплотить все задумки в жизнь!..»

Казалось, у Николая Герасимовича появилось второе дыхание.

На совещании конструкторов он поставил вопрос о необходимости разработки проектов новых кораблей и подводных лодок с учетом использования последних достижений в области науки и техники – кибернетики, электроники и атомной энергии. А в своем заключительном слове он заявил, что при главкоме ВМС будет создано Управление со спецподразделениями – «атомными группами».

– Уже скоро, товарищи, флот получит подводные атомоходы, корабли новейшей конструкции, ракеты. – Николай Герасимович передохнул. – Наш флот переживает свое второе рождение, и мы этим горды!..

Домой он пришел поздно вечером. Разделся, повесил на крючок плащ, положил на полку фуражку. Все делал молча, насупив брови. Жена стояла рядом робко, как в тот памятный день, когда они поженились. Потом заглянула ему в глаза и увидела в них грусть. Сердце екнуло.

– Что случилось, Коля? – спросила она тихо.

– Можешь меня поздравить, – сказал он глухо, с каким-то надрывом. – Совет Министров поставил мне на вид за недостатки в службе. – И с горечью добавил: – Не министр Вооруженных Сил, коему я подчинен, объявил мне взыскание, а правительство! Видишь, как провинился твой муж, коль на него бросили весь Совет Министров. – Кузнецов улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. Такай улыбки на его лице жена еще не видела. – Целую неделю тебе не говорил, но все еще саднит душу…

– Но ты… – начала она и замолкла, ощутив сильные толчки сердца. – Ты виноват?

– Эх, Верунчик!.. – Он качнул головой. – За все, что делается на флотах, и хорошее и плохое, отвечает главком!

– Тебе час тому назад звонил Хрулев, – сообщила жена, ставя на стол ужин. – Я сказала, что ты еще на службе. Обещал перезвонить.

– Ну-ну, пусть звонит, видно, ему что-то надо.

И тут раздался звонок телефона. Это был Хрулев.

– Что волнует начальника тыла Вооруженных Сил?

Хрулев ответил, что ему звонил адмирал Октябрьский, просит топлива.

– Понимаешь, Николай Герасимович, мы же недавно сидели с тобой у Булганина и Василевского, был там и Октябрьский. Все, что мог, я Черноморскому флоту выделил. А ему этого, видите ли, мало, давай еще. Ну и цепкий твой Филипп Сергеевич. Я говорю ему, что у меня нет топлива, а он грозится послать телеграмму Молотову.

– Если просит – надо дать, Андрей Васильевич, – сказал Николай Герасимович. – Мне комфлот не звонит, потому что у меня нет топлива. А кроме того, на моих плечах еще три флота, не считая флотилий. Чем я могу тебе помочь? Филипп Сергеевич такой, что шарахнет телеграмму самому Сталину, даст как депутат Верховного Совета СССР, и я не могу ему запретить.

– Хитер же ты, Николай морской! – сердито гаркнул в трубку Хрулев. – Ладно, придется брать из своих резервов, но министру я все же доложу.

Вера Николаевна так разволновалась из-за неудач у мужа, что всю ночь не спала. Она ворочалась, тихо вздыхала, чтобы не слышал муж, в голову лезли всякие мысли, и одна из них вытеснила остальные: а вдруг его снимут?! Она встала с кровати и на цыпочках подошла к мужу. Он лежал на спине и спал. В окно светила бледная луна, отчего его лицо казалось белым, как стена. Она вернулась к себе и снова легла. Какое-то время в комнате было тихо, потом она услышала, как муж поднялся, пошел на кухню, выпил там воды и вернулся. «Значит, он не спал, а когда я подошла, притворился, закрыл глаза», – решила она. Всю ночь у них не звонил телефон, что случалось редко. Но Вера Николаевна так и не уснула. Едва в окно брызнул свет, она встала, умылась и пошла на кухню готовить мужу завтрак. Он подошел к ней, положил теплую ладонь на ее плечо.

– Ты что, голубушка моя, ночью не спала? – Он заглянул ей в глаза.

– Что?! – встрепенулась жена. – Я спала… Мне даже сон приснился. Будто мы с тобой в Севастополе, яхта стрелой несется по воде, я от страха прижалась к тебе, казалось, вот-вот она опрокинется и мы окажемся в воде. Я-то плавать не умею… От страха проснулась.

– Вера, давай завтрак, мне пораньше надо на службу…

Август, 1946 год.

День клонился к вечеру. Дарья накопала на огороде картошки, и, пока готовила ужин, совсем стемнело. Кто-то постучал в дверь. «Наверное, Егор пришел», – подумала она о соседе: с его дочерью Юлей дружил ее сын Петр.

Дарья сняла крючок и открыла дверь. На пороге стоял улыбающийся Петька! Он был в морской форме, на золотистых погонах тужурки сверкали звездочки.

– Сынок!.. – Она обняла его, расцеловала. – Проходи, я как раз ужин приготовила. Дал бы мне знать, что едешь, я бы встретила тебя на вокзале.

– Я торопился. – Петр вошел в комнату, поставил у дивана чемодан, затем снял тужурку. – Теперь твое чадо – лейтенант корабельной службы! Мне дали недельный отпуск, побуду дома, а потом махну на Тихоокеанский флот. Получил назначение на подводную лодку.

Дарья села на диван.

– Я рада, сынок. А почему ты не поехал на Северный флот, где мы с тобой жили и где твой отец плавал на лодке? И твой дед Максим там служил боцманом на тральщике.

– Я просил начальство послать меня в Полярный, но мне отказали, – грустно произнес Петр. – Говорят, теперь я человек военный и обязан ехать туда, куда меня послали. – Петр повесил фуражку на вешалку. – Юля дома, не знаешь?

– В Саратове она, сынок, – ответила мать и уточнила: – Только вчера уехала, а Егор с утра укатил на бричке на свой огород копать картошку. Жену свою Ульяну похоронил в прошлом году, теперь на его плечи легли все заботы о доме. – А про себя подумала: «Хорошо Егору – хромой, потому его не взяли на войну. А мой Федор голову сложил…»

– Юля, что, приглянулась тебе, сынок? – спросила Дарья.

Петр зарделся.

– А что, разве она плохая девушка?

– Бог с тобой, сынок, о чем ты! – замахала руками Дарья. – Юля хорошая девушка. Мне вот помогла закрыть банки с вишневым вареньем, посолить огурцы… – И после минутного раздумья вдруг промолвила: – Ты бы женился на ней!

Петр закусил губы.

– Вот приеду на флот, обживусь на подводной лодке, поплаваю самую малость и женюсь!

У Дарьи огоньками засветились глаза.

– Хорошо бы, сынок. Глядишь, и внука мне подаришь…

Уехал Петр во Владивосток, так и не повидавшись с Юлей. Перед отъездом он навестил ее отца Егора, выпил с ним. Егор отчего-то был грустный, попытался улыбнуться, но не мог: мысль о том, что Петр уезжает, так и не дождавшись приезда дочери, больно уколола его.

– Я, Егор Федорович, люблю Юлю и когда приеду в отпуск, заберу ее с собой, – признался Петр, глядя в его опечаленные глаза.

– Забрал бы ты ее сейчас, Петька, – тихо сказал Егор. – Вдвоем было бы там вам хорошо… – Он поднял стакан. – Что ж, выпьем за твою дорогу? – И он в два счета опорожнил стакан.

Дарья, проводив сына, загрустила. И это заметил Егор, когда зашел к ней узнать, нет ли от Петра писем.

– Пока нет, – глухо отозвалась Дарья. – Я вот о чем подумала, Егор. Сегодня исполнилось три года, как погиб мой Федор. Надо бы его помянуть. Как считаешь?

– По-людски надо бы, – согласился Егор. Он засуетился. – Ты вот что, Дарья, приготовь закуску, а я мигом смотаюсь в лавку.

– Погоди, Егор, я дам деньги…

– Федор был мне другом, а ты про деньги говоришь! – обиделся сосед.

После этого спустя неделю из Саратова приехала Юля. Вечером, едва на небе зажглись крупные, как осколки алмаза, звезды, а над деревней взошла щербатая луна, она пришла к соседке. Уезжая в Саратов, была веселой, улыбчивой, черные большие глаза сыпали искры, а сейчас ее лицо было грустным, каким-то отрешенным, будто ее кто-то сильно обидел.

– Ну, как там в городе поживает твоя сестра, ты ее видела? – спросила Дарья, усаживая соседку на мягкий диван рядом с собой.

– Хорошо Настя живет, потому как муж у нее человек надежный, – тихо ответила Юля. – Любит ее, души в ней не чает. Когда я была у них, он каждый вечер ворковал подле нее, как голубок. А вот детей у них пока нет. Настя очень переживает… – Она с минуту помолчала, потом достала из сумочки круглое зеркальце и взглянула на себя. – От стылого ветра губы мои затвердели, еще потрескаются.

– А ты помажь их вазелином, враз мягкими станут, – посоветовала Дарья. – Дать вазелин?

– У меня дома есть. – Юля спрятала в сумочку зеркальце и посмотрела на Дарью. – Это правда, что Петька приезжал?

– Неделю гостил у меня. Теперь он морской лейтенант. Красивый такой, будто с картины художника сошел… Весь в отца…

– Обо мне спрашивал? – поинтересовалась Юля, слегка покраснев.

– Все уши мне прожужжал, где она, зачем поехала в Саратов и скоро ли вернется, – усмехнулась краешками губ Дарья.

– И что вы ему сказали?

– Сыграть с тобой свадьбу – вот что ему сказала!

– Так уж и свадьба, Дарья Павловна, – повела бровью девушка. – А может, я не соглашусь?

– Небось обиделась, что не подождал тебя? – Хозяйка посмотрела Юле в лицо. – Не мог он дольше недели быть дома. Приказ ему дан – прибыть на службу!

– Значит, военное училище он закончил? – спросила Юля.

– А то как же – лейтенант! – Дарья вздохнула. – Если домой не торопишься, согрей мне кофейку. Что-то голова у меня шумит. Там он. – Она кивнула на кухонный шкафчик.

– И я выпью с вами чашечку, – обронила Юля.

Дарья в мыслях перенеслась на Северный флот, где до войны она жила с Федором. Там и Петр родился. Но грянула война, и муж отправил ее с сыном под Саратов в деревню Красный Дол, где жила ее мать.

– У нас тут в Полярном опасно, – говорил ей Федор. – А вдруг немцы захватят Мурманск, что тогда? Ты же сама видишь, как часто «юнкерсы» бомбят город… И потом, я буду надолго уходить в море.

Она слушала мужа, а у самой слезы капали. У Федора оттого, что Дарья едва не рыдала, перехватило дыхание. Он обнял ее, ласково взглянул в глаза.

– Перестань, Дарья. Мне тут не жизнь будет без вас, а пытка. Но ради вашей безопасности я иду на все…

Когда уже они сели в поезд, Федор крепко поцеловал ее.

– Я буду часто тебе писать, Дарья. Береги сына. Знай, дорогая, я люблю вас!..

– О чем вы задумались, Дарья Павловна? – прервала ее размышления Юля.

Колечки каштановых волос упали девушке на лоб, глаза светились двумя огоньками. Сейчас Юля слегка улыбалась и была так красива, что хозяйка невольно подумала: «Хороша дивчина, есть вкус у моего Петьки».

– Я вспомнила, как мы жили в Полярном, – сказала Дарья. – Федор часто уходил в море, мы с Петей скучали без него, и когда он приходил домой, у нас был настоящий праздник. А потом война, и мы с сыном приехали сюда… – Она поставила чашку на стол. – После отъезда я Федора больше не видела… – И, глядя девушке в лицо, вдруг спросила: – Ты любишь Петра?

Юля покраснела, отчего черты ее худощавого лица резко обозначились.

– Сама еще в себе не разобралась, – тихо промолвила она. – Пойду я, Дарья Павловна, отец, наверное, уже дома…

«Чего это она вдруг заторопилась домой, – подумала хозяйка, посмотрев в окно. Юля торопливо шла по обочине дороги, то и дело поглядывая по сторонам. – Брички Егора что-то не видно. А может, у нее появился кто-то другой и она поспешила к нему на свидание?..»

Не успела Дарья нагреть утюг, чтобы погладить белье, как Юля снова пришла.

– Отец еще не приехал, а мне одной в доме скучно. – Она почему-то смутилась, усаживаясь на стул.

Дарья покосилась на нее, спросила:

– Что у тебя на душе, Юля?

– Петька из головы не выходит – вот что! – горячо произнесла девушка. – Может, мне поехать к нему?

– Куда ты поедешь, если Петька еще адреса своего не прислал? Я тебе вот что скажу: Петька любит тебя, он сам мне в этом признался. – Дарья выключила утюг. – И ты скажи, если не секрет: кто это в субботу приезжал к вам на полуторке? Парень статный, видно, когда-то Служил в армии…

– Вы разве не узнали его? – улыбнулась девушка. – Это же Степан Батурин из соседнего хутора. Когда в прошлом году вы хоронили свою маму, он вез гроб на полуторке. На нем был черный флотский бушлат и тельняшка. Степан в сорок четвертом вернулся с фронта по ранению…

Дарья заметила, что щеки у Юли вмиг стали алыми, будто ее в чем-то уличили.

– Степан в колхозе работает, – вновь заговорила девушка. – Привозил нам уголь со станции… Служил он в морской пехоте. Где-то в Крыму ходил с десантом, там его пуля укусила, да так, что пришлось оперировать.

– Что-то ты, Юлька, больно много знаешь о Степане. Не глянулся ли он тебе? – усмехнулась хозяйка.

– У меня есть Петька! – небрежно бросила Юля. Она увидела в окно отца, ехавшего по дороге на бричке. – Наконец-то батя вернулся! Пойду кормить его. – Девушка поцеловала хозяйку в щеку, как это делала не раз, и выскочила из комнаты.

Дарья оделась и вышла во двор. Вечерело. Она загнала кур в сарай, закрыла его, потом посмотрела на дорогу. Неужто к ней идет Егор? Он самый, в руках ведро. Он открыл калитку и вошел во двор.

– Привет, Дарья! – Егор улыбнулся, отчего у нее полегчало на душе. – Вот карасей тебе принес. – Он отдал соседке ведро.

Дарья высыпала рыбу в тазик, налила в него воды. Караси зашевелились.

– Гляди, Егор, они еще живые! Сам наловил или Степан Батурин привез?

Егор нахмурил лохматые брови.

– Сам ездил на пруд, только сейчас вернулся. – Он помялся, что-то хотел ей сказать, но так и не решился.

Дарья догадалась.

– Юлька тебя небось беспокоит?

– А то кто же еще? – Егор помолчал. – Зачастил к ней этот Степан, а мне это не по душе. Вчера тоже приезжал, арбузы привозил. Говорю ему: «Зачем привез? У нас есть арбузы!» А он с улыбкой мне в ответ: мол, королева просила. Это, значит, Юлька королева.

– Не переживай, – махнула рукой Дарья. – Твоя дочь неглупая, себя в обиду не даст.

– Ты так думаешь? – Егор посмотрел ей в глаза. – Ладно, тогда я пойду…

Утром Дарья убиралась в комнате и увидела, как к ее дому подкатила на велосипеде почтальонша Ульяна, Рыжие волосы упали ей на лоб, она отбросила их рукой, спрыгнула с велосипеда. Три года назад эта самая Ульяна привезла похоронку на Федора… Что теперь привело ее к Дарье?

– Павловна, с тебя причитается! – крикнула Ульяна. – Тебе письмо от сына! Из Владивостока…

Дарья повертела в руках треугольный конверт, потом достала из кармана кофты три рубля и отдала Ульяне.

– Купишь себе мороженое.

– Дай мне компоту, что-то в горле пересохло, – попросила Ульяна.

– Компот я не варила, молока хочешь?

– Давай!..

Усевшись под деревом, куда слабо проникали лучи солнца, Дарья разгладила на коленях листок и стала читать про себя.

«Привет, мама! Ну вот я и прибыл к месту службы. Определили меня на подводную лодку, и я доволен. Побывал уже в море. Тут оно не такое, как на Северном флоте. В этот день море было голубым-голубым и, словно огромный кит, грелось на солнце. А над ним гомонили чайки и белогрудые мартыны. Я смотрел на все это и вспоминал, как мы жили в Полярном. Там море Баренца штормило едва ли не каждый день. Что меня там особенно радовало, так это полярное сияние. Здесь его нет и в помине.

Не знаю, как дальше сложится моя судьба, но пока я доволен. Правда, порой горьковато на душе от мысли, что не попал на Северный флот, где погиб отец. Но что поделаешь! Военную службу, как и отца, не выбирают… Как там Юля? Я так тут замотался, что только сегодня хочу ей написать. Привет от меня дяде Егору. Пиши мне все как есть и ничего от меня не скрывай. Целую, мама. Петр. 5.09.46 г.»

Дарья свернула письмо и задумалась. «Ничего от меня не скрывай…» Это намек на Юлю, как она себя ведет. Нет, скрывать от сына она ничего не будет! Сразу же напишет ему, что у Юльки появился ухажер. Но она тут же отвергла эту мысль. Может, и вправду у девушки к Степану нет интереса? «Пока не стану Петьку огорчать, а там видно будет».

В это время Юля кормила отца ужином. Егор ел жаркое с соленым огурцом, то и дело поглядывая на дочь. Но вот она села за стол напротив и уставилась на него.

– Петр был у нас, когда приезжал? – спросила она, слегка зардевшись.

– Был, – подтвердил Егор. – Мы с ним даже выпили… Очень жалел, что с тобой не встретился.

– Он мог бы приехать в Саратов к Насте, где я была, да не приехал. – Глаза у дочери обидчиво сощурились.

– А что у тебя со Степаном? – спросил отец. – Что-то он прилип к нашему дому.

– У меня с ним чисто дружеские отношения, – ответила Юля. – Пошутила с ним насчет арбузов, а он на другой день привез их. Что же, сказать ему, чтобы отвез обратно?

– Негоже так, дочка, обидишь фронтовика…

В это время кто-то постучал в дверь.

– Не Дарья ли пришла? – напрягся Егор.

Юля открыла дверь. Степан! На раскрасневшемся лице – широкая улыбка, казалось, у него душа пела.

– Добрый вечер, Егор Федорович и ваша милая доченька! – Степан шагнул в комнату. – Вот зашел к вам в гости.