Текст книги "Созвездие эректуса"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 46 страниц)

– Да пожалуйста.

– Спасибо. Начну с того, что в нашей стране клонирование запрещено законом.

– Репродуктивное клонирование людей, – поправил Винсмарт.

– Да, разумеется, – согласился юрист, – и объект клонирования в вашем эксперименте с правовой точки зрения тоже человек, на что указывает его полное наименование, Homo erectus. Слово Homo, в переводе с латыни, как известно, обозначает человека.

– Как чувствовал, что кто-нибудь это скажет, – сообщил Винсмарат и бросил на середину стола большую цветную картинку, – мистер Финней, кто это, по-вашему?

– Какая-то крупная обезьяна. Горилла, орангутан, шимпанзе или что-то вроде того.

– То есть, по закону мы имеем право ее клонировать?

– Разумеется, ведь это не человек.

Винсмарт весело подмигнул ему.

– Сразу видно, что вы не биолог. Это Kenyanthropus, что, в переводе с греческого означает «кенийский человек». Он жил на планете 4,5 миллиона лет назад.

– Это существо никак не может быть человеком! – возразил юрист, – это явно обезьяна!

– Конечно, – согласился Винсмарт, – Кениантропа согласно биологической систематике относят к роду Homo, но не к виду Homo sapiens, к которому принадлежим мы, люди.

– Значит, я прав, – заключил Финней, – он не из нашего вида, и его можно клонировать.

– Точно также и эректус, – сказал Винсмарт, – он из рода Homo, но не из нашего вида, и поэтому мы имеем право его клонировать.

Юрист задумался всего на несколько секунд, и сказал:

– Так, не путайте меня своей биологией. Раз его родит женщина, значит он человек. А человека запрещено клонировать.

– Увы, – сказал Винсмарт, извлекая из портфеля цветной журнал, – от биологии так просто не уйти. Что за животное на этом фото?

– Мамонт, разумеется, – ответил юрист, – уж на этом уровне я знаю биологию.

– Верно. Но по вашей логике это животное обязано быть индийским слоном, поскольку оно рождено индийской слонихой. Можете прочесть статью под этим фото. Она о том, как был клонирован мамонт. Слониха использовалась для вынашивания клона.

– Но ведь мамонт и слон – это почти одно и то же, – не сдавался Финней.

– Это как сказать. Они различаются, все же, сильнее, чем человек и шимпанзе.

– Тогда почему вы не использовали шимпанзе, чтобы вынашивать ваших экректусов?

– Потому, что человек и эректус ближе друг к другу, чем любой из них к шимпанзе.

Юрист снова задумался, а затем взял со стола изображение кениантропа и поднял так, чтобы все смогли рассмотреть.

– Скажите-ка, доктор Винсмарт, а если бы вам представилась возможность клонировать этого красавчика, вы бы тоже наняли женщин для его вынашивания?

– Следите за речью, – прикрикнул на него Кортвуд, – у нас волонтеры, а не наемники.

– О, простите, – юрист церемонно поклонился, – Доктор Винсмарт, в случае кениантропа из рода Homo, вы бы тоже предложили женщинам, американкам, добровольно… О, да, именно добровольно, родить таких очаровательных обезьянок, похожих на шимпанзе?

Винсмарт хотел ответить, но Кортвуд опередил его.

– Мистер Финней, вы уже перестали бить свою жену?

– Что за чушь? Мы женаты 14 лет и за это время ни разу не ссорились.

– Правда? Ну, а если бы вы ее все-таки били, то сейчас перестали бы?

– Какого черта вы спрашиваете о том, чего никогда не было?

– А какого черта это делаете вы? – осведомился Кортвуд, – какого черта вы размахиваете портретом ископаемой обезьяны, которая рядом не стояла с нашим экспериментом? Наш эректус будет выглядеть вот так!

Кортвуд вытащил из папки несколько листов с распечаткой 3D реконструкции.

– Вот как он будет выглядеть! Если на эректуса надеть штаны и рубашку, вы даже не скажете «о, черт!» если встретите его на улице.

– Раз он не отличается от человека, значит он человек, – заметил Финней, – а клонирование людей запрещено.

Тем временем, Винсмарт положил на стол две фотографии.

– Мистер Финней, взгляните сюда, что это за существа, по-вашему?

– По-моему, шимпанзе, – сказал юрист.

– Они чем-нибудь отличаются друг от друга?

– Не знаю. По-моему, правый крупнее, чем левый. Может, это самец и самка?

– На самом деле, – сказал Винсмарт, – справа шимпанзе, а слева бонобо. Неспециалисты принимают бонобо за некрупных шимпанзе, хотя это другой биологический вид. Точно так же неспециалист примет эректуса за человека какой-то специфической расы.

– Между прочим, – включился Лайтбар, – на наших глазах тут творится чисто нацистская практика. Доктор Винсмарт утверждает, будто только ученые имеют право решать, кто человек, а кто – нет. Вся это возня с эректусами придумана, чтобы размыть естественную границу между человеком и обезьяной. Если мы это допустим, то такие вот ученые начнут делить людей по расовому признаку на человеков и недочеловеков. Все это уже было.

– У вас в семье есть цветные? – спросила его Келли.

– У меня в семье? – удивился сенатор.

– Да, у вас. Черные, китайцы, индейцы, или хотя бы метисы. Ну, вы понимаете.

– Я понимаю, что значит «цветные», но при чем тут моя семья?

– Это значит «нет», – громко сказал Кортвуд, – ваша семья, по традициям плантаторов Южной Джорджии, состоит исключительно из людей белой расы. При этом ученых в вашей семье не было, как не было их и среди нацистских лидеров, раз уж на то пошло.

– Как будто у вас в семье есть цветные, – огрызнулся Лайтбар.

В ответ Кортвуд спокойно вынул из бумажника фото, и повернул так, чтобы все видели.

– Я немного сентиментален, – пояснил он, – люблю носить с собой фотографию жены. Она наполовину вьетнамка. Ее мама из Сайгона, мой тесть познакомился с ней на войне.

– Мы опять ушли куда-то в сторону, – заметил ведущий, – я предлагаю обсудить вот что: все мы уважаем науку. Но хотелось бы знать, что ваш эксперимент даст в практическом смысле. Я имею в виду, для всех нас, для зрителей которые сейчас смотрят наш канал.

– Наш эксперимент даст снижение цен на медицину в 5 раз, – громко сказал Кортвуд.

– Вы, наверное, имели в виду на 5 процентов, – предположил Сноу.

– Нет, я имел в виду именно в 5 раз, то есть, на 80 процентов.

– Вы изобрели какое-то суперлекарство?

– Нет, мы изобрели способ прекратить супержульничество. Внимательные зрители уже, наверное, заметили, что кое-кому очень не нравится, что в нашем эксперименте будет стерта некая граница между человеком и животными. Вы слышали, как тут упражнялся в красноречии сенатор Лайтбар. Вам еще не раз будут ездить по ушам подобным образом. Так вот, наука говорит, что разница между людьми и животными не в строении всяких органов, печенки, селезенки и прочих частей тела, а вот тут и только вот тут.

Кортвуд выразительно постучал себя кулаком по широкому лбу и продолжил:

– Тем, что происходит у нас в сознании, занимаются разные психоаналитики и прочие философы, оставим их. А нашими органами, которые точно такие же, как у животных, занимаются врачи и фармацевты. Они проводят границу между человеком и животными, и со своей стороны этой границы в 5 раз задирают цены. Почему лечить собаку гораздо дешевле, чем человека? Потому, что собачьим организмом занимаются ветеринары, работающие в условиях конкуренции. А человеческим организмом занимается тресты, вроде ассоциации американских врачей. Они поделили рынок, устранили конкуренцию и поставили на страже своих незаконных интересов целую банду медицинских чиновников. Возникла медицинская монополия. А монополия – это, во-первых, сверхвысокие цены, во-вторых запредельный консерватизм, а в-третьих, разнузданная коррупция. Все разговоры о «естественной границе между людьми и животными» имеют одну очевидную цель: не пускать на рынок современные биотехнологии, которые дешевле, надежнее, эффективнее и безопаснее, чем те допотопные методы, которые законсервированы монополистами. Почему нас режут средневековыми скальпелями и пичкают токсичными неэффективными антибиотиками? Почему женщинам продают небезопасные гормональные контрацептивы, вместо безопасных молекулярно-технических, которые абсолютно безвредны и абсолютно надежны? Почему людям запрещают клоны, биоимпланты, генную модификацию тканей? Почему нельзя лечить людей наноботами, которые уничтожают любую бактериальную инфекцию за 2 часа? Почему все это разрешено только для животных?

– Вы хотите получить разрешение обращаться с людьми, как со скотом? – перебил его Лайтбар, – такие фокусы уже делали коммунисты в прошлом веке. Они тоже в начале мягко стелили, рассказывая доверчивой публике, как капиталисты пьют кровь рабочих.

А кончилось все тоталитаризмом, нищетой и концентрационными лагерями.

– Сенатор, вам коронки на зубах не мешают? – добродушно поинтересовался Кортвуд.

– Нет, они очень неплохие.

– А сколько стоили?

– Немало, – признался Лайтбар, – но здоровье дороже, или вы другого мнения?

– Я того мнения, что свои зубы, все же, удобнее.

Он оскалил снежно-белые зубы, несколько раз громко клацкнул ими и продолжил.

– Мы с вами почти ровесники, сенатор, и ведем примерно одинаковый образ жизни. Но почему у вас полный рот коронок и мостов, а у меня нет даже ни одной пломбы? Кстати, знаете, сколько мне стоили мои здоровые зубы? Ровно 40 долларов, и ни цента больше. Я просто воспользовался вот такой штукой, – Кортвуд вытащил из кармана и поднял вверх большой тюбик из пластика с рисунком собачьей морды, – Это наногель DR-plus, для восстановления зубов у домашних животных. А началось все с того, что я увидел зубы доктора Винсмарта. Доктор, покажите камере зубки. Спасибо. Видите, они такие же, как у меня. Я как-то раз спросил его: Джерри, как ты, черт побери, сохранил свои зубы? А он мне и говорит: включи мозги. Твои зубы ничем не отличаются от зубов твоего сеттера. Их можно лечить точно также, и выкинь визитную карточку своего стоматолога. Вот отсюда и возникла идея эксперимента. И когда представился случай возродить существо, которое, по сути, человек, но формально не является человеком, мы поняли: да, это то, что надо! С момента появления эректусов на свет, вы все увидите, какие преимущества дает свобода от медицинских монополий, потому что запрет на ветеринарное лечение действует только для людей, но не для эректусов. Да, мы хотим заработать на этом хорошие деньги, но вы, все кто нас смотрят, сэкономите на этом гораздо больше. Мы не просим вас верить нам на слово. Мы просим только посмотреть на то, что мы делаем. И если вы увидите, что это хорошо – просто поддержите нас. Просто скажите: разве в Америке не одни законы для всех? Разве антитрестовский закон кто-то отменил? Разве у нас медицинские воротилы и чиновники выше закона? Разве Америка перестала быть страной свободы и равноправия?

– У нас время кончается, – очень тихо сказал ведущий.

– У нас оно только начинается! – ответил Кортвуд, хлопнув его по плечу, – Я ни с кем не прощаюсь, вы скоро снова увидите нас на экране.

…

После эфира все участники проекта выглядели, как тщательно выжатые лимоны. Доктор Винсмарт присосался к фляжке с коньяком. Три девушки смотрели на него с некоторой завистью. Кортвуд был похож на боксера, который только что провел на ринге 15 раундов и получил десятка два полновесных ударов по всем частям тела.

– Классно вы их поимели, босс, – сказала Лэй, – уж поверьте, я понимаю в таких вещах.

– Спасибо, золотце, – ответил он, отнимая у Винсмарта фляжку, – ты тоже молодец, что сдержалась и не вцепилась в морду этому святоше.

– Просто я успела схватить ее за ногу, – призналась Келли.

– Вовремя, – добавила Лэй, – иначе этого собачьего ебаря выносили бы оттуда по частям. Я же не умею прикидываться культурной, как Санди.

– А это, кстати, просто, – сказала Санди, – меня один парень научил, психолог. Он бы еще много чему мог научить, только его посадили.

– За что? – спросила Келли.

– Он придумал компанию по добыче урана в Антарктиде и продавал акции. Сначала все было классно, но потом он толкнул кому-то этих акций на два миллиона баксов сразу, и его повязали федералы.

– Жадность фраера губит, – констатировала Лэй, – так всегда. Босс, а куда мы едем?

– В аэропорт. Ночью вы с доком будете уже на Гавайях.

– Как бы, отдых на экзотических островах? – спросила Санди.

– Как бы, меры повышенной безопасности, – в тон ей ответил Кортвуд, – кое-кому очень не нравится то, что мы делаем, поэтому… На военной базе когда-нибудь были?

– Нет, а что?

– Вот, поживете там месяц – другой, расширите свой кругозор.

– Ни фига себе, – сказала Келли и пропела, – The sergeant calls: stand up and fight, you are in army now!

…

5 мая – 3 июня. Резервная база ВМС, остров Гавайи. Противник наносит первый удар.

База военно-морских сил США Махукона-2 на северном мысе Упола острова Гавайи одноименного штата, была скучнейшим местом. Ее построили в середине прошлого века, как карантинный пункт для участников операций в Индокитае. Потом из нее сделали реабилитационный центр, а потом просто стали использовать, как военный санаторий.

Территория с самого начала была разбита на секции, разделенные внушительными заборами, так что девушки не видели никого, кроме двух биомедиков из Atlinc и немногочисленных военнослужащих группы обеспечения. Все дни походили один на другой, как армейские пуговицы. Подъем, завтрак, медико-биологические тесты, обед, спорт (маленький бассейн, волейбол или настольный теннис), ужин. До отбоя – телевизор, интернет или карты на выбор.

Келли и Лэй спелись на почве покера и что ни день, обыгрывали местных служащих на двадцатку-другую баксов, за что получили прозвище «бандитки». На шулерстве их никто ни разу не поймал, но их заявления о собственной честности все равно воспринимались с большой долей скептицизма. Частота появления у них на руках комбинаций «street» и «flash royal» входила в слишком явное противоречие с теорией вероятности.

Санди брала карты в руки реже. Она предпочитала секс-чаты по мотивам fantasy. Иногда Келли и Лэй составляли ей компанию, но только в качестве суфлеров. Обычно аватары Санди были женщинами, которые вызвали бы острый комплекс неполноценности у всех top-моделей сразу, но бывало и по-другому. Как один раз недоуменно выразилась Келли, наблюдая такой случай: «я иногда люблю поизвращаться, но быть зеленой драконихой и торчать когда тебя трахает трехголовый монстр с двумя херами – это, в натуре, перебор».

Три раза прилетал Кортвуд, притаскивал кучу мелких подарков и, наговорив всем кучу ободряющих слов, вновь исчезал. С ним приезжали телевизионщики и снимали трех девушек для очередной передачи, рекламирующей эксперимент «Erectus». Почти каждый день появлялся доктор Винсмарт, поселившийся в квартире, купленной консорциумом Atlinc в ближайшем отсюда городке Махукона. С доком можно было поболтать и, опять же, перекинуться в карты. Незаметно пролетело 4 недели, и уже, казалось, что опасения Кортвуда были напрасны. Вот тогда-то все и произошло.

…

Младший служащий Натаниэл Смит не знал что у взрывного устройства, выполненного в виде двухлитрового тетрапака с фруктовым соком, нет замедлителя. Человек, который передал ему это устройство вместе с авансом 50 тысяч долларов, сказал, что замедлитель установлен на 200 секунд – вполне достаточно, чтобы убраться из столовой, и сделать вид, будто там и не был. Задача состояла в том, чтобы вскрыть клапан и незаметно положить тетрапак в мусорную корзину, которая стояла в углу. Натаниэл выбрал удачный момент в начале ужина: Лэй Форсмен стояла у раздачи, болтая с поварихой, а дежурный охранник умудрялся неуклюже флиртовать с ними обеими. Все трое ничего не замечали. Через окно он видел, как Келли Клай и Санди Рэндолф идут по дорожке и заворачивают за угол в 7 метрах от входа. Отвлечь их ничего не может, и они будут здесь через несколько секунд. Натаниэл знал, что они, как обычно, подойдут к раздаче, чтобы набрать еды на подносы. За это время он спокойно выйдет из столовой с мешком кухонных отходов и доберется до свалки, где будет прикрыт от взрыва тяжелыми мусорными контейнерами.

Натаниэл Смит не придал значения словам человека, передавшего устройство: «Перед вскрытием клапана убедитесь, что все три женщины находятся в помещении». Ясно же, что тот имел в виду: все три должны оказаться в помещении в момент взрыва, а взрыв будет через 200 секунд. Человек знал, что взрыв произойдет сразу (очень удобно, когда исполнитель ликвидируется вместе с целями), но не предполагал, что дезинформация о 200 секундах может провалить все дело…

Итак, Натаниэл Смит, убедившись, что никто на него не смотрит, и что Келли и Санди вот-вот войдут, надорвал клапан тетрапака. Он не успел даже удивиться. От него почти ничего не осталось. Впоследствии его опознали только по коронкам на верхней челюсти. Повариха, охранник и Лэй Форсмен прожили дольше на ту долю секунды, за которую взрывная волна дошла от угла до стойки. Крыша с перекрытиями рухнула, окна и двери вылетели. Келли и Санди в этот момент находились всего в метре от двери, но были прикрыты капитальной стеной. Взрывная волна сбила их с ног, но не покалечила. Они ослепли и оглохли, но зрение через несколько секунд вернулось. Правда, мир казался причудливым, собранным из беспорядочно крутящихся цветных пятен, и совершенно бесшумным, будто его накрыли плотной ватой. Келли пришла в себя первой и, схватив за руку Санди, потащила ее в сторону тех самых мусорных контейнеров, за которыми хотел спрятаться Натаниэл Смит. Как она сумела найти дорогу в вечернем полумраке, да еще в застилавшем все вокруг дыму и мелкой пыли, она потом и сама не могла понять.

Спрятавшись между контейнерами, они некоторое время безуспешно говорили друг другу что-то, но каждой казалось, что другая просто открывает рот и двигает губами. Слух кое-как вернулся только минут через 5. Они услышали шипение, гул и треск пожара, сирены, рев моторов, окрики, отрывистые команды…

– Что это было? – спросила Санди.

– Нас хотели грохнуть, вот что, – сказала Келли.

– А Лэй? Надо ее вытащить…

– Ты спятила? Там все в клочья. Мы в полной жопе.

– В смысле? – переспросила Санди, – мы, по крайней мере…

– Мы живы только пока нас не нашли, – перебила Келли, – Думают, мы там. А если нас найдут, то мы трупы.

– Ты уверена?

– Включи мозги. Нас продали. Это бизнес, понимаешь? Кто-то предложил хорошую цену, и ударили по рукам. Потом все это спишут на каких-нибудь гребаных террористов.

– Продали, – задумчиво повторила Санди, – Так. Надо выбираться отсюда.

– Уф. Наконец, ты начала соображать. Давай-ка оглядимся аккуратненько… Ух, блин…

Все вокруг было затянуто пахнущим гарью смогом, сквозь который едва пробивался свет прожекторов и автомобильных фар. Со стороны столовой было видно тусклое зарево, на фоне которого мелькали темные тени. Оттуда доносилось шипение и свист, видимо в огонь лили струи воды из нескольких гидрантов.

– Как думаешь, тут до самых ворот задымлено? – спросила Санди.

– Еще бы. А что толку? Как ты через них пройдешь? Там наверное, и вояки, и копы.

– А если через стену?

– Два с половиной метра и колючая проволока под током, – напомнила Келли.

– Черт… Лэй обязательно бы что-нибудь придумала.

– Не будь тока – и я бы что-нибудь придумала.

– Ты серьезно?

– Ну. А то я через стенки с колючкой не лазила.

– Ток я отключу, – сказала Санди.

– Что, правда?

– Отвечаю. Мне только любой распределительный щит найти.

Минут через 10 она и правда отключила ток. На всей территории. А еще через 5 минут Келли показала, как лазают через колючую проволоку с помощью ржавого куска стальной сетки и старого одеяла (и то и другое нашлось на свалке). И не только показала, а даже фактически втащила менее спортивную подругу наверх. Вниз, правда Санди спрыгнула сама, не слишком удачно, но без переломов и вывихов.

– Ты пока иди наискосок через пустошь и спрячься на обочине шоссе, а я разнюхаю, что там, – Келли деловито махнула рукой в сторону ворот базы.

Ворота были в двухстах метрах, вокруг них горело множество фар автомобилей и стоял такой шум, что было слышно даже отсюда.

– Осторожней там, а то сцапают.

– Ладно, не учи лису кур таскать, – Келли хлопнула подругу по плечу и тихо растворилась в сумерках.

Санди встала на ноги, выругалась сквозь зубы (все-таки бедром она ударилась изрядно), и поковыляла через кустарник в сторону шоссе. Несколько раз она чуть не провалилась в какие-то канавы, но, в общем, добралась удачно и уселась на обочине, спрятавшись за дорожным ограждением. Мимо проносились автомобили, в основном раскрашенные камуфляжными узорами. Большая часть – в сторону базы, меньшая – в обратную.

Через несколько минут едущий со стороны базы открытый джип затормозил в 20 метрах от ее укрытия и водитель осветил свое лицо фонариком. Вот так номер: за рулем была Келли. Перепрыгнув через ограждение (и снова выругавшись от боли в бедре) Санди пробежала эти несчастные 20 метров и шлепнулась на сидение рядом с подругой. Машина тут же рванула с места.

– Ты что, подломила эту тачку?

– Нет, блин, попросила покататься. Чем спрашивать фигню, лучше думай, чего дальше.

– Нечего думать. Езжай прямо, а на развилке – направо. Попадем четко в Кэптан-Кук.

– А за фигом нам туда? – спросила Келли.

– Причалы, – коротко ответила Санди.

– Ну?

– Вот и ну. Ты катер сможешь подломить?

Келли передернула плечами.

– Не фиг делать. Мне что тачка, что пароход. А толку? Тут же океан вокруг.

– Тут много чего вокруг, – загадочно ответила Санди, – черт, кажется мой мобильник сдох. Твой в порядке?

– Держи, – Келли протянула ей миниатюрную трубку, – Только не вздумай звонить 911, тут они, наверное, все повязаны.

– Не дура, понимаю… – буркнула Санди, набирая какой-то номер, – …Ну, отвечай же, черт тебя дери… Где ты там, возьми трубку…

– Кому ты… – хотела спросить Келли, но тут абонент ответил.

Санди со страшной скоростью затараторила на каком-то языке вроде испанского. Разговор длился минут 15, за это время Келли уже повернула на развилке и увидела впереди огни небольшого города.

– Ну, чего? – спросила она подругу.

– Надо питьевой воды купить, – ответила та, строча что-то в маленьком блокноте, – еще жратвы, какая попадется, и пару канистр дизтоплива.

– Не вопрос, – сказала Келли, – у меня есть наличными баксов 200. Купим все в автомате на заправке. А зачем?

– Затем, что нам плыть часов 12, а может и больше.

– По океану? 12 часов? Ты сбрендила!

– У тебя есть другие варианты? – спросила Санди.

Других вариантов не было. Среди владельцев океанских катеров на Гавайях далеко не все являются обстоятельными людьми, поэтому искомое плавсредство нашлось достаточно быстро. Замок на причальной цепи Келли открыла скрепкой за минуту. Еще за 3 минуты выдернула провода замка зажигания и скрутила их. Негромко заработал мотор.

– Ты умеешь управлять этой штукой? – спросила Санди.

– А чего тут управлять? Тот же катер, только габариты вдвое против обычного. Знай себе рули, было бы куда.

– Туда, – Санди махнула рукой в открытый океан, – видишь на панели компас? Держи курс четыре вот этих деления вправо от юго-запада.

– Ладно, – Келли пожала плечами, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Катер медленно двинулся вперед, покачиваясь на пологой волне.

….

Когда огни Кэптен-Кука практически скрылись из виду, девушки, посовещавшись, решили, что можно включать свет. В маленькой открытой рубке нашлось некоторое количество полезных вещей: маленький телевизор, пара старых матросских накидок, коробка фееров, канцелярские принадлежности и потрепанный морской атлас. Еще обнаружилось десяток старых журналов «Плэйбой», полупустая пачка презервативов, бутылка дрянного виски, тоже полупустая, и дешевый спиннинг.

– Не так уж плохо, – констатировала Санди, вооружившаяся атласом и линейкой, – я бы предпочла бортовой комп с курсографом и спутниковым интернетом, но обойдемся GPS в твоем мобильнике.

– А куда мы плывем? – поинтересовалась Келли.

– Вот сюда.

– Гм. Чем этот кусок океана лучше любого другого?

– Ничем. Но нас там встретят знакомые ребята.

– Те, которым ты звонила по мобильнику?

– Ты угадала. Только надо повернуть чуть-чуть к югу, мы от курса отклонились.

– К югу – это куда?

– Это налево.

– Ага, понятно. Ну, попробую, – Келли чуть повернула штурвал и зафиксировала в новом положении, – слушай, а что мы будем делать дальше?

– Заляжем на островке и прикинем, как сделать деньги из вот этого обстоятельства.

Санди выразительно похлопала себя ладошкой по животику, пока еще почти плоскому.

– Думаешь, получиться?

– Почему бы нет? В этих маленьких эректусов вбухана чертова прорва миллионов баксов. Значит, это кому-то очень нужно.

– А кому-то другому очень ненужно, – заметила Келли, – помнишь, что стало с Лэй? Я думаю, плохие парни, которые это сделали, скоро поймут, что мы смылись.

– Наверное, поймут. Найдут одеяло на стене, краденный джип у причалов и сопоставят с пропавшим катером. Где-то с 8 утра нас начнут искать. Но они ни черта не знают, куда мы направились, а за два часа весь океан не прочешешь. Мы успеем дойти до места.

– Ну и что? Думаешь, нас на этом твоем острове не найдут?

– Это уже другая история, – Санди ткнула пальцем в атлас, – Вот этот пунктир означает границу владений дяди Сэма, а вот этот – морскую границу Конфедерации Меганезия.

– Ух ты! То есть мы, туда проползем, как мексиканцы-нелегалы в Техас?

– Вроде того. А плохие парни не умеют путешествовать так скромно, как мы, да и друзей в Меганезии у них, скорее всего, нет.

– Если они работают на правительство США, а скорее всего так и есть, то они договорятся и без друзей.

– Вот это вряд ли, – Санди улыбнулась, – ты не в курсе политики. Для США Меганезия это вдесятеро хуже, чем Куба при Кастро. Потенциальный противник и все такое.

– Ни фига себе! А нас там не засадят в концлагерь?

– Не засадят. Там другие законы. Долго объяснять… Черт, что у нас опять с курсом. Мы теперь наоборот, отклонились к югу. Нам надо правее.

– Я слишком сильно повернула этот дурацкий руль, – предположила Келли, – Ладно, буду крутить понемногу. Вот так. Знаешь, если честно, то я начинаю дрейфить. Прикинь, мы уже полтора часа плывем, ни хрена не видя. Я так не привыкла. Не хочется врезаться в какой-нибудь риф или сесть на мель.

– Тут глубины от 500 метров и более, – успокоила Санди.

– А если встречный корабль?

– Ты увидишь его огни километров за пять.

– Легко сказать! Здесь столько звезд, что не вдруг отличишь. Из-за этих волн кажется, что они все движутся. А вон та штука с прожектором явно идет поперек нашего курса.

– Келли, расслабься, это Луна восходит.

– Блин! Вот я дура. Вот что значит первый раз в океане. Хорошо хоть меня не укачивает.

– Меня тоже. Хоть в этом повезло.

– Да уж. Повезло. Как думаешь, Санди, что сейчас там, на базе?

– Сейчас узнаем, если телек пашет. Это наверняка попало в новости. Ну-ка проверим…

Телевизор работал. И в новости это попало. Сейчас шла примерно середина репортажа.

«… Допустить на территорию базы. Мы вынуждены вести съемку с шоссе, откуда виден только сплошной забор с колючей проволокой по верху и железные ворота. Справа от них находилась столовая военного пансионата, внутри которой произошел взрыв. За этот час нам удалось поговорить с врачом из «скорой помощи» и с двумя парнями из пожарного расчета. Они сообщают, что видели только сильно изуродованные обгоревшие трупы и ни одного раненного. Руководство базы не отрицает, что Келли Клай, Лэй Форсмен и Санди Рэндолф жили в этом пансионате, но отказывается что-либо сообщить об их судьбе».

– Переключи на какой-нибудь частный канал, – посоветовала Келли, – по национальным каналам всегда ботва, а частники уже наверняка разнюхали.

– Сейчас поищу, – Санди потыкала в пульт, – о! Your Favorite Online.

Четверть часа шла светская хроника. В основном, бриллианты и голые задницы. Затем четверть часа про каких-то зоологов-экстремалов, живущих среди львов. Затем мультик для взрослых, где все трахали всех, причем довольно смешно. А после появилась заставка «Политическая тема дня: Кто и кого взорвал на Гавайях», с предупреждающей надписью внизу: «Запись содержит шокирующие кадры, которые категорически не рекомендуется смотреть детям, людям со слабым сердцем или нервами, и беременным женщинам».

Келли невесело пошутила:

– Гляди-ка, Санди, нам про нас смотреть не рекомендуется. Какая, блин, трогательная забота… Ох, черт, меня сейчас вырвет.

«Эту съемку сделал наш оператор, сумевший попасть на территорию базы Махукона-2, военно-морского флота США на острове Гавайи через час после взрыва и пожара. Вот сотрудники спасательной службы извлекают из-под обломков здания столовой одно из тел. Вы видите, в каком оно состоянии. Кто это – можно определить только в специальной лаборатории. В момент взрыва в столовой находились 7 человек, из них 4 служащих и 3 знаменитых участницы эксперимента по клонированию первобытного обезьяночеловека.

Напоминаем, в чем состоял этот трагически прервавшийся эксперимент».

Пошел ролик из первой передачи с объяснениями Винсмарта:

«Закон запрещает клонировать Homo sapiens, т. е. существ нашего биологического вида. Но закон ничего не говорит о клонировании Homo erectus, которые относятся к другому биологическому виду, хотя и близкому к нам. Вынашивать может только существо, биологически максимально близкое к клону. Именно поэтому в эксперименте участвуют девушки-волонтеры. Закон об этом ничего не говорит, закон запрещает лишь выращивать человеческое существо путем клонирования, но не запрещает женщине вынашивать клон другого существа».

Телеведущий продолжил:

«Пока найдено 4 тела, из них только одно опознано – это служащий, который находился в бойлерной, дальше всего от эпицентра. От 3 человек, находившихся, видимо, рядом с эпицентром, остались лишь несколько фрагментов тел. На вопрос, какова была цель террористов, ответ однозначный: уничтожение участниц эксперимента «erectus». Древние римляне говорили: ищи, кому выгодно. Чьим интересам угрожал эксперимет?

Еще один ролик из первой передачи с выступлением Санди:

«Люди, вас обманывают! Ветеринарные методы клонирования, генной инженерии и молекулярной робототехники, прогрессивнее, эффективнее, безопаснее и дешевле того, старья, которое вам продают в клиниках эти жулики с лицензиями!.. Эректус, как бы, не человек и имеет право на ветеринара. Люди пока лишены такого права, но, я надеюсь, этой дискриминации скоро придет конец!»

Снова телеведущий:

«После первого телешоу с участницами эксперимента стал резко падать сбыт на рынке медицинских услуг и препаратов. Одновременно начался рост сбыта ряда ветеринарных препаратов, которые, судя по всему, потребители покупают для себя, а не для своих домашних животных (хотя все эти препараты маркированы, как предназначенные для животных, а не для людей). После второго телешоу с похожими заявлениями, кризис рынка усилился. Убытки составили более 300 миллионов долларов. Итак, у воротил медицинского бизнеса был мотив для теракта, но только ли у них?».