Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

– Что-нибудь известно о последнем посольстве, направленном сюда?

– Ничего. Мы почти ничего не видим из того, что там происходит. Но ваша жизнь в ваших руках, юный Хоук.

– Мы – посланцы эмира, – сурово сказал Энтони.

Весь следующий день, когда посольство на плоту переправлялось через реку, его терзали дурные предчувствия.

– Я буду ждать твоего возвращения, Хоквуд, – сказал на прощание начальник пограничной охраны.

Переправившись через реку, они углубились в лес. Вскоре начался дождь, потоки воды ограничивали видимость и окружали их мрачным шелестом листвы.

– Какое промозглое место, – передёрнул плечами Мехман-паша.

– Ты как старуха, – усмехнулся Халим-паша, – разве мы не потомки Османа? Этим варварам предопределено судьбой служить нам. На что-то лучшее им нечего рассчитывать.

Энтони позволил им немного повздорить. Он решит, как обойтись с валахами, когда ему будет надо... и он собирается вернуться живым.

Через три дня деревья стали расступаться, и стража Валахии остановила их. Энтони понимал, что за посольством следят с того момента, как оно отъехало от реки. Не один раз они слышали звон доспехов, доносившийся из-за деревьев. Хоквуд приказал своим людям не обращать внимания на это, считая, что валахи, когда будет нужно, сами обнаружат себя, и что они прибыли сюда не для сражений, а для переговоров.

Теперь перед ними появилось несколько сотен всадников. На некоторых были шлемы, на некоторых – кирасы и другая защита, но ни у одного не было полного комплекта доспехов. Вооружены они были копьями, луками и мечами. Энтони показалось, что отряд янычар мог бы мгновенно разгромить это сборище людей, вряд ли подчинявшихся строгой дисциплине. Но их было больше, чем османцев.

Подняв руку, Энтони направился вперёд.

Немного спустя командир валашских всадников покинул строй и направился к нему.

– Я посол Мехмеда II, – по-гречески сказал Хоквуд.

– Мы не признаем турецких эмиров, – ответил командир.

– Этого ты признаешь, дружище, – пообещал Энтони. – Я пришёл поговорить с твоим хозяином. Проводи меня к нему.

До столицы князя Дракулы Букура посольство добиралось ещё несколько дней. Это было неприятное путешествие. Турки следовали в сопровождении валашских пеших и конных воинов, к ним присоединилась толпа местных жителей. Хотя с ними не обходились грубо, турки ощущали себя пленниками.

Наконец посольство достигло города, основные строения которого были деревянными и скорее походили на хижины, а не на дома. В эту нескончаемую морось они казались абсолютно нежилыми. В отдалении за домами возвышался ряд голых деревьев. Подъехав ближе, турки поняли, что на самом деле это были посаженные на кол люди, тела которых давно сгнили, и теперь их скелеты поднимались к небу на высоких шестах.

– Именем Аллаха, – пробормотал Мехман. – Вот что случилось с нашими людьми...

Энтони судорожно сглотнул. Как однажды сказал Мехмед, если однажды увидишь, как сажают на кол, то никогда этого не забудешь. Здесь же были трупы более чем ста человек.

Валашские дети радостно возились под этим ужасным памятником жестокости; наверняка они так же веселились, когда эти люди корчились и умирали в муках.

– Мужайтесь! – гаркнул Халим-паша. – Мы ведь османцы!

Энтони резко осадил коня.

Посольство двигалось между убогими лачугами, копыта вязли в грязи, собаки лаяли, грязные дети бежали следом за ними.

Дворец князя оказался просто большой хижиной, окружённой деревянным частоколом. Турки были впущены, ворота за ними плотно закрылись.

– Эти люди – настоящие варвары, – прокомментировал Мехман-паша, оглядываясь кругом с нескрываемым отвращением.

В полной тишине три посланника поднялись по ступеням на крыльцо: от их мокрых одежд шёл пар. На крыльце их ждали стражники и двое дворовых слуг. Очевидно, их известили о прибытии турок.

– Снимите шлемы, – приказал один из них, говоривший по-латыни. Поверх его одежды был рыцарский плащ; но, казалось, что он давно не мылся.

– Почему мы должны снимать шлемы? – спросил Халим-паша.

– Ни один человек не может оставаться с покрытой головой в присутствии князя, – высокомерно произнёс слуга.

Халим-паша взглянул на Мехман-пашу, не зная, как реагировать на это наглое замечание.

– Мы прибыли с миром, друзья мои, – успокоил их Хоквуд. – Мы должны выполнять желания князя. – Он снял шлем и отдал его слуге.

Слуга удивлённо уставился на него.

– Вы турок?

– Нет, – ответил Энтони. – Но я служу эмиру.

Человек продолжал глазеть на его рыжие волосы, когда Халим громко провозгласил:

– Турки не снимают головной убор даже перед эмиром.

– Тогда вы не сможете встретиться с князем, – настаивал слуга.

– Я в любом случае увижу его, – объявил Халим-паша. – Я посланник эмира.

Мехман-паша погладил бороду.

– Давайте уступим ему, так будет лучше, – снова предложил Энтони.

– Ты чужестранец, юный Хоук, и многого не понимаешь. Идём, Мехман, взглянем на этого князя...

Стражники попытались преградить путь туркам, но слуга сделал знак, и те были пропущены.

Хоквуд медленно проследовал за ними в комнату, наполненную дымом. За решёткой в одном конце комнаты полыхало пламя. Здесь было несколько мужчин, а также, к удивлению Энтони, женщины, которые перешёптывались и обмахивались веерами.

Они не более располагали к себе, чем мужчины, но были определённо красивы. Сидевший в кресле мужчина был горбуном и казался почти карликом. Жёсткие чёрные волосы, покрывавшие его голову, сразу переходили в усы и бороду. Его крючковатый нос казался кривым и свисал над тонкими губами; змеиные зелёные глаза зло смотрели из-под низких бровей.

– Кто эти люди? – почти прошипел он.

Наверняка он знал, кто перед ним, но хотел добиться проявления учтивости со стороны турок.

Энтони выступил вперёд.

– Я прибыл от эмира Мехмеда, второго эмира этого бессмертного имени. Мой хозяин – господин Карамана и Сиваса, Анатолии и Хандара, Греции и Румелии. Сербы платят ему дань и... – он перевёл дыхание, – и валахи.

Брови Дракулы, казалось, нашли одна на другую.

– Ты не турок.

– Я имею честь быть англичанином, князь. Меня зовут Энтони Хоквуд.

– Ты служишь туркам?

– Да, это так. Эмиру было угодно взять меня на службу.

– Ты предатель.

– Я знаю, где находится моё будущее, и мне известно, где находится всё наше будущее. – Хоквуд посмотрел прямо в глаза князя. – Тебе же будет лучше, если ты поймёшь это.

Они пристально смотрели друг на друга несколько секунд. Затем Дракула спросил Энтони:

– Кто эти люди?

– Со мной прибыли Халим-паша и Мехман-паша.

– Эти турки... – презрительно протянул Дракула. – Их поведение выводит меня из себя.

– Они не обнажают голову даже перед эмиром.

– Какое мне дело до их обычаев? – разгневанно бросил Дракула. – Что передал эмир для меня?

– Во-первых, он желает знать, почему ты предал смерти его людей?

– Они разгневали меня.

– Я передам твой ответ моему хозяину, – твёрдо сказал Хоквуд. – Это разгневает его.

– Ты настоящий наглец, – отпарировал Дракула. – Значит, ты проделал этот путь, чтобы поинтересоваться судьбой нескольких турок?

– Нет, князь. Мой повелитель говорит, что твой отец поклялся в верности отцу эмира, великому Мураду.

– Мой отец был глупцом.

– Я передам твой слова эмиру. Ещё мой повелитель желает знать, не пойдёшь ли ты войной на лагерь «Полумесяца»? Или по-прежнему будет мир?

– Я ещё не решил, – сказал Дракула.

Энтони поклонился.

– Мой повелитель приказал мне передать, что он приступает к великому предприятию. Князья, благословившие его, будут вознаграждены, когда дело будет закончено. Тех, кто не поддержит эмира, посчитают врагами и сошлют на край земли.

Дракула посмотрел на него.

– Эмир собирается штурмовать Константинополь, – задумчиво сказал он.

– Он приступает к великому предприятию, князь...

– Он, должно быть, принимает меня за глупца. На самом деле он и есть настоящий глупец.

– Он просит твоего благословения.

Дракула раздумывал несколько секунд.

– Я даю его, – произнёс он наконец. – Константинополь – логово изменников. Его следует разгромить. Мои солдаты не будут переправляться через реку.

Энтони поклонился и облегчённо вздохнул.

– Я передам твой ответ моему повелителю, – сказал он. – Эмир будет доволен.

– Тогда в точности передай ему слова. Теперь ступай... А эти люди... – Дракула щёлкнул пальцами, когда Халим-паша и Мехман-паша собрались уходить.

– Что ты задумал, князь? – тихо спросил Энтони.

– Они разгневали меня, – настаивал Дракула.

– Я уже объяснял, князь, это не в обычаях...

– Я хорошо запомнил твои слова, английский предатель. Ты сказал, что у турок не принято обнажать голову перед кем-либо, даже перед эмиром. Хорошо, тогда...

Дракула улыбнулся такой дьявольской улыбкой, что у Энтони перехватило дух.

– Кто я такой, чтобы заставлять людей нарушать их традиции? Они не обнажили голов. Хорошо же... Теперь они никогда не сделают этого. – Он дал знак страже. – Схватить этих людей и прибить шлемы к их черепам. – Его усмешка переросла в сатанинский хохот. – Пусть дамы развлекутся.

– Дракула сделал это? – Мехмед уставился на Энтони. – И это после того, как посадил на кол моих предыдущих послов? – Он издал звук, похожий на смех. – Что за человек! – воскликнул он.

– За Халим-пашу и Мехман-пашу нужно отомстить, о падишах, – сказал Хоквуд. – Халим-паша, конечно, вёл себя неумно, но Мехман-паша был не виновен и к тому же был моим свёкром. Как я появлюсь перед женой с этим известием?

– О, они будут отомщены, – пообещал Мехмед. – Правда, не сейчас. И это будет не так просто. Какой казни достоин человек, поступающий таким образом? – Он стал серьёзен. – Но тебя он отпустил ко мне...

– Наверное, потому, что я трус. Я не бросил ему вызов, о падишах.

– Ты мудрый человек, юный Хоук. И верный слуга. Посол не должен бросать вызов тому, к кому послан. Ты с честью выполнил моё поручение. Теперь тебе многое известно.

– Я понял то, что мир гораздо больше, чем я предполагал, и то, что он враждебно настроен.

– Это стоило узнать. Я доволен тобой, юный Хоук. Теперь... теперь мы приступим к нашему делу.

Это было грустное возвращение домой. «Эмир, конечно, доволен результатами поездки, – думал Энтони, – но я сам отчаянно унижен от того, что меня заставили смотреть, как в муках будут умирать два моих компаньона».

Теперь надо как-то выдержать взгляд Лейлы. Она била себя в грудь и рвала волосы в своём горе: тело её отца даже не возвратили. Энтони знал, что Лейла во всём обвиняет его – ведь он был во главе посольства.

Старших Хоквудов переполняла радость при мысли о том, что их сын после шести месяцев отсутствия вернулся живой и невредимый. Но их радость омрачала новость о поведении их дочери Кэтрин и сознание того, что скоро начнётся военный поход.

– Моя семья уничтожена, – грустно сказала Мэри Хоквуд. – Ты один остался у меня. И теперь ты должен идти на войну.

Его отец казался более весёлым: огромная пушка была готова и могла стрелять.

– Пушка оправдала мои расчёты, – хвастался Джон Хоквуд. – Она посылает огромные каменные шары на расстояние мили. Это самое разрушительное из всех существовавших когда-либо оружие.

– Ты уже пробовал стрелять чугунными ядрами? – поинтересовался Энтони.

Джон покачал головой.

– Я смог отлить только шесть ядер – в Анатолии недостаточно железа. Их нельзя тратить понапрасну. Но эмир доволен.

Первые дни после изматывающего, удручающего возвращения из Валахии Энтони мечтал об объятиях эмир-валиде. Но приглашения не получил. Кызлар-ага сообщил ему:

– Эмир-валиде больна. Тебе же будет лучше, юный Хоук, если ты забудешь, что она когда-либо жила на свете.

Энтони почувствовал, как его охватила дрожь Он представил, что эмир-валиде умерла, а его жизнь зависит от этого евнуха.

Но долго печалиться и думать о бренности жизни не было времени – Мехмед сразу начал военную кампанию. В марте 1452 года он навестил мавзолей Османа, в котором перед муфтиями и командирами янычар он, по традиции, прикрепил к поясу священный меч в знак того, что собирается на войну. Янычары издали воинственный клич.

Мехмед лично руководил рабочими, которые строили крепость Румели-хисар на европейском берегу Босфора. Их охраняло пять тысяч вооружённых людей.

Вскоре Энтони осознал, насколько необычно сильным должно стать это укрепление. Даже замок Нуово в Неаполе казался незначительным по сравнению с ним. Над огромным внутренним строением воздвигли башню, его окружили стенами, которые разделили двор на несколько секций. Их можно было легко защитить, если бы враг попытался проникнуть в них. Но вряд ли это могло случиться. Внешние стены поднимались на двадцать футов прямо из скалы. Они были в двадцать футов толщиной, наблюдательные башни высотой в тридцать футов установили через каждые сто футов. Внешние стены спускались к морю, захватывая обширную бухту, куда могли пришвартовываться галеры с азиатского берега, чтобы выгрузить людей и зерно.

Конечно, Румели-хисар не была столь сильной, как Константинополь, но взять её штурмом было невозможно, пока господствовали сипахи и янычары.

Византийцы направили посланников для инспекции и, очевидно, были поражены. Они назвали крепость «Перерезывающей горло».

Но поскольку у Византии с турками был подписан мирный договор, посланники ушли, не предъявив никаких претензий.

Крепость строилась несколько месяцев. В это время турецкая армия медленно стягивала всю свою мощь в этом районе. Первыми здесь появились башибузуки, затем анатолийцы, потом янычары и сипахи.

Самой последней шла артиллерия. Энтони отправился в Брусу, чтобы помочь отцу. Обычные пушки было сложно транспортировать, но для того, чтобы передвигать гигантскую пушку, запрягли шестьдесят волов. Две сотни людей толкали её. Ещё двести человек трамбовали землю, по которой её тащили. Почти целый год эту пушку переправляли к Босфору, и потом встала самая трудная задача – погрузить её на галеру, чтобы доставить на европейский берег. Сам Мехмед, нервно покусывая губы, наблюдал за тем, как укреплённые аппарели[45]45
  А п п а р е л ь – наклонная плита для погрузки транспорта на суда.


[Закрыть] соскальзывали с судна; они трещали и угрожали сломаться под такой тяжестью. Вокруг суетилось множество людей, стоявших по колено в воде и отдававших приказания. Энтони был мокрым от волнения. Хоть и не обученный на инженера, Джон Хоквуд выделил те основные этапы, которые необходимо было преодолеть. И медленно, напряжением разбухших мускул рабов, тянущих верёвки, моряков, с которых струился пот, поворачивающих лебёдки, это чудовище было погружено на борт. Судно накренилось, и вода хлынула в вёсельные отверстия. Джон Хоквуд быстро распорядился, чтобы все, кто мог, бросились на другой конец судна. Пушку, для баланса, наконец задвинули в середину судна и сразу отдали швартовы. Медленная переправа началась.

На европейском берегу разгрузка также угрожала катастрофой, но Джон Хоквуд всё контролировал, и пушка безопасно была спущена на землю.

Византийцы отдавали себе отчёт в мощи той силы, которая скапливалась у их порога, но они должны были верить, что турки готовятся к походу против Дракулы.

Наконец крепость была построена. Собрав своих личных охранников – янычар и сипахов – всего около пятнадцати тысяч человек – и всех своих советников, включая Хоквудов, Мехмед объехал укреплённые стены. Армия османцев держала строгий порядок: красно-голубые одеяния янычар контрастировали с белой униформой сипахов в стальных доспехах. Мехмед в золотых доспехах на белом жеребце торжественно выступал во главе шествия.

Конечно, шум, с которым армия двигалась вперёд, воинственные крики турок, усиленные громом барабанов, звуки цимбал и рёв труб сильно действовал на противника. Энтони наблюдал, как на стенах Константинополя появлялось всё больше и больше людей. Возможно, размышлял он, Анна и Кэтрин были среди них. Его интересовало, о чём они думают сейчас. Ни один здравомыслящий человек не мог сомневаться, что Мехмед собирается на штурм Константинополя.

Но оставалось ещё много приготовлений. Огромная армия скапливалась в одном месте, и её надо было кормить. Турецкие галеры постоянно сновали по Чёрному морю, доставляя продовольствие.

Артиллерию необходимо было увеличить. Кроме новых пушек, Мехмед собирался пустить в дело старое метательное оружие – баллисты, служившие осаждавшим армиям уже много столетий.

Штаб эмира расположился в Адрианополе. Посланники регулярно отправлялись в Константинополь с заверениями в дружбе и сообщениями, что эмир готовится в поход против Дракулы. Таким образом, до самого последнего момента Константин пребывал в неведении.

На Джоне Хоквуде лежала большая ответственность – подготовить бомбардиров к первому настоящему испытанию. Зная, что в случае успеха его ждёт крупная награда, Джон осознавал, какой будет расплата за поражение.

Энтони по двенадцать часов в сутки работал с отцом и был счастлив этим. Казалось, он забыл о нормальной жизни до тех пор, пока Константинополь не будет взят.

Гарем и двор Мехмеда последовали в Адрианополь, советники тоже перевезли сюда всех своих домашних и имущество. Провинциальный город раздулся до огромных размеров. Пири-паша был возбуждён и встревожен.

Энтони и Джон тоже перевезли в Адрианополь своё домашнее хозяйство, но для них в этом было мало радости.

Мэри была очень обеспокоена надвигающимся военным походом, Лейла всё ещё горевала об отце.

– Ты должен высечь её, – раздражённо сказал Мехмед Энтони.

– Мне не в чем винить её...

Мехмед задумчиво взглянул на Энтони.

– У тебя появится другая жена, когда мы возьмём город, – пообещал он.

«И что с того?» – раздумывал Энтони. От эмир-валиде не было никаких известий, сам он не смел спрашивать о ней. Он чувствовал, что Мара помогает ему сделать карьеру у эмира. А что, если она умрёт?

Столь очевидные приготовления турок к осаде города вызвали реакцию на Западе. Георг Бранкович, сын Хуньяди и даже Дракула держали свои обещания и не предпринимали нападений на суше. Но Папа Римский наконец решил помочь послушным христианам и направил в Константинополь своего посла, некоего Исидора, бывшего митрополита Киевского в сопровождении двухсот солдат. Посланник прибыл в город в ноябре.

Мехмеда это позабавило.

– Двести человек, – издевался он. – Я слышал, что там уже вспыхнул бунт.

Это было правдой. Когда Исидор попытался провести богослужения в соборе Святой Софии и таким образом отпраздновать объединение двух церквей, византийцы устроили настоящий бунт, и кардинала пришлось спасать от неистовства толпы.

Его прибытие могло бы позабавить турецкий лагерь, но последующие новости не были весёлыми.

В январе 1453 года два огромных генуэзских судна вошли в Золотой Рог. На борту находились один из самых известных воинов столетия Джованни Джустиниани в сопровождении семисот воинов, а также германский артиллерист Иоганн Грант.

Джон Хоквуд наконец перебрался в город.

– Именем Аллаха, – сказал Мехмед, – неверные собираются. Время идти на них, пока они не стали слишком сильны.

Мехмед распорядился начинать действия против византийских аванпостов. Маленькие крепости Терапия и Студиум на Босфоре были окружены, им предложили сдаться.

Гарнизоны, оказавшись перед такой ошеломляющей силой, с готовностью подчинились этому. Но Мехмед приказал каждого из солдат посадить на кол, да так, чтобы было видно из города.

– Они сдались добровольно, о падишах, – протестовал Энтони.

– Это предупреждение византийцам, – мрачно ответил Мехмед.

Следующей была захвачена крепость на острове Принкопо, с помощью горящей серы гарнизон был вытравлен. Все люди умерли до последнего.

– Настоящее чудовище, – мрачно отреагировал Джон Хоквуд.

«Это чудовище собирается взять Константинополь», – думал Энтони. Мара назвала его Канкар – Кровопийца. Он вдоволь напьётся крови, когда город падёт.

Через неделю Хоквуд получил приказ выступать со своей артиллерией. Окружённые огромной турецкой армией, всего около ста пятидесяти тысяч человек, пушки медленно двигались вперёд. Они были не видны наблюдателям на стенах.

Количество воинов на стенах росло по мере приближения турецкого войска. Если предыдущей осенью они встревожились при появления пятнадцати тысяч всадников, то что они почувствуют, увидев воинов, лошадей и флаги, заполнившие всю равнину. И худшего они ещё не знали...

Медленно, скрывая пушки, армия заняла позиции.

Войско Саган-паши двигалось к северу на случай контратаки, предпринятой через Золотой Рог из Галаты. Люди Саган-паши сразу же начали строить мост через внутреннюю бухту; за этим наблюдал маленький беспомощный византийский флот.

Войско Караджа-паши заняло позиции рядом с Саган-пашой, напротив Xylo Porta и Адрианопольских ворот.

Исхак-паша повёл свои войска к югу и расположил их напротив стены, в которой находились ворота Святого Романа.

И в центре, где река Кидарис течёт под стенами города, Халил-паша выставил основные турецкие силы.

Мехмед разбил свой красный с золотом шатёр сразу за войсками Халил-паши, ни у кого не оставив сомнения, что именно здесь он собирается предпринять основную атаку.

Турецкий флот, насчитывающий сто пятьдесят галер, курсировал в бухте Принкопо, не позволяя какому-либо подкреплению подойти к городу.

При турецком контроле Босфора и отрезанный от поставок продовольствия Константинополь оказался в осаде.

На рассвете 12 апреля 1453 года муэдзины поднялись на специально сооружённые башни перед каждой частью огромной армии и призвали к молитве. Энтони часто слышал эти слова за два прошедшие года, но сегодня они показались ему более значимыми, чем когда-либо:

 
Хвала Аллаху, господину всех миров!
Я утверждаю, что нет Бога, кроме Аллаха.
Я утверждаю, что Мухаммед – Пророк Его.
Придите к молитве.
У меня нет ни власти, ни силы, кроме той,
что дал мне Аллах, милостивый и милосердный.
Придите к молитве.
У меня нет ни власти, ни силы, кроме той, что дал мне
Аллах, милостивый и милосердный.
Придите к спасению.
На что воля Аллаха, то и будет.
На что нет Его воли, того не будет.
Придите к спасению.
Хвала Аллаху, господину всех миров.
Нет Бога, кроме Аллаха.
 

Когда муэдзин умолк, армия издала воинственный клич такой силы, что он был слышен за пятнадцать миль. Всадники двинулись вперёд, наблюдателям на стенах стала видна гигантская пушка.

– Твоя пушка заряжена? – нетерпеливо спросил Мехмед Хоквуда.

– Она заряжена и готова к бою, о падишах, – сказал Джон.

Мехмед указал на город своим жезлом с конским хвостом.

– Начинайте осаду, – приказал он.

Джон поджёг запал, армия затаила дыхание. Огромная пушка загудела, и первый снаряд, начавший атаку стены Феодосия, был выпущен.