Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

– Правильно сделал, что согласился, – поддержал его Кузнецов. – С Фроловым можно работать, я знаю его давно… При отъезде был у Юмашева?

– Нет, он болел. Принял меня его первый заместитель адмирал Октябрьский.

– Как Юмашев, все у него хорошо?

Касатонов ответил не сразу, словно раздумывал, как ему поступить.

– Вождь им недоволен, – наконец сказал он. – Пьет Иван Степанович, вот что плохо, и об этом известно Сталину. Дважды был у него на ковре.

– Кажется, от спиртного Юмашева не отучишь, – вздохнул Николай Герасимович. Он посмотрел на часы. – Я собрался дня на три в Советскую Гавань, но, уж коль ты прибыл, поеду позже. А сейчас пойдем ко мне домой, пообедаем, я введу тебя в курс дела, а уж потом ты представишься главкому. К пяти вечера он будет в штабе. Ты один приехал или с Тамарой Кирилловной?

– Один. Дети учатся в школе. В мае приедут ко мне…

Январь выдался зябким, крепких морозов еще не было, часто шел снег. Утром, едва забрезжил рассвет и солнце позолотило деревья и дома, Николай Герасимович уже был на службе. Он подготовил доклад главкому по неотложным проблемам, связанным с боеготовностью флотов и флотилий. Главком придет, видимо, еще не скоро. Каково же было его удивление, когда Малиновский позвонил ему:

– Николай Герасимович, дело есть…

«Что-то случилось на флотах?» – невольно подумал Кузнецов и тут же отверг эту мысль: о ЧП ему бы доложили сразу.

– Адмирал Касатонов был у тебя? – спросил маршал. – Он мне понравился: немногословен, выдержан, с широким кругозором. Не зря его держал под боком генерал армии Штеменко.

– Моряк что надо, я знаю его с лейтенантов.

– У меня плановая поездка по воинским частям, – сказал Малиновский. – Так что остаешься за меня, ибо Пуркаев тоже в отъезде…

Поздним вечером маршал вернулся в штаб, и, как показалось Николаю Герасимовичу, был он не в духе. Спросил, все ли нормально и не звонил ли ему кто-нибудь.

– Никак нет, все тихо-мирно, – улыбнулся Кузнецов.

– Иди отдыхать домой, а завтра к девяти быть у меня в кабинете, – шумно выговорил маршал.

Николай Герасимович прибыл на службу раньше обычного, но главком уже был на месте.

– Знаешь, о чем я думаю? – спросил он с грустинкой в голосе. – Не знаешь, а я тебе скажу. Тебя назначили командующим пятым военно-морским флотом. Так что поезжай во Владивосток и принимай дела у Фролова. Твой коллега уезжает на учебу в Академию Генерального штаба…

«Вот здорово – снова командовать флотом! Значит, я чего-то стою», – едва не сорвалось у Кузнецова с языка.

– Кто так решил? – спросил он.

– Товарищ Сталин. Об этом мне сказал Василевский.

– Даже не верится. – Кузнецов подавил улыбку. – Сталин жесткий, а тут вдруг… – Он не договорил, увидев, как дрогнули у маршала брови.

– Вот что, контр-адмирал Кузнецов, я этого не слышал, ясно? – И уже тише продолжал: – Человек ты умный, но порой замечания бросаешь сгоряча. Тебе же от этого хуже… Ладно, поезжай, и чтобы флотское дело было у тебя на должной высоте!..

– Есть! – ответил по-флотски Николай Герасимович.

Скупо грело февральское солнце, шел снег. У входа в штаб флота часовой отдал ему честь. Николай Герасимович без стука шагнул в кабинет комфлота.

– Гостей принимаешь, Александр Сергеевич?

Фролов доверчиво улыбнулся, сказал, что еще вчера ждал его приезда – звонил военно-морской министр Юмашев.

– У меня с маршалом был конфликт, и он пожаловался на меня военному министру маршалу Василевскому. Родион Яковлевич вам ничего не говорил?

– Нет. Раньше, правда, он хвалил тебя. А что за конфликт?

– Да так, ерунда, но я, кажется, был неправ, – грустно вымолвил Фролов. – Маршал объезжал воинские части, и я был с ним. Где-то в районе Стрелки главком увидел бесхозную казарму и распорядился разместить в ней батальон. Затем, взглянув на меня, спросил: «Я думаю, командующий не возражает?» Я ответил, что надо бы доложить морскому министру. Родион Яковлевич промолчал, а когда вернулся в штаб, позвонил Василевскому и попросил, чтобы на место Фролова прислали другого адмирала. И тебя, как видишь, прислали на мое место, а я ухожу на учебу в Академию Генштаба.

В окно ударили лучи солнца, они ярко осветили угол кабинета, где на столике стоял макет надводного крейсера. Фролов перехватил взгляд гостя.

– Моряки подарили на день рождения… Ну что, начнем работу, Николай Герасимович?

– Дай чайку, если есть, а то я не завтракал, – попросил Кузнецов. – Понимаешь, не хотелось будить Веру. Она у меня и так за день с детьми устает. Кстати, Касатонов тянет флотское дело?

– Еще как тянет, старательный адмирал и, главное, порядочный человек.

(Автору этого романа Николай Герасимович Кузнецов, вспоминая те дни, говорил: «Я еще до войны командовал Тихоокеанским флотом. Вы спросите, рад был я тогда своему назначению? Да, такое чувство было. Но когда после такого неправедного судилища меня вскоре вновь назначили командующим флотом, это была радость со слезами на глазах. Я понял, что еще не все потеряно и должен на деле доказать, что не сломлен, что флот по-прежнему живет во мне. Да, я тяжко пережил все, что выпало на мою долю, и из собственных ошибок извлек пользу для себя. Работал так, словно у меня появилось второе дыхание. И все у меня получалось…»

Адмирал флота Герой Советского Союза Касатонов, в то время бывший у Кузнецова начальником штаба флота, отмечал, что с прибытием его на 5-й флот сразу же упростились взаимоотношения и взаимодействие с главкомом и штабом войск Дальнего Востока, все решалось легко и просто, даже самые сложные вопросы. Самое главное – он имел выход на военного министра маршала Василевского, мог переговорить с Поскребышевым, «что имело смысл в то время, так как немаловажно было знать атмосферу, отношение Сталина к тому или иному вопросу…» – А.З.)

На Дальнем Востоке лето 1951 года выдалось жарким. Во Владивостоке в полдень нещадно пекло солнце, воздух накалялся, казалось, нечем было дышать.

– У нас тут, как в Севастополе – жарко. – Вице-адмирал Кузнецов предложил начальнику штаба Касатонову боржоми из холодильника. – Хочешь?

– Не откажусь, Николай Герасимович. К тому же нам работать еще долго.

Они обсуждали план предстоящих летних учений на флоте. В это время Кузнецову и позвонил адмирал Юмашев. Иван Степанович спросил, как дела, готовы ли корабли и авиация к учениям.

– Этим сейчас и занимаюсь, – ответил комфлот. – Завтра встречаюсь с маршалом Малиновским и его генералами, чтобы уточнить некоторые детали.

– Поручи это Касатонову, а сам вылетай в Москву, – вдруг сказал Юмашев. – До встречи!..

Положив трубку, Кузнецов ощутил озноб. Что там случилось? Какие только мысли ни терзали Николая Герасимовича, пока он летел в Москву! Вспомнилось недавнее заседание Высшего военного совета. Сталин то и дело бросал реплики в адрес Юмашева, который докладывал о положении дел на флотах.

– С тех пор, как вы, товарищ Юмашев, возглавили руководство флотом, дела не улучшились, – резко произнес Сталин.

– Мы стараемся, но не все зависит от нас, – тихо обронил Юмашев.

– Почему «мы»? – с горячностью спросил вождь. – Я имею в виду вас, военно-морского министра. Не надо прятаться за спины других… Правительство не может мириться с недостатками, которые есть на флотах…

После заседания Юмашев пригласил Николая Герасимовича к себе.

– Слышал, как распекал меня вождь? – хмуро спросил он. – Достается мне, ох как достается! А тут, как на грех, недавно угодил ему в лапы. Был день рождения, ну и хватил лишку. Вдруг звонок: срочно прибыть в Кремль!.. Застыл в кабинете у двери и не подхожу к Хозяину. Тогда он подошел ко мне так близко, что в его глазах я увидел пылающие искры. «Вы что, выпили, товарищ Юмашев?» – спросил он. Я сказал, что отмечал свой день рождения. – Иван Степанович передохнул. – Отправил меня домой да еще крепко выругался. На другой день я был у него, извинился. Но это ничуть мне не помогло.

«Юмашев тогда был чем-то расстроен», – подумал сейчас Кузнецов. Он выглянул в иллюминатор – подлетали к столице.

А через час Кузнецов уже беседовал с комфлотом. Иван Степанович сказал, что будет заседать Главный военный совет.

– Твой друг по войне адмирал Левченко, главный инспектор ВМС, написал Сталину рапорт. О чем? – Юмашев усмехнулся. – Гордей Иванович считает, что Военно-морское министерство и Морской генштаб плохо руководят флотами. Да, так и написал – плохо! Вот и решил Хозяин во всем разобраться.

– Но ведь многие проблемы на флотах до сих пор не решаются, и тут Левченко прав, – возразил Николай Герасимович.

– Разве я этого не знаю? – обиделся Юмашев. – Не раз докладывал Булганину, а что толку? Он советовал мне идти к товарищу Сталину. А попасть к нему, сам знаешь, нелегко…

Главный Военный совет проходил остро. Выступили многие адмиралы. Взявший слово Сталин признал, что мы отстаем от крупных морских держав на семь-восемь лет, и потребовал наверстать упущенное. Адмиралов Юмашева и Головко он подверг резкой критике, что означало их неизбежную смену.

– Иван Степанович Юмашев, – говорил Сталин, – человек чистой совести и чести, большой отваги и храбрости, человек редкой доброты, но не министр. Все дело он перепоручил помощникам, а власть выпустил из рук. Помощниками не руководит, часто болеет. Головко же хватается за все сам, а дело от этого страдает.

Комиссия, составленная по предложению Сталина из тех, кто выступал, а также Маленкова и Берии, избрала кандидата на должность военно-морского министра. Им стал командующий 5-м ВМФ вице-адмирал Кузнецов. Но узнал об этом Николай Герасимович, когда его вызвали в Кремль. В кабинете кроме самого Хозяина находились Маленков, Василевский, Булганин и Микоян.

– Прибыл наш «подсудимый». – Сталин поднялся из-за стола, протянул руку. – Здравствуйте, товарищ Кузнецов!

– Здравия желаю, товарищ Сталин…

– Так-так, значит, «товарищ Сталин», – буркнул Хозяин и взглянул на министра Василевского. – Вот и моряк, видимо, забыл, какое у меня воинское звание.

– Виноват, товарищ Генералиссимус Советского Союза, – поспешил извиниться Кузнецов.

Пока Сталин просматривал какие-то документы, Микоян спросил:

– Как там на Тихом океане, Николай Герасимович?

– Корабли плавают, стреляют, Анастас Иванович. Идет интенсивная боевая учеба. Чрезвычайных происшествий или каких-либо аварий на флоте нет.

– И не должно быть, – буркнул Булганин, поглядывая на вождя.

Тот закурил трубку.

– У вашего преемника плохо идут дела, товарищ Кузнецов, – заговорил Сталин. – Должность военно-морского министра оказалась ему не под силу. Поэтому решено назначить вас. Что скажете?

У Кузнецова екнуло сердце, щемящая радость заполнила душу. Он растерянно смотрел то на Хозяина, то на Маленкова. Потом на одном дыхании выпалил:

– Благодарю за доверие!

– Вот это по-большевистски! – Сталин выдохнул дым. – Завтра с утра принимайте дела. Только не задирайте нос…

– Я беру его на поруки, – подал голос Микоян.

– Ну если так, тогда все будет хорошо. – Сталин прошелся по ковровой дорожке, остановился рядом с Кузнецовым. – Кого бы вы рекомендовали на свое место?

– Пантелеева Юрия Александровича, – сразу ответил Кузнецов. – Сейчас он начальник Военно-морской академии…

– Только не говорите мне общих слов вроде «адмирал мыслящий, работящий» и прочее.

Кузнецов насмешливо скосил глаза.

– Но адмирал Пантелеев действительно мыслящий человек, я имею в виду главное – его оперативную подготовку. Достаточно сослаться на конвойную операцию, которую он провел в Арктике в октябре-ноябре сорок четвертого года. Надо было вывести в Белое море ледоколы «Сибирь» и «Северный ветер».

– Это тот «Северный ветер», который нам построили американцы и который прибыл в Арктику через Дальний Восток?

– Он самый, – подтвердил Николай Герасимович. – На конвой нападали немецкие подводные лодки, но все их атаки были локализованы кораблями охранения. Конвой прибыл в Белое море без потерь.

– Ну что ж, будем назначать товарища Пантелеева. – Сталин распорядился, чтобы Кузнецов вызвал адмирала в Москву. – Как прибудет, заходите ко мне.

Оба адмирала возвращались в наркомат молча. А когда вошли в кабинет, Юмашев бросил на стол черный портфель и грустно произнес:

– Вот и кончилась моя карьера. У тебя, Николай Герасимович, принимал дела, тебе и сдаю.

– Меня ведь тоже снимали с должности, судили, – сказал Кузнецов. – Это происходило на ваших глазах.

Почувствовав упрек, Юмашев вскинул брови.

– Что я мог сделать, если этим делом заправлял вождь? Не мог я тогда тебе помочь, и ты душу мне не трави! Не мог – и все!

Приняв дела, Кузнецов остался довольным.

– Ну вот, кажется, и все, – произнес Юмашев, горестно сжав губы. Но вот он разжал их и, глядя в упор на коллегу, спросил: – Все ясно? Может, что не так, тогда скажи.

– Да нет, все так. – Николай Герасимович закрыл папку.

– Хочешь, дам совет?

– Говори, Иван Степанович!

– Не возражай Сталину. Не любит он, это я испытал на своей шкуре. И держись подальше от Булганина. Интриган, скажу тебе…

– Поживем – увидим, Иван Степанович, – ответил чистосердечно главком. – Для меня флот – моя судьба, ему и служу…

Кузнецов постоял у открытого окна, размышляя. Но тут вошел начальник Главпура ВМС адмирал Захаров. Он сказал, что адмирал Пантелеев будет в наркомате через час-полтора.

Но Николай Герасимович уже думал о другом.

– Семен Егорович, на носу День Военно-морского флота. Надо бы издать праздничный приказ.

– Я набросаю текст.

– Нет, – мягко возразил Кузнецов. – Приказ напишу сам. Вас вот о чем попрошу. Вместе с адмиралом Головко обсудите, кого нужно поощрить за добросовестную службу. А кого поощрить на флотах, пусть решат сами командующие. Не мешает вовремя отметить доблесть людей. Не о себе же нам думать! Как это у Шиллера: «Храбрый муж думает о себе в последнюю очередь». Давайте будем с вами храбрыми мужами.

– Я вас понял, Николай Герасимович. Список людей, кого следует поощрить, принесу утром.

– Добро! – Кузнецов сел за стол и начал писать праздничный приказ.

Дни бежали, как ручейки после дождя. С тех пор как Кузнецов возглавил руководство не одним флотом, он, казалось, не знал устали. Работал по десять-двенадцать часов в сутки!

– Знаешь, Арсений Григорьевич, я словно заново родился, – признался он как-то адмиралу Головко. – Люди идут ко мне, выкладывают все, что у них на душе. Это ли не награда мне?

– Такое чувство не раз испытывал и я, когда на Северном флоте в годы войны встречал подводные лодки с моря, – задумчиво промолвил Головко. – Поздравлял командиров с очередной победой, а у самого трепетало сердце: все ли делаю на флоте, чтобы уберечь людей от больших потерь?

– Кто-то из поэтов говорил, что штыком не лечат человеческий род, – заметил Николай Герасимович. – Человека надо лечить заботой о нем. Кстати, комфлот адмирал Платонов все еще в Москве, на сессии Верховного Совета РСФСР? Не забудь передать ему, чтобы по окончании сессии прибыл ко мне. Скоро на Северный флот поступит новая подводная лодка, и важно тщательно проверить ее в походе, обкатать.

Кузнецову, однако, пришлось увидеться с Платоновым в кабинета вождя. Что же случилось? Во время маневрирования на повороте в Кольский залив корабли накрыл снежный заряд и эсминец ударил форштевнем в корму крейсера «Чапаев». Погибли два моряка.

– На крейсере находился командующий эскадрой контр-адмирал Гурин, куда он смотрел? – возмущался адмирал Головко. – И начальник штаба флота контр-адмирал Сурабеков хорош! На море резко испортилась погода, выполнять поставленную задачу стало невозможно, и Гурин попросил разрешения идти в базу. И что же? Сурабеков от имени комфлота приказал ему идти в Кильдинскую салму и там на якоре подождать улучшения погоды…

С трепетным волнением поднимал Николай Герасимович трубку «кремлевки», чтобы доложить о ЧП. Выслушав его, Сталин сердито сказал:

– Где сейчас адмирал Платонов, на сессии? Вызовите его, вместе с ним и Головко быть у меня…

«Быть грозе!» – только и подумал Кузнецов.

– Как же это у вас такое получилось? – спросил Сталин, едва адмирал Платонов вошел в кабинет.

Комфлот в деталях доложил о ЧП, заявив, что виновен командующий эскадрой Гурин, по проекту же решения Совета Министров, заготовленному Кузнецовым, командир крейсера капитан 1-го ранга Подруцкий.

– А что, командир крейсера такой потерянный человек, что вы отдаете его под суд? – спросил Сталин.

– Подруцкий неплохой командир, товарищ Сталин, – горячо заговорил Платонов. – Свою вину он искупит дальнейшей честной службой. Я просил бы вас не судить его.

Сталин какое-то время молчал. Потом, взглянув на членов Президиума ЦК КПСС, сказал:

– Так, может, нам его не судить?

Все безмолвствовали. И вдруг с места встал вице-адмирал Кузнецов и заявил:

– Я прошу отдать под суд командира крейсера. На флотах низкая дисциплина, высокая аварийность. К тому же на этом примере надо учить командиров кораблей.

Сталин с досадой бросил коробок спичек и хмуро бросил:

– Ну ладно. Что еще?..

Авария кораблей произошла на Северном флоте в марте, а через три месяца, в июне, произошло событие, которое до глубины души возмутило Кузнецова. Над нейтральными водами Балтийского моря наши летчики сбили шведский самолет. У Николая Герасимовича тяжко колыхнулось сердце: не флотский ли летчик оказался воздушным пиратом? Он тут же позвонил командующему авиацией ВМС генералу Преображенскому, чтобы тот срочно позвонил в штаб флота и выяснил детали. Прошло еще несколько томительных минут. Наконец прибыл генерал Преображенский.

– Самолеты Балтфлота в этом деле участия не принимали! – доложил он главкому. – Я только что говорил с командующим ВВС Балтфлота.

А в это время в Кремле Сталин сидел за столом и читал рапорт военного министра маршала Василевского: «Сегодня, 13 июня, в 13 часов 20 минут в 100–110 километрах северо-западнее Виндавы нашим истребителем МиГ-15 сбит иностранный двухмоторный самолет при следующих обстоятельствах…» Потом он снял трубку «кремлевки».

– Товарищ Василевский, я прочел ваш рапорт, – сказал Сталин. – Мы обсудим этот вопрос на Главном военном совете. Через час прошу вас прибыть ко мне.

Кузнецова тоже вызвали в Кремль. В приемной он встретил маршала авиации Вершинина. Поздоровавшись, Николай Герасимович не без иронии в голосе произнес:

– Константин Андреевич, оказывается, у тебя есть воздушные пираты? Признаться, я удивлен. Уничтожить иностранный самолет в нейтральных водах… Нет, за это орденов не дают. Как все случилось?

– Мне не до шуток, – хмуро бросил Вершинин. – А как все произошло, сейчас узнаешь, Николай Герасимович.

В кабинете вождя было тихо. Маршал авиации Вершинин объяснил подробности воздушной атаки. Говорил он четко, без запинок, а в заключение резюмировал: – Командующий войсками Прибалтийского района воздушной обороны полковник Шинкаренко, который приказал поднять в воздух МиГ-15 и сбить чужой самолет, поступил правильно.

– Летчик блестяще выполнил боевую задачу, – добавил Вершинин.

– Кто он, этот летчик? – спросил вождь.

– Капитан Осинский. Пилот весьма опытный, командир эскадрильи. Правда, из-за плохой видимости Осинский принял самолет за американский типа «Командо», тогда как это была шведская машина ДС-3.

Кузнецов не выдержал, встал.

– Это же пиратство, товарищ Сталин! – громко сказал он. – Будь капитан Осинский летчиком Балтфлота, я бы отдал его под трибунал!

Сталин промолчал, а Булганин, сидевший рядом с ним, возмутился:

– Какое еще пиратство! Шведы не зря летают у нашей границы, они ведут разведку. И вам, Николай Герасимович, это должно быть известно.

– А что скажете вы, товарищ Василевский? – Сталин взял со стола трубку и стал набивать ее табаком.

Военный министр поднялся с места.

– Я бы не назвал этот эпизод пиратством. Ведь наши самолеты не летают над водами Швеции и воздушную разведку не ведут…

– Что ж, давайте подведем итоги. – Сталин выпустил колечки дыма. – Я считаю решение командующего полковника Шинкаренко правильным, поучительным для противника и для наших командующих. У меня только один вопрос: товарищ Вершинин, почему он полковником до сих пор ходит? Разве можно так? Объявите ему, что он генерал-майор… – Сталин взглянул на главкома ВМФ Кузнецова. – А вы недооцениваете необходимость бдительно охранять наши воздушные рубежи.

– Перед войной вы, товарищ Сталин, требовали от меня не открывать огонь по немецким самолетам, которые тогда часто нарушали нашу воздушную границу, вели явную разведку. Меня вы даже наказали.

Сталин тронул кончиками пальцев усы.

– Тогда Гитлер искал повода начать против нас войну, а это совсем другое дело, – спокойно возразил он.

– Как видишь, Николай Герасимович, у меня нет воздушных пиратов, – с улыбкой сказал маршал Вершинин, шагая рядом с Кузнецовым. – Будь я на месте Шинкаренко, тоже отдал бы такой приказ. Обнаглели господа капиталисты!

– Ты неправ, Константин Андреевич, – возразил Кузнецов. – Пиратство оно и есть пиратство, и его не следует путать с мужеством летчика.

Маршал Вершинин промолчал.

– И еще скажу тебе, что меня бесит… – Николай Герасимович посмотрел, нет ли кого-нибудь поблизости, но все машины уже разъехались, они были одни. – Твой Шинкаренко получил звание генерала за… пиратство. А меня и еще троих видных адмиралов, немало сделавших для Родины, для военного флота, судили ни за что! Меня, правда, Сталин в тюрьму не отправил, а вот они все еще сидят. Разве это справедливо? Молчишь? То-то, голубчик!..