Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

Исаков близко к сердцу воспринял слова наркома.

– Николай Герасимович, возражаю! Исходя из многих моих наблюдений, наши командиры кораблей в своей основе смелы и мужественны от природы, – горячо произнес он. – А природная смелость, как справедливо говорил Ушинский, есть та глыба драгоценного мрамора, из которой страх вырабатывает величественную статую мужества! Да, учить командиров надо, и тут я с вами согласен…

– Но мы пока не решили проблему подготовки командирских кадров, – прервал Кузнецов своего заместителя, – пересмотрели процесс качества и систему их подготовки. Конечно, нередко аварии случаются из-за лихости командиров, когда они совершают маневры, дабы упредить противника, первыми нанести по нему удар. Вот с этих лихачей нужно спрашивать строго, а иных не грех и отдавать под суд…

Сошлись на том, что все эти жизненные проблемы следует незамедлительно решать. На другой день Галлер принес Кузнецову проект приказа о борьбе с аварийностью кораблей.

– Вот это оперативность! – похвалил нарком начальника Главного морского штаба. – Я посмотрю документ, все ли в нем учтено, а потом подпишу. И еще, Лев Михайлович: нам надо провести испытания кандидатов на должности командиров кораблей, дивизионов, соединений, а также продумать ряд мер по повышению военно-морской подготовки командного и начальствующего состава.

«Молод нарком, всего-то тридцать пять годков, а башка крепко варит», – подумал Галлер, а вслух произнес:

– И то, и другое очень важно и своевременно. У меня на этот счет имеются некоторые мысли. Да, – спохватился он, – есть одно дело, очень значимое дело, но боюсь, товарищ Сталин нас не поддержит. Нужны дополнительные финансы…

– А ты скажи, что это за дело, глядишь, я ухвачусь за него обеими руками, – усмехнулся Николай Герасимович, попыхивая папиросой.

– Я готов, – покраснел Галлер. Он открыл свою записную книжку. – Не установить ли на флотах круглогодичную систему боевой подготовки? Стабильность личного состава на кораблях и в частях флота повысилась, введен пятилетний срок службы, увеличился приток сверхсрочнослужащих. К тому же зима морякам не помеха – мы имеем все незамерзающие порты. Есть смысл сражаться за эту идею, тогда мы смогли бы поддерживать боевую готовность наших флотов и флотилий постоянно и на высоком уровне!

По губам наркома скользнула улыбка.

– Лев Михайлович, этим вопросом я уже занимался, подбросил мыслишку Жданову. Она ему понравилась, но он адресовал меня к Сталину: мол, если вождь одобрит, тогда – за дело! Надо бы начальству доложить, но я все не решаюсь. У меня и так к вождю целый короб всяких просьб.

– Ну и зря, Николай Герасимович! – пылко возразил Галлер. – Человек вы храбрый, а тут вдруг осечка. Дело-то государственное!

– Хорошо. Сегодня вечером я буду у Сталина и скажу ему, но при этом сошлюсь и на вас как начальника Главморштаба. Не возражаете?

– С вами – хоть в бой!..

И нарком ВМФ «пробил» этот вопрос, он даже был удивлен, когда Сталин, выслушав его, изрек:

– Согласен! Дополнительные расходы на боевую подготовку включайте в основную смету. Дадим вам денег столько, сколько потребуется. Но если грянет война, она вмиг проверит, чему вы научите флот, особенно командиров кораблей. Не забыли еще, что истинная сила руководителя не в порывах, а в повседневном требовательном отношении не только к подчиненным, но прежде всего к себе?

– Я бы еще добавил, что командиру надо иметь кроме всего прочего твердую волю, – заметил Кузнецов.

– Не возражаю.

Вскоре директива наркома ВМФ пошла на флоты и флотилии, и был в ней главный пункт: «Начиная с 1940 года БП (боевую подготовку) флотов и флотилий проводить круглый год без деления на периоды и в любых условиях обстановки, в том числе и в военное время».

– Наша взяла, Николай Герасимович! – ликовал Галлер, увидев, что нарком подписал документ.

– Теперь будем, Лев Михайлович, более активно воспитывать в людях смелость и отвагу, готовить их к тяжелым испытаниям. Помните одно мудрое изречение Нахимова? «Жизнь каждого принадлежит Отечеству; и не удальство, а только истинная храбрость приносит ему пользу».

– Павел Степанович наголову разбил турецкую эскадру у Синопа, а вот во время обороны Севастополя угодил под пулю, – обронил Галлер.

Кузнецов взглянул на него:

– Проект приказа об изучении и использовании корабельной техники еще не набросали?

– У меня все готово, но Исаков не внес свои предложения.

– Поторопите его, – хлопнул по коленям Кузнецов. – А я вплотную займусь программой постройки кораблей, особенно подводных лодок.

Наркома ВМФ так захватила эта проблема, что он постоянно думал о ней, что-то вносил в список, что-то вычеркивал. Большую надежду он возлагал на помощь секретаря ЦК Жданова, члена Главного военного совета ВМФ. Но тот сам решений не принимал и помогал в тех случаях, когда знал, что делается это по заданию вождя.

– Ты не будь робким, – сказал Кузнецову первый заместитель наркома обороны маршал Буденный, когда Николай Герасимович поделился с ним своими трудностями. – Как нарком ВМФ ты и только ты несешь ответственность за подготовку флотов к войне. А коль так, иди со своими тревогами к Сталину. Или надеешься, что тебе поможет Наркомат обороны? Наивное заблуждение! Я и то не могу тебе помочь. Твое дело – в руках вождя!

Маршал был прав. По свидетельству Жукова, Наркомат обороны «был занят по горло своими сухопутными делами, и даже начальник Генштаба не мог выделить время, чтобы познакомиться с флотом». Кузнецов был предоставлен в решении оперативных вопросов самому себе, и он делал все, чтобы война не застала флоты врасплох.

В июне 1940 года Совет Народных Комиссаров присвоил Кузнецову и его заместителям Галлеру и Исакову звание адмирала, а командующим флотами – вице-адмирала. В тот же день Председатель СНК СССР Молотов позвонил наркому ВМФ.

– Николай Герасимович, вы, надеюсь, довольны? – добродушно спросил он. – От всей души поздравляю вас и ваших коллег. Теперь сам Бог велит адмиралам трудиться на благо военного флота с удвоенной энергией.

– Факт, Вячеслав Михайлович, все наши силы – родному флоту!

Вскоре Кузнецова вызвал в Кремль Сталин.

– На Балтийском флоте, как вам известно, начинаются учения, – сказал он, весело глядя на наркома ВМФ. – Мне звонил Жданов и предлагал принять в них участие. Я ответил ему, что поехал бы, но товарищ Кузнецов пока меня не пригласил, а он в этом деле хозяин. – В глазах вождя блеснула хитринка.

– Товарищ Сталин, – встрепенулся нарком, – я буду рад, если вы пожелаете прибыть на Балтику! Я еще не забыл, что вы были у меня на крейсере «Червона Украина»…

– А вы, оказывается, заводитесь сразу, – усмехнулся в усы вождь. Помолчав, он серьезно добавил: – Поехать на флотские учения, к сожалению, не могу, хотя к кораблям я неравнодушен. А вам велю быть вместе с Андреем Александровичем. Когда вернетесь – охотно вас послушаю.

«Не будет он меня слушать, – подумал Кузнецов. – Сейчас ему не до флота. Назревает война, и это его волнует».

Пробыл нарком на Балтике несколько дней. Вернулся в Москву поздно ночью. Жена обрадовалась, повисла у него на шее, целуя то в одну щеку, то в другую.

– Я так по тебе соскучилась, – прошептала она.

И вдруг на тумбочке зазвонила «кремлевка». Кузнецов снял трубку и от неожиданности едва не уронил ее на пол: звонил Сталин!

– Вы уже прибыли с Балтики? – спросил он глухо. – Я жду вас…

Николай Герасимович вызвал машину, быстро оделся и вышел.

У Сталина, к его удивлению, был Жданов. Оли пили чай с вином и о чем-то беседовали. Увидев Кузнецова, хозяин добродушно пригласил его к столу.

– Садитесь, молодой нарком, и рассказывайте, как прошли учения. Андрей Александрович остался ими доволен, говорит, подводная лодка атаковала успешно корабль, на котором вы находились. Это, наверное, шутка? Да вы садитесь, наливайте себе чаю, берите бутерброды…

– Спасибо, я дома поужинал, – схитрил Кузнецов. – Ну а докладывать, извините, я привык стоя…

– Ты, Андрей, говорил, что нарком ВМФ орел, а он видишь какой скромный, – усмехнулся Сталин.

Кузнецов покраснел.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Молотов.

– Можно, Иосиф?

– Ты уже вошел, чего спрашиваешь? Садись, тебе тоже полезно послушать наркома об учениях на Балтике. Рассказывайте, Николай Герасимович…

Кузнецов, еще когда ехал в Кремль, мысленно наметил те вопросы, которые следовало осветить, и теперь говорил неторопливо и уверенно, голос его звучал твердо, как натянутая тетива. Он назвал эсминцы и подводные лодки, участвовавшие в маневрах, сказал, кто из командиров и как выполнил свои задачи, не преминул подчеркнуть, что на учениях не произошло ни одной аварии или каких-либо поломок кораблей.

– Если же коротко, то я убедился в главном: каждый корабль Балтийского флота способен решать боевые задачи, – резюмировал нарком.

– И все? – удивленно вскинул брови Сталин. – Что, учения прошли без замечаний?

– Да нет же, товарищ Сталин, – смутился Кузнецов. – Замечания были, и на подведении итогов я подробно разобрал действия сил, принимавших участие в учениях. Разведка, к слову, велась слабо, она не была постоянной и непрерывной. Одна из подводных лодок проникла в бухту, атаковала корабль, стоявший у причала, и, никем не замеченная, скрылась. Корабли воюющих сторон, – продолжал он, – маневрировали в общем грамотно, но не всегда подчиняли свой маневр выполнению поставленной задачи, плохо сочетали его с огнем. Что сказать о подводных лодках? – Кузнецов взглянул на вождя. – Позиции они выбрали правильно, но малые квадраты поиска отдельных лодок сковывали инициативу командиров…

– Скажите, вот вы провели трехдневные учения, какие силы, на ваш взгляд, особо проявили себя и смогут ли эти силы доказать свое превосходство на море во время войны? – спросил Сталин.

– Подводные лодки и эсминцы, – сразу ответил нарком. – За подводными лодками большое будущее.

– И я об этом говорил вам, Иосиф Виссарионович, – подал голос Жданов.

– Ты слышал, Вячеслав? – Сталин посмотрел на Молотова. – В строительстве флота нажимай на подводные лодки. Чем их будет больше, тем лучше для флота. Тогда и товарищ Кузнецов не станет нас допекать. – Он закурил трубку, попыхтел ею, потом вновь обратился к наркому ВМФ: – Что вы думаете делать в ближайшее время?

– Я собираюсь провести расширенное заседание Главного военного совета ВМФ. На нем мы обсудим итоги прошедших на флотах учений и наметим задачи на сорок первый год. Пользуясь случаем, хотел бы пригласить вас и товарища Жданова на Совет. Ваши рекомендации и предложения для руководящего состава флота были бы кстати.

– Вот его приглашай, – Сталин кивнул на Молотова. – Он и Жданов курируют флот, им и карты в руки. Я очень буду занят в эти дни.

Адмирал Кузнецов был верен себе и в этот раз: на Главном военном совете ВМФ, состоявшемся 10 декабря 1940 года, он особо подчеркнул мысль: военному флоту быть начеку! «Мобилизационность страны, – сказал он, – приобретает сейчас, особенно для нас, военных, исключительное значение. Слабых бьют – на сегодня реальность, факт! – Никогда еще секретарь ЦК партии Жданов так щедро не расточал похвалы в адрес молодого наркома ВМФ. Едва закончился Совет, он подозвал его к себе и произнес:

– Ваш доклад лег мне на душу, есть в нем умные мысли. Правы вы и в том, что опыт войны надо изучать не ради знания, а для того, чтобы разгадать вероятные средства и методы противника и своевременно найти противоядие против них. Ну а то, что подводные лодки на сегодня остаются боевым оружием в полном смысле слова, факт, безусловно, неоспоримый. Я сейчас иду к товарищу Сталину и кратко изложу ему все проблемы, о которых шла речь на Совете. Кстати, – продолжал Жданов, – когда вы собираетесь побывать на Северном флоте? Адмирал Головко жалуется, что у него там мало кораблей. Посмотрите, чем можно помочь молодому флоту. Северный театр – это же огромные просторы! Ледяное дыхание Арктики.

– Да, тысячи миль морских рубежей, – заметил Кузнецов. – Туда бы надо перебросить часть кораблей с Балтики по Беломорско-Балтийскому каналу, как это было сделано в тридцать третьем. Я разделяю тревогу Арсения Григорьевича, у него крайне недостаточно морских сил. В конце сентября поеду на Северный флот, и вместе с ним мы все обговорим.

– Да, – спохватился Жданов, – я беседовал с Исаковым, когда он был в Питере. Эрудированный, энергичный и волевой адмирал, в нем чувствуется сила и воля, он весьма требователен и не боится взять на себя ответственность. Вы им довольны?

– А что вас волнует? – насторожился нарком ВМФ.

– Мне надо лучше знать ваших заместителей, – уклонился от прямого ответа Жданов.

«Что-то хитрит Андрей Александрович», – усмехнулся в душе Кузнецов.

– Я доволен Исаковым. – Нарком посмотрел на Жданова. Лицо того словно осветилось изнутри, но было спокойным и ничего не выражало. – Не хотите ли вы взять его на Балтику?

– Ну что вы, что вы! – встрепенулся Жданов, часто задергав черными бровями. – Это было бы для него понижением, к тому же у нас и Трибуц неплохой командующий.

Поездка на Северный флот у Кузнецова состоялась, как он и намечал. Головко он нашел бодрым и энергичным, в адмирале чувствовалось стремление укрепить, поднять боеготовность флота, именно поэтому, не стесняясь, он высказал наркому все, что его волновало.

– То, что у нас строится военно-морская база и побережье с моря прикрыто береговыми батареями, это хорошо, – говорил Арсений Григорьевич, и в его глазах нарком видел добродушные искорки. – Но воевать-то нам на море! Но чем? Кораблей – единицы! Нам бы еще хотя бы пять-семь эсминцев, десяток подводных лодок. Я уже не говорю о торпедных катерах, которых у нас почти нет.

– Вот ты просишь корабли, а где они будут базироваться? – спросил с усмешкой Кузнецов. – В Полярном для них нет причалов, а военно-морская база в Ваенге еще не построена. Ты, Арсений Григорьевич, не переживай, у тебя подводных лодок больше, чем других кораблей.

– Одними лодками на море в случае войны погоды не сделаешь! – парировал комфлот.

– Хорошо. На Главном военно-морском совете мы это дело обсудим. А теперь, если не возражаешь, посмотрим корабли и береговые сооружения, военные склады, а потом на эсминце выйдем в море.

– Добро, товарищ нарком, я готов. – И Головко стал надевать реглан. – Шторма на море нет, но погода свежая…

Улетал из Мурманска Кузнецов рано утром. Погода за ночь испортилась, подул холодный ветер, с неба посыпал снег. А когда он звонил домой, жена сказала, что в Москве тепло и тихо. Его провожал комфлот Головко. Уже взревели моторы, когда Арсений Григорьевич передал наркому пакет в целлофане.

– Что это? – спросил тот.

– Когда мы пили чай, вам пришелся по вкусу пирог с семгой, – ответил Головко. – Вот и пусть Вера Николаевна испечет вам пирог, а семга у вас уже есть!

– Что, Арсений Григорьевич, хочешь семгой меня задобрить? – улыбнулся нарком. – Все равно от критики не уйдешь!..

В Москве Кузнецова, однако, ждал сюрприз. Он уже привык к тому, что когда возвращался из поездки на флот, его сразу же вызывал для доклада Сталин. Вот и в этот раз вождь пожелал узнать, как обстоят деля на Севере, тем более что, назначая адмирала Головко командующим Северным флотом, он в беседе с ним заявил: «Там сейчас нет порядка и дисциплины, командующий флотом лишь спорит с рыбаками, а дело стоит. Между тем это театр большой важности, очень сложный, открытый, по-настоящему океанский, не в пример Балтике и Черному морю».

– Мы сняли с должности комфлота Дрозда, не пора ли снимать адмирала Головко? – спросил Сталин.

Нарком не придал значения шутке вождя, но заметно смутился.

– Ругать адмирала Головко пока не за что, он всего лишь три месяца командует флотом, – ответил Николай Герасимович. – Что касается Северного флота, то он еще слаб, его нужно всячески укреплять.

Сталин шевельнул бровями; казалось, слова наркома его разочаровали.

– В тридцать девятом из Балтики по Беломорканалу на Северный флот было проведено четыре новых эсминца и десять подводных лодок. – Сталин не мигая в упор смотрел на Кузнецова. – Это, разумеется, усилило флот, но кораблей и подводных лодок там еще мало. Надо в срочном порядке поправить это дело.

– Мы в Генштабе уже обсудили эту проблему, – сообщил нарком. – «Малютки» и торпедные катера направим туда по железной дороге, а эсминцы и большие лодки будем перегонять морем. – Помолчав, он добавил: – Я еще раз все проверю и вам доложу.

– Только не тяните, – предупредил Сталин. Он взял со стола набитую табаком трубку и закурил. – Есть еще один вопрос… Адмирала Галлера на посту начальника Главного морского штаба надо заменить адмиралом Исаковым. Галлер, на мой взгляд, оперативно подготовлен слабо, да и характер у него мягкий.

«Так вот почему Жданов спрашивал об Исакове!» – подумал Николай Герасимович. В последнее время он и сам заметил, что Галлер чрезмерно осторожничал, то и дело приходил к нему советоваться, как бы подстраховывая себя. Адмирал Исаков, наоборот, стал проявлять больше самостоятельности в работе, не боялся взять на себя ответственность. Кроме того, у него была выше теоретическая подготовка, не говоря уже об оперативной.

– Ваше решение, товарищ Сталин, правильное, и я возражать не стану, – сказал Николай Герасимович. – Значит, Исаков возглавит Главморштаб, а адмирал Галлер будет моим заместителем по судостроению и вооружению.

– Кажется, впервые вы мне не возразили, – усмехнулся вождь.

Кузнецов каким-то чутьем понял, что у Сталина хорошее настроение, и решил обратиться к нему с просьбой.

– У вас есть что ко мне? – спросил Сталин, гася трубку.

– Есть… – Николай Герасимович смутился. – Мать приболела, и я бы хотел съездить к ней под Новый год.

– Где она живет?

– Неподалеку от города Котласа, в деревне Медведки.

– Поезжайте, – обронил Сталин. – В три дня уложитесь?

– Вполне…

Капитан 3-го ранга Федор Климов встал чуть свет. Над бухтой висело серо-свинцовое небо, и оттого море было черным, как разведенная тушь. Лишь на востоке горизонт робко наливался позолотой – далеко-далеко всходило солнце. «Похоже, море разгуляется», – подумал Климов.

На подводную лодку он обычно приходил к подъему флага, но в этот раз на службе ему следовало быть раньше. Вчера на причале командир бригады капитан 1-го ранга Коровин сказал ему:

– Завтра в семь утра жду вас, Федор Максимович, на плавбазе. Вы и флаг-штурман Лецкий поедете со мной к авиаторам в Ваенгу. Нужно согласовать с ними наши действия на предстоящих учениях по поиску и атаке подводных лодок «противника». Так что прошу не опаздывать.

Теперь Климов спешил. Коровина, своего земляка (тот тоже был родом из Саратова), он уважал, но порой и побаивался, Евгений Аронович был строг, не терпел непорядка. Обычно, прибыв на лодку, он обходил ее с носа до кормы, и если что было не по нему, мог и взыскать. У Коровина была слабость к музыке. Нет-нет да и возьмет в руки гармошку, которую ему подарил отец, когда был жив, и польется грустная мелодия. «Поиграю на гармошке и будто с отцом поговорю», – признавался Евгений Аронович в минуты откровения. Скучал он и по матери, хотел взять ее к себе, но уезжать из родного края, где похоронила мужа, та наотрез отказывалась. «Ты, сынок, живи на Севере, там твои корабли, – говорила она ему, когда он приезжал в отпуск, – а моя земля тут».

«Надо в это лето наведаться к матери, а то два года я глаз не кажу», – невольно подумал сейчас Климов. Вчера он поведал комбригу свое заветное желание поступить в Военно-морскую академию. Коровин сказал ему, что рапорт на учебу подали еще два человека, а отпустить он может только одного.

– Завтра я буду в штабе флота и обговорю с адмиралом Головко этот вопрос, – пообещал капитан 1-го ранга. – Шансы выиграть это дело у тебя, Федор Максимович, есть: твоя лодка на хорошем счету, экипаж сплочен, ты успешно провел испытания новых торпед, даже орден заслужил. Так что мотай на ус, – доверительно добавил комбриг.

Климов наспех выпил стакан горячего чаю с лимоном, оделся и тихо, чтобы не разбудить жену и сына, направился к двери. В это время заголосил телефон на тумбочке. Федор рывком снял трубку.

– Федор Максимович Климов? – раздался в трубке чей-то голос.

– Это я.

– Хорошо, что застал вас дома, – басила трубка. – Вчера вам не дозвонился, видно, были на службе…

– С кем имею честь говорить? – прервал Климов незнакомца.

– Астахов, Федор Астахов, ваш тезка, как говорится… Я из Архангельска, плаваю на судне штурманом. Приехал в Мурманск в командировку дня на три. У меня к вам дело…

– Я вас не понимаю… – начал было Климов, но Астахов сердито оборвал его:

– Потом поймете и оцените. У меня для вас есть важная новость о вашем отце…

И тут, не боясь разбудить жену и сына, Климов горячо заговорил о том, что его отец, Климов Максим, погиб в декабре тридцать девятого года во время войны с белофиннами.

– Жив ваш отец, – глухо сказал Астахов. – Я видел его, и мы долго с ним беседовали. Если хотите, мы можем встретиться, а то завтра в ночь я уезжаю.

Климов уже не слушал его, в голове стучала мысль: «Жив! Жив! Жив!»

– В какое время и где? – спросил он наконец, придя в себя.

– У причала, куда приходят рейсовые суда, нынче в девять часов вечера.

– Добро! – откликнулся Климов, и тотчас в трубке послышались частые гудки.

Климов нащупал стул. В голове все смешалось. И хотя это был не сон, ему казалось, что есть во всем этом какое-то наваждение, даже голос Астахова звучал нереально, словно доносился из глубокой пещеры, где нет ничего живого. От этих мыслей на лбу выступил холодный пот. Радоваться бы Федору, что жив отец, а на душе знобко. Только сейчас он подумал о том, что надо было спросить, откуда звонит этот Астахов, и немедленно ехать к нему. Теперь вот майся до вечера. Климов всегда с чувством благоговения вспоминал о своем отце, верил и гордился, что в последнюю минуту тот не дрогнул и погиб как герой. Сейчас же это чувство сменилось горечью. Ощущение такое, будто получил пощечину… Он прошел на кухню и выпил воды. Хорошо, что не проснулась жена, не то стала бы допытываться, отчего он так разволновался, Но Дарья не спала. Она лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к гулу моря за окном. Она слышала, как муж пил чай, как разговаривал с кем-то по телефону. Слов не разобрала, но наверное, ему звонили с корабля, как нередко бывало. В таких случаях он сразу же уходил, а сейчас против обыкновения отчего-то сидел на кухне. Надев халат, она вышла к нему.

– Ты могла бы еще поспать, – сказал ей Федор. – Тебе же к десяти в Дом флота?

– Тише говори, а то Петю разбудишь. – Она подсела к нему, заглянула в глаза. – Что-нибудь случилось?

– С чего ты взяла? – Он улыбнулся краешками губ. – У меня все хорошо.

– А кто тебе звонил? – не унималась Дарья.

Федор выглянул в окно, где уже рассвело, и, обернувшись к жене, попросил:

– Не задавай мне сейчас вопросов, хорошо?

Он снял с вешалки фуражку, давая этим понять, что пора идти на службу. Но Дарья по-прежнему ждала ответа, и это его разозлило.

– И вообще, чего ты ко мне пристала? У меня и без тебя забот по самое горло, а ты… – Федор не договорил, лишь резко махнул рукой.

Так грубо он с ней еще не разговаривал. У нее от обиды подобрались губы.

– Успокойся, я не стану допытываться, – промолвила она тихо. – Только ответь: ты поедешь в Ленинград? Коровин ведь обещал помочь с учебой. – Она плотнее запахнула полы халата. – Я не стала бы спрашивать об этом, но ты сам просил, чтобы моя сестра подыскала нам квартиру. А если хочешь, можем пожить у нее…

Федор слушал ее, а у самого не выходил из головы разговор с Астаховым. Интересно, откуда тот узнал его домашний телефон? Он взглянул на жену.

– Мне никто не звонил, когда я был в море?

– Я и забыла… – Дарья зевнула. – Звонил штурман с торгового судна из Архангельска. Я сказала, что ты в море. Я, правда, спросила, знает ли он тебя, ответил, что нет, но ты ему очень нужен.

«А мне он не сказал, что беседовал с женой, – подумал Климов. – Да, странная история».

– Знаешь, Феденька, – вновь заговорила жена, – я буду очень счастлива, если ты поедешь в академию. Ты умен, способный, тебя хвалят, ты так предан морю, что готов делить свою любовь между мною и кораблем. Но тебе надо учиться, чтобы дальше расти по службе. Если ты закончишь академию, то можешь стать адмиралом. – Она застенчиво улыбнулась. – Представляю тебя в форме адмирала!

– Дарья, перестань! – сердито фыркнул Федор. – Ты же знаешь, я этого не люблю. Кроме меня у нас в бригаде еще два командира, которые имеют не меньше прав попасть в академию.

Все в жене мгновенно взбунтовалось, она запальчиво возразила:

– Нет уж, извини, дорогой, у тебя есть орден! О тебе писала «Правда»… Разве мало мы скитались с тобой по разным бухтам? В одной жили два года, в другой – три, потом поехали в отдаленный гарнизон, где и домов-то жилых не было, маялись в бараке… И никогда ты не роптал, не жаловался на трудности. – В ее голосе появилась дрожь. – Сам же говорил, что Коровин обещал помочь. Может, мне к нему сходить?

Федор каменно свел челюсти.

– Не смей этого делать, иначе я обижусь на тебя!

– Ты ближе всех к нему, Евгений Аронович знал твоего отца…

Но Климов молча рванул дверь на себя и вышел.

Уже совсем рассвело. Серо-пепельный горизонт, казалось, отодвинулся туда, где море сливалось с небом. Над водой курилась сизая дымка, но море по-прежнему было черным, неласковым. Небо низко висело над землей, тяжелое и хмурое, как перед штормом. И хотя Климов принуждал себя думать о предстоящем выходе в море, мысли его невольно вновь и вновь возвращались к звонку Астахова. Неужели и впрямь отец жив? Где он мог видеть его? Невероятно! Мистика какая-то… Возле причала первым корпусом была плавбаза, на которой жили подводники, когда лодка длительное время находилась в бухте; здесь размещался также штаб бригады. На палубе стоял флаг-штурман капитан 2-го ранга Лецкий и невозмутимо курил свою трубку.

– Привет, Василий Иванович! – воскликнул, подходя, Климов.

– Как отдыхалось? – Лецкий протянул ему руку.

– Читал на ночь книгу про адмирала Нельсона. Забавная штука! Вы как-то говорили, что еще в училище писали о нем научный трактат?

– Да-да, писал. – Лецкий затянулся и выпустил дым. – Мне пришлись по душе размышления Нельсона о том, что морская жизнь требует натур восприимчивых, гибких и слишком большой запас учености в начале карьеры может стать скорее обременительным, нежели полезным.

– У меня нет большого запаса учености, потому-то и хочу попасть в академию, – усмехнулся Климов.

Но флаг-штурман заговорил о другом, словно бы и не слышал его:

– Вряд ли сегодня пойдем в море. Полчаса назад поступило штормовое предупреждение, потому-то Коровин и пошел звонить авиаторам.

«Лучше бы отменили выход, – подумал Климов. – У меня же встреча с Астаховым!»

А вот и Коровин. Он шел быстро, шурша кожаным регланом, правой рукой придерживая фуражку, чтобы не сорвал ветер.

– И вы уже здесь! – воскликнул он, увидев Климова. Глядя на флаг-штурмана, добавил: – К авиаторам мы не поедем. У них кто-то неудачно приземлился, им сейчас не до нас, да и погода ветреная. Так что вы, Климов, отправляйтесь на свою лодку, а вы, Лецкий, пойдете со мной в штаб флота. Да, Климов, – спохватился комбриг, – вечером возвращается из дозора лодка капитана второго ранга Потапова, бывшего вашего командира. Пойдете со мной встречать ее. Это, разумеется, не приказ, а просьба. На лодке я буду заслушивать доклады о том, как прошла торпедная стрельба, и вам полезно будет присутствовать: на будущей неделе вам тоже; предстоит торпедная стрельба.

– Готов с вами идти, только к двадцати одному ноль-ноль прошу меня отпустить, – смутился Климов. – У меня встреча с одним человеком… Кажется, он знал моего отца.

С минуту капитан 1-го ранга молчал, потом глухо произнес:

– Хорошо, я вас отпущу пораньше…

На подводной лодке у сходни Климова встретил старпом капитан-лейтенант Борисов. Он сообщил, что лодка к выходу в море готова.

– Выход отменяется, Яков Сергеевич!

Карие глаза старпома оживились:

– Тогда разрешите мне сходить в торпедную мастерскую? Хочу посмотреть, как там готовят наши торпеды. У соседей две торпеды после стрельбы не продулись, боюсь, как бы у нас не случилось подобное.

– Добро, идите. Кстати, вы проверили штурманскую карту?

– Выявилась маленькая неувязка в курсе. А так все хорошо. Я велел Вясину вновь сделать прокладку. На этот раз замечаний не было. Торопится он иногда. У меня к вам просьба. – Борисов замялся. – У моей Ларисы день рождения, хотел бы сойти на берег.

– Разрешаю идти после обеда, а прибыть на лодку к восемнадцати тридцати, – сказал Климов. – По делам мне надо быть в городе.

– Буду вовремя, Федор Максимович. Лариса приготовила торт, пригласила соседей, а меня не будет. Сами понимаете, как-то неудобно.

День прошел в делах и заботах, и Климов ни разу не вспомнил о доме. И только перед тем как идти с комбригом встречать подводную лодку, он забежал к дежурному и позвонил по городскому телефону домой.

– Это я, Дарья. Как дела, все нормально? Мне никто не звонил? Нет? Ясно… Домой приду не скоро. – Подумал, что может обидеть жену излишней сухостью, пояснил: – У меня тут дел по горло, а потом еще встреча с одним человеком. Не сердись. В воскресенье обещаю пойти с тобой в Дом флота, посмотрим новый спектакль Мурманского драмтеатра. По пути домой возьму билеты. Согласна? Ну вот и договорились. – Федор положил трубку на рычажок и поспешил на соседний причал…

С моря дул сырой ветер. На душе у Климова было тоскливо, неуютно, и то, что Астахов задерживался, усиливало и без того мрачное настроение. Наконец на тропинке, ведущей к причалу, показался мужчина в сером пальто и черной шляпе. Он подошел к Федору.

– Не найдется ли закурить?

Климов вынул из кармана шинели пачку «Казбека» и протянул ее мужчине.

– Курите на здоровье!

– Всю пачку? – удивился тот.

– У меня есть дома, так что обойдусь. – А про себя Климов подумал: «Ходят тут всякие…»

Мужчина закурил, на его лице появилась улыбка.

– А вы щедрый, – сказал он. – Спасибо! – И, повернувшись, зашагал к дороге, ведущей к Дому флота.

Сипло гудя, к причалу подошло рейсовое судно. С него стали сходить пассажиры. Среди них один высокий, слегка сутулый, в черном плаще и такой же черной кепке. Постоял с минуту на причале, потом подошел к Климову.

– Добрый вечер, – произнес он негромко. – Вы, если не ошибаюсь, и есть Федор Климов?

– Да, это я. А вы – Астахов? Давно вас жду…

– Извините, малость опоздал. Давайте отойдем от причала, вон к тем камням, – кивнул он в сторону.

Он сел на камень-глыбу, Климов примостился на таком же рядом.