Текст книги "Созвездие эректуса"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 46 страниц)

– Ну, блин… Это же парень вроде меня. Правда, у меня с семьей как-то не сложилось. Но я же не могу жениться на семи любимых женщинах сразу. То есть, могу, конечно, но я же реально не потяну. Прикинь, Чубби, семь женщин в доме плюс дети.

– Знаешь, Тино, – сказала капитан Хок, – это все очень трогательно, но мы ведь не твою половую жизнь обсуждаем, верно? Что ты думаешь про этого парня, Пауэла?

– Я думаю: какого хера он делал в этой шайке? Я же говорю, он нормальный.

– Так вроде тебя или нормальный? – спросила она.

– Нетактичная ты, Чубби. Не тонкая. Вот так запросто взяла и обидела. За что?

– Не маленький, не заплачешь. Ладно. Говоришь, он вроде тебя? Вот и замечательно. Значит, ты с ним и будешь работать. Родственные души и все такое. А заодно возьмешь сержанта Брайана. Соответственно, мне остаются Освальд и Шойо.

– Шойо? – переспросил Тино, – Этот психованный лейтенант? Ты будешь с ним работать? Да ты просто извращенка, вот что я тебе скажу.

– Мы, женщины, существа загадочные, – назидательно сообщила Чубби.

– Загадочные, – повторил он, – А по-моему вся эта гоп-компания загадочная. Ну, в смысле, какая это, на фиг, образцовая команда головорезов? У Брайана подружка пацифистка, у Освальда здравый смысл, как у пяти фермеров сразу, а Пауэлл вообще нормальный и сказки про зверушек сочиняет. Как их могли подрядить на такое дело?

– Тут есть одна тонкость, – сказала она, – При плановом развитии событий, они все должны были погибнуть.

– А-а, – протянул Энкантадор, – Тогда понятно. Типа, выбраковка дурной овцы из стада элитных зондер-команд. Ну, в тему я въехал. С Пауэллом я вообще договорюсь, как не фиг делать. А что с Брайаном? Ну, в смысле, он такой, более правильный по их понятиям.

– А его подружка-пацифистка? – подсказала Чубби.

Тино закурил сигарету и тоскливо посмотрел в окно.

– Как бы мне все не облажать, – сказал он, – Прикинь: если я начну клеиться к подружке Брайана, а это у меня само получается, то что будет в результате?

– Я в курсе этой твоей особенности, так что все учтено, – сказала капитан Хок, и нажала клавишу селектора, – сержант Нахара, срочно зайдите ко мне.

– Ты что, приставишь ко мне парня, чтобы он бил меня по яйцам, если я…

Энкантадор прервал фразу на полуслове. Вошедшая девушка, являла собой классический карибо-аравакский тип. Европейский модельер счел бы, что у нее слишком мускулистые бедра, слишком широкие, по-мужски развернутые плечи, недостаточно тонкая талия и недостаточно пышная грудь. И он уж точно бы не счел привлекательным ее лунообразное лицо с большими загадочными глазами под тяжелыми веками, как на древних статуэтках майя. И, конечно, он бы сказал «фи» про шапку коротко подстриженных, жестких, как проволока, угольно-черных волос, и про загар цвета темной бронзы. А все потому, что ни черта европейские модельеры не понимают в женской красоте…

– Знакомьтесь, – сказала Чубби, – лейтенант Тино Кабреро, сержант Гвэн Нахара. Вам предстоит выполнить задачу, называемую управление мотивацией. Что такое мотивация, вам известно?

– Что-то из психоанализа? – предположила Гвэн.

– Про либидо, – добавил Тино.

– Ответы нечеткие. Придется прочесть вам обоим краткую лекцию по теории вопроса.

…

2 октября. Атолл Ранафути. Прибой Канака. Почти Джек Лондон.

… Верховный суд, рассмотрев дело Харалда Ходжеса в соответствие с Великой Хартией, пришел к таким выводам: Ходжес, являясь командиром военной субмарины «Норфолк», выполнял приказ своего командования вторгнуться в территориальные воды Меганезии. При этом на борту субмарины находилась группа специального назначения, которая, по имевшейся у Ходжеса информации, должна была действовать во вред интересам народа Меганезии. Т. е. он сознательно содействовал причинению такого вреда. Как известно суду, группа спецназначения получила приказ совершить убийства гражданских лиц – граждан Меганезии, но у суда нет оснований считать, что Ходжес знал об этом. Таким образом, он не виновен в попытке исполнения заведомо преступного приказа, и должен нести ответственность только за вторжение в Меганезию с недружественными военно-экономическими целями. В таких обстоятельствах суд применяет санкции, достаточные для профилактики аналогичных действий в будущем. Харалд Ходжес лишается свободы на 5 лет, без права на пересмотр дела, но с правом на замену заключения каторжными работами в океанской контрольно-спасательной службе, сектор Фиджи-Самоа-Кармадек. В случае отказа от работ местом заключения будет форт Рапа-Ити, на островах Тубуаи. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

…

– Ну что, – сказала Элеа, – я тебе говорила: будет пятерка в приличном месте, а ты мне не верил.

– Ты считаешь, это приличное место? – спросил Ди-Эйч.

– Место классное. Штаб в Паго-Паго, на острове Тутуила. Там когда-то ваша военная база была, вот ее и использовали. Так что для тебя даже интерьерчик будет знакомый. Хотя, я так думаю, ты больше в море торчать будешь. ОКСС это такая мобильная штука…

– Я что-то не понял, как меня туда собираются доставлять, – заметил Ди-Эйч.

– Как-как. Тебе же судья сказал: заскочат сюда завтра на какой-нибудь леталке. Тоже мне, большое дело. Тут до Паго-Паго всего-то полторы тысячи километров.

– А чем вообще занимается эта ОКСС?

– Ну, главное, она начинает спасательные работы за полчаса до кораблекрушения. Это в идеале. А по жизни просто чем раньше, тем лучше. Слушай, Харри, чего мы здесь торчим, как два пингвина? Пошли на пляж.

– Пошли, – согласился Ди-Эйч, – Только ты мне объясни, как можно начать спасать, когда никто еще не тонет?

Они двинулись к лагуне, и Элеа, стараясь сокращать количество слов за счет жестов и мимики, начала объяснять:

– Вот прикинь, что такое типичное кораблекрушение? Это когда вот так, например. Но оно же не сразу так. До этого должно случиться так, так, и так. И вот тогда уже кэп начинает рвать на жопе волосы, а радист шлет SOS. Ты, конечно, скажешь, что не любое корыто, которое так, обязательно станет вот так. Ну, да, может оно и выкрутится. Тут все дело в вероятности. Типа, математика. Но про вероятность все решается еще раньше. Если вот такое корыто идет таким курсом при вот такой волне и жестком шторме, то 20 фунтов против коробка спичек, что ему плюх.

– Ну, и что дальше? – спросил кэп Ходжес, – радировать этим идиотам, что у них высокая вероятность пойти ко дну?

– Нет, конечно. Просто знать, где в ближайшее время придется начинать работы. Между прочим, в этих водах бывает так, что если опаздал на 10 минут, так спасать уже некого. Типа, «Прибой Канака». Про это Джек Лондон писал. Ну, парень вроде тебя, тоже янки, которого каким-то ветром занесло в Меганезию, только на 100 лет раньше.

– Читал, – ответил он, – только тогда вашей Меганезии еще не было.

– Была. Просто она называлась Гавайика и была оккупирована всякими… Ну, в общем, была оккупирована. Короче, проехали. Хочешь по-настоящему?

– Что по-настоящему? – переспросил Ди Эйч.

– Ну, это самое. Прибой Канака. Тут всего-то километр проплыть, даже чуть меньше. И это, кстати, не опасно, – она на секунду задумалась, – В смысле, это не опасно, если все правильно делать. А я знаю, как правильно.

– Ладно, – сказал Ходжес (слегка раздосадованный намеком Элеа на то, что он испугался или мог испугаться), – временно беру тебя лоцманом с испытательным сроком.

…

Через час, внешняя сторона атолла Ранафути.

– Если волна с гребнем, то подныривай за корпус до него, – предупредила Элеа.

– Откуда здесь гребни? – удивился Ди-Эйч, – волны закручиваются только вот где…

Он махнул рукой в сторону полосы прибоя, начинающейся примерно в 300 метрах от них, на линии рифов у внешнего берега атолла. А там, где они плыли, волны были пологие и, как казалось, медленные, будто бы слепленные из густого полупрозрачного синевато-зеленого желе. Они лениво, как бы нехтя, поднимали плывущего на высоту около 3 метров, после чего, так же медленно, скатывали его со своих гладких спин, навстречу подножию очередной волны. Получалось что-то среднее между купанием в бассейне и катанием на больших качелях.

– Это сейчас так, – объяснила девушка, – но два-три раза в час тут проходят высокие серии. Ну, там, какая-то гидродинамика, я не очень в нее въезжаю. Это не особенно опасно, зато очень красиво. В общем, ты, главное, следи за гребнями и делай, как я сказала.

– А насколько они высокие? – спросил кэп Ходжес.

– Ну, может, раза в два больше обычных… Ага, смотри на два румба правее солнца.

Там, вдалеке, маленький, ярко раскрашенный сейнер карабкался по склону водяной горы. Если бы не кораблик, ее размеры вряд ли можно было бы определить с такого расстояния, а так – просто задачка на пропорцию…

– Черт, – сказал Ди-Эйч, – это не в два раза.

– Ну, да, – согласилась Элеа, – Довольно большая. Это иногда бывает. Ты не беспокойся, мы просто, не торопясь, плывем им навстречу и подныриваем.

– Им? – переспросил он.

– Да. Их несколько штук. Это же серия.

Первая волна с крутым, очень медленно падающим гребнем была уже в полусотне метров от них. Снизу казалось, что этот искрящийся на солнце гребень касается неба. Его изгиб выглядел, как твердый, вырезанный по овальному лекалу желоб. Вода как будто прилипла к его поверхности. В какую-то секунду у Ходжеса возникло ощущение, что волна стоит на одном месте, в неустойчивом равновесии, и сейчас просто рухнет на них обоих сверху. Но вместо этого вода стремительно потащила их вверх по еще пологому склону, к подножью падающего гребня. Теперь было видно, что он состоит из летящих вниз потоков воды.

– Подныриваем! – услышал Ходжес и, не раздумывая, выполнил этот приказ. Последнее, что он увидел перед тем, как уйти под воду, это изогнутая водяная арка, закрывшая небо.

Потом он всплывал, гадая, как далеко до поверхности. Оказалось не очень далеко.

– Ну, что! Классно!? – крикнула Элеа, вынырнувшая на пару секунду раньше него.

Ди-Эйч не смог ответить, он работал над тем, чтобы успеть отдышаться, поскольку не так далеко от них, под каким-то немыслимым углом уже поднималась новая волна…

Всего таких волн в серии оказалось девять штук. Они двигались с интервалом метров 300. Когда прошла последняя большая волна, и океан снова начал вести себя, как безобидные водяные качели, Ди-Эйч глянул в сторону берега. Оказывается, он был теперь на сотню метров дальше. Ну, конечно, они ведь плыли навстречу волнам. Ди-Эйч лег на спину и стал смотреть в небо. Ему показалось, что оно пульсирует в ритме ударов его сердца.

– Эй, Харри, ты чего? – послышался взволнованный голос Элеа.

– Я думал, мне крышка, – негромко ответил он, – сколько, ты говорила, времени между этими сериями?

– Ну, обычно минут 20–30. Слушай, я не думала, что они будут в этот раз такие большие. Давай-ка поплывем назад. Я так прикидываю, что нам надо будет еще только одну серию проскочить, и все. Ты не беспокойся, я в случае чего, рядом, как Чип и Дейл.

– Нет уж! – сказал Ди-Эйч, – Не хватало, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Мне-то что будет? – удивилась она, – Короче, давай, поплыли вон туда.

Она махнула рукой в сторону невидимой отсюда горловины лагуны, и вдруг, как будто в ответ на ее жест, там возникла движущаяся темная точка. Она стала стремительно расти, и превратилась в длинную мощную тушу патрульного хотфокса. Он сделал широкую дугу, гася скорость, и оказался всего в нескольких метрах от них. В его покатой надстройке открылся широкий люк, телескопическая стрела кормовой лебедки выдвинулась на всю длину, развернулась, и с нее спустился трос с сетью на конце.

– Хватайся, Харри, – сказала Элеа.

– Ты первая, – ответил он.

– Нет, ты. Я никуда не денусь.

– Эй, ребята, нам что, прыгать за вами? – сердито крикнул кто-то.

Ди-Эйч сделал несколько гребков, ухватился за сеть и через полминуты его подняли на борт. Он спрыгнул в открытый люк и оказался в компании майора Журо и нескольких патрульных.

– Знаете, Ходжес у меня слов нет, – проворчал разведчик, – Вы, вроде, взрослый разумный человек, а устроили тут…

– Извините, майор, – ответил Ди-Эйч, – Я недооценил здешний прибой.

Тем временем, сеть снова опустили в воду. Один из патрульных крикнул девушке.

– Давайте, хватайтесь, быстрее!

– Нет, спасибо, я еще поплаваю… Алло, Харри, через час в кабаке, у стойки, ОК?

– Слушай, это же опасно! – сказал Ди-Эйч.

– Ерунда, – возразила она, – я с пяти лет в таких волнах купаюсь.

– Эй, дамочка, прогноз видели? – вмешался патрульный, – Жесткая волна, до 12 метров.

– Ну, прикольно, – ответила она, лениво проплывая рядом с бортом хотфокса, – и что?

– И то! – рявкнул он, – Тебе, блин, дуре, жить надоело?! Быстро, в сеть!

– Ни фига себе, командир нашелся, – возмутилась Элеа, – Иди ты в жопу. Греби отсюда на своем корыте, селедка каботажная!

С этими словами она развернулась и уверенно поплыла прочь.

– Воды не нахлебайся, русалка бесхвостая, – крикнул патрульный ей вслед.

Девушка рзвернулась, молча показала ему средний палец правой руки, после чего снова развернулась и поплыла дальше.

– Ладно, – сказал Журо, – сворачиваем лебедку и домой.

– Вы что, так и оставите ее в океане? – спросил Ди-Эйч.

– А что, силой ее вытаскивать? Может, заодно еще дельфинам спасательные круги кинуть? Девчонка настоящая утафоа. Пусть себе балуется.

– У меня младшая такая же засранка, – флегматично сообщил капитан хотфокса, закуривая сигарету, – сиськи уже отрастила, а мозги еще нет. Вот смотрите, куда она плывет.

– А куда, кстати? – спросил Журо.

– Я так понял, ей лень давать крюк через лагуну и она собирается вылезти вон там.

Капитан показал пальцем в сторону группы рифов в полосе прибоя.

– А там действительно можно вылезти?

– Можно, если знать как. Но я бы не стал искать себе на жопу таких приключений.

– Давайте все-таки подберем ее, – предложил Ди-Эйч.

– Мне надоел этот цирк, – сказал Журо, и быстро раздеваясь, добавил, – за мной никому не плыть, я один.

– Вы-то куда?

– Пригляжу за ней, – пояснил тот, и рыбкой прыгнул в воду.

– Сумасшедший дом, – прокомментировал капитан хотфокса.

…

Журо догнал ее минут через пять и поплыл параллельным курсом метрах в полутора.

– Зря стараетесь, – сказала Элеа, – у меня уже есть парень на сегодняшний вечер.

– А я просто решил поплавать в хорошей компании, – ответил разведчик.

– Валяйте, – разрешила девушка, – если не боитесь переломать себе кости.

– В программе прыжок через рифы? – небрежно поинтересовался он.

– Ага. На большой волне. Смотрите, пузо не обдерите.

– Вот не надо этих намеков. У мужчины должно быть пузо. Это символ надежности.

Некоторое время они плыли молча, потом девушка сказала:

– Не надо комплексовать. Я ни на что такое не намекала.

– А я не комплексую. Я, наоборот, им горжусь.

– Ага. Еще скажите, что женщины от него балдеют.

– Зачем? Вы уже сами сказали.

– 1:0 в вашу пользу, – великодушно признала она.

Вскоре Элеа и Журо плыли вдоль линии рифов, которые то выступали над водой, то скрывались под обрушивающимися на них волнами прибоя.

– Как вам это место? – поинтересовалась она.

– Смотрится неплохо. Сколько метров нам надо проскочить?

– Меньше пяти. Тут сужение линии. Я с берега смотрела. Ориентир вон та раздвоенная пальма на выступе. Оттуда, кстати, отличный вид на закате. Я там фотки делала.

– То есть, вы предлагаете прыгать на первой же волне, прицеливаясь прямо туда?

– Ага. Не боитесь?

– Нет. Я вам доверяю. Вы не похожи ни на дуру, ни на самоубийцу.

– Тот тип из патруля, считает наоборот, – заметила Элеа.

– Он еще молодой, – сообщил Журо, – ничего не понимает в женщинах.

– У меня на этот вечер уже есть парень, – напомнила она.

– Это вы к чему?

– Это я так, по ходу.

– Ну так, по ходу, этот день не последний, – сказал он, и добавил, – если, конечно, вы не ошиблись на счет ширины рифов.

– Сейчас проверим, – девушка махнула рукой в сторону цветного сейнера, который начал взбираться на первую большую волну новой серии, – вы готовы?

– А это существенно? – спросил разведчик.

– Это просто присказка такая, – пояснила она.

Большая волна оставила за собой сейнер и добралась до хотфокса, который на высокой скорости шел ей навстречу. Капитан, видимо, решил немного побыть пижоном. Хотфокс, взлетев на две трети высоты волны, прорезал гребень, на пару секунд полностью скрылся под водой, а затем стало видно, как вдалеке он взлетает уже на следующую волну.

– Ну, что погнали? – сказала Элеа.

Развернувшись к берегу, они начали грести изо всех сил. Волна подхватила их и стала все быстрее поднимать вверх. Они нырнули, чтобы уйти от встречи с гребнем волны, и через несколько секунд, вынырнули уже за ним. Рифы явно остались позади, а впереди была видна только верхушка волны и та самая раздвоенная пальма. Затем волна стала быстро распадаться. Теперь следовало поймать ногами грунт, и бежать к берегу против возвратного движения уходящей волны, чтобы не попасть под удар следующей. После спринтерского забега примерно на 50 метров, они, тяжело дыша, уселись на песок. На рифах уже ревела следующая волна. Ее остатки лишь легонько лизнули их ноги.

– Эх, сигарету бы сейчас, – мечтательно произнесла девушка.

– Курить вредно, – тоном воспитателя детского сада ответил Журо.

– Вы жуткий зануда. Другой на вашем месте не читал бы мораль, а нашел бы курево.

Он пожал плечами и показал пальцем в сторону пальмы.

– Могу предложить только кокос.

– Прикольно. Если вы голым полезете на дерево, я возьму назад свои слова про зануду.

Разведчик встал, подобрал небольшой камень, и с кажущейся небрежностью, метнул его. Послышался гулкий щелчок и приличных размеров кокосовый орех скатился почти что к его ногам. Журо наклонился, поднял его, острым осколком коралла проделал аккуратное отверстие в скорлупе.

– Прошу вас.

– Обалдеть, – сказала Элеа, отхлебывая содержимое ореха, – Джеймс Бонд ни фига бы так не смог. У меня возникает желание написать позитивную статью про нашу разведслужбу.

– А у меня, – ответил он, – возникает желание предложить вам нечто более эпатажное. Но я не уверен, что у меня получится толково и связно объяснить принцип.

– Не комплексуйте, – посоветовала она, – Мы не на сцене, нас никто не слышит, а я никому не скажу. Клянусь мультиоргазмом.

Журо задумчиво почесал затылок.

– Ну, раз так… Если кратко, есть идея сделать новый тип международного масс-медиа. Не радио и не TV, не internet-сайт и не blog, не журнал и не газета, а что-то смешанное, интерактивное, креативное…

– Отпустите себя, Журо, – перебила девушка, – Говорите прямо как думаете. Без перевода.

– Вот как?… Хорошо… Представим, что где-то далеко, в хрен знает какой галактике, есть зеленые человечки… Или синие осьминожки… Которые нами интересуются. Они пихают в нашу инфосферу, так это, вроде бы, называется… Что-то вроде щупа… Зонда, антенны. Не важно… Короче, сгребают все, от охотничьих рассказов до лекций по математике. Ну, и, конечно, футбол, кино, речи политиков, романы заумных литераторов. В начале вообще без разбора, гребут, как тралом. Потом начинают сортировать улов. Разная промысловая рыба, затем кальмар, медузы, планктон, случайно попавшаяся акула, еще что-то… А на этой хрен знает какой галактике жутко любознательное и жутко капризное население. Они тычут пальцами: я хочу такое же, как вот то, но не красное, а желтое, и не с иголками, а с пупырышками. А мне вот эту круглую штучку порежьте ломтиками. Зритель всегда прав, причем каждый зритель. Чтобы всех удовлетворить, мы делаем такие машинки, которые лепят наборы инфопродуктов под разных зрителей. Что-то вроде тележки в супермаркете, только действующей, как робот. Покупатель говорит, какие у него вкусы, а тележка сама нагребает ему всякого с полок… Это полная фигня или нет?

– Ни минуты не фигня, – серьезно сказала Элеа, – вы гоните дальше, пока прет.

– Дальше при этом супермаркете возникает рынок более сообразительных тележек. Такой тележке не надо сообщать вкусы. Она или самообучается, или через телепатию понимает, что покупатель хочет. Какие-то тележеки охотятся за ленивыми покупателями, которым лень думать и выбирать. Такая тележка заранее нагребают всякого там поярче, и кричит: алло, не тратьте время, я уже готова! У покупателей есть клубы, где они обсуждают и товары, и тележки, и экспертов по выбору тележек. Вся эта штука разрастается и ветвится в разные стороны по тому же принципу капризности потребителя… Ну, и так далее.

– Обалденно! – заключила Элеа, вскакивая на ноги, – Фрактальный медиа-блог as it is! Это надо срочно рассказать папе. Пошли в отель, я вас сведу и побегу на свидание с Харри.

– Пошли, – согласился он, – Но я не очень понял, при чем тут ваш папа.

– Как при чем? Он даст денег, мы наймем толковых парней и завтра же начнем это делать.

– Ну, у вас и скорости, – сказал Журо, двигаясь вслед за ней по узкой тропинке.

– Так бизнес же, – пояснила она, – Кто первый встал, того и тапочки. Кстати, вы на какой процент прибыли претендуете?

– Нет-нет-нет, – возразил разведчик, – мои ушки никак не должны торчать. Идея вообще должна быть ваша. У нас с вами никакого разговора про бизнес не было.

Элеа даже остановилась от удивления.

– То есть как? – спросила она, потом что-то сообразила, и добавила, – Ага, врубилась. Это вам зачем-то надо.

– Да, – согласился майор.

– Жутко интересно, – сказала девушка, возобновив движение, – Обожаю всякие загадочные проекты. Короче, договорились: вы рассказываете, для чего это надо, а я никому не скажу, что мы с вами это обсуждали. Но я все равно буду помнить, что идея ваша…. Или она не только ваша? За ленивыми покупателями иногда будут охотиться ваши тележки, точно? Я имею в виду, не лично ваши тележки, а…

– Вы очень догадливы, – ответил он.

– Iri! – торжествующе выкрикнула Элеа. Это восклицание обычно переводится с utafoa, как «Отрыв!» и эквивалентно испанскому «Ole!» или американскому «Wow!».

Она снова остановилась, сплела руки высоко над головой, и выполнила быструю серию змеиных движений «u-nia hula», называемых также «горизонтальная восьмерка бедрами», – Меня не зря чему-то учат в университете! Мы назовем эту штуку «Galaxy police flog»

– «Плетка галактической полиции» это не слишком в лоб? – спросил Журо.

– Ничего не в лоб! «Galaxy police» это альбом Ди Джексона, XX век, классика диско. А «flog» уже через неделю будет считаться новым словом. Так уже было со словом «blog».

– Ладно, – согласился он, – говорят же, что наглость это второе счастье.

– Все-таки, вы зануда, – сообщила она и, немного подумав, добавила, – Но обаятельный. Этого у вас не отнимешь, ага.

…

2 октября. Раваки. О стимулирующем влиянии писем из дома.

«Нэд Шойо, я бы вообще не стала отвечать тебе, но адвокат сказал, что по закону я должна тебя предупредить. В конце письма есть его e-mail, это его работа, возиться с такими гнусными тварями, как ты. Ты хотел сделать себя выше Бога, ты, ничтожный ублюдок. И ты получил по заслугам, теперь ты ни над кем больше не будешь глумиться. Эти язычники, которые такие же безумные звери, как ты, посадили тебя в клетку. Ты считал себя героем, ты думал, что вправе вытирать ноги о свою семью, и где ты теперь? Из тебя там выбьют твое наглое высокомерие. Надеюсь, тебя не сразу расстреляют, а сперва унизят тебя так, как ты унижал меня и детей. Это будет справедливо. Я сожгла все твои фотографии, я вышвырнула из дома все, что могло бы напомнить детям о тебе. Ты им никто, ты злой дух, который теперь изгнан из нашего дома, и из нашей страны, которая наконец-то увидела, какая ты ничтожная дрянь. По совету адвоката, я заявила, что при разводе хочу сменить фамилию не только себе, но и детям тоже, а в их бумагах в графе «отец» вписать «неизвестен». Адвокат говорит, что суд с этим согласится, потому что детям незачем всю жизнь нести на себе каинову печать какого-то грязного ублюдка. С детьми я уже поговорила, и они меня поняли. Ты отвратителен им так же, как и мне. Отправляйся в ад, Шойо, там тебе самое место».

Ула (в смысле, Чубби) рассчитывала увидеть хоть какую-то невербальную реакцию лейтенанта Шойо, но ее не было. Пока он читал письмо Аннабел, на его лице не дрогнул ни один мускул, и даже пальцы рук (самая предательская часть тела в таких ситуациях) ничего не выразили.

– Женщинам требуется непрерывный контроль, – констатировал он, дочитав до конца и спокойно положив листок на стол, – В противном случае они утрачивают дисциплину.

– Не переживайте, – мягко сказала Ула, – Вам написала не столько жена, сколько официальное общественное мнение. Она сейчас просто репродуктор этого мнения.

– Я не люблю ислам, – сообщил Шойо, после некоторой паузы, – Эта религия враждебна нашему образу жизни. Но в исламе есть нечто, достойное заимствования: это отношения между мужчиной и женщиной. Мужчина должен защищать и содержать женщину и детей. Женщина должна заниматься домашними делами и не выходить за их рамки. Долг жены – верность своему мужу, независимо от флюгера, называемого общественным мнением.

– Знаете, Нэд, – сказала Ула, – мне не все нравится в американском образе жизни…

– Разумеется, – согласился он, – ведь наши цивилизации враждуют.

– … Но, – продолжала она, – американские идеалы свободы и стремления к счастью, как права каждого, независимо от пола, религии и расы, всегда были мне близки.

– Свобода не должна быть безответственной. Стремление к счастью не должно быть эгоистичным. Счастье мужчины в том, чтобы работать на благо своей страны и защищать свой дом. Счастье женщины в том, чтобы поддерживать семейный очаг и растить детей.

– А как быть с теми, у кого другие представления о счастье? – спросила Ула, – Например, с сексуальными меньшинствами? Они ведь тоже граждане своей страны, и правительство должно защищать их права так же, как права всех остальных.

Шойо многозначительно покачал указательным пальцем

– Общество не должно поощрять пороки. Воровство, мошенничество, гомосексуализм, супружеская измена, проституция, порнография – это пороки. С ними следует бороться.

У Чубби вертелось на языке язвительное замечание по поводу «супружеской измены» и «проституции» в связи с деятельностью Шойо в его командировках (соответствующие указания имелись в его биографии, скачанной через «back door» с сервера управления кадров морской пехоты). Было готово и другое язвительное замечание – по поводу порнографии (две трети программ, которые группа Шойо выбирала на TV в апартаментах, относились именно к этому жанру видеопродукции). Но Ула (в отличие от Чубби) должна была действовать иначе, и она выбрала из лейтенантского «списка пороков» нечто иное.

– Мошенничество? – переспросила она, – В США столько адвокатов, что это понятие уже утратило смысл. Или стало относительным, что, по сути, то же самое.

– Ничто не идеально, – ответил Шойо, – Моя страна тоже. Есть, над чем поработать.

На этом разговор и заглох, но капитан Хок отметила, что пикировка о мошенничестве и адвокатах не оставила лейтенанта Шойо равнодушным. Как известно, Кодекс поведения военнослужащего США, начинается словами: «Я американский боец. Я служу в войсках, стоящих на страже нашей страны и нашего образа жизни. Я готов отдать жизнь за эти ценности». Сейчас между «образом жизни» и «ценностями» начала расти трещина…

…

– Привет. Я лейтенант Кабреро из военной разведки. Можно просто Тино и на «ты», без церемоний. Я буду контролировать переписку, задавать всякие вопросы, и заниматься прочей херней. Если будет, что мне рассказать, я запишу и передам начальству. Если будут жалобы, личные просьбы и всякая хрень, это тоже ко мне. Я парень не вредный, чем могу, помогу. А пока вот, – с этими словами Тино сунул Пауэлу распечатку письма жены.

«Привет, Дик! Я только сейчас поняла, что совершенно не представляла себе твою работу. Прости, что поддержала папу, когда он убеждал тебя остаться в этом чертовом спецназе. Я так рада, что ты жив, и я хочу, чтобы ты жил. Я очень скучаю по тебе и даже по твоим дурацким шуткам и мышка все время о тебе вспоминает и спрашивает про папу. И мне наплевать, что говорят и думают другие, я хочу, чтобы у тебя было все ОК, по крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно в этой ситуации. Ты написал, что к одному из вас приехала подружка, может, я тоже могу приехать и чем-нибудь помочь тебе? Я хочу, чтобы ты знал: у тебя есть дом, где тебя любят и ждут. Целую. Криста».

Рядовой Пауэл расцвел на глазах.

– Чувак, ты это читал? – спросил он.

– Я ж тебе сказал, что контролирую переписку. Инструкция, мать ее.

– Да, точно. Слушай, она у меня клевая, правда?

– А то! – с важным видом согласился Энкантадор, – Уж я-то понимаю в женщинах. Но ее папаша, по ходу, подпортил тебе жизнь.

– В точку, разведка! Он полное дерево (Пауэл для убедительности постучал себя кулаком по лбу). Потомственный офицер ВМС. У него и отец был дерево, и дед, и прадед.

– А чего ты не послал его на хер?

– Чувак, ты не врубаешься. Это образцовая семья американского военнослужащего, ясно? Если папаша что-то хрюкнул, все встают по стойке «смирно» и говорят: yes, sir!

– Жопа, – констатировал Тино.

– Угу, – подтвердил Пауэл, – прикинь, я классный подрывник. Дай мне рюкзак C-4 и час времени, и от этой вашей сраной базы один фундамент останется, да и тот треснутый. Я бы на горных работах штук сто в год загребал, нехрен делать. А этот тупой мудак уперся: мой зять должен… и всякое бла-бла-бла про защиту родины и демократии. Сука, блядь, на хер родине сралась такая защита?

– Дик, а чего ты жене не объяснил, что к чему?

– В смысле, по-настоящему? Ты что, чувак!? Включи мозги. Ты прикинь, как я ей про все это расскажу? Да мне самому, если это снится, я во сне чуть не обсираюсь. Вот тебе, Тино, убивать приходилось? Конкретно, когда рылом к рылу?

– А куда денешься, при нашей работе, – ответил Энкантадор.

– Тогда ты врубаешься, про что я говорю. Ты ведь своей жене тоже не рассказываешь.

– Так я, по ходу, не женат, – сказал Тино, – я, типа, свободный художник.

Для доходчивости, он изобразил жестами, о каких художествах идет речь. Разговор тут же свернул на жизнеутверждающую тему секса. Неожиданно оказалось, что мозг Пауэла это настоящий банк данных, где записаны самые грязные байки чуть ли не про всех высших офицеров флота и морской пехоты США. Где-то три четверти этих баек было враньем, но и оставшейся четверти за глаза хватало, чтобы… Ну, дальше понятно.

…

2 октября. Лагуна Раваки. Рыбалка, как повод, и война, как бизнес.

– Принимай! – фыркнул Тино, вынырнув из воды, и забросил в подставленную сетку здоровенного лангуста. Затем набрал в легкие воздуха и снова нырнул, только пятки мелькнули в луче прожектора.

Через четверть минуты на том же месте вынырнула Гвэн, бросила в сетку гроздь мидий и спросила: