Текст книги "Созвездие эректуса"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

– Предстоит хорошая драка, – без предисловий, сообщил он, – Против нас выставляют не тех, кто задает вопросы, а тех, кто произносит филиппики, рассчитанные на восприятие большей части электората и оффи в ведущих странах Западного полушария.

– Против нас? – переспросил Кортвуд.

– Да. Я, конечно, представляю правительство, но применительно к данному случаю, я в вашей команде, если не возражаете.

– Вот уж против чего я не возражаю, Мелло. Язык у вас подвешен как надо, и вы, как мне кажется, не дурак подраться.

– Ну, не настолько, как в прежние времена, но на что-то еще гожусь.

– А чем вы занимались в прежние времена, если не секрет?

– Минной инженерией, – лаконично ответил Соарош.

– В смысле, что-то минировали, или наоборот, что-то разминировали?

– И так и так, – пояснил координатор, – Смотря по обстоятельствам.

…

На «ты» Кортвуд и Соарош перешли на полпути до Тероа. Когда двое понимают друг друга с полуслова, все церемонии летят к черту сами собой. «There is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth, When two strong men stand face to face, tho’ they come from the ends of the earth!», как писал Киплинг еще в позапрошлом веке, в знаменитой балладе о Востоке и Западе. Наверное, Киплингу бы понравилась эта картина: двое, родившиеся в противоположных точках планеты, а сейчас летящие над величайшим океаном, хлебая кофе из одной кружки (прилагаемой к термосу в качестве крышки). There is neither East nor West. Земля вообще круглая, как доказал Эратосфен еще 2500 лет назад.

…

Уровень обеспечения безопасности Лайон оценил еще на подлете к Тероа, когда увидел сигарообразную тушу боевого дирижабля, висяшую над атоллом на высоте около двух километров. Мелло Соарош уже с кем-то общался по мобильнику, видимо, запрашивая разрешение на посадку.

– Опасаемся теракта? – спросил Лайон, когда министр закончил говорить.

– Vei-bin bao-syan, – ответил тот, – Служба безопасности должна подстраховаться.

Когда они приводнились и причалили к пирсу, оказалось что подстраховка и здесь очень серьезная. На пирс выходить пришлось прямо под тонкую арку сканера, по бокам от которой стояли двое молодых людей в армейских комбинезонах и с короткоствольными автоматами. Еще четверо таких же дежурили в нескольких метрах за аркой. Впрочем, все они улыбались достаточно доброжелательно: «ничего личного, просто инструкция».

А дальше была трогательная встреча. С доком Джерри Кортвуд крепко обнялся.

Рядом фыркнули на два голоса:

– Ну, чисто мафиози из кино.

– Типа, «крестный отец» next.

Это, конечно, были девчонки. Их Кортвуд тоже обнял, правда, очень осторожно, опасаясь надавить случайно на кругленькие животики. Все-таки, уже почти 6 месяцев.

Келли хихикнула:

– Не бойтесь, мистер Кортвуд, мы не стеклянные.

Соарош щелкунул камерой своего мобильника.

– Не удержался, – пояснил он, – Очень трогательно.

– Это министр, точнее, координатор технического развития Соарош, – сказал Лайон и, подумав, добавил, – он на нашей стороне.

– Совершенно верно, – подтвердил тот, – Всецело на вашей. Отлично выглядите, девушки.

– А то ж, – откликнулась Санди, – у нас медовый месяц, между прочим.

– Мы, по ходу, замуж вышли, – добавила Келли, – в меганезийском стиле, по формуле 2x2, так что знакомьтесь: Роджер и Валентайн.

– Я уже в курсе, – сказал Лайон, пожимая руки Акеле и Спарку, – Очень рад. Видел вас на суде. А о предыдущих ваших подвигах наслышан.

– Ia ora, – с серьезным видом ответил Акела, – E mea maitai anei o oe?

– Maeva a haere mai te tatou fare, – веско добавил Спарк.

– Привет, а как ваши дела? Добро пожаловать, заходите к нам в гости, – перевела Санди.

Лайон несколько озадаченно посмотрел на нее.

– Что, эти парни не говорят по-английски?

Ответом ему был дружный смех, а Акела успел запечатлеть на камеру своего мобильника растерянную физиономию бизнесмена.

– Шутка удалась, – раздался голос у Кортвуда за спиной.

Он обернулся и чуть не лишился дара речи. Перед ним стоял крепкий туземец средних лет, одетый в набедренную повязку и ожерелье из акульих зубов. На его темную кожу были нанесены белой и синей краской загадочные узоры и знаки.

– Это мой коллега, доктор Рау Риано, – пояснил Винсмарт.

– Ммм… Очень приятно, мистер Риано.

– Взаимно, – сказал док Рау, пожимая Кортвуду руку, – На самом деле, я не совсем коллега доктора Джерри. Я больше врач, а биохимия просто мое хобби. Вас шокирует мой вид?

– Ну, не то, чтобы шокирует, но это несколько необычно.

– Значит, на журналистах точно сработает, – заключил Рау, – Я буду, в некотором смысле, секретным резервом ставки. Понимаете?

– Еще бы! До момента «X» делаем вид, что вы ни бум-бум ни на каком языке, кроме…

– Кроме утафоа, – подсказал Рау, – Это самый распространенный из локальных диалектов Гавайики, промежуточный между таитянским и фиджийским. Hina’aro oe e inu?

С этими словами он протянул Лайону армейскую фляжку.

– Последняя фраза означала предложение выпить? – спросил тот.

– В точку! Вы удивительно быстро учитесь океанийским языкам.

Под новый взрыв дружного смеха, Кортвуд сделал изрядный глоток того, что оказалось крепким пальмовым самогоном. Затем фляжка перекочевала в руки Соароша. Тот тоже отхлебнул, удовлетворенно погладил живот и сказал:

– Между прочим, нам уже пора выдвигаться на позиции. Если мне не изменяет зрение, то вон там летит спецрейсовый с журналистами.

….

За последние несколько недель в архитектуре Тероа произошли серьезные изменения.

Хаусхолд E9 разросся раз в пять против первоначального размера. По бокам от старого дома (игравшего теперь роль гостиной и будущей детской) выросли два корпуса разного вида. Спарк и Келли предпочли классический испанский колониальный стиль, а Акела и Санди – эклектичную смесь романского и ультра-техно. Терраса первого этажа вытянулась аж до середины уходящих в лагуну пирсов (старого и нового). Между пирсами возникла отгороженная заводь, которую владельцы назвали «лягушатником». Она была сделана на перспективу, чтобы дети учились там плавать.

Спиртовой заводик на дальней косе обзавелся современной дистилляционной установкой и автоматическим фидером для подачи сырья, а также маленьким, но производительным турбинным электрогенератором и ленточным транспортером для планктона.

Мастерская Оохаре Каано дополнилась небольшим универсальным подъемным краном и еще кое-каким оборудованием. Оохаре и Уфале намерены были заняться реновацией истребителей времен второй мировой войны. Корпуса этих машин партнерство HTOPO, время от времени, поднимало со дна и продавало на переоборудование под учебные самолеты. Оливия легко согласилась с тем, что на продаже функционирующих моделей можно получать больший доход, и, кроме того (как тут же заявили Спарк и Акела), это гораздо интереснее, чем торговать голыми корпусами.

Наибольшей модернизации подверглась лавочка мамаши Джимбо. Магазинчик с кабачком под навесом превратился в нечто комбинированное в стиле «техно». Вместо навеса теперь была эллиптическая полупрозрачная крыша, а единственную капитальную стену кабачка украсил 120-дюймовый телеэкран. За стойкой появился скоростной принтер, на котором посетители могли распечатать из интернета любую свежую газету (бесплатно) или журнал (за 3 фунта). Над лавкой возник второй этаж с мини-отелем, не особо комфортабельным, но для невзыскательной публики годилось и так. Рядом была построена танцплощадка с лазерной подсветкой, квадро-динамиками и еще одним 120-дюймовый телеэкраном. Все это наворотил Факир Слай, действуя по заданию почтенного общества, единогласно решившего привести лавочку к состоянию, соответствующему возросшей социальной роли атолла Тероа. Мамаша Джимбо долго ворчала по этому поводу (выдумают тоже, экраны во всю стену, лазеры всякие), но, поскольку эти новшества доставались ей в подарок, в конце концов, согласилась. Модернизация получилось несколько аляповатая (таланты архитектурного дизайнера среди достоинств Слая не значились), но зато теперь не было проблем провести на высоком техническом уровне встречу с прессой.

…

19 августа. Атолл Тероа. Эволюция и вивисекция, прогресс и браки по расчету.

– «CNN»: Мистер Кортвуд, как вы прокомментируете решение суда штата Калифорния о запрете всех экспериментов с биоматериалами так называемого «хомо эректус»?

– Как величайший позор для нашей страны со времен казней «салемских ведьм», когда Америка была британской колонией. Сегодня суд Калифорнии повторил Салемский суд XVII века. В угоду религиозным фундаменталистам, разумное существо было физически уничтожено только за то, что его существование противоречит пуританским догмам.

– Но суд постановил лишь изъять у вашей фирмы останки вымершей обезьяны.

– Вы не знакомы с постановлением, – заметил Лайон, – Там дословно написано: «тело человекообразного существа, называемого Homo erectus, и все биологические материалы этого существа, способные проявлять жизнеспособность в каком бы то ни было смысле». Итак, во-первых, предметом постановления были не мертвые останки, а жизнеспособные. Во-вторых, суд поставил цель уничтожить их жизнеспособность, то есть, убить, что и было сделано, путем погружения биологических материалов в формалин. В-третьих, речь идет именно о разумном существе, поскольку в разумности эректуса современные ученые не сомневаются. Док Джерри, ты не мог бы дать кракую научную справку для прессы?

Винсмарт кивнул.

– Нет проблем, Лайон. Исторически, Homo erectus, иногда называемый Pithecanthropus erectus, был первым в полном смысле разумным и цивилизованным видом рода Homo. Племена эректусов занимали обширный ареал в Африке, Азии, Океании и Европе, в период от 1,5 миллионов до 300 тысяч лет назад. Эректусы владели речью, пользовались огнем и готовили на нем пищу, конструировали рубящие и режущие орудия из камня, дерева и кости, строили лодки и жилища, создавали протоскульптуры, практиковали магические ритуалы. Они изобрели многое из того, что мы называем человеческой культурой. Тем не менее, эректусы – это иной биологический вид, отличающийся от биологического вида Homo sapiens, к которому принадлежат люди современных рас.

Кортвуд привстал и церемонно поклонился

– Спасибо, док. Теперь я продолжу. Итак: как только появилась возможность восстановить эту прекрасную расу разумных существ, некие лица пытаются путем насилия помешать этому. В международном уголовном праве такие действия квалифицируются, как геноцид и относятся к тягчайшим преступлениям против человечности.

– «Daily Telegraph». Мистер Кортвуд, вы действительно намерены предъявить кому-то обвинение в геноциде из-за трупа, пролежавшего миллион лет в гималайских снегах?

– Обвинение уже предъявлено, – ответил Лайон, – юристы нашего консорциума направили соответствующие документы в международный уголовный суд. В настоящее время дело рассматривается согласно Римскому Статуту 1998 года, Конвенции о геноциде 1948 года, и Уставу Международного Военного Трибунала 1945 года. Надеюсь, что правительство Соединенных Штатов выполнит свои обязательства и выдаст лиц, виновных в геноциде. Я также надеюсь, что суд реализует принципы, записанные в Уставе 1945 года, то есть: не будет связывать себя формальностями, не будет требовать доказательств общеизвестных фактов, а будет считать их доказанными, и воспользуется своим правом приговорить виновных к смертной казни или другому наказанию, которое признает справедливым. По этим принципам действовали Нюрнбергский и Токийский трибуналы 1945 года.

– Но ведь геноцид это убийство людей, не так ли? А труп никак нельзя убить, он уже…

– Геноцид, – перебил Лайон, – это не убийство людей, а уничтожение народов. Согласно конвенции, под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо этническую, расовую или религиозную группу, как таковую.

– Но тут был труп, а никакая не группа! – выкрикнул репортер.

Лайон Кортвуд продолжал, не обращая на него внимания:

– Геноцид может совершаться путем массового убийства, путем массового повреждения здоровья, путем создания невыносимых условий для жизни, а также, – Кортвуд повысил голос, – Путем действий, направленных на предотвращение деторождения в такой группе. Статья II пункт «d» Конвенции. Уничтожение биоматериалов было проведено, чтобы не допустить деторождения эректусов и уничтожить эту этническую группу, как таковую.

Репортер «Daily Telegraph» изумленно спросил:

– Какое деторождение может быть у трупа?

Кортвуд нехорошо усмехнулся:

– Похоже, вы пропустили главное в этой истории. Надеюсь, вам сейчас объяснят…

– O le fea, – подтвердила Келли, – Это запросто.

Она поднялась из-за стола, потянулась и вышла на середину зала. Санди тоже встала и, обойдя зал, остановилась рядом с окном, сбоку от мест для прессы. Джерри Винсмарту пришло в голову, что сейчас эти молодые женщины напоминают двух охотящихся кошек: Та же упругая и обманчиво-мягкая грация и такой же хищный блеск в глазах. Ну, а роль мышки, по логике этой диспозиции, оказалась отведена репортеру. Джерри наклонился к доку Рау и тихо спросил:

– Коллега, вам не кажется, что они его сейчас просто слопают?

– Нет, думаю, только попугают слегка, – успокоил тот, – Хотя, в конце второго триместра беременности свежее сырое мясо весьма полезно, так что, может, и следовало бы…

Тем временем, Келли, выглядевшая исключительно эффектно (снежно-белый костюмчик из короткой жилетки и бриджей контрастирует с шоколадной кожей, а изрядное брюшко, казалось, ничуть не сковывает движений) начала разговор в своей обычной манере:

– Что вы, мистер, сказали там про деторождение?

Репортер «Daily Telegraph» начал тщательно подбирать слова:

– Эээ… Я имел в виду… Вы, наверное, понимаете, что труп не может…

Келли изящно повернулась на носке и игриво спросила:

– Панда, ты где-нибудь здесь видишь труп?

– Пока нет, – лаконично ответила Санди.

Одетая в tropic military, она не излучала такой дикой сексуальной энергии, как ее подруга, но в ней обозначалось что-то неуловимо брутальное, как в настоящей панде. Казалось бы, милый пушистый медвежонок с кругленьким пузиком, но оглянуться не успеешь, как…

Репортер слегка поежился, будто от холода, хотя тут было верных +27 по Цельсию.

– Так что вы такое хотели сказать про труп? – снова спросила Келли.

– Видите ли мисс Клай… Я не хотел бы вас обидеть… Но ваша беременность получилась за счет клеток, которые взяты из трупа питекантропа… Это ведь так, не правда ли?

– А вы думаете, беременность вашей мамочки получилась из чего-то получше?

– Это вы к чему, мэм?

– К тому, – пояснила Келли, – что по результату этого никак не скажешь.

В углу, где собралась в основном «желтая пресса» послышались смешки. Репортер слегка покраснел и, откашлявшись, произнес:

– Извините, мэм, но я не давал повода…

– Как, по-вашему, должна получаться беременность? – перебила Санди.

– Ну, знаете, я полагаю, это известно всем взрослым людям.

– Тогда зачем вы подняли этот вопрос? Объяснитесь, сэр.

– Ладно, – сказал репортер, – Всем известно, что дети появляются у мужчины и женщины.

– Это вас кто-то обманул, – заметила она, – появляются только прыщи, а дети это другое, детей, знаете ли, рожают, причем жещины, а не мужчины…

В углу «желтой прессы» раздался хохот, и кто-то громко рассказал бородатый анекдот: «Авраам родил Исаака. Исаак родил Иакова, а потом случилась какая-то фигня, и рожать стали женщины». Репортер «Daily Telegraph» еще сильнее покраснел и сказал:

– Но мужчина, как вы знаете, обычно, принимает некоторое участие…

Санди снова перебила его:

– Вы, сэр, являетесь наглядным подтверждением того, что это участие далеко не всегда уместно, поскольку все чаще приводит к неполноценному потомству. Значительная доля мужчин, из-за деструктивной пуританской селекции, превратилась в бесперспективную протоплазму, то есть, выражаясь по-научному, в генетические отбросы, которые лучше исключить из репродуктивного процесса. Клонирование позволяет использовать более качественный генетический материал: кроманьонцев, неандертальцев или эректусов.

Санди дождалась, пока утихнет очередной взрыв хохота в секторе «желтой прессы», и продолжила:

– Теперь уже без шуток. Миллион лет жила на планете замечательная раса эректус. Она, как сказал док, изобрела множество простых полезных вещей, которыми мы до сих пор пользуемся. А потом случилось что-то вроде глобального потепления или похолодания…

– Средний плейстоцен, оледенение, – подсказал Винсмарт.

– Ну, да. Для расы дикарей было бы простительно радоваться, что эректусы исчезли, и место освободилось. Но через тысячу лет то же самое может произойти с нами. И хорошо если раса, которая придет на наше место, сделает для нас то же, что мы делаем сейчас для эректусов. Мне кажется, что так надо поступать разумным существам в отношении друг друга. Сегодня я тебе помог, завтра ты мне, как между людьми в нормальном обществе.

«CNN»: Мисс Рэндолф, а вы уверены, что надо восстанавливать расы, которые исчезли в ходе естественного отбора? Какой смысл возвращать на планету тех, кто уже проиграл?

Это уже не их мир, а наш, и не мы виноваты, что так случилось. Это решение истории.

Санди собралась, было что-то ответить, но ее опередил доктор Рау.

– То, что, сейчас высказал представитель прессы, является огромнейшим заблуждением, которое проистекает от смешения плохой политики с плохим знанием теории эволюции.

Репортеры разом обернулись в его сторону. Выражение лиц у них было такое, будто они увидели заговорившего слона. До последнего момента они были совершенно уверены, что этот раскрашенный троглодит в набедренной повязке приглашен на пресс-конференцию исходя из какой-то местной политкорректности. Ни у кого и мысли не возникало, что он умеет говорить по-английски, и уж, тем более, что он осведомлен о теории эволюции.

– А это кто? – удивленно спросил кто-то из репортеров.

Мелло Соарош поднялся со своего места, отвесил доку Рау поклон и сообщил:

– Позвольте вам представить Рау Риано, доктора биомедицины университета Лантона, доктора естественной истории и этнографии университета Сиднея.

– С вашего позволения, я продолжу, – с таким же поклоном, сказал Рау, – сейчас нам придется вспомнить о двух видах социал-дарвинизма. Научный социал-дарвинизм Чарльз Дарвин создал параллельно с теорией эволюции. В книге «Происхождение человека» он пишет: «возможно, уже через несколько веков, цивилизованные расы целиком вытеснят или уничтожат все варварские расы в мире». Эту вырванную из контекста фразу взял на вооружение антинаучный социал-дарвинизм. Он достиг своей крайней точки в доктрине «высшей расы», известной по истории II мировой войны, и был осужден вместе с теми политическими режимами, которые обслуживал. Никому из западных ученых не хватило мужества напомнить судьям о том, что «варварскими расами» Дарвин называл не какие-то биологические этносы, а определенные политические формации, цитирую по памяти: «те нации, которым не присущи конструктивные социальные инстинкты взаимопомощи». Это важный тезис развил Питер Кропоткин в книге «Взаимопомощь как фактор эволюции». Он показал, что и в биоценозах, и в человеческих социумах, кооперация и взаимопомощь это более эффективная стратегия, чем война на уничтожение. Та позиция, которую сен Келли заняла из неких этических соображений взаимного долга, имеет, на самом деле, четкое стратегическое обоснование. Восставнавливать расу эректус имеет смысл не в порядке аванса будущей расе, которая, возможно, восстановит нашу, а для повышения нашей сегодняшней эффективности. Эффективность сложной системы определяется ее внутренним разнообразием, то есть спектром возможных ответов на те или иные угрозы. Эффективность нации определяется разнообразием входящих в нее групп людей, в том числе, генетическим разнообразием. Те особые свойства, носителем которых является эректус, могут в какой-то ситуации оказаться более эффективными, чем сходные свойства людей современных рас, и стать определяющим фактором выживания и прогресса нации.

– «FoxNews». Доктор Риано, а могут эректусы скрещиваться с людьми обычных рас?

– Да. Как показали биохимические тесты, они могут скрещиваться и давать плодовитое потомство. Именно поэтому можно говорить о росте генетического разнообразия.

– И как далеко, на ваш взгляд, должно зайти стремление к генетическому разнообразию?

– Настолько далеко, насколько это технически возможно.

– А если станет возможно добавить к человеческим генам, гены мартышки или свиньи?

– Если это даст людям новые практически полезные свойства, такую возможность надо использовать. Разумеется, делать это следует так, чтобы получившееся потомство могло социализироваться в среде обычных людей.

– А как определить, сможет оно социализироваться, или нет? – спросил репортер.

– Действие надо начинать с того, чего еще нет. Большое дерево вырастает из маленького, девятиэтажная башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага, – ответил Рау, – Это не я сказал, а Лао Цзы. Чтобы идти вперед, надо делать шаги. С каждым новым шагом, мы расширяем круг своих знаний. Сегодня из общих соображений ясно, что эректусы могут социализироваться. Наблюдая за их жизнью в обществе, мы получим опыт, на основании которого построим прогнозы социализации других разумных существ, отличающихся от людей современных рас.

– А не кажется ли вам, доктор Риано, что подобные опыты размывают четкую грань между человеком и животными? Это, знаете ли, небезопасно.

Док Рау строго погрозил репортеру пальцем.

– Не повторяйте лженаучные сплетни. Нельзя размыть то, чего нет. Человек это животное, проявляющее определенные формы интеллектуального и социального поведения. Любое животное, которое на это способно, является человеком.

– Является человеком, даже если у него есть хвост? – поинтересовался репортер.

В углу желтой прессы вновь захихикали. Рау посмотрел на эту компанию с отеческой улыбкой (ну не обижаться же на вас, обормотов) и спокойно сообщил:

– Хвост не важен. У лягушек, например, нет хвоста, а люди порой рождаются с хвостом. В наше время от этого атавизмами избавляются путем несложной косметической операции. Или вы полагаете, что младенец, родившийся с хвостиком, это не человек?

– Что вы, на счет хвоста я просто пошутил, – смущенно ответил репортер, – Но есть же и другие, более важные отличия. Например, у человека есть душа.

– У животного тоже есть душа, – сказал доктор Рау, – Где же тут отличие?

– Простите, – возразил репортер, – Но я, как христианин, не могу с вами согласиться.

– Конечно, не можете, ведь у нас разные религии. Но здесь не религиозный диспут, так что не будем тратить время на эти вещи.

– «Telepace». Доктор Винсмарт, есть информация, что Вы противозаконно вводили людям препараты, которые предназначены только для животных. Это правда?

– Нет, это винегрет. На самом деле, ко мне поступила пациентка с лихорадкой Денге…

– Это одно из опаснейших вирусных заболеваний на планете, – вставил Мелло Соарош

– … Ее состояние было тяжелым, – продолжал Джерри, – и я применил нанобот Twiz-8, разрушающий икосаэдрические вирусы в организме любых млекопитающих. Через два часа пациентка уже была практически здорова, поужинала и спокойно уехала домой.

Репортер кивнул и поднял на вытянутой руке яркую коробку с рисунком мультяшной овечки и надписью «TWIZ-8, super-power virus-killer, for sheeps and other cattle».

– Вы вводили пациентке этот препарат?

– Совершенно верно.

– Но здесь сказано: «для овец и другого скота». Вводить его людям это преступление. За такие вещи следует наказывать строжайшим образом и….

Тут репортера перебил Мелло Соарош:

– Каждый, кто с риском для себя оказал помощь гражданам Меганезии, находящимся в опасности, пользуется защитой правительства, – отчеканил он, – эта защита реализуется любыми средствами без всякого исключения. Так сказано в Великой Хартии. Любой акт, направленный против практики, обеспечивающей здоровье граждан, будет расценен, как прямая агрессия против Великой Хартии и народа Меганезии.

– Возможно, я не очень удачно выразился, – начал оправдываться репортер, – просто мне казалось, что такие случаи должны расследоваться. Это не более, чем мое мнение…

– У вас есть право высказывать свое мнение, – снова перебил координатор, – но если вы станете призывать к преследованию за практику, защищаемую Хартией, то у вас будут проблемы.

– «TBN». Позвольте зачитать отрывок из романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», 1896 года. Действие развивается на вулканическом островке Ноубл, точно таком же, как Тероа, в том же месте Тихого океана, у Экватора. Там есть удивительные совпадения.

Джерри Винсмарт глянул на экран ноутбука Акелы, уже успевшего набрать в поисковой системе «Уэллс Остров доктора Моро» и открыть текст, после чего иронично заметил:

– Тероа на 175-м градусе западной долготы, а Ноубл в романе на 105-м. Расстояние как между Нью-Йорком и Парижем. Тероа это коралловый атолл, а не вулканический остров. Если остальные совпадения того же порядка, то чем вы намерены нас удивить?

– Кстати, – добавил Спарк, – Там вместо Ноубла плато на глубине 4 километра. Ближайшая суша – Галапагосы в 1500 километрах к западу, и Клиппертон столько же к северу.

– Короче, полная лажа, – заключила Санди.

– Извините, я не силен в географии, – несколько сконфуженно пробурчал репортер, – но я уверяю вас, что другие совпадения, в самом деле, поражают. Могу я все-таки зачитать?

– Ну что, док? – спросил Лайон Кортвуд, – Разрешим художественную декламацию?

Винсмарт безразлично пожал плечами, и репортер прочел:

«Человеческий облик я придаю теперь животному почти без труда, я умею наделить его гибкостью и грациозностью или огромными размерами и силой. Умственное развитие этих созданий бывает иногда непостижимо низким, со странными провалами. И совсем не дается мне нечто, чего я не могу определить, нечто лежащее в самой основе эмоций. Все стремления, инстинкты, желания, вредные для человечества, вдруг прорываются и захлестывают мое создание злобой, ненавистью или страхом. Вам эти твари кажутся странными и отталкивающими с первого взгляда, мне же после того, как я их окончу, они представляются бесспорно человеческими существами. И только после того, как я понаблюдаю за ними, уверенность эта исчезает. Обнаруживается сначала одна звериная черта, потом другая…».

– Что это за ботва? – перебила Келли.

– Это рассказ доктора Моро о том, как он, путем вивисекции, пытался сделать подобие людей из различных животных. Вот, послушайте: «Остров, казалось, был специально создан для меня. Мы разгрузили судно и построили дом. Полинезийцы поставили себе у оврага несколько хижин. Я принялся за работу над тем, что привез с собой. Я начал с овцы, подверг ее ужасным страданиям, а потом заживил раны. Когда я кончил работу, она показалась мне совсем человеческим существом». Поразительное совпадение, не так ли?

Келли уперла руки в бедра и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сообщила:

– Что-то я не догоняю, о чем таком вы толкуете.

– Ну, как же! У доктора Винсмарта на острове Тероа, как и у доктора Моро на острове Ноубла все началось с попыток очеловечить овцу.

– Какую, мать ее, овцу?! На Тероа вообще нет ни одной овцы!

– Это называется инверсия, – пояснил репортер, – Моро вводил человеческие препараты овце, а Винсмарт ввел овечий препарат человеку. Но если разобраться, суть та же самая.

– Хотите разобраться? – ехидно сказала Келли, – Это запросто.

Она вынула из кармана мобильник…

– Минуточку, Келли, ты куда звонишь? – обеспокоено спросил Винсмарт.

– Абинэ, естественно, – ответила она, – Сейчас этот мозгодыр позавидует той овце, про которую написано в его книжке… Aloha, Abine, o a mai-oe?…

– Келли! Будь так добра, дай мне трубку. Пожалуйста!

– Ладно, – вздохнула она и протянула ему мобильник, – А жаль, прикольно бы было…

– Слишком прикольно, – проворчал док Джерри, – Привет, Абинэ, нет, это я не тебе, это я Келли, которая хулиганит… Еще бы, конечно!.. Ну, например завтра…

– «FoxNews». Мисс Рэндолф, вы говорили о моральном долге современных людей перед древними расами. Считаете ли вы, что он выше морального долга перед ближними?

– Я не уловила смысл вашего вопроса, – сказала Санди, – нельзя ли конкретнее?

– Хорошо, спрошу иначе. Я обратился к вам «мисс», но вы ведь замужем, правильно?

– Да, – подтвердила она, – И что из того?

– Моральный долг жены рожать детей от своего мужа, – пояснил репортер, – Я полагаю, это очевидно. То есть, если жена намеревается родить от кого-то другого, то это нельзя назвать иначе, как супружеской изменой.

– Да что вы говорите? А если у меня два мужа, то от которого из них я очевидно должна рожать детей?

– Но у вас же не может быть двух мужей одновременно.

– То есть, как не может, если они у меня есть? Вот же они! – Санди, выразительно кивнула в сторону Акелы и Спарка.

– Э… – репортер замялся, – но я считал, что один из них это муж мисс Клай.

– Не один, а оба. Мы вдвоем замужем за ними двоими. По-моему, это очевидно.

– Вы, наверное, шутите, мисс Рэндолф.

Акела поднялся с места, подошел к Санди, приобнял ее за талию (точнее, за ту часть тела, где, теоретически, талия находится) и сообщил:

– Она не шутит. Вы не в курсе наших законов. Граждане вправе зарегистрировать в суде хаусхолд любого состава. Хоть два на два, хоть семь на восемь. По глазам вижу, вы опять не поняли. У нас регистрируют общее хозяйство, а не то, кто с кем спит.

– Но позвольте, как же вы тогда узнаете, чьи дети?

– Как чьи? Наши, разумеется.

Репортер улыбнулся и кивнул.

– Вот теперь мне понятно. В общем, ничего нового. Можно стерпеть непонятно каких жен, которые спят, с кем попало и беременны не от вас, а от древнего обезьяночеловека, при условии, что за это заплатили хорошие деньги. Ходят слухи о миллионах долларов.

Это была, как говорят шахматисты, «домашняя заготовка». Тщательно продуманное, компактное, многоцелевое оскорбление. Возникла короткая пауза.

– Я понял, – подал голос Спарк, – Вы на своем пещерном уровне рассуждаете так. Жили на захолустном острове два нищих мальчика, и тут на них с неба упали две богатые девочки, за головы которых назначен приз. Мальчики хотят разбогатеть, а девочки – оказаться в защищенном хаусхолде, и происходит то, что у вас называется браком по расчету. Для вас это очевидно… Акела, дай на большой экран то каноэ, что в музее.

– Десять секунд, – ответил тот и пошел что-то делать с ноутбуком. Спарк, тем временем, продолжал:

– Для троглодита, попавшего в нашу эпоху, так же очевидно было бы, что клуб любителей персидских кошек разводит их, чтобы продавать пушистые теплые шкурки. Ему ни за что не понять, что люди просто любят этих существ. А гринго еще тупее, чем троглодит. Он воспитан на книжках типа «как выгодно продать себя». Он привык спрашивать о людях «сколько стоит Джон Такой-то» и получать ответы «он стоит столько-то долларов». Он смотрит на человека, а видит только товар с ценником. Модно упакованный товар можно продать дороже. Гринго упаковывает свое тело в модный костюм и засовывает в модный автомобиль, посадив рядом собаку модной породы и жену с модными формами. Если на человеке нет модной упаковки, то для гринго очевидно, что это очень дешевый человек. Поскольку мы с Акелой не завернуты в упаковку, для вас очевидно, что мы нищие.