Текст книги "Созвездие эректуса"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 46 страниц)

– Не очень, – призналась Джули.

– Ничего, поймете по ходу, – ободрила ее Ула.

…

– Зачем ты приехала? – таковы были первые слова Нолана Брайана.

– Вообще-то мне очень хотелось услышать «здравствуй», – сказала она, – лучше конечно было бы «здравствуй милая», но, уж хотя бы…

– Зачем ты приехала? – повторил он.

– Скажи что-нибудь другое, – попросила она.

– А что я, по-твоему, могу сказать? Ты хоть понимаешь, куда ты влезла? Ты же готовая заложница. Ты хоть представляешь, на что способны эти меганезийские скоты, чтобы сломать нас?

– Ну, и на что же они способны? – с грустной иронией спросила она, – Я уже имела дело с их морским патрулем, который поил меня колой. Еще с их военной разведкой, которая кормила меня бутербродами и спрашивала всякую фигню для анкеты. Это как-то не очень похоже на пытки, верно? Да и по тебе не скажешь, что тебя пытали.

– Джули, ты знаешь пословицу про того, кто мягко стелет? – спросил он, – Вот это оно и есть. Человека ломают в тот момент, когда он меньше всего к этому готов. Это…

– На кой черт им сдалось вас ломать? – перебила она, – Нолан, посмотри на вещи реально. Из вас сделали пугала для какого-то очередного политического говна, и больше вы не нужны ни меганезийцам, ни нашим. Наши долбанные вояки первыми вас сдали. Вы для них не люди, а отработанный материал, понятно? А здешним вы тем более по хрену. Этот лейтенант, разведчик, задавал мне вопросы про нас с тобой для своей дебильной анкеты и у него на лице было написано, как ему глубоко насрать на то, что я отвечу. Лишь бы все квадратики были заполнены, а то начальство заругает.

– Ну, что ж, – спокойно сказал он, – Если так, значит скоро все. Я же говорю, тебе не надо было приезжать. Не думаю, что ты хочешь увидеть, как меня расстреляют.

– Почему не надо? А если я не хочу, чтобы тебя расстреляли?

– Ну, понятно. Осталась мелочь: уговорить военно-полевой суд, или что там у них.

– Вот этим я и займусь.

– Как?

– Разберусь как. Но не сейчас. Сейчас я пришла сюда и…

– И напрасно, – перебил Брайан, – Тут в каждом углу жучки и скрытые камеры.

– Надо же, – язвительно сказала она, и стянула через голову футболку, – Какой ужас! Я такая стеснительная, да и ты тоже.

– Послушай, Джули…

– Слушаю, слушаю, – ответила она, расстегивая джинсы, – как на счет пары-тройки комплементов моей фигуре? Эй, тебя что, заклинило? Отвык от женского общества?

Она освободилась от остальных тряпок и уселась по-турецки на койку.

– Ну, что, Нолан? Так и будешь стоять, подпирая стену? Слушай, а может, ты здесь сменил ориентацию? Говорят, такое бывает.

– Джули, не валяй дурака. Мне не очень смешно. На мне ошейник, набитый какой-то чертовой электроникой, и я тебе уже сказал про скрытые камеры. Ты хочешь развлекать персонал военной базы?

– Когда во Флориде мы трахались в кустах рядом с велосипедной дорожкой… Помнишь? Тебя не сильно беспокоило, что мы развлекаем всех велосипедистов. Ты даже послал на хер одного типа, который сделал нам замечание. Как ты тогда сказал, а?

– На счет велосипедного насоса и жопы? – спросил Брайан.

– Ура! – Джули захлопала в ладоши, – Память у тебя в порядке. А как с остальным?

– Сейчас узнаешь, – пообещал он.

…

– Молодец, девчонка! – прокомментировала Чубби Хок (она же Ула).

– Грубовато, на мой взгляд, – глубокомысленно сообщил Вэнфан.

– Зато эффективно, – отрезала Чубби.

– Я не про нее, я про парня, – пояснил он, – Не читают эти янки камасутру, и вообще они какие-то странные в этом смысле. То ли детство у них тяжелое, то ли, я не знаю…

Капитан и лейтенант сидели в одном из кабинетов технического наблюдения и пили крепчайший кофе, слегка (ну совсем чуть-чуть) заправленнвй ромом. Перед ними находился 20-дюймовый монитор, на который выводились восемь потоков с видеокамер в боксе гауптвахты, где, собственно, и происходила романтическая встреча.

– Ну, да, – согласилась Чубби, – я, в общем-то, и не рассчитывала, что они внесут что-то существенное в искусство любви. Для наших задач и так сойдет.

– Гм, – сказал лейтенант, – ты, конечно, страшно умная, а теперь еще и доктор психологии, но снизойди, пожалуйста, до темного и невежественного младшего по званию и…

– Команды стебаться не было, – перебила капитан Хок, – Я тебе давала прочесть Буси-до.

– Да. На 20 минут в самолете. Думаешь, я там много понял?

– Эх, Нонг, – вздохнула она, – Не быть тебе самураем.

Лейтенант Вэнфан пожал плечами:

– Я, по ходу, и не претендую. Мне чисто для дела понимать надо.

– Чисто для дела там первые четыре строчки на первой странице, – Чубби прикрыла глаза и процитировала, – Поучение Хагакура «Путь самурая обретается в смерти. Когда для выбора имеются два пути, существует лишь быстрый и единственный выход – смерть. Это не особенно трудно».

– Херня какая-то, – печально заключил Нонг.

– А подумать? – спросила Чубби.

– Ну, если подумать… Значит, у меня получается так. Ты… Точнее эта красотка, отняла у парня его простой, единственно-верный, яшмово-алмазный выход: сидеть в позе лотоса и ждать расстрела, медитируя на решетку в окне. Теперь бедняге придется думать. Так?

– Так. А еще вспомни, лейтенант, что этот парень не один, а в апартаментах на шестерых.

– Типа, клин? – спросил он.

– Да. И эффект домино. Это ведь на самом деле не первая, а уже вторая костяшка. И вылетят обе сразу. С треском. Кстати, надо накрутить хвоста охране.

– Так охрана, вроде бдит, – заметил Вэнфан.

– Когда Брайан вернется к остальным, она не бдеть должна, а стоять на низком старте. А то оглянуться не успеешь, как наши подопечные отобьют друг другу весь ливер.

…

Через три часа, когда Нолана Брайана препроводили обратно в «апартаменты», охрана была «в полной боевой». Стеклопластовые доспехи, расстегнутые чехлы электрошокеров, и прочее. И, как оказалось, не напрасно, поскольку прогноз капитана Хок сбылся меньше, чем через полчаса.

Сержант Хобарт Освальд оторвался от телевизора и, между делом, спросил:

– Как оно, Нол? Откат нормальный, ствол чистый?

– Хрен поймешь, как, – не впопад ответил Брайан, лег на койку, заложив руки за голову, и стал молча смотреть в потолок.

Через полминуты рядовой Пауэл поинтересовался некоторыми техническими деталями предполагаемого интимного контакта сержанта с таинственной незнакомкой. Брайан даже не повернул головы.

– Что-то случилось, Нол? – спросил лейтенант Шойо.

– Ничего, командир.

– Скажи, хотя бы, кто она такая.

– Одна женщина. Приехала повидать.

– Нол, что ты темнишь?

– Я вот думаю, командир, а не пора ли нам осмотреться по сторонам.

– Это она тебе посоветовала?

– Да. И я удивляюсь, как мне самому это в голову не пришло.

– Считаешь, что мы попали в засаду? – уточнил сержант Освальд, – Тоже мне, новость.

– Считаю, что в этот раз нас никто вытаскивать не будет.

– Это с чего ты взял? – поинтересовался Шойо.

– Ты командир, – ответил Брайан, – скажи, что это не так.

Лейтенант вскочил с койки и вышел на середину комнаты:

– Ты на что-то намекаешь, Нол?

– Я просто спросил.

– Нет, ты намекаешь. В позапрошлый раз нас вытащили из Уганды, и там было покруче, чем здесь. А в прошлый раз со Шри-Ланки. Вот где нас могли шлепнуть в любую минуту. И здесь могут. Это такая работа. Ты не знал?

Брайан, продолжая смотреть в потолок, ответил:

– В Уганде мы были герои. В Шри-Ланке нас будто и не было вообще. А здесь мы говно. Для всех говно, и для своих тоже. На кой черт нас будут вытаскивать? В штабе молятся, чтобы нас побыстрее поставили к стенке, потому что мы теперь заноза в их жопе.

– А девочка-то похоже засланная, – задумчиво произнес Шойо.

– Телевизор тоже засланный? – полюбопытствовал сержант Освальд.

– Что, Хоб, и ты туда же?

– Я просто интересуюсь.

С койки поднялся рядовой Максвелл и, потянувшись, высказался.

– Чего огород городить. Подержался сержант за бабу. Жить захотелось. Оно бывает…

– Хочешь умереть? – холодно спросил Брайан, на меняя положения.

– Заткнулись все, – приказал лейтенант.

Наступила тишина. Шойо прошелся по комнате, окидывая взглядом свою команду.

– Телевизор, – сказал он, – Девушка. Трехразовое питание. Душ. Чистый сортир. Прогулки по садику два часа в день. Ни грязи, ни вшей с блохами. И начинаются всякие дурацкие мысли. Я имею в виду, на счет того, кто здесь друзья, а кто враги. Когда мы сидели в яме у тамилов, таких мыслей ни у кого не было. И что там по телевизору показывают, мы не знали. Какие там, в задницу, телевизоры? Сколько нам воды в день давали, а Брайан?

– Котелок на всех, – ответил сержант, и добавил, – Не всегда полный.

– Вот именно, – продолжал лейтенант, – А тут хоть залейся. Хочешь тебе кофе, хочешь сок из свежих фруктов. И телевизор. Знаете парни, занесло меня один раз во Вьетнам. Тоже на одну базу. Комфорт там, конечно, недотягивал до меганезийского, но телевизор имелся. И по нему можно было смотреть CNN. Только не простой CNN, а специальный. Кое-что там было слегка подправлено, и получалась, представьте себе, совершенно другая картина. В мире уже почти что, коммунизм побеждал. Того и гляди, stars and stripes на красное знамя заменят, а конгресс на всеамериканскую компартию. Соображаете, парни?

– То есть, нам гонят дезу, командир? – спросил рядовой Джордан, – и про мою жену, это все монтаж?

– Вроде того, – подтвердил Шойо, – Современная компьютерная техника и не такое может. Скажи, Хоб. Ты же у нас спец по всяким электронным штучкам.

Сержант Освальд встал с койки и оценивающе посмотрел на лейтенанта.

– Про что сказать?

– На счет монтажа, – пояснил лейтенант.

– А ты, командир, откуда узнал, что это монтаж.

– Оттуда, что смотрел внимательно. Слеплено качественно, но шила в мешке не утаишь.

Освальд почесал в затылке и изрек:

– На счет монтажа, командир, все просто. Его нет. И получается одно из двух: или у тебя чердак протек, или ты нам специально полощешь мозги. Если ты и в правда что-то такое видел, значит у тебя глюки. А если не видел…

– Видел, – перебил его Шойо, – А если ты не видел, то тебе очки носить надо.

– Ты врешь, – спокойно ответил Освальд, – нет там никакого монтажа. Все натурально. И про наших жен, и про сенатскую комиссию, и про то, что мы в говне по самые ноздри.

– Не нарывайся, Хоб. Ты ни черта не знаешь.

– Знаю, – отрезал Освальд, – Так что пошел ты на хер…

В следующие несколько секунд произошло множество событий, начало которым положил удар лейтенанта, направленный Освальду в горло, но попавший в скулу, поскольку тот успел чуть сместиться. В то же мгновение, Брайан, не вставая, в низком прыжке, достал лейтенанта ногой в печень. А в следующее мгновение он получил удар ногой в голову от Джордана. Освальд вскочил на ноги и бросился ему на помощь, но на него одновременно налетели Пауэл и Максвэлл.

Еще через секунду дверь распахнулась и в «апартаменты» ввалились работники охраны, сходу пустив в ход шокеры. Все шестеро «клиентов» были оглушенны электрическими разрядами в 100 киловольт и рядком уложены на пол.

Зашел военфельдшер, произвел осмотр, потрогал головы, животы, руки и ноги, поводил вдоль тел сканером, заклеил пластырем две рассеченные брови, и объявил:

– Все шесть находятся в удовлетворительном состоянии. Ссадины, внешние гематомы, а также незначительные ушибы внутренних органов, угрозы для жизни не представляют. Мне эти мелочи лечить, или просто аптечку оставить, и пусть сами лечатся?

– Сами, – коротко ответил командир группы охраны.

– Я так и думал, – сказал фельдшер, оставил аптечку и ушел.

Командир сказал короткую речь о том, что, с целью сохранения жизни интернированных, их ошейники будут снабжены приборами NCT (no closer than). Теперь, если кратчайшее расстояние между любыми двумя телами окажется меньше 1 метра, то оба тела получат такие электрические удары, какие они испытали в ходе только что пресеченной драки. К такому же результату приведет попытка без разрешения снять прибор NCT с ошейника.

Вслед за этим сообщением, пришел технический специалист, прикрепил на все ошейники по маленькой овальной коробочке, прикоснулся программатором к каждой из них, после чего интернированных, уже приходящих в себя, вновь оставили в обществе друг друга.

…

29 сентября. Ретроспектива событий. Техника практической психологии.

Короткий и по-своему драматический эпизод выяснения отношений между бойцами спецназа был результатом продуктивной работы Улы Виккерс (то есть, Чубби Хок), выполненной по категоричному заданию майора Журо. 20 сентября, сразу же после феерического шоу с марихуаной, он позвонил ей и сказал:

– Вот что, Чубби. Бери Нонг Вэнфана и отправляйтесь на базу Раваки. Формально от разведки пусть будет Нонг. А твоя легенда – военный психолог, собирающий материал для научной книги, как ее…

– Монографии, – сказала Чубби.

– Вот-вот. Придумай заковыристое название и начинай исследования, интервью, тесты всякие. Влезь каждому из них в душу. Если кто-то из них любит детей, полюби их тоже. Если кто-то хочет наладить отношения с женой, помоги ему, стань лучшей подругой этой глупой курицы. И найди причины, чтобы суд не вклеил этим парням ВМГС, по крайней мере, в ближайший месяц. Да, кстати, пусть они видят, что ты их спасаешь. А поняв, что ты их единственный друг на этой планете, они расколются до самой задницы.

– Журо, а ты уверен, что на эти отбросы надо тратить время? По-моему, они просто мясо.

– Слушай меня внимательно, капитан Хок, – отчеканил Журо, – У этих попрыгунчиков есть информация. Ее не может не быть. Ты обязана поверить, что она есть, и только тогда ты сможешь вытрясти ее всю, до последнего байта! А если ты будешь видеть в этих парнях просто мясо, то ничего не выйдет! Если у тебя ничего не получается, это не потому, что нет информации, а потому, что ты неправильно работаешь! Я понятно объяснил?

– Да, сен майор, – бесцветным, механическим голосом ответила она.

Журо помолчал немного, а затем, несколько расстроено, сказал:

– Извини, Чубби. Я сорвался. Это со мной редко, но бывает.

– Нет проблем, сен майор.

– Действительно, извини. Ну, хочешь, попрошу своих родичей с Калимантана прислать для тебя настоящий серебряный чайник? Ручная работа, а не тот кич, который у нас на фабберах шлепают.

– Почему ты сорвался? – спросила она, после некоторой паузы.

– Не знаю.

– Нет, Журо, ты знаешь. Ты даяк, а даяк всегда знает, почему с ним что-то происходит.

– Считай, я просто устал. Плохо и мало спал. Снились нехорошие сны.

– Вот это уже ближе, – сказала Чубби, – Плохие сны. Какие?

– Видишь ли, Чубби, это, скорее всего, покажется тебе ерундой…

– Мне это не покажется ерундой, – возразила она, – не покажется хотя бы потому, что это не кажется ерундой тебе. Так что это было?

– Собака-дракон Аасу. Она смотрела на меня и улыбалась, а у нее во рту все было черное, даже зубы черные. И вот я сижу и думаю: что это может значить?

– А кто она, эта Аасу? – спросила Чубби.

– Божество, – ответил Журо, – Если сравнивать с норвежским пантеоном, то представь себе бога Утгарда Локи и пса Фенрира из Хель в одном лице, причем женского пола.

– Представила. Значит, говоришь, улыбалась, но зубы черные?

– Да. И зубы, и язык.

– Как-то это не очень хорошо, – задумчиво произнесла она, – Мне бы подумалось, что нас ждет какая-то очень скверная шутка. Не из тех, которыми развлекают публику в цирке, а вроде той, которую сыграл Локи с Бальдром при помощи стрелы из омелы.

– Вот-вот, – буркнул Журо, – Нас ждет огромная пакость там, где мы ее совсем не ждем. Но Аасу веселая богиня, она порой дает шанс выкрутиться самым невероятным образом.

– Теперь все ясно, – констатировала Чубби, – Я сделаю ровно так, как ты сказал, слово в слово, даже не беспокойся об этом. И главное, про чайник не забудь, ОК?

…

У капитана Хок такие обещания никогда не расходились с делом. Уже на следующий день она явилась на базу Раваки (после звонка комфлота, полковника Валдеса командиру базы: «Тут к вам одна леди едет, блестящий военный психолог, пишет руководство о психике бойцов спецподразделений, так что окажите ей максимально возможное содействие»).

Немедленно было введено ежедневное расписание мероприятий с интернированными спецназовцами. Сразу после прогулки – сolloquium со всеми шестерыми, и далее, до самого ужина – вызовы по одному и индивидуальный auditing. Первые несколько дней все общение (как коллективное, так и индивидуальное) состояло из довольно однообразных шуток в отношении «дамочки-психолога». Как правило, это были предложения заняться оральным сексом, выраженные в нарочито-грубой форме. Ула с улыбкой, спрашивала: «не хотите ли поговорить об этом подробнее?». В ответ было неизменное: «Хотим! Еще бы! Прямо сейчас! И не только поговорить!», а дальше излагалось подробное содержание фантазии на эту тему. Ула поддерживала эти разговоры, задавая неожиданные вопросы, вроде «Считаете ли вы оральный секс необходимым элементом половой жизни?» или «Как вы считаете, оральный коитус должен предшествовать вагинальному, или следовать за ним?», или «Согласны ли вы с утверждением: при оральном сексе мужчина получает оргазм быстрее, чем при вагинальном?». Все это напоминало бессмысленную словесную игру. «Какое-никакое, а развлечение, – полагали спецназовцы, – не пялиться же все время в телевизор», и охотно отвечали. Если бы они знали, какой объем информации о себе они выдают в этих, казалось бы, бессодержательных словоизвержениях, то молчали бы, как рыбы на дне Марианской впадины. Но откуда им было знать? Их этому не учили.

Этой информацией Чубби воспользовалась при первой же удачной возможности, а именно: как только mass-media сообщили о реакции семей спецназовцев. В качестве потенциально слабого звена она выбрала сержанта Хобарта Освальда, поскольку судьба его семьи была самой неопределенной. Его жена взяла двух маленьких детей и уехала из дома неизвестно куда, и его беспокойство следовало немедленно использовать.

На очередном аудитинге с Освальдом, она мастерски перевела разговор с вульгарной физиологии секса на переживание оргазма, оттуда на предсмертные ощущения и на новеллу Юкио Мисимы «Патриотизм». Офицер и его жена совершают суицид. «Рэйко села на пол в одном шаге от тела поручика. Вынула из-за пояса кинжал, посмотрела на светлую сталь и коснулась ее языком. Гладкий металл был чуть сладковат. Молодая женщина не колебалась ни секунды. Она подумала о том, что мука, отгородившая от нее мужа, скоро станет и ее достоянием, что миг соединения с любимым близок, и в ее сердце была только радость…».

– Японцы, – равнодушно сказал сержант, – Самураи долбанутые. Что с них взять.

– Полагаю, вы не совсем правы, Хобарт, – мягко возразила Ула, – Конечно, в самурайских семьях была некоторая извращенная связь секса с насилием и смертью…

– Еще какая, – согласился он, – Как есть, извращенцы.

– … Однако, – продолжала она, – Подобные случаи возможны и на другом культурном фоне. Так, в начале века полиции Мехико пришлось расследовать самоубийство молодой женщины, матери четверых детей, 6, 5, 3 лет и 6 месяцев. Она не смогла пережить разрыв с мужем, и бросилась под поезд метро. Перед этим она отравила детей бытовым газом.

– То есть как? – переспросил сержант.

– Уложила их спать, открыла газовый кран и ушла из дома, – пояснила Ула, – Их смерть была безболезненной. Женщина, видимо, верила, что на том свете им будет лучше, чем на этом, где их ожидал бы приют для сирот. У нее был субъективно рациональный мотив.

Освальд пожал плечами, но его равнодушие уже не было таким искренним, как после рассказа о супругах-японцах.

– Ненормальная какая-то, – заключил он, после длительной паузы.

– Норма, особенно в сексе, это очень размытое понятие, – проинформировала Ула.

– Хм, – буркнул сержант, – А у вас у самой дети есть?

– Двое, – честно ответила Ула (в смысле, Чубби).

– Ну, – продолжал он, – Спорим, вы бы так ни за что не сделали?

– Знаете, Хобарт, древний скифский философ Анахарсис сказал: «Люди делятся на три категории: живые, мертвые и те, что ходят по морям».

– В десятку, – одобрил Освальд, – А к чему это вы?

– В нашей океанийской стране все ходят по морям, – пояснила она, – Мы все в третьей категории. Здесь еще недавно было в порядке вещей, что молодые родители уходят на морской промысел, и никто, кроме Атануа, не знает, вернутся ли они.

– Атануа это ваш бог?

– Это богиня нижнего мира, – пояснила Ула, – мира, куда попадают мертвые. Если кто-то не вернулся с моря, то соседи должны принять их детей в свою семью, как родных. Это железный закон островитян, и он до сих пор действует, несмотря на цивилизацию.

– По-дикарски, но дельно, – снова одобрил сержант, – То есть, если муж вас бросит и вам взбредет в голову прыгнуть под поезд, то ваши дети не рискуют остаться на панели, да?

– Примерно так, – согласилась Ула, – А в Мехико жесткая урбанистическая среда. Каждый за себя и никому нет дела до чужих детей. Окажись я там в подобной ситуации…

Она выразительно замолчала, вынула из пачки сигарету и прикурила со второй попытки, перед этим тщательно промахнувшись, как будто от волнения, и сломав одну спичку о коробок. Освальд погладил мощной лапой свою бритую голову и изрек:

– Зря дергаетесь. Ясно, что при этакой работе у вас бывают нелады с мужем. Я бы на такой бабе никогда не женился. Но если бы все-таки женился, ни за что бы не бросил.

– Почему, Хобарт? – спросила Ула.

– Потому, – ответил он, – Долго объяснять. Запутали вы меня этими гребаными самураями.

Так разговор и закончился. А на следующем аудитинге Освальд, едва обменявшись с ней уже традиционными грубоватыми приветствиями, неожиданно поинтересовался:

– Ваш ноутбук к интернету подключен?

– Конечно.

– А дадите глянуть кое-чего?

– Только если глянуть, – ответила Ула, – Давать вам в руки средства связи запрещено.

– Это понятно, – сержант кивнул, – мне бы посмотреть, что на одном форуме пишут.

– Думаю, это можно, – сказала она, изобразив некоторую нерешительность, – Диктуйте web-адрес.

Одним форумом дело не ограничилось. Освальд продиктовал последовательно 4 адреса разных форумов ветеранов спецподразделений и внимательно прочел все, что было там написано разными людьми по поводу рейда «Норфолка» вообще, и по поводу команды спецназа, в частности. Свое отношение к прочитаному, сержант не выразил ни единым словом. Он также ни единым словом не поблагодарил Улу, просто кивнул ей, когда его уводили обратно в «апартаменты». Но этот кивок стоил миллиона слов, не меньше.

Наступило время следующего аудитинга. На этот раз Освальд обошелся без предисловий. Просто сел напротив нее, помолчал секунд пять и спросил:

– Вы можете написать моей жене?

– Насколько я знаю… – осторожно начала Ула.

– Я дам вам особый E-mail, – перебил сержант, – У нас с Лорин было так условлено: если что, и если я смогу найти верного человека, то он напишет ей не этот E-mail.

– Вообще-то, вам запрещена переписка, – ответила Ула, закуривая сигарету, – Но, с другой стороны, формально, это не вы будете переписываться, а я.

– Вот именно, – сказал он, – Тут все честно. Я ведь не прошу, чтобы вы ей дословно что-то написали. Ну, знаете, как бывает с шифрами. Я прошу только по смыслу. Что скажете?

– Ладно, Хобарт, – вздохнула она, – Отбрехаюсь, как-нибудь. Про что пишем?

Сержант обхватил голову ладонями и некоторое время молчал. Казалось, он решает в уме какую-то чудовищно сложную задачу. Потом, не поднимая глаз, он начал:

– Напишите вот что. Меня все равно скоро расстреляют, и не хрен про меня говорить. Так что сразу к делу. Она еще молодая, красивая, пусть найдет нормального мужика. Можно в возрасте, но не больного, а основательного, с домом, с деньгами и без дури в голове. Так и ей будет лучше, и детям. С разводом возиться не надо, она уже, считай, вдова, а бумаги, что меня нет, пусть в департаменте кадров запросит, когда понадобятся. Про пять лет, что мы были женаты, пусть забудет, и чтобы дети забыли. Старшему четыре с половиной, в таком возрасте это не проблема, а младшей и вовсе полтора. На дом она уже плюнула, и правильно, все равно он в кредит куплен, пусть с этим дерьмом банк разбирается. Если ее найдет кто-то по моей службе, то денежные компенсации пусть берет, а со всем прочим пусть сразу посылает на хер. Детей пусть двигает ближе к международному бизнесу и компьютерам, в них вся сила. И чтоб языков побольше знали, тогда нигде не пропадут. Вот, вроде, все. Еще напишите: хреново, что так жизнь сложилась, но хорошо, что все это сейчас, а не лет через пять. Напишите, что я ее люблю, и случись чудо, переиграл бы все по-другому, и было бы у нас, как у людей. Только это уже не важно. Был в Америке такой парень, Хоб Освальд… Был, да весь вышел. Вот и пиздец. Вроде не забыл ничего.

Ула Виккерс отложила ручку и исписанный стенографическими знаками листок.

– Не рано ли себя хороните, Хобарт?

– В самый раз, – ответил он, – Вы ей все так и напишите, ОК?

– Так и напишу. Вы не возражаете, если я добавлю несколько слов от себя?

Он пожал плечами:

– Ладно. Хотя мы и враги, но я вам, как солдат солдату, верю. Вы говна не напишете.

– Я психолог, – напомнила она.

– А я балерина, – ответил он, – Не беспокойтесь, я никому не скажу, что вы из разведки. Вы со мной по-человечески, и я с вами тоже. Если Лорин ответит, дадите прочесть?

Ула молча кивнула, и на том они расстались. Письмо Лоран она набрала за 10 минут, по возможности, смягчив выражения. В начале сделала приписку «передаю то, что, сказал ваш муж, хотя не уверена, что он прав», а в конце «если вы решите ответить, то я передам письмо вашему мужу. Ула Виккерс, военный психолог».

Ответ пришел часа через три.

«Здравстуйте, Ула Виккерс. Передайте, пожалуйста, Хобу это письмо.

Хоб, я из этого таунхауза уехала на ферму к кузену Джозефу, который в Колорадо, я тебе про него говорила. Тут детям хорошо, а там соседи болтали всякую чепуху. Мне вообще этот таунхауз не нравился. А тут Джозеф про тебя смотрел ТВ и он говорит, что, тебя не расстреляют. Потому что сейчас даже маньяков не расстреливают, а ты все-таки военный. Правда, по ТВ говорили, что вы были сами по себе, но это из-за политики. Джозеф сказал, что так всегда бывает: если кто-то попался, то правительство от него откажется. Наверное, тебя посадят в тюрьму в этой Меганезии. Это, конечно, плохо, но там, наверное, тоже можно досрочно выйти, если нормально себя вести. Дяде Эзре за разбой и убийство дали в Аризоне 25 лет, а выпустили через 12. Главное с начальством не ссориться и за здоровьем следить. Твою новую машину я продала, она все равно тут не нужна, а старую оставила. Все мы здоровы, так что ты не беспокойся. А если что-то надо, то пиши. Мы придумаем, как передать. Люблю, целую. Лорин».

Ниже, через строку, шла приписка: «Ула, если можно, купите для Хоба абрикосовый мармелад, он его очень любит, и Библию. И еще Хобу нужен хороший адвокат, из местных, а вы, там, наверное, всех знаете. Деньги я отдам, когда скажете».

Чубби Хок прочла, покрутила пальцем у виска, и позвонила своему мужу.

– Aloha, Микеле, ты еще на работе, или как?

– Собираюсь домой. Купить что-нибудь?

– За что я тебя люблю, так это за догадливость. То есть я тебя вообще люблю, но за догадливость особенно.

– Ого! – сказал он, – Сегодня ночью ты будешь любить меня дважды, причем второй раз особенно. Это так романтично…

– Хоть трижды, – охотно пообещала она, – Купи пожалуйста малайский салат из мидий и молодого бамбука, китайских пельменей, тех, что с курицей и острой морковкой, булочек, ну, таких круглых, ты знаешь, еще абрикосовый мармелад и американскую библию.

– Слушай, солнышко, я вашего жаргона не знаю. Американская библия это что?

– Это базовая христианская книжка, которую читают американцы.

– А, понятно. Я-то подумал, что это тоже какая-то еда, а это просто библия.

– Нет, любимый, это не просто библия, а американская библия. Та маленькая модерновая библия, которая для меганезийских католиков, тут не годится.

– Во как… – Микеле задумался, – а чем они отличаются?

– Та, которая американская, она толстенная, и там прорва архаичных английских слов. Не ошибешься. Если будут сомнения, спроси, подходит ли эта библия для янки. Купи такую, про которую продавец четко ответит «да».

– Ладно, попытаюсь, – сказал он, – а на хрен она тебе, кстати?

– Для работы, – лаконично ответила Чубби.

– Обалдеть, чем занимается ваша контора, – вздохнул Микеле, – То журнал для лесбиянок, то справочник по индейским ядам. А теперь еще какая-то американская библия.

…

К книжке Хобарт Освальд отнесся прохладно (Чубби почти что обиделась, ведь Микеле битый час потратил, чтобы найти этот том «The New American Bible»). Зато абрикосовый мармелад произвел на сержанта фантастическое действие.

– Это мой самый любимый, – сообщил он, отправляя в рот первый кусок, – почти что, как дома. Откуда вы узнали?

Чубби (точнее, Ула), молча положила перед ним распечатку электронного письма жены.

Освальд прочел, продолжая механически жевать, и покачал головой:

– Лорин ни черта не поняла, что я ей написал. Для нее что Аризона, что Меганезия, что Альфа Центавра.

– Фермерский здравый смысл это серьезная штука, – возразила Ула, – Фермер знает, что люди везде одни и те же. Даже на Альфе Центавра, если они там есть.

– Люди-то одинаковые, – согласился он, отправив в рот очередной кусок мармелада, – а вот законы разные. У вас ограничений на смертную казнь нет. И адвокатов нет, как я слышал. А есть скоростной суд и комендантский взвод. Все просто, как мычание. Да и я не какой-нибудь дядя Эзра, который шлепнул пару деревенских дурачков, когда грабил магазин в Аризоне. Я целый Джек Потрошитель, не меньше. Нами шестерыми, наверное, уже детей пугают. Нас непременно надо расстрелять, а то народ не поймет.

– Какой народ? – спросила Ула, наливая ему чая, – Меганезийский или американский?

– Меганезийский, конечно, – ответил сержант, и подумав, добавил, – да и американский, наверное, тоже.

– А ваша жена – это не американский народ?

– Лорин ни черта про меня не знает.

– Ладно. Она не знает. А вы сами себя знаете? И кем вы себя считаете?

Сержант надолго задумался. Примерно на два с половиной куска мармелада.

– Кретином, – сказал он, наконец, – Лузером. Вот взять сраного киллера из Коза-Ностры. Он только и умеет, что с пяти шагов всадить какому-нибудь дурачаку пулю в череп. В тех местах, где я бывал, он бы навалил себе полные штаны от страха. Но если этого засранца пристрелят копы, или еще кто-нибудь, то крестный папа платит его вдове очень реальные деньги. А моей вдове американский крестный папа покажет вот что.

Освальд продемонстрировал вытянутый средний палец правой руки.

– Насколько я знаю, в США платят определенные деньги любой семье, которая остро нуждается в средствах, – заметила Ула, – Кроме того, я считала, что военное ведомство негласно поддерживает семью фигуранта даже в случае, если его сдали.