Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

– Вы обещали рассказать мне об отце…

Астахов, проводив взглядом рейсовое судно, уходившее от причала, спросил:

– Федор Максимович, где и в каком качестве вы плаваете, если не секрет?

– Командир подводной лодки.

– Выходит, что сын достиг большего, чем его отец? – Астахов улыбнулся, обнажив белые зубы.

Только сейчас Климов разглядел своего собеседника. Лицо у него было скуластое, с коричневым загаром, глаза черные, с синим отливом, чуть настороженные.

– Вы, должно быть, тоже служили на военном флоте? – спросил Федор.

Глаза у Астахова блеснули.

– Плавал на лодке штурманским электриком, а когда уволился в запас, уехал к родной тетке в Архангельск, она-то и помогла мне определиться на торговый флот. Выучился на штурмана дальнего плавания. Теперь вот на «Орионе», уже пять лет. Сейчас судно в Архангельске. Пройдет текущий ремонт, и снова в море. – Астахов ладонью потер лицо.

– Далеко ли?

– Еще точно не знаю, возможно на Кубу.

– Неблизко…

– А что мне? – усмехнулся Астахов. – Чем дольше пашем океан, тем больше заработок. Для истинного моряка любой океан ближе, чем земля. Так говаривал мой бывший командир лодки Коровин, в ту пору капитан-лейтенант. Как я уволился с флота, так ни разу не видел его. Где он теперь, Бог знает.

Климов взглянул на собеседника. Кажется, у того в глазах блеснула лукавая усмешка. Возможно, показалось.

– Коровин – мой начальник, капитан 1-го ранга.

– Да вы что? – удивленно вскинул рыжие брови Астахов. – Вот так сюрприз!

– Но я хотел бы услышать о своем отце, – напомнил Климов.

– Что вам известно о нем? – спросил Астахов.

– Очень немного. – Климов помолчал, собираясь с мыслями. – Он был боцманом, когда началась финская война в ноябре тридцать девятого, корабли стали перебрасывать из Мурманска бойцов четырнадцатой армии в Линахамари, где хозяйничали финны. В первом же броске завязался бой с белофиннами. Тогда-то и погиб отец. – Климов передохнул, ощущая жгучую необходимость добавить что-то, уточнить. – Дома мать хранит извещение о его героической смерти, полученное из штаба Северного флота. И еще одна деталь. В ту ночь стоял сильный мороз, море так парило, что с палубы корабля не был виден берег. Бой был скоротечным, а вот отец погиб…

Астахов жестко сощурил глаза.

– В ту ночь ваш отец не погиб, – неспешно, но твердо произнес он. – Его ранило в грудь, и он попал в плен. Финны его вылечили, и в марте, когда гитлеровцы захватили порт Нарвик и оккупировали Норвегию, передали вашего отца абверу как «ценного человека».

– Где он сейчас?

– Там же, в Норвегии. Я его видел вот как сейчас вижу вас!

– Невероятно! – горячо выдохнул Климов. – Послушайте, уважаемый, а вы не напутали? Мало ли какие нелепые бывают ошибки!

– Увы, ошибка исключена! – Астахов закурил. – Живет в городе Тронхейме в деревянном домике. А познакомился я с ним, когда наше судно зашло в порт пополнить запалы воды и продовольствия. Ваш отец ловко управлялся с вентилем и шлангами. Он попросил у меня закурить. Мы разговорились. Вдруг он сказал: «Я – русский!» Он еще прикрыл лицо ладонью, словно ему отчего-то стало стыдно. Я заинтересовался, и Максим Иванович Климов, как он назвал себя, кое-что мне рассказал о себе, вспоминал детали того ночного боя, и на его глазах появились слезы.

– Но почему он не давал о себе знать?

– Вы наивный, Федор Максимович! – Астахов насмешливо скосил взгляд. – Ваш отец попал не на курорт, а в плен!

– Они пытали его?

– Финны – нет, так как он тогда был ранен, а гитлеровцы крепко его терзали. Видимо, они ничего от него не добились.

– Тогда почему он остался жив? Или же… или же он сообщил им что-либо важное о флоте, и потому они его не расстреляли?

– Пока не знаю, об этом вашего отца я не спрашивал, – признался штурман. – Возможно, вы правы. На меня же ваш отец произвел хорошее впечатление. Вы удивлены?

– Я размышляю о другом, – смутился Климов. – Понимаете, в Тронхейм ведь и прежде заходили другие советские торговые суда, но им мой отец почему-то не открылся.

– Понимаю, – улыбнулся Астахов, загасив окурок. Правая бровь у него изогнулась месяцем. – Все просто. Когда мы с ним разговорились, он сказал, что был у него на Северном флоте земляк, тоже из Саратова. Я спросил, кто этот земляк. Он ответил: «Женя Коровин». Представляете мое удивление, когда я услышал это имя? Ведь Коровин был в свое время моим командиром!

У Климова загорелись глаза.

– И вы сказали об этом моему отцу?

– Да. Я думал, что ему будет приятна эта новость. Однако лицо у него посерело, стало как базальт, в глазах погас огонек. Я сказал, что у каждого человека своя дорога в жизни. Ваш отец возразил: мол, у каждого, конечно, своя жизненная дорога, только жизнь у каждого одна.

– Странно! – только и молвил Климов. – Ну а как он узнал, что я служу на Северном флоте?

– На другой день после этого разговора ваш отец пришел к судну и попросил вахтенного позвать меня. Мы отошли в сторонку, и он показал мне вырезку из газеты «Правда». Говорит, тут есть статья о его сыне Федоре – «Мастер торпедных атак». Я прочел. В ней сообщалось, что подводной лодкой на Северном флоте командует сын героя капитан 3-го ранга Федор Максимович Климов. Ваш отец спрятал вырезку и со слезами на глазах произнес: «Сын мой, моя кровинушка – командир подводной лодки!»

Долгое гнетущее молчание наступило. Потом Астахов сказал:

– Ваш отец приглашал меня к себе в гости, но мы в Тронхейме стояли трое суток, и я не смог выкроить время. Вероятно, мы скоро снова там будем, и я смогу передать ваше письмо, если вы напишете ему. Я же обещал вашему отцу найти вас. Только, пожалуйста, своим знакомым об этом не говорите. Это, как понимаете, не в ваших да и не в моих интересах. Да, чуть не забыл! – спохватился штурман. Он полез в карман и достал фотокарточку. – Вот, смотрите…

У Климова защемило на сердце.

– Отец… – прошептал он.

Фотография в его руках дрожала, пальцы окоченели, будто в мороз. Климов-старший стоял на палубе корабля и кому-то улыбался. Над ним высоко в небе застыли чайки.

– Вы прочтите, что он написал на обратной стороне, – заметил Астахов.

Климов, перевернув фото, прочел: «Это я, Максим Климов, перед походом. Июль, 1939 г.»

Астахов посмотрел на часы.

– Мне пора, извините. Итак, до завтра! – Он протянул Климову руку. – Не забудьте о письме. Ваш отец ждет его…

– Я очень вам признателен, Федор… – Климов запнулся, – Федор Сергеевич. – Не знаю, чем вас отблагодарить.

Астахов ответил твердо, но, как показалось Климову, бесстрастно:

– Пустое! Как бывший моряк рад помочь вам.

Расстались они тепло, как давние друзья.

Домой Климов пришел поздно. Дарья уже спала. В окно ярко светила луна, и лицо жены было серо-белым, как ноздреватый снег весной, совсем бескровным. Федор поправил на ней одеяло, заглянул в другую комнату. Петр тоже спал. На тумбочке лежала его школьная тетрадь по математике. «Выпью чайку и сяду за письмо отцу, – подумал Федор. – Его надо завтра вечером отдать штурману, а на лодке писать у меня не будет времени». Фотокарточку отца он положил в ящик письменного стола, где хранились все его бумаги, прошел на кухню. На столике для него был накрыт ужин – молоко и его любимые блинчики с вишневым вареньем. Тут же лежала и записка: «Федя, легла поздно, не буди».

Он наспех поужинал, уселся за стол. «Здравствуй, дорогой отец», – вывел первую строку и задумался. Потом решительно скомкал листок, взял другой и написал: «Здравствуй, отец!..»

А на душе было горько.

Глава вторая

После подъема флага капитан-лейтенант Климов обходил лодочные отсеки с носа до кормы. Но на сей раз он поручил сделать это старпому Борисову и словно бы невзначай бросил:

– У меня срочное дело!

Борисов ответил «есть», а про себя отметил: «У командира что-то произошло». Климов, однако, свои переживания скрывал. Чутье подсказывало ему, что афишировать случившееся, как бы необычно оно ни было, не стоит. Скоро «Орион» снова уйдет к берегам Норвегии, и Астахов вручит отцу письмо, тот даст ответ, и тогда можно решать, как быть дальше. О том, что нашелся отец, Федор не сказал даже своей жене. На ее вопрос, встречался ли он с человеком, звонившим домой, Климов неохотно ответил:

– Да. Это и есть тот штурман, с которым ты разговаривала.

– Как его зовут?

– Федор Астахов, мой тезка…

И тут Климов, сам не зная почему, признался, что штурман передал ему фотокарточку отца.

– Да? – Похоже, Дарья восприняла новость спокойно. – Покажи.

– Не сейчас, – возразил Федор. – Покажу ее вначале Коровину, чтобы узнать, где тогда фотографировался отец. Да и тороплюсь я. Если позвонит штурман, скажи, что к вечеру я буду дома.

– Хорошо, Федя, так и передам, – пообещала жена.

Весь день Климов пробыл в штабе бригады, где Коровин проводил занятия с командирами лодок. Перед тем как сойти на берег, Федор уединился в каюте и еще раз прочел письмо к отцу.

«Здравствуй, отец! Я был поражен, узнав о том, что ты жив. Я так был обрадован, что даже не сдержал слез. Но с другой стороны, хоть я и рад, меня угнетают всякие сомнения. Война с белофиннами давно закончилась, а ты не давал о себе знать. Почему? Что случилось? Федор Астахов, штурман с «Ориона», сказал мне, что ты попал в плен, потом оказался в Норвегии, в Тронхейме. Так ли это?

Я с нетерпением буду ждать твоего письма. Пиши обо всем подробно. Ну а про меня ты все знаешь. Федор Астахов говорил, что обо мне ты прочел в газете.

Я очень хочу тебя видеть, отец! Надеюсь, что такое время придет и я смогу обнять тебя и расцеловать. Пиши же, подробно обо всем пиши. Будь здоров, отец. Твой сын Федор. 15 мая 1940 г. Полярный».

Климов свернул листок и посмотрел на часы. Начало седьмого вечера. Пора собираться. В каюту постучался старпом Борисов.

– Входи, Яков Сергеевич! – Климов стоял перед зеркалом, поправляя галстук. – С чем пришел? Небось опять волнует предстоящее учение?

– И это есть. – Старпом присел на стул.

– А чего тебе волноваться? – Климов смерил Борисова насмешливым взглядом. – Это мне надо волноваться, весь корабль на моих плечах. Я в ответе за экипаж и за тебя, Яков Сергеевич. Уловил? – Он улыбнулся. – Не ты за меня отвечаешь, а я за тебя!

– Однако вы гордец, Федор Максимович. – Старпом достал из кармана записную книжку, куда заносил умные мысли, как он сам выразился, полистал ее и, найдя нужное место, прочел: «Чрезмерная гордость – вывеска ничтожной души!» Слышали? Это не мои слова – Тургенева.

– Есть у меня эта самая гордость. – Климов хохотнул. – Но насчет моей души ты не прав. Она, как граница, открыта для добрых людей и напрочь закрыта для недругов… Ладно, зачем пришел?

– Я был в торпедной мастерской, там проверили наши торпеды. Так вот одна из них не продулась. Пришлось заменить.

– Уже сделал? Молодчина! Я ценю в тебе самостоятельность. Извини, я побежал. Смотри тут в оба!..

Он закрыл каюту на ключ и сошел на причал. Подходя к КП, увидел Коровина, стоявшего с подводниками и о чем-то говорившего им. Пройти мимо комбрига не поздоровавшись Федор не мог, а если поздороваться, тот наверняка о чем-либо спросит. А у него времени – в обрез. Решил сделать вид, что не заметил комбрига. Но тот окликнул его.

– Вы торопитесь, Федор Максимович? – Коровин подошел к нему.

– Есть дело на берегу, – смутился Климов. – Оставил за себя старпома, а сам вырвался на часок.

Комбриг как-то необычно пристально посмотрел на него.

– Как у вас служит старпом Борисов? Вы смогли бы рекомендовать его вместо себя на должность командира подводной лодки?

Лицо Климова просияло.

– А что, мне уже есть «добро» на учебу? – спросил он.

– Пока вопрос не решен, но думаю, комфлот возражать не станет. Так как, потянет старпом?

Климов сказал, что у Борисова есть слабые места, но командиром лодки его можно назначать.

– В должности старпома он плавает пять лет – немалый срок для продвижения по службе.

– Будем думать. Ну что ж, не стану больше вас задерживать.

Климов торопился. Над бухтой сгустились сумерки. Как и вчера, тускло светила луна, серебристой дорожкой бежала к дальнему утесу, на вершине которого красным глазком мигал маяк.

Астахов сидел на том же месте. Одет он был в тот же плащ, хотя дождя не было. Увидел его Климов, и почему-то неровно забилось сердце. Штурман не очень приветливо пробурчал:

– Вы пришли с опозданием, я мог и уйти.

– Прошу извинить, начальство задержало. – Климов сел рядом. – Служба, не обессудьте.

Астахов, однако, не стал пускаться в разговоры, тихо спросил:

– Письмо принесли?

– Да. – Федор достал из кармана шинели конверт и отдал Астахову. – Письмо небольшое, но в нем есть все, что надо.

Штурман заметил, что уголки губ у Климова вздрогнули. «Видно, все еще волнуется: как же, отец нашелся!» – решил он.

– Через месяц, – сказал Астахов, – я вернусь из плавания и привезу вам ответ отца. Так что готовьте сувенир, – натужно улыбнулся он, и у Федора опять гулко колыхнулось сердце.

– Вы уверены, что отец захочет ответить мне?

– А почему бы и нет? – Астахов спрятал конверт в карман. – Вы его сын, а перед собственным сыном любой отец захочет исповедаться.

«Отец очень любил меня», – едва не произнес Федор вслух.

Астахов помолчал, должно быть, размышляя, потом спросил:

– Коровину вы сообщили о своем отце?

– Мы же с вами условились, что я буду молчать. А слово я привык держать.

– И фотокарточку ему не показывали?

– Нет. Но непременно покажу, может, даже сегодня. Если спросит, как она попала ко мне, отвечу, что прислал ветеран. Я правильно вас понял?

«Кажется, у нас с ним завязывается тугой узелок», – подумал штурман. А вслух сказал:

– Вы правы, Федор Максимович. Еще неясно, как поведет себя Коровин, когда узнает, что ваш отец, а его земляк, попал в плен. Нет, вы ему пока не говорите. Впрочем, решайте сами…

Они еще какое-то время беседовали о море, о кораблях. Штурман признался, что ему давно хочется побывать на теперешней подводной лодке, они наверное, более совершенны по сравнению с теми, на которых ему довелось служить.

– Пожалуй, в самых общих чертах я смогу показать вам свою субмарину.

– А это возможно? – обрадовался Астахов. – Я знаю, что на лодки посторонних не пускают?

– Вернетесь из рейса, и мы попробуем это сделать. Я поставлю в известность комбрига, и вам дадут «добро».

– Заранее благодарен вам, Федор Максимович…

У себя в номере Астахов разделся, попросил горничную принести ему чай, а когда остался один, вскрыл конверт и прочел письмо. «Федор Астахов, штурман с «Ориона», сказал мне, что ты попал в плен, потом оказался в Норвегии, в Тронхейме. Так ли это?..» Астахов задумался. Естественно, Климову хочется знать больше, как его отец очутился в плену. Это понятно. И все же есть надежда, что после того, как он получит от отца ответ – а он его получит непременно, – будет возможность побывать у Климова на его подводной лодке. Да, ради этого стоит потрудиться!..

Капитан 3-го ранга Климов возвратился домой в хорошем расположении духа. Дарья это заметила. Она подала ему ужин, села за стол напротив него, подперев ладонями подбородок.

– А где Петька? – спросил Федор.

– У них сегодня школьная экскурсия на рыболовный траулер. А у тебя снова была встреча с Астаховым? Ты такой веселый…

– Угадала… – И все же Федор умолчал о том, что передал штурману письмо для отца.

– Ты доверяешь Астахову? – спросила Дарья.

Федора охватила легкая дрожь: жена угадала его мысли. Не подавая вида, он сказал, что еще сам не знает, как у него дальше сложатся отношения с Астаховым. Пока штурман вручил ему фотокарточку отца, но обещал сделать больше…

– А фото отца ты мне когда покажешь? – напряглась Дарья.

Он молча вытер губы салфеткой, пошел к себе в комнату, служившую ему рабочим кабинетом. Жена успела подумать о том, что почему-то муж опять стал задумчив и насторожен, и когда он вернулся на кухню, сказала ему об этом.

– Служба, Дарьюшка, – вздохнул Федор. – Не все на лодке гладко бывает. – И он протянул ей фотокарточку.

Она долго разглядывала ее, потом раздумчиво молвила:

– Ты очень похож на отца. – И не без упрека взглянула на мужа. – И все же, кто этот штурман Астахов? Сколько ему лет и чего он хочет от тебя? Если он знает твоего отца, то должен знать и Коровина, ведь оба они из Саратова? Ты же мне сам говорил…

Федор едва ли не растерялся, и, хотя вопросы были самые простые, он не в силах был на них ответить. И чтобы хоть как-то сгладить настороженность, он сказал:

– Понимаешь, я хочу как можно больше знать об отце. Штурману я доверяю, иначе ничего общего с ним не имел бы. Он почти такого возраста, как и я. Сейчас он уходит в рейс, а как вернется, я приглашу его в гости и ты с ним познакомишься.

Дарья и слова не обронила, лишь лукаво повела бровью и слегка улыбнулась.

Климов прибыл на службу и сразу же поспешил к дежурному по бригаде. Им был флаг-штурман Лецкий.

– Ну, спасибо тебе, дружище, за доброе слово!

У Лецкого прыгнули к переносью брови.

– Ты о чем, Федор Максимович?

– А кто меня критиковал в штабе? Вы, маэстро! Ну, ладно, виноват штурман капитан-лейтенант Васин – допустил ошибку при прокладке курса. Я-то тут при чем?

– Ну, занесло, – шутливым тоном заговорил Лецкий и перешел на официальный тон: – Васин ваш подчиненный, его ошибка – это и ваша ошибка. Надеюсь, уразумели? Учите, командир.

Климов прошелся по крохотной каюте плавбазы.

– Ладно, что было, то прошло, – примирительно сказал он. – Васину критика пошла на пользу. Ты лучше скажи, у тебя есть связь с Архангельском? Не мог бы ты созвониться с морским портом и узнать, вышел ли в рейс сухогруз «Орион»?

– Кого надо на судне?

– Штурмана Федора Астахова.

– Где-то я уже слышал эту фамилию, – Лецкий присел на стул. – Астахов… Ага, вспомнил! На сборах штурманов в Мурманске был этот Астахов с «Ориона». Он делился опытом плавания в северных широтах, там я с ним и познакомился. Кстати, он служил у нас на Северном флоте на подводной лодке. – Лецкий взялся за трубку оперативного телефона. – Хорошо, я выясню и дам тебе знать.

Вместе со старпомом Климов обошел лодку. Везде должный порядок, и только на столе в штурманской рубке разбросаны карты. А вот и сам Васин. Увидел командира и покраснел.

– Это еще что за кавардак? – грубо спросил Климов.

– С картами я работал, – пояснил штурман. – Вышел на палубу перекурить.

– Безобразие! – бросил в сердцах командир. – Только сейчас говорил о вас с флаг-штурманом Лецким. Он заявил, что вам надо выбирать в службе слабину. – Взгляд Климова упал на бутыль в углу рубки. – Это что?

– Спирт, товарищ командир, для приборов, – еще более смутился Васин. – Утром получил. Сейчас наведу здесь порядок…

У себя в каюте Климов попенял старпому:

– Яков Сергеевич, вы, надеюсь, понимаете, что бескультурье в работе порождает ошибки, не так ли? Вы построже с Васиным.

– Есть, понял. – Борисов сжал губы.

Сверху крикнули в центральный пост:

– Командиру прибыть к дежурному по бригаде!

Климов поднялся наверх и поспешил на плавбазу. Едва он вошел в дежурную рубку, как Лецкий отчеканил:

– Сухогруз «Орион» вчера в час ночи снялся с якоря и ушел в рейс! Убыл на нем и штурман Астахов.

– Спасибо, Василий Иванович, – грустно молвил Федор, а в душе отметил: «Тезка меня не обманул. Теперь можно Коровину показать фотокарточку отца». Только взглянул на часы, как в рубке появился комбриг.

– Ну, Федор Максимович, пляшите! – весело бросил капитан 1-го ранга. – Уговорил-таки начальство, что пора поступать в Военно-морскую академию. Пришлось сражаться с начштаба флотом. Вы что, насолили ему?

– Весной, когда вы были в отпуске, лодка в море ставила учебные мины, одна из них затекла и потонула. Виноват был молодой минер, а мне досталось от адмирала…

– Вы не правы, Федор Максимович, – заметил серьезно комбриг. – Командир – личность особая, с него и спрос особый. За весь корабль, за весь экипаж. Ошибка молодого минера – это и ваша недоработка. Так-то, голубчик! Месяца через два сдадите корабль и уедете набираться знаний. Только бы война не началась. Немцы ведут себя нагло. Сегодня в пять утра их самолет снова пролетел над главной базой флота. Должно быть, разведка! – В руках Климова Коровин увидел фотокарточку. – Что это? Ба, так это Максим Климов… – прошептал он. – Да, лихой был мичман, боцман на тральщике. Вы где взяли фото?

– Штурман сухогруза «Орион» подарил, – смутился Климов.

– Такой снимок был напечатан во флотской газете летом тридцать девятого, – пояснил комбриг. – Жаль, погиб…

«Кажется, все идет как надо», – думал Климов, возвращаясь домой. Когда он сказал жене, что пришло «добро» на учебу, она обрадовалась.

– Наконец-то и тебя заметило начальство! – Она сняла с его головы фуражку и повесила на крючок. – Знаешь что, Федя? Если тебе дали «добро» на учебу, то я могу через неделю уехать в Питер. Поживу у сестры, пока ты не приедешь…

– А как же сын? – прервал ее Федор. – Ему что, бросать школу? Нет, Дарья, рано тебе ехать, – сердито продолжал муж. – Успеется. К тому же без тебя и сына я тут затоскую.

Прошло две недели. Рано утром Климова разбудил телефонный звонок. Это был Астахов. Голос у него был тихий, но отчетливый и твердый. Говорил он, однако, коротко, словно куда-то торопился.

– Если не возражаете, я загляну к вам вечером.

– Отца… видели? – У Федора голос сорвался от волнения.

– Видел, – чуть слышно прошелестело в трубке. – Письмо ему передал. Принесу вам его ответ…

– Буду ждать!

Из спальни, будто специально подгадав, вышла Дарья. Она была в халате, волосы сзади заколоты в пучок.

– Что, снова звонил твой тезка? – спросила она.

– Собирается к нам в гости.

Климов надел тужурку. Из соседней комнаты подал голос сын:

– Папка, ты когда меня на лодку поведешь? Витька, мой сосед, с которым мы были на рыболовном траулере, вчера ходил к отцу на эсминец, даже на командирский мостик поднимался!

Федор надел фуражку, заглянул к сыну в комнату.

– Петька, вот сходим в море, и я покажу тебе свою лодку, – пообещал он. – Если захочешь, в воскресенье махнем на катере на остров Сальный. Там очень много птиц. Согласен? Только в школе не балуйся. Учительница жаловалась, что ты недавно опоздал на урок.

– Так получилось, – с обидой возразил сын. – Во время перемены я выскочил на улицу купить мороженое, пока ел – опоздал.

К ним подошла Дарья.

– Петенька, не задерживай папу, он спешит. Да и тебе пора собираться в школу…

На подводной Лодке у Климова забот было по горло, но он сделал все, что намечалось по плану, и поспешил на встречу с Астаховым.

До глубокой ночи Федор ждал его, то и дело поглядывая в окно, не покажется ли на дороге запоздалый гость. Забылся лишь на рассвете. В это время и позвонил ему штурман.

– Это я, Астахов! – кричал он в трубку. – Поезд, дьявол, опоздал, и я не успел на рейсовый катер. Так что к восьми буду у вас. Не возражаете?

С утра Климову надо было идти на службу, и остаться дома он никак не мог, о чем и сказал Астахову, предложив ему встретиться где-нибудь в городе. Но штурман решительно возразил:

– Днем, я не могу. Прошу задержаться на часок, это важнее для вас, чем для меня.

– Хорошо, – покорно согласился Климов и положил трубку. Он заглянул в комнату жены. – Астахов к нам едет.

– Сам принимай его, а мне сегодня нужно раньше быть на работе.

Дарья накормила сына и ушла вместе с ним. Климов между тем позвонил дежурному по бригаде и сообщил, что он на час задержится на берегу. Федор позавтракал, стал мыть посуду, и тут кто-то постучался. Он открыл дверь, не сомневаясь, что за порогам стоит тот, кого он ждет с таким нетерпением.

– Прошу вас, Федор Сергеевич…

Астахов молча вошел в комнату. Гость, как показалось Федору, через силу улыбнулся, потом поставил свой коричневый портфель на пол и сообщил, что в ночь уезжает. Он также посетовал на то, что почти всю ночь не спал: ремонтировал гирокомпас…

– Вы привезли письмо отца? – сдержанно прервал его Климов.

– Я работаю четко, Федор Максимович, – усмехнулся штурман. – Как фирма с хорошей репутацией. Весь день гостил у вашего папаши. – Он открыл портфель, выудил оттуда конверт. – Вот оно…

Климов буквально выхватил из его рук послание, дрожащими пальцами развернул сложенный вчетверо листок и начал нетерпеливо читать:

«Дорогой сынок! Я прочел твое письмо со слезами на глазах. Забыл уже, когда я плакал, а тут совсем раскис. Даже не верится, что это ты, мой дорогой Феденька. Ты задал мне так много вопросов, но я отвечу на главный: где я был все это время и почему оказался в Тронхейме? Так вот, все то, о чем тебе рассказал Астахов, – правда. Я рад, что судьба свела меня с ним, по-моему, Федор настоящий парень.

У меня к тебе просьба, сынок. Пожалуйста, сфотографируйся и передай с Астаховым свою фотокарточку. Да, матери обо мне не говори, она этого не переживет. А ты, сын мой, знай, что я жив, и, если сумеешь приехать в Тронхейм в качестве туриста, мы с тобой увидимся. Федор Сергеевич сказал мне, что Женька Коровин стал капитаном первого ранга. Про меня ему тоже не говори, а то еще будет на тебя коситься…»

Климов оторвался от письма, подумал: «Коровину надо сказать, что отец остался жив, он умница и все поймет. Служил отец на совесть, много лет был сверхсрочником, профессия боцмана ему глянулась». Он с жадностью принялся читать дальше:

«Федя, пока мы с тобой будем общаться через Астахова. Если бы не он, я никогда бы, наверное, не смог получить от тебя весточку. У меня, сынок, так много мыслей накопилось, что в одном письме их не выразишь… Понимаешь, у меня на днях открылась рана, я похудел, боюсь, что могу и концы отдать… Потому хочу увидеть тебя. Не сможешь ли ты приехать в Тронхейм хотя бы на денек?.. А пока жду от тебя фотокарточку».

Климов дочитал письмо, задумчиво отложил его и грустно молвил:

– Ему там, видно, нелегко живется…

– На чужбине не рай, – со вздохом сказал штурман. Он добавил, что собирается в отпуск, поедет с семьей куда-нибудь на юг, где потеплее. – Вернусь из отпуска и дам вам знать, – почти весело заключил он.

Климову почему-то остро захотелось, чтобы гость поскорее ушел. Астахов между тем вынул из кармана часы на серебряной цепочке.

– Скоро десять утра. Кажется, мне пора. Да и вы тоже подзадержались. На лодке, наверное, ждут?..

– Командира корабля всегда ждет экипаж, – улыбнулся Федор.

Неспешно, в молчании, Астахов взял свой портфель.

– Может, случится так, что отпуск мне капитан судна не даст и я с другой оказией уйду в дальний рейс и снова окажусь в Норвегии. Да мало ли что бывает! – Штурман вздохнул. – Мы хотя и не носим военную форму, но и для нас обязательны приказы. Так я буду вам звонить, добро?

Климов согласно кивнул.

Кажется, никогда еще, даже в дни хасанских боев, когда маршал Блюхер{Блюхер Василий Константинович (1889–1938) – герой Гражданской войны, Маршал Советского Союза (1935). В 1921–1922 гг. возглавлял вооруженные силы ДВР, с 1929 г. командующий Дальневосточной армией, первым награжден орденом Красного Знамени (сентябрь 1918 г.).} и он, Кузнецов, в то время командующий Тихоокеанским флотом, ожидали ударов японской авиации по Владивостоку, Николай Герасимович не был так взволнован, как в эту июньскую ночь сорок первого года. При мысли, что может грянуть война, у него прошел меж лопаток холодок, а в горле появилась такая сухость, что стало трудно дышать. Открыв форточку, он глотнул воздух. Кабинет наполнился шумом дождя. Темноту неба острыми клинками рассекали молнии, а гроза своими раскатами будоражила его смятенную душу.

Уже поздно вечером, когда нарком ВМФ переговорил с адмиралом Галлером о приемке новых кораблей в Николаеве, ему вдруг позвонил нарком обороны маршал Тимошенко.

– Николай Герасимович, у меня есть важные сведения. Зайдите ко мне!

Кузнецов вызвал к себе заместителя начальника Главморштаба адмирала Алафузова и велел ему взять с собой рабочие карты на случай доклада о ситуации на флотах. Вместе они направились в Наркомат обороны и через несколько минут были в кабинете маршала. Начальник Генштаба генерал армии Жуков сидел за столом и что-то торопливо писал, а Тимошенко прохаживался по кабинету. Увидев морских военачальников, он хмуро бросил:

– Плохо дело, моряки! Есть все основания полагать, что сегодня ночью фашистская Германия нападет на Советский Союз. Нами подготовлена телеграмма для приграничных округов.

– Разрешите прочесть? – попросил Кузнецов.

Жуков отдал ему листки. Непосредственно военных флотов телеграмма не касалась. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.

– При нападении разрешено применять оружие? – спросил Кузнецов.

– Разрешено!

Нарком ВМФ взглянул на Алафузова.

– Владимир Антонович, бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о готовности номер один!

Тот на секунду замешкался, а Николай Герасимович повторил:

– Бегите, сейчас дорога каждая минута!..

(Позднее Кузнецов узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17.00 к Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до вторжения врага на нашу землю. – А.З.)

Буквально следом за адмиралом Алафузовым Кузнецов вернулся в наркомат. Алафузов доложил ему, что экстренный приказ на флоты уже передан.

– Хорошо, – одобрил Николай Герасимович. – Проследите за прохождением телеграммы, а я свяжусь с флотами…

В течение нескольких минут Кузнецов переговорил по ВЧ со всеми командующими и отдал им приказ: не дожидаясь получения телеграммы, перевести флот на оперативную готовность номер один – боевую! В случае явного нападения на корабли или базы открывать огонь!..

Адмиралу Трибуцу на Балтику нарком перезвонил и спросил, где стоит линкор «Октябрьская революция»: если на внешнем рейде, то надо подумать, как его обезопасить при налете фашистской авиации. Комфлот в ответ пробурчал в трубку: мол, чего тут думать, линкор не катер, в бухте его не спрячешь.

– Комфлот, что за разговоры? – грубо одернул Трибуца нарком. – Выполняйте приказ!

– Есть! – зычно отозвался тот.

Николай Герасимович задумчиво стоял перед большой картой, занимавшей всю стену кабинета. Взгляд его скользнул по главным базам флотов – Таллин, Полярный, Севастополь… По сообщениям командующих, командиры кораблей и воинских частей на местах, моряки готовы дать отпор врагу…

– Разрешите, Николай Герасимович? – В кабинет быстрым шагом вошел Алафузов, в руках у него был листок. – Я уточнил, какие корабли и подводные лодки на Балтике и на Северном флоте могут уже сейчас выйти на боевые позиции. – Он отдал наркому листок. – Теперь же хочу послать Трибуцу и Головко шифровку о выходе кораблей на боевые позиции.