Текст книги "Гитлер. Неотвратимость судьбы"

Автор книги: Александр Ушаков

Александр Геннадьевич Ушаков
Гитлер. Неотвратимость судьбы

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Гитлера считают исчадием ада. Возможно, это так, хотя само по себе определение весьма спорное. Особенно если вспомнить, что Александр Македонский, Юлий Цезарь, Наполеон, Ленин и его верный ученик Сталин мечтали о том же самом, о чем мечтал и Гитлер: о завоевании мира. И если оценивать деятельность всех этих людей с позиций Гегеля, который считал, что творцов истории нельзя мерить мерками обычной морали, то тут и говорить нечего. Все они оправданы…

Но если оставить Гегеля и взглянуть на них глазами человеколюбивого Алеши Карамазова, то… особой разницы между ними нет. Ради достижения своей цели все они были готовы бросить на заклание целые народы.

«Нет такой подлости, – признавался Наполеон, – на которую я не смог бы пойти!» При этом императора совсем не волновало то, что за его «подлости» расплачивались целые народы. «Мелочи жизни, пустяк!» – поморщился он, когда ему доложили об огромных потерях в битве под Прейсиш-Эйлау. А когда ему понадобилось возместить эти «пустяки», он призвал в армию пятнадцатилетних детей.

Вся беда Гитлера была в том, что он открыто говорил о том, к чему стремились другие. Да, он видел угрозу Германии и миру в евреях и марксистах. Но чем лучше был Ленин, провозгласивший не расовый, а классовый принцип, и для которого те же крестьяне всегда оставались людьми второго сорта? Не говоря уже о дворянах, буржуазии и духовенстве, которых он требовал расстреливать без суда и следствия. А когда ему напоминали о каких-то законах, он только морщился. Если это не исчадие ада, то что это?

Что же касается его последователей… Гитлера осуждали за его прямо-таки патологическую ненависть к евреям, но почему тогда наличие в генеалогическом древе «вождя мирового пролетариата» Ленина одного из этих самых евреев было засекречено до самого последнего времени самым тщательным образом? И это в государстве, где все нации признавались равными! И что это, если не расовая дискриминация? Да что там евреи, если Крупской в свое время попало от Сталина только за то, что она дала благоприятный отзыв о книге М. Шагинян «Семья Ульяновых», в которой автор впервые поведала миру о наличии у вождя калмыцкой крови!

А идея всемирной революции? Страшно представить, что сделали бы Ленин и Троцкий с Европой, войди в нее в 1920 году Красная Армия! Под лозунгом мировой революции они не моргнув глазом уничтожили бы всех неугодных. Впрочем, представить можно хотя бы по тому строительству «народных демократий», каким Сталин занялся в Восточной Европе после войны.

Тем не менее до самого последнего времени Ленина считали чуть ли не самым гениальным человеком XX века, хотя вся его гениальность заключалась в слабости полностью прогнившего царского режима, полнейшем несоответствии Николая II высокому званию правителя России и предательстве Корнилова Керенским.

Если же сравнить соотношения народ – Ленин и народ – Гитлер, то тут вообще не о чем говорить. Российский народ был против Ленина, потому тот и пришел к власти с помощью штыков и последующего разгона Учредительного собрания. Гитлера же его народ буквально внес в рейхстаг на руках, отдав ему чуть ли не девять десятых своих голосов. Оно и понятно: Гитлер дал народу хлеб, масло и работу, Ленин же отнимал последнее.

Но было у них и общее: Гитлер собирался завоевать мир с помощью арийцев, Ленин в качестве завоевателей мира избрал пролетариат.

И еще о народе. Немцы творили на завоеванных ими землях ужасы, но можно ли объяснить их только приказами фюрера и пропагандой Геббельса? Думается, что вряд ли. Значит, было в самом народе нечто такое, что позволяло ему выполнять самые бесчеловечные приказы. Иными словами, сам народ на тот момент был достоин своего правителя.

Гитлер освобождал своих солдат от мук совести, но чем лучше был Ленин, который плевал на любые законы, если они мешали ему? И как назвать травление доведенных до отчаяния крестьян газами? А травили их только за то, что они не хотели жить так, как того желал сам Ленин. Так кто же, спрашивается, хуже?

Вопросов, и вопросов интересных, как видите, предостаточно. И все же главным из них является один: почему и как один «бесноватый», как будут часто называть Гитлера, сумел навязать свою волю целому народу? Почему среди огромного числа политиков всех мастей и оттенков на высшую ступеньку власти сумел подняться именно он? Да еще на самом крутом повороте немецкой истории!

Понятно, что всю заслугу возвышения приписывать одному Гитлеру нельзя, поскольку нет и, наверное, уже не будет политика, который пришел бы к власти только благодаря своим гениальным способностям и неуемному желанию заполучить ее во что бы то ни стало. Слишком много надо для этого условий, и в первую очередь тех, которые принято называть историческими. Как это ни удивительно, но во многих книгах о Гитлере самому важному периоду его становления, с 1920 по 1933 год, уделяется отнюдь не столько внимания, как он того заслуживает. И совершенно напрасно: история прихода Гитлера к власти являет собой занимательный политический детектив. Не раз и не два он был на волосок от гибели, от него отворачивалась его партия, и преследовали сильные мира сего (чего только стоило ему его смертельное противостояние с Ремом и Штрассером). И тем не менее он сумел выйти из всех испытаний и бросить к ногам Германии «прогнившую» демократическую Европу. Вот о том, как и благодаря чему это произошло, рассказано в этой книге…

 
Дрожат одряхлевшие кости
Земли перед боем святым.
Сомненья и робость отбросьте!
На приступ! И мы победим!
Нет цели светлей и желанней!
Сегодня мы взяли Германию,
А завтра – всю Землю возьмем!
Так пусть обыватели лают -%
Нам слушать их бредни смешно!
Пускай континенты пылают,
А мы победим все равно!…
Пусть мир превратится в руины,
Все перевернется вверх дном!
Мы юной Земли властелины
Свой заново выстроим дом!
 

Ганс Бауман. «Марш штурмовиков»

ЧАСТЬ I
СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Выслушав смущенную Марию-Анну, Иоганн Непомук Гюттлер поморщился: доигрались. А как все хорошо начиналось! И вот на тебе! Ребенок…

Что ж, все правильно, за удовольствие надо платить. Вот только было ли это таким уж удовольствием? Гюттлер взглянул на стоявшую перед ним с виноватым видом Марию-Анну так, словно видел ее в первый раз. И чего он только нашел в этой сорокадвухлетней старухе? Бес попутал? Может быть, только вот расплачиваться теперь придется ему. Не дай Бог дойдет еще до жены! Грета и так уже бросала на кухарку подозрительные взгляды. Ну да ладно, чего теперь. Надо искать выход из положения, и как можно быстрей.

И Иоганн Непомук нашел его: брат! И как только он сразу не подумал о нем! Сказано – сделано, и Иоганн Непомук отправился в Деллерсхайм, где работал подмастерьем столяра Иоганн Георг. Угостив брата крепкой собственного изготовления водкой, Непомук не стал ходить вокруг да около и попросил его взять вину на себя. Тот попытался было изобразить благородное негодование, но несколько сотен крон быстро успокоили его оскорбленное достоинство.

К радости согрешившего, его жена Грета только понимающе покачала головой: она видела, каким взглядом окидывал ее родственник крутые бедра кухарки. Не стала она протестовать и против того, чтобы родившийся 7 июня 1837 года Алоиз на время остался у них в доме.

Только через пять лет «опомнившийся» Иоганн Георг сделал «соблазненной» им женщине предложение, но пасынка воспитывать отказался, и тот остался в доме своего отца. Грета снова насторожилась, но Иоганн Непомук и на этот раз успокоил жену, напомнив о приверженности брата к выпивке и скандалам.

Алоиз задержался в доме папаши на целых 14 лет, после чего его отправили к дяде в Шпиталь. Матери уже не было в живых, а отчим все больше катился под гору. Но надо отдать ему должное: семейную тайну он хранил.

Сапожник Ледермюллер – так звали дядю – полюбил смышленого парнишку и охотно стал учить его ремеслу. Но Алоиз задерживаться в провинции не собирался, его манил большой город, и через два года он перебрался в Вену. Мастером он был хорошим и мог неплохо устроить свою жизнь, но не спешил, потому что мечтал об иной доле. Он и раньше-то не был в восторге от сапожного ремесла, а попав в столицу Австро-Венгрии, и вовсе разочаровался в своей профессии. А вот на проходивших по улицам Вены чиновников заглядывался со все возраставшей завистью. Ему бы так одеваться – в котелке, в накрахмаленной сорочке и с тросточкой! И дело было не только в одежде. «Чистая» и уважаемая должность на государственной службе давала ряд привилегий и хорошую пенсию. И хотя за плечами Алоиза была всего-навсего начальная школа, отсутствие образования не пугало его. Он был молод, честолюбив и благодаря постоянному чтению достаточно развит.

Алоиз произвел хорошее впечатление на чиновников Императорской таможни и получил место в налоговой службе. Когда же он впервые увидел себя в зеркале в мундире с позолоченными пуговицами, фуражке с бархатным околышем и золотым кантом и широким кожаным поясом с кобурой, то с трудом поверил, что этот молодцеватый мужчина и есть он сам.

Так и не получив высшего образования, Алоиз тем не менее сумел сделать успешную карьеру и стал контролером, что соответствовало чиновнику X класса. Радости его не было границ: он навсегда оторвался от презираемых им мастеровых и стал человеком среднего класса, то есть буржуа. Теперь можно было обзаводиться семьей, и Алоиз в 1873 году женился на дочке таможенного чиновника Анне Гласси, которая была моложе его на 14 лет.

* * *

Семейное счастье оказалось хрупким. Анна не только постоянно чем-нибудь болела (особенно ее «доставала» чахотка), но оказалась и очень ревнивой, и, когда муж приглашал для ухода за домом на время ее болезней свою родственницу Клару Пельцль, скандал следовал за скандалом.

Угасавшая Анна не могла без нервной дрожи видеть молоденькую девушку, и в конце концов измученный ревностью жены Алоиз отказался от ее услуг. Неожиданно осложнились дела и на работе – начальство выразило сомнение в не совсем понятном происхождении своего сотрудника. Это было пострашнее недовольства Анны: он мог в одночасье потерять все, чего добился за эти годы. От одной мысли о том, что ему придется вернуться в мастеровые, Алоиза бросало в холодный пот.

На помощь снова пришел Иоганн Непомук. Наняв двух свидетелей, он отправился к деллерсхаймскому священнику и поведал ему трагическую историю о том, как безвременная кончина помешала его брату сделать Алоиза своим законным сыном. Не чуждый мирских утех, святой отец не стал спорить, и в метрической книге регистрации новорожденных появилась запись о том, что Иоганн Георг Гюттлер признает себя отцом Алоиза и просит задним числом записать оного как крещенного под этими именем и фамилией в местную церковную книгу. Неграмотные свидетели кивнули головами и поставили три жирных креста. Полуглухой пастор вместо Гюттлера написал Гитлер, и в конце 1876 года Венская государственная канцелярия официально подтвердила, что королевско-императорский таможенный чиновник Алоиз Шикльгрубер отныне «имеет полное право носить родовую фамилию своего отца Гитлер».

Алоиз вздохнул свободно: возвращение в мастеровые ему больше не грозило. Вот если бы еще жена поправилась… Увы, Анна чувствовала себя все хуже, и ни о каких супружеских обязанностях не могло быть и речи. В 1880 году Алоиз вступил в любовную связь с Франциской Матцельбер – молодой служанкой из местной гостиницы.

Новая фаворитка Алоиза поселилась у него в роли все той же экономки. Анна все видела, но у нее не было сил даже на ругань. Да и что она могла сказать?

Через год Анна умерла, а месяц спустя жаждавший новых семейных радостей Алоиз повел Франциску под венец. Он усыновил своего внебрачного сына, а вскоре у них родилась дочь. На какое-то время счастье заглянуло в их дом, но… ненадолго. Несчастного таможенника преследовал какой-то злой рок, и вторая жена умерла от той же болезни, что и Анна.

Снова оставшийся один Алоиз вспомнил о Кларе и пожелал жениться на ней, несмотря на разницу в четверть века. Однако сделать это оказалось не так-то просто. Клара была его троюродной сестрой, и линцский епископ ответил отказом, но прошение в Рим послал. Папа вошел в положение несчастного вдовца и дал разрешение на брак. 7 января 1885 года Алоиз Гитлер женился в третий раз на находившейся в положении Кларе, продолжавшей даже в замужестве звать мужа дядей Алоизом.

За четыре года у супругов родилось трое детей, но все они умерли. Таможенник пребывал в отчаянии: он не сомневался, что над ним тяготеет проклятье. И когда в пасхальную субботу 20 апреля 1889 года в 18 часов 30 минут в казенной квартире Алоиза в гостинице «Цум Поммер» в городе Брауну-на-Инне на свет появился маленький Адольф, таможенник только поднял глаза, моля Всевышнего о снисхождении. Первыми же, кто увидел человека, которому предстояло перевернуть мир, были сестра Клары горбунья Иоганна и повивальная бабка Франциска Поинтэккер. Она же и сообщила отцу, что ребенок родился «хилым, темноволосым и замечательно голубоглазым».

* * *

Жизнь любого известного человека окружена тайнами, и чаще всего они начинаются с самого рождения. Если верить легендам, то отцом Наполеона был отнюдь не скромный корсиканский дворянин Карло ди Буонапарте, а губернатор Корсики генерал граф де Марбеф, от которого будущий император якобы и унаследовал свои военные таланты.

Красному монарху Сталину очень не нравилось иметь отцом вечно пьяного сапожника, и он охотно поддерживал мифы о своем царском происхождении. Романовы, конечно, тоже не ангелы, но все же не Бесо…

Не избежал подобной участи и Ленин, чьи еврейские корни долгое время скрывались от общества. В предисловии уже говорилось о том, что Сталин устроил разнос М. Шагинян за книгу «Семья Ульяновых», в которой та поведала о наличии в жилах Ильича калмыцкой крови. Досталось при этом и Крупской, давшей на книгу Шагинян положительный отзыв. Дело дошло до специального постановления ЦК, в котором поведение Крупской признавалось «недопустимым и бестактным», а происхождение Ленина превратилось в строжайшую партийную тайну.

Долгое время пытались окружить тайной и рождение Адольфа Гитлера. Все дело было в бабушке будущего фюрера, которая, работая кухаркой в одном из еврейских домов, якобы не устояла под напором сына своего хозяина. Со временем этой загадкой займется сам Гиммлер, но так ничего толком и не выяснит. Да и что можно было выяснить, если в том самом Граце, где якобы лишилась девичьей чести Мария-Анна Шикльгрубер, не было никакого еврея по фамилии Франкенбергер, чей сынок, согласно легенде, совратил смазливую кухарку. Сама Мария-Анна не значилась ни в «книге слуг», ни в «книге граждан» города. И не могла значиться, так как проживала в то время в области Вальдфиртель в Нижней Австрии и являлась подданной «Великого графства Оттенштайн». Так что, к великому разочарованию любителей тайн, никакой загадки в рождении будущего фюрера не было…

ГЛАВА ВТОРАЯ

После выпавших на ее долю страданий Клара не чаяла души в сыне. Малейший его крик повергал ее в отчаяние; стоило ему пожаловаться на недомогание, и у маленького Адольфа не было в мире более заботливой сиделки, чем Клара. А как она радовалась, когда ее мальчик был здоров и весел!

Маленький Гитлер никогда ни в чем не нуждался. Стоило ему только заикнуться о чем-нибудь, как мать спешила исполнить любое его желание. Клара могла себе это позволить: Алоиз получал 216 крон в месяц, и на жизнь его увеличившейся семье хватало, особенно если учесть, что жалованье квалифицированного рабочего в конце XIX века составляло всего 90 крон. Другое дело, что особых сбережений у таможенника не было. И можно себе представить его радость, когда за год до рождения Адольфа ушедший в мир иной Иоганн Непомук завещал все свои деньги внебрачному сыну, за чьей вызывавшей у него законную гордость «великолепной карьерой» он следил все это время. Алоиз приобрел добротный дом с большим двором и садом, хлевом, амбаром и другими хозяйственными постройками в Верхартсе, рядом со Шпиталем. Экономкой он сделал горбатую сестру жены Иоганну, которая прекрасно повела дело, и через четыре года Алоиз умудрился продать хорошо поставленное хозяйство намного дороже.

Все шло прекрасно, и после череды драм Алоиз наконец-то попал в полосу удач. Маленький Адольф пока только радовал его родительское сердце. В августе 1892 года счастливый глава семейства получил очередное повышение по службе и был переведен в таможню в Пассау на германской стороне границы. Там на свет появился еще один ребенок, Эдмунд. Но прожил он всего 6 лет, скончавшись от кори.

Не успел Алоиз как следует закрепиться на новом месте, как последовал новый перевод – на этот раз в Линц, небольшой городишко, расположенный в живописной местности. Семья приобрела добротно сработанную виллу с крупным земельным участком в деревне Хафельд около Ламбаха.

В 1895 году, отдав империи четыре десятка лет безупречной службы, Алоиз ушел в отставку в высоком гражданском чине обер-официала и наконец-то смог заняться разведением своих любимых пчел. Те, кто видел, с какой заботой ухаживал Алоиз Гитлер за своими ульями и большим фруктовым садом, даже представить себе не могли, насколько этот человек, казавшийся таким нежным и заботливым, мог быть грубым и жестоким.

К великой радости матери, маленький Адольф стал ходить в ламбахское монастырское училище монашеского ордена бенедиктинцев. Очень набожная Клара мечтала видеть сына в облачении священнослужителя и всячески поощряла его занятия в церковном хоре. Мальчик не обманывал ее надежд – ему на самом деле нравилась церковь с ее таинственным полумраком, роскошью одеяний служителей и торжественностью песнопения.

Пройдут годы, и его пребывание в ламбахском монастыре станет предметом тщательного исследования многих историков и биографов Гитлера, поскольку именно там десятилетний Адольф якобы увлекся эзотерикой и мистицизмом, интерес к которым всячески подогревал в нем бывший аббат Теодорих Хагн, изучавший астрологию и оккультные науки и в поисках тайных знаний совершивший путешествие на Средний Восток и Кавказ. Из дальних странствий Хагн привез много интересных вещей, среди которых выделялись многочисленные древние манускрипты. К сожалению, содержание их для монастырской братии осталось неизвестным. По возвращении с Востока настоятель заказал местным мастерам-строителям барельефы для украшения монастырских стен и храма. Рисунки барельефов выглядели довольно странно, и на одном из них явно просматривался древний знак свастики, которая и стала гербом местного монастыря.

В 1898 году в ламбахский монастырь приехал известный в будущем ариософ Ланц фон Либенфельс и провел несколько недель в частной библиотеке бывшего аббата. Все это время он лишь изредка выходил «для приема скудной пищи». Фон Либенфельс ни с кем не разговаривал и, по утверждению одного автора, «выглядел крайне возбужденным, производя впечатление человека, находящегося во власти поразительного открытия». После того как Хагн скончался от неизвестной болезни, фон Либенфельс забрал все его манускрипты и исчез.

На самом деле ничего этого не было. Хагн не совершал никаких путешествий; символика герба, традиционно используемого его семьей, происходила от слова «Накеп», что означало «крюк», и эмблема свастики в данном случае была просто искривленным крестом. Тем не менее миф о свастике Ламбаха станет очень популярным в Третьем рейхе. Десятки бездарных художников будут малевать безвкусные акварели на мотив известной картины о святом Франциске, принимающем мучения. На этих лубках юный Адольф будет изображаться стоящим на коленях перед воротами аббатства и простирающим руки к геральдической свастике над ним, от которой щедро исходили лучи.

Никогда не бывал в ламбахском монастыре и фон Либенфельс, а все истории о его встречах с юным Адольфом Гитлером служат лишь доказательством особого рвения, с которым криптоисторики по сей день пытаются установить связи будущего фюрера с оккультным миром еще в годы его юношеского созревания. Гитлер проявит известный интерес к учению фон Либенфельса, но это случится только во время его пребывания в Вене, когда все надежды и мечты будут разбиты…

* * *

А пока маленький Адольф ходил в школу и ни в чем не испытывал недостатка. Ему очень нравилась деревенская жизнь, и приятные воспоминания о лесах и полях он сохранил на долгие годы. К отставному чиновнику имперской таможни и большому любителю пчел местные жители относились с почтением. Адольф чувствовал это уважение и с ранних лет считал себя принадлежащим к обеспеченному классу, где собственность и престиж всегда стояли на первом месте. И не беда, что в подпитии (а выпить он любил) герр Алоиз становился вспыльчивым, деспотичным и нередко распускал руки, желая поучить домочадцев.

– Ничего не поделаешь, – понимающе качали головами сельчане, – человеку выпала трудная жизнь…

О юных годах Гитлера написано много, и если верить некоторым авторам, то не было дня, чтобы папаша не наказал кого-нибудь из родных. В конце концов его четырнадцатилетний сын от второго брака, не выдержав, сбежал в Париж, где поступил в официанты, а потом оказался за решеткой. По уверениям этих авторов, Алоиз превратил детство Адольфа в сущий ад, а бесконечные издевательства и избиения сыграли трагическую роль в становлении его характера. Психоаналитики охотно ухватятся за эту версию и убедительно докажут, что тяжелое детство наложило неизгладимый отпечаток на психику Гитлера, из-за чего он и вырос таким, каким должен был вырасти.

Но другие биографы Гитлера уверены, что у маленького Адольфа было нормальное детство с обычными маленькими радостями и огорчениями. Да, Алоиз Гитлер был личностью малоприятной во всех отношениях. Властный и эгоистичный, он не считался с женой и не понимал детей.

Что же касается матери Гитлера, то все биографы в один голос утверждают, что она всегда оставалась для сына существом, сравнимым разве что с ангелом небесным. Она боялась тирана-мужа, но это нисколько не мешало ей заботиться о семье, о детях. Это была настоящая немецкая женщина, которая посвящала все свое время дому, детям и церкви. Один из известных биографов Гитлера вообще считал, что смыслом всей ее жизни «была самоотверженная любовь к детям».

Отвечал ли ей привязанностью Гитлер? Скорее всего, нет. Все дети – эгоисты, и к матерям часто относятся как к служанкам. Да и какая могла быть забота у десятилетнего мальчика по отношению к взрослой женщине? А вот некоторую отчужденность к матери маленький Адольф испытывать мог. В первую очередь из-за ее поистине ангельского смирения, с каким она сносила грубые выходки мужа. В отличие от матери Сталина, которая нередко бросалась на защиту Иосифа и отбивала его у пьяного мужа, Клара ни разу не позволила себе вмешаться в действия Алоиза, когда тот лупил Адольфа. Это не могло не вызывать у мальчика вполне понятной озлобленности по отношению к ней. И как знать, не образ ли матери, которая по сути была даже не женой, а верной служанкой мужа, и способствовал появлению у самого Адольфа того презрительного отношения к слабому полу, которое будет так сильно нервировать всех женщин, которые будут с ним близки.

Что же касается психоаналитиков… Да, мы все родом из детства, но это еще не означает, что все заложенное в нем играет решающую роль в зрелом возрасте. Если верить психоаналитикам, то Наполеон, чья жизнь в молодые годы во Франции превратилась в сплошные унижения и страдания, должен был после прихода к власти перерезать всех французов. Тем не менее Наполеон не только прославил Францию, но и напрочь забыл о той самой Корсике, любовью к которой он пылал с младых ногтей.

А скромный адвокат Робеспьер, чьим именем в революционной Франции пугали детей? Этот в своем тихом отрочестве вообще не слышал ни одного грубого слова, но во времена террора проливал кровавые реки.

Ленина и Троцкого в детстве тоже никто не унижал, и тем не менее «самый человечный человек» еще в 1905 году советовал восставшим в Москве рабочим поливать городовых из окон серной кислотой и кипятком. А одно имя Льва Давидовича наводило ужас на фронтах, и именно он возродил традиции римских военачальников казнить без суда и следствия каждого десятого. И казнил недрогнувшей рукой! И дело здесь, надо полагать, было отнюдь не в воспитании, а в тех исторических обстоятельствах, в которые все эти люди попадали. Революции и войны живут по своим законам, и лирика здесь неуместна. Но в отличие от того же Сталина, который получал наслаждение от вида смертельно раненных им птиц, Гитлер никогда не отличался садистскими наклонностями. Наоборот, он очень любил животных, особенно собак. А вот что писал он в своей знаменитой «Майн кампф»:

«В домике у меня было много мышей. И я частенько оставлял им корки или косточки, вокруг которых мышки поднимали с самого раннего утра отчаянную возню. Просыпаясь, я обыкновенно лежал в постели и наблюдал игру этих зверьков. В своей жизни мне пришлось порядочно поголодать, и я очень хорошо понимал, какое большое удовольствие доставляют эти корки хлеба голодным мышатам».

Да, в юности Гитлер отличался от других детей повышенной возбудимостью и впечатлительностью. Но в этом ничего странного и уж тем более таинственного не было. Психика Клары после смерти всех ее детей была изрядно расшатана, и, вынашивая Адольфа, она предавалась не только радости, но и горестным сомнениям. И в симбиозной фазе своей жизни Адольф испытывал не чувство покоя и защищенности, а тревоги и беспокойства, которое по мере приближения родов перешло у Клары в страх. Не надо также забывать, что Гитлер был художественно одаренной натурой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Со временем обо всех увлечениях молодого Гитлера будут говорить свысока. И совершенно напрасно! В мире не так много детей, которые наделены даром воображения, хотят стать художниками и преклоняются перед Вагнером.

* * *

Никогда не слышавший о Дюрере Алоиз страстное желание сына посвятить свою жизнь искусству встретил в штыки. «Старик страшно разозлился, – писал Гитлер в «Майн кампф», – да и я тоже обиделся, хотя любил его».

Да и как не разозлиться? В бюргерском сознании Алоиза не существовало таких понятий, как свобода и творчество, и он не мог даже представить себе, как можно всю жизнь заниматься какой-то там мазней красками! Разве можно было обеспечить семью, имея столь несерьезную профессию?

Но… нашла коса на камень. Адольф продолжал нервировать отца своей непонятной для него мечтой, и тот лупил его почем зря. Для этого он даже носил с собой плеть из воловьей кожи. Дабы доходчивее было…

Почему Адольф решил стать художником? Только потому, что детям свойственна романтика и в своих мечтах они видят себя не скромными клерками, а капитанами дальних плаваний и прославленными военачальниками? Может быть, и так, но все же истинная причина такого желания могла быть скрыта гораздо глубже. Творчество не только давало человеку известную свободу, но так или иначе уводило его из того мира, в котором он жил. А мир этот, судя по всему, Адольфу не очень нравился.

Что это был за мир? Забота о куске хлеба и завтрашнем дне для родителей и зубрежка совершенно неинтересных для него предметов в школе. Не привлекало его и будущее государственного чиновника, какого из него собирался сделать отец. «У меня, – скажет он позже, – возникала тошнота при мысли о том, что я некогда буду сидеть за письменным столом в каком-то учреждении и что я не смогу распоряжаться временем по своему усмотрению, и всю жизнь мне придется провести, заполняя формуляры».

Художником Гитлер не станет. Но его ли в этом вина? И как знать, что бы из него вышло, если бы в юности он попал в какую-нибудь художественную школу, где вместо математики изучал бы технику рисунка и законы перспективы. Другое дело, что такого таланта, каким отличались все бросившие на алтарь своего творчества Ван Гог или Гоген, у него не было. Но… много ли в мире Ван Гогов и Гогенов?

* * *

Трудно сказать, почему Алоизу не сиделось на одном месте. Через год он продал виллу и поселился в пяти километрах от Линца в Леондинге, где приобрел небольшой коттедж с садиком и, конечно же, развел пчел. Глядя на гулявшего по полям Адольфа, поведение которого ему все больше не нравилось, он и представить себе не мог, что пройдет всего три десятка лет и приобретенный им дом станет местом самого настоящего паломничества.

К вящему неудовольствию Алоиза, наряду с рисованием у Адольфа появилось и еще одно увлечение – церковь. Судя по всему, та пышность, с какой отправлялись службы, действовала на воображение творчески одаренного мальчика. Внесла свою лепту и чрезвычайно набожная мать, и в конце концов мальчик заговорил о желании стать аббатом. Однако Алоиз и слышать не хотел о сутане, как совсем еще недавно не желал слышать о красках.

По настоянию отца Адольф стал учеником реального училища в Линце, но и здесь ненавистным ему математике и естествознанию он предпочитал прогулки по полям и созерцание природы. Результат не замедлил сказаться: Адольф остался на второй год. Алоиз усилил давление на сына и каждый день учил его уму-разуму.

Но все было напрасно – Адольф еще больше возненавидел школу. Да и чего можно добиться от человека, который «воспринимал систематический труд как принуждение и подавление личности, которые ему самому следовало практиковать в отношении других»!

И все же два светлых пятна у Адольфа были – рисование и история, которую преподавал доктор Леопольд Потш, так интересно рассказывавший о ни-белунгах и тевтонских рыцарях, возродившем Германию Бисмарке и других героях немецкой истории. На уроках доктора Потша Гитлер впервые услышал о немецком национализме и пангерманизме. И неудивительно! Хорошо известный в националистических феррейнах доктор Потш был членом созданного в 1891 году Пангерманского союза. В него входило множество чиновников, журналистов, университетских профессоров и школьных учителей, которые считали своей первейшей обязанностью воспитание немецкой молодежи в пангерманском духе. Пангерманцы требовали создания обширной колониальной империи, присоединения к Германии стран Прибалтики, Бельгии, Люксембурга, установления сферы немецкой политической и экономической гегемонии на Балканах, в Центральной Европе, на Ближнем и Среднем Востоке. Они говорили о немцах как о «народе без жизненного пространства», со всех сторон окруженного врагами, к войне с которыми необходимо готовить немецкий народ. Члены союза издавали по всей Германии огромное количество всевозможной литературы, в которой на все лады воспевались превосходство немцев над другими народами и необходимость установления германской гегемонии во всем мире.