Текст книги "Гитлер. Неотвратимость судьбы"
Автор книги: Александр Ушаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 60 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ничего не добившись от Англии, Гитлер снова устремил свой взгляд на Восток. Именно там стоял тот самый бастион, который преграждал ему дорогу к господству над Европой. Когда началась подготовка к походу на Восток? Ответить на этот вопрос непросто. Вполне возможно, что после советско-финской войны, в которой выявилось полное неумение Красной Армии воевать, и Гитлер перестал видеть в Сталине полноценного партнера.
Но как бы там ни было на самом деле, впервые Гитлер приказал составить «план операций на Востоке» еще до нападения на Францию. 30 июня 1940 года он сообщил начальнику Генерального штаба Гальдеру, что следующий удар намерен нанести на Востоке. «Основным содержанием последней (восточной проблемы), – записал в своем дневнике генерал, – является: как нанести решающий удар России, чтобы заставить ее признать господствующую роль Германии в Европе». Тогда же были сделаны первые наброски оперативного плана нападения на Советский Союз, и Гитлер установил приблизительную дату – май 1941 года – и приказал Йодлю передислоцировать войска и создать плацдарм для нападения на СССР в западной части Польши.
Гитлер не сомневался в успехе – мудрено было не победить «колосса на глиняных ногах», как с некоторых пор стал он называть Советский Союз. Фюрер вкладывал в это прозвище весь свой сарказм и презрение к будущему противнику, нисколько не сомневаясь в быстрой и легкой победе над ним.
Сыграли свою роль и оккультисты. Несмотря на то что сам Гитлер стал относиться ко всем чревовещателям довольно прохладно, в Третьем рейхе к ним все же прислушивались. Чего только в этом отношении стоил самый настоящий съезд магов, который состоялся еще в марте 1938 года в старинном рыцарском замке в Вартбурге, где томился в заключении известный реформатор церкви Мартин Лютер. Согласно преданию, однажды вечером богослов увидел дьявола, пожелавшего смутить его дух. Лютер схватил со стола чернильницу и запустил ею в Князя Тьмы. Тот с позором ретировался, но при этом предрек, что оставшееся на стене чернильное пятно будет появляться каждый раз перед грозящей Германии бедой. И, как гласит легенда, с тех пор перед потрясениями на стене камеры-кельи Лютера появлялось темное пятно. Одни теологи видели в нем дьявольский лик, другим мерещились мерзкие чудовища. Сколько ни пытались это пятно стереть, оно появлялось вновь и предвещало грядущие потрясения. Всего за год до начала Второй мировой войны оно снова возникло на стене кельи.
Когда о появлении плохого предзнаменования доложили рейхсфюреру СС Гиммлеру, весьма подверженному оккультным влияниям, тот промолчал. Геббельс бодро заявил: «Мы развенчаем эти сказки!» – и приказал собрать в Вартбурге съезд (или шабаш) ведущих нацистских астрологов и ясновидцев, которые должны были предсказать грядущие великие победы Третьего рейха. Заодно Гиммлер пожелал узнать, о чем все эти кудесники будут говорить между собой, для чего приказал установить подслушивающие устройства.
Утром 15 марта 1938 года в замок прибыли 12 участников совещания, их проводили в зал и оставили одних. А еще через несколько минут профессор оккультных наук Понтер Штейнхайзен заявил охранникам из СС:
– Мы не можем начать работу, так как в зале присутствуют посторонние! – профессор указал на потолок. – Там!
В сопровождении участников совещания гауптштурмфюрер быстро поднялся на чердак замка и перевернул все там вверх дном. На чердаке никого не оказалось, и успокоившихся ясновидцев вновь препроводили в зал.
Сейчас трудно сказать, что на самом деле происходило в старинном замке, но то, что ясновидцы сошлись на том, что текущий год благоприятен для Германии и нападение на Чехословакию пройдет успешно, потерь не предвидится, а Запад пойдет на уступки, известно. Столь же единодушно было отмечено, что и следующий год будет благоприятным для окончательного решения всех проблем с Польшей, что армия поляков будет разгромлена в считанные недели, а «гаранты» их безопасности Великобритания и Франция и пальцем не пошевелят для оказания помощи гибнущему союзнику. Да, они объявят войну Германии, но эта война будет походить на какую-то странную игру и настоящих боев не будет. Англия не падет и вторжения вермахта на Британские острова не будет, а вот ненавистная Гитлеру Франции будет поставлена на колени не позднее конца 1940 года. Что же до войны с Советской Россией, то тут мнения разделились: одни считали лучшим временем для нападения на нее 1941 год, другие – 1946. В конце концов чародеи пришли к выводу, что надо нападать на СССР во второй половине мая
1941 года. Но нападение на Россию невозможно без победы на Западе.
– Сначала Запад, и только потом Восток! – вещал один из маститых магов. – Все закончится летом. Бисмарк и Наполеон предостерегали от военных действий в России в зимний период. Это губительно!
Конечно, многие провидцы хорошо понимали, что хотели от них слышать, и наиболее продвинутые из них не смогли кривить душой. А потому и поделились друг с другом откровенными прогнозами о будущей войне и возможном развитии событий после нее. Один «увидел» страшные потери немцев в
1942 году в большом русском городе, стоявшем на берегу широкой реки, а другой сообщил коллегам о жесточайших сражениях на полях средней России в
1943 году, в ходе которых Германия потеряет более миллиона солдат. В том же году, считали третьи, англоязычные народы развяжут настоящую войну с Германией, Великобритания и США вступят в союз с Россией, после войны станут враждовать с ней, но война между ними так и не начнется. Окончание военных действий ясновидцы единодушно предсказывали в мае 1945 года, и все как один «видели» грандиозные изменения европейских границ. А один из самых опытных ясновидцев договорился до раскола Германии на два государства и ее большие территориальные потери.
По окончании совещания всех участников развезли по домам, а с его протоколами стали знакомиться высшие руководители рейха. Гитлеру предсказания провидцев не понравились.
– Черт бы их всех побрал! – воскликнул фюрер.– То они предрекают Германии победу над Россией за одно лето, а то пугают союзом Сталина с американцами и Лондоном и долгими, необычайно жестокими сражениями на русских полях!
Окончательно разозлившись, Гитлер приказал Гиммлеру наказать ясновидцев и принять меры к техникам, записывавшим их «бредни», и к охранявшим замок эсэсовцам. Рейхсфюрер СС точно выполнил приказ вождя и отныне решил сообщать фюреру только хорошие прогнозы. И если верить всем мифам и легендам на эту тему, то в один прекрасный день 1940 года он сказал Гитлеру:
– Мы поручили работу по Сталину одному из наших секретных оккультных центров. Ну а поскольку он уроженец Кавказа, то наши ученые решили применить анализ с помощью санскрита. Они нашли аналог слова «Джуга» – Джугашвили на санскрите – и установили: корень «джугу» происходит от слова «джугупса», что в переводе означает «неприятие», «отвращение». Что же касается стали, от которой красный вождь взял свой псевдоним, то на санскрите это слово означает разнообразные гончарные изделия. Таким образом, сам того не подозревая, Сталин подсознательно раскрыл собственную суть и, скрывая одно, невольно обнажил другое! Сама судьба подсказывает нам, что перебить глиняные черепки германской сталью ничего не стоит! Мы двинем свои бронированные армады на Восток, и нас ждет скорая победа. Сталин слаб и не любим своим народом!
– Да, – согласно кивнул Гитлер, все еще находившийся под впечатлением неудачной финской кампании Красной Армии, – Россия действительно колосс на глиняных ногах!
Для окончательного решения вопроса о том, когда нанести удар по Советскому Союзу, Гитлер решил получить «квалифицированные научные консультации» у специалистов из тайных оккультных структур «черного ордена» СС.
– Нам нужно окончательно определиться со сроками, – сказал фюрер. – Я хочу, чтобы в грядущей войне с Россией нам покровительствовали высшие силы, поэтому пусть они сами укажут нам путь и его отправную точку. А там мы уже пойдем до конца! Я хотел назначить наступление на май. Но потом передумал. Теперь пусть станет окончательно ясно: ошибаюсь я или нет?
Гиммлер задействовал все входившие в его ведомство секретные оккультные учреждения на выполнение задания. Через несколько дней, довольный полученными из секретных институтов результатами, рейхсфюрер СС вошел в кабинет фюрера.
– Я думаю начать наступление на Россию во второй половине июня, – опередил рейхсфюрера нацистский диктатор.
– Именно так, мой фюрер! – воскликнул тот. – Наши лучшие специалисты рассчитали: лучше всего двинуть войска на врага двадцать второго июня, в древнегерманский праздник солнцестояния. Дарованная вам свыше интуиция и на сей раз не подвела!
Интуиция, конечно, интуицией, но куда больше тот же Гиммлер надеялся на уже выдвинутые на исходные рубежи танковые соединения и мотопехоту, хорошо работавшую разведку и прекрасно понимавшую свои задачи авиацию. Подготовил он и переодетых в форму Красной Армии диверсантов, которые сыграли известную роль в создании паники и нарушении управления советскими войсками в первые дни войны.
– Да, вы правы, Генрих, – улыбнулся польщенный Гитлер. – Именно мистический древнегерманский круг может определить судьбы цивилизаций и жизни на земле, и двадцать второе июня указывает нам действительный путь к победе: через две руны после нее идет руна «зиг», означающая победу! Следует обратить внимание еще на одну немаловажную деталь: от двадцать второго июня до руны «зиг» как раз два месяца. Само небо определяет нам сроки начала и окончания войны с Россией!
– Все так, мой фюрер! – почтительно склонил голову «верный Генрих».
Но все это, конечно же, выдумки. А вот то, что уже в начале августа 1940 года Гитлер в своем выступлении перед высшими военными определил начало войны весной 1941 года, несомненно. «Если Россия будет разбита, – заявил он, – у Англии пропадет последняя надежда. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: на основании этого Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года».
Почему именно весна 1941 года? В феврале 1945 года фюрер признался Борману, что перед нападением на СССР он изучил опыт своего любимого Наполеона. «Да, – сказал тогда Гитлер, – он всегда был против войны на два фронта, но у него не осталось никакой надежды оккупировать Британию. Вот и сейчас время играет на Сталина, и единственной возможностью перехватить у него инициативу является война».
В записи в дневнике от 16 июня 1941 года Геббельс так объясняет причину нападения Гитлера на СССР. «Москва, – писал министр пропаганды, – собирается воздерживаться от войны, пока Европа не истощит себя полностью. Тогда Сталин решит, что пора начинать большевизацию Европы… Россия атакует нас, когда мы будем слабы, и нам придется воевать на два фронта. Этого мы можем избежать, если нанесем удар первыми. Тогда наш тыл будет защищен. Я оцениваю боевой потенциал русских еще ниже, чем фюрер». Ну и, конечно, по словам Геббельса, Советский Союз должен быть разбит до вторжения на Британские острова. «Большевизм, – делал он вывод, – должен быть уничтожен, тогда Британия потеряет последнего союзника на континенте».
Собирался ли Сталин нападать на Гитлера? Нет, не в 1940 году, когда он был слишком слаб, что так наглядно продемонстрировала финская кампания, а потом, окрепнув? Споры об этом идут и по сей день, но полной ясности в этом вопросе нет.
Мы не будем предаваться бессмысленным размышлениям о том, что думал Сталин, а просто посмотрим, что говорили и как вели себя в то взрывоопасное время ближайшие его сподвижники. Но прежде всего надо все же заметить, что, в отличие от фюрера, Сталин никогда не был авантюристом. И ввязываться в драку, а потом смотреть, что из этого получится, что так нравилось Ленину, он не собирался. Верный привычке выжидать, он никогда не делал первого шага, и, прежде чем ударить, предпочитал изучать слабые места своих врагов. В то же время Сталин прекрасно понимал, что наступление Красной Армии «по всей Европе» под лозунгом социальной перестройки может сыграть против него и заставит сплотиться все капиталистические страны в единый антисоветский блок. Если же он и собирался воевать, то, думается, только вместе с фюрером. Об этом могут свидетельствовать те воинственные разговоры, которые велись в предвоенные годы в партийном и военном руководстве.
В октябре 1938 года на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда Сталин недвусмысленно заявил, что большевики отнюдь не против наступления и даже не против всякой войны. И именно в ту минуту приехавший вместе с ним Жданов записал в своем блокноте весьма интересную фразу: «Крики об обороне – это вуаль!»
То, что происходило в стране в 1939-1941 годах, прекрасно отразил в своих дневниках Всеволод Вишневский. В качестве председателя Оборонной комиссии Союза советских писателей он много раз посещал закрытые заседания Управления политпропаганды Красной Армии, часто встречался с Ворошиловым, Буденным, Павловым, Куликом и другими видными советскими генералами и прекрасно знал, какие настроения царили на самом верху. «СССР, – писал Вишневский в дневнике всего через неделю после подписания между Германией и Советским Союзом пакта о ненападении, – выиграл свободу рук, время… Ныне мы берем инициативу, не отступаем, а наступаем. Дипломатия с Берлином ясна: они хотят нашего нейтралитета и потом расправы с СССР; мы хотим их увязания в войне и затем расправы с ними».
И не только с ними, но и со всем капиталистическим миром, о чем с предельной откровенностью поведал сам Сталин в беседе с руководством Коминтерна после нападению Германии на Польшу: «Идет война между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент – подталкивать другую сторону».
В разговоре с министром иностранных дел Литвы В. Креве-Мицкявичусом в ночь на 3 июля 1940 года Молотов высказался еще откровеннее: «Сейчас мы убеждены более чем когда-либо еще, что гениальный Ленин не ошибался, уверяя нас, что вторая мировая война позволит нам завоевать власть во всей Европе, как первая мировая война позволила захватить власть в России. Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно настолько, чтобы удержать ее от принятия предложений о мире до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей. Тогда германская буржуазия договорится со своим врагом – буржуазией союзных государств, с тем чтобы объединенными усилиями подавить восставший пролетариат. Но в этот момент мы придем к нему на помощь, мы придем со свежими силами, хорошо подготовленные, и на территории Западной Европы… произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы…»
Да, это говорил всего лишь Молотов, но именно он был в те годы ближайшим сподвижником Сталина, и вряд ли мы погрешим против истины, если предположим, что Молотов лишь повторил то, что не раз слышал от самого Сталина. Возможно, именно поэтому весной 1940 года все чаще стали раздаваться призывы ведущих политиков и военных к переходу к более активной политике. Инициатором этого явился опять же сам Сталин, который на заседании комиссии Главного Военного Совета 21 апреля 1940 года предложил «коренным образом переделать нашу военную идеологию». «Мы, – заявил он, – должны воспитывать свой комсостав в духе активной обороны, включающей в себя и наступление. Надо эти идеи популяризировать под лозунгами безопасности, защиты своего отечества, наших границ».
Ловивший каждое слово своего могучего покровителя начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар I ранга Л.З. Мехлис пошел дальше и на одном из совещаний высокопоставленных военных заявил: «Наша война с капиталистическим миром будет войной справедливой, прогрессивной, Красная Армия будет действовать активно, добиваясь разгрома врага… и перенесения боевых действий на его территорию. Речь идет об активом действии и победе пролетариата и трудящихся капиталистических стран, об активном действии, когда инициатором справедливой войны выступит наше государство, Рабоче-Крестьянская Красная Армия».
Мехлису вторил и командовавший тогда Ленинградским военным округом командарм II ранга К.А. Мерецков. «Наша армия готовится к нападению, – со свойственным военным отсутствием какой бы то ни было дипломатии заявил он, – и это нападение нам нужно для обороны. Это совершенно правильно… Мы должны обеспечить нашу страну не обороной, а наступлением…»
Подобные идеи все более овладевали умами политиков и военачальников, и выступавший в конце июня на совещании советских писателей главный редактор «Красной звезды» Е.А. Болтин говорил о наступательной тактике Красной Армии как о решенном деле. «Доктрина Красной Армии, – заявил он, – это наступательная доктрина, исходящая из известной ворошиловской формулировки «бить врага на его территории». Это положение остается в силе сегодня. Мы должны быть готовы, если понадобится, первыми нанести удар, не только отвечать на удар ударом».
Весьма интересно и то, что на том же совещании упомянутый Болтин призывал не говорить о Германии как о будущем противнике, так как подобные разговоры были вредны прежде всего с политической точки зрения.
Даже накануне войны Сталин думал не об обороне, а о нападении. Потому и полетела 14 мая 1941 года в войска директива Главного Военного Совета «О политических занятиях с красноармейцами и младшими командирами Красной Армии на летний период 1941 года». В ней безо всяких обиняков говорилось о том, что практически «всякая война, которую будет вести Советский Союз, будет войной справедливой». Ну а раз так, то «весь личный состав Красной Армии должен проникнуться сознанием того, что возросшая политическая, экономическая и военная мощь Советского Союза позволяет нам осуществлять наступательную внешнюю политику, решительно ликвидируя очаги войны у своих границ, расширяя свою территорию».
Не случайно именно в это время большим тиражом была переиздана отдельной брошюрой статья М.В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия», в которой предельно ясно излагались задачи советских войск именно в духе наступательных действий. «Совместное параллельное существование нашего пролетарского советского государства с государствами буржуазно-капиталистического мира, – писал Фрунзе, – длительное время невозможно. Это противоречие может быть разрешено и изжито только силой оружия в кровавой схватке классовых врагов. Иного выхода нет и быть не может».
В прочитанном чуть позже докладе «Современное международное положение и внешняя политика СССР» его авторы выражались еще откровеннее (с высшего, надо полагать, соизволения). «Не исключена возможность, – писали они, – что СССР будет вынужден, в силу сложившейся обстановки, взять на себя инициативу наступательных военных действий и перейти в наступление против империалистических держав, защищая дело победившего социализма, выполняя величайшую миссию, которая возложена историей на первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян по уничтожению постоянно угрожающего нам капиталистического окружения». Чуть ли не на следующий день это подтвердил и сам Жданов, который в выступлении перед работниками кинематографа заявил: «Если обстоятельства позволят нам, то мы и дальше будет расширять фронт социализма».
Жданову вторил Калинин на партийно-комсомольском собрании аппарата Верховного Совета, где он прямо заявил: «Если вы марксисты, если вы изучаете историю нашей партии, то вы должны понимать, что это основная мысль марксистского учения – при огромных конфликтах внутри человечества извлекать максимальную пользу для коммунизма». Что же касается войны, то и здесь всесоюзный староста был точен. «Война – такой момент, – сказал как отрубил он, – когда можно расширять коммунизм!» И если с русским языком у Калинина дело обстояло далеко не лучшим образом (чего стоят одни «огромные конфликты» и «внутри человечества»), то с политической направленностью с точки зрения большевизма у Михаила Ивановича все было в полном порядке.
«Ленинизм, – продолжал развивать мысли Калинина секретарь ЦК ВКП(б) А.С. Щербаков, – учит, что страна социализма, используя благоприятную обстановку, должна и обязана будет взять на себя инициативу наступательных военных действий против капиталистического окружения с целью расширения фронта социализма».
И как знать, не готовил ли таким образом Сталин армию и народ к «наступательным военным действиям против капиталистического окружения»… вместе с фюрером. Не потому ли сам Гитлер был так уверен в нем, что и дало ему повод заявить в январе 1940 года: «… пока жив Сталин, никакой опасности нет: он достаточно умен и осторожен. Но, когда его не станет, евреи, которые сейчас обретаются во втором или третьем гарнитурах, могут продвинуться в первый…» Ну и, конечно, Сталин очень рассчитывал на изнурительную войну Гитлера с Европой, что в конечном счете позволило бы ему выступить именно так, как он того хотел.
Да, все так, и все же некоторые выступления политиков и военных заставляют задуматься о другом. Особенно если учесть ту легкость, с какой Сталин заполучил в 1940 году Западную Украину, Западную Белоруссию, Прибалтику и некоторые другие территории. А роспуск Коминтерна? Конечно, кормить нахлебников надоело, но не хотел ли таким образом Сталин замаскировать свое влияние на зарубежные компартии? Которые, кстати, под влиянием исполкома Коминтерна начали переходить с решения классовых задач на задачи общенациональные. И в конце концов дело дошло до того, что Коминтерну было запрещено выступить 1 мая 1941 года с подробным анализом международного положения, поскольку это могло раскрыть сталинские карты врагу.
В одном из недавно рассекреченных секретных документов ГУПП черным по белому было написано: «Германская армия еще не столкнулась с равноценным противником, равным ей как по численности войск, так и по техническому оснащению и боевой выучке. Между тем такое столкновение не за горами». На что начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) Г.Ф. Александров заметил: «Этакой формулировки никак нельзя допускать. Это означало бы раскрыть карты врагу».
Так что выяснять теперь, кто кого опередил или обманул, не имеет значения. Все произошло так, как произошло, и никакие споры ничего не изменят. Что же касается Гитлера, то, несмотря на все свои далеко идущие планы завоевания Восточной Европы и презрение к Советскому Союзу, он, как и в свое время Наполеон, время от времени испытывал беспричинное беспокойство. «Незадолго до объявления войны, – пишет в своей книге «Наполеон и Гитлер» Д. Сьюард, – Геббельс говорил, что Гитлер «живет в неописуемом напряжении». Накануне войны он запишет: «Похоже, фюрер перестал бояться и скоро примет решение».
До самого начала войны очень немногие догадывались о намерениях Гитлера относительно России. Он никому не доверял, даже когда кричал на каждом перекрестке, что целью его жизни является война с Советским Союзом. Однако, как утверждал Геббельс, он панически боялся войны на два фронта. Временами он даже думал, что русские могут помочь ему расправиться с Британией. В то же время Гитлер ощущал вполне понятное беспокойство по поводу планов Сталина на будущее. Россия не только поглотила Восточную Польшу, но в июне 1940 года опередила Германию, отторгнув от Румынии Бессарабию и Северную Буковину, что не на шутку встревожило Гитлера, так как это создавало ему проблемы с поставками нефти. Посматривал Сталин и в сторону Финляндии, откуда получал никель.
Встревоженный столь активными действиями Сталина Гитлер ввел войска в Румынию в качестве «военных советников», а в Финляндию – под предлогом транзита в Норвегию. Гитлер надеялся, что если Сталин присоединится к оси Рим-Берлин-Токио, это заставит Черчилля пойти на переговоры. России был предложен Стамбул с Галлипольским полуостровом и Дарданеллами, а также Персия. Однако русские потребовали гораздо больше, чем им было предложено: военные базы в Болгарии, признание их интересов в Финляндии, Румынии и Турции, военно-морскую базу в Дании, нефтяные районы Египта и Персии, а также вывода немецких войск из Румынии и Финляндии.
Растущие аппетиты Москвы еще более насторожили Гитлера и обусловили его решение нанести удар по Британии через Россию. 18 декабря 1940 года он издал Директиву №21 – операция «Барбаросса». «Окончательной целью операции, – говорилось в ней, – являлось создание барьера между азиатской и европейской территориями России по линии Волга-Архангельск. После этого оставшаяся индустриальная зона России может быть, если необходимо, уничтожена с помощью люфтваффе».
