Текст книги "Гитлер. Неотвратимость судьбы"
Автор книги: Александр Ушаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 60 страниц)
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
После занятия Рейнской зоны главной задачей Гитлера стали расширение дипломатическими средствами свободы действия и поиск союзников. Фюрер считал наилучшим союзником для себя Великобританию, которая могла нейтрализовать любые действия Франции и ее союзников. В апреле 1936 года он назначил послом в Лондон И. Риббентропа и приказал ему любыми путями добиться союза между Берлином и Лондоном. В глубине души Гитлер прекрасно понимал, что расстроить отношения между Парижем и Лондоном нереально и обратил пристальное внимание на Италию и Японию. Это были морские державы, и с их помощью Германия могла установить блокаду Британии в Средиземном море, в Тихом и Атлантическом океанах.
Все предпосылки для такого союза у фюрера были. Война в Абиссинии показала полную несостоятельность Италии в том, чтобы утвердиться в Северной Африке и на Средиземном море. А вот с помощью Германии это было (как, во всяком случае, считал Муссолини) возможно.
Сближение с Италией началось с лета 1936 года, когда Муссолини назначил своего зятя Г. Чиано, рьяного сторонника Гитлера, министром иностранных дел. Сотрудничеству двух фашистских государстве в значительной степени способствовала вспыхнувшая 17 июля 1936 года война в Испании. И об отношении к ней фюрера надо сказать особо.
Гитлер не проявлял к Испании никакого интереса до той самой минуты, когда в ней вспыхнул правый мятеж против левого республиканского правительства, избранного в феврале 1936 года. Гитлер был на очередном вагнеровском фестивале в Байрейте, куда Гесс привез двух немцев из Марокко. Один из них, Йоханесс Бернгард, был близким приятелем генерала Франко, командовавшего в те времена испанской армией в Африке. Вот он-то и привез фюреру письмо от Франко, который просил Гитлера помочь ему перебросить войска в Испанию. В противном случае поднятый правыми мятеж грозил провалом.
Дипломаты тут же дали Гитлеру совет не вмешиваться во внутренние дела Испании. Однако после консультаций с Герингом, фон Бломбергом и адмиралом Канарисом фюрер все же решил оказать помощь Франко. Но не бескорыстно, а за испанские хромовую руду, которая шла на производство брони, и вольфрам. Немецкие самолеты приступили к переброске войск Франко, а в начале августа в Испанию был направлен немецкий экспедиционный корпус. Оказывал Гитлер и другую помощь в виде поставки боеприпасов и снаряжения (хотя она даже и сравниться не могла с тем, что делал для мятежников Муссолини).
В ноябре Гитлер и Муссолини признали Франко и испанских националистов законным правительством страны. Однако попытка генерала взять Мадрид не увенчалась успехом. К явному неудовольствию Гитлера, война затягивалась, и ему надо было подумать, как выйти из нее без особого урона для собственного престижа. Именно по этой причине он отказал своему представителю при Франко генералу Фаупелю, который требовал прислать в Испанию три армейские дивизии.
Если же говорить о гражданской войне в Испании с политической точки зрения, то она пришлась для Гитлера как нельзя кстати. Он спокойно наблюдал за грызней ведущих держав по поводу Средиземноморья и продолжал заниматься перевооружением. И, конечно, ему было выгодно сосредоточить все внимание ведущих европейских стран на событиях в Испании как можно дольше, поэтому он и не стремился обеспечить Франко быструю победу. Фюрер вел себя так, чтобы франкисты не терпели поражения, но в то же время основное бремя войны взвалил на себя его друг и приятель Муссолини. И чем глубже Италия увязала в Испании, тем напряженнее становились ее отношения с Францией и Англией, что неизбежно толкало ее в сторону Германии, с которой она уже начала сближение во время своей абиссинской авантюры.
Более того, в секретной речи в ноябре 1937 года Гитлер однозначно заявил, что полная победа Франко нежелательна для Германии. «Наши интересы, – заявил он, – состоят в продолжении войны и в поддержании напряженности в Средиземноморье». Помимо всего прочего война в Испании давала фюреру возможность готовить крестовый поход против большевизма, испытывать оружие в реальных боевых действиях и дать возможность своим офицерам и особенно пилотам приобрести бесценный боевой опыт.
* * *
Как и предвидел Гитлер, не пожелавшая оставаться в изоляции Италия первой сделал шаг ему навстречу. 23 октября 1936 года Чиано встретился с Гитлером, и тот сразу же заявил о необходимости как можно быстрее заключить прочный союз и попытаться привлечь к нему другие страны под лозунгом борьбы против большевизма.
Чиано охотно согласился, и стороны договорились о том, что итальянской сферой интересов остается Средиземноморье, а немецкой – Балтика и Восточная Европа. А еще через неделю Муссолини впервые заговорил об «оси Берлин-Рим». Более того, в те самые минуты, когда подписывался германо-итальянский договор, Риббентроп и японский посол составляли документ о направленном «против подрывной деятельности Коммунистического интернационала» японо-германском союзе. 25 ноября акт был подписан, а еще через год к нему присоединилась Италия. Гитлер повел себя очень тонко, и продиктованный им секретный протокол к официальному тексту был направлен против Советского Союза. В этом документе партнеры договорились в случае неспровоцированного нападения Москвы на одного из них «выработать меры по защите общих интересов».
Конечно, вокруг оси Берлин-Рим-Токио было больше шума, так как Гитлер весьма пренебрежительно относился к азиатским странам, считая их пригодными лишь для того, чтобы использовать в нужный момент против Советского Союза.
Другое дело Италия. Здесь все было сложнее, поскольку его нападение на Австрию полностью зависело от Муссолини, который все еще продолжал считать историческую родину Гитлера сферой своих интересов. Фюреру предстояло преодолеть то наследие недоверия и ревности, которую итальянцы испытывали к Германии в отношении ее устремлений в Австрии. Но Гитлер хорошо знал, с кем имеет дело. Амбиции Муссолини в Средиземноморском регионе, его стремление быть всегда на стороне победителей и участвовать в «ощипывании» вырождающихся демократий, его негодование в отношении Англии и Франции в связи с санкциями и, наконец, ущемленное тщеславие диктатора с ярко выраженным комплексом неполноценности в международных отношениях – все это подчеркивало выгоды того самого партнерства, которое ему навязывал Гитлер. И по большому счету настоящее сближение между двумя диктаторами произошло в сентябре 1937 года, когда Муссолини прибыл с государственным визитом в Германию в специальной сшитой для этого случая униформе.
«Гитлер, – пишет Буллок, – принял дуче с присущим нацистам талантом к показухам и устроил выставку германской мощи: парады, военные маневры, посещение предприятий Круппа и в завершение – массовая демонстрация в честь высокого гостя в Берлине; все это очаровало итальянца и произвело на него неизгладимое впечатление, которое его уже никогда не покидало. Этот шаг был роковым для дуче, ознаменовав начало потери им собственной независимости, что привело его режим к катастрофе, а его самого – к виселице на Пьяццале Лорето в Милане».
И все же те товарищеские чувства, которые Гитлер испытывал к Муссолини, были искренними. Как и сам он, Муссолини был человеком из народа, и с ним Гитлер чувствовал себя настолько свободно, насколько не мог чувствовать с представителями традиционных правящих классов, не говоря уже об итальянской королевской семье. Несмотря даже на последующее разочарование в итальянских военных успехах, Гитлер ни разу не предал и не бросил Муссолини в беде, даже когда тот был свергнут.
Вслед за визитом дуче в ноябре 1937 года в Рим прибыл Риббентроп, чтобы уговорить Муссолини подписать Антикоминтерновский пакт. Риббентроп весьма порадовал дуче, когда заявил, что его миссия в Лондоне потерпела неудачу и что интересы Германии и Великобритании непримиримы. Гитлер был в неменьшей степени обрадован сообщением Риббентропа о замечаниях Муссолини на тему Австрии. Согласно записям Чиано, Муссолини сказал, что он устал охранять австрийскую независимость, особенно если сами австрийцы этого больше уже не хотят: «Австрия – это немецкое государство №2. Она никогда не сможет ничего сделать без Германии, тем более против Германии. Интерес Италии в этом уже не столь острый, каким он был несколько лет назад, главным образом из-за развития Италии, что сосредоточивает ее интерес в Средиземном море и в колониях… Лучше всего дать возможность событиям идти своим чередом. Не стоит усложнять ситуацию… С другой стороны, Франция знает, что если по поводу Австрии возникнет кризис, Италия ничего делать не будет. Это и было сказано Шушнигу в Венеции. Мы не можем навязывать Австрии независимость».
Так Муссолини отвернулся от Австрии и дал Гитлеру то самое разрешение на аншлюс, которого тот ждал столько лет. Единственное, о чем попросил дуче, – ставить его в известность обо всем, что имело отношение к Австрии. Гитлер пообещал, но ничего не сделал в этом отношении. Что же касается Великобритании, на союз с которой Гитлер возлагал столько надежд, то ничего из этого не вышло по причине полной противоположности интересов. И уже 2 января 1938 года Риббентроп в своей записке фюреру прямо писал о том, что ему надо раз и навсегда отказаться даже от надежды на достижение взаимопонимания с Лондоном и сосредоточить все свои усилия на создании союзов, направленных против нее. Гитлер принял пожелание своего посла к сведению и принялся готовиться к захвату Австрии.
* * *
Программа развития немецкой армии, принятая в августе 1936 года, ознаменовала собой решительный переход от оборонительного перевооружения к четко выраженному наступательному. А вот как это наступление будет проходить, никто из военных и политиков толком не знал. «Фюрер считает необходимым создать мощную армию в самые короткие сроки» – вот и все, что знало окружение Гитлера о его планах.
Свои планы Гитлер впервые приоткрыл только 5 ноября 1937 года на совещании, на которое он вызвал трех главнокомандующих: армии – фон Фрича, флота – Редера и авиации – Геринга, министра обороны Бломберга и министра иностранных дел фон Нейрата. С присущей ему важностью фюрер сообщил, что «его доклад является плодом зрелого размышления и опыта, приобретенного за четыре с половиной года пребывания у власти». Свой доклад он попросил рассматривать в качестве его последней воли и завещания на случай неожиданной смерти.
Начал Гитлер с давно уже известного положения о том, что даже самое активное участие Германии в мировой торговле не позволит решить все ее проблемы. Большое внимание он уделил и тому, что 85 миллионов немцев и по сей день страдают от того, что все они «более плотно упакованы на своей нынешней территории, чем любой другой народ, что подразумевает право жить на более просторном жизненном пространстве».
– В результате веков исторического развития, – говорил Гитлер, – не появилось политического результата, в территориальном смысле соответствующего данному немецкому расовому ядру… Но я не сомневаюсь, что объединение немецкого народа в пределах Великого германского рейха все еще должно быть достигнуто. Единственное средство, хотя оно и может показаться призрачным, состоит в том, чтобы добиться большего жизненного пространства; во все времена такой поход обусловливал возникновение государств и миграцию народов…
По словам Гитлера, эту проблему надо было решать как можно быстрее, и это самое жизненное пространство искать не за семью морями, а в Европе.
– Никогда, – подчеркнул фюрер, – не было пространств без хозяина, и сейчас такого тоже нет… проблемы Германии могут быть решены только с помощью силы, а это неизменно связано с риском.
Что же касается практического решения проблемы столь необходимого для немцев «жизненного пространства», то, обещал фюрер, оно начнет решаться самое позднее уже в 1943-1945 годах. Если он, конечно, к тому времени будет еще жив.
Почему фюрер выбрал именно эти годы? Да только потому, что Германия уже опережала другие западные страны и Советский Союз в своем перевооружении. Начинать Гитлер был намерен с «одновременного низвержения Чехословакии и Австрии, чтобы устранить угрозу с фланга при любой возможной операции против Запада». В дополнение к тому, что границы станут короче и удобнее для обороны, появятся дополнительные человеческие ресурсы для формирования 12 новых дивизий; аннексия этих государств Центральной Европы будет означать «приобретение продуктов питания для 5-6 миллионов человек, предполагая, что вполне предсказуема эмиграция 2 миллионов человек из Чехословакии и одного миллиона из Австрии». При этом Гитлер даже не намекнул на «избавление судетских немцев от невыносимых преследований со стороны чехов», о чем он постоянно будет говорить, оправдывая свои действия во время чешского кризиса 1938 года.
Но Гитлер не упомянул о Восточной Европе, где собирался захватить «жизненное пространство». Он не сказал ни слова ни о Польше, ни о СССР, упомянув только о «необходимости акции, которая может возникнуть до периода 1943-1945 годов», а также о «двух антагонистах, проникнутых ненавистью, – Британии и Франции… которые всегда противились любому усилению Германии в Европе или за океаном».
Гитлер открыто говорил о своих планах впервые, но никто из слушавших его генералов и политиков не услышал для себя ничего нового. И никто не сказал ни единого слова против аншлюса Австрии и уничтожения Чехословакии.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ну а пока фюрер вел подготовку к осуществлению своей заветной мечты, давайте посмотрим, как протекала все эти годы его личная жизнь. Как того и следовало ожидать, основной дамой фюрера считалась Ева Браун, которая тем не менее вела далеко не самую беззаботную жизнь. В Берлине она жила в очень неуютной квартире под кухонными помещениями старой рейхсканцелярии, куда доносились запахи стряпни. Но куда больше ее донимали жившие рядом секретарши Гитлера, и прежде всего красавица Герда Дарановски. По какой-то непонятной причине им доставляло огромное удовольствие доводить Еву до белого каления сплетнями о ее возлюбленном. Они наперебой рассказывали ей, как Гитлер кокетничал с актрисой Ренатой Мюллер и увивался в Доме деятелей германской культуры, куда Еву никогда не приглашали, вокруг Женни Юго и известной венгерской танцовщицы Марики Рокк.
Они сообщали бледной от ревности Еве подробности связи Гитлера с дочерью известного певца и сподвижника Карузо Лео Слезака Маргарет. По их словам, девушка была безумно влюблена в Гитлера, и тот отвечал ей взаимностью. Трудно сказать, так ли это было на самом деле, но то, что именно фюрер содействовал появлению на экране Маргарет, было хорошо известно. Смаковали секретарши и то, как Маргарет попыталась покончить с собой после того, как Гитлер в конце концов пресытился ею и оставил. Спасти несчастную удалось только в последнюю минуту.
Ничего особенно странного и тем более неправдоподобного в рассказах секретарш не было. Гитлер был человеком настроения и мог влюбиться в считанные минуты, как это и произошло с ним во время его знакомства с семнадцатилетней Зигрид фон Лафферет в Хайлигендаме – старейшем морском курорте.
Гитлер был настолько увлечен молодой красавицей, что решил взять ее с собой в Берлин и сделать из нее настоящую светскую львицу. Очень скоро в дипломатических кругах столицы рейха обратили внимание на юную баронессу. «У нее, – вспоминал бывший посол Италии в Германии Дино Альфиери, – длинные ноги и, наверное, самый маленький рот в мире. Она не пользовалась косметикой, а длинные волосы собирала на затылке на манер короны».
Скоро пошли слухи о страстной любви фюрера к баронессе, что доставило Еве новые страдания. И тогда Гитлер решил устроить судьбу Зигрид на свой вкус. На роль мужа баронессы он выбрал посланника фон Хевеля. Однако из этой затеи ничего не вышло. Зигрид уехала в Париж, где вышла замуж за сына германского посла графа Иоганна фон Вельчена. После войны она заявила, что никогда не вышла бы замуж за тирана. Верится в это с трудом: однажды, когда Гитлер спросил ее, почему она не замужем, Зигрид недвусмысленно ответила: «Мой фюрер, вы сами знаете, почему!»
После истории с Зигрид Еву ждал новый удар – фюрер увлекся дочерью итальянского короля принцессой Марией Савойской. До поры до времени считалось, что слухи об этом увлечении распускал министр иностранных дел Италии граф Галеаццо Чиано. Но достоверно известно, что во время визита в Италию Гитлер на приеме в Квиринале весьма прозрачно намекнул, что принцесса к нему неравнодушна. Хотя раньше Гитлер говорил в своем ближайшем окружении, что если ему и суждено заключить брак по расчету, то он женится на Винифред Вагнер, поскольку с ее помощью намеревался еще больше приобщиться к немецкой культурной традиции. Но если верить тем слухам, которые ходили вокруг инцидента в Неаполе, то можно предположить, что Муссолини мог подумывать над тем, как избавиться от фаворитки-немки и предложить фюреру руку королевской дочери.
Но самые большие неприятности Еве доставила обворожительная англичанка Юнити Валькирия Митфорд. Она была одной из шести дочерей лорда Редесдейла. Юнити приехала в Мюнхен изучать историю искусства, была без ума от идей национал-социализма и мечтала познакомиться с Гитлером. Она платила официанткам баснословные чаевые, и те сажали ее как можно ближе к столику, за которым имел обыкновение сидеть Гитлер.
Юнити добилась своего, и в одно из своих посещений «Остерии» Гитлер, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, встретился глазами с сидевшей в другой комнате красивой молодой женщиной с пышной грудью. В ее взгляде было столько нежности и призыва, что фюрер многозначительно посмотрел на сидевшего за соседним столиком адъютанта Шауба, и тот, понимающе кивнув, исчез. Он появился через несколько минут и, наклонившись к фюреру, доложил:
– Англичанка. Как зовут, неизвестно!
Гитлер пригласил понравившуюся ему девушку за свой стол. Он галантно поцеловал ей руку и, ласково улыбнувшись, поинтересовался, как идут ее занятия.
– Господин Гитлер, – ответила Юнити, – я не только студентка, но и английская фашистка!
Надо ли говорить, что после столь согревшего душу фюрера признания он долго беседовал с Юнити и пригласил ее посетить вместе с ним чайную «Карл-тон», а затем и оперу.
«Гитлер, – пишет Н. Ган в книге «Ева Браун», – загорелся с первой же минуты; он был поражен ее ослепительной внешностью, ее манерами, светло-золотистыми волосами, но особенно бархатистой мягкостью кожи. «Только у англичанок бывает такая кожа; частые дожди, мягкий климат и долгие прогулки – вот откуда берется такая кожа…», – заявил Гитлер молодой студентке, чья грудь бурно вздымалась, а щеки слегка порозовели. Гитлер увидел в девушке образец истинной германской красоты в подтверждение своей теории о том, что британцы и немцы – единственные представители германской расы, призванной господствовать над миром».
– А что если ее к нам подослала английская разведка? – спросил адъютант Гитлера Брюкнер, который без особого удовольствия наблюдал за возбужденным фюрером.
– Мой инстинкт, – с неожиданной резкостью ответил Гитлер, – меня еще никогда не подводил. Поверьте, Брюкнер, эта девушка чиста как родник. Она – настоящее золото!
Восхищенный манерами и красотой Юнити, Гитлер стал бывать с ней в Байрейте, Берлине, Мюнхене, на партийном съезде в Нюрнберге и в Берхтесгадене. Он был настолько увлечен своей новой пассией, что даже отказался принять прибывшего к нему в «Бергхоф» эмиссара из Лондона с весьма важным заданием, касавшимся улаживания напряженных отношений между Германией и Англией, из-за того, что в тот самый момент совершал прогулку с леди Митфорд по живописным окрестностям Берхтесгадена. «Об их истинных отношениях, – пишет Н. Ган, – свидетельствует уникальная фотография, на которой она и Ева Браун запечатлены рядом с Гитлером на трибуне Имперского партийного стадиона, предназначенной только для личных гостей Гитлера». Хотелось бы только узнать, что подразумевал автор «Евы Браун» под «истинными отношениями».
Впрочем, Ева считала, что те самые, определенные, и безумно ревновала Юнити к своему возлюбленному. Но она не только не посмела ослушаться фюрера, когда тот попросил ее показать Юнити дом в Берхтесгадене, но и вела себя в высшей степени достойно, ни разу не позволив себе проявить своих истинных чувств по отношению к сопернице.
А та вошла во вкус и уговорила фюрера устроить свадьбу своей сестры в Мюнхене. Вообще-то у нее было две сестры. Дебора вышла замуж за известного промышленника Гинесса и была законченной национал-социалисткой. Джессика была помолвлена с племянником Черчилля Эдмондом Роммили и проповедовала левые взгляды. Она отправилась в Испанию сражаться в составе Интернациональной бригады на стороне республиканцев. Там она вскоре попала в плен, и лорд Редесдейл обратился к Гитлеру с просьбой помочь. Фюрер замолвил за Джессику слово перед Франко, и тот пошел ему навстречу.
После развода Дебора вышла замуж за главаря английских фашистов Освальда Мосли, и вот тогда-то Юнити устроила ее свадьбу в Мюнхене, после чего Гитлер пригласил молодых к себе на ужин на Принцрегентштрассе. Это был весьма интересный ужин, поскольку помимо Юнити, Мосли с супругой на нем присутствовали Винифред Вагнер, правнучка британской королевы Виктории герцогиня Брауншвейгская (дочь кайзера Вильгельма II) и ее дочь Фридерике (которая очень скоро станет королевой Греции), числившаяся по тем временам одной из самых активных руководителей «Союза германских женщин».
Целый вечер Мосли пытался понравиться Гитлеру, и тот снисходительно заметил: «Это человек доброй воли!» (что фюрер имел под этой самой доброй волей – так и осталось неизвестным). Юнити поспешила ответить: «Я убеждена, мой фюрер, что мой зять должен многому научиться у вас!»
Как известно, иностранцам вступление в НСДАП было заказано, и тем не менее Юнити с подачи самого фюрера стала членом нацистской партии, и в торжественной обстановке ей вручили партийный значок. Более того, Гитлер подарил ей свой портрет в серебряной рамке, который она всегда возила с собой. На капоте ее автомобиля всегда можно было увидеть флажок со свастикой, и она постоянно повторяла, что является Жанной д'Арк современной эпохи и свою главную цель видит в союзе между «владыкой земли и владычицей морей» – Германией и Англией.
Был ли фюрер влюблен в Юнити, как это утверждал некий репортер из «Дейли экспресс»? Вполне возможно, что и был, как он был влюблен в других своих поклонниц. Во всяком случае, с Юнити он встречался с интересом и внимательно слушал ее рассказы об Англии, о которой ничего не знал. Рассказать Юнити было о чем: как-никак она была знакома с У. Черчиллем, А. Иденом, Н. Чемберленом, лордом Ротермиром и была представлена королю. Другое дело, что быстро понявшая, с кем имеет дело, Юнити говорила чаще всего только то, что от нее хотел слышать Гитлер. Так, по ее словам, правительство Великобритании представляло интересы весьма небольшой группы людей, но никак не всего народа, что в Англии существует мощное националистическое движение, что английская молодежь в восторге от Гитлера, что войны желают только евреи, которые подкупили многих политических деятелей, включая самого Черчилля, которого Юнити называла «могильщиком Британской империи», и что, объединившись, Германия и Англия будут владыками мира. И как знать, не оказала ли эта девушка известное влияние на направление внешней политики Гитлера, если даже и не была подослана к нему разведывательной службой.
Женился бы Гитлер на Юнити в целях того самого объединения Германии и Англии, о котором так много говорила ему девушка? Вопрос спорный. Но, учитывая непредсказуемость фюрера, исключать такой возможности нельзя. Женился же любивший Жозефину Наполеон на дочери австрийского императора!
Сегодня уже никто не скажет, так ли это было на самом деле, и тем не менее Юнити хвасталась своей причастностью к подписанию англо-германского договора об ограничении военно-морских вооружений и Мюнхенского соглашения. Более того, на одном из публичных собраний она заверила берлинцев, что Англия никогда не будет воевать с Германией. Не вызывает сомнения и то, что сама девушка влюбилась в фюрера и очень страдала от того, что ее возлюбленный так больше ни разу не пригласил ее для приватной встречи. Театры, оперы, рестораны, приемы – все это было, но Юнити мечтала о том счастливом часе, когда она останется один на один с Гитлером и сможет доказать ему свою любовь.
Как и почти все увлечения фюрера, роман с Юнити закончился трагически. В день начала войны Англии с Германией 3 сентября 1939 года Юнити передала Гитлеру запечатанный конверт, в котором находились ее партийный значок и письмо. «Мне, – писала Юнити, – терзает душу необходимость выбора между желанием сохранить вам верность, мой фюрер, и моим патриотическим долгом… Оба наши народа низвергнуты в пропасть… Один потащил за собой другого… Моя жизнь больше не имеет смысла…»
Хорошо зная, чту могут означать последние слова, Гитлер попросил гауляйтера Мюнхена Вагнера найти Юнити и успокоить ее. Однако сделать оказалось это не так легко, и только во второй половине дня Юнити обнаружили в больнице, куда она была доставлена из Английского парка с двумя пулями в голове. Положение ее было определено как безнадежное.
Встревоженный Гитлер приказал перевести Юнити в лучшую клинику и через посла в Берне сообщил о случившимся родителям девушки. Юнити сделали операцию, и 10 сентября Гитлер специально вернулся с фронта, чтобы навестить ее в больнице. Более того, по его приказу за подданной страны, с которой Германия находилась в состоянии войны, ухаживали по самому высшему классу, и дело дошло до того, что Ева Браун по желанию фюрера посылала ей в клинику цветы, белье и туалетные принадлежности. Конечно, все знали, кто лежит в отдельной палате, убранной с царской роскошью, но Гитлер приказал все держать в тайне.
Только весной 1940 года Юнити по-настоящему пришла в себя. А затем случилось непредвиденное. Трудно сказать, по каким причинам она вдруг разорвала фотографию Гитлера и проглотила свой партийный значок. Только необыкновенное мастерство профессора Магнуса позволило ей во второй раз остаться в живых. А вот пули из ее головы он извлекать не стал. «Если леди Митфорд умрет на операционном столе, – заявил он, – в Англии тут же станут утверждать, будто Гитлер приказал убить ее ради сохранения тайны».
В конце концов Гитлер решил избавиться от опасной пациентки и отправил Юнити к родителям. Роскошное купе поезда Мюнхен – Цюрих напоминало высококлассную операционную, в которой больной можно было сделать любую операцию. Пришла проводить фаворитку фюрера и Ева Браун. Она хотела удостовериться в том, что ее соперница покидает Германию. И надо полагать, что отъезд Юнити на родину значил для нее гораздо больше, чем падение Варшавы для самого Гитлера.
Вскоре Юнити оказалась в Англии, где ей благополучно вынули обе пули. До самого окончания войны о Юнити знали очень немногие лица как в Германии, так и в Англии, и только в 1946 году ее фотография появилась в английской прессе. 20 мая 1948 года «Таймс» опубликовала короткий некролог, в котором не было ни слова о ее жизни и связи с фюрером. Так гласила официальная версия жизни леди Митфорд. На самом же деле Юнити умерла в поезде 16 апреля 1940 года.
* * *
Юнити уехала, но для Евы жизнь легче не стала. Да она и никогда не была легкой. Скорее, наоборот. И точно так же, как раньше Гели, Ева испытывала постоянные страдания. Известно, что интимные отношения между Евой Браун и Адольфом Гитлером продолжались практически пятнадцать лет. При этом следует учитывать, что красивая и хорошо образованная для своего времени женщина, решившая полностью посвятить себя любви к Гитлеру, была моложе своего избранника на двадцать три года. Каковы же были отношения Евы и Гитлера после того, как он стал рейхсканцлером?
Как рассказывалось выше, Гитлер уже в конце 1930 года начал активно ухаживать за Евой Браун. Он часто приглашал ее в оперу и на прогулки. Девушке тогда исполнилось всего 18 лет, однако она уже тогда довольно категорично заявила:
– Гитлер именно тот мужчина, которого я буду любить и боготворить всю жизнь!
Позднее она не раз повторяла, что Адольф – «ее мужчина» на всю жизнь. Такое заявление в устах юной выпускницы монастырской школы может показаться довольно странным, однако это факт. Вполне возможно, что на нее оказало влияние предсказание некоей пророчицы, что в один прекрасный день весь мир должен был заговорить о ее великой любви.
Что же касается самого фюрера, то его увлечение молодой и красивой Евой переросло в любовь только после самоубийства Гели Раубаль. Ну а любовницей фюрера она стала в первые месяцы 1933 года – уже тогда Ева была не просто «одной из», и фюрер все чаще приглашал ее в Берхтесгаден. Ева собирала небольшой чемодан, говорила родителям, что у нее много работы, и направлялась на угол Тюркенштрассе, где ее ждал серебристо-черный «мерседес». Но даже став подругой властителя Германии, Ева не получила никаких привилегий. Вместе с фюрером она выезжала только в окрестности Мюнхена, у нее не было возможности купить себе красивое платье (она шила себе сама), она не бывала в высшем обществе и не имела драгоценностей.
С детства Ева мечтала сниматься в кино, но отец воспротивился. «Где я возьму столько денег на твои безумства?» – ворчал он. Солидарен с герр Брауном в этом вопросе был и сам Гитлер, который считал, что Ева ни в коем случае не должна выступать на сцене и появляться на экране. А чтобы успокоить девушку, он пообещал в обозримом будущем отпустить ее в Голливуд и сыграть историю их жизни.
Единственное, что смогла позволить себе Ева в те времена, – она упросила Гитлера провести на ее квартиру телефонный кабель из рейхсканцелярии. Отец сразу же насторожился, и Ева попыталась успокоить его, сказав, что так ей легче связываться с Гофманом. Однако глава семейства Браун никак не мог понять, почему никто в доме не имел права подходить к телефону, а когда он звонил, Ева закрывала за собой дверь. Конечно, он догадывался, что с дочерью не все чисто, а потому и часто стучал кулаком по столу, когда Ева в очередной раз не ночевала дома.
– Молодая девушка, – кричал он, – должна быть дома не позже десяти часов вечера! Что? Она ночует у подруги? Ну это вы кому-нибудь другому расскажите!
А когда в доме Браунов появилась младшая сестра, Ева сообщила о намерении переехать на собственную квартиру и предложила Ильзе и Гретль жить у нее. Браун только развел руками.
