Текст книги "Османец"
Автор книги: Алан Савадж
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)
– Подходит, – подтвердил Энтони. – Я отправлюсь через неделю.
– Ты уверен, что справишься с этим поручением? – спросил везир, провожая Энтони.
– Я хочу так думать.
– Ты должен больше делать, чем думать, Хоук-паша. Султан всё ещё недоволен тобой. Я скажу тебе, что он несколько раз думал о том, чтобы убить тебя за неповиновение. Только я защищал тебя. Я посоветовал султану использовать в нынешней ситуации репутацию честности твоей семьи. Если тебя постигнет неудача и ты не добьёшься ответа от Бригадино, тебе лучше не возвращаться в Истанбул.
– Если ты сказал мне это, ты должен быть мне другом ещё в одном, – заметил Хоквуд.
– Я всегда был тебе другом, Энтони. Я всегда буду твоим другом.
– В таком случае помоги мне взять с собой жену и детей, мать и старую няню на Кипр.
– Я не могу сделать это, Энтони, – Сокуллу покачал головой, – даже для тебя. Это станет концом моей карьеры. Это будет предательство, потому что ты в этом случае можешь бросить падишаха, не пытаясь заставить Бригадино принять условия.
– Значит, моя семья останется в заложниках моего успеха.
– Мужчина может найти другую семью, – пожал плечами Сокуллу.
– Только не я.
– Тогда добейся успеха, Хоук-паша. Преуспей – и опять будешь на коне.
– О, счастливый день, – радовалась Фелисити. Барбара, как и стоило ожидать, была разбита.
– Ты отправляешься, чтобы привести мою страну к катастрофе, – грустно сказала она.
– Я направляюсь покончить с войной, – сказал Энтони. – Если она продолжится, то многим принесёт смерть. Стоит ли меня упрекать?
– Нет, господин мой, – вздохнула Барбара. – Я должна пожелать тебе успеха. И скорого возвращения.
Энтони поцеловал её, обнял сыновей и вышел на галерею.
Четыре дня они двигались на юг по сверкающему Эгейскому морю. Обогнули остров Крит и направились на юго-восток к горам Кипра, таким близким к побережью Турции, что казалось удивительным, как это ни один султан до сих пор не заявил о своих правах на него. Но такие великие воины, как Мехмед, Селим Грозный или Сулейман, слишком хорошо понимали тонкости дипломатии: союзник на Западе был ценностью самой по себе, державшей к тому же христианский мир в состоянии неразберихи и разброда и делавшей старания Папы Римского или императора объединиться против турок совершенно пустыми. Захват Кипра не стоил такой цены.
Как справедливо заметил Сокуллу, самонадеянность Селима Пьяницы привела христиан к идее объединения.
Пять галер Хоквуда обогнули мыс Гата и в заливе Акротири, с берега которого смутно виднелись очертания Олимпа, встретились с турецкой эскадрой, охранявшей подступы к осаждённому городу с моря.
Их приветствовали взлетевшие флаги, адмирал пригласил Энтони на ужин.
– Хорошо, что ты вернулся на свой пост, Хоук-паша, – сказал он. – Теперь, может быть, нам удастся заставить венецианцев сдаться.
На следующий день они пересекли бухту Ларнака и обогнули мыс Греко. Теперь перед ними лежала бухта Фамагусты – чистая гладь воды до мыса Элеа, примерно около сорока миль, – заполненная турецкими галерами. Почти все они стояли на якоре, но некоторые галеоны были в движении.
Эскадра Хоквуда была сопровождена к флагману Пиале-паши.
Венгр, казалось, был не очень рад встрече с другом детства, мальчишками они ходили в море.
– Я думал, ты не потянешь эту войну, Хоук-паша, – скептически заметил он.
– Я собираюсь завершить её.
Пиале-паша фыркнул в ответ.
– Здесь распоряжения, – сказал Энтони, протягивая запечатанный пакет.
Пока адмирал читал, они сидели на задней палубе. Энтони не представлял содержание послания, написанного Сокуллу от имени султана. Пиале-паша, прочитав письмо, нахмурился.
– Ты назначен главнокомандующим флота, – сказал он.
– Ненадолго, надеюсь, – улыбнулся Энтони. – Но я также главнокомандующий армией. Давай навестим Мустафа-пашу.
Генерал ещё более удивился, увидев Хоквуда. Энтони в основном интересовался тем, что видел, когда он и Пиале-паша направлялись к берегу, а затем и к штабу армии.
Энтони сразу понял трудности осады. Стены города были самыми массивными из тех, которые он встречал за пределами Истанбула, и подход к ним был затруднён из-за песка, приносимого рекой Педиас с севера города. Участок за городскими стенами превращался в ловушку – само слово «фамагуста» означало «погибший в песках».
Двести лет назад этот город был одним из самых богатых городов христианского мира, расположившимся на торговом пути из Палестины на Запад. Остров удерживался различными военными династиями со времён, когда Ричард Львиное Сердце захватил его во время третьего Крестового похода, а правила им династия Корнаро, которая продала его венецианцам.
«Великая тётка Барбары, – размышлял Энтони. – Как бы она была заинтригована, если бы ей сегодня пришлось составить мне компанию».
Но, возможно что и нет. Кругом были признаки осады и непрекращающихся сражений. Заброшенные подкопы оставили огромные кратеры в земле; части городских стен обвалились и лежали огромными кучами камней, внутри города кое-где пылали пожары, а местами огромными столбами дым поднимался в прозрачный воздух.
И над всем этим висел смрад, поднимающийся от незахороненных трупов, которые валялись повсюду.
– Это было мрачное дело, – признался Пиале-паша.
Мустафа пригласил их в свой шатёр, затем развернул послание, адресованное ему, и начал читать его медленно и внимательно. Сначала он нахмурился, но потом его лицо прояснилось. Он сложил пергамент и передал его Пертав-паше. Пертав прочёл послание с непроницаемым видом. Но, когда он взглянул на Хоквуда, глаза его странно сверкнули.
Энтони знал, что Пертав презирает его, и это чувство было обоюдным.
– Ты должен вести переговоры, Хоук-паша, – сказал наконец Мустафа. – Я желаю тебе успеха.
– Осаду надо завершить через месяц, – подтвердил Энтони. – Таков приказ падишаха.
– Желаю тебе успеха, – повторил Мустафа.
На следующее утро Энтони выехал под флагом перемирия.
Турецкие орудия молчали, а венецианские притихли, как только увидели всадника.
В четверти мили от ворот он приказал эскорту остановиться и двинулся вперёд только со знаменосцем.
Основные ворота были центром жестоких атак и являли собой кучу булыжников, подъёмные ворота обрушились в сухой ров, решётки были разворочены пушечными ядрами. Но всё это до сих пор защищалось, и, когда Хоквуд приблизился, головы множества людей появились из-за камней.
– Стой там, османец! – крикнул кто-то.
Энтони натянул поводья.
– Мне нужен генерал Бригадино. Передайте ему, что Хоук-паша желает говорить с ним.
Его имя произвело должный эффект. За камнями началось какое-то движение, и двое поспешили прочь.
Энтони, сидя на коне, смотрел на стены. Всё новые и новые люди появлялись там, и хватило бы одной горячей головы, чтобы потерять контроль... Но они должны знать, что он – их единственная надежда на жизнь.
Он ждал с полчаса, когда наконец какой-то человек вскарабкался на кучу камней и уставился на него. Он был средних лет и маленького роста – так показалось Энтони. Его шлем был сдвинут, чёрные волосы разлетались в порывах лёгкого ветра, дувшего от моря.
– Султан прислал нового командира для нанесения завершающего смертельного удара? – спросил человек.
– Наоборот, ваша светлость, – ответил Хоквуд. – Султан хотел бы закончить войну, надеясь, что ты согласишься на уступки.
Бригадино внимательно посмотрел на него, затем на турецкий лагерь, зелёные знамёна, массу людей; почти все солдаты наблюдали за переговорами. Мустафа-паша и Пертав-паша вместе с подчинёнными им генералами были на конях и собрались перед войсками.
Энтони воспользовался паузой, чтобы получше рассмотреть Бригадино. Лицо венецианца было измученным, щёки его впали. Без сомнения, он был измождён и просто голоден.
– Ты служишь туркам, – наконец сказал Бригадино. – Какую веру можно положить в основу договора с турками? Ведь мы ваши старейшие союзники, но вы воюете и с нами.
– Я ничего не знаю о государственных делах, – ответил ему Энтони. – Я солдат и моряк. Я отказался воевать с вами, потому что женат на венецианке. Падишах принял моё решение, но просил меня предложить тебе условия достойной капитуляции.
– Значит, он узнал, что огромный флот идёт нам на помощь, а ты хочешь заманить нас в ловушку, прежде чем он успеет подойти, – фыркнул Бригадино.
– Нам известно, что собирается христианский флот, ваша светлость, – признал Хоквуд. – Но он ещё не готов к отплытию, и штаб его находится в Мессине, а это далеко от Фамагусты. Флот Али-паши находится между Италией и Кипром, он готов к сражению. Раньше следующего года ты не получишь помощи. Но ведь вы голодаете... Ведь вы израсходовали почти все ваши боеприпасы...
Последнее высказывание было не больше чем предположением. Насколько точным, он мог судить по тому, как искривились губы Бригадино.
– Условия, которые я предлагаю, следующие, – продолжал Хоквуд. – Твои люди сложат оружие, хотя офицеры могут оставить сабли. Затем ты выйдешь из города и тебя проводят на наш корабль, чтобы отвезти до ближайшей нейтральной территории. Это относится и ко всем твоим людям.
– Ты ничего не сказал о наших жёнах и детях, – заметил Бригадино.
– Можете взять их с собой, – уверил его Энтони.
– Ты действительно вправе сделать такое предложение?
– Я уполномочен султаном, – сказал Энтони.
Бригадино внимательно посмотрел на него.
– Ты служишь османцам, – повторил он, – их лозунг – предательство.
– Меня зовут Хоквуд, как тебе известно. Разве мой дядя предал иоаннитов на Родосе?
Не найдя ответа, Бригадино погладил бороду.
– Даю слово, – заявил Энтони, – что условия, которые я предлагаю, будут соблюдены.
Бригадино посмотрел мимо него на стройные ряды турецких воинов.
– Можешь ли ты ручаться за своих сослуживцев? За Мустафу и Пиале? Или Пертава? Они тёмные и злые люди. Мы знаем, что они мучают заключённых до смерти.
– Я уполномочен султаном, – повторил Энтони. – Моё слово здесь – закон.
Бригадино внимательно смотрел на него несколько секунд, затем слез с кучи камней.
– Позволь мне взглянуть на твои верительные грамоты.
Хоквуд слез с коня, подошёл к Бригадино и передал ему перевод приказа султана на итальянский язык.
Прочитав его, Бригадино поднял голову.
– Кажется, я могу доверять тебе, – сказал он.
Энтони промолчал.
– Но сначала я должен посовещаться с командирами.
– У тебя есть только час, – сказал Хоквуд. – Через сорок пять минут последует залп, а через пятнадцать минут мы возобновим военные действия.
– Я думаю, что мы примем ваши предложения, Хоук-паша. – Бригадино посмотрел Энтони в глаза. – Если бы султан прислал не тебя, а кого-нибудь другого, я бы продолжал стоять насмерть.
Когда Бригадино вернулся на позицию, Хоквуд поехал к турецкому лагерю.
– Ну что там? – волновался Мустафа-паша.
– Через час я жду его решения, – сказал Энтони. – Он должен принять его. У него нет выбора.
– В таком случае тебя надо поздравить, Хоук-паша. Падишах будет доволен тобой.
– Однако армия была готова к бою. Если венецианцы решат воевать, мы должны будем положить этому конец одним сильным ударом, – объяснил Мустафа.
Время летело быстро. Песочные часы были установлены только по возвращении Энтони в лагерь, но песчинки, казалось, утекают с необыкновенной скоростью. Когда три четверти часа миновало, Энтони приказал дать залп. Взрыв сотряс тишину. Мгновенно возобновилась суета на стенах, и флаг венецианцев опустился по рее.
Ряды турок взорвались радостным криком, одновременно забили барабаны, зазвучали трубы, загудели цимбалы.
– Твои люди должны занять позиции, Мустафа-паша, – сказал Хоквуд.
Мустафа склонил голову.
– Ты доставишь кое-что в бухту, Пиале-паша.
Пиале-паша склонился в свою очередь.
– Можно ли нам сначала посмотреть на сдавшихся? – спросил Мустафа. Его покорность почему-то тревожила Энтони.
– Конечно, мы должны это сделать, – согласился Энтони и пошёл вперёд в сопровождении генералов и сипахов.
Из разрушенных ворот появился отряд конных офицеров, лошади едва держались на ногах. Во главе отряда был сам Бригадино, он представил своего генерала, Астора Бальоне, османским военачальникам. Затем медленно стали появляться остальные защитники крепости, при выходе они складывали оружие на землю. Турки ликовали, играла бравурная музыка. Венецианцы шли с опущенными головами и поникшими плечами, едва волоча ноги по песку. Все они, очевидно, голодали и большинство из них были ранеными.
Шеренгу завершали женщины и дети. Они выглядели слабыми, испуганными и со страхом поглядывали на свирепые лица турок.
– Твоих людей будут сопровождать до берега, – сказал Энтони Бригадино. – Мои корабли начнут перевозить их завтра.
Когда вышли последние, Энтони въехал в город и направился на поиски склепа. Гниющие тела валялись на улицах, крысы сновали перед его конём. Бригадино сопровождал его. Он показал арсенал, в котором пороха оставалось едва ли на один выстрел.
– Вы храбро сражались, – сказал Хоквуд. – Жаль, что меня не послали раньше. Теперь идём, ты будешь моим гостем на борту флагмана.
– Я должен оставаться со своими людьми.
– В этом нет необходимости. Их накормят, им не причинят вреда. Даю слово, но если хочешь, давай удостоверимся в этом.
Они поехали на берег, где находились венецианцы – толпа изнурённых и испуганных мужчин, женщин и детей. Им раздавалась пища и вода из турецкого лагеря.
– Твои люди смотрят на меня, – заметил Бригадино, – как волки, окружающие стадо овец.
Но тем не менее Бригадино удостоверился во всём своими глазами и вместе с Бальоне принял приглашение Энтони отужинать на борту флагмана.
– О, какая благодать! Вновь вдохнуть свежего воздуха, – сказал Бригадино. – Что ты будешь делать с городом?
– Он будет заново отстроен, – ответил Энтони. – Падишах хочет основать на острове еврейскую колонию.
– Твой хозяин – необыкновенный человек, – признал Бригадино. – Когда прибудет транспорт? – поинтересовался Бригадино. Он хотел быть подальше от места своего поражения.
Энтони посмотрел на Пиале-пашу.
– Транспорт для перемещения армии прибудет через несколько дней, – сказал Пиале-паша и уточнил: – Для османской армии.
– А транспорт для венецианцев? Я приказал ему быть в полной готовности.
Пиале посмотрел на Пертав-пашу.
– Мустафа-паша отменил твой приказ, Хоук-паша, – сказал Пертав.
– Что?
– Мы по-прежнему воюем с Венецией, – объяснил Пертав. – Мы не можем им вернуть две тысячи воинов, чтобы они снова вооружались против нас. Мустафа-паша решил оставить большинство противников здесь, чтобы убедиться, что Венеция сохраняет мир.
– Противники? – Бригадино выпрямился. – Так вот какова турецкая честность! Вот какова цена твоему слову, Хоук-паша!
– Я уверяю, ваша светлость, что Мустафа-паша ошибся, – сказал Энтони. – Он превысил свои полномочия, и его приказ будет немедленно отменен.
– Мустафа-паша уже отдал приказ, – настаивал Пертав-паша.
И в этот самый миг с берега донёсся ужасный вопль.
Бальоне вскочил и побежал к перилам.
– Это резня! – завопил он.
Энтони поспешил вслед за ним.
– Именем Аллаха, немедленно прекратите, или я прикажу повесить вас.
– Ты прикажешь повесить меня? – спокойно спросил Пертав-паша.
– Ты такой же предатель, как любая турецкая собака! – кричал Бригадино.
– Схватить его! – завопил Пертав, и мгновенно венецианцев окружила охрана.
Бальоне обнажил меч, но был сражён ударом сабли и растянулся на палубе в луже крови.
Хоквуд смотрел на происходящее в полном оцепенении.
– Ты сошёл с ума? – крикнул он, обращаясь к Пертав-паше. – Или ты думаешь, что султан не узнает об этом?
– Султан уже знает об этом, – хитро ответил Пертав.
Энтони нахмурился, и сердце у него похолодело.
– Мне была дана вся полнота власти! – завопил он.
– Действительно, это так, Хоук-паша, но до момента сдачи Фамагусты. По указу султана Мустафа-паша вновь командует флотом и армией сразу же после сдачи крепости. Султан также проинструктировал Мустафа-пашу дать венецианцам урок, да такой, чтобы весь мир знал, что с ним шутить не надо. Он доверил это мне, а я очень опытен в таких делах.
– Негодяй! – крикнул Энтони и бросился на генерала.
Пертав ловко увернулся, и Хоквуда схватили полдюжины солдат. Пытаясь вытащить саблю, он получил удар по голове. Прежде чем он успел опомниться, его связали, а саблю изъяли.
– Скажи спасибо, что падишах приказал не трогать тебя, Хоук-паша, – выпалил Пертав-паша.
Энтони в отчаянии смотрел на Бригадино.
– Я прощаю тебя, Хоук-паша, – с горечью сказал Бригадино. – Но пусть эти люди сгорят в аду. – Он повернул голову, чтобы слышать душераздирающие крики, доносящиеся с берега, посмотрел на Пертав-пащу и произнёс: – Если ты снесёшь мне голову, то избавишь меня от позора бесчестия.
Пертав ухмыльнулся.
– Твой пример будет вселять ужас в сердце всего христианского мира, сударь, – сказал он. – Кроме того, это доставит нам удовольствие.
Бригадино побледнел и взглянул на Хоквуда, который всё ещё не мог поверить, что Селим предал его.
– Приготовьте его к освежеванию, – приказал Пертав-паша.
Бригадино в ужасе выдохнул, но сделать ничего не мог. Когда турки сдирали с него одежду, Энтони тщетно боролся с верёвками, скрутившими его.
– Пиале! – взывал он. – Этот человек мужественно Сражался с тобой. Разве ты можешь замучить его до смерти?
– Такова воля султана, – сказал Пиале-паща и отдал приказ: – Отрезать ему уши.
Бригадино бросили в кресло, и два ножа сверкнули в лучах солнца. Кусочки плоти упали на палубу, и кровь потекла по лицу Бригадино. Он издал стон.
– Теперь нос, – улыбаясь продолжал Пертав-паша.
– Пертав, – молил Энтони. – Проси меня о чём хочешь. Ты получишь всё, только отруби ему голову как можно быстрее.
– У тебя нет ничего, чего бы я пожелал, Хоук-паша, – бросил Пертав-паша. – К тому же я выполняю приказ падишаха.
Нос Бригадино упал на палубу...
Скупая слеза скатилась по щеке венецианца. Он знал, что будет далее. Бригадино был распростёрт на палубе и кастрирован. Тело его ходило ходуном, кровавая пена выступила на губах, когда он закусил их, чтобы не закричать.
– Содрать с него кожу, – приказал Пертав-паша.
Энтони хотел отвернуться, но не мог. Он знал, что эта картина навсегда запечатлеется в его памяти.
Два хирурга, доставленные на борт корабля специально для этой цели, работали очень тщательно. Сначала они вскрыли кожу острыми бритвами, как ножами, затем отслоили её лишь надрезая, но оставляя нетронутой.
Бригадино больше не мог противостоять боли, он закричал невнятно, голосом высоким и ужасающим. Время от времени он терял сознание, и моряки лили воду ему на голову, чтобы привести его в чувство.
Энтони мечтал только об одном: потерять сознание.
Освежевание заняло два часа. Пертав-паша потребовал шербет. Вместе с Пиале-пашой они спокойно потягивали напиток, наблюдая за муками пленника. Они предложили Хоквуду шербет, но он плюнул в их сторону.
С берега доносились душераздирающие крики мужчин и женщин. Но никто из них не страдал так, как их генерал.
Энтони был в смятении чувств. Физически он не чувствовал себя больным, но его снедали гнев и ненависть к самому себе за то, что действовал заодно с этими людьми.
Действовал? У него был небольшой выбор, к тому же сделанный больше века назад его блистательными предками.
Джоном Хоквудом, который построил пушку, чтобы пробить стены Константинополя.
Энтони Хоквудом, который был другом человека, прозванного Кровопийцей.
Вильямом Хоквудом, который безоговорочно выполнял любые приказы Селима Грозного и Сулеймана Великолепного.
Гарри Хоквудом, который вынес знамя султана в Атлантику и был умерщвлён за свою преданность.
И теперь им самим, Энтони Хоквудом-младшим, который не мечтал ни о чём другом, кроме как служить султану по примеру своих предшественников. Вправе ли он заявлять, что лучше всех остальных? Наверное, да, решил Энтони. «Потому что я никогда не нарушал слова и никогда не мучил человека до смерти».
Когда наконец кожа была снята и на палубе осталось только кровавое месиво, Пертав-паша захлопал в ладоши.
– Хорошая работа, – сказал он. – Промойте хорошенько кожу, набейте соломой и зашейте. В Истанбул мы вернёмся с венецианцем, развевающимся на моей нок-рее.
– А что делать с этим, мой господин? – спросил хирург, глядя на массу шевелящейся кровавой плоти: какое-то мычание всё ещё исходило из разорванных губ.
– Отрежьте голову и сохраните её. Я водружу её на шест. Всё остальное выбросите на корм рыбам.
Сабля взлетела в лучах вечернего солнца, и агонии Бригадино наступил конец. Четыре человека собрали трудно поддающееся описанию кровавое месиво и вышвырнули его за борт. Другие бросились мыть палубу.
Пертав-паша улыбнулся Энтони.
– Какое зрелище! Остынь, Хоук-паша. Дело сделано, ты угодил падишаху. Мы одержали великую победу. Разве ты не отпразднуешь её вместе с нами?
– Да будет милостив Аллах к твоей душе, Пертав-паша, – сквозь зубы процедил Энтони. – Потому что у меня нет милости к твоему телу.