Текст книги "Гитлер. Неотвратимость судьбы"
Автор книги: Александр Ушаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 60 страниц)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Но даже сейчас, когда все пути были уже отрезаны, Гитлер все еще на что-то надеялся, поскольку он так ничего не сказал Еве о своем намерении покончить жизнь самоубийством. Более того, в ночь с 23 на 24 апреля он принял решение оголить Западный фронт и перебросить все имевшиеся силы на оборону Берлина. Для этого он приказал Кейтелю отправиться в расположенный близ небольшого городка Визенбурга штаб 12-й армии и передать ее главнокомандующему генералу Венку приказ немедленно выступить на помощь окруженной 9-й армии, а затем вместе с ней деблокировать столицу.
По словам секретарши Юнге, в те часы Гитлер вел себя весьма странно. Он то демонстрировал непоколебимый оптимизм, заражая им окружающих, то вдруг мрачнел и впадал в глубокую депрессию. «Он сказал, – вспоминала секретарша, – что залог победы в любом сражении – последний батальон, и привел в качестве примера исход битв при Ватерлоо и Кюнерсдорфе. Если он сумеет удержать Берлин, как в свое время русские Сталинград, то опять сможет сплотить вокруг себя немцев и вдохновить их на новые подвиги. Кроме того, Гитлер надеялся на разногласия между русскими и англо-американцами и даже на якобы неизбежный конфликт между ними».
25, 26 и 27 апреля Гитлер целыми днями обсуждал план прорыва окружения советских войск армией генерала Венка, которая закрепилась на Эльбе. Ее войска были брошены против советских войск западнее Берлина с намерением пробить брешь и соединиться с 9-й армией. Но когда Гитлер отдал приказ Венку прорываться к Имперской канцелярии, армии просто уже не было. Она была разбита, даже не успев дойти до Берлина. Тем не менее Гитлер продолжал передвигать по карте части Венка и посылать ему приказы, поскольку ни Борман, ни Геббельс и не подумали сообщать любимому фюреру о крушении его последней надежды. И 26 апреля Гитлер сказал Ханне Рейтч:
– Я все еще надеюсь, милая Ханна, что генерал Венк со своей армией подойдет с юга. Он должен отогнать русских подальше… Тогда мы овладеем положением…
Впрочем, надеялся не только он один. Командовавший обороной Берлина генерал Вейдлинг записал в своем дневнике: «26-е – день надежд! Все время Кребс звонил и каждый раз передавал какое-нибудь радостное сообщение… То передовые части Венка уже сражаются южнее Потсдама, то… в столицу прибыли три маршевых батальона, то Дениц обещал на самолетах перебросить в Берлин самые отборные части флота».
Но уже очень скоро «день надежд» сменился отчаянием, и тот же Вейдлинг посоветовал Гитлеру прорываться на запад через единственную оставшуюся лазейку. Однако Борман с Геббельсом отговорили Гитлера от этой затеи.
Затем произошло то, что повергло Гитлера в глубокое уныние и лишило его последней надежды. Все дело было в телеграмме Германа Геринга, которую фюрер, если верить Шпееру, получил в ночь на 24 апреля. Хотя по другим данным, телеграмма поступила в бункер 25 или даже 26 апреля.
Мы уже говорили о той фразе, которую Гитлер так неосторожно произнес 22 апреля, согласно которой именно Герман Геринг должен был вести переговоры с Западом. В тот же день доверенное лицо Геринга в Ставке генерал Коллер вылетел в Берхтесгаден и сообщил о ней рейхсмаршалу. «Так что начинайте переговоры, – закончил Коллер доклад, – пока еще не поздно!»
Геринг задумался. Больше всего на свете он боялся провокаций со стороны своего злейшего врага Бормана, но терять было уже нечего, и он решил воспользоваться создавшимся положением. Однако, прежде чем послать телеграмму Гитлеру, он вызвал начальника канцелярии Ламмерса и показал ему указ фюрера, в котором тот говорил о непредвиденных обстоятельствах и его преемственности.
– Что вы скажете? – спросил он. – Можно ли считать, что те непредвиденные обстоятельства, о которых идет речь в завещании фюрера, наступили?
– Да, конечно, – ответил Ламмерс, – и вы вправе поступать как наместник фюрера…
Геринг удовлетворенно кивнул и тут же продиктовал телеграмму следующего содержания. «Мой фюрер! Ввиду вашего решения оставаться в крепости Берлин, согласны ли вы, чтобы я немедленно принял на себя общее руководство рейхом при полной свободе действий внутри страны и за ее пределами в качестве вашего заместителя в соответствии с вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если до десяти часов вечера сегодня не последует ответа, то я буду считать само собой разумеющимся, что вы утратили свободу действий и что возникли условия вступления в силу вашего указа. Я также буду действовать в высших интересах нашей страны и нашего народа. Вы знаете, какие чувства я питаю к вам в этот важнейший час моей жизни. Мне не хватает слов, чтобы выразить себя. Храни вас Бог, и успеха вам, несмотря ни на что. Верный вам Герман Геринг». Кроме того, Геринг сообщил о своем решении начать переговоры с командующим англо-американскими войсками генералом Дуайтом Эйзенхауэром о возможной капитуляции.
Прочитав послание «верного Геринга», Гитлер впал в прострацию, а придя в себя, гневно воскликнул:
– Это предательство!
– Вы правы, мой фюрер, – согласно кивнул стоявший рядом Борман, люто ненавидевший Геринга и мечтавший о том светлом дне, когда он сможет бросить этого борова за решетку. – Герман Геринг подлый изменник! Его следует немедленно арестовать и предать казни!
Однако Гитлер не спешил казнить «верного Германа». Он умел читать между строк и понял, что Геринг избавлял его от унизительных переговоров с Западом и не посягал на его власть в дальнейшем. Геринг указывал Гитлеру путь к спасению и в случае его согласия развязывал себе руки для любых сделок с союзниками от своего имени.
– Да что там говорить, – прервал размышления притихшего Гитлера Геббельс, – это самый настоящий ультиматум, в котором содержится предательская попытка захватить власть… Надо срочно принимать надлежащие меры…
Гитлер покачал головой и неожиданно для всех вдруг сказал:
– Да, все это так… но переговоры о капитуляции он пусть все же ведет…
Борман озадаченно взглянул на Геббельса. Его, как и самого министра пропаганды, такое развитие событий не устраивало. Чего доброго, эта свинья сумеет договориться с англосаксами и станет главой новой Германии, а они окажутся лишними в той большой политической игре, которую, судя по всему, оба нацистских лидера вели за спиной Гитлера.
– Как, – недоуменно воскликнул Борман, – вы прощаете человека, который посягнул на вашу власть?
Все еще не принявший окончательного решения Гитлер неопределенно махнул рукой и взглянул на личного адъютанта группенфюрера СС Шауба.
– Любой ценой прорвитесь в Мюнхен и сожгите все мои личные бумаги! Затем то же самое сделайте в Оберзальцберге…
Шауб щелкнул каблуками и покинул комнату. Гитлер взглянул на застывшего с тревожным выражением на лице Бормана.
– Мартин, – наконец произнес он, – дайте Герингу следующую телеграмму. Ваше намерение взять на себя руководство государством является государственной изменой. Государственные измены караются смертной казнью…
При этих слова лица Бормана и Геббельса просветлели, и они обменялись многозначительными взглядами. Но то, что они услышали дальше, снова повергло их в уныние.
– Учитывая ваши заслуги, – продолжал диктовать Гитлер, – приобретенные деятельностью в партии и государстве, фюрер хочет еще раз воздержаться от смертной казни, но требует вашей немедленной отставки под предлогом, что из-за болезни вы не в состоянии выполнять возложенные на вас обязанности. Борман.
Кончив диктовать, Гитлер бессильно откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Борман и Геббельс вышли из комнаты.
– Что будем делать? – спросил Геббельс. – Такой телеграммой этого борова не удержать!
– Арестовывать! – пожал плечами Борман. – Что же еще!
Он подозвал адъютанта и продиктовал еще одну телеграмму. На этот раз оберштурмбанфюреру СС Франку, командиру эсэсовской части в Оберзальцберге:
– Геринг имеет изменнические намерения. Приказываю вам немедленно арестовать Геринга, чтобы лишить его всех возможностей их осуществления. Об исполнении доложить мне лично. Борман.
В эту минуту очередной советский снаряд попал в канцелярию. С потолка посыпалась штукатурка. Борман поморщился и закончил диктовать приказ:
– Если Берлин падет, всех предателей от 22 апреля 1945 года расстрелять… Вот так, Йозеф, – взглянул он на Геббельса, и тот согласно кивнул.
Получив приказ Бормана, Франк занял все здания Оберзальцберга и изолировал город от внешнего мира. Но самого Геринга из соображений безопасности отправили в Австрию, где он находился под охраной СС до своего пленения американцами.
Так провалился план Геринга. Однако у далеко не самой сладкой парочки Борман-Геббельс оставался еще один могучий противник: рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Как скоро выяснится, он вел собственную игру. И тем не менее и Борман, и Геббельс были несказанно довольны тем, что им наконец-то удалось покончить со вторым человеком в Германии…
* * *
Артобстрел усиливался с каждой минутой. В бункер фюрера было несколько прямых попаданий, но толстые бетонные перекрытия пока выдержали. Положение обострилось настолько, что часовые в Имперской канцелярии получили автоматы и ручные фанаты на случай отражения парашютного десанта. В северной части немецкой столицы вовсю шли жестокие уличные бои.
Немногочисленные немецкие части и кое-как вооруженный фольсштурм (народное ополчение) отчаянно сопротивлялись, однако превосходство противника было слишком велико. Все были обречены. Последняя надежда на деблокирование армией Венка и танковым корпусом Штайнера рухнула, офицеры сообщали, что улицы усеяны ранеными и убитыми. Повсюду так горела техника, что ночью все было видно как днем. Помещения новой Имперской канцелярии, предназначенные для эвакуации детей берлинского севера и беременных женщин, превратились в постоянно пополнявшийся лазарет.
Приблизительно в это время, используя одну из немногих еще оставшихся свободных улиц, неподалеку от рейхстага и Бранденбургских ворот приземлился легкий трехместный самолет «Шторьх». Этот самолетик отлично зарекомендовал себя во многих секретных и опасных операциях, проводившихся нацистскими спецслужбами, и именно на нем «диверсант номер один» Третьего рейха Отто Скорцени вывез из Гранд-Сало свергнутого Бенито Муссолини.
Самолет пилотировала прославленная немецкая летчица Ханна Рейтч, награжденная Железными крестами I и II степени. Вместе с ней в столицу рейха прилетел раненый генерал-полковник Роберт фон Грейм. Именно его Гитлер назначил преемником Германа Геринга на посту командующего военно-воздушными силами Германии. Рейхсмаршал доверием фюрера больше не пользовался.
– Я прошу разрешить мне остаться с вами в бункере, – попросила фюрера Рейтч.
– Зачем? – удивился Гитлер.
– Хочу разделить вашу судьбу! – ответила знаменитая летчица.
– Нет, – покачал головой фюрер. – Приказываю вам немедленно покинуть Берлин! Я всегда ценил вас как летчицу, – на глазах Гитлер выступили слезы, – а теперь убедился, что вы и очень преданный человек… Эх, если бы все генералы были такими, как вы! – с неожиданной злостью повторил он уже ставшую для него привычной фразу. – Все, прощайте!
Гитлер слегка коснулся рукой плеча стоявшей перед ним отважной летчицы и пошел прочь шаркающей походкой. Женщина заплакала.
Гитлер отправился в кабинет, где его ожидали Ева и чета Геббельсов. Усевшись в кресло, он долго и нудно рассказывал им о чудесной и отважной женщине, с которой только что попрощался. Закончил он свой утомительный монолог все той же фразой о предавших его генералах. Вдоволь наговорившись, он умолк и устало закрыл глаза. И вот тогда-то Геббельс предложил отвезти Еву, секретарш и свою жену в итальянское посольство.
– Там они будут в полной безопасности, – заявил он, – в то время как здесь они рискуют попасть в руки русского десанта…
Гитлер молча слушал, а Ева удивленно смотрела на министра пропаганды. И в самом деле, сколько же можно говорить на эту тему? Она уже приняла решение и останется со своим возлюбленным. Тем не менее в тот же день ей снова пришлось выслушать просьбу об отъезде. На этот раз от Эриха Кемпки. Водитель хорошо знал Еву с 1932 года и всегда желал ей добра.
– Нет, – снова покачала головой Ева, – я не хочу оставлять фюрера, и если ему суждено умереть именно здесь, то я умру вместе с ним… Он сам настаивал на моем отъезде, и я ему ответила, что не желаю, его судьба – это и моя судьба! Как же после всего этого я могу оставить его одного в такую трудную минуту… Спасибо тебе, Эрих, но оставим этот разговор!
Ева пошла прочь, а пораженный твердостью и преданностью молодой женщины Кемпка долго смотрел ей вслед. Да, что там говорить, ради таких женщин стоило и жить, и умирать. Хоть в этом Гитлеру повезло.
В связи с этим надо, наверное, рассказать о том, как Гитлер все-таки спас свою возлюбленную, гибели которой, по мнению известного американского историка И. Мельхиора, служившего в специальном подразделении Управления стратегических служб и во фронтовой контрразведке, фюрер допустить не мог.
После войны Мельхиор занимался розысками гитлеровских военных преступников, скрывавшихся в разных странах Европы и Латинской Америки. Он изучал архивы, трофейную документацию спецслужб, опрашивал множество свидетелей и очевидцев и, в конце концов, сделал вывод о том, что Гитлер решил спасти Еву любой ценой и приказал найти ей… двойника.
Насколько известно из трофейных документов и проведенных западными исследователями изысканий, сам Гитлер имел нескольких двойников. Из них самым «удачным», практически полностью имитировавшим внешность и характерные жесты фюрера, считался Густав Велер. Но Еве до весны 1945 года двойники совершенно не требовались.
– Зачем? – равнодушно пожимая плечами в ответ на предложения Гиммлера решить этот серьезный вопрос, отвечал фюрер. – Она живет далеко от столицы, Генрих.
* * *
Но теперь было другое дело, и поиски двойника для Евы Гитлер поручил Борману. Тот привлек к работе одного из адъютантов диктатора – штурмбанфюрера СС Отто Гюнше, охранявшего фюрера на протяжении многих лет. Ему в помощники наметили штурмбанфюрера СС Оскара Стрелитца, не раз доказавшего делом преданность фюреру и лично Борману при решении ряда щекотливых вопросов и проведении некоторых секретных операций. Стрелитц клятвенно заверил Бормана, что найдет двойника для Евы Браун.
Стрелитц решил искать двойника там, где в этот период скапливалось больше всего людей. Такими местами являлись берлинские лазареты, родильные дома, госпитали и больницы. Он стал тщательно прочесывать их и в одном из берлинских лазаретов нашел женщину, удивительно похожую на Еву Браун.
Впрочем, по мнению западных исследователей, абсолютного сходства с Евой не требовалось, так как в это время в бункере рейхсканцелярии вместо Гитлера находился его лучший двойник – Густав Велер. Настоящий Адольф Гитлер уже исчез. Теперь то же предстояло сделать даме его сердца. Поэтому очень трудно определенно сказать: с кем именно провели в фюрербункере свадебную церемонию? Кто в ней участвовал – сам Адольф Гитлер или его двойник, умело игравший роль «коричневого» фюрера? Не меньше споров и сомнений вызывает и то, состоялась ли эта церемония вообще!
Спустя несколько часов после нее новоиспеченные супруги Гитлер скрылись за массивными стальными дверями личного кабинета Адольфа. Как только дверь за ними закрылась, Ева начала с лихорадочной поспешностью расстегивать свадебное платье из розовой тафты, а «супруг» деятельно помогал ей в этом.
Как только Браун стянула с себя подвенечное платье, из спальни, примыкавшей к кабинету фюрера, Стрелитц вынес на руках женщину, находившуюся в бессознательном состоянии. Возможно, ее специально накачали сильными наркотиками. По некоторым сведениям, жертва-двойник Евы Браун была только в нижнем белье. Стрелитц положил ее на диван и начал сноровисто переодевать в платье, которое только что сняла с себя Браун. Потом на ноги неизвестной надели туфли Евы, и эсэсовец сунул ей в рот ампулу с цианистым калием. Он крепко сжал челюсти находившейся без сознания женщины и раздавил ампулу с ядом. По кабинету поплыл легкий запах горького миндаля. Затем выхватил пистолет и застрелил Велера.
Трупы двойников оставили в кабинете фюрера. Браун переоделась в неприметное платье и темное пальто. Стрелитц вывел ее из апартаментов, а Борман передал оберштурмфюреру СС Виллибальду Охану.
Охан хорошо знал подземные лабиринты рейхсканцелярии и вывел Еву из бункера к подземному гаражу на улице Геринга в Берлине. Там беглецов ждал темный закрытый «мерседес». Скорее всего, как предполагают эксперты, конечный пункт маршрута находился на юге Германии, где оставалась небольшая «щель», через которую можно было покинуть горящий Берлин.
В 1981 году декан кафедры анатомии и биологии полости рта Стоматологической академии при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе профессор Рейдар Согинаес доказал, что «опознанные» советским СМЕРШем останки женщины, лежавшие в воронке во дворе рейхсканцелярии в мае 1945 года, принадлежали не Еве Браун, а другой женщине.
Заявление американского профессора поддержали многие специалисты на Западе. Согинаес сам участвовал в идентификации и знал предмет, о котором говорил. Остался не сгоревшим в пламени разведенного охраной костра принадлежавший любовнице «коричневого» диктатора Еве Браун зубной мост с зубами-протезами, изготовленными из белой пластмассы. Есть серьезные подозрения, подтвержденные многими косвенными данными, что этот зубной протез, якобы изготовленный для Евы Браун, специально подбросили эсэсовцы. Но он никогда не был у нее рту. Да и как он мог уцелеть, если сами трупы сгорели?!
Металл протеза почему-то не расплавился в пламени, пластмасса зубов тоже осталась цела. И почему пластмасса, когда немецкая стоматология уже в то время широко применяла фарфор – его ставили при протезировании еще задолго до Второй мировой войны? Сомнительно, чтобы красивая молодая женщина, не так давно перешагнувшая тридцатилетний рубеж, да еще любовница первого лица в Германии, согласилась иметь зубной протез из пластмассы, зная о существовании прекрасных фарфоровых протезов.
Череп сгоревшей «Евы» оказался настолько сильно поврежден, что сохранились буквально только некоторые фрагменты костей, а все остальное огонь и неизвестно как и где полученные травмы изменили до полной неузнаваемости. Надо полагать, что наверняка перед эсэсовцами, выполнявшими одно из последних секретных заданий Мартина Бормана, специально поставили задачу довести тела «Адольфа Гитлера» и его новоиспеченной супруги «Евы Гитлер», в девичестве Браун, до полной неузнаваемости, чтобы впоследствии никакая экспертиза не могла дать точного ответа при попытке идентифицировать личность. Костоломы из эсэсовского подразделения, охранявшего бункер под рейхсканцелярией, имели огромный опыт в подобных «процедурах» и постарались на славу, раздробив все, что только можно раздробить, и перемолов все, что только можно было перемолоть.
Нет никаких сомнений, что все это делалось специально, иначе в той обстановке вряд ли кто стал бы увечить трупы Гитлера и Евы Браун – зачем? Значит, имелась настоятельная необходимость не позволить их опознать. Конечно, с Евой Браун вышла некоторая накладка, поскольку в РСХА не рассчитывали, что любовница все-таки посмеет ослушаться самого фюрера и примчится в Берлин. Все тем не менее было успешно улажено.
* * *
27 апреля в 21 час Гитлера ждал новый удар. Информационное агентство «Дойчес нахрихтенбюро» передало сообщение агентства Рейтер о том, что Генрих Гиммлер установил связи с графом Бернадоттом, чтобы вести переговоры с западными державами о сепаратном мире. В качестве причины своего решения Гиммлер приводил тот факт, что фюрер блокирован и, в довершение ко всему, страдает нарушениями мозговой деятельности. По словам «верного Генриха», Гитлер больше не владел собой и собирался прожить не более двух суток. Услышав о новом предательстве, Гитлер потемнел лицом, и присутствующие при этой сцене стали серьезно опасаться, как бы его не хватил удар. Зато Борман воспринял известие о предательстве Гиммлера с радостью. Зажав в кулаке врученный ему одним из телеграфистов текст сообщения, он вышел из комнаты, зло бросив на ходу:
– Я всегда говорил, что верность надо носить не на пряжке (на пряжке поясного ремня эсэсовцев было выбито: «Моя честь – верность!»), а в сердце!
Заметив идущего по коридору Кемпку, Борман спросил:
– Где Фегеляйн?
Водитель сообщил, что офицер связи между Гиммлером и Гитлером обергруппенфюрер СС Герман Фегеляйн в 17 часов взял у него машину и отправился за важными документами рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, которые он намеревался передать ему в бункере после своего возвращения. Однако по каким-то причинам он пока не вернулся, а водитель его машины сообщил, что Фегеляйн вышел недалеко от Курфюрстендамм. Куда он пошел? Этого не знал никто.
Борман вернулся в комнату Гитлера, где посол Хевель и его секретарши упрашивали фюрера дать им яд. Через несколько минут в бункере появился адъютант Фегеляйна, которого тут же допросили. Офицер показал, что после того как они вышли из машины, они отправились на квартиру Фегеляйна. Там генерал переоделся в штатскую одежду и предложил ему последовать его примеру. Тот отказался и вернулся в Имперскую канцелярию. Что же касается его шефа, то, по словам офицера, он собирался пробираться через фронт к Гиммлеру.
– Ну, вот все и стало на свои места! – довольно воскликнул Борман, уверенный в том, что Фегеляйн был в курсе всех дел Гиммлера, и, не дожидаясь указания фюрера, отдал приказ найти и арестовать предателя.
Около полуночи один из вестовых Гитлера попросил Еву подойти к телефону. Ева взяла трубку и услышала голос мужа своей сестры. Зная, что творится на берлинских улицах, Ева очень беспокоилась и, услышав в трубке знакомый голос, радостно воскликнула:
– Герман, где ты? Что с тобой?
– Не беспокойся, – ответил Фегеляйн, – со мной все в порядке, лучше подумай о себе!
– Что ты имеешь в виду? -спросила Ева.
– Скоро всему будет конец, – ответил Герман. – Бросай фюрера и уходи! Через час будет поздно! Я буду пробиваться к Гиммлеру!
– Герман, – неприятно пораженная предложением родственника, – воскликнула Ева, – немедленно возвращайся в бункер! Иначе фюрер будет считать тебя предателем! Он очень хотел с тобой поговорить…
Фегеляйн не ответил, и Ева услышала в трубке короткие гудки. Дабы лишний раз не расстраивать фюрера, Ева решила ничего не говорить ему о предательстве близкого ей человека, однако Гитлер и без нее узнал об этом телефонном разговоре от отдела прослушивания. И, конечно же, пришел в ярость. Высказав все, что он думал о свояке Евы, он приказал арестовать его и доставить его в бункер.
Еще через полчаса в угольном бункере заметили какого-то подозрительного человека, одетого в домашние туфли, кожаное пальто и спортивную шапку. Его задержали. Им оказался генерал Фегеляйн. Пытаясь нагнать на задержавших его эсэсовцев страх, он заявил, что выполняет важный приказ и лучше им оставить его в покое. Однако угроза не подействовала, и генерал был доставлен к начальнику обороны правительственного квартала бригаденфю-реру СС Монке. Понимая, что отпираться бесполезно, Фегеляйн сознался в том, что только что вытащил свой портфель из помещения и спрятал за угольным бункером.
В портфеле находились документы о государственной измене Гиммлера и самого генерала, на которых основывалось агентство Рейтер в своем сообщении. В комнате Фегеляйна был произведен повторный обыск. В нескольких огромных чемоданах эсэсовцы обнаружили 217 серебряных приборов, дамские часы с бриллиантами, принадлежавшие Еве Браун, три дорогих хронометра, две пары золотых запонок с бриллиантами, несколько браслетов и свыше 100 с лишним тысяч швейцарских франков.
Когда всего через час Фегеляйна привели к Гитлеру, он мало чем напоминал совсем еще недавно всемогущего генерала СС, который унижал всякого, кто стоял ниже его, и при каждом случае хвалился близким родством с фюрером. По сути дела перед фюрером стоял живой труп с бледным лицом и выпученными от страха глазами.
Гитлер созвал военный трибунал, который за несколько минут рассмотрел дело об измене и приговорил Фегеляйна к смертной казни. Приговор был направлен Гитлеру, который не спешил его подписывать. Как-никак, а речь шла о фронтовике и муже сестры Евы.
– А может быть, – взглянул он на Еву, – отправить его на фронт?
– Нет, – покачала она головой. – Этот человек собирался сдать нас нашим врагам, и я не желаю считаться ни с какими родственными связями!
Гитлер удовлетворенно кивнул и подписал приговор военного трибунала. Еще через несколько минут генерал был расстрелян в саду Имперской канцелярии.
Хотя всю эту историю поведал свидетель последних дней и личный водитель Гитлера, она все же выглядит неправдоподобной. Не совсем понятно, зачем Фегеляйн, который хотел отправить важные документы, касавшиеся Гиммлера и его самого, собирался передать их шоферу фюрера с просьбой тщательно спрятать, а при появлении противника уничтожить. Более того, для чего Фегеляйну надо было прятать портфель в угольном бункере, если он мог избавиться от документов в городе?
Намного правдоподобнее выглядела версия этих событий в книге Н. Ганна «Ева Браун». Да, Фегеляйна на самом деле арестовали на его квартире, а заодно и жену какого-то дипломата, с которой генерал намеревался бежать за границу. Здесь же нашли чемоданы с золотом и деньгами, И после того как Фегеляйн предстал перед Гитлером, его жалкий вид растрогал Еву, и она сказала:
– Простите его, мой фюрер, он еще так молод, а его жена ждет ребенка…
– Ладно, – махнул рукой Гитлер, – черт с ним, пусть живет… Лишите его всех званий и наград и держите под домашним арестом…
Фегеляйн облегченно вздохнул и попытался выдавить из себя слова благодарности Еве. Однако та даже слушать его не стала. Презрительно взглянув на стоявшего перед нею генерала, она сделала знак конвою увести его.
Утром 28 апреля Гитлер отправил телеграмму Кейтелю: «Я ожидаю освобождения Берлина. Что делает армия Хейнрици? Где Венк? Что с 9-й армией?».
Однако после того как 28 апреля в бункер из министерства пропаганды доставили запись сообщения агентства Рейтер, согласно которому Гиммлер вступил за спиной Гитлера в переговоры с президентом шведского Красного Креста графом Бернадоттом, чтобы установить через него контакты с западными державами, атмосфера в бункере накалилась до предела. Гитлер был настолько поражен, что в течение минуты не мог вымолвить ни слова. Затем разразился ругательствами и в конце концов заплакал:
– Никто меня не щадит, – причитал он. – Мне пришлось испытать все – разочарование, предательство… А вот теперь еще и он. Нет такой несправедливости, какую бы мне не причинили!
Фегеляйна, который, конечно же, не случайно собирался в Швейцарию, подвергли допросу с пристрастием, поскольку Гитлер и его ближайшие сподвижники уже не могли не связывать его бегство с планами Гиммлера.
– Он изменник, – заявил Гитлер Еве. – По отношению к таким мы должны быть безжалостны. Вспомни, как Чиано предал Муссолини.
– Ты фюрер, – не стала возражать Ева, – и должен быть выше родственных связей…
Обитатели бункера с полнейшим равнодушием встретили смертный приговор одному из самых влиятельных эсэсовцев. И куда больше в тот момент их интересовали продовольственные склады и вино на любой вкус. «Каждый, – пишет Н. Ганн в книге «Ева Браун», – брал оттуда сколько хотел вина, коньяка и продуктов. Во всех помещениях и переходах было душно и смрадно, так как отключилась система вентиляции. Мощные разрывы снарядов и мин, уже пробивших в нескольких местах железобетонное покрытие подземного коридора, ведущего в рейхсканцелярию, создавали в бункере ощущение подземных толчков. Настроение у его обитателей, вынужденных сидеть в полумраке, поскольку использовалось исключительно аварийное освещение, было паническим. Оставалось только накачивать себя до беспамятства спиртным…»
А вот как описывает поведение трех приближенных Гитлера Герхардт Больдт: «Бергдорф, Кребс и Борман провели бурную ночь у себя наверху, потом перебрались в маленькую приемную перед комнатами Гитлера. Они выпили неимоверное количество сладкого вина и теперь громко храпели, развалившись в стоявших у правой стены глубоких креслах и обложив свои чрезмерно упитанные тела одеялами и подушками. В нескольких шагах от них у противоположной стены сидели Гитлер и Геббельс, а слева на скамье – Ева Браун. Гитлер встал. Для него оказалось непросто перешагнуть вытянутые ноги трех своих паладинов и не разбудить их. Геббельс тоже был предельно деликатен. Ева Браун лишь грустно улыбнулась».
Следующим жестоким ударом для Адольфа Гитлера стало сообщение о том, что авиация англо-американских войск нанесла мощный бомбовый удар по Оберзальцбергу и уничтожила любимое поместье фюрера Бергхоф.
– Это ужасно, – со слезами на глазах прошептал убитый этим известием Гитлер.
– Вы, как всегда, правы, – согласно кивнул Борман, – но надо что-то делать с Гиммлером…
– Да, конечно, – оживился Гитлер и вызвал фон Грейма. – Вам, – сказал он назначенному вместо Геринга главнокомандующему люфтваффе, – надлежит любой ценой захватить Гиммлера! Предатель никогда не должен прийти на мое место, и вы должны все сделать для этого!
В связи со всеми стараниями Бормана и Геббельса покончить с Герингом и Гиммлером, неизбежно встает вопрос: что же на самом деле представляли собой эти люди и так ли уж они были преданы своему фюреру, как хотели это показать всему миру и в первую очередь самому Гитлеру? Да, в конце концов Борман попытался бежать, а Геббельс покончил с собой. Но сделали они это только после того, как покончил с собой Гитлер. И почему они оставались в бункере до самой последней минуты? Хотели героически умереть и войти в историю? Так они в нее и без героической смерти вошли. Не видели никакого выхода? Да как же его можно было не видеть, если Гитлер сам гнал их от себя! Другое дело, что такой выход их не устраивал. Тогда чего же они хотели?
По всей видимости, а в таких делах можно только предполагать, и Борман, и Геббельс мало чем отличались от Геринга и прочих нацистских бонз, спешивших покинуть тонущий корабль и спасти свои шкуры. Конечно, они не могли не думать о том, что станет с ними после окончания войны. Верно и то, что им была выгодна смерть Гитлера, с которым, останься он в живых, никто бы не сел за стол переговоров. Именно поэтому они и оставались с ним до самой последней минуты и его руками убрали тех, кто мог оказаться у них на пути. Как-никак, а в случае «непредвиденных обстоятельств» первым лицом в Германии становился Геринг, а они оставались на вторых ролях, чего никак не могли допустить. Именно они должны были стать во главе Германии после смерти Гитлера, чье стремление к самоубийству они всячески поддерживали, и вести переговоры с союзниками. Да, и Геббельс, и Борман были одиозными фигурами, но мало ли в истории примеров, когда вчерашние враги становились партнерами, особенно если учесть, что и Англия, и США были весьма далеки от тех воззрений на будущее мира, какие вынашивал в своей душе Сталин. Но, чтобы возглавить государство, им нужно было во что бы то ни стало удержать Гитлера в бункере, убедить его в единственно правильном для него исходе и получить от него составленное в их пользу завещание. Они сделали это. И в то время, когда всем было ясно, что Берлин скоро падет, а «предатели» Гиммлер и Геринг уговаривали Гитлера как можно скорее покинуть столицу, пользовавшиеся особым доверием фюрера Борман и Геббельс хранили прямо-таки кладбищенское молчание и ни разу не попытались уговорить Гитлера оставить бункер. Верили в бредни о Венке и мифической 9-й армии, которая вот-вот спасет рейх? Или, может быть, полагали, что то самое секретное оружие, о котором столько было сказано, будет пущено в ход и всех их чудесным образом спасет?
