Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"
Автор книги: Александр Золототрубов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)
– А что, воспользуюсь твоим советом, Михаил Васильевич! Ну, удачи тебе в небе! – И Кузнецов на прощание крепко пожал ему руку.
Глава шестая
Прошло немало времени с тех пор, как Севастополь захватили гитлеровцы; казалось, пора бы к этому привыкнуть, но Николай Герасимович все еще жил теми трагическими днями. Это заметил даже генерал армии Жуков. После обсуждения в Генштабе ситуации на сталинградском направлении он подошел к Кузнецову и, улыбнувшись, спросил:
– Чего такой грустный, моряк?
Николай Герасимович смутился:
– Севастополь саднит душу. Мы потеряли его – чему радоваться?
– Разделяю твои чувства, моряк, однако замечу, что Севастополь погоды Красной Армии не сделает, – серьезно произнес Жуков. – Беда будет, и большая беда, если потеряем Сталинград! Тогда немцы валом покатят на Кавказ и будут купаться в нашей нефти. Скоро там такая заваруха грянет, что Волга-матушка закипит от огня.
– Все к этому идет, – согласился Кузнецов. – Я собираюсь съездить в те края. Ведь по Волге-реке корабли Волжской военной флотилии ходят…
К ним подошел генерал Василевский.
– Георгий Константинович, нам с тобой пора к Верховному, – сказал он. Потом взглянул на наркома ВМФ. – Ты извини меня, Николай Герасимович, но твои вопросы решим после того, как вернусь из Ставки. Добро?..
Возвратившись в Наркомат, Кузнецов в приемной увидел адмирала Алафузова.
– Я вас жду, товарищ нарком…
Кузнецов открыл свой кабинет.
То, о чем сообщил ему начальник Главморштаба, повергло наркома в смятение. В Николаевске-на-Амуре 18 июля в 7 часов вечера на подводной лодке «Щ-138» у мола Николаевской бухты взорвались запасные торпеды. Погибло 35 моряков. Лодка ремонту не подлежит. Пострадала и другая стоявшая рядом подводная лодка.
– Кто доложил?
– Начальник штаба Тихоокеанского флота, – ответил Алафузов. – Я распорядился, чтобы он срочно прислал подробное донесение…
У Николая Герасимовича стало тяжело на душе.
Под вечер к нему зашел начальник Главпура Рогов.
– У нас серьезное ЧП, Иван Васильевич, – сказал ему Кузнецов.
– Я уже знаю. – Рогов сел. – Мне звонил начальник Политуправления Тихоокеанского флота Савелов. Комфлот Юмашев назначил комиссию для расследования этого ЧП. Но что меня насторожило. На этой лодке помощником командира был лейтенант Моров, до войны он плавал на торговом флоте, бывал в Германии. Есть подозрение на него.
– Иван Васильевич, мне не нужны подозреваемые, – осадил его нарком. – В свое время я был ими сыт. Мне нужны виновники. – Кузнецов помолчал. – Для тебя, полагаю, не новость, что перед войной у нас расстреляли многих «предателей» и «шпионов» германского империализма. Но так ли это? Погибло немало тех, кто делал революцию, кто свою жизнь связал с Красной Армией и Красным флотом и в борьбе с врагами Республики Советов проявил себя. Хорошо, что нас с тобой не причислили к «врагам народа».
Рогов удивленно взглянул на Кузнецова. Он ли это говорит? Не слишком ли откровенничает?
– Николай Герасимович, я вас давно знаю и уважаю. – Рогов встал. – Но ставить под сомнение политику большевистской партии и товарища Сталина… – Он умолк, подбирая нужные слова. – Не наше с вами дело в чем-то сомневаться. Наше дело – воевать!
Кузнецов пристально посмотрел на генерала.
– По-твоему, надо сносить все безропотно?
– Что именно?
– А то, что умерло немало невинных людей. Назову одного из них – Штерна. Ты его знал? Нет? А я прекрасно знал, видел, как он воевал в Испании, а его сделали предателем. А Василия Блюхера? Я служил с ним на Тихом океане, когда был там комфлотом. Это же прославленный герой! Первый орден Красного Знамени вручен ему, а не мне или тебе. А где Блюхер? Расстрелян! – Кузнецов передохнул. – Скажу тебе как своему заместителю: иной раз хочется пойти к Сталину и спросить, знает ли он, сколько людей погибло? За что их расстреляли? Кто они – шпионы, предатели? Не те и не другие.
– Тогда кто же? – резко отозвался Рогов. – Или, по-твоему, погибли лишь невинные люди?
Кузнецов молчал, а генерал все также сердито и твердо продолжал:
– Я могу ошибаться в людях, ты можешь ошибаться, но только не партия большевиков! Партия не ошибается! – После паузы Рогов официально добавил: – Я прошу вас, товарищ народный комиссар, со мной такие разговоры не вести, и то, о чем вы говорили, я не слышал!
«Вот он и открылся, весь Рогов, – грустно вздохнул Николай Герасимович. – На этот счет у него, оказывается, другая точка зрения. Что ж, надо это учесть».
– На погибшей лодке политруком был Коротаев, – вновь заговорил Рогов. – Он не погиб, но я отдам его под суд военного трибунала.
– Нужно во всем разобраться, а уж потом принимать меры, – подчеркнул Кузнецов.
Рогов шагнул к двери, но вдруг остановился и коротко изрек:
– Я доложу секретарю ЦК партии генералу Щербакову. – И, словно боясь, что нарком его не поймет, добавил: – Я обязан информировать начальника Главпура Красной Армии о таких вещах.
Лицо Кузнецова потемнело.
– Товарищ Рогов, я запрещаю вам это делать! – резко выдохнул он. – Еще неясны подробности ЧП, а вы уже готовы чинить над людьми расправу.
Рогов молчал, о чем-то размышляя. Затем, глядя на наркома, примирительно произнес:
– Пожалуй, вы правы, Николай Герасимович.
«Горячий, как тот рысак!» – усмехнулся нарком, а вслух сказал, что о случившемся он доложит Сталину.
– Не знаю, что он решит, как бы не наказал адмирала Юмашева. – Нарком хмуро сдвинул брови. – На флоте на счету каждый катер, а тут потеряли подводную лодку! Шутка ли? И где? У причала! Прав Галлер, надо серьезно поговорить на Главном военном совете о негативных явлениях на кораблях и в частях, построже спрашивать с Военных советов и с командующих. Подумай, Иван Васильевич, как нам лучше это сделать…
Недолго нарком оставался один. К нему вошел начальник тыла флота генерал-полковник Воробьев. Он неловко застыл у двери.
– Сергей Ильич, что у вас?
– Головко просит отгрузить на Северный флот пятьдесят тысяч тонн леса и дров. Там ведь кругом тундра!
– Грузите и отправляйте. Госплан нашу заявку удовлетворил, так в чем загвоздка?
– У нас нет судов, чтобы все это отправить на флот, – пояснил Воробьев. – Есть английские суда, они стоят в Архангельске в ожидании очередного конвоя, но ими распоряжается Микоян. Я был у него, он требует документ за вашей подписью. Вот такой. – Он отдал наркому листок.
Николай Герасимович пробежал глазами текст.
– Надо кое-что поправить. Микоян ведь заместитель председателя ГКО? Зайдите ко мне через час…
Но начальника тыла нарком пригласил раньше, о чем тому сообщил адъютант:
– Товарищ генерал, зайдите, пожалуйста, за документом…
Воробьев удивился: текст был другой, более убедительный, чем тот, который он написал. Нарком ВМФ отметил, что большинство крупнотоннажных судов Северного бассейна переключено на завоз грузов Норильскстрою, в Дудинку – на вывоз угля из Дудинки и Нарьян-Мара, а Главснаблес при СНК СССР не может предъявить к перевозке лес в плотах, так как нет такелажа и рабочей силы для сплотки древесины. Поэтому Наркомат ВМФ просит разрешения использовать английские транспортные суда, находящиеся в Архангельске в ожидании обратного конвоя.
«Умница наш Николай Герасимович», – с теплотой подумал генерал Воробьев. Письмо было отправлено в Кремль нарочным, а на другой день Микоян позвонил начальнику тыла флота:
– Сергей Ильич, вам разрешается взять английские транспорты…
– Спасибо, Анастас Иванович, – ответил генерал Воробьев.
Нарком ВМФ сидел как на иголках в ожидании звонка из секретариата Сталина. Время тянулось мучительно медленно, и не было никакой гарантии, что ему позвонят. В кабинете было душно. Он открыл форточку, налил в стакан боржоми и выпил. Вроде полегчало. Наконец дал о себе знать Поскребышев:
– Николай Герасимович, товарищ Сталин вас ждет!
– Еду! – бросил в трубку Кузнецов.
Верховный стоял у стола, опершись на его край правой рукой. Лицо осунувшееся, какое-то неприветливое. «Видно, все еще переживает поражение наших войск в Крыму, – подумал нарком. – А кто будет спокоен? Ведь Красная Армия по-прежнему отступает!» Он поздоровался. Верховный ответил ему и вышел из-за стола.
– Что там у Юмашева случилось, лодка погибла?
«Берия, наверно, доложил…» – пронеслось в голове Кузнецова.
– На подводной лодке произошла диверсия со взрывом торпед, и тот, кто это сделал, застрелился… – И Николай Герасимович рассказал подробности.
Сталин пососал трубку, выпустил облачко сизого дыма.
– Погибла новая подводная лодка. Кто-то за это должен отвечать. Может, накажем Юмашева?
– В гибели лодки виновен командир, но он погиб. А командующего я бы наказывать не стал.
– Ну что ж, товарищ Кузнецов, вам виднее. – Верховный снова выпустил колечки дыма. – О чем хочу вам сказать? Враг рвется к Сталинграду. Есть ли у вас возможность послать туда еще военных моряков-добровольцев?
– Людей на флотах найдем, – заверил Верховного Николай Герасимович и после недолгой паузы спросил: – Если не секрет, кто вам сообщил о ЧП на подводной лодке?
– Те, кому положено это делать, – уклончиво ответил Сталин.
«Ясное дело, Берия, кто же еще», – подумал Кузнецов.
Вернувшись в Наркомат, он поручил адмиралу Алафузову проработать вопрос о направлении в район Сталинграда еще одного отряда моряков-добровольцев, а сам взял папку с последними донесениями с флотов и углубился в чтение. Он так увлекся, что не сразу услышал звонок телефона.
– Это вы, Николай Герасимович? – прозвучал в трубке звонкий женский голос.
– Я. А кто звонит?
– Не узнали? – В трубке раздался смешок. – Это Исакова.
– Вот теперь узнал вас, Ольга Васильевна. Что беспокоит супругу адмирала в такой поздний час?
Жена адмирала Исакова сказала, что от мужа давно нет вестей и, может быть, он, нарком, свяжется с ним и передаст ее просьбу позвонить домой или черкнуть письмецо.
– Хорошо, Ольга Васильевна, я свяжусь с ним и дам вам знать.
– Спасибо, Николай Герасимович…
Адмирал Исаков, заместитель командующего Северо-Кавказским фронтом по военно-морским вопросам, на днях звонил в Главморштаб из Краснодара. Но где он теперь? Наверное, в штабе фронта. Кузнецов позвонил туда по ВЧ.
– Буденный слушает! – Голос у маршала громкий и четкий, будто он сидел рядом.
– Семен Михайлович, здравия желаю! Это Кузнецов. Как у вас там? Горячо?
– Привет, моряк! «Горячо» не то слово. Терзают нас свинцовые вихри. Немцы бьют из всех видов оружия, на бойцов бросают танки, а мы держим оборону. Знаешь, что я сейчас делаю? Нет? А я тебе скажу. Пишу телеграмму командующему Азовской военной флотилии контр-адмиралу Горшкову. Моряки Темрюкской военно-морской базы на две недели сковали две вражеские кавалерийские дивизии, нанесли по ним чувствительные удары, и теперь немцы не смогут использовать эти дивизии на новороссийском направлении. Хочу от души поблагодарить твоих орлов.
– Моряки будут рады услышать похвалу от легендарного Буденного, первой шашки революции, – отозвался Николай Герасимович.
– На это я и рассчитываю. А что тебя волнует, моряк?
– Хотел бы поговорить с адмиралом Исаковым. Он в штабе?
– Сейчас он в Новороссийске занимается кораблями. Что ему передать?.. Ах вот что, жена волнуется, где он и что с ним. А ты полагаешь, моряк, за меня жена не переживает? Она, наверное, по ночам и слезки льет. А что делать?.. Хорошо, я скажу Исакову, чтобы он дал о себе знать. Что еще, моряк?
– Желаю вам, Семен Михайлович, фронтовых успехов! Мы тут все переживаем за Кавказ, верим, что Новороссийск враг не возьмет!
– Такой приказ дал мне товарищ Сталин. Будем биться до конца. Твой Горшков крепко нам помогает… Да, а как там Верховный?
– Его волнует обстановка под Сталинградом…
– Понимаю, Николай Герасимович. – Голос у маршала стал глуховатым, на линии появились какие-то помехи. – Если там немцу дадут по зубам, то и нам тут легче будет. Краснодар фашистам все же удалось захватить, но Новороссийска им не одолеть. Ну а если увидишь у Верховного, передай ему эти мои слова.
– Есть, понял, Семен Михайлович!..
Похвалил маршал Буденный моряков Темрюкской военно-морской базы не зря. Когда 12 августа после тяжелых боев наши войска оставили Краснодар и отошли на левый берег Кубани, немецкая 17-я армия повела наступление на Новороссийск, где после захвата врагом Севастополя собралось немало кораблей и судов Черноморского флота. Теперь же враг стремился скорее взять Темрюк, чтобы лишить флот еще одной военно-морской базы. «Темрюк надо оборонять до последней возможности!» – заявил адмирал Горшков на Военном совете флотилии. Был сформирован Азовский сводный батальон морской пехоты, который возглавил майор Цезарь Куников: ему удалось остановить наступление врага. Только за день 23 августа морская пехота уничтожила до полутора тысячи гитлеровцев! Это-то и вызвало восторг у командующего фронтом. В телеграмме, присланной Буденным на имя командующего Азовской военной флотилией в дни обороны Темрюка, говорилось: «Объявите всему личному составу, что оборона Темрюка войдет в историю Отечественной войны. За героизмом, проявленным личным составом, следит вся страна, как в свое время она следила за героями Севастополя».
Кузнецов закрыл папку и взглянул на часы. Без пяти двенадцать. Поздновато звонить Исаковой. И все же рука потянулась к аппарату. Исакова еще не спала и призналась, что ждала его звонка.
– Я только что переговорил с маршалом Буденным. Иван Степанович в Новороссийске на кораблях. У него все хорошо, жив, здоров, но, видимо, не смог вам дозвониться. Так что ждите от него весточку, Ольга Васильевна. И, пожалуйста, не волнуйтесь…
(Вскоре случилась трагедия: 4 октября в районе Гойтхского перевала во время налета вражеской авиации адмирал Исаков был тяжело ранен. – А.З.)
Обострилась обстановка в Арктике, о чем адмирала Кузнецова проинформировал командующий Северным флотом адмирал Головко.
– Из допроса пленного немецкого офицера с потопленного сторожевого корабля стало ясно, что немцы усиливают свои подводные и надводные силы, – сказал Головко.
– Арсений Григорьевич, я принял решение сформировать Новоземельскую военно-морскую базу в составе Беломорской флотилии.
– Это то что надо, товарищ нарком, – повеселел комфлот. – Она обеспечит сбор и прикрытие конвоев в районе Новой Земли. А кто будет командиром Новоземельской базы? Не каперанг Дианов?
– Он самый, – ответил Кузнецов. – Прошу вас помочь ему освоиться. Подробности в штаб флота сообщит адмирал Алафузов…
Наркома давно волновала Арктика. Он вызвал начальника разведуправления, и тот подтвердил сообщение о том, что ожидается выход в Арктику тяжелого крейсера «Адмирал Шеер».
– Сейчас крейсер стоит на якоре в Нарвике, – подчеркнул начальник флотской разведки. – Полагаю, что это связано с операцией «Вундерланд» («Страна чудес»), о которой ранее я дал вам сведения.
– Мы должны во что бы то ни стало сорвать ее! – горячо произнес Кузнецов. – В этой операции принимают участие тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» и пять подводных лодок. Не исключено, что немцы нанесут удары по портам Диксон и Амдерма. У вас нет таких сведений?
– Пока нет, но есть надежда, что на днях мы получим такие данные от наших людей в Норвегии, – пояснил начальник разведуправления. – На этот счет мне уже звонил Арсений Григорьевич Головко.
– Чего это он выходит на вас через мою голову? – удивился нарком. Он рассердился.
– Еще до войны мы с ним вместе служили на Северном флоте, по старой дружбе он мне звонил…
– Силы Северного флота в Арктике малочисленны, – Кузнецов подошел к карте, – и я понимаю тревогу Головко. Но ему надо держать в готовности не только флотскую авиацию, но и подводные лодки. Лишь тогда нам удастся сорвать операцию немцев.
Вызванный к наркому начальник Главморштаба адмирал Алафузов согласился с ним и сообщил, что сейчас в море находится подводная лодка «К-21» капитана 2-го ранга Лунина, нанесшего в июле торпедный удар по линкору «Тирпиц». 16 августа, в день начала операции «Вундерланд», лодка выставила на подходах к острову Силлен минное заграждение. На боевой позиции в районе острова Лоппа Лунин обнаружил минный заградитель и три сторожевых корабля. Что сделал Лунин? Он атаковал конвой, и когда поднял перископ, то увидел, что на воде болтались два сторожевых корабля.
– И что он с ними сделал? – поинтересовался нарком.
– Он их уничтожил двумя торпедами! – усмехнулся Алафузов.
– Таких, как Лунин, надо бы иметь на флоте побольше, – молвил Николай Герасимович. – Храбрейший из храбрых наш Лунин…
И все же Арктика настораживала Кузнецова, держала его в напряжении, и вскоре случилось то, чего он больше всего опасался: тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», воспользовавшись плохой погодой, вышел из Нарвика не замеченным нашей воздушной разведкой. Проще говоря, она его прохлопала. И тут началось… К югу от архипелага Норденшельд «Адмирал Шеер» встретил ледокольный пароход «Александр Сибиряков», шедший на Северную Землю. Командир тяжелого крейсера пошел на хитрость: он приказал поднять на мачте корабля американский флаг и потребовал от капитана ледокола сообщить ему данные о состоянии льда в проливе Вилькицкого и место, где находится конвой судов и кораблей экспедиции особого назначения (лидер «Баку», эсминцы «Разумный» и «Разъяренный» в сопровождении других судов и кораблей шли с Тихого океана в Полярный на пополнение сил Северного флота. – А.З.) Хитрость фашистскому крейсеру не удалась, и тогда он открыл огонь по ледоколу из орудий. «Александр Сибиряков» принял неравный бой, экипаж сражался мужественно, но ледокол погиб.
После этого фашистский крейсер-пират попытался войти в порт Диксон, но по нему открыли огонь сторожевой корабль «Дежнев» и батарея береговых орудий. Крейсер быстрым ходом отошел от Диксона. Адмирал Кузнецов, неотступно следивший за боевыми действиями в Арктике, хотя и был доволен тем, что немецкий крейсер встретил там должный отпор – комендоры «Дежнева» трижды поразили его – однако «набег» «Адмирала Шеера» вызвал в его душе неприятное чувство. Но что мог сделать Николай Герасимович, если силы Северного флота в Арктике были малочисленны: в районе губы Белушья находились лишь сторожевые корабли «Литке» и «Дежнев» и несколько тральщиков типа РТ?
Над раздумьями о том, какие еще корабли можно направить в Арктику, Кузнецова и застал начальник тыла флота генерал Воробьев.
– Новое ЧП у нас, Николай Герасимович, – сказал он грустно. – Я был на узле связи, когда позвонил контр-адмирал Рогачев из штаба Волжской военной флотилии. Час тому назад погиб командир бригады тральщиков контр-адмирал Хорошхин…
– Борис Владимирович? – дрогнувшим голосом спросил нарком. – Как это случилось?
– Погиб вместе с бронекатером от взрыва немецкой электромагнитной мины.
Контр-адмирала Хорошхина Кузнецов ценил за храбрость, за то, что не щадил себя ради большого дела.
– Сейчас, когда под Сталинградом идут тяжелые бои, мы потеряли боевого адмирала, – грустно произнес Кузнецов, ощутив в груди тяжесть. – А как сам Рогачев?
– Я не спросил, он торопился на переправу, – ответил Воробьев.
Ночью Николай Герасимович анализировал донесения с действующих флотов. В это время и вышел на связь Рогачев.
– Дмитрий Дмитриевич, как погиб Хорошхин?.. Так, ясно. Где это произошло? Только коротко. Да-да, я тебя слушаю…
Оказывается, в двухстах километрах ниже Сталинграда, возле Никольского, скопилось немало судов с нефтью, образовалась пробка. Туда и поспешил Хорошхин с двумя бронекатерами. При подходе к Никольскому раздался сильный взрыв. Бронекатер развалился на части и, объятый пламенем, в считанные секунды затонул. Погиб весь экипаж вместе с отважным адмиралом.
– Я бы наградил его орденом посмертно. Как вы? – спросил Рогачев.
– Шлите на мое имя представление. – После паузы Кузнецов сказал, что надо бы еще протралить фарватер у Никольского. – Сделай вы это раньше, адмирал мог бы и не погибнуть.
Однако Рогачев заявил, что комбриг подорвался на мине многократного действия. Там тралили дважды, на большее не было кораблей, все они занимаются переброской войск. У Сталинграда сейчас идут такие бои, что вокруг земля горит.
– Командующий фронтом генерал Еременко вами доволен? – спросил Николай Герасимович.
– Очень доволен, – отозвался издалека Рогачев. – На днях канонерская лодка «Усыкин» совместно с зенитной артиллерией уничтожила до сорока немецких танков, сто машин и батальон пехоты! После боя на корабль прибыл генерал Еременко и на виду у всех расцеловал корабельных артиллеристов за меткую стрельбу.
– Передайте, пожалуйста, морякам флотилии мою благодарность за стойкость и мужество!.. До встречи в Сталинграде…
Волга… Великая русская река, где ходили еще суда Стеньки Разина, где рождалась и закалялась казацкая слава. Сколько врагов России видела эта могучая река, скольких она похоронила в своих бурлящих водах! Теперь ее решил испытать Гитлер, бросив на Сталинград полчища войск и армаду танков. Там сейчас идет битва не на жизнь, а на смерть, плечом к плечу с армейцами бьют фашистов и моряки Волжской военной флотилии. «Как хорошо, что мы вовремя создали на Волге флотилию, – подумал Кузнецов. – Правда, ни Сталин, ни Шапошников, ни сам я не знали и даже не предполагали, что у стен Сталинграда будет решаться судьба страны!» Истина, однако, в том, что Кузнецов, и никто другой, обратил внимание на значение Волги как мощной транспортной артерии по перевозкам нефти и нефтепродуктов. В июле сорок первого нарком ВМФ внес в ГКС предложение сформировать на Волге учебный отряд, который в дни наступления врага на Москву был переименован в Волжскую военную флотилию. А когда в апреле 1942 года открылась навигация и по Волге потянулись караваны судов и барж с нефтепродуктами, корабли флотилии начали охранять их от вражеской авиации.
– Волга должна работать днем и ночью, как часы, – строго предупредил Сталин наркома ВМФ. – Фронты должны получать нефть и бензин в достатке. Не укрепить ли вам руководство флотилией?
Кузнецов ответил, что это уже сделано.
– Что именно? – Глаза вождя буравили наркома.
– Главный военный совет назначил на флотилию нового командующего, им стал контр-адмирал Рогачев, – сказал нарком. – До этого он командовал Пинской военной флотилией. Проявил себя зрелым руководителем.
– В Гражданскую войну начальником Сибирской военной флотилии был некто Рогачев – не он ли? – спросил Сталин.
– Ну и память у вас, товарищ Сталин, невольно позавидуешь! – улыбнулся Николай Герасимович. – Конечно же, это тот самый Рогачев, который сейчас руководит Волжской флотилией! Только тогда он был не начальником Сибирской флотилии, а помощником. Я уверен, что он нас не подведет.
– Может, вызвать его в Ставку? События под Сталинградом завязываются в крепкий узел, и военная флотилия будет на Волге едва ли не главным звеном в обороне города.
– Ваш заместитель по ГКО Анастас Иванович Микоян предложил мне побывать в тех краях, я собираюсь, если вы не против, съездить на флотилию, там и поговорю с Рогачевым. Правда, перед назначением мы вызывали его в Москву, в Главморштаб, и был довольно серьезный разговор с ним.
– Тогда не будем отвлекать его от важных дел, – согласился Сталин. – Но флотилию держите на контроле…
Все последующие дни, когда под Сталинградом шло сражение, Ставка принимала все меры, чтобы отстоять город, не дать врагу прорваться на Кавказ. Нарком ВМФ постоянно следил за действиями флотилии. Сталинградская военно-морская база, которую возглавлял контр-адмирал Васюнин, снабжала корабли, находившиеся у Сталинграда и южнее его, оружием, боеприпасами, продуктами питания. Все эти дни главной базой флотилии оставался Ульяновск. Туда не раз нарком ВМФ посылал работников Главморштаба, чтобы помочь адмиралу Рогачеву в решении поставленных перед флотилией задач.
– Мне бы еще побывать в Баку, где находится штаб Каспийской военной флотилии, – сказал Кузнецов, когда в Ставке информировал Верховного о том, что делается для того, чтобы увеличить поток грузов для обеспечения действующих фронтов. – Там добывается семьдесят пять процентов всей нефти страны, потому-то оборона этого региона имеет стратегическое значение.
Верховный, однако, поездку в Баку не одобрил:
– Когда под Сталинградом немцы будут разбиты, тогда и поедете. А пока у вас и здесь немало важных дел.
После ноябрьских праздников нарком ВМФ Кузнецов был в Ставке, и то, о чем там говорилось и что он услышал, его обнадежило, вселило уверенность, что Красная Армия должна выиграть битву под Сталинградом. Генералы армии Жуков и Василевский докладывали уточненный план контрнаступления наших войск под Сталинградом. Три фронта готовились нанести по врагу решительный удар – Юго-Западный, Донской и Сталинградский. Активное участие в подготовке контрнаступления принимала и Волжская военная флотилия. Жуков был краток и категоричен:
– Товарищ Сталин, я не стану в деталях докладывать суть плана предстоящий операции, он у вас есть. Скажу лишь, что Ставке удалось создать мощные ударные группировки войск с таким превосходством в силах над врагом, которое обеспечит нам успех. В этом я ничуть не сомневаюсь. Мы с Василевским сделали все, что намечала Ставка.
– Теперь мы заслушаем товарища Василевского, – обронил Верховный, прикуривая трубку.
Начальник Генштаба Василевский, поддержав Жукова, изложил основные моменты плана. Он заявил, что боевые задачи войсками усвоены правильно, выполнение их практически отработано на местности. Основная роль в начале операции отводится Юго-Западному фронту. Командующий фронтом генерал Ватутин это прекрасно понимает.
– Лично я уверен в успехе замысла Ставки, – резюмировал Василевский.
– Ну, если два генерала армии верят в успех, значит, поверим и мы, – улыбнулся Сталин.
В эти дни генерал армии Жуков решением ГКО был назначен заместителем Верховного главнокомандующего, и, естественно, Кузнецов тепло поздравил его, на что Георгий Константинович не без улыбки ответил:
– Вчера я вступил в эту должность, а сегодня, моряк, хочу тебе дать задание…
– Слушаю вас, Георгий Константинович, – посерьезнел Николай Герасимович.
– Скажи мне, сколько краснофлотцев ты отправил под Сталинград? – спросил Жуков и подмигнул стоявшему рядом Василевскому. – Если их там не будет, то на победу мы рассчитывать не можем, – с иронией добавил он.
– Моряков под Сталинградом немало, Георгий Константинович, – заговорил нарком ВМФ. – Только в гвардейской армии генерала Малиновского их более двадцати тысяч! В 62-й армии генерала Чуйкова – две морские стрелковые бригады – 42-я и 92-я, это в основном моряки-добровольцы с Северного и Балтийского флотов. В 64-й армии тоже две стрелковые бригады моряков. Что, разве этого мало?
– Прилично, моряк! – усмехнулся Жуков. – Надо бы мне взять тебя в свои заместители по морской части, да Верховный не разрешит.
– Я и сам не пойду! – улыбнулся Кузнецов. – Больно жестко ты командуешь, Георгий Константинович.
– Иначе никак нельзя! – развел руками Жуков. – Сам понимаешь, Сталинград надо отстоять!..
В их разговор вмешался Василевский:
– Георгий Константинович, чего ты придираешься к Николаю Герасимовичу? Моряки – народ надежный. – Он взглянул на Кузнецова. – Сколько морских бригад сражалось под Москвой?
– Шесть!
– Вот-вот, шесть бригад, а слава о моряках разнеслась по всем фронтам.
– Ты передай командующему Волжской флотилией, чтобы крепко взаимодействовал с армейцами, – предупредил Жуков Кузнецова. – Волга широкая и глубокая, ее вброд не перейдешь, даже если с горячки прыгнешь в воду. Кто там у тебя командующий, Рогачев? Переговори с ним еще разок, там ему тяжко будет…
(Маршал В. И. Чуйков, рассказывая о боях под Сталинградом, дал высокую оценку героическим действиям моряков Волжской флотилии. «О роли моряков флотилии, – писал он, – об их подвигах скажу коротко: если бы их не было, возможно, 62-я армия погибла бы без боеприпасов и без продовольствия и не выполнила бы своей задачи». – А.З.)
После совещания в Ставке адмирала Кузнецова задержал Сталин.
– На остров Сухо немцы высадили десант. Как это могло произойти? – спросил он.
Нарком ВМФ знал об этом, хотел было объяснить Верховному, но тот возразил:
– Поезжайте в Ленинград. Речь идет о стыке Ленинградского и Волховского фронтов, куда уже перевозятся наши войска, и стык этот важно обезопасить. Вы поняли? Заодно уточните сведения по острову Сухо.
В Ленинград Кузнецов прилетел утром. Было холодно, с неба сыпал снег, ветер тысячами игл колол лицо.
– С благополучным прибытием, Николай Герасимович! – Трибуц смотрел на Кузнецова весело, задиристо, его живые глаза будто говорили: «Вам тут холодно, а нам жарко!»
Николай Герасимович пожал комфлоту руку.
– Я улетал из Москвы глубокой ночью, было не так студено… У меня такой план, Владимир Филиппович. В штабе обсудим итоги прошедшей летней кампании, а затем поедем в бригаду подводных лодок. Комбриг на месте?
– Где же ему быть? – усмехнулся Трибуц. – Не знаю, как вы, но я подводниками доволен. Они сражаются с врагом без страха и упрека. На днях, к примеру, с моря вернулась 406-я «щука» капитана 3-го ранга Осипова. Охотилась за вражескими кораблями в районе Данцигской бухты.
– Экипаж добился победы?
– Еще какой! У мыса Брюстерорт лодка торпедировала транспорт «Меркатор», у маяка Риксгафт – судно, а первого ноября, в тот день, когда вы звонили мне, Осипов пустил на дно финский транспорт «Агнес».
Кузнецов сел в машину, следом за ним – Трибуц.
– Выходит, не зря мы присвоили Осипову звание Героя Советского Союза?
– Не зря; Николай Герасимович. Командир он смелый, решительный, а главное – действует осмотрительно и башку свою врагу не подставляет.
Они прибыли в штаб флота, и нарком, сняв шинель, устало сел на стул. Трибуц вновь заговорил о подводниках, но нарком остановил его:
– Я хочу заслушать командиров лодок, которые вернулись с боевых позиций. Мне надо знать, как они воюют, как живут, что мешает им успешнее бить врага. Сколько за прошедшее лето вы потопили кораблей и судов, пятьдесят шесть? Ну что ж, неплохо! А сколько лодок сейчас в море?
– Пять, – ответил начальник штаба флота вице-адмирал Ралль, сменивший на этом посту адмирала Пантелеева. – Я хотел бы добавить, товарищ нарком, что очень опасно форсировать минные поля в Финском заливе. Только в октябре мы потеряли четыре лодки, две из них подорвались на минах.
На совещании, куда были приглашены командиры подводных лодок, флагманские специалисты, работники штаба, шел обстоятельный разговор о том, как усилить удары по врагу. Слушая отчеты командиров лодок, Николай Герасимович не мог не заметить, что у людей боевой настрой, значит, они добьются большего. Они говорили о своих проблемах, в каждом слове чувствовалась готовность к самым решительным схваткам.