Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

Глава четвертая

– Где сейчас находится крейсер «Червона Украина», Лев Михайлович? – спросил Кузнецов, когда Галлер принес ему оперативную карту, чтобы было лучше понять обстановку под Севастополем.

Галлер ответил, что только вчера «Червона Украина» перебрасывала из Тендры морскую пехоту Дунайской военной флотилии.

– Началась ведь эвакуация гарнизона Тендровского боевого участка, – пояснил Галлер. – На карте я все пометил…

– Это мой любимый корабль, он мне ночью приснился, и видел я себя там молодым, – грустно произнес нарком.

– А я думал, что дороже крейсера «Аврора» для вас на флоте посудины нет.

Кузнецов улыбнулся.

– Чудной ты, Лев Михайлович! – уколол он Галлера. – «Аврора» – посудина? Ну ты, дружище, даешь! Это – легендарный корабль, сама история. Выстрел по Зимнему дворцу… Что, запамятовал, небось? Но я тогда на «Авроре» не служил и Зимний не штурмовал. И слава «Авроры» – это слава его экипажа, я к ней не причастен. Другое дело – «Червона Украина». Пять лет я стоял на командирском мостике крейсера, мне казалось, что с него я видел всю матушку Русь. Там мне был дорог каждый уголок, там поселилась моя юность. Да, затосковал я по крейсеру. Хочу побывать на нем. – И без всякого перехода неожиданно спросил: – Скажи, Лев Михайлович, а что на Азовской флотилии у контр-адмирала Горшкова? Есть от него донесения?

– Ночью поступила депеша… – Галлер зевнул. – Извините, Николай Герасимович, я лишь на рассвете чуток прикорнул. Так вот, о Горшкове. Сейчас, согласно вашему приказу, он формирует в составе Азовской военной флотилии укрепленный сектор береговой обороны, чтобы прикрыть юго-восточное побережье Азовского моря, от Ачуева до Азова, защищать его, а также содействовать частям Красной Армии. – Галлер подошел к карте и показал эти места.

Взгляд наркома скользнул по карте и застыл на Севастополе. До города – рукой подать… От этой мысли у него забилось сердце. Береговая батарея старшего лейтенанта Заики у деревни Николаевка отражает атаку немецких танков бригады Циглера из 54-го армейского корпуса, и, как подчеркнул Галлер, люди упорно держат оборону.

– Что, так близко немцы подошли к городу? – встрепенулся нарком.

– Да нет, Николай Герасимович, это в деревню прорвались танки, но бойцы остановили их, – пояснил Галлер. – Начштаба Елисеев уверен, что враг ужесточит свои атаки. Пришлось ему послать туда эсминец «Бодрый», чтобы своим артогнем поддержал батарейцев.

Пора, однако, идти в Ставку. Кузнецов подошел к вешалке и снял шинель. Галлер предложил ему взять с собой папку с последними донесениями с флотов, но нарком отказался.

– Я и так все помню. Эти донесения у меня вот тут сидят. – И он ткнул себя в грудь.

В кабинете Верховного находился заместитель председателя ГКО Микоян. Нарком поздоровался с Верховным, потом – с Микояном. Анастас Иванович пожал ему руку и, улыбаясь в усы, спросил:

– Комфлоту Головко звонить не собираетесь?

– Собираюсь, но вечером. А что?

– Передайте ему, пожалуйста, что на Север мы пошлем Папанина. Ему, как начальнику Главсевморпути и уполномоченному ГКО по перевозкам на Севере, придется со своим штабом обосноваться в Мурманске, и если потребуется помощь, командующий, Военный совет флота должны оказать ему помощь…

Слушая Микояна, Кузнецов вдруг подумал: почему об этом ему говорит не Сталин, а Микоян? Нарком, бывая в Ставке, воочию убедился, что, как правило, всегда первым выступал Верховный, а уж потом другие члены ГКО, члены Ставки или члены Политбюро. Исключение составлял лишь генерал армии Жуков. Словно догадавшись о его мыслях, Сталин сказал:

– Анастас Иванович будет курировать перевозки на Севере. А вам, товарищ Кузнецов, надлежит срочно вылететь в Архангельск.

– Готов хоть сейчас. – Нарком встал. – Правда, я собирался, с вашего разрешения, убыть в Севастополь. Там сейчас море от огня кипит.

– Октябрьский вернулся в Севастополь? – спросил Сталин.

– Он вчера на корабле вышел из Поти и будет на месте дня через два. – Нарком умолк, ожидая, что еще скажет Сталин. Но тот молчал. Пауза затянулась.

– Немцы рвутся к Севастополю, – наконец заговорил Верховный. – Там сражаются уже две наших армии, возможно, им удастся остановить врага.

Кузнецов сообщил: сегодня артбатарея, что находится у деревни Николаевка, открыла огонь по колонне немецких танков и задержала их.

– Фактически началась оборона города, товарищ Сталин. Потому-то я и собрался поехать.

– Там находятся ваши заместители адмирал Левченко и начальник Главпура ВМФ генерал Рогов. Вы что, хотите отправить на юг все свое руководство? – На лице Верховного вспыхнула недобрая улыбка. – А кто будет оборонять Москву?

Дверь открылась, и в кабинет вошел Поскребышев.

– Товарищ Сталин, извините, только сейчас позвонил командующий Брянским фронтом генерал Еременко. Наступление войск Гудериана под Тулой отбито. Немцы понесли большие потери…

Лицо Сталина просияло.

– Ну вот, а Гудериан рассчитывал с ходу захватить Тулу, так же как он с ходу взял Орел. Не вышло! Передайте товарищу Еременко, чтобы через час позвонил мне. – Он повернулся к Кузнецову. – Так о чем был разговор?

– О моей поездке в Севастополь…

– Нет, – сердито возразил Верховный, – отправитесь в Архангельск. Туда уже пошли первые транспорты союзников с грузами для Красной Армии. Готов ли порт принять их и разгрузить? Есть ли причалы, достаточно ли кранов? Подумайте с комфлотом Головко и над тем, какие силы еще надо выделить для охраны конвоев. Ни один транспорт союзников не должен пострадать!

– Сегодня же вылечу…

В Архангельск Кузнецов прибыл под вечер. Дул свежий ветер, мела поземка. Наркома встретили командующий Северным флотом адмирал Головко и командующий Беломорской военной флотилией вице-адмирал Степанов, недавно сменивший на этом посту адмирала Долинина.

– У вас тут уже зима?

– Снег выпал давно, по ночам небольшие морозы, – улыбнулся Степанов.

Нарком ВМФ хорошо знал его. Георгий Андреевич в чине лейтенанта служил в царском флоте, а перед войной возглавил Военно-морскую академию. По просьбе Степанова Николай Герасимович назначил его в действующую флотилию. «Хочу воевать, товарищ нарком, сражаться на море с фашистами!»

– Ну как, Георгий Андреевич, свыклись с новой должностью? – спросил Кузнецов, когда они прибыли в штаб флотилии.

– Привык, Николай Герасимович, хотя чего скрывать, еще не все у меня получается. Иногда Арсений Григорьевич меня журит.

– А меня вот кто песочит. – Головко добродушно кивнул на наркома.

– И надо мной есть начальство, – усмехнулся Кузнецов.

– Как там Москва? – спросил Головко. – Ее ведь обороняют и военные моряки?

Нарком ответил, что Главному морскому штабу удалось сформировать пять морских и одну стрелковую бригады и Отдельный отряд моряков. А еще раньше, в период боев на дальних подступах к столице, по приказу Государственного Комитета Обороны была создана Особая артиллерийская группа ВМФ – два артдивизиона из пяти батарей. Трагически сложилась их судьба. В районе Вязьмы все они погибли, уничтожив не один десяток немецких танков. Потом, когда кончились снаряды, моряки взорвали орудия.

– Да, Москва… – Кузнецов задумчиво склонил голову. – Тяжко ей, ее боль проходит через наши сердца. И все же я верю, что она выстоит.

– А Сталин в Москве? – спросил Степанов. – Прошел слух, что он уехал в Куйбышев.

– Это утка, Георгий Андреевич. – Кузнецов достал папиросы «Казбек» и закурил. – Было официально объявлено, что товарищ Сталин находится в Москве, в Кремле, и это успокаивающе подействовало на армию и население столицы. – После паузы нарком добавил: – Арсений Григорьевич, мне надо все знать о союзных конвоях. Как охраняют их наши корабли в своей операционной зоне, то есть до острова Медвежий. Как принимают в порту, все ли имеется для разгрузки судов…

В кабинет, постучавшись, вошел дежурный штаба флотилии.

– Товарищ народный комиссар, вам срочная радиограмма от адмирала Исакова! – отрапортовал он.

Кузнецов прочел текст, ощущая легкое волнение. Исаков информировал его, что Военный совет Черноморского флота предлагает перевести все корабли в порты Кавказского побережья. Однако он, Исаков, считает, что их надо оставить в Севастополе, чтобы своим артогнем они поддерживали сухопутные войска. А вот большую часть подводных лодок и вспомогательные суда, ненужные для обороны города, следует перевести на Кавказ. «Прошу вас утвердить эти предложения для дачи указаний Военному совету Черноморского флота».

Кузнецов тут же связался по телефону с Исаковым и распорядился передать комфлоту Октябрьскому: артиллерийские корабли оставить в главной базе, а подводным лодкам уходить.

– Все ясно, Иван Степанович? – спросил нарком, прижав трубку к уху. – Что-что, я не понял, повтори!.. Когда я буду у вас? Дня через три-четыре. До свидания!..

– Что, Филипп Сергеевич Октябрьский не желает, чтобы корабли флота обстреливали из орудий вражеские войска на суше? – спросил Головко.

– Боится ими рисковать, – ответил нарком. – Это проявилось и во время обороны Одессы, пришлось его поправить… Ну а как дела у вас на флоте, Арсений Григорьевич?

– У вас есть замечания? – в упор спросил комфлот.

– Мне кажется, что подводники могли бы действовать на вражеских коммуникациях более эффективно. Их успехи скромны.

– Нет, я так не считаю, вы уж извините, – пылко возразил Головко. – Посудите сами… Разрешите закурить?

– Курите. Вам дать «Казбек»?

– У меня есть. – Головко достал папиросы, прикурил. – Так вот, о делах подводников. Могу доложить, что воевать они стали лучше, почти каждая подводная лодка с победой возвращается с боевой позиции. Взять командира лодки капитан-лейтенанта Федора Климова. Чертовски смелый и дерзкий моряк! Проник в порт Линахамари и торпедировал у причала два вражеских транспорта с грузом.

– Помню такое донесение штаба флота, – глотнул дым нарком. – При отходе, если не ошибаюсь, лодка попала в противолодочную сеть?

– И почти два часа безуспешно пыталась эту сеть преодолеть, – улыбнулся Головко, его карие глаза озорно блеснули. – А сверху, как горох, сыпались глубинные бомбы, к счастью, взрывались они в стороне. Но сидеть больше под водой Климов не мог – разрядились батареи, – он пошел на риск. Подождал, когда начался прилив, сеть притопило водой, и он вырвался из нее на перископной глубине.

– Лодка вернулась невредимой? – спросил нарком.

– Невредимой, если не считать, что стальная сеть содрала краску на бортах лодки.

– Разумно поступил Климов, хотя и не без риска, – качнул головой Кузнецов. – Очень смело!..

– Смелость – начало победы, как говорил Плутарх, и Климов действовал в этом духе, – заметил комфлот. – А вот командиру 402-й «щуки» капитан-лейтенанту Столбову, открывшему боевой счет подводников-североморцев, в этот раз не повезло. В транспорт «Вестераален» всадил четыре торпеды! И с какого расстояния? Четыре кабельтовых! Тут на счету каждая торпеда, а он транжирит их. Мой принцип: один транспорт – одна торпеда!

Но нарком, видно, уже не слушал его. Он думал о чем-то другом, потом тихо изрек:

– Жаль, Арсений Григорьевич, что у тебя на флоте пятнадцать подводных лодок, тогда как на Балтике у Трибуца их шестьдесят две. Кто в этом виноват? Я, Арсений Григорьевич, так что можешь Верховному писать на меня «телегу», – шутливо добавил он.

– К такой писанине я не приучен, и мне это чуждо! – обидчиво возразил комфлот. – Предпочитаю рубить правду-матку в глаза. – Он почесал подбородок. – Если бы не хватало только лодок, а то ведь надводные корабли можно пересчитать по пальцам: восемь эсминцев, семь сторожевых кораблей, два тральщика…

Слушая комфлота, нарком испытывал неловкость и даже угрызения совести, ибо Головко был прав.

– Дадим вам и корабли, и самолеты, и подводные лодки… На сегодня, помнится мне, к нам прибыло три союзных конвоя?

– Три, товарищ нарком, – подтвердил Головко. – Завтра из Исландии выйдет четвертый конвой, семь крупных транспортов. У меня, Николай Герасимович, эти конвои сидят в печенках, – признался комфлот. – Первый конвой мы приняли без потерь. Что мы сделали для его охраны? В Двинском заливе выставили корабельный дозор. Три наших эсминца встретили конвой к западу от мыса Канин Нос и сопровождали его до Архангельска. А когда суда разгружались, эсминец «Стремительный» и корабли Охраны военного района – ОВРа – оберегали их от налета «юнкерсов». В таком же духе мы вели охрану и следующих двух конвоев.

– Я хотел бы добавить, товарищ нарком, – заговорил Степанов, – что кроме всего прочего тральщики флотилии тралили фарватеры в Белом море и в устье Северной Двины. И не напрасно: тралы подсекли пять мин. А вот суда третьего конвоя уже охраняли истребители армейцев. Тут у нас с ними полный контакт. Ну а вообще-то хлопот с этими конвоями немало…

Зазвонил телефон, который оказался под рукой наркома.

– Привет, Георгий Победоносец! – раздался бодрый голос в трубке. – Чего молчишь? Вот я напущу на тебя белых медведей, они пощекочут тебе нервишки. Хочешь?

– Вам Степанова? – спросил нарком. – Как – кто? Это говорит Кузнецов. Хочу вас разочаровать: белых медведей я не боюсь!

На другом конце провода кто-то в замешательстве кашлянул, а затем радостно заговорил:

– Николай Герасимович?! Родимый наш… Так вы уже прикатили? А это я, Папанин! Не узнали? С приездом вас в родные края. Я ведь не забыл, что родились вы и выросли в деревне Медведки, что приютилась на берегу Ухтомки… Недавно я там был, на Северной Двине, и вас вспоминал… Не оторвал вас от дел? Я бы желал с вами повидаться. Утром разговаривал с Микояном, он-то и сказал, что вы улетели. Так я завтра с утра, если не возражаете, приеду в штаб флотилии.

– Жду вас, Иван Дмитриевич. – Кузнецов посмотрел на Степанова. – Герой Арктики, его просто обожает товарищ Сталин. Неуемный, то одно ему, то другое…

– Вы как в воду глядели, – улыбнулся Степанов. – Неделю назад Папанин попросил выделить в его распоряжение эсминец, чтобы выйти в Белое море, посмотреть, есть ли там плавающий лед. Я ему отказал… Сам не знаю, где брать корабли.

– Дали бы ему сторожевой катер, – весело засмеялся нарком. – Ну а вообще-то вы тут с ним душа в душу работайте, он ведь уполномоченный Государственного Комитета Обороны.

Папанин, как и обещал, прибыл в штаб флотилии утром. С хмурого неба сыпал сухой колючий снег, морозный ветер обжигал лицо, но в черной меховой канадке Папанину было тепло. Черная меховая шапка закрывала ему лоб, юркие серо-зеленые глаза горели.

– Вы что, на Северный полюс собрались? – спросил его нарком ВМФ.

– Нет, Николай Герасимович, я там достаточно пожил. – Папанин снял реглан, шапку, поправил широкой ладонью волосы. – Итак, дорогие товарищи, рад вас видеть в полном сборе, пожать вам руки. А сяду я рядом с наркомом. Ну а теперь о деле, ради чего к вам прибыл. Вот-вот ударят морозы, и нам тяжко будет с приемом конвоев. Вы, Арсений Григорьевич, правы, придется нам переезжать в Мурманск. Стану приводить там в порядок причалы, строить новые, проводить железнодорожную колею и прочее. Мне будут нужны люди и материалы. И то и другое на Северном флоте есть. Арсений Григорьевич сам из рода кубанских казаков, а казаки – люди щедрые, на его помощь я и рассчитываю.

– Все, чем располагаем, вам дадим, Иван Дмитриевич, – молвил комфлот.

– Но не в ущерб Северному флоту, – вставил Кузнецов. – Кстати, вы давно сюда прибыли?

– Во второй половине октября. – Папанин погладил пальцами усы. – А для вас, Николай Герасимович, у меня сюрприз. Вы как-то были у меня в гостях, и вам понравились вареники с творогом, которые делала моя сердечная Галина Кирилловна. Так вот она здесь, со мной, приглашаю вас на сибирские пельмени. И вас, мои друзья. – Он посмотрел на Головко, потом на Степанова.

– Нам бы еще к пельменям по чарке – и полный порядок! – усмехнулся Кузнецов. И серьезно спросил: – Начальство поморской столицы, как вы выразились, на месте? Я хотел бы с ним потолковать.

Папанин сказал, что все начальство на месте – и первый секретарь обкома ВКП(б) Огородников, и секретарь обкома по транспорту Буданов, и начальник порта Бейлисон, и начальник Северного пароходства Новиков.

– Они меня крепко выручают, и к ним претензий не имею! – воскликнул Папанин. – А как же иначе? Война – все для фронта, все для победы!.. У меня к вам, Николай Герасимович, есть вопросики по союзным конвоям…

– Эта задача возложена на Беломорскую флотилию, – прервал его Кузнецов. – А непосредственно в Арктике выводом ледоколов и других судов руководит командир Северного отряда капитан 1-го ранга Аннин. Надежный товарищ, я знаю его по Испании. Николай Петрович – потомственный моряк.

– Добро. Тогда я с ним и решу свои вопросики…

Долго шел разговор о союзных конвоях, о ледоколах, об Арктике, и каждый видел в нем круг своих неотложных дел, которые следовало решать.

5 ноября вечером адмирал Кузнецов вернулся в Москву. Над городом висело черное небо, кое-где проклюнулись звезды. Ехал до наркомата медленно, У Белорусского вокзала, где кончалась улица Горького, шли танки. В сумерках они казались призрачными. «Наверное, идут на фронт», – подумал нарком. Машину то и дело останавливали военные патрули. Такого еще не бывало.

– На то есть веская причина, – заметил адмирал Галлер, входя следом за наркомом в его кабинет. – Седьмого ноября будет военный парад на Красной площади. Мне сообщили об этом час назад в Генштабе.

– Военный парад?! – удивился нарком, поглаживая ладонью подбородок. – Вот это здорово! Мне даже мысль такая не приходила в голову. В тридцати километрах от столицы войска фашистов, а на Красной площади – парад!.. Хорошо! Это поднимет у бойцов боевой дух. Наверняка Гитлер набросится на своих генералов: как же они могли это допустить?! – Кузнецов взглянул на своего заместителя: – Что у вас в заветной папке?

– Телеграмма адмирала Октябрьского.

Николай Герасимович прочел, и на душе стало знобко. Севастополь под угрозой захвата немцами, доносил комфлот, наша оборона прорвана. Город до сих пор не получил помощи от армии. Основной подводный и надводный флот выведен из базы на Кавказское побережье… Николая Герасимовича насторожило то, что Октябрьский хочет перенести свой КП в Туапсе. А кто же будет в Севастополе руководить обороной города?

– Что скажете, Лев Михайлович? – спросил нарком, кивнув на телеграмму комфлота.

– Октябрьскому надо сидеть в Севастополе, а он бежит подальше от огня, – резко отозвался Галлер. – Паникует он, это плохо…

После ухода Галлера нарком сидел неподвижно. Еще когда «Дуглас» шел на посадку, нарком решил доложить о поездке начальнику Генштаба: был уверен, что маршал Шапошников не только выслушает его, но и даст разумные рекомендации. А уж потом ему будет легче объясняться с Верховным. Николай Герасимович еще не забыл недавний случай, когда Борис Михайлович оградил его от несправедливой критики. Под Одессой тогда создалось критическое положение, и было решено высадить морской десант в районе Григорьевки для удара по врагу с тыла. Во время перехода к месту высадки десанта «юнкерсы» атаковали наши корабли. В эсминец «Фрунзе» попало несколько бомб, и он затонул. О гибели корабля Кузнецов доложил начальнику Генштаба Шапошникову, добавив, что сейчас идет к Верховному.

– Я бы не советовал, – осадил наркома маршал. – Достаточно того, что вы сообщили о ЧП мне.

Вскоре после того как наши войска оставили Одессу, Верховному стало известно о гибели эсминца «Фрунзе», и он сделал замечание Кузнецову.

– Я доложил о случившемся по инстанции.

– Кому? – резко спросил Сталин.

За наркома ВМФ ответил маршал Шапошников:

– Мне он доложил. Вас, товарищ Сталин, я не стал беспокоить, вы были тогда озабочены обстановкой под Ленинградом. А потом, – продолжал маршал, – десант выполнил поставленную перед ним задачу и претензий к адмиралу Октябрьскому у Генштаба не было.

Вспомнив все это, нарком подумал: «Надо идти к Шапошникову». Он быстро оделся, взял портфель. В это время ему позвонил Сталин.

– Товарищ Кузнецов, вы уже вернулись? Я жду вас…

Николай Герасимович вошел в приемную. Поскребышев вскинул брови.

– С приездом, Николай Герасимович! Он ждет вас. Не в духе, – шепотом добавил Поскребышев.

Кузнецов поздоровался с порога. Верховный ответил ему кивком головы. Выслушал он наркома молча, не задав ни одного вопроса. И заговорил не о союзных конвоях, не об Архангельском порте, а об обороне Севастополя.

– Какого вы мнения о товарище Левченко? Не кажется ли вам, что в его действиях не хватает твердости?

– Я так не считаю, товарищ Сталин. Он мой заместитель, и я его работой доволен.

– Вот как? – воскликнул Верховный, и на его лице вспыхнула недобрая улыбка. – Так-так, продолжайте…

Николай Герасимович сказал, что Левченко на флоте с юнги, море и корабли – его судьба и жизнь. Есть в нем и ум, и трезвый расчет, и разумный риск. Не боится Гордей Иванович взять на себя ответственность. В критические дни боев Левченко находился в Николаеве, где на судостроительном заводе остались недостроенные корабли, и принимал решение об их уничтожении, чтобы не достались врагу. Садился на катер, когда немцы уже вошли в город. Немало он сделал и в осажденной Одессе, оказывая большую помощь флотскому и армейскому командованию. Теперь Левченко в Крыму. У Верховного главнокомандующего есть к нему претензии?

Сталин нахмурился.

– Смогут ли войска Крыма задержать продвижение гитлеровцев, не дать им с ходу захватить Севастополь?

– Вряд ли адмирал спасет положение, хотя за Севастополь он будет стоять горой, – заявил нарком ВМФ. – Вы поздно назначили адмирала Левченко командующим войсками Крыма, когда враг уже прорвал фронт и наши войска стали отступать. В этом, и только в этом я вижу причину…

– Спасибо за честность и прямоту. – Сталин, не глядя на Кузнецова, сухо добавил: – Вы свободны!..

К наркому без стука вошел адмирал Галлер. Он даже не поздоровался, заговорил сбивчиво, волнуясь.

– Второго ноября фашисты захватили Феодосию… – начал Галлер. – Я полагал, я надеялся…

– О чем вы, Лев Михайлович? – не понял его нарком.

– Феодосия в руках немцев, так? – Галлер повысил голос. – А там находится завод по производству торпед, тонны горючего на аэродромах. Уничтожено ли все это? – У адмирала дрогнул голос. – Нельзя оставлять врагу такой военный объект! Никак нельзя! Если узнает Верховный, что завод не уничтожен, он нам головы посрывает…

«Я тоже этот объект упустил из виду, – упрекнул себя нарком. – Сколько раз говорил с Октябрьским по телефону, а про завод забыл». Он взял ручку, быстро составил телеграмму в адрес Военного совета флота и отдал ее Галлеру.

– Несите на мой КП, пусть срочно передадут в Севастополь.

– Ясно, понял, благодарю. – Галлер стремительно вышел из кабинета.

Позже Кузнецову стало известно, что самолеты флота нанесли удар по объекту и уничтожили его. Естественно, нарком указал Галлеру на серьезные упущения.

– Беспечность всегда можно чем-либо оправдать, – сердито сказал он, – труднее поступить по совести, на это порой надо иметь смелость.

Николай Герасимович пил за столом чай, разглядывая оперативную карту. В это время Галлер принес ему депешу от адмирала Левченко.

– Только что поступила из Севастополя, – обронил он.

Нарком прочел ее и ощутил неудовлетворенность. Что же задело его за живое? В связи с угрозой захвата главной базы флота Керченского полуострова Левченко своим приказом создал два оборонительных района – Севастопольский и Керченский. Дело стоящее, отметил Кузнецов. Но зачем Левченко решил развернуть свой КП в Севастополе, а КП командующего флотом предлагает вынести на Кавказ? Руководить сражающимся флотом с Кавказского побережья? Что-то не то сотворил Гордей Иванович! И еще один сюрприз: не Октябрьского назначил командующим Севастопольским оборонительным районом, а генерала Петрова. Странно…

Галлер признался:

– Я тоже не понимаю Гордея Ивановича. Чего он хочет?

– Вот уж никак не ожидал такой прыти от своего заместителя, – горячился Кузнецов. – Черноморский флот большой, с разнородными силами, и руководить им надо из главной базы! Я пойду в Ставку и добьюсь, чтобы Октябрьский возглавил СОР. Ему, и только ему руководить обороной города!

Но прежде чем идти к Верховному, Николай Герасимович не преминул зайти к маршалу Шапошникову. Тот лишь взглянул на него и вдруг спросил, поздоровавшись:

– Отчего вы, голубчик, такой сердитый? Обычно в ваших глазах я вижу улыбку, а тут пылает огонь!

Нарком ВМФ, уже не стесняясь, выложил начальнику Генштаба все, о чем болела душа, а в конце разговора резюмировал:

– Только Военный совет флота, лично командующий флотом могут по-настоящему руководить обороной Севастополя. Тому пример Одесса!

– Пойдемте вместе к Верховному, – сказал Шапошников и взял свою рабочую папку. – У меня нет возражений…

У наркома отлегло на душе.

До глубокой ночи готовилась в Генштабе директива. 7 ноября в два часа ночи, накануне военного парада на Красной площади Сталин, Шапошников и Кузнецов подписали ее. Верховный был строг и хмур.

– Надо сковать силы противника в Крыму, – глухо произнес он, – не допустить его прорыва на Кавказ через Таманский полуостров.

Ставка приказывала считать главной задачей Черноморского флота активную оборону Севастополя и Керченского полуострова. Севастополь не сдавать, оборонять его всеми силами. Но самое главное, чего добился Кузнецов, – руководство обороной было возложено на командующего Черноморским флотом Октябрьского, который был подчинен адмиралу Левченко, его заместителем в Туапсе оставался начальник штаба флота адмирал Елисеев…

– Вам тоже надо быть на военном параде, – сказал Сталин Кузнецову, когда тот уходил к себе.

У наркома ВМФ и в этот день хватало забот. Он поручил Галлеру переговорить с контр-адмиралом Майлсом: дадут ли нам англичане тральщики с электромагнитными тралами и когда? Попутно надо узнать, вышел ли из Исландии в Мурманск очередной конвой союзников, сколько транспортов в его составе и что за груз.

– Я уже уточнил, Николай Герасимович, – отозвался Галлер. – Конвой «PQ-3» вышел третьего ноября, будет в Архангельске примерно 22 ноября, состав конвоя – семь судов. А вот дело с тральщиками и тралами продвигается туго. Англичане много обещают, но мало делают.

– И все же попытайтесь, Лев Михайлович, убедить Майлса, чтобы ускорил поставку тралов. – Кузнецов отбросил челку со лба. – Вчера на станции метро «Маяковская» товарищ Сталин сделал доклад по случаю праздника Октябрьской революции. Знаешь, что он сказал? Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР, и они ее получат! Не зря вождь так заявил, не зря, Лев Михайлович, значит, будут усилены удары по врагу… Да, а наши моряки к параду готовы?

– Готовы, Николай Герасимович. И настрой у них боевой. Я лично все проверил…

У Мавзолея Кузнецов лицом к лицу встретился с председателем Исполкома Моссовета Прониным. Он был в теплом пальто, на голове меховая шапка, из-под которой блестели глаза.

– Моряки будут на параде, Николай Герасимович? – спросил он.

– Обязательно, Василий Прохорович! – улыбнулся Кузнецов. – И так же как бойцы, прямо с Красной площади уйдут на передовую…

Нарком ВМФ спешно поднимался по ступенькам Мавзолея. За спиной он услышал знакомый голос, обернулся. Это был секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь МК и МГК ВКП(б), начальник Главпура Красной Армии Щербаков.

– Твой генерал Рогов в Крыму? – спросил он, тяжело дыша. – Что-то у меня сердечко пошаливает… А ты как?

– Пока на свой мотор не жалуюсь, – усмехнулся Николай Герасимович. – А Рогов на Черноморском флоте. Он молодчина, в кабинете не засиживается.

– Камешек в мой огород? – усмехнулся Щербаков, поправляя очки.

– Не обессудьте, Александр Сергеевич, я же знаю, что вы прибаливаете, – смутился нарком. – Куда вам на фронт! У вас здесь дел под завязку.

Николай Герасимович хорошо видел Красную площадь. От Исторического музея до храма Василия Блаженного в четком строю застыли войска. Утро морозное, от ледяного ветра захватывает дыхание. Сыпанул снег. Кузнецов посмотрел на часы – 8.00. Из ворот Спасской башни на коне выехал первый заместитель наркома обороны маршал Буденный. Трибуны встретили его громкими аплодисментами. «Как будто влит в седло», – тепло подумал Кузнецов о Семене Михайловиче, с которым давно подружился и которого уважал. Командующий парадом генерал-лейтенант Артемьев отрапортовал маршалу: войска Московского гарнизона для участия в параде построены! Грянул сводный оркестр. Буденный и Артемьев объехали войска. Маршал поздравил их с великим праздником, потом поднялся на Мавзолей. Сталин подошел к микрофону и произнес речь. Голос слегка приглушенный, но в нем было столько искренности! Кузнецову казалось, что Сталин никогда еще не говорил так тепло и уверенно, как в это морозное утро 7 ноября.

– На вас, – говорил Сталин бойцам и командирам Красной Армии, – смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков…

– Волнуется Верховный, и голос у него как-то дрожит, – шепнул Николай Герасимович стоявшему рядом с ним генералу Жигареву.

– Он и вчера волновался, когда выступал с докладом на торжественном собрании на станции метро «Маяковская», – также тихо отозвался тот.

А голос Сталина туго звенел в морозной тишине:

– Пусть вдохновит вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Михаила Кутузова, Александра Суворова…

С винтовками наперевес под боевые революционные марши шли по брусчатке Красной площади пехотинцы и моряки. Прогарцевали эскадроны кавалерии, проехали пулеметные тачанки. «Хороши тачанки, но только не в эту войну, вместо них побольше бы танков», – грустно подумал Кузнецов. Войска проходили по Красной площади в полном походном снаряжении.

После парада Сталин пригласил членов ЦК ВКП(б), наркомов и военачальников на прием. Проходя мимо Николая Герасимовича, он задержался.

– Товарищ Кузнецов, адмирал Октябрьский получил нашу телеграмму? От него есть ответ?

– Пока молчит…

– Вызовите его на прямую связь и объясните, почему Ставка возложила на него руководство обороной Севастополя.

Но связаться по телефону Николаю Герасимовичу не удалось – связь была прервана. Наконец 11 ноября телеграммой в Ставку Октябрьский донес о вступлении в должность командующего СОР и о своих первых шагах…

Теперь наркома ВМФ беспокоило другое: как комфлот, находясь в Севастополе, будет руководить боевыми операциями на всем Черноморском театре? Настораживало и то, что порой Октябрьский был не в меру горяч, тороплив в принятии важных решений. Движимый этим чувством, Кузнецов послал телеграмму Военному совету флота, в которой указал, что главная задача – удерживать Севастополь до последней возможности. Так держали под огнем артиллерии и авиации Таллин, так держался Ханко, так черноморцы держали Одессу… К борьбе за Севастополь нужно привлечь корабли, хотя условия для их базирования там будут трудными. Но известно, что Северный флот в Полярном с началом войны находится под ударами авиации, а линия фронта проходит еще ближе. Севастополь можно и нужно защищать…