Текст книги "Гитлер. Неотвратимость судьбы"
Автор книги: Александр Ушаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 60 страниц)
Жуков подчинил. «И, – вспоминал он, – надо отметить, с этого момента Сталин почти не принимал решений по вопросам организации операций. Под конец войны, точнее, после битвы на Курской дуге, Сталин в целом неплохо разбирался в военных вопросах».
В отличие от Сталина, который ради большого дела наступил на горло собственной песне и, перестав строить из себя военного гения, установил в общем-то нормальные рабочие отношения с выдающимися советскими военачальниками, Гитлер до конца своих дней так и не научился видеть не желаемое, а действительное. Потому и распылил свои силы, совершив роковую ошибку, которая зиждилась на его слепой уверенности в том, что русские не выстоят и он может себе позволить провести две масштабные военные операции одновременно. Впрочем, его уверенность была основана не на пустом месте. С начала 1942 года советские войска терпели одно поражение за другим, и к 23 августа немцы появились в пригородах Сталинграда.
Да, героизм советских солдат и офицеров известен, и все они покрыли себя бессмертной славой в сражении на Волге. Но, как знать, что было бы, не отдели Гитлер 4-ю танковую армию от группы армий «Б» и не направь ее на Кавказ. Ну а когда ее все же вернули, было уже поздно. Укрепившиеся советские войска стояли насмерть, и противник так и не смог в течение сентября и октября прорвать линию обороны.
Гитлер растерялся. Он нервничал, впадал в истерику, что сказывалось на руководстве войсками самым отрицательным образом.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Фашисты начали атаку 1 сентября, однако советские войска обороняли город с поразительной стойкостью, превратив каждый дом в маленькую крепость, а каждую улицу – в линию фронта. Однако, выступая 30 сентября в берлинском Дворце спорта, Гитлер сообщил нации, что его войска прочно стоят на своих позициях, Волга перерезана и уже очень скоро Сталинград будет взят.
– Можете быть уверены, – со свойственным ему пафосом закончил он свою речь, – что уже никто не сумеет нас сдвинуть с этого места!
Однако время шло, а Сталинград продолжал свое героическое сопротивление. Красная Армия сконцентрировала у города на Волге почти миллион солдат, что в два раза превышало численность немецких войск. Гитлер продолжал уверять страну, что все идет по плану.
– Я, – говорил он 8 ноября, – хотел достигнуть Волги, и притом в совершенно определенном месте, у совершенно определенного города. По воле судьбы он носит имя самого Сталина. Не думайте, что я двинулся туда по этой причине. Нет, просто у Сталинграда мы можем перерезать коммуникации, по которым перебрасывалось до 30 миллионов тонн груза… Это был гигантский перевалочный пункт. Его я хотел занять, и – вы же знаете, мы не любим хвастаться – он теперь в наших руках! Осталось всего несколько маленьких плацдармов.
Возможно, в Берлине словам фюрера и поверили, а вот у тех, кто в это время находился у «совершенно определенного города», на этот счет было свое мнение. Особенно после того, как уже 19 ноября 1942 года началось наступление советских войск, предусмотренное планом «Уран», и немецкая армия оказалась в котле. Но даже сейчас Гитлер запретил Паулюсу капитулировать и приказал сражаться до последнего солдата.
– Ни при каких обстоятельствах, – говорил он в Ставке в середине декабря, – мы не должны отдавать Сталинград. Захватить его еще снова нам уже больше не удастся… Того, чего мы там лишимся, мы уже никогда не наверстаем. Если мы от него откажемся, весь поход теряет смысл… Думать, что мы еще сможем вернуться туда, – безумие… Поэтому нам так важно удержаться там, где мы сейчас стоим…
Более того, 1 января он поздравил всех солдат, офицеров и генералов с Новым годом и пообещал им скорую победу. Что же касается самого Паулюса, то Гитлер намеревался снабжать его армию всем необходимым по воздуху, как это уже было предыдущей зимой. Однако хваленым асам Геринга так и не удалось это сделать. В конце концов отчаявшийся Паулюс попросил предоставить ему полную свободу действий, намекая на капитуляцию. Но фюрер был непреклонен. «Капитуляция, – ответил он на радиограмму Паулюса, – исключена. Армия должна выполнить свою историческую миссию: выстояв до конца, она сделает возможным образование нового фронта севернее Ростова и отвод группы армий с Кавказа…»
Трудно сказать, что подействовало на замерзавшие немецкие войска, но они сумели кое-как выстоять, и обрадованный Гитлер поспешил произвести Паулюса в фельдмаршалы. Но все надежды на то, что новоиспеченный фельдмаршал скорее застрелится, нежели капитулирует, оказались призрачными, и 31 января Паулюс сдался со своей армией в плен. Это была уже самая настоящая катастрофа, поскольку немцы потеряли более полутора миллионов человек в ходе боев на Дону и Волге, три тысячи орудий, более трех тысяч танков и бесчисленное множество другой военной техники. Эти потери, по словам Жукова, «катастрофически отразились на общей стратегической обстановке и до основания потрясли всю военную машину гитлеровской Германии».
На следующий день после капитуляции Паулюса Гитлер устроил в своей Ставке настоящее представление. Обвинив фельдмаршала во всех смертных грехах, он заявил:
– Ведь так легко пустить себе пулю в лоб. Каким надо быть трусом, чтобы испугаться этого. Ха! Лучше уж дать заживо закопать себя. Тем более он хорошо знал, что его смерть послужит стимулом для того, чтобы люди выстояли в другом котле… Тут можно только сказать: надо было застрелиться, поступить так, как раньше поступали полководцы, – броситься на меч, убедившись в том, что дело потеряно. Это ведь само собою разумеется!
Всем мало-мальски разбиравшимся в стратегии было ясно, что и на этот раз Гитлер кампанию проиграл, и тем не менее даже сейчас он продолжал винить в поражении кого угодно, но только не себя. Ему и в голову не приходило, что именно он был больше всех виноват в разгроме на Волге, поскольку разжал тот мощный кулак, которым его генералы намеревались разбить Сталинград. Не хотел он признавать и того очевидного факта, что после столь сокрушительных ударов вермахту уже не оправиться и войны Германии не выиграть.
После Сталинграда Гитлер пребывал в страшном расстройстве, видя, как во второй раз победа ускользает у него из рук. Он жаловался на все и вся и постоянно ругал армию. И если он и раньше-то был мало на что способен в военном отношении, то теперь совсем закусил удила. «Его решения, – писал о тех днях Гальдер, которому доставалось в силу его близости к фюреру больше всех, – перестали иметь какое-либо отношение к принципам стратегии и операций, признанным всеми прошлыми поколениями. Они диктовались его необузданной натурой и следовали его моментальным импульсам; это была натура, не признававшая никаких ограничений для возможностей и которая превращала свое желание в отца своих потребностей…»
Разгром немецких войск сыграл с Гитлером злую шутку, и отныне он с сильно поврежденной психикой будет жить уже в каком-то ином, обособленном от реальной жизни мире, что принесет стране новые страдания и жертвы.
Конечно, все сказанное вовсе не умаляет героизма советских солдат и офицеров, которые проявляли чудеса смелости и стояли насмерть за каждый метр родной земли. Хотя и сегодня вряд ли кто может точно сказать, как развивались бы события, если бы немецкой армией командовали профессиональные военные…
Коль скоро мы заговорили о весьма пошатнувшемся после поражения под Сталинградом здоровье фюрера, интересно будет узнать, каким пациентом являлся Адольф Гитлер с точки зрения медиков. Проблемы со здоровьем у фюрера наблюдавшие за ним врачи заметили еще летом 1942 года. Даже всегда осторожный рейхсфюрер СС Гиммлер как-то сказал, что «после начала войны фюрер сильно постарел – лет на пятнадцать».
Действительно, у Гитлера часто возникали головные боли, поднималось давление, и постоянно дрожали руки. Раньше ничего подобного не было. Правда, дважды он временно терял зрение, но это являлось следствием той газовой атаки, в которую Гитлер попал еще в Первую мировую войну. Возникала эта слепота на почве постоянного переутомления и сильного эмоционального напряжения, как случилось с ним во время выборов.
В середине 90-х годов XX века английскому историку Д. Ирвингу удалось ознакомиться с архивами доктора Морелля, личного врача пациента «А» – так в целях безопасности было закодировано имя Гитлера. Согласно диагнозам врача, которые тот ставил ему вплоть до 1944 года, Гитлер не страдал ни импотенцией, ни внушающими опасения отклонениями в психике. Тем не менее с зимы 1943 года он ежедневно принимал огромное количество таблеток, что совсем не улучшало состояния его здоровья. Хорошо знавшие фюрера люди отмечали, что у него менялся даже голос: он становился более глухим и хриплым, нарушалась координация движений, ухудшилось зрение, довольно часто отекали ноги. Кончалось это недомогание сильнейшим сердечным приступом. В сентябре 1943 года по рекомендации врачей фюреру пришлось сделать операцию на голосовых связках. Гитлер стал употреблять еще больше сладкого и время от времени погружался в состояние апатии.
Некоторые врачи поспешили поставить диагноз: «булимия» – старческий голод. Какой «старческий» голод мог быть у вождя нации, которому не было и пятидесяти пяти лет! А вот специалисты по радиационной медицине поставили свой, весьма неожиданный для многих диагноз: лучевая болезнь. Как известно, одним из ее основных признаков являются эйфория и неадекватная оценка реального состояния дел. Если так оно и было на самом деле, то вполне возможно, что именно последствия лучевой болезни заставили фюрера летом 1942 года изменить стратегию войны на Востоке.
Однако можно ли объяснить только лучевой болезнью то, что 28 апреля 1945 года фюрер приказал открыть шлюзы, отделявшие берлинское метро от канала Ландвер, чтобы отрезать пути подхода к Имперской канцелярии советским солдатам; этим он погубил тысячи раненых, стариков, женщин и детей, которые спасались там от бомбежки.
Чем был продиктован этот поступок? Действительно ли полнейшим разочарованием Гитлера в его народе или все же его пошатнувшейся психикой, в результате чего фюрер уже не отдавал себе отчета в том, что делает? Для ответа на этот непростой вопрос надо посмотреть, каким, в сущности, пациентом был Адольф Гитлер в свете самых последний достижений медицины.
Как известно, до самого последнего времени вопрос о психическом здоровье Гитлера в нашей стране решался однозначно: он считался психически ненормальным человеком, практически сумасшедшим. Кроме того, вождю нацистов приписывались импотенция, болезни печени, желудочно-кишечного тракта и многое другое, включая даже непонятного происхождения сыпь на теле, которую ряд отечественных исследователей-медиков, кстати, никогда не видевших и не обследовавших диктатора, традиционно относили к последствиям перенесенных Адольфом Гитлером в молодости венерических заболеваний.
Что же было на самом деле? Профессор Эрнст Понтер Шенк изучил все, что известно о здоровье Гитлера, о чем и поведал в своей знаменитой книге «Пациент Гитлер». Что касается физического здоровья Гитлера, то смолоду он жаловался на боли в желудке и кишечнике. Конечно, это были функциональные расстройства, но последующие психические нагрузки привели к тому, что Гитлера мучили сильные спазмы желудка, которые он сам считал симптомами заболевания раком. Но лечивший в середине 30-х годов Гитлера доктор Морелль считал, что боли в желудке вызваны раздражением слизистой. Однако практические все другие врачи утверждали, что здесь имело место типичная симптоматика Colon irritable, т.е. раздражение толстого кишечника, которое у людей с соответствующей вегетативной предрасположенностью при сильных психических нагрузках часто приводит к появлению боли в животе в виде колик. И, конечно же, большую роль в появлении этих болей играло то вегетарианское питание, на которое Гитлер обрек себя после смерти Гели Раубаль. В марте 1938 года колики были настолько сильными, что Гитлер составил завещание. В дальнейшем же эти колики возникали каждый раз при больших психических нагрузках. Когда в сентябре 1944 года Гитлер узнал о десанте союзников в Арнеме, он почувствовал себя настолько плохо, что несколько дней пролежал в постели, что отразилось не только на его психике, но и на судьбах всего мира, потому что Гитлер очень боялся рано умереть и считал своим долгом исполнить свое предназначение, заключавшееся в конечном счете в достижении мирового господства.
Помимо рака Гитлер страшно боялся венерических заболеваний и разного рода бацилл. Именно поэтому он чуть ли не каждые полчаса мыл руки и дал строгое указание не допускать к нему простуженных и больных посетителей. Другим заболеванием Гитлера была гипертоническая болезнь. Венерических заболеваний у него никогда не было.
В отличие от советских авторов западных ученых куда больше интересовали художественные способности Адольфа Гитлера, подробности семейных отношений его родителей, становление личности, влияние на его психику вегетарианства и многое другое. Более взвешенно они подходили и к вопросу психического здоровья Гитлера: если и высказывали свое мнение, то только с точки зрения возможности того или иного диагноза. Другое дело, что таких предположений хватало с избытком, и занимавшиеся здоровьем Гитлера врачи «находили» у него чуть ли не все известные медицине психические расстройства. Пальма первенства здесь принадлежала, само собой разумеется, советским ученым. Можно только изумляться, как человек, страдавший тяжелейшими поражениями психики, вообще мог создать могучую партию, а потом возглавить одно из крупнейших европейских государств!
Что же было на самом деле? Здесь прежде всего интересны свидетельства тех врачей, которые пользовали Гитлера еще тогда, когда он был никем. В начале Первой мировой войны Гитлер решил отправиться добровольцем на фронт, никаких серьезных заболеваний и уж тем более психических отклонений у него не нашли. Да и кто бы дал в руки оружие психически больному человеку?
Следующее серьезное обследование Гитлера компетентной медицинской комиссией относится к 1923 году, когда будущий фюрер уже начал активно выдвигаться на первые роли в нацистском движении. Никаких отклонений не нашли. После разгрома «пивного путча» Гитлер обвинялся в тяжком преступлении против государства, и перед судебными врачами стоял вопрос: отдавал ли он отчет в своих действиях? К тому времени Гитлер прошел через ад войны, был ранен, попал в газовую атаку и получил легкую контузию. Но медицинская комиссия признала его совершенно вменяемым. А вот некоторые аномалии в его поведении были отмечены. Но и здесь нельзя говорить о шизофрении или иной патологии психики. Так, незначительные нарушения, которые в психиатрии принято считать пограничными между нормой и аномалией, которые при желании можно найти у любого человека.
В чем они проявились конкретно? В мышлении, поведении, проповедуемых подсудимым взглядах и идеях и тех способах, с помощью которых Гитлер старался довести свои взгляды до населения. Конечно, на психику Гитлера и его политические взгляды большое влияние оказала война, и далеко не случайно Эрнест Хемингуэй говорил о «потерянном поколении», которому никто и не подумал оказывать хоть какую-то психологическую помощь после возвращения домой из окопов. Что, впрочем, давно известно и без американского писателя, ибо любая война калечит психику.
С другой стороны, не только Гитлеру, но и всем крупным политическим лидерам стоило бы посещать психиатров. Иначе они никогда не стали бы вождями, и западные ученые давно уже особо выделяют такое сложное психологическое явление, как «вождизм». Что же касается идей и взглядов, то связанные с этими явлениями сдвиги можно обнаружить у любого фанатика. И если с этой точки зрения говорить о Гитлера, то речь скорее может идти о довольно часто встречающихся на практике уродливых сочетаниях в одной и той же личности чисто человеческих, правда, далеко не всегда самых приятных качеств, чем о каком-либо психическом заболевании. Специалисты называют подобные сочетания психопатией, которая может иметь множество разновидностей. Скорее всего вследствие именно этого явления у Гитлера, когда он узнал о поражении Германии, наступила временная слепота. Но и здесь нет ничего страшного – ужасы войны способны безболезненно выдержать далеко не все.
Другое дело, что некоторые ученые вследствие временной слепоты поспешили объявить фюрера типичным психопатом. Это лишний раз свидетельствует об их некомпетентности, поскольку они не изучали влияния войны на человеческую психику. И ничего особенно странного нет в том, что в конце концов психика Гитлера, зарекомендовавшего себя отличным солдатом, могла именно так отреагировать на все ужасы кровавой бойни. Нельзя при этом не принимать во внимание, что Гитлер пережил две газовые атаки, а применявшиеся союзниками газы оказывали поражающее воздействие не только на глазные нервы, но и на состояние всей нервной системы.
Что же касается отрицательных человеческих качеств, присущих Гитлеру, то он еще в юном возрасте отличался крайним индивидуализмом, эгоизмом, склонностью к самолюбованию и определенным цинизмом. Что тоже, надо заметить, не ново. И в том, что под влиянием пережитой им нищеты, ужасов войны, а потом практически абсолютной власти, которая способна развратить любого человека, эти черты стали еще больше проявляться, тоже ничего удивительного нет.
Раньше, когда речь заходила о психическом здоровье Гитлера, было принято ссылаться на мнение известного немецкого психиатра Артура Кронфельда. В силу своей национальной принадлежности (Кронфельд был евреем) он ненавидел Гитлера и поставил ему соответствующий диагноз: «антисоциальный истерический психопат». И это при том, что Кронфельд ни разу не осматривал Гитлера.
Конечно, все это несерьезно. Куда более интересен диагноз, поставленный известным немецким психиатром Карлом Вильмансом, работавшим с Гитлером в 1933 году, сразу же после его прихода к власти. Тогда Вильманс нашел у него кратковременную, но весьма тяжелую форму психогенной слепоты – результата напряженнейшей борьбы за власть.
Затем Гитлера осмотрел известный немецкий психиатр Освальд Бумке, который «признался» только после окончания Второй мировой войны, что тогда он «так и не смог решить, что более преобладало в личности нового рейхсканцлера – истеричность или параноидальность».
В свою очередь известный голландский психиатр Р. Штольк считал, что причины психопатии Адольфа Гитлера кроются очень глубоко и однозначно ответить на этот вопрос невозможно: слишком уж много вредных воздействий на психику перенес фюрер на протяжении своей жизни, что и привело к возникновению у него определенных симптомов.
Конечно, со стопроцентной уверенностью на вопрос, был Гитлер психически больным или нет, сейчас не ответит уже никто. Гораздо интереснее то, что между патологическими властолюбцами, получившими власть, и теми, кто не сумел ее достичь и боролся против нее, по мнению психоаналитиков, нет никакой разницы. Робеспьер, Марат, Ленин, Троцкий, Сталин и другие революционеры, упорно и долго боровшиеся с законными властями своих и чужих стран, встав «у руля», мгновенно превращались в суровых, жестоких властителей, проливших реки крови. Всех их можно поставить в один ряд с такими откровенно кровавыми тиранами, как Сулла, Калигула и тот же Гитлер. Ведь не случайно Гегель в своих знаменитых лекциях по философии истории говорил о том, что нет никакого смысла подходить ко всем так или иначе влиявшим на ход мировой истории деятелям с точки зрения морали обыкновенного человека.
По самому большому счету практически все вожди, революционеры и тираны являются потенциальными пациентами психиатра. Каждый из них, по мнению ведущих ученых в этой области, является патологическим убийцей и некрофилом, даже если лично никогда никого не убивал. И в данном случае «некрофилия» содержит в себе более широкое понятие – страсть к разрушению. А раз так, то любые оценки психического состояния Гитлера можно учитывать лишь до некоторого предела, поскольку уже давно известно, что политическая и этическая направленность любого исторического лица в принципе нисколько не зависит от наличия или отсутствия у него какого-либо психического заболевания. Как среди жутких кровавых тиранов, так и среди хорошо известных всему миру прогрессивных политиков встречались люди с одинаковой психикой и одинаковыми болезнями. Правда, их роль в зависимости от той или иной идеологии оказывалась диаметрально противоположной. И тот же Гитлер среди своих знакомых считался милейшим человеком, был хорошо воспитан, умел ухаживать за дамами, становился душой любой компании.
Еще факт: в 1918 году Гитлер довольно тяжело болел эпидемическим энцефалитом. Подобное заболевание рано или поздно приводит к вегетативным нарушениям. Даже этот факт не может служить отрицанием того, что Адольф Гитлер был психически здоров на протяжении всей своей жизни, вплоть до того рокового дня, когда он пустил себе пулю в лоб.
Никто даже и не заикнулся о «ненормальности» Гитлера, пока он одерживал одну политическую и военную победу за другой. А его поступки вытекали из человеконенавистнической идеологии национал-социализма, созданной целым рядом известных ученых и философов. Ее возникновение во многом было обусловлено ходом самой немецкой истории, тяжелым экономическим положением Германии того времени и общей политической обстановкой в мире, а отнюдь не психической патологией личности Гитлера.
Известно, что даже самые отчаянные истерические психопаты прекрасно отдают себе отчет в собственных поступках, отлично могут контролировать свое поведение и к ним следует относиться как к совершенно здоровым людям. И лучше, наверное, прекратить все эти досужие разговоры о психическом нездоровье Гитлера, ибо тогда придется поставить в один ряд с ним практически всех выдающихся исторических деятелей.
Как это ни печально для самого Гитлера, но он оказался не только никудышным полководцем, но и крайне недальновидным политиком, что прежде всего выразилось в его отношении к оказавшемуся в оккупации населению. Мы уже писали о том, какую политику намеревались проводить нацисты на завоеванных территориях по отношению к местному населению. Уже 6 июня 1941 года германским войскам был отдан приказ вести себя с завоеванными людьми с особой жестокостью. Женевская конвенция не действовала, пленных русских не считали «военнопленными», а комиссары расстреливались на месте. Дополнение к Директиве №33 информировало войска о том, что удержать огромную территорию можно, если только «проводить по отношению к населению такой террор, который подорвет всякую волю к сопротивлению». Из этого при любом раскладе ничего хорошего выйти не могло. Однако ослепленный своими расовыми теориями Гитлер так и не смог осознать, как надо было правильно использовать недовольных сталинским режимом, и вместо того чтобы всячески располагать население оккупированных районов к новой власти, он вместе с Гиммлером подписал 7 декабря 1941 года приказ «Мрак и туман», который предусматривал зачистку завоеванной территории. Что и делалось с великим знанием дела.
Так немцы развязали «коричневый террор», который по своему размаху превзошел все ужасы красного террора. Массовые казни осуществлялись четырьмя отрядами спецакций – А, В, С и Д. И больше всего страдали отнюдь не евреи и коммунисты, а те самые люди, которых принято называть простыми. А ведь уже тогда в немецком руководстве были трезвые головы, которые, убедившись, что в Советском Союзе достаточно оппозиционно настроенных к режиму людей, считали необходимым изменить проводимую в отношении славян политику. И далеко не случайно заместитель начальника политического департамента Остминистериума Отто Бройтингам писал в своем докладе осенью 1942 года:
«Вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него. И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано. Население встречало нас с радостью, как освободителей, и отдавало себя в наше распоряжение…
Обладая присущим восточным народам инстинктом, простые люди вскоре обнаружили, что для Германии лозунг «Освобождение от большевизма» на деле был лишь предлогом для покорения восточных народов немецкими методами… Рабочие и крестьяне быстро поняли, что Германия не рассматривает их как равноправных партнеров, а считает лишь объектом своих политических и экономических целей…
С беспрецедентным высокомерием мы отказались от политического опыта и… обращаемся с народами оккупированных восточных территорий как с белыми «второго сорта», которым провидение отвело роль служения Германии в качестве ее рабов…
Не составляет отныне секрета ни для друзей, ни для врагов, что сотни тысяч русских военнопленных умерли от голода и холода в наших лагерях…
Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи…
Продолжая обращаться со славянами с безграничной жестокостью, мы применили такие методы набора рабочей силы, которые, вероятно, зародились в самые мрачные периоды работорговли. Стала практиковаться настоящая охота на людей…
Наша политика вынудила как большевиков, так и националистов выступить против нас единым фронтом…»
В высшей степени бессмысленно задаваться вопросом, как закончилась бы война, поведи себя немецкое руководство более разумно и постарайся привлечь на свою сторону население. Но нацисты не могли вести себя иначе, поскольку тогда они не были бы нацистами. Именно поэтому они и не использовали ту опору, на которую в случае иной политики могли бы рассчитывать, что в свою очередь отталкивало от них тех, кто надеялся на освобождение от Сталина и лучшую жизнь. А те, кто все-таки перешел на их сторону, попали в безнадежное положение, поскольку были обречены. Для немцев они так и остались представителями расы неполноценных славян, а для соотечественников стали предателями.
Надо отдать должное и советской агентуре, которая постоянно распускала слухи о том, что после войны очень многое в стране изменится: распустят ненавистные колхозы и перестанут сажать в тюрьмы. Другое дело, что не все верили в эти сказки. Особенно те, кто вдоволь нахлебался сталинского демократизма.
Что же касается коммунистов, то их действительно уничтожали, но… далеко не всех. Как правило, это были политкомиссары, приказ об уничтожении которых существовал на самом деле. А вот многие из тех, кто пригрелся в свое время во всевозможных райкомах, не пропали и при новой власти и наперебой предлагали немцам свои услуги. В чем не было ничего удивительного, поскольку в кровавых чистках 1930-х уцелели только те, кто с удивительной ловкостью менял взгляды и приспосабливался к новым условиям.
Более того, очень многие работники НКВД оказались на работе в гестапо, куда их весьма охотно брали: спецслужбы всегда ценили профессионалов. А кто мог лучше бывших чекистов знать местные условия и людей? Облегчало немцам задачу и то, что у большинства этих людей, прошедших страшную школу сталинских застенков, где убивали без суда и следствия ни за что, никакой морали уже не было. Ну и, наконец, были среди тех, кто шел на работу к фашистам или добровольно сдавался в плен, люди, ненавидевшие Сталина. Именно из таких немцы и подыскивали человека, который смог бы встать во главе Русской освободительной армии.
Одним из кандидатов стал командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин. Герой сражения за Смоленск, он был ранен и попал в плен. Его выходили, после чего он предложил Гитлеру создать альтернативное русское правительство для борьбы «против ненавистной большевистской системы». «Если это действительно не завоевательная война, – говорил он, – а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы стать друзьями…»
Надо отдать Лукину должное: если он и заблуждался насчет «похода за освобождение», то недолго. Уже зимой 1942 года он понял, что ни о какой дружбе с нацистами не может быть и речи, и от какого бы то ни было сотрудничества с ними отказался.
Но самым интересным во всей этой истории было то, что Сталин не тронул его и, продержав несколько месяцев под следствием, оставил ему генеральское звание. Вряд ли речь может идти в данном случае о какой-то гуманности Сталина. Гуманность для него так навсегда и осталась неизвестной, а вот ради пропаганды опальному генералу жизнь оставить можно было. Чтобы вернуть сотни тысяч русских солдат и офицеров, оказавшихся за границей.
Расставшись с Лукиным, немцы стали подыскивать ему замену. И очень скоро нашли ее в лице командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова.
Бывший крестьянин и воспитанник Нижегородской семинарии встретил войну командиром дислоцированного на Украине 4-го моторизованного корпуса. Под Москвой он командовал 20-й армией, и здесь мнения разделились. Сталинисты и сейчас уверены, что Власов проболел всю кампанию, тогда как другие историки отмечают, что именно там генерал заявил о себе как об одном из самых талантливых и популярных командиров.
Мы не собираемся продолжать дискуссию на эту тему, но все же отметим, что вряд ли бы бездарного генерала Сталин поставил бы во главе 2-й ударной армии, которой надлежало деблокировать Ленинград.
Однако никакого деблокирования не произошло, в результате полностью проваленной Ставкой Любанской операции армия Власова попала в окружение и почти полностью была уничтожена. Сам генерал, после долгого блуждания по болотам попал в лагерь для высшего командного состава под Винницей. Вместе с командиром 41-й дивизии полковником Боярским он составил доклад, в котором писал о том, что большинство населения и армии приветствовало бы свержение советского режима, если бы немцы создали в России национальное государство.
Так было положено начало «власовскому» движению, на него обратили внимание в отделе «Вермахт-пропаганда», и уже очень скоро была выпущена первая листовка за подписью Власова. Вслед за ней появилась «Смоленская декларация», в которой объявлялось о создании в Смоленске Русского комитета и Русской освободительной армии.
«В Смоленск, – пишет В. Шамбаров в книге «Государство и революция», – в адрес несуществующего Русского комитета посыпались письма граждан, пошли ходоки, чтобы установить с ним контакт. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. И солдаты – «хиви», бойцы разных «Остгруппен» оживились: теперь вроде было за что воевать… Без согласования с руководством рейха, по прямым договоренностям с военным командованием на местах были предприняты поездки Власова по оккупированным территориям… Встречали его восторженно. Залы, где он выступал, были переполнены, толпа прорывала полицейские кордоны, подхватывала генерала и несла его на руках. Власов говорил о цели своей борьбы – создании независимого национального государства. Отвечая на вопросы, часто вынужден был выдавать желаемое за действительное, например, что немцы «в союзе с русскими» помогут сбросить диктатуру Сталина, так же как русские помогли Европе освободиться от Наполеона. Дипломатично лавировал, отмечая, что пока русские антикоммунисты вынуждены быть «гостями немцев», но после победы немцы в России будут лишь гостями. Однако на вопросы, не превратит ли Германия страну в свою колонию, отвечал однозначно – иностранного господства Россия не потерпит ни в какой форме».
