Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

Глава четвертая

Кузнецов говорил по ВЧ с адмиралом Трибуцем, и, кажется, комфлот рассердил наркома. Что же случилось? Подводная лодка в районе маяка «Хельсинки» на рассвете атаковала вражеский транспорт, выпустив по нему две торпеды. Обе торпеды почему-то не взорвались. Командир, однако, не растерялся. Он снова атаковал и третьей торпедой, кстати последней, взорвал транспорт. Лодка подошла к судну ближе и всплыла. Невооруженным глазом были видны две пробоины в корпусе: одна – в корме, другая – в носу – от неразорвавшихся торпед. Выяснилось, что торпеды перед погрузкой на подводную лодку проверены не были, оказались плохо подготовленными. Трибуц не лукавил и доложил комфлоту, что в случившимся немалая вина командира лодки.

– Ты наказал его? – громко спросил Кузнецов, давая понять комфлоту, что данный эпизод в море обеспокоил его. – Нет?.. Странно, однако. Но тебе там виднее. Я хочу сказать о другом. У каждого из нас, Владимир Филиппович, есть свои радости и печали, но если сердцем понимаешь свою службу, впросак не попадешь! Главное – все делать на совесть. От пули или осколка в бою можно укрыться, но от совести никуда не уйдешь. Не зря же Пушкин говорил, что жалок тот, в ком совесть не чиста… Понял, да?..

Нарком положил трубку, и тут к нему вошел начальник оперативного управления Генштаба генерал Штеменко. Прямо с порога он гаркнул:

– Здравия желаю, Николай Герасимович!

– Привет, Сергей Матвеевич! Рад, что ты зашел ко мне. Есть тут вопросы, и надобно мне с тобой их решить. Да, а твой шеф Александр Михайлович на фронте?

– Маршал Василевский днями и ночами на фронте, мне даже жаль его, дома почти не бывает. Вчера прилетел на пару часов в Ставку и снова улетел. А ты, Николай Герасимович, слышал я, только что вернулся с Северного флота? Хоть бы раз взял меня с собой в Мурманск, я там еще не бывал.

– Был у адмирала Головко. – Николай Герасимович закурил. – Умеет Арсений Григорьевич согревать души людские. Каждую подводную лодку провожает в боевой поход и каждую лодку встречает на причале, когда она возвращается в базу. Потому-то его и любят моряки, особенно подводники. Помнишь, у Лермонтова есть такие строки: «Полковник наш рожден был хватом: слуга царю, отец солдатам…» О Головко можно так сказать…

В кабинет заглянул адмирал Галлер.

– Привет вам, Сергей Матвеевич! – поздоровался он с генералом. – Не собираетесь ли вы снова побывать на Кавказе с Николаем Герасимовичем?

Штеменко улыбнулся в черные усы.

– В прошлом году мы туда ездили втроем – Жуков, Кузнецов и я. В те дни как раз освободили от немцев Краснодар… А вот «Голубую линию» тогда мы так и не прорвали, даже Жуков ничего не смог сделать. – Штеменко встал. – Я пойду, Николай Герасимович. Как вернется Виноградов, дай мне, пожалуйста, знать.

– Хорошо, Сергей Матвеевич. – Кузнецов взглянул на Галлера. – У вас что-то срочное?

– Я собрался в Судпром на часик, не более…

«Что-то задержался в командировке Виноградов, на него это не похоже, – подумал Кузнецов. – Наверное, на то есть веские причины».

Причина, как позже выяснилось, у адмирала была, и существенная. На Балтику он выехал с группой офицеров. Утром, едва из-за горизонта выкатилось и стало припекать рыжее солнце, он собрался переехать из Койвисто в Кронштадт, но командир бригады шхерных кораблей капитан 1-го ранга Фельдман сообщил ему, что взрывом торпеды триста четвертому малому охотнику оторвало нос.

– Я еду к вам, Николай Эдуардович!..

– Чертовщина какая-то, – выругался капитан 1-го ранга, когда Виноградов прибыл к нему. – Командир катера старший лейтенант Аникин уверяет, что на воде следа торпеды не было. Вот я и думаю, не появилось ли у немцев какое-то новое оружие?

– Надо усилить дозор, – сказал Виноградов. – Если в заливе есть немецкие подводные лодки, они дадут о себе знать.

Адмирал не ошибся: на другой день субмарина атаковала катер старшего лейтенанта Курочкина, корабль получил большую пробоину, но остался на плаву.

– Море было тихое, гладкое, и торпедного следа тоже не было, – заявил Виноградову Курочкин.

Прошло еще двое суток – и новое ЧП! Субмарина торпедировала катер «М-105», и он затонул. К месту его гибели прибыл малый охотник «М-103» старшего лейтенанта Коленко. Опытный командир быстро организовал поиск, обнаружил немецкую лодку и сбросил на нее серию глубинных бомб. На поверхности воды моряки увидели… матрацы! И вдруг… Что это? Немцы! Они барахтались в воде – шесть человек. Их тут же подняли на борт. Среди пленных – командир лодки! Случилось это 30 июля, в День Военно-морского флота.

В кабинет комбрига привели холеного немца с копной рыжих волос. Он отказался отвечать на вопросы, но комбриг припугнул его тем, что отправит «на тот свет», и немец заговорил. Он – Вернер Шмидт, командир подводной лодки «V-250».

– Раньше я командовал бомбардировщиком, – сообщил Шмидт. – Бомбил Лондон, Белград. В сорок первом летал на Москву, но из-за сильного зенитного огня русских сбросил бомбы куда попало. Весной сорок второго года пошел служить в подводники – им больше платят. И наград для них не жалеют. Я уже получил два Железных креста. А эту лодку принял в начале сорок третьего года, и опыта подводника у меня еще мало.

– Как же вам удалось атаковать три малых охотника? – спросил адмирал Виноградов.

– С близкой дистанции я выпускал по ним торпеды, – ответил Шмидт. – Они снабжены акустическими приборами, которые и наводят торпеду на цель. Это новейшее оружие фюрера.

– На затонувшей лодке есть такие торпеды? – спросил Виноградов.

– Есть, господин адмирал, но вам их не разоружить. На них стоят ловушки, они могут взорваться…

У Кузнецова звонок Виноградова с Балтики вызвал трепетное волнение. Николай Герасимович послал в Ленинград начальника минно-торпедного управления ВМФ контр-адмирала Шибаева.

– Наверное, это те самые торпеды, которые немцы стали применять на Севере и в Арктике. Нам надо узнать их секрет. Я буду докладывать Ставке.

– Есть, понял. – Шибаев порывисто встал. – Разрешите идти?..

Он сразу улетел в Ленинград, а поздно ночью уже и позвонил. Шибаев сказал Кузнецову, что Коленко потопил новейшую немецкую подводную лодку, построенную в Киле в конце 1943 года. Глубина ее погружения – 110 метров, экипаж – 52 человека. На лодке установлены торпеды Т-5 с акустической системой наведения и с неконтактными взрывателями…

Сталина крайне заинтересовала информация наркома ВМФ, и он распорядился немедленно поднять лодку и разоружить хотя бы одну торпеду.

– Кому поручите это сделать? – спросил Верховный.

– Аварийно-спасательному отряду Балтийского флота. Лодку отбуксируют в Кронштадт. Мною даны распоряжения адмиралу Трибуцу. На Балтике находится также адмирал Шибаев, который в сорок первом разоружал немецкие мины, сброшенные в море в Севастополе и в Новороссийске. Правда, одна из мин тогда взорвалась, погибли наши лучшие минеры, но… – Кузнецов развел руками. – Секреты есть секреты, и потери неизбежны.

Лодку подняли с помощью понтонов водолазы и отбуксировали ее в Кронштадт. Разоружить торпеды взялся капитан 3-го ранга Боришполец. Минеры действовали предельно осторожно, и тайна торпеды Т-5 была раскрыта. Николай Герасимович сразу же пошел с докладом к Сталину.

– Мы постараемся в короткий срок выработать приемы, с помощью которых наши корабли и суда могли бы уклоняться от ударов этих зловещих торпед, – сказал Кузнецов и после паузы добавил: – Полагаю, что о секретных торпедах не должны знать наши союзники.

Сталин усмехнулся.

– Они уже знают, что мы потопили немецкую подводную лодку и извлекли из нее торпеды. У товарища Молотова был английский посол, пришлось подтвердить, что да, потопили лодку…

Шло время, и в сутолоке дел Николай Герасимович стал забывать об этом эпизоде. Но как-то поздно вечером его вызвали в Ставку. Сталин молча достал из стола какой-то документ и протянул его Кузнецову.

– Это письмо Черчилля на мое имя…

Кузнецов прочел. Черчилль писал, что немцы новыми торпедами потопили и повредили 24 британских судна, в том числе 5 судов из конвоев, направляемых в СССР. «Мы считаем, – писал далее Черчилль, – получение одной торпеды Т-5 настолько срочным делом, что были бы готовы направить за торпедой британский самолет в любое удобное место, назначенное Вами…» Николай Герасимович вернул письмо Верховному.

– На этот раз господин Черчилль выразился достаточно ясно. Хитер, однако…

– Можем мы послать англичанам торпеду? – спросил Сталин.

– Транспортировать торпеду опасно, – пояснил нарком. – Она повреждена, и все может случиться. Лучше, если англичане ознакомятся с оружием на месте.

Сталин согласился с Кузнецовым и в тот же день ответил Черчиллю на его послание. «К сожалению, – писал глава Советского правительства, – мы лишены возможности уже сейчас послать в Англию одну из указанных торпед, так как обе торпеды имеют повреждения от взрыва… Отсюда две возможности: либо потом передать торпеду в распоряжение британского адмиралтейства, либо немедля выехать в Советский Союз британским специалистам и на месте все изучить, снять с торпеды чертежи».

Естественно, Черчилль выбрал второй вариант и сообщил, что посылает в СССР британских офицеров.

– Полагаю, что ценность немецкой торпеды для англичан велика, – сказал Сталин после того, как Кузнецов прочел письмо британского премьера. – Конечно, им надо дать возможность снять чертежи с этой торпеды. Но успеют ли наши специалисты раньше приезда англичан выяснить все об этой торпеде?

– Мы уже все или почти все выяснили, так что с этим делом порядок, – улыбнулся Николай Герасимович.

Сталин помолчал, о чем-то размышляя. Потом вновь заговорил:

– Я получил еще одно послание от господина Черчилля. Он предлагает передать нам шесть английских подводных лодок, но при одном условии: если сможем открыть Беломорско-Балтийский канал, чтобы переправить по нему эти лодки. Что вы на это скажете?

– Черчилль просто хочет нас надуть, товарищ Сталин. Ему прекрасно известно, что канал несудоходен: при отступлении немцы взорвали шлюзы. Потому-то Черчилль и предложил нам подводные лодки.

– Вы так считаете?

– Уверен в этом. Впрочем, вы можете проверить, искренен ли Черчилль. Предложите ему переправить лодки в Балтийское море через Скагеррак – Каттегат, как они это делали в Первую мировую войну. Наверняка он откажется от вашего предложения и этим раскроет себя.

– Хорошо, товарищ Кузнецов, мы это проверим…

Свое послание Сталин в тот же день отправил Черчиллю. И что же? Черчилль пошел на попятную, «Я рассмотрел вопрос о проникновении наших подводных лодок в Балтийское море через Скагеррак – Каттегат, – писал он Сталину, – но мне говорят, что ввиду сильного минирования, произведенного как нами, так и противником, и наличия сетевых заграждений это предложение не является осуществимым. Я очень сожалею, что канал поврежден. Мы хотели бы помочь Вам».

Сталин ознакомил наркома ВМФ и с этим ответом Черчилля.

– Он ссылается на минную опасность? – усмехнулся Кузнецов. – Хитрит сэр Уинстон. Кто ставил минные заграждения? Сами англичане, а коль так, то они могут легко провести через опасный район свои подводные лодки. Но делать этого не стали. Почему? Да просто не хотят отдать нам корабли! Ничего, – весело продолжал Николай Герасимович, – у нас на Балтике есть свои лодки, их экипажи справятся с возложенными на них задачами.

– Я тоже так считаю, – ответил Сталин. Потом вдруг спросил: – Когда из Англии прибудут на Северный флот корабли? Если не ошибаюсь, в числе надводных кораблей есть линкор?

– Есть линкор, правда, старый – «Ройал Соверин», мы переименовали его в линкор «Архангельск». Ведут все корабли, в том числе и линкор, наши моряки, пока у них дело спорится. В конце августа эскадра прибудет в Ваенгу.

– Кто на флоте будет встречать эскадру?

– Начальник штаба адмирал Платонов и член Военного совета Николаев. Адмирал Головко все еще находится на лечении в Сочи.

– Пошлите туда товарища Алафузова, пусть сделает все что надо.

Кузнецов устало улыбнулся.

– Будет исполнено, товарищ Сталин.

Не думал не гадал Николай Герасимович, что может возникнуть конфликт между адмиралами. И случилось это при подходе отряда кораблей к Кольскому заливу. В то время в Баренцевом море рыскали немецкие подводные лодки, и вице-адмирал Левченко опасался их нападения на линкор. Поэтому как заместитель наркома ВМФ он потребовал от штаба Северного флота выслать ему навстречу «все имеющиеся эсминцы для усиления противолодочной обороны линкора». Адмирал Платонов ответил ему шифровкой: «Докладываю, что Северный флот располагает сейчас четырьмя действующими эсминцами, они готовятся к выходу с архангельской группой транспортов. Противолодочная оборона линкора усилена штабом флота гидросамолетами, они тщательно просматривают широкую полосу воды по курсу следования кораблей». Ответ не удовлетворил Левченко, и он радировал наркому Кузнецову. Ознакомив Алафузова с радиограммой Левченко, Николай Герасимович спросил:

– Что вы скажете, Владимир Антонович?

– Требование Левченко несостоятельно, – отрезал начальник Главморштаба. – Линкор идет в охранении восьми эсминцев. Разве этого недостаточно?

Кузнецов позвонил по ВЧ адмиралу Платонову. Что было дальше, рассказал «виновник» конфликта. «Выслушав мои объяснения, – писал адмирал Платонов, – он (адмирал флота Кузнецов) посоветовал мне подумать над тем, не послать ли для охранения линкора еще и торпедные катера, и повесил трубку. Наша эскадра благополучно дошла до Кольского залива, поскольку восьми эсминцев для охранения одного линкора хватало с избытком. Тем не менее я почувствовал, что Гордей Иванович остался мною недоволен. Встречать эскадру из Москвы приехал начальник Главного морского штаба адмирал Алафузов, который имел возможность ознакомиться с положением дел на флоте. Он заступился за меня. Расстались мы с вице-адмиралом Левченко уже друзьями».

Вскоре после этого Кузнецов собрал у себя в кабинете всех корабелов во главе с адмиралом Галлером, и почти весь день они в деталях обсуждали проекты, по которым строились корабли на Горьковском заводе. Предложения и замечания, разумеется, были, но все вопросы удалось решить. Обычно скупой на похвалу нарком Судпрома «строптивый» Носенко на этот раз, принимая у себя в наркомате Кузнецова, с улыбкой сказал:

– Теперь и нам будет легче трудиться! Проекты, как говорят, обсосали со всех сторон, комар носа не подточит!

– Старались, Иван Исидорович.

Ночью Кузнецов не пришел домой, остался ночевать в наркомате – ждал звонка от Сталина, о чем его предупредил Поскребышев. Но позвонил ему не Верховный, а комфлот Головко.

– Николай Герасимович, вы морской витязь! Да-да, и не спорьте! – Голос у Головко был бодрый, чувствовалось, что отдохнул в Сочи хорошо. – Я как увидел корабли, у меня аж дух захватило! На рейде целая эскадра стоит! Даже не верится. Правда, поздновато явилась сия помощь, но, как говорится, лучше позже, чем никогда.

– И тут все же уколол наркома, ну и зубастый ты, Арсений Григорьевич! Скажи лучше, как самочувствие?

– Отличное! Готов завтра осмотреть все корабли, особенно интересно увидеть линкор. Не развалюха ли? Англичане не больно щедры на корабли. Ну а главное – отныне есть у меня эскадра!..

«Уколол-то меня Головко правильно, я виновен в том, что перед войной на Северном флоте было меньше кораблей, нежели на других флотах, – отметил про себя Кузнецов. – И сердиться мне на него грех…»

И еще один узелок возник у Николая Герасимовича, и опять же его развязал сам Головко с помощью генерала армии Мерецкова. Что же произошло? Как-то вечером Кузнецову позвонил Мерецков. Кирилл Афанасьевич сообщил, что был на Северном флоте с группой своих генералов на линкоре «Архангельск» и обсудил с комфлотом Головко вопросы взаимодействия в предстоящем наступлении на Севере.

– Свои предложения мы послали в Ставку, Николай Герасимович, – слышался в трубке громкий голос Мерецкова. – Но нам все еще не ответили. Вы не в курсе дела?

– В курсе, Кирилл Афанасьевич, – отозвался Николай Герасимович. – И Генштаб, и Главморштаб не одобрили ваш план, вернее, его отдельные моменты. Нужен другой вариант – таково наше мнение. Сейчас адмирал Алафузов уточняют в Генштабе детали, и вам сообщат.

– Ждем, Николай Герасимович. Спасибо! – отозвался Мерецков.

К чести Мерецкова и Головко, они быстро разработали другой вариант, который одобрил Генеральный штаб. Теперь морским бригадам при содействии авиации и кораблей флота предписывалось прорвать оборону немцев на полуострове Средний перед фронтом Северного оборонительного района, затем высадить десанты на побережье и овладеть дорогой Титовка – Проваара.

– Вот здесь. – Алафузов показал место на карте.

Кузнецов, взглянув на карту, заметил, что цель ему ясна – отрезать отступление врага с рубежа реки Западная Лица и соединиться с войсками 14-й армии.

– И совместно ударить на Петсамо, – добавил Алафузов. – У Головко светлая голова…

Нарком, казалось, его уже не слушал. Он пристально смотрел на карту, где красным карандашом начальник Главморштаба сделал пометки о боевых действиях на Дунае. Недавно началась Ясско-Кишиневская операция. Войска Второго и Третьего Украинских фронтов перешли в наступление. В это время ВВС Черноморского флота нанесли бомбовые удары сначала по Сулине, потом по Констанце, где стояло более 150 немецких и румынских кораблей и судов. Как доложил адмирал Октябрьский, уничтожена и потоплена половина кораблей и судов; наша авиация полностью господствует в воздухе, она продолжает наносить бомбовые удары.

– А когда встанет задача по освобождению Румынии и Болгарии, нам легче будет высаживать там десанты, – резюмировал Октябрьский.

– Хорошо, Филипп Сергеевич, – одобрительно отозвался нарком. – Я бы просил вас как можно скорее парализовать эти два больших порта Румынии. Таков приказ Ставки. Да, а что там на Дунае? Вчера вы ничего мне не сообщили.

– Послезавтра войска Третьего Украинского фронта начнут форсирование лимана, – пояснил комфлот. – Корабли и катера уже приняли на борт более восьми тысяч бойцов с оружием и боевой техникой. Я уверен, что операция пройдет успешно.

Однако случилась заминка. Десант был рассчитан на внезапность. Но гитлеровцам удалось обнаружить его, они открыли по нему огонь. Люди прижались к земле. Не поднять головы – рядом рвались мины и снаряды, казалось, горела сама земля. И тут десантников выручили артиллеристы Одесской военно-морской базы и 46-й армии. Своим огнем они взорвали вражескую оборону, и бойцы захватили плацдарм на западном побережье Днестровского лимана. Приморская группировка немцев стала отступать. Командующий фронтом генерал армии Толбухин вмиг сообразил, что надо отрезать врагу пути отхода. И сделать это должны моряки! Он тут же вызвал на связь командующего Дунайской военной флотилией контр-адмирала Горшкова и спросил, смогут ли моряки прорваться в дельту Дуная и высадить десант в тылу у немцев?

– Тяжелое это дело и рискованное… – начал объяснять Горшков, но Толбухин резко прервал его:

– Ты мне, моряк, на мозги не капай, сам знаю, что идете не на морскую прогулку. Скажи – да или нет?

У Горшкова вырвалось:

– Сможем, если надо!

– Тогда действуй, адмирал! Авиация прикроет твоих орлов…

Форсировать Килийское гирло Дуная… Горшков внимательно смотрел на карту и соображал, куда и какие направить корабли с десантом. Начальник штаба флотилии стоял рядом и ждал распоряжений.

– Значит, так, – заговорил Горшков. – Командиру 4-й бригады кораблей Давыдову в ночь на 24 августа форсировать Килийское гирло Дуная, а командиру Керченской бригады бронекатеров Державину высадить 384-й батальон морской пехоты у Жибриени, затем овладеть районами Вилково и Килия. Ясно?

– Понял.

После ожесточенного боя оба населенных пункта были освобождены. Бронекатера пошли вверх по Дунаю, уничтожая переправы, огневые точки врага, скопление вражеских войск по обеим берегам реки.

«Хорошо сработали моряки!» – подумал Кузнецов, ознакомившись с очередной сводкой…

Адмирал Алафузов быстрой походкой вошел к наркому.

– Николай Герасимович, в Румынии вспыхнуло вооруженное восстание! – выпалил он на одном дыхании. – Только сейчас сообщили из Генштаба. Вот-вот падет правительство Антонеску!

– Свяжитесь с Октябрьским и скажите ему, чтобы корабли флота были готовы идти в Констанцу и Сулину. Видимо, и мне придется туда лететь, это я понял из разговора с начальником Генштаба маршалом Василевским.

Гитлер, как позже узнал Кузнецов, был взбешен тем, что румыны посмели восстать. Он приказал своим войскам захватить Бухарест и «навести там порядок». Но было сформировано новое румынское правительство, которое объявило войну фашистской Германии. Теперь уже бои шли между немцами и румынами. По этому доводу Сталин заметил:

– Румыния перестала быть сателлитом Германии. Теперь на очереди Болгария. – Верховный посмотрел на адмирала флота. – Ставка поставила фронту задачу скорее войти в Констанцу, захватить главную военно-морскую базу Румынии. Вы, товарищ Кузнецов, блокируйте этот порт с моря. Скажите, а что делает комфлот Октябрьский, чтобы полностью овладеть нижним течением Дуная?

Николай Герасимович понял, чем был вызван вопрос Верховного. После окружения кишиневской группировки немецко-румынских войск части Второго и Третьего Украинских фронтов продолжили наступление в Юго-Западном и Западном направлениях. Чтобы лучше взаимодействовать с сухопутными войсками, адмирал Октябрьский с согласия Главморштаба все боевые силы флота, действовавшие в бассейне Дуная, разделил на две группировки. Кораблям Дунайской флотилии комфлот приказал продвигаться вверх по Дунаю, чтобы помочь войскам Третьего Украинского фронта переправиться через реку, а сформированная Резервная военно-морская база Черноморского флота получила приказ захватить Сулину и обеспечить свободу плавания в дельте и нижнем течении Дуная.

– Корабли флотилии заняли Тулчу! – спустя несколько дней после начала наступления доложил Кузнецов Верховному. – А отряд бронекатеров и батальон морской пехоты захватили порт Сулину. Румынская речная флотилия капитулировала.

– Это совсем не плохо, – одобрил Верховный действия военных моряков. – В результате мощных ударов двух фронтов путь на Балканы открыт, и флоту никак нельзя отставать, надо обезопасить от врага весь Дунай…

Прошло несколько дней, и после выхода войск Третьего Украинского фронта на румыно-болгарскую границу стал реальным захват Констанцы. Войскам осталось лишь форсировать Дунай на участке Галац – Измаил.

– А нам с вами, Владимир Антонович, надо подумать, какие задачи теперь возложить на Черноморский флот. Главная из них – захват и освоение военно-морской базы Констанца. Не зря ведь о ней говорил Верховный.

– Я уже подготовил шифровку адмиралу Октябрьскому. – Алафузов положил листок наркому на стол. – На Дунайскую военную флотилию возлагается создание пунктов военно-морских комендатур, строительство и ремонт причалов, траление фарватеров.

Кузнецов все прочел и одобрил, обратив внимание начальника Главморштаба на организацию траления и судоходства в нижнем течении Дуная, где особенно много мин, в том числе и магнитно-акустических.

– Подключите к этому делу офицеров минно-торпедного управления, командируйте на Дунай двоих-троих… Да, инициативы больше немцам не взять. Красная Армия один за другим наносит мощные удары по гитлеровским войскам. Знаешь, что я вспомнил, Владимир Антонович? Рассказ пленного немца Вилли Буна из 3-й десантной флотилии, которая располагалась в Крыму. Его спросили, кто самый богатый помещик в Германии? Он ответил – Гитлер! Почему? Потому что он, Гитлер, имеет восемьдесят пять миллионов баранов, то есть немцев, одну жирную свинью – Геринга и хорошую борзую собаку – Геббельса.

Алафузов засмеялся:

– Остроумно!..

В тревожных заботах прошла очередная ночь, и хотя Кузнецов почти не спал, чувствовал он себя бодро. Утром, едва прибыл на службу, его вызвал Верховный. Приехал в Кремль нарком через полчаса. Он не знал, зачем его вызвали в Ставку, и, чтобы хоть как-то скрасить неловкость, доложил Сталину, что вчера, 28 августа, командующий румынским флотом капитулировал. В связи с этим комфлоту Октябрьскому дано указание направить самолетом оперативную группу штаба ВВС Черноморского флота. Кроме того, из Сулины туда ушел отряд сторожевых и торпедных катеров с морской пехотой на борту. А в город вошли танки частей Третьего Украинского фронта.

– Кто старший в оперативной группе? – спросил Верховный.

– Член Военного совета флота контр-адмирал Азаров, – ответил Николай Герасимович. – Ему и поручено принять капитуляцию румынского флота. Сейчас мы начали перебрасывать самолеты ВВС Черноморского флота на аэродромы Румынии, в частности, в их главную военно-морскую базу Констанцу.

Сталин стоял у окна и попыхивал трубкой. Он обернулся.

– Сейчас Третий Украинский фронт готовится освобождать Болгарию. Что в этой операции будет делать Черноморский флот?

– Блокировать корабли противника в Варне и Бургасе, – пояснил нарком. – С этой целью в эти порты будут высажены десанты, чтобы овладеть ими. Ну а пока надводные корабли своим артогнем будут поддерживать приморский фланг войск. – Высказав все это, Николай Герасимович почувствовал, что ему стало легче.

Сталин, ссутулившись, молчал, видно было по его напряженному лицу, что он о чем-то размышлял.

– В штаб фронта к Толбухину вылетает маршал Жуков, – наконец заговорил он. – Вы, товарищ Кузнецов, тоже полетите с ним и на месте будете руководить моряками. Так будет лучше и Толбухину и Жукову.

Кузнецов закусил губу.

– Тогда я бегу на аэродром!..

И все же Николай Герасимович опоздал: Жуков уже сидел в самолете и ждал его.

– Извините, Георгий Константинович, меня задержал Верховный.

– Ладно, моряк, садись. – Жуков поздоровался. – Пока будем лететь на место, подумай, как нам с ходу захватить порты Болгарии. Перед вылетом я беседовал с Георгием Димитровым{Димитров Георгий Михайлович (1882–1949) – деятель болгарского и международного рабочего движения; в 1923 г. один из руководителей восстания в Болгарии, был в эмиграции, жил в СССР, в 1935–1943 гг. генеральный секретарь Исполкома Коминтерна, в 1942–1944 г. один из организаторов антифашистского движения в Болгарии, с 1946 г. председатель Совета Министров НРБ.}. Он заверил меня, что болгары, или, как он сказал, братушки, встретят Красную Армию и флот не огнем артиллерии и пулеметов, а хлебом и солью. Я верю Димитрову. Он большой политик, прекрасно знает настроение своего народа, партизан. И все же надо держать палец на курке – мало ли что может случиться?!

В небольшой городок Фетешти прилетели под вечер.

– Тут и находится комфронта Толбухин и его штаб, – заметил Жуков. – А вот к нам идет Семен Тимошенко. – Жуков снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб. – Жарковато… Ну, как вы тут, Семен Константинович? – Жуков протянул руку. – Ты же координируешь действия сразу двух фронтов и, должно быть, располагаешь подробной информацией?

– Поедемте в штаб фронта – нас ждет Толбухин, там все и обсудим, – улыбнулся Тимошенко.

Находившийся при штабе фронта контр-адмирал Белоусов сообщил наркому ВМФ о боевых действиях кораблей и авиации Черноморского флота и Дунайской флотилии, подчеркнув, что военные моряки сражаются напористо и решительно. Неподалеку по Черноводскому мосту, где еще недавно находились немцы, шли наши войска.

– Николай Герасимович, – окликнул Кузнецова маршал Жуков, – ты пока потолкуй с Толбухиным насчет взаимодействия с военными моряками, а я с маршалом Тимошенко решу свои дела.

Адмирала флота Кузнецова и контр-адмирала Белоусова пригласил к себе в штаб Толбухин. Внешне он был спокоен, но в его крепко сложенной фигуре чувствовался человек сильной воли. Он жадно курил одну папиросу за другой, но едва к нему в комнату вошли адмиралы, загасил папиросу и пригласил их сесть поближе к карте.

– Коротко о том, чем занимаются сейчас войска моего фронта, – начал Толбухин. – Сейчас мы наращиваем свои силы, хотя с часу на час ждем приказа Ставки о наступлении… Если говорить о моряках, то они молодцы. Никогда не думал, что за три-четыре дня корабли флотилии переправят на другой берег Дуная почти двести тысяч бойцов с боевой техникой и оружием! Итак, куда прежде всего нацелены мои войска?..

Того, о чем рассказал Толбухин, было вполне достаточно, чтобы представить масштабы действий войск фронта. После обеда в штаб прибыл маршал Жуков.

– Ты сейчас едешь в Констанцу? – спросил он Кузнецова.

– Туда, Георгий Константинович. Там находится оперативная группа Черноморского флота, и я хотел бы проверить, как она готовит десанты в порты Варна и Бургас.

– Тогда поезжай, Николай Герасимович, а я останусь в Фетешти. Не все еще обговорил с Тимошенко и Толбухиным. Да и в Ставку надо позвонить. – Маршал обернулся к Толбухину. – Тебе уже не нужен главком ВМФ, а то он уезжает в Констанцу.

– Пусть едет, мы с ним обо всем договорились. Главное – это высадить морские десанты в портах…

Кузнецов прибыл в Констанцу под вечер. Он кое-как поужинал и занялся десантами. Было жарко и сухо, хотя рядом у берега плескалось море. Николая Герасимовича огорчило то, что корабли, которые должны принять десанты, еще не пришли в бухту. Всю ночь он почти не спал. Жуков заверил его, что, как только из Ставки получит приказ о начале наступления, сразу же сообщит ему. Но прошли еще сутки, а телефон по-прежнему молчал. Может, что-то изменилось? Наскоро попив чаю, Кузнецов позвонил в штаб фронта маршалу Жукову и спросил, когда же начнется наступление.

– Пока сам не знаю, – ответил маршал. – Вот-вот должны позвонить из Ставки. Я тебе, моряк, дам знать, не переживай. Ты поскорее отправляй десанты…

Нарком ВМФ никогда и ни в чем не хитрил. Он был прям, честен в своих деяниях и даже если в чем-либо и был не прав, этого не скрывал, стремился поступать так, как того требовала истина. Зато он твердо знал, что колебания в принятии решения вредны, а подчас и опасны, поэтому старался как можно быстрее найти правильное решение. И то, что раньше представлялось ему немыслимым, вдруг обретало реальность. Нечто подобное он испытывал сейчас, особенно после разговора с Жуковым. Пока наши корабли не шли в бухту, Кузнецов решил отправить десанты на самолетах типа «Каталина». Они хорошо держатся на воде и, если надо, подрулят к самому берегу.

– А что, это идея, – поддержал наркома руководитель оперативной группы контр-адмирал Азаров.

Кузнецов с минуту колебался: а вдруг по «Каталинам» откроют огонь с берега? Однако ему не хотелось зря терять время, тем более что Белоусов сообщил о том, что Ставка приказала Толбухину начать наступление. «А Жуков почему-то мне не позвонил», – грустно подумал Николай Герасимович.