Текст книги "Кузнецов. Опальный адмирал"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 42 страниц)

– Вы уж сами решайте, товарищ Сталин, я еще не дорос давать вам советы, – смутился комфлот.

– Не дорос? – усмехнулся Сталин. – А кто предложил перевести торговый порт из Владивостока в бухту Находка?

– Так это же по моей, морской, части, – слукавил Кузнецов.

– Вот-вот, по морской части, – повторил Сталин и посерьезнел. – Очень дельное предложение! Видимо, мы пошлем туда товарища Жданова, он с месяц поживет там, все хорошо посмотрит, и мы решим, как нам быть. Я надеюсь, вы на месте поможете ему во всем разобраться? – В глазах вождя появилась хитринка.

– По долгу службы обязан это сделать, – отозвался Кузнецов.

Поговорили еще о хасанских событиях{Хасанские события – в июле-августе 1938 г. в районе озера Хасан (Приморский край, у залива Посьет) советские войска нанесли поражение японским войскам, пытавшимся захватить советскую территорию между Хасаном и государственной границей.}, потом вдруг Сталин спросил:

– Если мы предложим вам работу в Москве, что вы на это скажете?

Кузнецов на секунду смешался, но тут же взял себя в руки.

– Человек я военный, где прикажут, там и буду служить, хотя опыта работы в центре у меня нет.

– Понятно! – Сталин закурил трубку. – У вас есть вопросы? Нет? Тогда вы свободны.

Утром, едва над столицей полыхнула заря, словно в небе кто-то зажег костер, Кузнецов прибыл в наркомат. Там ему объявили, что он назначен первым заместителем наркома Военно-морского флота, несмотря на то что после отставки Фриновского нового наркома ВМФ еще не было. Все случилось так неожиданно, и поначалу Николаю Герасимовичу не верилось, что это происходит наяву. Даже Пегов заметил, что он чем-то взволнован, а когда узнал, то тут же поздравил.

– Я так за тебя переживал, но слава Богу, все обошлось… Ценит тебя вождь, а это немаловажно для твоей карьеры.

– О карьере, Николай Михайлович, я не думаю, а волнует меня то, как начну свою работу в центре и будут ли мной довольны. Человек я прямой, и если что не по мне, не побоюсь заявить об этом самому вождю.

– Ты все еще холостой? – спросил Пегов. – Надо бы тебе жениться, дружище, тогда и на работе будет легче дышаться.

Кузнецов захохотал.

– Ты чего? – удивился Пегов и даже заметно обиделся.

– Женат я, Николай Михайлович, вот что! Расписался в дни работы съезда, а точнее – тринадцатого марта!

– И кто же она? – Пегов присел в кресло рядом. – Ну-ка, поделись со мной, я же твой друг…

– Она очень симпатичная! – воскликнул Николай Герасимович. – Верой Николаевной величают. Москвичка! Девичья фамилия – Шетохина, а теперь стала Кузнецовой.

– Где ты ее приметил?

– В Главном морском штабе ВМФ, в конструкторском бюро. А живем мы с ней в гостинице «Москва», там, где и ты сейчас. Так что приходи сегодня вечерком, выпьем по рюмашке коньяка в честь моей женитьбы. Там и увидишь мою избранницу…

Заголосила «кремлевка». Кузнецов снял трубку.

– Жданов говорит, – раздался в ней басовитый голос. – Николай Герасимович, товарищ Сталин предложил мне и вам срочно выехать во Владивосток и Хабаровск. Нам надлежит проработать ряд вопросов, в том числе и ваше предложение по выводу торгового порта из главной базы флота в Находку.

Кузнецов было сослался на занятость, обилие бумаг, по которым надо принять решение, но Жданов перебил его:

– Бумаги подождут. И не вздумайте говорить о них товарищу Сталину, он вас не поймет.

– Когда выезжаем?

– Послезавтра, двадцать восьмого марта…

Флотские вопросы в ЦК партии курировал Жданов, от него многое зависело в строительстве кораблей и морских баз. Поэтому поездку с ним Кузнецов решил использовать на благо флота, и это ему удалось. В поезде, когда они ехали целую неделю, и там, на флоте, Николай Герасимович рассказал Жданову немало интересного о кораблях и людях, о том, чем «болеет» флот, что надо сделать в первую очередь, чтобы поднять его боеготовность. Жданов признался ему, что сам он – больше речник, чем моряк, но к морю неравнодушен. На Каме и в Перми он воевал в Гражданскую войну, потом немало лет проработал секретарем крайкома партии в Горьком.

– Но я вам помогу, Николай Герасимович, – заверил он. – Слышали, что говорил Сталин? Нам нужен флот большой и сильный, ради этого мы пойдем на любые жертвы, но эту задачу выполним!..

Поездка для Николая Герасимовича была полезной. Ему казалось, что он убедил секретаря ЦК партии Жданова, как важно начать ускоренными темпами строить корабли, делая основной упор на подводные лодки. И когда они вернулись в Москву, на другой же день в ЦК партии были обсуждены итоги поездки. Пригласили в Кремль и Кузнецова. Присутствовали все члены Политбюро. Жданов коротко, но убедительно изложил проблемы Дальнего Востока, рассказал о делах Приморского края, о Тихоокеанском флоте. Тут же было принято решение о переводе торгового порта в Находку.

– В изучении всех флотских проблем мне помог товарищ Кузнецов, – официально заявил Жданов. – Флот он знает, живет им.

Услышав свое имя, Кузнецов смутился. Когда Жданов сел, с места поднялся Сталин.

– Товарищи, может быть, сейчас мы решим морской вопрос? – обратился он к членам Политбюро.

– Надо бы решить, Иосиф Виссарионович, – отозвался Молотов.

Жданов добавил:

– Больше откладывать нет смысла.

– Хорошо. – Сталин взглянул на комфлота. – Вы свободны, товарищ Кузнецов.

Николай Герасимович так и не понял, о каком «морском вопросе» они вели речь. Но когда после обеда он вернулся на службу, то на своем столе увидел красный пакет. Пробежал глазами текст и почувствовал, как гулко забилось сердце. Это был Указ Президиума Верховного Совета СССР о назначении его наркомом Военно-морского флота СССР. Он так разволновался, что не сразу услышал звонок «кремлевки». Сталин приглашал его к себе.

– Вы довольны назначением? – спросил он, едва Кузнецов переступил порог его кабинета. – Не скрою, я сомневался, надо ли ставить вас на этот высокий пост. Может, лучше Галлера или Исакова? Но Молотов и особенно Жданов убедили меня, что вы и есть тот человек, который поднимет флот. А что, пожалуй, они правы. Есть у вас и опыт, и знания. Я помню, как с Серго Орджоникидзе мы посетили крейсер «Червона Украина», которым вы командовали. Нам очень понравился экипаж. Мы видели, как любят вас моряки. А это большое счастье, когда подчиненные ценят своего командира, тогда по его приказу они пойдут в огонь и воду. Так вы довольны?

– Боюсь, как бы не оплошать, – робко произнес Кузнецов.

– Постарайтесь не оплошать, – необычно мягко сказал Сталин. Улыбка скользнула по его губам и тут же угасла. – Желаю вам успехов на ответственном посту!..

Кузнецов, вернувшись в кабинет, устало опустился в кресло. Нахлынули воспоминания. Память воскресила осень 1935 года. Крейсер «Червона Украина», которым он тогда командовал, по боевой подготовке занял первое место на флоте. Командующий Черноморским флотом флагман флота 2-го ранга Кожанов{Кожанов Иван Кузьмич (1897–1938) – флагман флота 2-го ранга, в 1931–1937 гг. командующий Черноморским флотом.}, державший свой флаг на крейсере, пригласил Кузнецова в каюту и поздравил его с успехом.

– Видишь вот эту бумагу? – кивнул он на стол. – Написал реляцию в Москву, чтобы как лучшего командира, тебя наградили орденом Красной Звезды!

– Не рано ли поздравлять, Иван Кузьмич? – усмехнулся Кузнецов. – Вдруг высокое начальство откажет? Да и не ради награды я стараюсь…

– Ты, как всегда, прям и честен, Николай Герасимович, – улыбнулся Кожанов. – Верю, что стараешься не ради орденов, но за добрые дела не грех и орден дать как стимул к новым доблестям. К тому же ты командир, на тебя подчиненные держат пеленг в службе. – Комфлот достал папиросы и закурил. – Знаешь, я в двадцать два года стал командиром отряда моряков на Волге. Шла Гражданская война. Красные рубились с белыми не на жизнь, а на смерть. Высадились мы как-то на суше и сразу в бой. Скомандовал своим орлам идти в атаку, но никто не поднялся, лежат, прижавшись к земле. А вражьи пули косят траву. Тогда я вскочил с наганом в руке и во всю глотку заорал: «За мной, в атаку!» И моряки стеной пошли на беляков. Тогда-то я и понял, что личный пример командира что маузер – бьет наверняка. А вообще-то военного лиха я хлебнул сполна, особенно когда командовал экспедиционным корпусом на Каспии и вместе с Федором Раскольниковым{Раскольников Федор Федорович (1892–1939) – советский государственный и военный деятель, дипломат, журналист. В 1919–1920 гг. командовал Волжской флотилией, затем Балтийским флотом.} громил английских интервентов.

– И я в девятнадцатом добровольно вступил в Северо-Двинскую военную флотилию в пятнадцать лет, прибавив себе недостающие два года, чтобы стать военным моряком, – сказал Кузнецов. – В боях, правда, не участвовал. Печатал секретные приказы и донесения с фронта. В двадцать втором стал курсантом Военно-морского училища в Петрограде. А вы, наверное, после войны стали командиром корабля?

– Что ты! – махнул рукой Кожанов. – Для меня началась другая война. Практики у меня было хоть отбавляй, а глубоких теоретических знаний кот наплакал. Потому-то в двадцать четвертом стал слушателем Военно-морской академии. Там меня крепко подковали. После учебы попросился на корабли, но направили военно-морским атташе в Японию. Повезло лишь после возвращения на Родину – назначили командиром эсминца «Урицкий». Вдоволь наглотался морской солености, но от моря не ушел. В тридцать первом стал командующим флотом.

– В это время я учился в Военно-морской академии, закончил ее в тридцать втором с отличием…

– И тебя начальник Морских сил РККА наградил пистолетом системы Коровина как командира-ударника? – прервал его Кожанов. – Так или я что-то напутал?

– Все верно, а кто вам рассказал? – удивился Кузнецов.

– Сорока на хвосте принесла! – пошутил Кожанов. И серьезно добавил: – Плох тот командир, который ничего не знает о своих подчиненных. Кстати, на днях я познакомился с твоей женой Натальей Казимировной.

– Где? – снова удивился Николай Герасимович.

– На причале. Она с малышом приходила к тебе, а ты уже ушел в море. Красивая у тебя жена. Любишь ее?

Кузнецов шевельнул бровями.

– Сына мне родила, как же ее не любить?!

Кожанов помолчал, о чем-то задумавшись. Потом спросил Кузнецова, почему на прошлой неделе, когда корабли вернулись с моря, тот ночевал на корабле. Об этом ему сказал старпом.

– Повздорил я с женой, – признался Николай Герасимович. – У Натальи колючий характер… Пришел домой, а ее нет. Оказывается, оставила сына у соседки, а сама ушла к подруге. Вернулась поздно ночью. Ну а я, значит, вспылил…

– С женой воевать грешно, – с усмешкой заметил Кожанов. – Ты уж постарайся сдерживать свои эмоции. Думаешь, у меня жена сахар? Как бы не так! Тоже порой ссоримся, но я стараюсь во всем ей уступать.

«Моя Наталья на мужиков глаза пялит», – едва не вырвалось у Николая Герасимовича.

– Пора тебе помириться с ней, не то если придет ко мне с жалобой, пеняй на себя. У командира семья должна быть крепкой!

– Учту, товарищ командующий, – напряженным голосом произнес Кузнецов.

Кожанов ценил его за «неукротимую энергию и энтузиазм». Кузнецов разработал систему боевой готовности одиночного корабля, позже ее внедрили на всех флотах. Если раньше крейсер готовился к выходу в море едва ли не четыре часа, то теперь метод экстренного прогрева турбин позволял это сделать за 15–20 минут. По инициативе Кузнецова комендоры{Комендоры – артиллеристы.} крейсера повели борьбу за поражение противника первым залпом. Почин «Червоной Украины» подхватили другие корабли, а вскоре и весь флот.

– Я, конечно, не герой, но приятно, когда по моему крейсеру равняются другие, – сказал Николай Герасимович, когда на разборе учений комфлот похвалил его.

Правда, в тот же день начальник штаба Душенов за чашкой чаю как бы вскользь заметил Кожанову: мол, на крейсере люди хорошо действуют на учениях, а в повседневной службе там имеются серьезные огрехи…

– Да? – насторожился комфлот.

В канун ноябрьских праздников Кожанов неожиданно устроил проверку боевой готовности крейсера. Едва ступив на палубу корабля и приняв рапорт капитана 2-го ранга Кузнецова, он сухо произнес:

– Боевая тревога! Срочный выход в море! – И, понизив голос, добавил, глядя на недоумевающего командира: – Хочу проверить организацию службы на общекорабельном учении, имитируя бой с противником.

– Есть! – повеселел Кузнецов.

Колокола громкого боя раскололи тишину в Севастопольской бухте. И вот уже крейсер снялся с якоря и взял курс в открытое море. За кормой белым кружевом пенилась вода, чайки резали крыльями воздух, озорными криками провожая корабль. Густая синева висела над водой, и шторма не предвиделось. Но когда начались учения, подул северный ветер, нагнал волну, и работа на боевых постах резко осложнилась. Но моряки действовали так, словно и вправду шел морской бой. Они отражали атаки самолетов противника, боролись с пожаром в корме, куда «попала» торпеда, комендоры стреляли по щиту, который тащил за собой другой крейсер, и накрыли цель первым залпом.

– Я хотел бы сам посмотреть щит, – сказал Кожанов, глядя на командира корабля.

Крейсер подошел к щиту, и все увидели на нем большие дыры. Комфлот подозвал к себе артиллериста корабля Аркадия Свердлова и крепко пожал ему руку.

– Молодцы ваши комендоры: цель поражена с первого залпа. Так держать!

Свердлов смутился и совсем не по-уставному ответил:

– У нас, товарищ командующий, есть традиция – бить врага наверняка!..

Крейсер возвращался. Уже темнело. В небе зажглись первые звезды. На море была зыбь. Оставив за себя на мостике старпома, Кузнецов спустился в каюту командующего и пригласил его отужинать.

– Не откажусь!..

Во время ужина комфлот спросил Кузнецова:

– Хочешь знать, почему я сделал внезапную проверку экипажу? Так вот, в штабе флота кое-кто считает, что экипаж «Червоной Украины» трудится в поте лица лишь на учениях, а в повседневной службе у вас порядка нет.

– Кто этот кое-кто? – В голосе Кузнецова звучала обида.

– Зачем тебе знать? – усмехнулся Кожанов. – Главное, я убедился, что это не так…

Кузнецов пришел домой усталый и какой-то разбитый. Жил он с женой и сыном в трехкомнатной квартире, которую получил год назад, когда в Севастополе построили дом для флагманов. Было уже поздно, но жена не спала. Уложив сына в детской, она сидела на диване и читала книгу. Увидев мужа, встала.

– Что-то ты засиделся на своем крейсере, дорогой морячок! – с улыбкой промолвила она и шагнула к нему, чтобы снять с его головы фуражку, но он мягко возразил:

– Я сам… – Кузнецов повесил фуражку на вешалку. – Витек уже спит?

– Намаялся с игрушками.

Наталья присела к столу. Она и вправду была красива. Лицо открытое, глаза большие, черные, блестящие. Над ними такие же черные брови. Но порой в ее глазах была такая грусть, что Николаю Герасимовичу становилось не по себе, казалось, что это он чем-то обидел жену.

– Ужинать будешь?

– Нет, я сыт, на своем корвете ел котлеты с гречкой. – Он сел на диван, ладонью пригладил волосы. – Устал я чертовски. Комфлот устроил проверку крейсеру, и весь день в море мы «сражались» с противником.

– И как он, Кожанов, остался доволен? – Наталья повела бровью.

– Экипажу и мне персонально объявил благодарность!

– Ты, конечно, рад? – В глазах жены читалась усмешка.

– Море – моя жизнь, и, если все идет как надо, почему бы не радоваться? – Кузнецов помолчал. – Кстати, о тебе Иван Кузьмич сказал, что ты красива.

– Вот как! – воскликнула Наталья. – А мне он не понравился, глаза раскосые, как у японца. Я случайно познакомилась с ним. Хотела тебя увидеть, но крейсер уже ушел в море. Так объяснил мне дежурный КПП. Собралась уходить, как к причалу подкатила легковушка и из нее вышел какой-то начальник. Из рапорта дежурного я поняла, что это и есть командующий флотом. Он поздоровался со мной, спросил, кто я и зачем пришла. Он был вежлив, сдержан, улыбался и даже пошутил: мол, не сбежала ли я с картины художника? Вообще-то забавный ваш комфлот.

– Мне он по душе, – сказал Николай Герасимович. – Умен, прост в общении с людьми, моряки его почитают…

Утром на крейсер пришли свежие газеты. Кузнецов развернул «Красную Звезду», в глаза бросился крупный заголовок: «Капитан первого ранга». Николай Герасимович прочел статью на одном дыхании. В ней комфлот назвал его «самым молодым капитаном первого ранга всех морей мира».

– Я ничего не напутал в статье? – спросил Кожанов, когда зашел к Кузнецову в каюту.

– Нет, – смутился Николай Герасимович.

– Наталья Казимировна расцелует тебя, когда узнает, что ты капитан 1-го ранга.

– Вряд ли, Иван Кузьмич, – грустно отозвался Кузнецов.

– Отчего вдруг?

– Мы с ней снова повздорили, и кажется, серьезно. – Помолчав, он вдруг выпалил: – У нее кто-то есть… Я случайно услышал, как она любезничала с ним по телефону.

– «Любезничала по телефону…» – усмехнулся Кочанов. – Она что, лишена права иметь знакомых? Ты меня удивляешь, Кузнецов. Ревность бушует в твоей груди, вот что!..

Прошло три месяца. Наступил Февраль 1936 года. Перед Днем РККА Кузнецову позвонил его друг флагманский инженер-механик бригады крейсеров Николай Прохватилов.

– Николашка, ты уже собрался в поездку?

– Какая еще поездка? – едва не выругался Николай Герасимович.

– Разве старпом не сказал тебе о моем вчерашнем звонке? Ты награжден орденом Красной Звезды, а я – орденом «Знак Почета». Группа награжденных моряков-черноморцев завтра выезжает в столицу, велено и нам быть. Телеграмму подписал комфлот.

– Я был в штабе и старпома не видел. Спасибо, что дал знать.

– Что надо было Прохватилову? – спросила Наталья, когда муж положил трубку.

– Завтра вечером мы с ним выезжаем в Москву, там нам вручат ордена.

– Коля, милый, и я поеду с тобой! – воскликнула жена. – Хочу повидать столицу, пройтись по Красной площади, увидеть Кремль. А вечером вместе пошли бы в Большой театр. Ты не возражаешь?

– Ни к чему это, Наташа, – возразил Кузнецов. – Вот дадут мне отпуск, тогда и поедем с тобой куда пожелаешь.

Жена грустно молвила:

– Жаль, но пусть будет так, как ты решил.

Ордена вручали в Кремле 17 февраля. Дни в столице стояли морозные. Улицы замело снегом. Когда они приехали, весь день резвилась шальная метель, наметая сугробы. Лишь под вечер улеглась она, небо прояснилось от серо-бурых туч, небосклон загорелся звездами. Военных моряков принимал Михаил Иванович Калинин, председатель ЦИК СССР. Был он весел, седая клинышком бородка шевелилась как живая, в глазах задорно горели огоньки. Говорил он просто, но находил для награжденных такие слова, которые бередили душу, заставляли сопереживать вместе с ним.

– Так это вы командир крейсера «Червона Украина»? – спросил Калинин, когда вручал Кузнецову орден. – Товарищ Сталин и Серго Орджоникидзе гостили на вашем корабле, они с похвалой отзывались об экипаже. Ваш корабль – лучший на военном флоте, и не зря вас наградили. – Он вручил Кузнецову орден Красной Звезды.

– Служу Советскому Союзу!.. – волнуясь, произнес Николай Герасимович.

Вечером моряки отправились в Большой театр. Кузнецова и Прохватилова пригласили в литерную ложу. Шла опера «Пиковая дама».

– Знаешь, Николай, я уже скучаю по кораблю, – признался Кузнецов своему другу.

– И по жене, наверное, соскучился, – улыбнулся друг. – Завтра уедем в Севастополь, так что не грусти…

Когда поезд прибыл в город, шел сильный и холодный дождь. Рядом с Приморским бульваром гулко дышало море, оно ворчало сердито и устало. Время было позднее, и Николай Герасимович решил не идти на корабль, а поспешил домой. Открыл квартиру своим ключом, но жены дома не было. Кроватка сына пуста. Кузнецов стал гадать, куда же ушла жена. Наспех перекусив, он вышел во двор. Ночь темная, лишь над морем чуть просияло, кое-где осколками алмаза горели звезды. Серп луны был бледно-розовым, словно его накрыла кисея. Но где же Наталья, куда она ушла? Наверное, гостит у Кати, своей подруги. Недавно та разошлась с мужем, штурманом с эсминца «Железняков». Детей у них не было, а работала Катя буфетчицей в авиагородке, там и жила, но в каком доме – Кузнецов не знал.

Он поднялся в свою квартиру. На душе неприятный холодок, словно туда упала капля дождя. Взгляд упал на корабельные часы, висевшие на стене в прихожей. Половина двенадцатого, а жены все нет. Не раздеваясь, Николай Герасимович прилег на диван и вскоре уснул.

Разбудил его шум машины во дворе. Он встал и подошел к окну. Машина, сверкая фарами, развернулась и уехала. Он присел на диван, и тут звякнул дверной замок и в прихожую вошла Наталья с сыном на руках.

– Коля, ты уже приехал? – растерянно спросила она. – Возьми у меня Витюню и положи в кроватку. Он спит.

Положив сына, Кузнецов спросил:

– Где ты была?

– У Кати в городке, – ответила жена, расчесывая волосы перед зеркалом. – У нее сегодня день рождения… А ты давно приехал? Мог бы мне из Москвы позвонить, я бы тебя встретила, – с обидой в голосе заметила она. – Как съездил, орден вручили? Покажи…

– Он на тужурке.

Наталья долго разглядывала орден, потом сказала:

– Поздравляю, Коленька, ты его заслужил. – И то ли в шутку, то ли всерьез добавила: – Как же тебе не дать орден, если ты любишь море и корабль больше, чем свою жену!

Она ждала, что он рассердится, станет упрекать ее, что ушла к подруге, допоздна засиделась там, а он был тих, только и спросил:

– Как ты добралась домой в такой позднее время?

– Летчик привез нас с сынком на машине.

– Он что, твой знакомый?

– Не мой, а Кати! – Она встала и заходила по комнате, ломая пальцы. – Ты что, ревнуешь меня?

Николай Герасимович засмеялся:

– Чего ради? Ревность – чувство плохое, она может толкнуть человека на дурной поступок, а я подобное не приемлю.

На ее тонких губах застыла усмешка. Она подошла к нему, поцеловала в щеку.

– Еще раз поздравляю тебя с орденом! Я уверена, что скоро на твоей могучей груди появится новый орден!.. Ну, я пошла спать. Пожалуйста, не тревожь меня, я так устала… – Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Он лег на диван и долго не мог уснуть.

Проснулся рано, выглянул в окно. Ночью выпал снег, и кругом все побелело. Прежде чем уйти на корабль к подъему флага, он хотел поговорить с женой. Подошел к двери и тихо окликнул:

– Ты спишь?

Из комнаты ни звука. Он оделся и неслышно вышел, прикрыв за собой дверь.

Всю неделю крейсер был в море, и все это время Николай Герасимович не знал покоя. Скребло на душе от мысли, что то и дело у него случаются ссоры с женой, какие-то недомолвки в разговорах с ней, хотя все это ему претило. Не такой он по натуре человек, чтобы из мухи делать слона, но и позволить Наталье вести себя так, как ей заблагорассудится, он не мог. «Любит ли она меня? – вдруг задал он себе этот вопрос и почувствовал, как по спине пробежал холодок. – Если не любит, тогда почему рожала сына? Или, быть может, я в чем-то ее разочаровал? Да нет же, я прям с ней и честен». И тут же его словно иглой уколола мысль: «У нее есть кто-то, иначе она не стала бы со мной ссориться. Вот вернусь из похода и поговорю с ней начистоту…»

Возвратились на базу лишь на восьмые сутки, Кузнецов пригласил к себе старпома.

– Вы остаетесь на крейсере за старшего, а мне надо на берег. Если флагман спросит, где я, доложите, что дома.

Кузнецов садился в катер, когда к нему подошел Николай Прохватилов.

– Приглашаю к себе на ужин, – сказал он. – Надо же орден обмыть.

– Садись в катер, и поедем ко мне ужинать, а в другой раз я к тебе приду. Ну?..

В этот день и случилось то, что должно было случиться. «В тот вечер у Кузнецовых был незнакомый мне летчик, приглашенный Натальей Казимировной, – вспоминал Николай Александрович Прохватилов. – Поговаривали, будто бы он ухаживал за ней. Отдыхали, танцевали, пили вино. Уже далеко за полночь Николай Герасимович после разговора с женой вдруг поднялся и собрался уходить. Выйдя из дома, он в раздумье произнес: «Куда идти?» Тогда я пригласил его к себе. Жена с дочкой находились в санатории, и дома я был один. Николай Герасимович согласился переночевать у меня. Утром, как всегда, к подъему флага мы прибыли на корабль. Из деликатности я не стал расспрашивать его о том, что произошло. Но с тех пор у себя дома он уже никогда не появлялся».

Так что же случилось? Наталья Казимировна знала, что муж ушел в море, будет не скоро и пригласила к себе домой своего поклонника. Когда оба моряка вошли в квартиру, Николай Герасимович не спросил у жены, кто этот летчик и зачем он пришел. Поскольку стол уже был накрыт, он весело бросил:

– Садись, Николай, заодно и мы с тобой опрокинем по рюмашке!..

Но сидеть спокойно за столом и коситься на летчика Николай Герасимович долго не смог, в нем взыграла ревность. Он взял за руку Наталью и вышел с ней в другую комнату.

– Кто он, этот летчик? – спросил он жену и так сжал ее пальцы, что ей стало больно, но она молчала. – Если не скажешь, я спрошу у него сам…

– Я люблю его, – пряча глаза, прошептала Наталья. – И он меня любит…

– Что же мне теперь делать? – растерянно спросил Николай Герасимович.

– Сам решай, – тихо отозвалась жена.

– Жить с тобой я не буду! – Голос его дрогнул и сорвался. – Вернусь с учений и подам на развод…

Всю неделю Кузнецов не сходил на берег. Скучал по сыну. В тот памятный вечер он даже не простился с ним, и эта мысль скребла душу. В середине августа бригада крейсеров вышла из Севастополя и после двухдневных учений бросила якоря на Евпаторийском рейде. Комфлот Кожанов по-прежнему держал свой флаг на крейсере («Червона Украина».) На учениях он и начальник штаба флота Константин Душенов были весьма придирчивы, но каких-либо претензий к командиру крейсера Кузнецову они не высказали. Кожанов во время обеда в кают-компании заявил, что действиями экипажа крейсера он доволен.

– И я тоже, – заметил Душенов. Глядя на комфлота, он добавил: – Иван Кузьмич, вы оказались правы, когда говорили, что командира «Червоной Украины» можно представить к новому ордену.

– Пожалуй, теперь я воздержусь, – молвил Кожанов.

Кузнецов почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.

– Не понял вас, товарищ командующий, – смутился Душенов. – На учениях крейсер блестяще выполнил свою задачу.

– Не в этом дело, Константин Иванович, – ответил комфлот. – У нашего командира распалась семья, и это меня огорчило.

– Как распалась? – не понял Душенов.

– Николай Герасимович домой не ходит и заявил жене, что подаст на развод. К лицу ли такое поведение «блестящему командиру»?

Они были в кают-компании втроем, и Кузнецов не смолчал.

– Это мое личное дело, – тихо произнес он. – И пока случившееся отрицательно не сказалось на выполнении мною своих функциональных обязанностей.

– Пока не сказалось, но может сказаться, – сухо возразил комфлот. – Я не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности, поэтому советую уладить свои семейные цела. Жена совершила ошибку, увлеклась летчиком, и тебе надо помочь ей исправить эту ошибку.

Кузнецов резко вскочил с места.

– Товарищ командующий, я прошу вас… – громко начал он и сразу умолк, подыскивая нужные слова. – Понимаете, – он пальцами потер виски, – я не могу простить ей измену. Это не в моих силах…

– Не горячись, Николай Герасимович, и хорошо обдумай ситуацию, – посоветовал Кожанов.

На другой день учения продолжились. Утром «Червона Украина» приняла от буксира корабельный щит (по нему крейсер «Красный Кавказ» должен был стрелять из орудий главного калибра), и вышла в назначенную точку, чтобы оттуда начать движение. Кузнецов стоял в рубке с секундомером в руке. Над морем висела серая дымка, дул ветер, но волны были небольшие, и он верил, что крейсер отстреляется как надо. И не ошибся. Когда дальномерщики доложили, что на горизонте показались мачты корабля, крейсер открыл огонь и через несколько секунд Кузнецов в бинокль увидел, как снаряды «Красного Кавказа» накрыли щит.

– Поразили цель с первого залпа! – воскликнул Кузнецов.

Стоявший рядом Кожанов посмотрел в бинокль. Да, в щите появилось несколько дыр. Он повернулся к Николаю Герасимовичу.

– Теперь твоя очередь стрелять, посмотрим, сумеют ли твои орлы сбить конус! – Комфлот добродушно улыбнулся. – Не подведут?

– Не должны, товарищ флагман флота.

– Ну-ну.

Высоко в небе появился самолет, он тащил за собой на буксире цель. Корабельные зенитчики вмиг изготовились к стрельбе. Огонь! Кузнецов увидел, как рядом с конусом вспыхнули белые разрывы от снарядов. Еще, еще… И вот конус сбит! Самолет развернулся и взял курс на аэродром.

– Ничего не скажешь, молодцы зенитчики! – одобрительно произнес комфлот. – Объявите им от моего имени благодарность.

– Есть! – отчеканил Кузнецов.

Стало смеркаться. В сгустившейся темноте крейсера возвращались на Евпаторийский рейд. Ночь спустилась над притихшим морем, берег сверкал огнями. Кожанов вызвал Кузнецова в свою каюту, приказал подать катер к трапу.

– Я убываю в штаб флота, – проговорил он. – Старшим на бригаде крейсеров остается Душенов. К утру я вернусь на крейсер.

– Есть вопрос… – Кузнецов смутился, а комфлот мягка улыбнулся.

– Говори, я слушаю!

– Моя жена была у вас на приеме?

– Была, Николай Герасимович, и мы приятно с ней беседовали.

– Что ей надо было?

– Она просила помочь ей вернуть тебя в семью. Я посоветовал ей решать это дело с тобой. Помирились бы, а?

– Никогда! – вырвалось у Кузнецова. – А сына… сына, Иван Кузьмич, я воспитаю.

И не знал, не ведал Николай Герасимович, что в дальнейших учениях на флоте он не примет участия, так как навсегда покинет крейсер «Червона Украина» и в Севастополь больше не вернется. И причиной тому стала загадочная телеграмма комфлота Кожанова, которую он получил утром. Ему предписывалось срочно выехать в Москву, а зачем – в депеше ни слова! Не напутали ли чего связисты? Но едва крейсер вошел в Севастопольскую бухту, как на его имя поступило сообщение с берега: билет на вечерний поезд ему забронирован!

«Что за ребус?» – выругался в душе Кузнецов. О причине поездки в Москву опять ни слова! Решил переговорить с командующим флотом.

Катер пристал к Графской пристани. Кузнецов сошел на берег и прямиком в штаб флота. Кожанов готовился к учениям и что-то разглядывал на карте. Увидев Кузнецова, он выпрямился.

– Вы уже собрались в дорогу? – спросил он. – Семью свою навестили?

– Я с женой развелся, есть на этот счет документ. Могу показать.

Николай Герасимович полез в карман тужурки, но комфлот сказал:

– Не надо… – Он грузно прошелся по кабинету. – Вы знаете, зачем вас вызывают в Управление Военно-морских сил?

– Скажите, товарищ флагман флота.

– Я и сам не знаю, – усмехнулся тот. – Мне отдал такой приказ начальник Морских сил РККА Орлов, а спрашивать его я не счел нужным.

Загадка разрешилась в Москве, когда Кузнецова принял начальник Управления наркомата Урицкий. Был он невысокого роста, с худощавым лицом и серыми глазами. Военная форма сидела на нем ладно, сапоги начищены до блеска.